Фармер Филип Хосе. Темный замысел

   Джил не стала спорить с ним. Сирано казался ей ребенком – глупым ребенком, которому все еще хотелось играть в солдатики, хотя он прекрасно знал, что эти кровавые игры не доводят до добра.
   Теперь она была вынуждена согласиться с условием, которое поставил Клеменс. Вначале ей казалось, что немногие рискнут принять участие в этой авантюре; затем Джил припомнила чувство тягостного бессилия, охватившее экипаж «Парсефаля» перед вратами Башни. Клеменс был прав; он действительно знал человеческую натуру – вернее, натуру мужчин. Сейчас ее команда была готова схватиться с любым реально существующим и зримым врагом.
   Переговоры длились еще около часа. Сирано утверждал, что помнит расположение всех кают на «Рексе»; он рвался в бой с не меньшей горячностью, чем Клеменс. Обсудили последние детали, и Сэм прервал связь, получив твердые заверения, что узнает результаты рейда сразу же по возвращении вертолета.
   – Если он вернется, – тихо добавила Джил, печально глядя на умолкнувшую рацию.

63

   Казалось, судну не удастся избежать смертельного удара торпед, но через минуту наблюдатели доложили, что оба снаряда прошли мимо. Теперь перед Сэмом возникли очертания дирижабля; он стремительно приближался, словно сверкающее серебром копье Немезиды. Неужели Грейсток решил идти на таран? Высунувшись из рубки, Клеменс пронзительно закричал, приказывая открыть огонь. Но прежде чем канониры услышали его команду, из распахнувшихся люков дирижабля выпали четыре бомбы; затем «Минерва» с грохотом взорвалась.
   Огромный корабль дрогнул. Люди падали, катились по палубе, и только потерявший сознание рулевой, пристегнутый ремнями к креслу, оставался недвижим. Со звоном лопнуло ветровое стекло, в лицо Байрона, первого помощника, полетели осколки. Вскрикнув, он упал, прикрывая ладонями глаза.
   Сэм поднялся на ноги; из рулевой рубки валил дым. Задыхаясь в этом темном зловонном облаке, ничего не видя и не слыша, он пробрался к щиту управления. Приборы были целы. Ему пришлось низко склониться над пультом, чтобы разглядеть показания шкал и убедиться, что корабль продолжает идти по курсу.
   Сэм расстегнул ремни, опустил безвольное тело Детвейлера на пол и уселся на место рулевого. Теперь он уже мог кое-что видеть. Дирижабль – вернее то, что от него осталось, – бесформенным комом плавал в воде; его горящие обломки были раскиданы на сотни ярдов. Вокруг клубился дым, но ветер постепенно относил его от «Марка Твена». Сэм взялся за штурвал и развернул судно против течения. Включив автопилот и убедившись в его исправности, он вышел из рубки и направился к правому борту, чтобы оценить повреждения.
   Неподалеку он увидел Джо; тот что-то кричал и яростно жестикулировал. Сэм энергично потер уши, потом развел руками, показывая гиганту, что ничего не слышит. Джо продолжал вопить. По его груди, покрытой царапинами и порезами, стекали струйки крови.
   Убитых на судне не оказалось, но раненых было много. Самое серьезное повреждение получил Детвейлер – острый осколок стекла попал ему в шею, едва не задев сонную артерию. Однако уже на третий день он был на ногах. Из команды «Минервы» спаслись только трое – Гемрад, Харди и Ньютон, однако пилот дирижабля еще не пришел в сознание.
   Да, на палубах «Марка Твена» все остались живы, однако один член экипажа погиб в воздухе. Лотар фон Рихтгофен, превосходный летчик, один из самых близких Сэму людей, уже никогда не возьмет в руки штурвал самолета. Когда его тело, завернутое в белый саван, опускали в воды Реки, Сэм не мог удержаться от слез. С этим живым, энергичным человеком он прожил бок о бок почти пятнадцать лет – и с ним, с Лотаром, разделил свою тайну.
   – Теперь мне понятно, почему Грейсток решился атаковать нас, – сказал Сэм Марселину де Марбо после похорон. – Джон Ланкастер сделал ему слишком соблазнительное предложение. Грейсток – жестокий и вероломный тип… впрочем, как и все люди его эпохи, относившие себя к благородному сословию. Если вы изучали историю Англии, Марк, то помните, что эти живодеры из средневековой знати всегда были склонны к изменам. Они поклонялись лишь удаче и наживе и плевали на церковь, хотя и строили храмы во славу Божию… Гиены, сущие гиены, без морали и чести!
   – Ну, не все же, – возразил де Марбо. – Скажем, Вильям Маршал! Он был поистине благородным воином!
   – К его счастью, он не служил королю Джону… бедняге Вильяму понадобился бы крепкий желудок, чтобы переварить приказы этого изверга! Вы только посмотрите – шпионы его скотского величества повсюду! Вот почему я всегда настаивал на том, чтобы корабль тщательно охранялся!
   – Тэм, ты тсрадаешь… как это?.. манией претследования. Потому ночные кошмары и мучают тебя. А меня – меня они не бетспокоят.
   – Неудивительно! Я – капитан, а ты – мой телохранитель, и должен бетспокоиться только об охране моей персоны.
   – Ну, вот еще! Я бетспокоютсь, когда запаздывает обед!
   Старший радист доложил о возобновлении радиосвязи с «Парсефалем». Беседуя с Джил Галбира, Сэм чувствовал себя путником на минном поле измены, лжи, лицемерия и обмана. В течение всего разговора он ждал, что одна из мин вот-вот взорвется под его ногами.
   Пуская клубы дыма, Клеменс раздраженно шагал взад и вперед по палубе. Сигара отдавала горечью. Итак, кроме него, теперь лишь двое на судне были посвящены в тайну визита Икса – Джо Миллер и Джон Джонстон. Всего же их было восемь – Миллер, Джонстон, он сам, Файбрас (ныне покойный), де Бержерак, Одиссей (давно пропавший), фон Рихтгофен (тоже покойный) и Ричард Френсис Бартон. Некто, кого он, Клеменс, именовал Иксом или Таинственным Незнакомцем (в те давние годы, когда этот провокатор еще не был для него «сукиным сыном» и «ублюдком»), намеревался отобрать двенадцать человек для штурма Великой Чаши на полюсе. Он обещал Сэму вернуться через несколько лет и поведать многие тайны. Однако и разгадка тайн, и сам этик, похоже, канули в небытие.
   А если его разоблачили? Где он может быть теперь?
   Вечные вопросы продолжали терзать Сэма. Джо Миллер и фон Рихтгофен узнали об этике от него. Значит, кроме известной ему шестерки, где-то странствует еще полдюжины избранников… Может быть, все они находятся здесь, на судне! Почему незнакомец не сообщил какого-нибудь знака или пароля, чтобы они могли узнать друг друга? Если Икс и собирался объединить их в одну команду, то он явно не торопится… Его намерения были так же непредсказуемы и зыбки, как расписание мексиканских железных дорог.
   Сирано передавал ему слухи о Бартоне, вечном страннике, бродившем вверх и вниз по Реке. Но еще на Земле Сэм читал о нем. Газеты были полны описаниями его подвигов. Он знал и его книги – «Одинокое странствие пилигрима в Эль-Медину», «Первые шаги по Восточной Африке», «Великие озера Центральной Африки», а также перевод сказок «Тысячи и одной ночи».
   Бартона знала Гвиневра. Она не раз рассказывала Сэму свою историю. В момент Великого Воскрешения ей было только семь лет. Ричард Бартон взял девочку под свое покровительство, и она целый год плыла с ним по Реке на небольшом катамаране. Затем на них напали охотники за рабами, и Гвиневра погибла. Прошло больше тридцати лет, но она так и не смогла забыть этого энергичного смуглого человека.
   В экипаже Бартона был и Джон Грейсток. Но Гвиневра не слышала, чтобы они с Бартоном хоть словом обмолвились о Незнакомце. Возможно, Грейсток являлся агентом?
   Он вновь вернулся к мыслям о Бартоне. На Земле англичанин руководил экспедицией, искавшей истоки Нила. Здесь он так же неистово стремился к истокам великой Реки, но по другим причинам. Если верить рассказу Сирано, Икс предупредил его, что Бартону грозит амнезия… возможно, все сведения об этиках будут стерты из его памяти. Поэтому де Бержерак и Клеменс должны сообщить ему все, что им известно о повелителях этого мира – и выслушать его историю. Если будет не слишком поздно… Забавная ситуация!
   Тут были еще Штерн, Обренова, Торн… И Файбрас! Их роль столь же таинственна, как намерения Икса. Кто эти люди? На чьей они стороне?
   Нет, он не в силах развязать все узлы, распутать все петли, расплести уток и основу этой паутины интриг! Необходимо посоветоваться.
   Сэм пригласил в свою каюту Джо и Джона Джонстона и тщательно запер за ними дверь. Джонстон, семифутовый великан, широкоплечий и мускулистый, с красивым, но грубоватым лицом, выглядел рядом с Джо чуть ли не карликом.
   Сэм выложил им новости. Джонстон молчал. Как истый горец, он был немногословен и нарушал молчание лишь в самых крайних случаях. Заговорил Джо.
   – Что же втсе это значит? Почему только Питскатор тсмог пройти в дверь?
   – Это мы выясним у Торна. Меня мучает другое: имел ли отношение Торн и прочая братия с «Парсефаля» к атаке «Минервы»?
   – Ха! Никогда не поверю, что Грейсток был шпиком этиков, – вступил, наконец, в разговор Джонстон. – Этот вонючий скунс годится только в лакеи королю Джону!
   – Однако он мог совмещать обе должности, – возразил Сэм.
   – Как? – спросил Джо.
   – Ты хочешь сказать – почему? Именно это спросил разбойник у Иисуса, когда его прибивали к кресту. Почему? Вот о чем следует поразмыслить! Я думаю, что Грейсток был агентом; просто цели короля Джона отвечали его собственным интересам.
   – Но их шпики боятся жестокости, – настаивал Джонстон. – Ты мне сам рассказывал, как Икс проболтался об этом. Добрая потасовка не для них – они никого не тронут даже пальцем.
   – Нет, этого я не говорил. Просто этики считают насилие аморальным. Так сказал Икс; впрочем, он мог и солгать. Вспомните библию! Князь Тьмы является и Князем Лжи!
   – Тогда зачем же мы подчиняемся ему? – угрюмо произнес Джонстон.
   – Затем, что я не знаю, действительно ли он лжет. Его коллеги – если таковые имеются – не проявили достаточной любезности и не снизошли до разговора с нами. Он обещал раскрыть все тайны, но, кажется, я его несколько раздражаю… Он похож на аболициониста, который пригласил негра к обеду, а потом проветрил гостиную… Но Их агенты тоже не святые. Во всяком случае, за Файбраса могу поручиться. Я вспоминаю, как Джо почуял запах Икса… особый запах. Он пришел ко мне в хижину сразу после того, как этот ублюдок удалился – и сказал, что человек так не пахнет. А я свято верю Джо и его носу.
   – Тсам Тэм пахнет тсовтсем не лучше, – усмехнулся Джо.
   – Это тснаешь только ты, верно? – передразнил его Сэм. – И больше Джо никогда не встречался с подобным запахом. Вот почему я считаю, что агенты этиков – обычные люди.
   – Тэм тсмолит тсигары целыми днями, – пожаловался гигант. – В этом дыму я нитчего не вижу, тем более – не могу унюхать.
   – Если ты не прекратишь агитацию против курения, я отправлю тебя назад – скакать по ветвям банановых деревьев.
   – В жизни не тскакал на деревьях и не ел бананов! Я попробовал их впервые только тсесь!
   – А ну, заткнитесь! – рявкнул Джонстон.
   Брови Сэма поползли вверх, извиваясь, словно гусеницы.
   – Заткнуться? Я надеюсь…
   – Ближе к делу!
   – Да, да, конечно. Я совершенно уверен, друзья мои, что нас окружают агенты… Они кишат на судне, как черви в трупе жирного конгрессмена. Весь вопрос, чьи они – Икса или тех, других? Или же служат всем сразу?
   – Чушь! – пробурчал Джонстон. – К чему им теперь сечь за нами? Вот когда мы приблизимся к верховьям…
   – Кто знает? Их влияние может простираться очень далеко. Возьми хотя бы Икса… этого сукина сына! Я думаю, что он прорыл тоннель в северных горах и подвесил там канат для Джо и его египтян. Что касается остальных шакалов, им как будто плевать, доберемся ли мы до их конуры на полюсе. Правда, они не собираются облегчать для нас работу… а так – почему бы и нет?
   Сэм пустил к потолку кольцо сизого дыма, послал вдогонку второе и признался:
   – После этой истории с Файбрасом ни в чем нельзя быть уверенным. Вот, скажем, Одиссей… так скоропалительно покинувший нас. Он заявил, что принадлежит к двенадцати избранным, и я не сомневался, что его послал Икс. Нет, оказывается, к нему приходила женщина! Значит, у Икса есть союзник? Кто она? Прекрасная Незнакомка, подруга нашего Незнакомца? А, может, она – этик, подославший к нам лже-Одиссея? Есть у меня подозрения на его счет… Как-то я столкнулся с двумя микенцами, утверждавшими, что они сражались под Троей. Так вот, их Троя находилась совсем не там, где указывал Одиссей. Он говорил, что Троя расположена в Малой Азии – значит, археологи раскопали какой-то другой город. А по словам микенцев, столица Приама лежала неподалеку от Геллеспонта, там где позднее построили Гиссарлык.
   – Если этот грек был шпиком, зачем ему плести такие байки? – Джонстон пожал могучими плечами.
   – Ну… не знаю! Возможно, он хотел убедить меня, что на самом деле является Одиссеем…
   Сэм запустил пальцы в густую шевелюру и с силой дернул себя за волосы. Ложь, помноженная на ложь, поднялась ложью; он прекрасно понимал, что следующий шаг в поисках агентов выведет его прямиком на Джонстона и Джо Миллера. Кому верить?
   – Да, мы попали в серьезную переделку, сказал Шерлок Холмс Ватсону, падая в Ниагарский водопад… – шепот Сэма был едва слышен, но Джо навострил уши.
   – А это что за типы? – поинтересовался он.
   Горец глухо заворчал.
   – Ладно, ладно, Джон, извини, – Сэм задумчиво посасывал сигару. – Надеюсь, мы все-таки вытянем конец ниточки из этого хитрого клубка… Черт, но где найти этот кончик?
   – Может быть, потсоветоватся с Гвиневрой? – предложил Джо. – Она – женщина, они втсе вокруг замечают, Тэм. Ты говорил, что женщины лучше втсе вотспринимают, чем мужчины… У них – как это? – женская интуиция. Они нитчего не пропутстят и догадываются, когда от них что-то тскрывают. Вот тсейчас твоя Гвиневра дуется, тсидит в большой комнате в плохом натстроении, потому что мы здесь тсекретничаем.
   – Не верю я в женскую интуицию, – досадливо отмахнулся Сэм. – Они способны подмечать лишь обычное… факты и слова, жесты и интонации, на которые мужчины не обращают внимания. Они острее воспринимают лишь мелочи.
   – Это нам и нужно, – настаивал Джо. – Мы тут ломаем тсебе головы, и мы – как ты говоришь? – зашились… Пора вводить нового игрока.
   – Слишком много болтовни, – опять вмешался Джонстон.
   – По-твоему, все изрядно болтают. Ладно! Пожалуй, Гвен подойдет здесь больше, чем кто-либо.
   – Дело кончится тем, что у каждого костра на берегу будут трепаться о наших секретах, – заключил Джонстон.
   – Вот и хорошо, – бодро заявил Сэм. – Почему бы не рассказать всем эту историю? Она всех касается – и тех, кто плывет с нами на корабле, и тех, кто жжет костры на побережье.
   – У того парня, вероятно, были причины, когда он просил нас помалкивать.
   – Думаешь – благие? – спросил Сэм. – К Башне народ устремился уже целыми толпами… и их не остановит дурной пример золотой лихорадки сорок девятого года! Сотни и тысячи людей жаждут добраться до полюса, а миллионы готовы им помочь.
   – Давайте проголосуем за Гвен. Это будет дем… демонкратично.
   – Ты когда-нибудь видел женщину на военном совете? Она тут же подберет юбчонку и пойдет трепать на всех углах…
   – Наши женщины не носят юбок, – ухмыльнулся Сэм, – да и всего остального тоже, как ты мог заметить.
   Они проголосовали: два – один в пользу Гвиневры.
   – Ладно, – покорился неизбежному Джонстон. – Но когда она здесь рассядется, Сэм, пусть хотя бы скрестит ноги.
   – Гвен весьма предусмотрительная дама. Она натянет свой килы до самых колен, хотя купается нагишом. Но, в конечном счете, мир не перевернется, если она продемонстрирует лишний дюйм своей плоти.
   – Это не плоть… это… это… кое-что другое. Тебе что, плевать на ее вид?
   – Как правило. Не будь таким пуританином, Джон. Уже тридцать четыре года мы живем на планете, где сама королева Виктория выглядит не лучше римской куртизанки. Но если бы она в своей первой жизни увидела одежды наших женщин, ее наверняка хватил бы удар с поносом впридачу. Здесь же нагота естественна, как сон в церкви, друг мой.

64

   Предупрежденная Сэмом, Гвиневра явилась в каюту с ног до головы завернутая в плотное сари. Неподвижно восседая на стуле и широко раскрыв глаза, она слушала рассказ о событиях, послуживших поводом для совета.
   Когда Сэм закончил, она долго молчала, прихлебывая из кружки чай.
   – Я знаю значительно больше, чем ты воображаешь, – наконец, сказала она. – Многие – из твоего сонного бормотания… Я догадывалась, что у тебя есть какая-то тайна… что часть твоей жизни остается скрытой от меня. Это обидно, Сэм, очень обидно… Иногда я была готова потребовать объяснений… или просто уйти, бросить тебя.
   – Почему же ты молчала? Я понятия не имел о том, что с тобой происходит!
   – Потому, что понимала – тебя удерживают весьма серьезные причины. Мне не хотелось ничего выпытывать у тебя. Сэм, ты слепец! Неужели ты совсем не замечал, как порой у меня менялся нрав – вдруг я начинала капризничать, спорить с тобой?
   – Замечал, конечно… мне казалось, что у тебя плохое настроение… знаешь, одна из вечных женских загадок. Ладно, здесь не место выяснять отношения.
   – Тогда – где и когда? Женщины не более загадочны, чем оловянные копи. Зажги фонарь, освети темную шахту – и ты увидишь все. Только вам, мужчинам, нравится выискивать в женщинах вечную загадку. Это спасает вас от лишнего беспокойства, бесполезных вопросов, от траты времени и сил.
   – Короче, от вечных разговоров, – усмехнулся Сэм. – С вами до конца никогда не договоришься.
   – Ну и болтуны вы оба! – нахмурился Джонстон.
   – Нет, здесь другая крайность, – косо глянула на него Гвиневра. – Впрочем, ты прав. Скажите мне, что за человек Пискатор?
   – Гм-м! – задумался Сэм. – Ты имеешь в виду, почему именно он сумел пройти в Башню, тогда как другим это не удалось? Ну, прежде всего, потому, что он – агент, я полагаю. Правда, возникает вопрос, почему этого не смог сделать Торн? И зачем ему вообще нужен «Парсефаль»? Этики и их агенты имеют другие средства передвижения – какие-то невидимые летательные аппараты.
   – Ну, этого я не знаю, – Гвиневру явно интересовало другое. – Давайте лучше поговорим о Пискаторе. Чем он отличался от остальных? Не было ли у него каких-то внешних особенностей – в одежде, например, – послуживших ключом к дверям Башни? Кроме того, очень важно, какой путь каждый сумел пройти по коридору. Какие отличия дали возможность одним продвинуться дальше других?
   – У нас нет компьютера, чтобы рассчитать и сравнить их пути, – возразил Сэм. – Но Галбира хорошо знает членов команды и, когда она появится, мы получим все данные. Итак, если узнаем точный путь каждого, то сможем сопоставить его с особенностями человека. Правда, я сомневаюсь, что они сделали там необходимые замеры…
   – Тогда остановимся на Пискаторе.
   – Он же из этих желтопузых, – буркнул Джонстон.
   – Не думаю, что его национальность имела значение, – Сэм повернулся к великану. – Если считать агентами всех монголоидов, то наше дело труба. Их больше, чем остальных, вместе взятых… Но подумаем вот о чем. Торн не хотел допустить в Башню Файбраса и Обренову – он хладнокровно подорвал вертолет с ними и прочими ни в чем не повинными людьми. Возможно, он не знал, что Файбрас – тоже агент. Значит, за Обренову он заплатил жизнями семи человек.
   – А если их там было больше? – предположила Гвен. – Если у кого-то еще были эти шарики?
   – Новый номер! Да не усложняй ты все, нам и так не разобраться!
   – Да, неудачно получилось… Если бы эти двое прошли внутрь Башни, мы могли бы сравнить их с Пискатором.
   – Я дотстатошно тчасто виделтся с Файбратсом, и он пахнет так же, как любой человек, – сообщил Джо. – Этик отставил тсвой запах в хижине Тэма – не человечетский. Питскатор – тоже человек, хотя у него немного тругой запах. Я могу различать запахи разных племен, потому что их люди едят разное.
   – Но ты же больше никого не встречал с нечеловеческим запахом. Трудно сказать, являются их агенты людьми или нет. Выглядят они как люди.
   – Нет, такие никогда не попадались. Ни у кого не было нечеловечетского запаха, втсе пахли нормально. Наверно, эти агенты втсе-таки люди.
   – Ну, может быть, – согласился Джонстон. – Тогда любой дьявол сойдет за человека, коли у него знакомый запах.
   Джо засмеялся.
   – А не поветсить ли нам объявление в главной каюте: «Втсем этикам и их агентам явиться к капитану Клементсу!»
   Гвиневра беспокойно заерзала на своем стуле и нахмурилась.
   – Ну почему вас все время заносит в сторону? Вернемся к Пискатору.
   – Да, мы как лилипуты в цирке, – все время ищем башмак великана под кроватью жены, – засмеялся Сэм, – а спросить боимся! Так вот. Я мало знаком с этим джентльменом из Чипанго – он появился лишь за два месяца до отплытия «Марка Твена». Судя по отзывам, это весьма спокойный и приветливый человек. Он никого не сторонился, но и никому не навязывался, ладил со всеми. С моей точки зрения это весьма подозрительно. Однако он не соглашатель, не угодник. Я вспоминаю, как он спорил с Файбрасом по поводу размера строившегося дирижабля. Пискатор считал его слишком громоздким и не соглашался с доводами Милтона. Но боссом был Файбрас, и последнее слово осталось за ним.
   – У Пискатора были какие-то странности? – спросила Гвиневра.
   – Он – страстный рыбак… трудно считать это странностью. Скажи, Гвен, что ты меня расспрашиваешь? Ты же сама с ним знакома.
   – Мне хотелось узнать твое мнение. Когда здесь появится Галбира, мы и ее расспросим. Тем более что она знала его лучше нас.
   – Не забудь Тсирано, – вмешался Джо, – он его тоже знал.
   – Джо обожает Сирано, – ядовито заметил Сэм. – У француза такой нос, что Джо считает его своим соплеменником.
   – Он да я – хорошая пара. А у тсебя не нотс, а ручка от чашки… похватстать нетчем! Можешь бротсаться на меня, как гиена во время тслучки, Тсирано втсе равно будет мне нравиться.
   – Что-то ты нынче речист, как Эзоп, – холодно отозвался Сэм. – Так что ты думаешь о Пискаторе, Гвен?
   – В нем есть нечто… не знаю, как сказать… Бартон называл это магнетизмом… Какая-то притягательность, лишенная сексуального оттенка. Всегда понимаешь, что нравишься ему, хотя открыто он этого не проявляет. Его тяготит глупость. До каких-то пор он терпит ее, потом избавляется от собеседника, но в самой милой манере.
   – Он верующий, мусульманин… однако, не ортодокс и не фанатик. По его словам, Коран следует понимать как аллегорию, да и Библию нельзя трактовать буквально. Помню, он цитировал из обеих книг на память огромные пассажи. Мне пришлось с ним часто разговаривать, и однажды он поразил меня, сказав, что Иисус был величайшим пророком после Магомета… А ты, Сэм, утверждал, что мусульмане ненавидят Иисуса.
   – Не Иисуса, а христиан, детка. Ну, впрочем, неважно. Одним словом, Пискатор выглядит в моих глазах мудрым и добрым человеком. И он… кажется, что он живет в этом мире, но сам – не от мира сего. И если подвести итог всему, что ты наговорила, он – не обычный моралист, а выдающийся духовник, наставник, – задумчиво произнес Сэм.
   – Он никогда себя так не называл, но думаю, ты прав.
   – Как жаль, что я не узнал его поближе!
   – Но, Сэм, ты же был так занят строительством судна!

65

   Фригейт возвратился в хижину лишь перед ужином. На вопрос Нура, где он пропадал, Питер объяснил, что весь день провел в ожидании Новака, а к вечеру секретарша отправила его домой, пообещав назавтра краткую аудиенцию. По-видимому, Фригейт был сильно захвачен возникшей у него идеей, и потеря времени нервировала его. Поделиться своими планами он отказался.
   – Когда мне ответят «да», я вам все расскажу.
   Фарингтон, Райдер и Погас почти не обратили на него внимания. Они по-прежнему обсуждали, как им вернуть «Раззл-Даззл», время от времени обращаясь то к Питеру, то к Нуру. Фригейт не отвечал ничего; Нур улыбался и советовал сперва подумать о моральном аспекте предприятия.
   Наконец, он заявил, что все их разговоры носят отвлеченный характер. Дело в том, что новые владельцы набили шхуну товаром и еще засветло ушли вниз по Реке.
   Мартин рассвирепел.
   – Почему же вы не предупредили нас?
   – Я опасался, что вы со своей опрометчивостью и стремительностью броситесь в драку и тогда беды не миновать – местные бы вас не пощадили.
   – Мы не так глупы!
   – Но слишком импульсивны. А это тоже разновидность глупости.
   – Чрезвычайно благодарен, – поклонился Том. – Хотя все к лучшему! Тем скорее я готов претендовать на одно из их патрульных суденышек. На первое время нас пятерых достаточно, а потом наберем еще людей.
   Но дело оказалось значительно сложней. Государственный чиновник, к которому они обратились, заявил, что за судно они обязаны отработать определенное время. Если это их не устраивает, пусть убираются вон.
   Фригейта с командой не было, он умчался по своим таинственным делам. В хижину он возвратился с улыбкой на лице. Казалось, добрые вести переполняют его, излучаясь во все стороны.
   – Я договорился с Новаком!
   – Что значит – договорился? – хмуро спросил Фарингтон.
   Фригейт сел на бамбуковый стул и закурил сигарету.
   – Так вот! Сначала я спросил, не угодно ли ему построить другой дирижабль. На согласие я не надеялся, да Новак его и не дал. Он заявил, что будет построено еще несколько дирижаблей – но не для нас, а для их патрульной службы, на случай войны.