Страница:
Ее сильные руки с мягкой настойчивостью обняли его голову, прижали к девичье груди. И он поддался этому ласковому объятию, не в силах устоять перед искренностью и нежностью Евы-Энн. Он потерял всякую способность здраво рассуждать, ледяной барьер сдержанности рухнул. Блестящий джентльмен, холодный и безупречный, растворился в первобытном человеке, чьи неистовые руки стиснули свою беззащитную жертву безжалостной хваткой.
И так держал он ее, крепко прижав к груди, довольно долго. А она, дрожа всем телом и закрыв глаза, не делала никаких попыток высвободиться, лишь грудь ее учащенно вздымалась.
Внезапно девушка открыла глаза, и, заглянув в лицо сэру Мармадьюку, вздрогнула.
– Джон, о, Джон! – прошептала она испуганно и закрыла лицо свободной рукой.
– Ева-Энн, ты боишься меня?
– Нет, если ты мой Джон Гоббс.
– Я не Джон Гоббс.
– Я догадывалась.
– Так ты боишься меня?
Он снова ощутил, как ее напрягшееся тело охватила дрожь, но он лишь крепче обнял девушку, лишь ниже склонил к ней голову. Где-то совсем рядом раздалось громкое сопение. Сэр Мармадьюк резко обернулся – Гораций с любопытством рассматривал своих хозяев. Сэр Мармадьюк хрипло рассмеялся, и в следующее мгновение Ева уже стояла на ногах. Затем поднялся и он, подобрал волочащийся по земле повод и повел отвязавшегося осла в темноту. В этот момент в колючих зарослях хрустнула ветка. Сэр Мармадьюк, не раздумывая ни секунды, бросился туда, откуда донесся шум.
Луна еще не взошла, и среди деревьев было не видно ни зги, но удаляющийся треск безошибочно указывал направление погони. Ветви хлестали по лицу, цепляли за одежду, корни деревьев хватали за ноги, но сэр Мармадьюк решительно и нуклонно мчался вперед.
Внезапно в темноте раздался крик, за которым последовал звук падения чего-то тяжелого. Через несколько шагов сэр Мармадьюк различил неясные очертания человеческой фигуры, распростертой на земле. Он склонился над лежащим, ощупал руками его голову. Нечесаные волосы, ухо, шейный платок. Он резко ухватил концы платка и стянул их.
– Не убивайте, не убивайте меня, сэр! О, сэр Мармадьюк, не убивайте меня…
– Кто вы?
– Всего лишь бедняга Джимми, сэр. Всего лишь Джимми Вэмпер, который вовсе не хотел причинить вам зла. О, Боже, не надо душить меня, сэр, не надо душить Джимми. Вы не сделаете этого, сэр, вы не можете так со мной поступить! Выслушайте, сэр, выслушайте Джимми! Я знаю, где она, я знаю! У Тома порой, когда он выпивал лишку, развязывался язык, так что я знаю, где она…
– Да кто же, черт побери?!
– Ваша бедная жена, сэр, ваша жена, сбежавшая в день вашей свадьбы. Сжальтесь надо мной, Господом Богом молю, сжальтесь над Джимми, сэр!
И так держал он ее, крепко прижав к груди, довольно долго. А она, дрожа всем телом и закрыв глаза, не делала никаких попыток высвободиться, лишь грудь ее учащенно вздымалась.
Внезапно девушка открыла глаза, и, заглянув в лицо сэру Мармадьюку, вздрогнула.
– Джон, о, Джон! – прошептала она испуганно и закрыла лицо свободной рукой.
– Ева-Энн, ты боишься меня?
– Нет, если ты мой Джон Гоббс.
– Я не Джон Гоббс.
– Я догадывалась.
– Так ты боишься меня?
Он снова ощутил, как ее напрягшееся тело охватила дрожь, но он лишь крепче обнял девушку, лишь ниже склонил к ней голову. Где-то совсем рядом раздалось громкое сопение. Сэр Мармадьюк резко обернулся – Гораций с любопытством рассматривал своих хозяев. Сэр Мармадьюк хрипло рассмеялся, и в следующее мгновение Ева уже стояла на ногах. Затем поднялся и он, подобрал волочащийся по земле повод и повел отвязавшегося осла в темноту. В этот момент в колючих зарослях хрустнула ветка. Сэр Мармадьюк, не раздумывая ни секунды, бросился туда, откуда донесся шум.
Луна еще не взошла, и среди деревьев было не видно ни зги, но удаляющийся треск безошибочно указывал направление погони. Ветви хлестали по лицу, цепляли за одежду, корни деревьев хватали за ноги, но сэр Мармадьюк решительно и нуклонно мчался вперед.
Внезапно в темноте раздался крик, за которым последовал звук падения чего-то тяжелого. Через несколько шагов сэр Мармадьюк различил неясные очертания человеческой фигуры, распростертой на земле. Он склонился над лежащим, ощупал руками его голову. Нечесаные волосы, ухо, шейный платок. Он резко ухватил концы платка и стянул их.
– Не убивайте, не убивайте меня, сэр! О, сэр Мармадьюк, не убивайте меня…
– Кто вы?
– Всего лишь бедняга Джимми, сэр. Всего лишь Джимми Вэмпер, который вовсе не хотел причинить вам зла. О, Боже, не надо душить меня, сэр, не надо душить Джимми. Вы не сделаете этого, сэр, вы не можете так со мной поступить! Выслушайте, сэр, выслушайте Джимми! Я знаю, где она, я знаю! У Тома порой, когда он выпивал лишку, развязывался язык, так что я знаю, где она…
– Да кто же, черт побери?!
– Ваша бедная жена, сэр, ваша жена, сбежавшая в день вашей свадьбы. Сжальтесь надо мной, Господом Богом молю, сжальтесь над Джимми, сэр!
Глава XXII,
в которой мистер Вэмпер сообщает ценные сведения
Сэр Мармадьюк подтащил своего пленника к кругу серебристого лунного света. Это испуганное дрожащее существо, на лице которого явственно читались следы нужды и лишений, вызывало лишь жалость и презрение. Как только сэр Мармадьюк ослабил хватку, мистер Вэмпер тут же принялся жаловаться на голод и клянчить деньги.
– Шиллинг, сэр, всего лишь шиллинг, чтобы купить еды, всего лишь несколько пенсов, – но заметив непреклонное лицо джентльмена, осекся и съежился.
– Итак, вы следили за нами?
– Из дружеских чувств, сэр, слово Джимми! Только, чтобы сообщить вам то, о чем вы не знаете, но что хотели бы узнать. Том частенько говаривал, что вы многое бы отдали, лишь бы найти ее. А он бросил меня подыхать с голоду. И это после всего, что я для него сделал. Но по счастью, я встретил вас, и теперь могу рассказать…
– Где она?
– Я расскажу вам, сэр, я все расскажу, но, сэр, я умираю от голода, поэтому дайте бедному Джимми пару шиллингов.
– Где она?!
– В Лондоне, сэр, но вы ведь дадите мне…
Сэр Мармадьюк яростно пнул его.
– В южной части Лондона, сэр. Это место называется Джайлз-Рентс. Она изменилась, подурнела, для бедняжки настали плохие времена.
Сэр Мармадьюк побледнел и уставился на звезды ничего не видящим взором. Затем бесстрастно спросил.
– А где он?
– Милях в пяти отсюда, в местечке под названием Годалминг. Том внезапно разбогател, получил в наследство солидный кусок, а меня, своего верного друга, бросил подыхать с голоду!
– Годалминг.
– Да, это поместье, чтобы оно сгорело! Неподалеку от владений лорда Уайвелстоука. Ну дайте же мне шиллинг, сэр… несколько пенсов.
– Кто вам сказал, как меня зовут?
– Том, сэр.
– А твои друзья-цыгане? Они тоже здесь?
– Нет-нет, я сказал им, что вы идете в Лондон, и они отправились в ту сторону.
– Почему они преследовали нас?
– Потому что старухе пришла в голову безумная идея, что вы – тот самый разыскиваемый убийца.
– А вы почему преследуете нас?
– Чтобы сказать, где можно найти Тома. Я хочу видеть, как вы в кровь разобьете его лицо, как переломаете ему руки-ноги, как убьете его! Он положил глаз на вашу леди, истинная правда! Прямо спятил. Называет ее Венерой, слово Джимми! Он совершенно обезумел от ее красоты. Если бы вы только слышали, что он говорит, вы бы на месте пристрелили его как бешеного пса.
– Возможно, именно так я и поступлю.
– Да, да, убейте его! – вскричал Джимми с леденящим душу восторгом. – Сначала ослепите его, сделайте из него месиво, пусть он умрет медленно, в страшных муках, пусть он…
– А теперь убирайся!
– Да, сэр, конечно, сэр! – Вэмпер с трудом поднялся на ноги. – Я пойду и всю жизнь буду благодарить вас от всей души! Джимми помнит добро. Джимми навеки ваш друг! А если вы прихлопнете этого негодяя, Джимми станет вашим рабом до конца дней своих! Аминь. – С этими словами мистер Вэмпер растворился во тьме.
Сэр Мармадьюк повернул назад. У костра стояла лесная фея, бледная и напряженная, в руках ее поблескивал пистолет.
– Ах, это ты, Джон! Слава Богу! – воскликнула фея и кинулась к нему. – Кто это был?
– Наш старый знакомый мистер Вэмпер. Ты была права, когда говорила, что за нами кто-то следит.
– Что ему было нужно?
– Деньги.
– Ты дал?
– Да.
– Но мы же теперь бедны.
– Ева-Энн, боюсь, я напугал тебя своим поведением. Я бы очень хотел, чтобы ты простила и… забыла.
– Забыла? – переспросила девушка и стиснула руки. – Ты хочешь, чтобы я забыла?
– Это было бы очень любезно с твоей стороны, – сказала он, глядя на ее прекрасные лицо, – да любезно, ибо когда кто-нибудь поддается безрассудству, то забыть – это проявление подлинной дружбы.
– Безрассудство? Неужели то было всего лишь безрассудство? – ошеломленно спросила она.
– А что же еще? – беззаботно откликнулся сэр Мармадьюк.
– Это жестоко! Это безнравственно! – с внезапной яростью вскричала Ева-Энн. – Ты опозорил меня, но себя ты опозорил еще больше! Ты осквернил самое святое, а значит, ты злой и жестокий человек! Ты, кого я считала воплощением доброты! – Она отпрянула от него, закрыв трепещущими ладонями лицо.
– И все-таки, – хрипло сказал сэр Мармадьюк, – и все-таки Бог знает – я не причинил бы тебе никакого зла, не сделал бы ничего дурного! – Он подался к ее склоненной фигуре, но руки его сами собой сцепились за спиной. – Иди спать, Ева-Энн, иди спать, дитя мое, и, если сможешь, помяни меня в своих молитвах. Никто не нуждается в этом более меня.
– Да, я помолюсь за тебя! – воскликнула Ева-Энн, сквозь слезы глядя на него. – Но как бы я хотела, чтобы ты оказался таким, каким я тебя себе представляла!
Она повернулась и потерянно побрела к палатке, но, прежде чем скрыться внутри, девушка обернулась, и не глядя на него, сказала:
– Завтра я возвращаюсь домой.
– Хорошо, Ева-Энн. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи! – она всхлипнула и исчезла за пологом палатки.
Еще долго сэр Мармадьюк сидел, уставившись в огонь недвижным взглядом. И был он не один, призраки давно ушедших лет обступили его, злобные тени шептали, дразнили и надсмехались. Они ликовали.
Сэр Мармадьюк подтащил своего пленника к кругу серебристого лунного света. Это испуганное дрожащее существо, на лице которого явственно читались следы нужды и лишений, вызывало лишь жалость и презрение. Как только сэр Мармадьюк ослабил хватку, мистер Вэмпер тут же принялся жаловаться на голод и клянчить деньги.
– Шиллинг, сэр, всего лишь шиллинг, чтобы купить еды, всего лишь несколько пенсов, – но заметив непреклонное лицо джентльмена, осекся и съежился.
– Итак, вы следили за нами?
– Из дружеских чувств, сэр, слово Джимми! Только, чтобы сообщить вам то, о чем вы не знаете, но что хотели бы узнать. Том частенько говаривал, что вы многое бы отдали, лишь бы найти ее. А он бросил меня подыхать с голоду. И это после всего, что я для него сделал. Но по счастью, я встретил вас, и теперь могу рассказать…
– Где она?
– Я расскажу вам, сэр, я все расскажу, но, сэр, я умираю от голода, поэтому дайте бедному Джимми пару шиллингов.
– Где она?!
– В Лондоне, сэр, но вы ведь дадите мне…
Сэр Мармадьюк яростно пнул его.
– В южной части Лондона, сэр. Это место называется Джайлз-Рентс. Она изменилась, подурнела, для бедняжки настали плохие времена.
Сэр Мармадьюк побледнел и уставился на звезды ничего не видящим взором. Затем бесстрастно спросил.
– А где он?
– Милях в пяти отсюда, в местечке под названием Годалминг. Том внезапно разбогател, получил в наследство солидный кусок, а меня, своего верного друга, бросил подыхать с голоду!
– Годалминг.
– Да, это поместье, чтобы оно сгорело! Неподалеку от владений лорда Уайвелстоука. Ну дайте же мне шиллинг, сэр… несколько пенсов.
– Кто вам сказал, как меня зовут?
– Том, сэр.
– А твои друзья-цыгане? Они тоже здесь?
– Нет-нет, я сказал им, что вы идете в Лондон, и они отправились в ту сторону.
– Почему они преследовали нас?
– Потому что старухе пришла в голову безумная идея, что вы – тот самый разыскиваемый убийца.
– А вы почему преследуете нас?
– Чтобы сказать, где можно найти Тома. Я хочу видеть, как вы в кровь разобьете его лицо, как переломаете ему руки-ноги, как убьете его! Он положил глаз на вашу леди, истинная правда! Прямо спятил. Называет ее Венерой, слово Джимми! Он совершенно обезумел от ее красоты. Если бы вы только слышали, что он говорит, вы бы на месте пристрелили его как бешеного пса.
– Возможно, именно так я и поступлю.
– Да, да, убейте его! – вскричал Джимми с леденящим душу восторгом. – Сначала ослепите его, сделайте из него месиво, пусть он умрет медленно, в страшных муках, пусть он…
– А теперь убирайся!
– Да, сэр, конечно, сэр! – Вэмпер с трудом поднялся на ноги. – Я пойду и всю жизнь буду благодарить вас от всей души! Джимми помнит добро. Джимми навеки ваш друг! А если вы прихлопнете этого негодяя, Джимми станет вашим рабом до конца дней своих! Аминь. – С этими словами мистер Вэмпер растворился во тьме.
Сэр Мармадьюк повернул назад. У костра стояла лесная фея, бледная и напряженная, в руках ее поблескивал пистолет.
– Ах, это ты, Джон! Слава Богу! – воскликнула фея и кинулась к нему. – Кто это был?
– Наш старый знакомый мистер Вэмпер. Ты была права, когда говорила, что за нами кто-то следит.
– Что ему было нужно?
– Деньги.
– Ты дал?
– Да.
– Но мы же теперь бедны.
– Ева-Энн, боюсь, я напугал тебя своим поведением. Я бы очень хотел, чтобы ты простила и… забыла.
– Забыла? – переспросила девушка и стиснула руки. – Ты хочешь, чтобы я забыла?
– Это было бы очень любезно с твоей стороны, – сказала он, глядя на ее прекрасные лицо, – да любезно, ибо когда кто-нибудь поддается безрассудству, то забыть – это проявление подлинной дружбы.
– Безрассудство? Неужели то было всего лишь безрассудство? – ошеломленно спросила она.
– А что же еще? – беззаботно откликнулся сэр Мармадьюк.
– Это жестоко! Это безнравственно! – с внезапной яростью вскричала Ева-Энн. – Ты опозорил меня, но себя ты опозорил еще больше! Ты осквернил самое святое, а значит, ты злой и жестокий человек! Ты, кого я считала воплощением доброты! – Она отпрянула от него, закрыв трепещущими ладонями лицо.
– И все-таки, – хрипло сказал сэр Мармадьюк, – и все-таки Бог знает – я не причинил бы тебе никакого зла, не сделал бы ничего дурного! – Он подался к ее склоненной фигуре, но руки его сами собой сцепились за спиной. – Иди спать, Ева-Энн, иди спать, дитя мое, и, если сможешь, помяни меня в своих молитвах. Никто не нуждается в этом более меня.
– Да, я помолюсь за тебя! – воскликнула Ева-Энн, сквозь слезы глядя на него. – Но как бы я хотела, чтобы ты оказался таким, каким я тебя себе представляла!
Она повернулась и потерянно побрела к палатке, но, прежде чем скрыться внутри, девушка обернулась, и не глядя на него, сказала:
– Завтра я возвращаюсь домой.
– Хорошо, Ева-Энн. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи! – она всхлипнула и исчезла за пологом палатки.
Еще долго сэр Мармадьюк сидел, уставившись в огонь недвижным взглядом. И был он не один, призраки давно ушедших лет обступили его, злобные тени шептали, дразнили и надсмехались. Они ликовали.
Глава XXIII,
в которой Ева-Энн дает характеристику сэру Мармадьюку
Крепко зажав сковороду меж колен, сэр Мармадьюк уже приготовился разбить о ее край яйцо, когда под косые лучи утреннего солнца вылезла Ева-Энн и сонно посмотрела на джентльмена.
– Я проспала? – спросила она, заметив манипуляции сэра Мармадьюка.
– Нет, просто я встал пораньше.
– Зачем?
– Чтобы проводить тебя домой и…
– В этом нет никакой необходимости.
– Нет, Ева-Энн, я не могу позволить, чтобы ты шла одна…
– А я и не собираюсь! – девушка решительно завладела сковородой. – Я передумала.
– Но вчера вечером ты со всей серьезностью уверяла меня, что…
– Сначала надо поджарить бекон, иначе яйца подгорят, – нравоучительно сообщила Ева-Энн.
– Но ведь вчера ты совершенно…
– Так это же было вчера.
– Ну и что?
– Ночь уже осталась в прошлом, а сегодня я согласна идти с тобой.
– О! – воскликнул сэр Мармадьюк немного растерянно. – Неужели! – И он уселся прямо на траву, наблюдая как ловко Ева-Энн готовит завтрак.
– У тебя усталый вид! – заметила девушка.
– У тебя не лучше! – отпарировал он. – Так почему ты решила не возвращаться?
– Потому что передумала! Наверное, ты плохо спал.
– Спасибо за беспокойство, но я спал хорошо. Так почему ты хочешь продолжать наше путешествие?
– Ночью у меня было видение. Ну, и, кроме того, ты такой беспомощный.
– Беспомощный? Я? – возмущению джентльмена не было предела.
– Да, ты! Разбиваешь яйца на сухую сковороду! Понятия не имеешь, как вести хозяйство. Нет, с моей стороны было бы слишком жестоко бросить тебя! Да и трусливо, к тому же, а ведь я решила быть храброй. Пожалуйста, дай мне кофе вон из той коробки.
Он выполнил ее просьбу, двигаясь как во сне. Ева же совершенно непринужденно просила то одно, то другое. Но вот завтрак был готов, и они приступили к еде. Сэр Мармадьюк ел молча, с изумлением наблюдая за переменами, произошедшими в девушке. В очередной раз вскидывая глаза, он поймал ее внимательный взгляд.
– Сколько у нас осталось денег? – спросила Ева-Энн.
Он достал кошелек и обнаружил там три гинеи и несколько серебряных монет.
– Хватит, чтобы добраться до Лондона и вернуться обратно, – заявила девушка.
– Сомневаюсь! – Он с недоверием посмотрел на монеты.
– Я уверена.
– Но я все равно напишу, чтобы прислали еще.
– Сколько на это потребуется времени?
– Ева-Энн, почему ты так старательно не называешь меня по имени?
– Потому что твое имя – загадка для меня. Как тебя зовут?
– Ты прекрасно знаешь?
– Знаю? Я знаю лишь, что называла тебя Джон.
– Я и есть Джон.
– Я так и думала прежде. Я верила в это, потому что ты сам сказал. но… – Она покачала головой.
Сомнение, появившееся в ее глазах, больно задело его.
– Так оно и есть, клянусь честью! – Сэр Мармадьюк был совершенно серьезен. – Почему ты сомневаешься?
– Потому что у меня есть на то веские причины.
– Дитя мое, – начал он еще серьезнее, – о, дитя мое…
– О, мужчина! – отпарировала Ева-Энн, – о, мужчина, неужели ты не видишь, что дитя твое – женщина? Открой глаза, напряги слух и осознай наконец, что я женщина, бедная ты, заблудшая душа!
Сэр Мармадьюк вздрогнул и уставился на кусок бекона, который собирался отправить в рот, так, словно тот залепил ему оглушительную пощечину.
– А любая женщина куда мудрее большинства мужчин, – продолжала девушка хладнокровно, – особенно, если речь идет о таком высокомерном, хорошо воспитанном и очень тяжеловесном представителе мужского племени, который знает обо всем на свете, но ничего не ведает о самом себе! Давай я налью тебе еще кофе.
– Спасибо! – ошеломленно поблагодарил сэр Мармадьюк. – Никогда не подозревал, что я тяжеловесен.
– Ты вообще плохо знаешь себя. Ты столь же тяжеловесен, как огромный замок со всеми его стенами и башнями, такой же надменный, величественный и неприступный. Вот твой кофе.
Сэр Мармадьюк молчал, тупо помешивая ароматную жидкость. Ева-Энн бросала на него косые взгляды.
– Похоже, – наконец сказал он, – я только сейчас начинаю узнавать тебя.
– Потому что я женщина!
– Однако за одну неделю в тебе произошли поразительные перемены.
– Две недели и три дня! – провозгласила Ева-Энн.
– Я-то полагал, что ты простая деревенская девушка, очень юная, очень безыскусная, очень застенчивая…
– Потому что ты всего лишь мужчина!
– А оказывается, я ошибался самым ужасным образом, если, конечно же, ты не разыгрывала передо мной роль.
– Роль? – она сверкнула на него глазами. – Разыгрывала роль? Сэр, я такая, какой меня сотворил Господь!
– Великолепное творение! – сэр Мармадьюк почтительно поклонился.
– О! – в ярости воскликнула Ева-Энн. – Я не привыкла выслушивать льстивые похвалы, я не знатная леди, а всего лишь Ева-Энн, которой давно уже пора приниматься за стирку.
Сэр Мармадьюк величаво выпятил грудь.
– Мадам… – начала он, но девушка резким жестом остановила его.
– Нет, только не это! – вскричала она в непритворном ужасе, – ты снова собираешься, раздувшись от гордости, сказать тяжеловесный комплимент. Возьми-ка лучше топор и наруби дров.
Какое-то мгновение джентльмен стоял неподвижно, надменно хмуря брови и презрительно кривя губы, но вскоре весело рассмеялся и, прихватив топор, отправился рубить дрова.
К заготовке топлива наш герой подошел с привычной для себя скрупулезностью, тщательно следя за тем, чтобы все ветки были одного размера, укладывая хворост в идеальные по форме вязанки. От этого всепоглощающего занятия его отвлек испуганный возглас Евы-Энн.
– Джон, посмотри на Горация!
Оставив топор, джентльмен спустился к ручью. Ева с испугом смотрела на блаженно жующего Горация.
– Джон, с ним все в порядке?
– Он выглядит очень довольным. – Сэр Мармадьюк потрепал Горация, недовольно мотнувшего головой. – Посмотри, какая у него шелковистая шерсть.
– Я ежедневно чищу его. Но посмотри же, как тяжело он водит глазами!
– Ну и что?
– Но он только что съел самую большую тряпку, которой я мою посуду.
– Ничего удивительного в том нет. А теперь он просто высматривает другие не менее аппетитные вещи, щетку или мыло. У нашего Горация широкие вкусы. А теперь, если ты составишь список того, что нам необходимо, я…
– Ты собираешься в Годалминг, Джон? Это очень опасно! Лучше пойду я.
– Нет, – он успокоительно улыбнулся. – Идти нужно мне, а там будь что будет… – в этот момент Гораций, подкравшись поближе, ткнулся бархатистым носом в руку Евы-Энн. Сэр Мармадьюк возмутился, – Можешь наслаждаться моей шляпой, моим пальто, палаткой, но Еву-Энн ты уж оставь мне.
– Но зачем подвергать себя такому риску? – спросила девушка, делая вид, что не замечает, как рука джентльмена легла на ее руку. – Разве тебя не страшит будущее?
– Ничуть, если не считать одинокой старости.
– А разве она обязательно должна быть одинокой, Джон?
– Старость – это всегда одиночество.
– Конечно же нет, если есть любовь.
– Ева-Энн, ты по-прежнему считаешь меня дурным человеком?
Какое-то мгновение девушка молчала, отвернувшись и глядя в сторону, затем ответила все так же не глядя на него.
– Ты ведь попросил меня забыть. Ты назвал случившееся безрассудством! В тот момент я ненавидела тебя.
– А сейчас, Ева-Энн?
– А сейчас, Джон, только Господь Бог может ответить, каков ты на самом деле. Ты больно ранил меня, поколебал мою веру в тебя, и все же тебе достаточно сказать мне хоть слово, и я последую за тобой хоть на край света, Джон.
Он выпустил ее руку и поспешно отвернулся, издав какой-то странный приглушенный звук, в котором слились страсть, боль и нечеловеческие усилия, которыми он сдерживал себя.
Вскоре, укрепив на спине у Горация вьючное седло и корзины, он помахал на прощание Еве-Энн и направился в сторону городка. Сэр Мармадьюк и не подозревал, что идиллическое путешествие вдвоем закончилось.
Крепко зажав сковороду меж колен, сэр Мармадьюк уже приготовился разбить о ее край яйцо, когда под косые лучи утреннего солнца вылезла Ева-Энн и сонно посмотрела на джентльмена.
– Я проспала? – спросила она, заметив манипуляции сэра Мармадьюка.
– Нет, просто я встал пораньше.
– Зачем?
– Чтобы проводить тебя домой и…
– В этом нет никакой необходимости.
– Нет, Ева-Энн, я не могу позволить, чтобы ты шла одна…
– А я и не собираюсь! – девушка решительно завладела сковородой. – Я передумала.
– Но вчера вечером ты со всей серьезностью уверяла меня, что…
– Сначала надо поджарить бекон, иначе яйца подгорят, – нравоучительно сообщила Ева-Энн.
– Но ведь вчера ты совершенно…
– Так это же было вчера.
– Ну и что?
– Ночь уже осталась в прошлом, а сегодня я согласна идти с тобой.
– О! – воскликнул сэр Мармадьюк немного растерянно. – Неужели! – И он уселся прямо на траву, наблюдая как ловко Ева-Энн готовит завтрак.
– У тебя усталый вид! – заметила девушка.
– У тебя не лучше! – отпарировал он. – Так почему ты решила не возвращаться?
– Потому что передумала! Наверное, ты плохо спал.
– Спасибо за беспокойство, но я спал хорошо. Так почему ты хочешь продолжать наше путешествие?
– Ночью у меня было видение. Ну, и, кроме того, ты такой беспомощный.
– Беспомощный? Я? – возмущению джентльмена не было предела.
– Да, ты! Разбиваешь яйца на сухую сковороду! Понятия не имеешь, как вести хозяйство. Нет, с моей стороны было бы слишком жестоко бросить тебя! Да и трусливо, к тому же, а ведь я решила быть храброй. Пожалуйста, дай мне кофе вон из той коробки.
Он выполнил ее просьбу, двигаясь как во сне. Ева же совершенно непринужденно просила то одно, то другое. Но вот завтрак был готов, и они приступили к еде. Сэр Мармадьюк ел молча, с изумлением наблюдая за переменами, произошедшими в девушке. В очередной раз вскидывая глаза, он поймал ее внимательный взгляд.
– Сколько у нас осталось денег? – спросила Ева-Энн.
Он достал кошелек и обнаружил там три гинеи и несколько серебряных монет.
– Хватит, чтобы добраться до Лондона и вернуться обратно, – заявила девушка.
– Сомневаюсь! – Он с недоверием посмотрел на монеты.
– Я уверена.
– Но я все равно напишу, чтобы прислали еще.
– Сколько на это потребуется времени?
– Ева-Энн, почему ты так старательно не называешь меня по имени?
– Потому что твое имя – загадка для меня. Как тебя зовут?
– Ты прекрасно знаешь?
– Знаю? Я знаю лишь, что называла тебя Джон.
– Я и есть Джон.
– Я так и думала прежде. Я верила в это, потому что ты сам сказал. но… – Она покачала головой.
Сомнение, появившееся в ее глазах, больно задело его.
– Так оно и есть, клянусь честью! – Сэр Мармадьюк был совершенно серьезен. – Почему ты сомневаешься?
– Потому что у меня есть на то веские причины.
– Дитя мое, – начал он еще серьезнее, – о, дитя мое…
– О, мужчина! – отпарировала Ева-Энн, – о, мужчина, неужели ты не видишь, что дитя твое – женщина? Открой глаза, напряги слух и осознай наконец, что я женщина, бедная ты, заблудшая душа!
Сэр Мармадьюк вздрогнул и уставился на кусок бекона, который собирался отправить в рот, так, словно тот залепил ему оглушительную пощечину.
– А любая женщина куда мудрее большинства мужчин, – продолжала девушка хладнокровно, – особенно, если речь идет о таком высокомерном, хорошо воспитанном и очень тяжеловесном представителе мужского племени, который знает обо всем на свете, но ничего не ведает о самом себе! Давай я налью тебе еще кофе.
– Спасибо! – ошеломленно поблагодарил сэр Мармадьюк. – Никогда не подозревал, что я тяжеловесен.
– Ты вообще плохо знаешь себя. Ты столь же тяжеловесен, как огромный замок со всеми его стенами и башнями, такой же надменный, величественный и неприступный. Вот твой кофе.
Сэр Мармадьюк молчал, тупо помешивая ароматную жидкость. Ева-Энн бросала на него косые взгляды.
– Похоже, – наконец сказал он, – я только сейчас начинаю узнавать тебя.
– Потому что я женщина!
– Однако за одну неделю в тебе произошли поразительные перемены.
– Две недели и три дня! – провозгласила Ева-Энн.
– Я-то полагал, что ты простая деревенская девушка, очень юная, очень безыскусная, очень застенчивая…
– Потому что ты всего лишь мужчина!
– А оказывается, я ошибался самым ужасным образом, если, конечно же, ты не разыгрывала передо мной роль.
– Роль? – она сверкнула на него глазами. – Разыгрывала роль? Сэр, я такая, какой меня сотворил Господь!
– Великолепное творение! – сэр Мармадьюк почтительно поклонился.
– О! – в ярости воскликнула Ева-Энн. – Я не привыкла выслушивать льстивые похвалы, я не знатная леди, а всего лишь Ева-Энн, которой давно уже пора приниматься за стирку.
Сэр Мармадьюк величаво выпятил грудь.
– Мадам… – начала он, но девушка резким жестом остановила его.
– Нет, только не это! – вскричала она в непритворном ужасе, – ты снова собираешься, раздувшись от гордости, сказать тяжеловесный комплимент. Возьми-ка лучше топор и наруби дров.
Какое-то мгновение джентльмен стоял неподвижно, надменно хмуря брови и презрительно кривя губы, но вскоре весело рассмеялся и, прихватив топор, отправился рубить дрова.
К заготовке топлива наш герой подошел с привычной для себя скрупулезностью, тщательно следя за тем, чтобы все ветки были одного размера, укладывая хворост в идеальные по форме вязанки. От этого всепоглощающего занятия его отвлек испуганный возглас Евы-Энн.
– Джон, посмотри на Горация!
Оставив топор, джентльмен спустился к ручью. Ева с испугом смотрела на блаженно жующего Горация.
– Джон, с ним все в порядке?
– Он выглядит очень довольным. – Сэр Мармадьюк потрепал Горация, недовольно мотнувшего головой. – Посмотри, какая у него шелковистая шерсть.
– Я ежедневно чищу его. Но посмотри же, как тяжело он водит глазами!
– Ну и что?
– Но он только что съел самую большую тряпку, которой я мою посуду.
– Ничего удивительного в том нет. А теперь он просто высматривает другие не менее аппетитные вещи, щетку или мыло. У нашего Горация широкие вкусы. А теперь, если ты составишь список того, что нам необходимо, я…
– Ты собираешься в Годалминг, Джон? Это очень опасно! Лучше пойду я.
– Нет, – он успокоительно улыбнулся. – Идти нужно мне, а там будь что будет… – в этот момент Гораций, подкравшись поближе, ткнулся бархатистым носом в руку Евы-Энн. Сэр Мармадьюк возмутился, – Можешь наслаждаться моей шляпой, моим пальто, палаткой, но Еву-Энн ты уж оставь мне.
– Но зачем подвергать себя такому риску? – спросила девушка, делая вид, что не замечает, как рука джентльмена легла на ее руку. – Разве тебя не страшит будущее?
– Ничуть, если не считать одинокой старости.
– А разве она обязательно должна быть одинокой, Джон?
– Старость – это всегда одиночество.
– Конечно же нет, если есть любовь.
– Ева-Энн, ты по-прежнему считаешь меня дурным человеком?
Какое-то мгновение девушка молчала, отвернувшись и глядя в сторону, затем ответила все так же не глядя на него.
– Ты ведь попросил меня забыть. Ты назвал случившееся безрассудством! В тот момент я ненавидела тебя.
– А сейчас, Ева-Энн?
– А сейчас, Джон, только Господь Бог может ответить, каков ты на самом деле. Ты больно ранил меня, поколебал мою веру в тебя, и все же тебе достаточно сказать мне хоть слово, и я последую за тобой хоть на край света, Джон.
Он выпустил ее руку и поспешно отвернулся, издав какой-то странный приглушенный звук, в котором слились страсть, боль и нечеловеческие усилия, которыми он сдерживал себя.
Вскоре, укрепив на спине у Горация вьючное седло и корзины, он помахал на прощание Еве-Энн и направился в сторону городка. Сэр Мармадьюк и не подозревал, что идиллическое путешествие вдвоем закончилось.
Глава XXIV,
полная тревоги и волнений
Утро выдалось великолепное. Свежий ветерок весело трепал листву, ветви деревьев, слегка поскрипывая, легкими тенями мельтешили на светлой тропинке. Природа в этот день, казалось, решила превзойти самое себя. Но сэр Мармадьюк, не замечая очарования чудесного утра, уныло брел по пыльной дороге, волоча ноги и повесив голову, одолеваемый тяжелыми думами. Он послушно следовал за трусившим впереди Горацием, который в конце концов завел его в заросли чертополоха.
– Жизнь, дружище, становится слишком сложной штукой! – поведал он своему четвероногому товарищу, обратив на него тоскливый взор, – до сих пор я считал себя человеком вполне благородным.
Гораций, обнаружив, что не достает до нежной верхушки чертополоха, бросил на своего хозяина злобный взгляд, его толстые губы искривились в презрительной усмешке.
– Жизнь, друг мой Гораций, – это жестокая драма, это взлеты и падения, она непредсказуема и полна всяческих неожиданностей. За примером далеко и ходить не надо, вспомни хотя бы Джимми Вэмпера, и думаю, что не ошибусь, если скажу тебе, милый Гораций, что недалек тот час, когда твоего хозяина настигнет отвратительная и неумолимая длань закона. И уж тогда-то жизнь повернется ко мне самой неприглядной своей стороной. Так что вперед, мой друг, вперед!
Тропинка вскоре вывела их на дорогу, а дорога, в свою очередь, привела к перекрестку. На указательном столбе сэр Мармадьюк еще издалека заметил огромный лист. Подойдя ближе, он увидел, что большие буквы возвещают:
– Тридцать шесть, Гораций, тридцать шесть! Черным по белому. Невероятно, но факт, хотя сам я чувствую себя на все сорок пять, а то и старше! Ну что ж, Гораций, мы не должны уклоняться от встречи с судьбой. Вперед!
К полудню они добрались до старинного городка Годалминг и, пройдя по главной улице, свернули в заросший цветами, сад, в глубине которого уютно притулился постоялый двор. Привязав Горация, сэр Мармадьюк зашел в пивную утолить жажду.
Здесь он опять увидел зловещее объявление, красовавшееся на самом видном месте. Сэр Мармадьюк вновь изучил его, затем перевел взгляд на лакея довольно мрачной наружности, поставившего перед ним кружку пива. Он кивком поблагодарил его и спросил:
– Кого-нибудь уже поймали?
– Да, храни нас Господь, и многих похватали. Каждый божий день кого-нибудь ловят, да все не тех. Поймают и отпустят, поймают и отпустят. Я вам больше скажу, того-то злодея и не собираются ловить.
– Нет?
– Конечно нет! Недели идут, а мерзавца так и не поймали! И не поймают! Да он уж поди в Лондоне или за границей, я так считаю.
– Подумать только! – сэр Мармадьюк поболтал в кружке остатками пива. – И никаких известий?
– Уйма! – с негодованием воскликнул лакей, помрачнев еще больше. – Всякий, кто открывает эту дверь, что-нибудь да слышал. Мерзавца видели в каждой деревне, на каждой дороге, видели его в Лондоне, на побережье, да и здесь тоже. Будто это не один убийца, а целый полк негодяев.
– И никаких следов?
– Да навалом! Джо Миггс, конюх из «Ангела» в Петворте, заявился как-то на днях с историей о человеке, накупившем целую груду новой одежды и прочего скарба.
– Звучит весьма подозрительно! – поддакнул сэр Мармадьюк.
– Ну, уж не знаю, но Джо уверяет, что человек этот был гладко выбрит.
– Само собой разумеется.
– Так всякий бы на его месте поступил. И вы, и я.
– Верно! – вздохнул сэр Мармадьюк.
– Хотя Джо говорит, что человек этот вел себя совершенно невозмутимо и преспокойно исчез себе из города.
– Вот мошенник! – с негодованием воскликнул сэр Мармадьюк.
– Это еще почему?
– Как он посмел исчезнуть!
– Я больше скажу, этот человек накупил кучу женской одежды, что выглядит довольно странно.
– Женской одежды? – повторил сэр Мармадьюк. – Клянусь Юпитером, ну и ловкий пройдоха!
– Вы считаете, он решил переодеться? Я так полагаю, хитрец решил, что в женском обличье его никто не узнает. Хотел бы я взглянуть на него хоть одним глазком!
– Думаете, что узнали бы его?
– Узнал бы?! Да вот же – пять фунтов одиннадцать дюймов, волосы и бакенбарды черные, но правда он их сбрил, глаза темные…
– И возраст, – добавил сэр Мармадьюк, – возраст тридцать шесть лет или даже меньше! В таком возрасте у людей обычно вид самый что ни на есть счастливый.
– Эх, только бы мне представился случай, уж я бы узнал негодяя – и пятьдесят фунтов у меня в кармане!
Сэр Мармадьюк допил пиво.
– Чуть не забыл, мне ведь надо написать письмо. У вас найдутся лист бумаги, перо и чернила?
– Вон там, в кабинете.
Устроившись у окна, откуда открывался очаровательный вид на сад, сэр Мармадьюк принялся за письмо.
– Некто мистер Дентон здесь, приятель?
– Да, он просил передать, что вам следует пройти к нему в беседку в дальнем углу сада, хотя мне не нравится ваш…
– Что такое?
– Ваша шляпа, сюртук…
– Я что-то не понимаю, приятель.
– Не сердитесь, сэр! Он ждет вас в саду, сэр!
– Благодарю тебя, мой храбрец! – насмешливо воскликнул все тот же звонкий голос.
Послышались легкие шаги, веселое насвистывание. Сэр Мармадьюк выглянул в окно и обнаружил, что голос принадлежит молодому человеку, стройному и высокому; голову юного джентльмена венчала вызывающе поношенная шляпа, которая несмотря на многочисленные дыры, потертые поля и общую ветхость, сохранила следы былого шика, а золотые кудри выбивались из-под нее удивительно залихватским образом. Башмаки молодого джентльмена почти развалились, но были явно от очень хорошего сапожника, костюм хоть и обветшал до последней степени, но сидел на своем обладателе самым великолепным образом. Несколько расслабленной походкой молодой джентльмен последовал к беседке, видневшейся в дальнем конце сада.
– Невероятно! – пробормотал сэр Мармадьюк, запечатывая письмо.
Надписав на конверте адрес, он отложил перо и снова выглянул в окно.
– Невероятно, – снова пробормотал он и погрузился в задумчивость, не отрывая взгляда от беседки.
Он уже собирался было в третий раз пробормотать свое сакраментальное «Невероятно!», как со стороны беседки раздался хриплый крик, в котором смешались испуг и ярость. В следующее мгновение из беседки вылетел человек, в котором наш герой тут же признал мистера Дентона. Сей достойный джентльмен, беспорядочно размахивая руками и ногами под действием какого-то загадочного импульса, пролетел довольно значительное расстояние и шмякнулся на песок. В следующее мгновение источник этого импульса материализовался в облике молодого джентльмена, который с проклятиями схватил свою жертву за шкирку и, не обращая никакого внимания на ее отчаянные вопли и сопротивление, подтащил к бочке с водой и с удивительным проворством запихнул туда злосчастного мистера Дентона. Жертва нещадно извиваясь и дрыгая ногами, пыталась освободиться из железных объятий своего мучителя, но тщетно. Наконец, молодой джентльмен извлек голову мистера Дентона из воды.
– Это вам, сэр, за то, что вы приняли меня за негодяя. – С этими словами он опять окунул глотающего воздух мистера Дентона в бочку с водой. – А это, сэр, чтобы вы поняли, что имеете дело с джентльменом.
Бросив обессиленного мистера Дентона на траву, упомянутый джентльмен, подобрал упавшую шляпу, тщательно отряхнул изодранный головной убор, нахлобучил ее на голову под невероятным углом, подошел к стене, перемахнул через нее с удивительной легкостью и исчез.
Утро выдалось великолепное. Свежий ветерок весело трепал листву, ветви деревьев, слегка поскрипывая, легкими тенями мельтешили на светлой тропинке. Природа в этот день, казалось, решила превзойти самое себя. Но сэр Мармадьюк, не замечая очарования чудесного утра, уныло брел по пыльной дороге, волоча ноги и повесив голову, одолеваемый тяжелыми думами. Он послушно следовал за трусившим впереди Горацием, который в конце концов завел его в заросли чертополоха.
– Жизнь, дружище, становится слишком сложной штукой! – поведал он своему четвероногому товарищу, обратив на него тоскливый взор, – до сих пор я считал себя человеком вполне благородным.
Гораций, обнаружив, что не достает до нежной верхушки чертополоха, бросил на своего хозяина злобный взгляд, его толстые губы искривились в презрительной усмешке.
– Жизнь, друг мой Гораций, – это жестокая драма, это взлеты и падения, она непредсказуема и полна всяческих неожиданностей. За примером далеко и ходить не надо, вспомни хотя бы Джимми Вэмпера, и думаю, что не ошибусь, если скажу тебе, милый Гораций, что недалек тот час, когда твоего хозяина настигнет отвратительная и неумолимая длань закона. И уж тогда-то жизнь повернется ко мне самой неприглядной своей стороной. Так что вперед, мой друг, вперед!
Тропинка вскоре вывела их на дорогу, а дорога, в свою очередь, привела к перекрестку. На указательном столбе сэр Мармадьюк еще издалека заметил огромный лист. Подойдя ближе, он увидел, что большие буквы возвещают:
«Человек благородного происхождения» потер гладко выбритый подбородок и с довольной ухмылкой пробормотал:
УБИЙСТВО!
НАГРАДА ПЯТЬДЕСЯТ ФУНТОВ
ЗА МЕРТВОГО ИЛИ ЖИВОГО!
11 июня Чарльз Брендиш, эсквайр, проживавший в Рэдли-Хартинг в Сассексе, был жестоко убит. Убийца – предположительно, ЧЕЛОВЕК БЛАГОРОДНОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ. Настоящим извещается, что всякий, кто располагает информацией, способной пролить свет на местонахождение КРОВОЖАДНОГО НЕГОДЯЯ, получит НАГРАДУ В ПЯТЬДЕСЯТ ФУНТОВ.
ПРИМЕТЫ разыскиваемого: Рост 5 футов 11 дюймов, телосложение худощавое, но крепкое. Глаза темные. Волосы и бакенбарды черные. Преступник был одет в сюртук цвета бутылочного стекла с золотыми или позолоченными пуговицами, пестрый жилет, черные кашемировые бриджи, обут в сапоги с кисточками. Возраст 36 лет или чуть меньше.
БОЖЕ ХРАНИ КОРОЛЯ!
– Тридцать шесть, Гораций, тридцать шесть! Черным по белому. Невероятно, но факт, хотя сам я чувствую себя на все сорок пять, а то и старше! Ну что ж, Гораций, мы не должны уклоняться от встречи с судьбой. Вперед!
К полудню они добрались до старинного городка Годалминг и, пройдя по главной улице, свернули в заросший цветами, сад, в глубине которого уютно притулился постоялый двор. Привязав Горация, сэр Мармадьюк зашел в пивную утолить жажду.
Здесь он опять увидел зловещее объявление, красовавшееся на самом видном месте. Сэр Мармадьюк вновь изучил его, затем перевел взгляд на лакея довольно мрачной наружности, поставившего перед ним кружку пива. Он кивком поблагодарил его и спросил:
– Кого-нибудь уже поймали?
– Да, храни нас Господь, и многих похватали. Каждый божий день кого-нибудь ловят, да все не тех. Поймают и отпустят, поймают и отпустят. Я вам больше скажу, того-то злодея и не собираются ловить.
– Нет?
– Конечно нет! Недели идут, а мерзавца так и не поймали! И не поймают! Да он уж поди в Лондоне или за границей, я так считаю.
– Подумать только! – сэр Мармадьюк поболтал в кружке остатками пива. – И никаких известий?
– Уйма! – с негодованием воскликнул лакей, помрачнев еще больше. – Всякий, кто открывает эту дверь, что-нибудь да слышал. Мерзавца видели в каждой деревне, на каждой дороге, видели его в Лондоне, на побережье, да и здесь тоже. Будто это не один убийца, а целый полк негодяев.
– И никаких следов?
– Да навалом! Джо Миггс, конюх из «Ангела» в Петворте, заявился как-то на днях с историей о человеке, накупившем целую груду новой одежды и прочего скарба.
– Звучит весьма подозрительно! – поддакнул сэр Мармадьюк.
– Ну, уж не знаю, но Джо уверяет, что человек этот был гладко выбрит.
– Само собой разумеется.
– Так всякий бы на его месте поступил. И вы, и я.
– Верно! – вздохнул сэр Мармадьюк.
– Хотя Джо говорит, что человек этот вел себя совершенно невозмутимо и преспокойно исчез себе из города.
– Вот мошенник! – с негодованием воскликнул сэр Мармадьюк.
– Это еще почему?
– Как он посмел исчезнуть!
– Я больше скажу, этот человек накупил кучу женской одежды, что выглядит довольно странно.
– Женской одежды? – повторил сэр Мармадьюк. – Клянусь Юпитером, ну и ловкий пройдоха!
– Вы считаете, он решил переодеться? Я так полагаю, хитрец решил, что в женском обличье его никто не узнает. Хотел бы я взглянуть на него хоть одним глазком!
– Думаете, что узнали бы его?
– Узнал бы?! Да вот же – пять фунтов одиннадцать дюймов, волосы и бакенбарды черные, но правда он их сбрил, глаза темные…
– И возраст, – добавил сэр Мармадьюк, – возраст тридцать шесть лет или даже меньше! В таком возрасте у людей обычно вид самый что ни на есть счастливый.
– Эх, только бы мне представился случай, уж я бы узнал негодяя – и пятьдесят фунтов у меня в кармане!
Сэр Мармадьюк допил пиво.
– Чуть не забыл, мне ведь надо написать письмо. У вас найдутся лист бумаги, перо и чернила?
– Вон там, в кабинете.
Устроившись у окна, откуда открывался очаровательный вид на сад, сэр Мармадьюк принялся за письмо.
Сэр Мармадьюк начал было посыпать письмо песком, да так и замер с песочницей в руке. Снаружи раздался звонкий юношеский голос, о чем-то смутно напомнивший нашему герою.
Мой верный и преданный Гоббс,
этим письмом я извещаю вас, что в настоящее время совершаю пешее путешествие, которое уже сейчас очень много изменило в моей жизни, и сулит еще немало перемен в дальнейшем. В данный момент я нахожусь на постоялом дворе в Годалминге, куда вы должен как можно скорее принести пятьдесят, нет, лучше сто фунтов. Я буду ждать вас в ближайший четверг в два пополудни. Спросите Джона Гоббса. Как видиие, я позаимствовал у вас имя, хотя и произошло это ненамеренно, ибо какое другое имя, дорогой мой Джон, бывало у меня на устах в последние годы чаще, чем ваше? Достойное имя, друг мой, и я надеюсь вы доверите его такому человеку, как
Вэйн-Темперли.
– Некто мистер Дентон здесь, приятель?
– Да, он просил передать, что вам следует пройти к нему в беседку в дальнем углу сада, хотя мне не нравится ваш…
– Что такое?
– Ваша шляпа, сюртук…
– Я что-то не понимаю, приятель.
– Не сердитесь, сэр! Он ждет вас в саду, сэр!
– Благодарю тебя, мой храбрец! – насмешливо воскликнул все тот же звонкий голос.
Послышались легкие шаги, веселое насвистывание. Сэр Мармадьюк выглянул в окно и обнаружил, что голос принадлежит молодому человеку, стройному и высокому; голову юного джентльмена венчала вызывающе поношенная шляпа, которая несмотря на многочисленные дыры, потертые поля и общую ветхость, сохранила следы былого шика, а золотые кудри выбивались из-под нее удивительно залихватским образом. Башмаки молодого джентльмена почти развалились, но были явно от очень хорошего сапожника, костюм хоть и обветшал до последней степени, но сидел на своем обладателе самым великолепным образом. Несколько расслабленной походкой молодой джентльмен последовал к беседке, видневшейся в дальнем конце сада.
– Невероятно! – пробормотал сэр Мармадьюк, запечатывая письмо.
Надписав на конверте адрес, он отложил перо и снова выглянул в окно.
– Невероятно, – снова пробормотал он и погрузился в задумчивость, не отрывая взгляда от беседки.
Он уже собирался было в третий раз пробормотать свое сакраментальное «Невероятно!», как со стороны беседки раздался хриплый крик, в котором смешались испуг и ярость. В следующее мгновение из беседки вылетел человек, в котором наш герой тут же признал мистера Дентона. Сей достойный джентльмен, беспорядочно размахивая руками и ногами под действием какого-то загадочного импульса, пролетел довольно значительное расстояние и шмякнулся на песок. В следующее мгновение источник этого импульса материализовался в облике молодого джентльмена, который с проклятиями схватил свою жертву за шкирку и, не обращая никакого внимания на ее отчаянные вопли и сопротивление, подтащил к бочке с водой и с удивительным проворством запихнул туда злосчастного мистера Дентона. Жертва нещадно извиваясь и дрыгая ногами, пыталась освободиться из железных объятий своего мучителя, но тщетно. Наконец, молодой джентльмен извлек голову мистера Дентона из воды.
– Это вам, сэр, за то, что вы приняли меня за негодяя. – С этими словами он опять окунул глотающего воздух мистера Дентона в бочку с водой. – А это, сэр, чтобы вы поняли, что имеете дело с джентльменом.
Бросив обессиленного мистера Дентона на траву, упомянутый джентльмен, подобрал упавшую шляпу, тщательно отряхнул изодранный головной убор, нахлобучил ее на голову под невероятным углом, подошел к стене, перемахнул через нее с удивительной легкостью и исчез.