Страница:
— Это невозможно. — Крэг начинал сердиться.
— Неужели? Тогда пусть все расскажет сам.
— Не знаю, что он делал так далеко от школы, но уверен лишь в одном: Питер не мог никому звонить по телефону.
— Не мог? Отчего же вы так в этом убеждены?
— Потому что Питер немой, — отрезал Крэг и принялся успокаивать плачущего мальчика.
Глава 13
— Неужели? Тогда пусть все расскажет сам.
— Не знаю, что он делал так далеко от школы, но уверен лишь в одном: Питер не мог никому звонить по телефону.
— Не мог? Отчего же вы так в этом убеждены?
— Потому что Питер немой, — отрезал Крэг и принялся успокаивать плачущего мальчика.
Глава 13
Доремус одолжил у скульптора Брюннеля рабочие штаны цвета хаки, а также чистую, хотя и видавшую виды рубашку. Он сидел в кабинете директора гринлифской школы-интерната. Ботинки пришлось снять — они оказались слишком грязными, и Доремус опасался наследить на синем бархатистом ковре. После падения в пруд шея словно одеревенела и постоянно ныла, однако все невзгоды тут же отошли на задний план, как только Инок Милс предложил Доремусу хорошую сигару, и теперь тот нисколько не сомневался, что сможет спокойно работать дальше.
— Питер никак не мог выбраться с территории школы и при этом остаться незамеченным, — настаивал директор.
Фамилия его была Куинлэн, а вся осанистая выправка, бодрость и оптимизм этого стареющего джентльмена безошибочно свидетельствовали о его военном прошлом. Лицо Куинлэна покрывали многочисленные морщины, а когда он замолкал, губы его чуть заметно дрожали.
— Но ведь в субботу занятий в школе нет, — удивился Инок Милс. — И многие ребята отправляются в город.
— Обычно оно так и бывает, шериф. Но в эту субботу у нас проходил весьма ответственный футбольный матч, поэтому лишь несколько мальчиков оставались на территории школы. А большинство учеников находились под попечительством своих родителей или других родственников.
— И Питер весь день находился здесь? — поинтересовался Доремус.
— Я абсолютно в этом уверен. Обедали в половине шестого, а игра закончилась за двадцать минут до этого. Если бы он не обедал, я непременно узнал бы. А сразу после обеда показывали кино. Фильм длинный — почти два часа. Потом все мальчики разошлись по своим комнатам. В том корпусе, где живет Питер и другие ученики младших классов, вечернюю проверку проводят в восемь сорок пять, а в девять часов уже гасят свет. В корпусе для старшеклассников мы позволяем ребятам ложиться спать на час позже.
— Итак, без четверти девять Питер лежал в своей постели.
— В противном случае мне немедленно доложили бы о его отсутствии.
— И тем более он не мог улизнуть из школы, когда крутили кино? — вмешался в разговор Милс.
Куинлэн отрицательно покачал головой.
— Но Доремус утверждает, что меньше, чем через час после начала фильма, — продолжал Милс, — Питер уже находился на ферме Хока, а ведь до нее около пяти миль.
— Послушайте, а мог ли кто-нибудь из товарищей Питера подменить его во время вечерней проверки? Ну, скажем, накрыться с головой одеялом, притворившись спящим?
— Такие уловки нам знакомы, — улыбнулся директор. — Но дело в том, что товарищей по комнате у Питера нет. Он живет один.
— Я хотел бы осмотреть комнату, где он живет, — попросил Доремус.
— Разумеется. Я сам вас провожу. — Директор достал из ящика большую связку ключей и повел Милса с Доремусом через окутанный туманом двор.
— Скажите, а у вас есть ночной сторож у главных ворот?
— Да. Три-четыре раза за ночь он обходит весь двор, но делает это, когда ему вздумается.
Доремус внимательно разглядывал здания интерната, их остроконечные крыши. Жилые корпуса, куда они направлялись, располагались под прямым углом друг к другу. Они оказались четырехэтажными. Эти строения соединялись со зданием столовой и спортзалом аркой. За столовой находилась автомобильная стоянка, но со стороны корпусов ее не было видно, и попасть туда можно было только через главные ворота, по неосвещенной и извилистой асфальтированной дороге, огибающей прямоугольный двор. За школьной территорией зловеще возвышались поросшие лесом горные хребты.
Директор уже отпирал дверь жилого корпуса, когда в административном здании дважды прозвонил колокол. Отсюда, со стороны ворот, вход в это здание хорошо просматривался. Он был ярко освещен. Кроме того, внутри коридоры также купались в люминесцентном сиянии.
— Сколько имеется таких ключей, как ваш? — осведомился Доремус, изучая массивную дубовую дверь.
— Три. И я могу точно сказать, где в данный момент находится каждый из них. К тому же вы, вероятно, успели уже заметить, что двери запираются исключительно снаружи.
Они поднялись наверх, туда, где жил Питер. Здесь замок был попроще, и директор легко отпер его запасным ключом.
— Каждое такое помещение представляет собой комплекс из двух спален и рабочего кабинета, — шепотом пояснил директор, когда все трое осторожно заглянули внутрь. — Давайте-ка посмотрим... По-моему, Питер обитает вот в этой.
Раздвинув занавеску, они вошли в небольшую спаленку с двумя кроватями и шкафчиком, смахивавшую скорее на казарму, чем на детское общежитие. На одной кровати не было никакого белья, даже матраса. На другой же, очевидно, кто-то совсем недавно спал.
Доремус вдруг почувствовал, как внутри у него все похолодело. С замирающим сердцем он двинулся к окнам, Здесь их было три — каждое со ставнями, шириной в двадцать четыре дюйма. Одно из них оказалось приоткрытым. Снаружи протянулся довольно широкий карниз — около восьми дюймов. Доремус глянул вниз — высота футов сорок. Кладка была неровная, каменные плиты кое-где выступали, но не более, чем на пару дюймов. Так что спуститься из окна по стене было невозможно. Кроме того, Доремус не обнаружил ни одного выступа, за который можно было бы ухватиться руками.
Следователь перевел взгляд направо. Здесь покато спускалась крыша, а у самого ее края Доремус заметил желоб для стока воды. Он вполне мог служить опорой. Следователь поставил на карниз ногу и попробовал было вылезти из комнаты, но, даже не обремененный лишним весом, так и не смог этого сделать. Тогда он по пояс высунулся из окна, стараясь как можно внимательнее осмотреть выцветшую, красноватую крышу.
— Нет, таким образом Питер никак не мог выбраться отсюда, — запротестовал директор. — Уж больно рискованно. И всем мальчикам это хорошо известно. Мы ведь каждый год читаем на эту тему специальные лекции. Предупреждаем, что забираться...
— Я больше чем уверен, воспитанники следуют вашим указаниям. Все они, похоже, очень послушные мальчики, однако Питер — исключение. Я теперь почти убежден, что выбирался он именно этим путем. И точно так же возвращался назад. Причем неоднократно, а по меньшей мере раз десять, а то и все двенадцать. Ну все, нам пора.
Оказавшись во дворе, Доремус посмотрел на окна Питера.
— Стоит преодолеть вон тот опасный участок, пока крыша не станет более плоской, и тогда путешествие по ней — вообще дело плевое. А на фоне темного леса мальчика вряд ли можно заметить. Самый сложный отрезок пути — вот эти двенадцать футов. Однако в кедах или кроссовках, да еще опираясь на водосточный желоб, не так-то и трудно добраться до плоской крыши. Ну, а теперь неплохо было бы отыскать то место, где он спрыгивал на землю, раз уж мы частично разобрались с его маршрутом.
Они подошли к следующему жилому корпусу. Здесь в сплошной стене одиноко чернела дверь, а дальше тянулся каменный переход в столовую. Стены его были увиты плющом.
— Вы считаете, что он лазал по этому плющу? — засомневался Милс.
— Это единственный путь, чтобы слезть с крыши.
— Да, но вы забываете, что Питер Мэтис не ахти какой спортсмен, — грустно возразил Куинлэн. — Что же могло заставить его совершать такие опасные прогулки по крышам?
Доремус задумчиво посмотрел на директора школы.
— Возможно, Крэг откроет нам эту тайну. А теперь надо проведать мальчика. Как он там себя чувствует?
— Сейчас он спит, — без обиняков начала Эми, как только вошли мужчины. — Но это стоило нам большого труда. Его так напичкали успокоительным, что, по идее, он должен был отключиться за считанные минуты. И тем не менее что-то его здорово беспокоит...
Голос девушки звучал печально.
— Он метался в постели и стонал. Пришлось повозиться с ним не менее получаса. Давно не случалось такого в моей практике.
Крэг ничего не добавил. Он выглядел крайне подавленным и все время молчал. А когда он собрался закурить, руки у него сильно задрожали. Это выглядело почти комично, словно какой-то заштатный актер бездарно пытался изобразить мертвецки пьяного.
— Можно утром задать Питеру несколько вопросов? — осторожно закинул удочку Милс, но Крэг тут же взорвался:
— Ни в коем случае!
Однако через несколько секунд он, очевидно, пожалел о своей вспышке гнева и, окинув присутствующих виноватым взглядом, начал оправдываться:
— Питеру надо сейчас хорошенько отдохнуть... ему нужен полный покой. Скорее всего придется подержать его на транквилизаторах несколько дней. Видите ли, я не знаю, какую душевную травму перенес этот мальчик, но постараюсь выяснить это сам в спокойной обстановке... Я расспрошу его обо всем...
— А вдруг Питер Мэтис как раз и есть ваш брат Майкл? — подал голос Доремус.
Психолог заморгал, будто ему только что пришлось выслушать какую-то дикость.
— О чем вы говорите?
— Я поясню. Может быть, он считает вас своим братом?
— Боже мой, ну, разумеется, нет!
— А ведь поначалу вы сами были убеждены в том, что мальчик, который звонил Элен по телефону, искренне считал себя Майклом Янгом.
— Да, я не отвергал такой вариант. Но Питеру ничего не известно о моем брате! Впрочем, за последние пару недель он и в самом деле мог понабраться слухов о «призраке Майкла» и прочей чепухе, которая просочилась даже в эту школу. Похоже, за моей спиной уже частенько точат лясы по этому поводу. Но Питер-то не мог никому звонить по телефону. И об этом я вам уже говорил.
— Да, я помню, что он немой. Но проблемы у него психологические, а не физические, верно?
— В четыре года он перестал говорить из-за сильных эмоциональных переживаний и с тех пор не произнес ни слова.
— Возможно, он ничего не говорит, — согласился Доремус, — но как девятилетнему мальчику, ему удаются куда более необычные для этого возраста вещи.
И следователь рассказал о том, что ему удалось обнаружить в комнате Питера. Крэг выслушал его молча, а потом встал и подошел к окнам, выходившим на освещенный прямоугольный двор интерната. Эми присоединилась к нему, и на какое-то время в комнате воцарилась тишина.
Когда Крэг, наконец, отвернулся от окна, вид у него был обескураженный.
— Я не могу в это поверить.
Милс посмотрел на Доремуса. Тот, очевидно, погрузился в свои размышления, потому что его умные зеленоватые глаза слегка затуманились, словно он сейчас что-то тщательно обдумывал. Следователь ничего не добавил к словам Крэга, он продолжал разглядывать Эми, которая, казалось, не в силах была отойти от окна. Милс теребил поля шляпы и вертел ее в узловатых пальцах, а потом вдруг заявил:
— Не верить — мало, и неверие вряд ли продвинет нас к разгадке тайны. То, что случилось сегодня, как раз лучше всего объясняет версия Доремуса. А теперь подытожим Сначала раздаются эти телефонные звонки у миссис Коннелли — да вы ведь сами присутствовали при таком...
Крэг медленно покачал головой. — Во всяком случае, вы присутствовали в ее доме, когда раздался этот звонок. Короче, мальчик объявил, что он — ваш брат, а потом начал вести себя более вызывающе. Затем он звонит Пэг Коннелли и предупреждает, что с доктором Бриттоном должно произойти несчастье — и буквально в тот же день доктор погибает. Но это непохоже на несчастный случай; наоборот, все, кажется, продумано до мелочей и отлично сработано. А когда несчастная Эльза вытаскивает своего мертвого мужа из амбара, то сразу натыкается на мальчишку, который непонятно за каким дьяволом шляется в такой час на их участке и при этом, по уверению самой Эльзы, как две капли воды похож на Майкла, каким он ей запомнился.
Инок прокашлялся. Видимо, он не привык к таким длинным речам, а затем решительно продолжал:
— И этот ваш подопечный, Питер Мэтис, вполне мог сойти за вашего брата, если вспомнить ту поблекшую любительскую фотографию, где Майклу примерно столько же лет. Очень уж Питер на него смахивает.
— По-моему, между ними нет ничего общего.
— Обратите внимание на форму лица и расположение глаз. Другие тонкости, в том числе и цвет волос, не так уж важны. Дайте мне закончить. Пэгги Коннелли уверяет, что дважды видела этого мальчика, и я охотно принимаю ее слова на веру, несмотря на то, что она всего-навсего ребенок. Однажды это происходит в сумерках на школьной спортплощадке в Шейдс, а ведь за школой тянется тот же горный хребет, как и здесь, да и расстояние между школами не более двух миль.
Тут Инок повернулся к директору.
— Послушайте, а у этого Мэтиса не наблюдалось привычки сбегать из интерната?
— Да, припоминаю что-то в этом роде. Когда мальчик впервые прибыл к нам в прошлом году, он несколько раз подряд уходил в город без всякого разрешения. Но только днем. И вам это хорошо известно, шериф. Видите ли, хотя основной контингент наших мальчиков — дети непослушные, можно сказать, бросающие вызов обществу, мы все же стараемся, чтобы наше заведение как можно меньше походило на исправительную колонию. И почти все наши беглецы возвращаются добровольно.
Куинлэн бросил беглый взгляд на Крэга, и тот кивнул, подтверждая слова начальника.
— Во всяком случае, Питер всегда возвращался сам. И нам ни разу не приходилось разыскивать его.
— Тогда легко объяснить, почему он встретился с Пэгги на школьной площадке. Но второй-то раз было поздно — далеко за полночь, а девочка с матерью находились тогда довольно далеко отсюда — милях в восьми.
— Я знаю, — устало отозвался Крэг. — Я сам был тогда вместе с ними.
— Но при этом вы не видели никакого мальчика?
— После того, как Элен уехала, я оставался на месте еще минут десять или пятнадцать и с фонарем искал этого «призрака», но так ничего и не обнаружил. Я подумал, что Пэгги просто приснился этот мальчик.
— Не исключено, — пробурчал Милс. — Но я-то во время праздника не спал в полицейском участке — это точно. В тот вечер мальчик позвонил и попросил к телефону Хэпа. Конечно, у нас нет доказательств, что этот звонок связан с тем страшным происшествием на реке...
— И уж, конечно, нет никаких доказательств, что все это время по телефону звонил именно Питер, — сердито перебил Милса Крэг. — Я устал повторять вам, что Питер не в состоянии произнести ни единого слова после давнишнего эмоционального потрясения, но вас, кажется, это никоим образом не убедило. Вы предпочитаете повесить на мальчика два убийства, причем очень жестоких. Вы забываете, однако, что речь идет о больном, измученном девятилетнем мальчике!
— Крэг, — начала было Эми, но голос ее прозвучал так тихо, что его не услышал никто из присутствующих.
Крэг беспомощно поник на диване.
— Я больше ничего не хочу слушать на эту тему, — устало пробормотал он. — Я несу ответственность за Питера, поэтому должен сейчас находиться рядом с ним.
— Я просто хочу кое в чем разобраться, — мрачно возразил Инок. — Сдается мне, я ни разу не назвал его убийцей. Но нам точно известно, где он находился сегодняшней ночью и его намерение. Рядом с мельницей были обнаружены потухший факел и пустая канистра из-под бензина. И если Доремусу звонил не он, значит, тут замешан еще один сорванец. А может, черт возьми, их уже целая банда!
— Скажите, — вмешался Доремус, — а вы случайно не заметили за последнее время в поведении Питера поступков, где каким-то образом проявилось бы насилие или жестокость по отношению к окружающим?
— С тех пор, как мы познакомились, я сразу же обратил внимание на то, что у Питера время от времени случаются приступы гнева и раздражения, — охотно отозвался Крэг. — Но в этом нет ничего странного. Пару раз он даже подрался со старшеклассниками, но в каждом случае это было вполне объяснимо — его агрессивность ни в коей мере не превышала норму для мальчика его возраста. А о жестокости и говорить не приходится. Ума не приложу, зачем только ему понадобилось накидываться на вас.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее о Питере. Откуда он поступил в ваш интернат?
— Из Сент-Луиса. Его детство оказалось... весьма мрачным. Мать — испорченная женщина, ненавидящая всех и вся на этом свете. Она забеременела в семнадцать лет, отказалась выйти замуж за своего любовника и переехала в дом родителей, ожидая появления на свет малыша. Скорее всего она не любила своих стариков и решила таким образом отомстить им. Если бы вы их знали, вам не пришлось бы спрашивать, за что дочь так ненавидела их. Это была пожилая обеспеченная, вполне процветающая пара. Но более бессердечных людей лично мне встречать не приходилось. Тем не менее поведение дочери не вывело их из равновесия. Может быть, в каком-то смысле это делает им честь. Они переехали в свое поместье и перестали принимать гостей, да и сами полностью отказались от всяческих визитов. И сейчас они редко показываются на людях. И вот родился Питер. Надо ли говорить, что ранние годы он провел в атмосфере чудовищной ненависти, царящей в этом доме. Единственным утешением для ребенка оставалось то, что мать, видимо, оказалась не до конца испорченной женщиной. Она по-своему любила сынишку. Никому не позволяя прикасаться к ребенку, она, таким образом, взяла все заботы о малыше на себя. Но когда тому исполнилось три года, она погибла, сгорев в собственной кровати; не затушила, как следует, сигарету. И вот тогда Питер — беззащитный и легко ранимый — оказался один на один с холодным и жестоким миром. Я уже упоминал о том, что в четыре года мальчик лишился дара речи. Можете сами сделать вывод, что пришлось перенести бедняге в доме его дедушки и бабушки.
Внезапно на глаза Крэгу навернулись слезы, но голос его не дрогнул, и психолог продолжал:
— Если бы природа не наделила мальчика железной волей, Питер Мэтис наверняка находился бы сейчас в сумасшедшем доме. Однако могу вас заверить, что состояние Питера понемногу улучшается: с помощью гипноза я пытаюсь снять с его мозга блокаду, которая и влияет на способность разговаривать. Тут у нас уже наметились сдвиги. Хотя, боюсь, после сегодняшних событий нам придется начинать все сначала.
Крэг поднялся и, смахнув слезы, уставился на ковер. Трижды прозвонил колокол.
Доремус, слегка склонив голову, внимательно слушал.
— Если быть откровенным, я считаю, что сегодня на мельнице на меня напал вовсе не Питер, — заявил он, осторожно коснувшись шишки на затылке ближе к правому уху, — кроме Питера, на мельнице еще кто-то находился.
Шериф хотел было возразить, но следователь жестом остановил его:
— Нет, Инок, я больше никого не видел, это чисто теоретическое предположение. Но, учитывая мой рост, трудно представить, что бегущий мальчик мог нанести мне удар по голове. Ведь пока мы там играли в кошки-мышки, он не стоял на месте, а все время удирал: да-да, для него все это явилось чем-то вроде игры. Питер не разговаривал, это верно, однако он то и дело злорадно хихикал, будто вся эта заваруха доставляла ему немалое удовольствие.
Теперь все, кроме Эми, пристально смотрели на следователя. Девушка же словно окаменела, не в силах отвести взгляд от окна.
— Понимаете, для Питера это была всего лишь игра. Он отправился на мельницу не для того, чтобы убить меня или кого другого. Даже когда он крался ко мне с факелом в руке, поведение его было каким-то странным. По-моему, он просто хотел передать мне факел, словно кто-то невидимый на каждом шагу подсказывал мальчику, что надо делать дальше. И когда я не взял у Питера факел, он выглядел довольно растерянным.
Доремус замолчал, а потом вдруг неожиданно обратился к девушке:
— Эми, вам это ни о чем не говорит?
Вопрос не застал ее врасплох. Эми оторвала, наконец взгляд от окна и после короткой паузы тихо, но отчетливо вымолвила:
— Да. — Голос ее звучал решительно. — Кажется, я начинаю понимать, что все это значит.
Тут Эми снова перевела взгляд на окно.
— Во всяком случае, нельзя отрицать, что Питер частенько удирал отсюда, иногда даже поздно вечером. Остается предположить, будто что-то или кто-то заставляли его пускаться в такие опасные путешествия. Другого объяснения я не нахожу. Питер одержим. Вот вам мое мнение.
Она вызывающе посмотрела сначала на Крэга, потом на ошеломленного директора интерната.
— И одержим он никем иным, — продолжала девушка, — как самим Майклом Янгом.
Глаза ее расширились, в них заметался страх, а голос стал еще тише.
— Вот кто контролирует его действия. Это он заставляет Питера совершать все жуткие поступки.
Крэг беспомощно застонал, а Куинлэн смерил девушку таким взглядом, будто она находилась в состоянии сильнейшего бреда.
— Эми, не надо опять... — с отчаянием в голосе начал было Крэг.
— Это просто ТЫ не веришь в одержимость духами, а ведь она на самом деле существует! Сколько томов исписано на эту тему известнейшими людьми! Ты же сам недавно говорил, что чувствуешь, будто в Шейдс присутствует некое зло. Будто оно вырвалось на волю, как джинн из бутылки. Не хочу утверждать, будто это именно дух Майкла Янга. Но Майкл ведь может оказаться и живым, как предполагал Доремус. В этом тоже есть доля истины, правильно, Крэг? Ведь еще пару дней назад тебя вполне устраивала эта теория. Хорошо, допустим, что Майкл Янг действительно не погиб тогда, а вырос где-нибудь в другом месте, а потом вернулся назад, в наш город. Стало быть, он живой, настоящий, ходит себе рядом с нами и убивает людей. Мы вот не знаем, кто он на самом деле... а Питер знает!
— Что-что? — только и выговорил Крэг.
— Да-да, Питер его знает, — настаивала Эми. — Он не раз встречался с Майклом в лесу, и они успели подружиться. Майкл много чего рассказывал Питеру о семье Янгов, о трагедии, разыгравшейся с его матерью, и, конечно же, сердце Питера растаяло, он проникся к Майклу симпатией и сочувствием. Ведь мать Питера тоже была несчастной женщиной — ее ненавидели, преследовали, и потом эта загадочная, страшная смерть от собственной сигареты... Видите, как много у них общего. А Майкл успел поумнеть — он ведь уже не ребенок. Вот он теперь и использует Питера в своих корыстных целях. Он же мог заставить Питера сделать что угодно, пойти на любое преступление во имя, ради...
Внезапно Эми замолчала на полуслове и вдруг выкрикнула:
— Элен! — Голос прозвучал необыкновенно хрипло, как будто у девушки сильно болело горло.
— С ней все в порядке. С одиннадцати часов у ее дома дежурит полицейский, — попытался успокоить Эми Инок Милс. Он скомкал свою широкополую шляпу, облизнул пересохшие губы и обратился к Доремусу:
— По-моему, версия Эми выглядит самой убедительной из тех, что мне сегодня пришлось выслушать в этой комнате. Не исключено, что Питер смог бы здорово помочь нам. Но это, разумеется, зависит от того, когда нам позволят навестить его, — закончил Милс и выразительно посмотрел на Крэга, который, казалось, даже не расслышал его просьбы. — Кстати... где расположен ваш лазарет?
— На третьем этаже в этом корпусе, — поспешно ответил директор интерната.
— А сегодня ведь уже воскресенье, — задумчиво произнес Инок. — Как вы думаете, сколько еще проспит мальчик?
— Не менее пятнадцати часов, если, конечно, его не будут тревожить, — отозвался Крэг.
— Я считаю, у входа в лазарет тоже надо поставить полицейского. Только тогда я буду спокоен за то, что его никто не потревожит без вашего согласия. А еще лучше, отправим-ка его в городскую больницу. Не забывайте: мы имеем дело с самым настоящим убийцей, а уж он ни перед чем не остановится, если ему взбредет в голову добраться до мальчишки.
При этих словах Эми побледнела.
— В лазарете, кроме Питера, еще три мальчика и дежурная сестра, она круглосуточно находится около больных, — возразил Крэг. — Так что здесь Питер — в полной безопасности. К тому же я лично буду дежурить возле него, пока он не проснется, а если понадобится, то и дольше.
— Чем раньше мы выясним личность его загадочного приятеля, тем лучше.
— Вполне с вами согласен. — Крэг бросил на Эми долгий взгляд. — Ну, теперь, когда мы знаем ответы на многие вопросы, я считаю, что вскоре мы разберемся с этими тайнами раз и навсегда.
Возбуждение вновь охватило Крэга. Казалось, его что-то тревожит:
— Но почему же Май... Майкл ни разу не пришел ко мне? Ведь мы с ним были друзьями... Неужели он и в самом деле желает моей смерти? Как мог он измениться за эти годы?
Эми положила ему руку на плечо, пытаясь успокоить, но Крэг не замечал ни ее руки, ни самой девушки.
— Мне теперь легче поверить в привидение. Или, например, в то, что у Питера выросли крылья, и он может летать.
Крэг хотел было рассмеяться, но поперхнулся и надрывно закашлялся. Глаза его лихорадочно блестели, щеки пылали.
— Безумие, — бормотал Крэг. — Это какое-то безумие, это невероятно... Единственное, во что я пока согласен верить, это в мальчика. В нашего беспомощного, маленького мальчика.
Эми вздрогнула и убрала руку с плеча Крэга. Движение это было таким мимолетным, что не ускользнуло лишь от внимательных глаз Доремуса.
— Я бы тоже хотела остаться здесь на ночь, — тихо произнесла она.
— Что ты говоришь? Нет-нет, в этом нет никакой необходимости. Эми, тебе надо выспаться. А если что-нибудь произойдет, я тебе сразу звякну...
— Питер никак не мог выбраться с территории школы и при этом остаться незамеченным, — настаивал директор.
Фамилия его была Куинлэн, а вся осанистая выправка, бодрость и оптимизм этого стареющего джентльмена безошибочно свидетельствовали о его военном прошлом. Лицо Куинлэна покрывали многочисленные морщины, а когда он замолкал, губы его чуть заметно дрожали.
— Но ведь в субботу занятий в школе нет, — удивился Инок Милс. — И многие ребята отправляются в город.
— Обычно оно так и бывает, шериф. Но в эту субботу у нас проходил весьма ответственный футбольный матч, поэтому лишь несколько мальчиков оставались на территории школы. А большинство учеников находились под попечительством своих родителей или других родственников.
— И Питер весь день находился здесь? — поинтересовался Доремус.
— Я абсолютно в этом уверен. Обедали в половине шестого, а игра закончилась за двадцать минут до этого. Если бы он не обедал, я непременно узнал бы. А сразу после обеда показывали кино. Фильм длинный — почти два часа. Потом все мальчики разошлись по своим комнатам. В том корпусе, где живет Питер и другие ученики младших классов, вечернюю проверку проводят в восемь сорок пять, а в девять часов уже гасят свет. В корпусе для старшеклассников мы позволяем ребятам ложиться спать на час позже.
— Итак, без четверти девять Питер лежал в своей постели.
— В противном случае мне немедленно доложили бы о его отсутствии.
— И тем более он не мог улизнуть из школы, когда крутили кино? — вмешался в разговор Милс.
Куинлэн отрицательно покачал головой.
— Но Доремус утверждает, что меньше, чем через час после начала фильма, — продолжал Милс, — Питер уже находился на ферме Хока, а ведь до нее около пяти миль.
— Послушайте, а мог ли кто-нибудь из товарищей Питера подменить его во время вечерней проверки? Ну, скажем, накрыться с головой одеялом, притворившись спящим?
— Такие уловки нам знакомы, — улыбнулся директор. — Но дело в том, что товарищей по комнате у Питера нет. Он живет один.
— Я хотел бы осмотреть комнату, где он живет, — попросил Доремус.
— Разумеется. Я сам вас провожу. — Директор достал из ящика большую связку ключей и повел Милса с Доремусом через окутанный туманом двор.
— Скажите, а у вас есть ночной сторож у главных ворот?
— Да. Три-четыре раза за ночь он обходит весь двор, но делает это, когда ему вздумается.
Доремус внимательно разглядывал здания интерната, их остроконечные крыши. Жилые корпуса, куда они направлялись, располагались под прямым углом друг к другу. Они оказались четырехэтажными. Эти строения соединялись со зданием столовой и спортзалом аркой. За столовой находилась автомобильная стоянка, но со стороны корпусов ее не было видно, и попасть туда можно было только через главные ворота, по неосвещенной и извилистой асфальтированной дороге, огибающей прямоугольный двор. За школьной территорией зловеще возвышались поросшие лесом горные хребты.
Директор уже отпирал дверь жилого корпуса, когда в административном здании дважды прозвонил колокол. Отсюда, со стороны ворот, вход в это здание хорошо просматривался. Он был ярко освещен. Кроме того, внутри коридоры также купались в люминесцентном сиянии.
— Сколько имеется таких ключей, как ваш? — осведомился Доремус, изучая массивную дубовую дверь.
— Три. И я могу точно сказать, где в данный момент находится каждый из них. К тому же вы, вероятно, успели уже заметить, что двери запираются исключительно снаружи.
Они поднялись наверх, туда, где жил Питер. Здесь замок был попроще, и директор легко отпер его запасным ключом.
— Каждое такое помещение представляет собой комплекс из двух спален и рабочего кабинета, — шепотом пояснил директор, когда все трое осторожно заглянули внутрь. — Давайте-ка посмотрим... По-моему, Питер обитает вот в этой.
Раздвинув занавеску, они вошли в небольшую спаленку с двумя кроватями и шкафчиком, смахивавшую скорее на казарму, чем на детское общежитие. На одной кровати не было никакого белья, даже матраса. На другой же, очевидно, кто-то совсем недавно спал.
Доремус вдруг почувствовал, как внутри у него все похолодело. С замирающим сердцем он двинулся к окнам, Здесь их было три — каждое со ставнями, шириной в двадцать четыре дюйма. Одно из них оказалось приоткрытым. Снаружи протянулся довольно широкий карниз — около восьми дюймов. Доремус глянул вниз — высота футов сорок. Кладка была неровная, каменные плиты кое-где выступали, но не более, чем на пару дюймов. Так что спуститься из окна по стене было невозможно. Кроме того, Доремус не обнаружил ни одного выступа, за который можно было бы ухватиться руками.
Следователь перевел взгляд направо. Здесь покато спускалась крыша, а у самого ее края Доремус заметил желоб для стока воды. Он вполне мог служить опорой. Следователь поставил на карниз ногу и попробовал было вылезти из комнаты, но, даже не обремененный лишним весом, так и не смог этого сделать. Тогда он по пояс высунулся из окна, стараясь как можно внимательнее осмотреть выцветшую, красноватую крышу.
— Нет, таким образом Питер никак не мог выбраться отсюда, — запротестовал директор. — Уж больно рискованно. И всем мальчикам это хорошо известно. Мы ведь каждый год читаем на эту тему специальные лекции. Предупреждаем, что забираться...
— Я больше чем уверен, воспитанники следуют вашим указаниям. Все они, похоже, очень послушные мальчики, однако Питер — исключение. Я теперь почти убежден, что выбирался он именно этим путем. И точно так же возвращался назад. Причем неоднократно, а по меньшей мере раз десять, а то и все двенадцать. Ну все, нам пора.
Оказавшись во дворе, Доремус посмотрел на окна Питера.
— Стоит преодолеть вон тот опасный участок, пока крыша не станет более плоской, и тогда путешествие по ней — вообще дело плевое. А на фоне темного леса мальчика вряд ли можно заметить. Самый сложный отрезок пути — вот эти двенадцать футов. Однако в кедах или кроссовках, да еще опираясь на водосточный желоб, не так-то и трудно добраться до плоской крыши. Ну, а теперь неплохо было бы отыскать то место, где он спрыгивал на землю, раз уж мы частично разобрались с его маршрутом.
Они подошли к следующему жилому корпусу. Здесь в сплошной стене одиноко чернела дверь, а дальше тянулся каменный переход в столовую. Стены его были увиты плющом.
— Вы считаете, что он лазал по этому плющу? — засомневался Милс.
— Это единственный путь, чтобы слезть с крыши.
— Да, но вы забываете, что Питер Мэтис не ахти какой спортсмен, — грустно возразил Куинлэн. — Что же могло заставить его совершать такие опасные прогулки по крышам?
Доремус задумчиво посмотрел на директора школы.
— Возможно, Крэг откроет нам эту тайну. А теперь надо проведать мальчика. Как он там себя чувствует?
* * *
Крэг и Эми покинули лазарет и сидели теперь в кабинете директора на диване.— Сейчас он спит, — без обиняков начала Эми, как только вошли мужчины. — Но это стоило нам большого труда. Его так напичкали успокоительным, что, по идее, он должен был отключиться за считанные минуты. И тем не менее что-то его здорово беспокоит...
Голос девушки звучал печально.
— Он метался в постели и стонал. Пришлось повозиться с ним не менее получаса. Давно не случалось такого в моей практике.
Крэг ничего не добавил. Он выглядел крайне подавленным и все время молчал. А когда он собрался закурить, руки у него сильно задрожали. Это выглядело почти комично, словно какой-то заштатный актер бездарно пытался изобразить мертвецки пьяного.
— Можно утром задать Питеру несколько вопросов? — осторожно закинул удочку Милс, но Крэг тут же взорвался:
— Ни в коем случае!
Однако через несколько секунд он, очевидно, пожалел о своей вспышке гнева и, окинув присутствующих виноватым взглядом, начал оправдываться:
— Питеру надо сейчас хорошенько отдохнуть... ему нужен полный покой. Скорее всего придется подержать его на транквилизаторах несколько дней. Видите ли, я не знаю, какую душевную травму перенес этот мальчик, но постараюсь выяснить это сам в спокойной обстановке... Я расспрошу его обо всем...
— А вдруг Питер Мэтис как раз и есть ваш брат Майкл? — подал голос Доремус.
Психолог заморгал, будто ему только что пришлось выслушать какую-то дикость.
— О чем вы говорите?
— Я поясню. Может быть, он считает вас своим братом?
— Боже мой, ну, разумеется, нет!
— А ведь поначалу вы сами были убеждены в том, что мальчик, который звонил Элен по телефону, искренне считал себя Майклом Янгом.
— Да, я не отвергал такой вариант. Но Питеру ничего не известно о моем брате! Впрочем, за последние пару недель он и в самом деле мог понабраться слухов о «призраке Майкла» и прочей чепухе, которая просочилась даже в эту школу. Похоже, за моей спиной уже частенько точат лясы по этому поводу. Но Питер-то не мог никому звонить по телефону. И об этом я вам уже говорил.
— Да, я помню, что он немой. Но проблемы у него психологические, а не физические, верно?
— В четыре года он перестал говорить из-за сильных эмоциональных переживаний и с тех пор не произнес ни слова.
— Возможно, он ничего не говорит, — согласился Доремус, — но как девятилетнему мальчику, ему удаются куда более необычные для этого возраста вещи.
И следователь рассказал о том, что ему удалось обнаружить в комнате Питера. Крэг выслушал его молча, а потом встал и подошел к окнам, выходившим на освещенный прямоугольный двор интерната. Эми присоединилась к нему, и на какое-то время в комнате воцарилась тишина.
Когда Крэг, наконец, отвернулся от окна, вид у него был обескураженный.
— Я не могу в это поверить.
Милс посмотрел на Доремуса. Тот, очевидно, погрузился в свои размышления, потому что его умные зеленоватые глаза слегка затуманились, словно он сейчас что-то тщательно обдумывал. Следователь ничего не добавил к словам Крэга, он продолжал разглядывать Эми, которая, казалось, не в силах была отойти от окна. Милс теребил поля шляпы и вертел ее в узловатых пальцах, а потом вдруг заявил:
— Не верить — мало, и неверие вряд ли продвинет нас к разгадке тайны. То, что случилось сегодня, как раз лучше всего объясняет версия Доремуса. А теперь подытожим Сначала раздаются эти телефонные звонки у миссис Коннелли — да вы ведь сами присутствовали при таком...
Крэг медленно покачал головой. — Во всяком случае, вы присутствовали в ее доме, когда раздался этот звонок. Короче, мальчик объявил, что он — ваш брат, а потом начал вести себя более вызывающе. Затем он звонит Пэг Коннелли и предупреждает, что с доктором Бриттоном должно произойти несчастье — и буквально в тот же день доктор погибает. Но это непохоже на несчастный случай; наоборот, все, кажется, продумано до мелочей и отлично сработано. А когда несчастная Эльза вытаскивает своего мертвого мужа из амбара, то сразу натыкается на мальчишку, который непонятно за каким дьяволом шляется в такой час на их участке и при этом, по уверению самой Эльзы, как две капли воды похож на Майкла, каким он ей запомнился.
Инок прокашлялся. Видимо, он не привык к таким длинным речам, а затем решительно продолжал:
— И этот ваш подопечный, Питер Мэтис, вполне мог сойти за вашего брата, если вспомнить ту поблекшую любительскую фотографию, где Майклу примерно столько же лет. Очень уж Питер на него смахивает.
— По-моему, между ними нет ничего общего.
— Обратите внимание на форму лица и расположение глаз. Другие тонкости, в том числе и цвет волос, не так уж важны. Дайте мне закончить. Пэгги Коннелли уверяет, что дважды видела этого мальчика, и я охотно принимаю ее слова на веру, несмотря на то, что она всего-навсего ребенок. Однажды это происходит в сумерках на школьной спортплощадке в Шейдс, а ведь за школой тянется тот же горный хребет, как и здесь, да и расстояние между школами не более двух миль.
Тут Инок повернулся к директору.
— Послушайте, а у этого Мэтиса не наблюдалось привычки сбегать из интерната?
— Да, припоминаю что-то в этом роде. Когда мальчик впервые прибыл к нам в прошлом году, он несколько раз подряд уходил в город без всякого разрешения. Но только днем. И вам это хорошо известно, шериф. Видите ли, хотя основной контингент наших мальчиков — дети непослушные, можно сказать, бросающие вызов обществу, мы все же стараемся, чтобы наше заведение как можно меньше походило на исправительную колонию. И почти все наши беглецы возвращаются добровольно.
Куинлэн бросил беглый взгляд на Крэга, и тот кивнул, подтверждая слова начальника.
— Во всяком случае, Питер всегда возвращался сам. И нам ни разу не приходилось разыскивать его.
— Тогда легко объяснить, почему он встретился с Пэгги на школьной площадке. Но второй-то раз было поздно — далеко за полночь, а девочка с матерью находились тогда довольно далеко отсюда — милях в восьми.
— Я знаю, — устало отозвался Крэг. — Я сам был тогда вместе с ними.
— Но при этом вы не видели никакого мальчика?
— После того, как Элен уехала, я оставался на месте еще минут десять или пятнадцать и с фонарем искал этого «призрака», но так ничего и не обнаружил. Я подумал, что Пэгги просто приснился этот мальчик.
— Не исключено, — пробурчал Милс. — Но я-то во время праздника не спал в полицейском участке — это точно. В тот вечер мальчик позвонил и попросил к телефону Хэпа. Конечно, у нас нет доказательств, что этот звонок связан с тем страшным происшествием на реке...
— И уж, конечно, нет никаких доказательств, что все это время по телефону звонил именно Питер, — сердито перебил Милса Крэг. — Я устал повторять вам, что Питер не в состоянии произнести ни единого слова после давнишнего эмоционального потрясения, но вас, кажется, это никоим образом не убедило. Вы предпочитаете повесить на мальчика два убийства, причем очень жестоких. Вы забываете, однако, что речь идет о больном, измученном девятилетнем мальчике!
— Крэг, — начала было Эми, но голос ее прозвучал так тихо, что его не услышал никто из присутствующих.
Крэг беспомощно поник на диване.
— Я больше ничего не хочу слушать на эту тему, — устало пробормотал он. — Я несу ответственность за Питера, поэтому должен сейчас находиться рядом с ним.
— Я просто хочу кое в чем разобраться, — мрачно возразил Инок. — Сдается мне, я ни разу не назвал его убийцей. Но нам точно известно, где он находился сегодняшней ночью и его намерение. Рядом с мельницей были обнаружены потухший факел и пустая канистра из-под бензина. И если Доремусу звонил не он, значит, тут замешан еще один сорванец. А может, черт возьми, их уже целая банда!
— Скажите, — вмешался Доремус, — а вы случайно не заметили за последнее время в поведении Питера поступков, где каким-то образом проявилось бы насилие или жестокость по отношению к окружающим?
— С тех пор, как мы познакомились, я сразу же обратил внимание на то, что у Питера время от времени случаются приступы гнева и раздражения, — охотно отозвался Крэг. — Но в этом нет ничего странного. Пару раз он даже подрался со старшеклассниками, но в каждом случае это было вполне объяснимо — его агрессивность ни в коей мере не превышала норму для мальчика его возраста. А о жестокости и говорить не приходится. Ума не приложу, зачем только ему понадобилось накидываться на вас.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее о Питере. Откуда он поступил в ваш интернат?
— Из Сент-Луиса. Его детство оказалось... весьма мрачным. Мать — испорченная женщина, ненавидящая всех и вся на этом свете. Она забеременела в семнадцать лет, отказалась выйти замуж за своего любовника и переехала в дом родителей, ожидая появления на свет малыша. Скорее всего она не любила своих стариков и решила таким образом отомстить им. Если бы вы их знали, вам не пришлось бы спрашивать, за что дочь так ненавидела их. Это была пожилая обеспеченная, вполне процветающая пара. Но более бессердечных людей лично мне встречать не приходилось. Тем не менее поведение дочери не вывело их из равновесия. Может быть, в каком-то смысле это делает им честь. Они переехали в свое поместье и перестали принимать гостей, да и сами полностью отказались от всяческих визитов. И сейчас они редко показываются на людях. И вот родился Питер. Надо ли говорить, что ранние годы он провел в атмосфере чудовищной ненависти, царящей в этом доме. Единственным утешением для ребенка оставалось то, что мать, видимо, оказалась не до конца испорченной женщиной. Она по-своему любила сынишку. Никому не позволяя прикасаться к ребенку, она, таким образом, взяла все заботы о малыше на себя. Но когда тому исполнилось три года, она погибла, сгорев в собственной кровати; не затушила, как следует, сигарету. И вот тогда Питер — беззащитный и легко ранимый — оказался один на один с холодным и жестоким миром. Я уже упоминал о том, что в четыре года мальчик лишился дара речи. Можете сами сделать вывод, что пришлось перенести бедняге в доме его дедушки и бабушки.
Внезапно на глаза Крэгу навернулись слезы, но голос его не дрогнул, и психолог продолжал:
— Если бы природа не наделила мальчика железной волей, Питер Мэтис наверняка находился бы сейчас в сумасшедшем доме. Однако могу вас заверить, что состояние Питера понемногу улучшается: с помощью гипноза я пытаюсь снять с его мозга блокаду, которая и влияет на способность разговаривать. Тут у нас уже наметились сдвиги. Хотя, боюсь, после сегодняшних событий нам придется начинать все сначала.
Крэг поднялся и, смахнув слезы, уставился на ковер. Трижды прозвонил колокол.
Доремус, слегка склонив голову, внимательно слушал.
— Если быть откровенным, я считаю, что сегодня на мельнице на меня напал вовсе не Питер, — заявил он, осторожно коснувшись шишки на затылке ближе к правому уху, — кроме Питера, на мельнице еще кто-то находился.
Шериф хотел было возразить, но следователь жестом остановил его:
— Нет, Инок, я больше никого не видел, это чисто теоретическое предположение. Но, учитывая мой рост, трудно представить, что бегущий мальчик мог нанести мне удар по голове. Ведь пока мы там играли в кошки-мышки, он не стоял на месте, а все время удирал: да-да, для него все это явилось чем-то вроде игры. Питер не разговаривал, это верно, однако он то и дело злорадно хихикал, будто вся эта заваруха доставляла ему немалое удовольствие.
Теперь все, кроме Эми, пристально смотрели на следователя. Девушка же словно окаменела, не в силах отвести взгляд от окна.
— Понимаете, для Питера это была всего лишь игра. Он отправился на мельницу не для того, чтобы убить меня или кого другого. Даже когда он крался ко мне с факелом в руке, поведение его было каким-то странным. По-моему, он просто хотел передать мне факел, словно кто-то невидимый на каждом шагу подсказывал мальчику, что надо делать дальше. И когда я не взял у Питера факел, он выглядел довольно растерянным.
Доремус замолчал, а потом вдруг неожиданно обратился к девушке:
— Эми, вам это ни о чем не говорит?
Вопрос не застал ее врасплох. Эми оторвала, наконец взгляд от окна и после короткой паузы тихо, но отчетливо вымолвила:
— Да. — Голос ее звучал решительно. — Кажется, я начинаю понимать, что все это значит.
Тут Эми снова перевела взгляд на окно.
— Во всяком случае, нельзя отрицать, что Питер частенько удирал отсюда, иногда даже поздно вечером. Остается предположить, будто что-то или кто-то заставляли его пускаться в такие опасные путешествия. Другого объяснения я не нахожу. Питер одержим. Вот вам мое мнение.
Она вызывающе посмотрела сначала на Крэга, потом на ошеломленного директора интерната.
— И одержим он никем иным, — продолжала девушка, — как самим Майклом Янгом.
Глаза ее расширились, в них заметался страх, а голос стал еще тише.
— Вот кто контролирует его действия. Это он заставляет Питера совершать все жуткие поступки.
Крэг беспомощно застонал, а Куинлэн смерил девушку таким взглядом, будто она находилась в состоянии сильнейшего бреда.
— Эми, не надо опять... — с отчаянием в голосе начал было Крэг.
— Это просто ТЫ не веришь в одержимость духами, а ведь она на самом деле существует! Сколько томов исписано на эту тему известнейшими людьми! Ты же сам недавно говорил, что чувствуешь, будто в Шейдс присутствует некое зло. Будто оно вырвалось на волю, как джинн из бутылки. Не хочу утверждать, будто это именно дух Майкла Янга. Но Майкл ведь может оказаться и живым, как предполагал Доремус. В этом тоже есть доля истины, правильно, Крэг? Ведь еще пару дней назад тебя вполне устраивала эта теория. Хорошо, допустим, что Майкл Янг действительно не погиб тогда, а вырос где-нибудь в другом месте, а потом вернулся назад, в наш город. Стало быть, он живой, настоящий, ходит себе рядом с нами и убивает людей. Мы вот не знаем, кто он на самом деле... а Питер знает!
— Что-что? — только и выговорил Крэг.
— Да-да, Питер его знает, — настаивала Эми. — Он не раз встречался с Майклом в лесу, и они успели подружиться. Майкл много чего рассказывал Питеру о семье Янгов, о трагедии, разыгравшейся с его матерью, и, конечно же, сердце Питера растаяло, он проникся к Майклу симпатией и сочувствием. Ведь мать Питера тоже была несчастной женщиной — ее ненавидели, преследовали, и потом эта загадочная, страшная смерть от собственной сигареты... Видите, как много у них общего. А Майкл успел поумнеть — он ведь уже не ребенок. Вот он теперь и использует Питера в своих корыстных целях. Он же мог заставить Питера сделать что угодно, пойти на любое преступление во имя, ради...
Внезапно Эми замолчала на полуслове и вдруг выкрикнула:
— Элен! — Голос прозвучал необыкновенно хрипло, как будто у девушки сильно болело горло.
— С ней все в порядке. С одиннадцати часов у ее дома дежурит полицейский, — попытался успокоить Эми Инок Милс. Он скомкал свою широкополую шляпу, облизнул пересохшие губы и обратился к Доремусу:
— По-моему, версия Эми выглядит самой убедительной из тех, что мне сегодня пришлось выслушать в этой комнате. Не исключено, что Питер смог бы здорово помочь нам. Но это, разумеется, зависит от того, когда нам позволят навестить его, — закончил Милс и выразительно посмотрел на Крэга, который, казалось, даже не расслышал его просьбы. — Кстати... где расположен ваш лазарет?
— На третьем этаже в этом корпусе, — поспешно ответил директор интерната.
— А сегодня ведь уже воскресенье, — задумчиво произнес Инок. — Как вы думаете, сколько еще проспит мальчик?
— Не менее пятнадцати часов, если, конечно, его не будут тревожить, — отозвался Крэг.
— Я считаю, у входа в лазарет тоже надо поставить полицейского. Только тогда я буду спокоен за то, что его никто не потревожит без вашего согласия. А еще лучше, отправим-ка его в городскую больницу. Не забывайте: мы имеем дело с самым настоящим убийцей, а уж он ни перед чем не остановится, если ему взбредет в голову добраться до мальчишки.
При этих словах Эми побледнела.
— В лазарете, кроме Питера, еще три мальчика и дежурная сестра, она круглосуточно находится около больных, — возразил Крэг. — Так что здесь Питер — в полной безопасности. К тому же я лично буду дежурить возле него, пока он не проснется, а если понадобится, то и дольше.
— Чем раньше мы выясним личность его загадочного приятеля, тем лучше.
— Вполне с вами согласен. — Крэг бросил на Эми долгий взгляд. — Ну, теперь, когда мы знаем ответы на многие вопросы, я считаю, что вскоре мы разберемся с этими тайнами раз и навсегда.
Возбуждение вновь охватило Крэга. Казалось, его что-то тревожит:
— Но почему же Май... Майкл ни разу не пришел ко мне? Ведь мы с ним были друзьями... Неужели он и в самом деле желает моей смерти? Как мог он измениться за эти годы?
Эми положила ему руку на плечо, пытаясь успокоить, но Крэг не замечал ни ее руки, ни самой девушки.
— Мне теперь легче поверить в привидение. Или, например, в то, что у Питера выросли крылья, и он может летать.
Крэг хотел было рассмеяться, но поперхнулся и надрывно закашлялся. Глаза его лихорадочно блестели, щеки пылали.
— Безумие, — бормотал Крэг. — Это какое-то безумие, это невероятно... Единственное, во что я пока согласен верить, это в мальчика. В нашего беспомощного, маленького мальчика.
Эми вздрогнула и убрала руку с плеча Крэга. Движение это было таким мимолетным, что не ускользнуло лишь от внимательных глаз Доремуса.
— Я бы тоже хотела остаться здесь на ночь, — тихо произнесла она.
— Что ты говоришь? Нет-нет, в этом нет никакой необходимости. Эми, тебе надо выспаться. А если что-нибудь произойдет, я тебе сразу звякну...