Фарнол Джеффери. Седина в бороду

   – Не мог бы кто-нибудь подсказать мне, где тут обитает миссис Моулз?
   Тут же раздался хор пронзительных голосов, услужливо подсказывавших путь. Вскоре на лестнице показались изящные сапоги, за которыми следовали стройные ноги, обтянутые великолепными бриджами последнего фасона, и наконец появился мистер Беллами собственной персоной. В руках он держал (отчего у детей засветились лица) многичисленные пакеты и свертки.
   – Ха, Джон! – воскликнул он с радостным удивлением. – Помогите-ка мне, вот хлеб, масло, мясо, сахар, чай и еще куча всего!

Глава XXXVIII,

   в которой миледи читает молитву

 
   Сэр Томас Моубрей швырнул недокуренную сигару в камин. Он не сводил горящих глаз с миледи.
   – Элеонор… – Его грубый голос звучал сейчас удивительно мягко. – Нелл, вы выйдете за меня замуж, когда все будет кончено?
   Миледи звонко рассмеялась.
   – С какой стати, дорогой сэр?
   – Я прошу вас, Нелл! – Пальцы его нетерпеливо сжались. – Я умоляю вас! Вы ведь знаете, что всегда мне были нужны вы, только вы!
   – Оставьте меня в покое, – устало вздохнула она. – Я никогда не выйду за вас, потому что никогда не любила вас и никогда не полюблю. Вы прекрасно знаете, что я всегда презирала вас, Том, презирала с самого первого дня!
   – Другие так не думают! – усмехнулся он.
   – Другие! – презрительно фыркнула миледи.
   – И он вам тоже не верит!
   – Да, – спокойно отвечала она, – не верит. Он всегда был слепым глупцом. А вас я лишь использовала, чтобы открыть ему глаза.
   – Вот как, мадам? Что ж, вам удалось очень широко открыть ему глаза, черт меня побери! Настолько широко, что наша с вами связь перестала быть для него секретом.
   – Да, это была моя ошибка, горькая ошибка, Том. Но я была молода, необузданна, своевольна и глупа! Да, роковая ошибка! Что ж, от этой ошибки пострадали и он, и вы, и я.
   – Пострадали? – переспросил он. – Да уж! Но вы того стоили, Нелл! Ей-богу, стоили, ведь я любил вас.
   – Я знаю, – кивнула она, – вы любили меня настолько, насколько вообще способны любить!
   – Я и сейчас вас люблю и буду любить до последнего вздоха, Нелл! – с жаром воскликнул сэр Томас, делая попытку завладеть ее рукой.
   – Знаю! – она увернулась и расхохоталась. – Но все дело в том, что я не люблю вас!
   – Но почему, Нелл, почему, черт меня побери?!
   – Просто потому, что вы – это вы.
   – Бог мой! – с горечью вскричал сэр Томас. – Неужели вы до сих пор любите его?!
   – Да, похоже, что так.
   – И тем не менее вы хотите… убрать его.
   – Да! – прошептала она, судорожно стискивая руки. – Больше жизни!
   – Женщины – чертовски странные существа. – Он не сводил с нее горящего взгляда. – Если только… Ну да, вы ревнуете! Черт побери, вот в чем дело! Вы ревнуете к этой красотке-квакерше! К этой прелестной скромнице, будь она неладна.
   – Может и так. У вас все готово, Том?
   – Все.
   – Сегодня ночью!
   – Хорошо, – угрюмо откликнулся тот.
   – Сами вы, конечно, не будете участвовать?
   – Разумеется! – Он внезапно разозлился. – Мне сообщили, что чертов Шриг следит за этим местом?!
   – Да, он был здесь вчера, – подтвердила она.
   – Здесь? – вскричал сэр Томас, отшатываясь от нее. – Здесь?! Шриг?
   – Разумеется, Шриг. – Она улыбнулась. – Он регулярно навещает меня.
   – Что?!
   – Шриг мой старый знакомый. Он любезно приносит мне лекарства от кашля, которые я тут же выбрасываю, как только за ним закрывается дверь. А еще мы с ним болтаем о делах, которые он расследует.
   – Черт побери, ну и хитры же вы, моя драгоценная! Шриг – ваш друг! Вы умны, дьявольски умны, сверхъестественно умны!
   Миледи зевнула.
   – Этот человек когда-нибудь может пригодиться.
   – Каким образом, Нелл?
   – Вы прекрасно знаете, что я предпочитаю, чтобы вы звали меня Элеонор.
   – Так проклятый Шриг вас часто навещает? И вы мне ни слова не сказали?! О, Господи, ни единого слова! Почему, черт возьми?
   – И сейчас я сказала об этом только для того, чтобы предостеречь вас.
   – Предостеречь? – повторил он, охваченный внезапным предчувствием. – Предостеречь? Проклятье, что вы имеете в виду?
   – Не стоит так кричать, дорогой, – презрительно бросила миледи.
   – Говори, ведьма! Говори же, что ты имела в виду? – яростно взревел сэр Томас, бросившись на нее. Взгляд его не предвещел ничего хорошего.
   Но миледи лишь снова расхохоталась, звонко и весело.
   – Как страшно! – выговорила она сквозь смех. – Вы всегда были таким трусом, Том!
   – Чертова ведьма! Я вас задушу!
   – Тем скорее вас повесят, глупец! Я оставила письмо, в котором все объясняю, оно в надежном месте. Отпустите же, вы делаете мне больно!
   – Письмо? Письмо! – он еще сильней сжал ее. – Где оно? Отвечайте! Где оно?! Вы скажете мне!
   Он тряхнул ее так сильно, что она забилась в конвульсиях резкого кашля. Но даже содрогаясь в приступе, она сумела нащупать что-то у своего горла, и в следующее мгновение он отпрянул от нее, тряся рукой, с которой капала алая кровь.
   – Я не позволю… таким как вы… трогать меня! – с трудом выговорила она, водворяя булавку с бриллиантом на место. – А теперь сядьте и выслушайте меня, глупец!
   – Простите меня, Нелл! – умоляюще прошептал сэр Томас, промокая кровь надушенным платком. – Простите меня! Элеонор, я вел себя слишком жестоко! Но вы так соблазнительны, Элеонор, вы способны свести мужчину с ума! Но давайте поговорим о письме, Нелл. Где оно? И что вы имели в виду, говоря о предостережении?
   – Я имела в виду Еву-Энн! – Она презрительно сверкнула на него прекрасными глазами, устраиваясь поудобней среди подушек. – Вы ведь развратник, Том! Но только попробуйте тронуть мисс Эш, и я с удовольствием понаблюдаю, как вас схватят и повесят за…
   В соседней комнате послышались голоса. Сэр Томас сжался, поднеся руку ко рту, его глаза остановились на двери.
   – Шриг! – прошептал он злобно. – Так, значит, чертова Иезавель, вы все же выдали меня…
   – Пока нет, Том, – ответила она также шепотом. – Дверь заперта, и вы можете уйти тем же путем, что и пришли. – Да вы совсем обезумели от страха – заберите пальто и шляпу!
   С этими словами она поднялась, на цыпочках подошла к двери и, бесшумно повернув ключ в хорошо смазанном замке, так же неслышно вернулась к своей кушетке. Грациозно опустившись на нее, она устроилаьс поудобнее и закрыла глаза. И в этот момент в дверь осторожно постучали.
   – Войдите! – устало отозвалась миледи.
   Заметив Еву-Энн, она протянула к ней руки.
   – Дорогая, ты, наверное, устала! – проговорила она с легким упреком.
   – Прости меня, Мэриан, одна несчастная нуждалась в моей помощи. Со мной мистер Шриг.
   – Попроси его войти.
   Мистер Шриг не заставил себя ждать. Сияя как медный грош, он появился в гостиной.
   – Мэм, – он весело взглянул на хозяйку, – доброго вам дня! Как ваш кашель?
   – Как всегда, Шриг, не хуже и не лучше. Я не переживу эту зиму.
   – Ну, ну. – он огляделся, – не стоит так быстро сдаваться! Никогда не следует говорить о смерти, мэм!
   – Но дело обстоит именно так! – раздраженно вскричала она. – Я должна! Да и зачем мне жить? Однако, садитесь же, Шриг, и выпейте с нами стаканчик хереса или, быть может, предпочтете портвейн?
   – Портвейн. Вы очень любезны, мэм! – Мистер Шриг направился к указанному стулу. По дороге он уронил шляпу, которая с глухим стуком упала на пол. Когда он подобрал ее, внутри лежал надушенный мужской платок с пятнами крови.
   – Вы все еще носите свою железную шляпу, Шриг? – улыбнулась миледи.
   Ева-Энн наполнила стаканы.
   – Верно, мадам. Я нахожу свою шляпу отличной защитой от дубин, утюгов, всевозможных горшков и прочих орудий мести.
   – У вас воистину опасная профессия! – Миледи не отрывала от мистера Шрига внимательного взгляда. – Удивительно, как вас еще не убили.
   – Многие это пытались сделать, мэм, и кое-кому почти удалось, но тем не менее я все еще продолжаю наслаждаться живительным воздухом. – И в подтверждение мистер Шриг шумно втянул в себя упомянутую субстанцию.
   – Да, да, сигара! – кивнула миледи. – Вы учуяли именно запах сигары.
   – И очень дорогой сигары, мэм!
   – А платок в вашей шляпе, Шриг! Это же мелкое воровство. Как вам не стыдно!
   С нарочитой медлительностью мистер Шриг извлек платок из шляпы и положил на стол, одарив миледи почти благоговейным взглядом, затем со вздохом поднял наполненныйй до краев бокал.
   – Мэм. – Он опустил голову так, что при желании этот жест модно было бы счесть поклоном. – Мэм, позвольте поднять этот бокал за вас! За ваше здоровье! И этим все сказано, дорогая леди В.-Т.!
   – Ах! Такак вам известно мое имя, Шриг? – Она все так же спокойно улыбалась.
   – Господь с вами, мэм, я знаю его уже лет шесть, а то и все семь! С того самого дня, как вы поселились в Джайлз-Рентс.
   – Интересно, что вам еще извесно?
   Мистер Шриг посмотрел сначала на пол, затем на потолок и, наконец, на свою собеседницу.
   – Достаточно, мадам, – ответил он медленно и необычайно выразительно, – чтобы понимать, что на свете существуют вещи, которые мне никогда не удастся постигнуть. И в то же время я знаю достаточно, чтобы поприветствовать вас, миледи, и выразить свое восхищение!
   С этими словами мистер Шриг опустошил стакан и взял шляпу. Миледи каким-то лихорадочным движением привстала и протянула ему руку. Мистер Шриг взял изящную тонкую руку своей широкой грубой ладонью, и его глаза раскрылись еще шире, когда он ощутил, как сильны эти нежные пальцы и как порывиста их хватка.
   – Шриг, – спросила миледи, понизив голос, но очень настойчиво, – вам часто доводилось видеть смерть?
   – Частенько, мэм.
   – Это очень страшно? Очень больно?
   – Все зависит от того, как наступает смерть, мэм.
   – Скажем, от пули.
   – О, это очень легкая смерть, мэм. Краткое мгновение и все. Стреляешь в надлежащее место и… – Он щелкнул пальцами.
   – Внезапная боль, Шриг? Внезапная боль, а затем сон?
   – Сон? – задумчиво переспросил мистер Шриг. – Все может быть.
   – Наверное, в эту самую минуту в мире умирают сотни людей! Это обычное событие, разве не так, Шриг?
   – Совершенно верно, мэм! – кивнул он. – Но Господь с вами, миледи…
   – Да, да, я понимаю, мои слова могут показаться слишком мрачными, – она отпустила его руку, – но тот, кто уже чувствует дыхание смерти, тот, кто находится на пороге иного мира, не может не думать о том, что его ждет впереди. Что ж, до свидания, Шриг, вы очень добры ко мне. Спасибо вам, вы скрасили немало тоскливых часов… До свидания!
   Она в изнеможении откинулась на подушки и прикрыла глаза.
   Мистер Шриг внимательно посмотрел на нее, на его обычно безмятежном лице появилось обеспокоенное выражение.
   – Мэм, – мягко произнес он, – могу ли я что-нибудь сделать для вас?
   – О, нет, нет! – Она раздраженно покачала головой, по-прежнему не открывая глаз. – Никто не может мне помочь. Никто! До свидания, Шриг. До свидания и спасибо вам!
   Мистер Шриг медленно направился к выходу из гостиной, но у самой двери остановился и взглянул на Еву-Энн, поглощенную своим рукоделием. Заметив его взгляд, она встала и бесшумно двинулась следом за ним. На пороге мистер Шриг остановился, покачал головой, оглянулся через плечо, пробормотал «Очень подозрительно!» и скрылся за дверью. Ева-Энн заперла замок и вернулась в гостиную. Миледи все еще лежала на подушках с закрытыми глазами. Казалось, она заснула. Но едва Ева-Энн взялась за иглу, как миледи резко спросила девушку:
   – Что ты там шьешь, Ева-Энн?
   – Одеяло для новорожденного миссис Тримбер, но…
   Тут девушка испуганно смолкла. Миледи, уткнувшись в подушки, разрыдалась. Ева-Энн отбросила в сторону шитье и кинулась к ней.
   – Мэриан. – Она ласково обняла ее. – Мэриан, дорогая, что случилось?
   – Младенец! – прошептала миледи сквозь слезы. – О, Ева-Энн, если бы только у меня был ребенок! Я могла бы быть сейчас совсем иной, гораздо лучше, добрее…
   – Нет, не надо так говорить! – девушка еще крепче прижала ее к себе. – Ты вовсе не злая, просто на время сбилась с пути. Но когда-нибудь, Мэриан, когда-нибудь Бог возьмет тебя за руку и поведет за собой, верь мне!
   – Меня не возьмет, нет! – исступленно вскричала миледи, подняв к свету свою тонкую руку и ужасом глядя на нее. – Бог никогда не решится коснуться этой грешной руки!
   – Это не так! – Ева по-матерински баюкала сотрясаемое рыданиями тело. – Он милостив. О, Мэриан, поверь мне, в тебе столько хорошего, что Бог никогда не оставит тебя. Ты ведь его дитя. Он любит тебя так же, как и всех своих детей. Поэтому не говори так и уповай на милость Господа.
   Миледи испуганным ребенком, ищущим утешения и ласки, прижалась к Еве-Энн. У нее вдруг потеплело на душе от этих простых и ласковых слов, от этих по-матерински нежных рук.
   – Ева, милая моя, – спросила она вдруг, – а ты веришь, что по ту сторону ужасного мрака, называемого смертью, нас ждет Бог?
   – Да, Мэриан.
   – И ты думаешь, он возьмет меня за руку? Вот за эту грешную руку?
   – Да, Мэриан, возьмет. И поведет за собой, и согреет своим сиянием.
   – Поцелуй меня. Ева-Энн, поцелуй меня, мой ангел милосердия и утешения.
   Ева-Энн ласково поцеловала ее, и они обнялись. Вдруг миледи лихорадочно прошептала:
   – Скажи мне, Ева-Энн, ты… ты… действительно?
   Раздался внезапный стук в дверь. Ева-Энн собралась было встать, чтобы открыть, но миледи удержала ее.
   – Нет, сначала ответь! Я не отпущу тебя, пока ты не ответишь!
   Девушка, вспыхнув под требовательным взглядом миледи, тихо сказала:
   – Да, Мэриан, действительно. Всем сердцем!
   Тогда миледи ласково поцеловала ее и отпустила. Ева-Энн поспешила открыть дверь. На пороге стоял маленький мальчик, тело его прикрывали чрезвычайно живописные лохмотья, он искательно улыбнулся и прнзительно заголосил:
   – О, мэм, пожалуйста, пойдемте, мама говорит, что малыш не шевелится, она думает, он умирает. Пойдемте скорее!
   – Иди, Ева-Энн, иди, милая моя! – В голосе и движениях миледи сквозила лихорадочная поспешеность. – Вот твой плащ. Так, давай я накину его на тебя. Можешь не торопиться с возвращением, я чувствую себя хорошо. Поспеши же, ангел мой, и пусть бог наградит тебя тем счастьем, которого так страстно желает моя душа.
   С этими словами она порывисто поцеловала Еву-Энн в лоб и вытолкнула ее на лестничную площадку, захлопнув тяжелую дверь.
   Какое-то мгновение она стояла, озираясь вокруг, словно насмерть перепуганный ребенок, затем вздрогнула и закрыла лицо руками!
   – Счастье! – пошептала она. – Помоги мне, Господи!
   Она подошла к окну, распахнула тяжелые ставни и протянула руки навстречу солнечному сиянию.
   – О Боже! Если ты действительно слышишь меня, то дай ей то счатье, которго я так и не узнала, дай ей то, что я так легко отринула от себя – подари ей детей и радость материнства!

Глава XXXIX,

   в которой миледи отправляется в последний путь

 
   Заходящее солнце преобразило мир трущоб, расцветив его в удивительно нежные цвета. Багряное небо с подсвеченными косыми солнечными лучами облаками поражало своей красотой, и даже грубый люд Джайлз-Рентс то и дело останавливался, чтобы взглянуть на это чудо. Привычные грязь и мрак окружающих улиц, казалось, отступили, и на их месте сиял прекрасный мир.
   И даже миледи, торопливо пробирающаяся сквозь толпу, целиком ушедшая в свои мрачные мысли не может не заметить удивительной красоты, посетившей Джайлз-Рентс. Она поднимает глаза к сиянию, льющемуся с небес, и молодость возвращается к ней, а вместе с молодостью и спокойная радость бытия.
   Где-то в глубине суматошного людского муравейника, в лабиринте узких улочек и переулков раздаются нежные звуки скрипки. Миледи, как зачарованная следует в направлении чудесной мелодии. Музыка звучит все громче и громче, маня и притягивая обитателей трущоб.
   И вот уже миледи в центре толпы, жадно внимающей волшебной игре скрипача. Она вглядывается в грубые лица, преображенные чистой мелодией, в глаза, зачарованные мечтой. Миледи торопливо пробирается вперед, а вокруг нее царит мир добра и любви, мир, о котором всегда мечтала ее мятежная душа. И улыбка играет на ее помолодевшем лице. Миледи входит в открытую дверь, поднимается по темным скрипучим ступеням и входит в комнату, где за столом сидит одинокий человек. Она что-то повелительно шепчет ему, он срывается с места и исчезает.
   Скрипач уже совсем рядом с Яблоневым Подворьем, он медленно идет по улице. Скрипка поет все нежнее, все мечтательнее. Его глаза, наполненные слезами радости, обращены к сияющим небесам. Отблески волшебного света достигают мансарды сэра Мармадьюка. Закатные лучи ласкают старенькую узкую кровать, кресло, грубое шерстяное пальто и человека, на плечи которого оно накинуто. Человек что-то пишет, он полностью поглощен этим занятием. Чьи-то шаги неслышно крадутся по лестнице. Перо продолжает скрипеть. Рука осторожно отодвигает задвижку. Перо строчит, не переставая. Дверь медленно и бесшумно отворяется. Перо, наконец, останавливается, человек за столом выпрямляется и замирает, уставившись в одну точку. Фигура за его спиной вскидывает руку, несущую смерть.
   Скрипач улыбается, дети вокруг него танцуют. Веселая плясовая мелодия волнами радости накатывает на слушателей, но внезапно музыка обрывается, смычок застывает в руке. Взгляд скрипача с ужасом застывает на окне мансарды. Дети замирают, мужчины и женщины забывают о своих мечтах, сотни глаз обращают свой взгляд туда, куда смотрит маленький скрипач. А из узкого слухового окошка доносится сухой щелчок, и струйка голубоватого дыма уносится в небо. Скрипач вскрикивает, его руки как-то странно дергаются, он спотыкается, падает и остается лежать в пыли, недвижимый, словно сраженный невидимой дланью.
   Эхо зловещего звука все еще висит в воздухе, и тут начинается столпотворение. Кто это? Что это? Выстрел! Это выстрел! Убийство!
   Оглушительный гам поднимается над Яблоневым Подворьем, паника охватывает обитателей Джайлз-Рентс, и сквозь испуганную, растерянную толпу, танцующей походкой скользит никем не замеченный, худощавый и сутулый человек. По пути он незаметно толкает закутанную в плащ фигуру.
   – Все в порядке, хозяин! Свистун свое дело знает! – шепчет он. – Следуйте за мной.
   Они протискиваются к маленькой мрачной дверце и начинают взбираться по темной скрипучей лестнице. Их торопливые шаги заглушают звук еще чьих-то ног. Они добираются до полуоткрытой двери. на лестничной площадке стоит едкий запах пороха. В комнате их встречает маленький изможденный Свистун Дик. Он коротко кивает им. В руках у него пистолет, пистолет все еще дымится.
   – Вот он, хозяин! – говорит Свистун, нервно насвистывая какую-то мелодию. Он дергает головой в сторону неподвижного тела.
   Медленно, почти боязливо высокая фигура в плаще переступает порог и вдруг отшатывается, заслышав чье-то проклятие. Сильная рука отодвигает фигуру в сторону. Человек в плаще вскрикивает, в безмолвном ужасе уставившись на сэра Мармадьюка, который быстро подходит к неподвижному телу, склоняется над ним, снимает шляпу. Осторожно он откидывает грубое шерстяное пальто.
   – Моубрей, – Сэр Мармадьюк отходит в сторону, – полюбуйся на дело своих рук!
   Сэр Томас оборачивается, в закатных отблесках ему улыбается безмятежно-прекрасное лицо леди Вэйн-Темперли.
   – Убийца! – вскрикивает сэр Моубрей и бросается на Свистуна Дика.
   Маленький человечек стремительно наклоняется, в сумраке сверкает сталь. Сэр Томас отшатывается, какое-то время, шатаясь, он стоит на одном месте, затем со стоном опускается на колени и падает лицом вниз.
   – Элеонор! – стонет он. – Нелл… любимая… наконец…
   Превозмогая боль, он медленно ползет, пока его рука не нащупывает ткань платья. Сэр Томас обнимает ноги миледи, вздыхает в последний раз и замирает.
   Багряные отблески становятся все темнее. В сгущающемся сумраке под рукой миледи белеет листок бумаги. Сэр Мармадьюк осторожно вытаскивает его.

   Это мой путь, и я с радостью выбираю его ради моей любимой девочки, ради Евы-Энн. Это дорога во тьме, но я иду по ней без страха, ведь там, в конце я вижу свет, это свет надежды, быть может, там я обрету свое счастье…

   На лестнице раздается торопливый топот, и в комнату врывается несколько человек во главе с мистером Шригом. Мистер Шриг задыхается, его лицо налито кровью, волосы пребывают в полнейшем беспорядке.
   – Слишком поздно! – кричит он, упав на колени и переворачивая тело лежащего на полу человека.
   – Черный Том! – шепчет мистер Шриг в бессильной ярости, – Черный Том, ты опять надул меня и на этот раз окончательно!

Глава XL,

   в которой рассказывается о последнем часе убийцы

 
   – Его скрипка молчит уже шесть дней, – Юдоксия печально покачала головой и взглянула на мистера Шрига, – а когда-то она пела так нежно, так чудесно. Ох, никогда не зазвучит она вновь, никогда не услышим мы ее игру!
   – Что вы имеете в виду, мэм? Он умирает?
   – Мистер Шриг, у нас есть самые серьезные опасения! – кивнул мистер Посингби. – Ангел смерти распростер над этим домом свои крыла. Наш больной, благодаря безграничному великодушию мистера Гоббса, ни в чем не нуждается. Юдоксия и мисс Эш, этот ангел милосердия, постоянно находятся рядом с ним, но несмотря на постоянные заботы, он слабеет с каждым часом. Силы его тают, дорогой Шриг! Он на пороге смерти.
   – Гм… – шишковатая трость задумчиво качнулась, – и все потому, что он услышал этот роковой выстрел! Как мне рассказали очевидцы, он вскрикнул, вскинул руки и упал. Да вы и сами, наверное, все видели?
   – Да, мистер Шриг, – кивнула головой Юдоксия Посингби, – он упал как подкошенный, словно пуля попала в него, а не в эту бедняжку миссис…
   – Он так ни разу и не пришел в себя?
   – Ни на минуту! Ох, мистер Шриг, вон за тем шкафом лежит его бедная скрипка… безмолвная, мертвая! Каждый раз при взгляде на нее у меня слезы наворачиваются на глаза.
   – Тогда, мэм, – мистер Шриг поднялся, – вот вам мой совет, – пореже смотрите на сей инструмент.
   – О, мистер Шриг, они такие хрупкие и нежные, дерево и струны, но в руках мастера она оживают. Мне казалось, будто сам Господь взывает к нашим душам. И вот теперь она замолкла навсегда.
   Мистер Шриг подошел к двери, но на пороге остановился.
   – Ваш больной что-нибудь говорит?
   – Да, он часто бредит! – вздохнула миссис Посингби.
   – Он лепечет, – поддержал ее супруг, – лепечет, как умирающий Фальстаф, «лепечет о зеленых полях».
   – Нет, нет, Огастес, не о полях, а о лесе.
   – Лес! – Губы мистера Шрига сложились трубочкой, словно он собирался присвистнуть, но в последний момент удержался.
   – О, да, он часто упоминает какой-то лес в сумерках! Так поэтично!
   Мистер Шриг решительным шагом вернулся в гостиную.
   – Но что может означать этот лес? Сосновый бор или дубовую рощу?
   – Вот именно, дорогой Шриг, он говорит о какой-то роще.
   – Роща! – Мистер Шриг опустился в кресло, аккуратно положив на подлокотник свою трость. – Интересно, мэм, уж не находится ли эта роща в дальнем конце Сассекса?
   Юдоксия потрясенно вскрикнула.
   – Господи Боже! Именно так, мистер Шриг, именно так он назвал ее – дальняя роща!
   – Угм, – мистер Шриг еще глубже погрузился в кресло. – Кстати, я слышал, наш друг Гоббс сегодня возвращается.
   – О, будь благословенны небеса! – Юдоксия торопливо вскочила. – Мы всегда рады видеть его, но ведь у нас лишь четыре бараньих отбивные! Такой гость заслуживает большего! И где нам его положить?!
   – Не беспокойтесь, мэм, я заберу его с собой.
   брови мистера Посингби зашевелились,-
   – Надеюсь, вы сделаете это не как официальное лицо. А пока, дорогой друг, как вы посмотрите на стакан портвейна?
   – С превеликим удовольствием, дорогой Посингби!
   – Душа моя, – спросил мистер Посингби, роясь в шкафу, – где у нас обитает портвейн?
   – Нигде, дорогой, бутылка уже давно пуста.
   – Вот незадача! – воскликнул мистер Посингби. – Может ли быть что-либо печальнее пустой бутылки? Но не падайте духом, дорогой Шриг, я мигом обернусь!
   С этими словами он подхватил свою шляпу и исчез. Но едва входная дверь успела захлопнуться, как наверху звякнул колокольчик. Оставшись один, мистер Шриг склонил голову, внимательно прислушиваясь. До него донесся высокий старческий, о чем-то требовательно бормочущий голос. Через минуту вниз сбежала Юдоксия.
   – Его скрипка! – запыхавшись, проговорила она. – Он требует свою скрипку! Он так изменился, мистер Шриг! Неужели, это смерть?!
   – В таком случае, мэм… – Мистер Шриг подобрался, но со стороны он казался таким же спокойным, как и всегда. – Пожалуй, я взгляну на него. – И он торопливо начал подниматься по лестнице.
   – Незнакомцы! – Голос был пронзителен и ворчлив. – Где я? Чьи это лица вокруг меня?!
   Изменился не только голос скрипача, изменился он сам. Эльф с серебриистыми волосами превратился в изможденного старика, цепляющегося за остатки былого достоинства.
   – Нет, – Ева-Энн ласково коснулась его волос, – я с тобой, Джеки…
   – Очень хорошо, мадам! – раздраженно воскликнул старик, – но моя дочь, моя Розамунда, где она?
   – Твоя дочь? – испуганно прошептала девушка, отступая под яростным взглядом блестящих глаз. – О, милый Джеки, разве ты не узнаешь свою Еву-Энн?
   – Нет! – все так же раздраженно ответил скрипач. – Нет, не узнаю. Сделайте одолжение, мисс, пошлите за моей дочерью. Я хочу видеть Розамунду. Боюсь, я заболел, и она должна быть рядом со мной. Мне приснился такой странный сон.