Последние полмили до зловещего дома на болотах были самыми тяжкими из всего перехода по этому парку юрского периода. Джим останавливался передохнуть аж четыре раза, и на четвёртый раз безымянный зверёк сделал своё неожиданное заявление. Первое, что пришло в голову Джиму, – он как-то обидел зверюшку.
   – А какие проблемы? Может, я что-то сделал не так?
   Зверёк покачал головой. Его взгляд сделался грустным.
   – Проблем никаких. Ты всё сделал так. Но я кое-что чую, и мне этот запах не нравится.
   Джим встревожено огляделся:
   – Запах? Какой ещё запах?
   – ВК.
   – ВК?
   – Вьетконговцы.
   Джим не верил своим ушам:
   – Ты чуешь запах вьетконговцев в болоте юрского периода?
   – Да тут их полно. Похоже, им здесь нравится.
   – Да иди ты.
   – Нет, правда. Я думаю, они либо разбили лагерь где-нибудь неподалёку, либо их наняли охранять дом.
   Джим даже не сразу нашёлся что сказать.
   – А с чего бы вьетконговцев вдруг прибило жить в болотах юрского периода?
   Зверёк взмахнул лапой – эквивалент пожимания плечами для существа, у которого нет ярко выраженных плеч.
   – Ты уже должен был уразуметь, что здесь, в посмертии, все живут, как хотят. Здесь не существует правил. Возьми хоть меня для примера.
   Джим на пару секунд задумался:
   – Если здесь где-то вьетконговцы, может, мне тоже стоит убраться подальше отсюда.
   – Да вряд ли они тебя побеспокоят. Они вообще-то мирные.
   – А американцы здесь тоже есть?
   Зверёк кивнул:
   – Я сам их не видел, но они тут изгадили всё, что можно. Где бы они ни разбили лагерь, всегда столько мусора остаётся: пустые сигаретные пачки, бутылки из-под коки, пивные банки, использованные иглы. Хотя это могут быть и декорации. Для вьетконговцев. Или здесь есть ещё кто-то третий.
   Джим уже окончательно обалдел;
   – Да кто в здравом уме станет разыгрывать войну во Вьетнаме среди динозавров?
   Зверёк скривил губы:
   – Как будто тут кто-то в здравом уме!
   Джим вздохнул:
   – Да, наверное, ты прав. Но ты-то чего так напрягся из-за этих вьетконговцев?
   – Боюсь, что меня съедят. Ходят слухи, что они почитают наш вид особым деликатесом.
* * *
   Уже потом, когда Сэмпл вспоминала тот день, она готова была признать: её реакция на открытие каннибализма в Некрополисе была несколько чрезмерной; но конкретно в тот день отвращение, ярость и возмущение возобладали над здравым смыслом. Впрочем, Толстый Ари, полностью поглощённый своим отвратительным деликатесом, даже и не заметил, что на лице Сэмпл отразился неприкрытый ужас. Он продолжал говорить с набитым ртом:
   – Очень рекомендую попробовать маринованных младенцев в арахисовом соусе. Их внутри подают.
   Сэмпл стало уже совсем плохо. Младенцев?! Жёлчь подступила к горлу, но Сэмпл удалось её сглотнуть. Она отшатнулась от Толстого Ари. Тот посмотрел на неё и моргнул:
   – Ты чего?
   Сэмпл очень хотелось ответить. Но она не смогла – побоялась, что если откроет рот, сразу вырвет. Зажав рот ладонью, она бросилась, не разбирая дороги, куда-то в сторону. Глаза слезились, ей с прудом удавалось сдерживать тошноту. Представители некропольской элиты с любопытством поглядывали вслед Сэмпл, когда она проносилась мимо, но никто ничего не сказал и не попытался её удержать – просто смотрели и возвращались к своим делам, наверное, думали, что она перевозбудилась в связи с предстоящим событием. И только когда Сэмпл приблизилась к выходу с территории царского павильона, стражник-нубиец преградил ей дорогу. Стражи стояли у всех входов-выходов, дабы не допустить грязный плебс к самому богу-царю и его приближённым.
   – Вам нельзя выходить, госпожа.
   При других обстоятельствах Сэмпл, наверное, испугалась бы нубийца – этакую гориллу семи футов ростом и с выступающей рельефной мускулатурой, судя по виду, твёрдой как камень. Но теперь она была в ярости. Вернее, так: в ужасе и ярости, – и ещё неизвестно, чего было больше. Когда она заговорила, её голос срывался на истерический крик:
   – Я Сэмпл Макферсон и буду делать, что я хочу. А сейчас я хочу уйти! Подальше от этих блядских каннибалов!
   Нубиец, кажется, растерялся, но не нашёл ничего лучше, чем повторить свою первую фразу:
   – Вам нельзя выходить, госпожа.
   – Я наложница господина Анубиса. Я, блядь, его фаворитка. Ты собираешься помешать мне выйти?
   Не убирая копья, преграждавшего Сэмпл дорогу, стражник покачал головой:
   – Я не могу помешать вам выйти. Но если вы попытаетесь войти обратно, я буду вынужден вас не пустить. Допуск на царскую территорию осуществляется строго по штрих-коду. Если ваш код есть в списке, вас пропустят. А у вас, как очевидно…
   Он указал взглядом на лоб Сэмпл. Снова этот проклятый штрих-код. Эта хрень будет преследовать её здесь, пока она окончательно не уберётся из Некрополиса. Впрочем, может, оно и к лучшему. Сэмпл приняла решение. Она прикрикнула на нубийца:
   – Убери своё копьё и пропусти меня.
   Тот, должно быть, почувствовал, что она уже на пределе, потому что тут же убрал копьё.
   – Со своей стороны могу только ещё раз предупредить: вас не пустят обратно.
   Сэмпл изо всех сил старалась не сорваться.
   – Да всё нормально. Я и не собираюсь обратно. – Она оглянулась на царский павильон. – Я скорее соглашусь, чтобы мне сожгло сетчатку, чем вернусь в это место.
   Лицо у нубийца напряглось, и он вытянулся по стойке «смирно». Сэмпл решила, что он просто не знает, как обходиться с женщиной из гарема в состоянии нервного срыва, и не придумал ничего лучше, кроме как изобразить из себя тупого робота.
   – Только не говори потом, что тебя не предупреждали.
   – Не скажу, не волнуйся.
   Она прошла мимо нубийца. Кажется, она всё-таки выбралась. Будем надеяться, что это была её последняя встреча с Анубисом. Снова включились трубы.
   – Время до пуска: двадцать минут. Отсчёт пошёл.
* * *
   До дома было уже совсем близко, так что даже при лунном свете Джим сумел разглядеть некоторые архитектурные детали. Тот, кто создал это место, работал в эстетике Старого Юга: высокие портики, узкие башенки, летящие опоры – такой готический Грейсленд. На самом деле дом производил угрожающее впечатление, и Джим даже подумал, что зря поддался на уговоры зверька и пришёл в это мрачное место. Он себя чувствовал Джонатаном Харкером на подходе к замку Дракулы. Ему вдруг пришло в голову, что, может быть, безымянный зверёк привёл его сюда неспроста. Может быть, это он так развлекается – заманивает незнакомых людей на самый страшный участок болот, а потом бросает их здесь одних. Типа такой у него прикол. Сперва Джим огорчился, что зверёк ушёл, но, когда он приблизился к дому и увидел, какое это зловещее место, огорчение быстро сменилось жалостью. Даже жёлтый свет, струившийся из окон, был неприветливым и холодным. Люди, выбравшие для себя такой дом, вряд ли окажут радушный приём случайному страннику.
   Джим споткнулся о какой-то корень и едва не упал. Он уже собрался высказаться по этому поводу, как вдруг в камышах, совсем рядом, раздался шорох. Джим обернулся на звук, но ничего не увидел. В камышах снова зашуршало. Это явно был человек или какой-нибудь крупный зверь. Причём очень близко. Стараясь не шуметь, Джим присел, погрузившись по шею в воду. И буквально в следующее мгновение из камышей, буквально в нескольких ярдах от Джима, показались какие-то тёмные фигуры. Они целенаправленно шли вперёд, держа автоматы над головой, и по тому, как они шли, сразу же становилось ясно: местность им хорошо знакома. Но что хуже всего – они шли прямиком на Джима.
* * *
   Едва Сэмпл вышла с территории царского павильона, её как будто накрыло волной звуков и запахов. Причём запахов не самых приятных. Здесь, на участке, отведённом для бедных – так сказать, на дешёвых местах, хотя, разумеется, никаких мест не было и в помине, – вонь стояла – не продохнуть. «Благоухание» немытых тел, дурной запах из множества ртов, вонь от мочи, дерьма и блевотины из импровизированных уборных, запах прогорклого жира от дешёвой некачественной еды – в общем, убойное сочетание. Но что хуже всего: на Сэмпл сразу же обратили внимание. К ней подкатился какой-то оборванный, в жопу пьяный мужик в грязном килте и короткой жилетке и попытался облапить.
   – Эй, сука богатая, если хочешь развлечься, со мной развлекись, не пожалеешь. – Очевидно, он принял её за придворную даму, которую вдруг потянуло на низменные развлечения. Вроде как нервы пощекотать.
   Сэмпл не стала выводить его из заблуждения. Она обошла пьяного мужика и поспешила прочь. Но вот в чём проблема: она понятия не имела, куда идти. Тем более что её жутко тошнило. В такой ситуации было очень непросто поддерживать гордый и независимый вид. Пьяный мужик заорал ей вслед:
   – Шлюха драная! Брезгуешь, значит? Думаешь, ты для меня слишком хороша?
   Сэмпл сделала вид, что не слышит, но мужик ещё не закончил:
   – Так чего ж ты сюда, блядь, припёрлась, если считаешь, что ты такая вся из себя распрекрасная? – Он двинулся следом за ней, продолжая орать: – А ну стой! Я с тобой разговариваю! Вы, дворцовые бляди, ничем нас не лучше!
   На них уже стали оглядываться. Только теперь до Сэмпл дошло, что она в своих полупрозрачных шелках, вся обвешанная золотыми побрякушками, благоухающая дорогими духами, выделяется среди этих оборванных бедняков, словно изящная бабочка – среди деклассированных и озлобленных нищетой тараканов и скорпионов.
   Сперва на неё смотрели лишь с любопытством, но очень скоро любопытство сменилось тупой яростью. Злые, обиженные лица были везде. Сэмпл казалось, что она почти слышит их мысли. Она была из мира, о котором они даже и не мечтали, а лишь представляли себе с чёрной завистью. И вот она вдруг оказалась здесь, среди них. И что им с ней делать? Поначалу они просто злобно таращились на неё, но подойти не решались. Однако враждебность толпы нарастала, и в конце концов произошло неизбежное. Полногрудая тётка в неряшливом и дешёвом, хотя, наверное, с её точки зрения, праздничном одеянии – только что поднявшаяся с земли, где рьяно сношалась с двумя молодыми людьми атлетического сложения, пока третий снимал их дешёвой пластмассовой «мыльницей», – преградила дорогу Сэмпл. Она отряхнула руки от пыли и смерила Сэмпл презрительным взглядом:
   – Так что же с тобой приключилось, лапуля? Песьеголовый выкинул тебя из рая?
   Сэмпл пришлось остановиться, но она не считала, что язвительные вопросы грудастой тётки заслуживают ответа. Она огляделась в поисках пути к достойному отступлению, но такового не обнаружилось. Толпа сомкнулась вокруг неё плотным кольцом. В душе шевельнулся страх, но Сэмпл знала: нельзя показывать этим людям, что она их боится. Иначе её растерзают на месте. Ситуация была критическая. Насколько Сэмпл могла судить, её здесь приняли за Марию Антуанетгу. И толпа жаждала мести. Всем хотелось урвать свой кусок этого сладкого пирога. Не встретив немедленного отпора, грудастая тётка совсем осмелела и сделала шаг вперёд, надвигаясь на Сэмпл:
   – Так какие проблемы, девочка? Чего молчишь? Считаешь, я недостойна того, чтобы со мной разговаривать? Ты на чужой территории, детка. Здесь у нас свои правила. И придётся тебе этим правилам научиться.
   Сэмпл взглянула на тётку с обжигающим презрением. Во всяком случае, она очень надеялась, что у неё получилось изобразить обжигающее презрение.
   – И кто меня будет учить? Неужели ты?
   Тётка расхохоталась и обратилась к толпе зрителей:
   – Нет, вы слышали?! Эта мелкая сучка, кажется, думает, что она всё ещё в безопасности у себя во дворце.
   Она сделала ещё шаг и встала чуть не вплотную к Сэмпл. На Сэмпл пахнуло потом, перегаром и землистым запахом тела после недавнего секса. Глядя прямо в безвкусно раскрашенное лицо с размазанной вокруг глаз тушью, Сэмпл угрожающе проговорила:
   – Послушай добрый совет: со мной лучше не связываться.
   На самом деле она была не настолько в себе уверена, как пыталась показать. На левой щеке этой трущобной шлюхи красовался жуткого вида шрам, след какой-то кровавой разборки. Впрочем, Сэмпл была не из тех, кого легко напугать. Глаза у тётки опасно блеснули.
   – Ты мне, что ли, советы даёшь? Может, думаешь, сюда сейчас прибежит толпа вооружённых нубийцев, чтобы тебя спасать?
   Теперь к наглой тётке присоединились ещё две женщины из толпы зрителей. Сэмпл поняла, что ситуация – локальный случай классовой борьбы – уже почти дошла до точки воспламенения. Причём она даже не представляла, что будет делать, когда, образно выражаясь, нарыв прорвётся. Тем более что кризис случился значительно раньше, чем она ожидала. Грудастая тётка протянула свою грязную руку с облупившимся красным лаком на ногтях и попыталась ухватить золотой воротник Сэмпл.
   – А как насчёт этой миленькой штучки? У тебя их, наверное, целая дюжина, а здесь у нас на такую штуковину семья может прожить целый год.
   Сэмпл резко подалась назад, не давая грудастой тётке дотянуться до воротника. Это был даже и не её воротник. Это было украшение из сокровищницы сераля. Как у собственности Анубиса, у Сэмпл не было вообще ничего своего. Впрочем, толпа этого не поймёт. Ей оставалось лишь изображать из себя «птицу смелую, птицу гордую» и надеяться, что все как-нибудь обойдётся. Так что она огрызнулась на тётку:
   – Убери от меня свои грязные лапы.
   Из толпы раздался чей-то голос:
   – Раздеть её, сучку дворцовую!
   Сэмпл скривила губы:
   – Это будет не так легко сделать.
   Ещё один голос раздался в толпе:
   – Точно! Раздеть догола!
   Смех пронёсся в толпе, и кто-то крикнул:
   – Шесть к четырём на Сашеп-Блудницу.
   Остальные немедленно подхватили:
   – Шесть к четырём на Сашеп-Блудницу.
   Сэмпл поняла, что грудастая шлюха – это и есть Сашеп.
   – Шесть к четырём на Сашеп-Блудницу.
   Толпа оживилась в предвкушении развлечения.
   – А я бы поставил на эту красотку.
   Кое-кто рассмеялся, но серьёзные игроки оценивающе приглядывались к Сэмпл. У Сэмпл в голове не укладывалось, что кто-то может поставить на неё шесть к четырём в схватке без правил, если судить по тому, какой у неё сейчас вид: расфуфыренная наложница, прямиком с парадного шествия Анубиса.
   – Ещё кто-нибудь будет ставить на гаремную шлюху?
   – Четыре к одному.
   – Удваиваю, если Сашеп её прикончит.
   Игроки на пару секунд умолкли, чтобы переждать трубные звуки и громогласное объявление:
   – Время до пуска: пятнадцать минут. Отсчёт пошёл.
   Пятнадцать минут – это ещё куча времени. Внимание толпы вновь обратилось к предстоящему бою.
   – Значит, что мы имеем. Двадцать ставок на аристократку.
   Сэмпл искренне удивилась. Игроки уже начали обмен маркёрами, записывая ставки на бой между Сэмпл в золотых украшениях из царского гарема и Сашеп с огромными сиськами и красными ногтями. Как будто они – пара бойцовых ящериц или питбулей. Просто ещё один повод, чтобы деньги сменили хозяев. Хотя было одно утешение. Меньше всего Сэмпл хотелось драться с какой-то психованной тёткой, но толпа игроков, сделавших ставки на бой, это всё-таки не толпа беснующихся линчевателей. К несчастью, две женщины, что стояли теперь за спиной у Сашеп, в данную схему никак не укладывались. Их волчьи усмешки и сжатые кулаки красноречивее всяких слов говорили о готовности разорвать Сэмпл на куски. При любом раскладе. Сэмпл поняла, что их надо немедленно нейтрализовать.
   – Вы лучше уйдите отсюда, а то ещё от своих же и огребете, что мешаете бою по ставкам.
   Женщины расхохотались, как будто Сэмпл блефовала, но Сашеп грозно глянула через плечо, и они сразу въехали, что к чему. Когда они отошли, Сашеп обернулась к Сэмпл:
   – Думаешь, сможешь меня побить?
   Сэмпл улыбнулась:
   – Внешность часто обманчива.
   Тётка тоже улыбнулась:
   – Я тебе, блядь, все твоё милое личико так расцарапаю, что обратно уже не зашьёшь.
   Сэмпл показала на шрам на щеке у Сашеп:
   – А это у тебя откуда? Сутенёр был не в духе?
   Этого было достаточно, чтобы Сашеп-Блудница завелась с пол-оборота. Она снова бросилась к Сэмпл, пытаясь схватить её за воротник, и Сэмпл вновь отскочила. Только на этот раз она тут же рванулась вперёд, в наступление, и со всей силы врезала кулаком по лицу соперницы.
* * *
   Джим буквально оцепенел от страха, увидев, что прямо на него движется отряд вьетконговцев. Надо было бежать или хотя бы нырять под воду, но он не мог пошевелиться. Когда же наконец вышел из ступора, было слишком поздно. Вьетконговцы были так близко, что он различал их суровые, плоские лица, наглядное подтверждение ницшеанского постулата загробного мира: «То, что их убило, сделало их сильнее». Они были так близко, что он различал даже крошечные механические детали их автоматов АК-47. Он сумел прочитать, что написано на футболке одного из вьетнамцев: ПРАВДА ГДЕ-ТО ЗДЕСЬ. Поблизости кашлянул динозавр, и колонна вьетконговцев насторожённо замерла на месте. Держа автоматы на изготовку, они принялись оглядываться по сторонам. Один из них посмотрел прямо на Джима – глаза в глаза, – но при этом, похоже, в упор не увидел. Как будто Джим был невидимкой.
   Динозавр снова закашлялся и даже, кажется, шмыгнул носом, после чего двинулся в сторону – прочь от Джима и вьетконговцев. Волна, поднятая динозавром, накрыла Джима с головой, и он вынырнул, отплёвываясь, прямо перед вьетнамцем в футболке с надписью: ПРАВДА ГДЕ-ТО ЗДЕСЬ. И снова произошло невозможное. Вьетнамец его не увидел. Он прошёл мимо Джима, разминувшись с ним на какие-то пару дюймов; и все остальные, шедшие за ним, тоже прошли мимо Джима, вообще его не замечая. Джим поднялся на ноги и протёр глаза. Он не мог понять, что происходит. Да, здесь, в Посмертии, постоянно творятся какие-то странности, но то, что случилось сейчас, – это была не обычная странность. Может быть, это всё из-за сдвига времени? Например, если вьетконговцы оказались чуть-чуть назад в прошлом, а сам Джим – чуть-чуть вперёд в будущем, это вполне объясняет, почему он их видит, а они его – нет. Объяснение, конечно, притянуто за уши, но всё же Джим задумался: а что будет, когда он доберётся до дома? Его там вообще увидят?
   Но в одном он был уверен: если просто стоять на месте, по пояс в грязной воде, то так ничего и не выяснишь. То есть выбора не оставалось – надо идти вперёд. К жёлтым окнам.
* * *
   Сашеп упала, но тут же приподнялась на локте и поднесла руку к носу. На ладони осталась кровь. Кровь струилась по верхней губе и затекала ей в рот.
   – Ты мне нос, бля, сломала.
   Сэмпл подняла указательный палец:
   – Я же тебе говорила, внешность часто бывает обманчива.
   Сашеп вдруг резко дёрнула ногами в движении «ножницы», пытаясь этим коварным приёмом сбить Сэмпл на землю, и Сэмпл с трудом удалось отскочить. Сашеп вскочила на ноги и, пригнувшись, бросилась на Сэмпл, целясь ногтями ей в лицо. Сэмпл сразу же поняла, что в «честном» бою у неё нет никаких шансов против Сашеп. Она не знает никаких грязных приёмов, и у неё нет той реакции, что у её соперницы. Единственная надежда – придумать какой-нибудь хитрый ход. Причём побыстрее. Иначе эта трущобная шлюха просто порвёт её на куски.
   Женщины ходили кругами, выжидая удобного случая наброситься на соперницу, а вокруг бесновалась толпа. Громкие вопли, оскаленные зубы, уродливые перекошенные лица. Маркёры снова пошли по рукам. Теперь, когда Сэмпл неожиданно пролила первую кровь, ставки резко изменились. С возрастанием ставок вырос и азарт – финансовые интересы подстёгивали кровожадность толпы.
   – Давай, малышка! Пинай её прямо в пизду! Сиськи ей оторви! Не подведи нас, Сашеп!
   Сашеп уже примеривалась для атаки, а Сэмпл лихорадочно соображала. Когда Сашеп рванулась вперёд, пытаясь схватить Сэмпл за волосы, та опять увернулась, и тут ей в голову пришла одна мысль. Она быстро расстегнула застёжки своего золотого воротника и сорвала его с шеи. Держа воротник в вытянутой руке, улыбнулась Сашеп гадкой улыбкой:
   – Ты вот это хотела, да? Что ты там говорила? На эту штуку семья может прожить целый год? Ну так возьми. Можешь потом целый год не работать.
   Сашеп нахмурилась. Кровь и потёкшая тушь смешались у неё на лице с мелкой песчаной пылью, поднятой сотнями ног. Пот стекал у неё со лба грязными ручейками. Разумеется, Сашеп поняла, что Сэмпл что-то задумала, и пыталась сообразить, что именно. Сэмпл почувствовала своё превосходство.
   – Ну, так что, будешь брать?
   Сашеп сделала резкий выпад. Сэмпл отпрыгнула в сторону и рассмеялась. Похоже, драка потихонечку превращалась в бой быков.
   – А ещё лучше, сбегай за ним, как собака за палочкой.
   Сэмпл бросила воротник, так что он приземлился в нескольких ярдах от того места, где они с Сашеп стояли. Сэмпл читала Сашеп как открытую книгу. Та понимала, что ей нельзя спускать с Сэмпл глаз, и в то же время не смогла удержаться, чтобы не глянуть, куда упал золотой воротник. Как только она оглянулась, Сэмпл ударила её кулаком ниже уха. Сашеп пошатнулась, но ей хватило ума сдвинуться в ту сторону, где лежал воротник. К несчастью – то есть к несчастью для Сашеп, – Сэмпл на то и рассчитывала. Как она и надеялась, когда бросила воротник, две бабы, жаждущие её крови, от которых она благополучно избавилась перед дракой, снова вступили в действие. Когда в толпе начали делать ставки, они благоразумно отошли в сторонку, освободив место для двух намечающихся соперниц. Но теперь возможность ухватить золотой воротник резко меняла дело. Кровожадная парочка с вожделением поглядывала на дорогую вещь, явно прикидывая про себя, стоит оно того, чтобы вмешаться в драку, и как потом унести воротник, избежав гнева толпы. Сашеп тоже увидела, что происходит, и – может быть, вопреки здравому смыслу – бросилась, чтобы схватить воротник.
   Сэмпл была уже рядом. Как только Сашеп потянулась за воротником, Сэмпл со всей силы пнула её в бок. Сашеп упала. Сэмпл пнула её ещё раз, и Сашеп перевернулась, но при этом ей удалось схватить воротник. Сэмпл ухмыльнулась и отступила на шаг.
   – Ну и что ты теперь будешь делать? Драться одной рукой? Или всё-таки выпустишь своё сокровище?
   Сэмпл явно недооценила соперницу, но когда она это поняла, было уже поздно. Сашеп вскинула левую руку и швырнула ей в лицо горсть песка и пыли. Сэмпл на мгновение ослепла, и как раз в это мгновение снова включились трубы:
   – Время до пуска: десять минут. Отсчёт пошёл.
   Но Сэмпл уже ничего не слышала. Потому что расплачивалась за свою ошибку. Сашеп била её кулаками в живот и грудь. Она намотала золотой воротник вокруг правого кулака, так что получился импровизированный кастет. Сэмпл отступила под градом ударов. Во рту чувствовался привкус крови. Толпа ревела, ставки снова менялись. После удара в висок колени у Сэмпл подогнулись; Сашеп схватила её за юбку и резко дёрнула вниз. Сэмпл запуталась ногами в юбке и тяжело повалилась на землю. Перед глазами всё плыло, но она всё равно разглядела победную ухмылку Сашеп, которая встала над ней, готовясь добить.
   – Ну что, гаремная сука, сейчас я буду тебя убивать.
* * *
   На небе уже показались первые серые проблески – ещё даже и не рассвет, а только предчувствие рассвета. Джим наконец выбрался на сухую землю. В ботинках хлюпала вода. Он весь промок, но его это как-то не слишком тревожило – ночь была тёплой и влажной, как ночи в Орландо в самый разгар лета. Кожаным штанам ничего не будет, а его свежая хлопковая рубашка все равно превратилась бы в мокрую тряпку за считанные минуты, даже если бы он то и дело не погружался в болото. Зато приятно, что теперь не приходится выдирать ноги из топкого ила через два шага на третий. Деревья, окружающие старый дом на болотах, были как раз перед ним, но чтобы добраться до рощи, Джиму пришлось преодолеть полосу густого подлеска на границе воды и сухой земли.
   Первобытные мангровые деревья и какие-то шипастые лианы наподобие колючей проволоки органического происхождения – шипы были длиной в два дюйма и смотрелись вполне ядовито – стали последним и самым, надо сказать, неприятным препятствием. Когда Джим всё-таки выбрался из этой опасной растительности, он тихо порадовался про себя, что не отказался в посмертии от своих, может быть, несколько претенциозных пристрастий Короля-Ящера, а именно – от пристрастия к кожаным штанам. Жалко только, что у него не случилось с собой и такой же куртки. А то ноги остались в целости и сохранности, а вот руки, грудь, спина и плечи были все исцарапаны в кровь. Рубашка, понятно, годилась теперь только на выброс.
   Земля под деревьями чуть пружинила, и Джим обнаружил, что идёт по ковру из мягкого, ворсистого мха поверх перегноя из прелых листьев и сосновых иголок. Здесь уже были явные признаки человеческого присутствия: проржавелый корпус огромного автомобиля, без колёс, лежал под деревьями, словно железный кит, выбросившийся на берег, – то ли «линкольн», то ли «понтиак», то ли «Бьюик-рокет-88», который в своё время считался не менее шикарным, чем «кадиллак» Долгоиграющего Роберта Мура. Корпус проржавел насквозь, но кое-где были ещё видны пятна выцветшей розовой краски. Джиму сразу вспомнились слова безымянного зверька, что вроде как в этом доме жил Элвис. Этот остов когда-то роскошного автомобиля пролежал здесь как минимум лет шестьдесят-семьдесят; сквозь него проросли какие-то хвойные деревья – на высоту футов в сорок. Так что даже если Элвис и вправду когда-то почтил сей участок загробного мира своим звёздным присутствием, это было давно. То есть так получалось по логике, только обычная логика как-то не очень действовала в этом парке юрского периода с его завихрениями во времени.