Фаррис Джон. Когда звонит Майкл

   — А я и не волнуюсь. — Элен так весело рассмеялась, что на щеках у нее проступили ямочки. — Но что странно — я никак не могу выкинуть этот звонок из головы — ведь мальчик назвал меня «тетушка Элен». А меня так больше никто не называл. Никто, кроме Майкла Янга. — Она встревоженно оглядела гостей. — А вас это не удивляет?
   — Да брось ты, — только и проворчала Эльза. — Интересно, зачем он это сделал?
   — Вот и спроси у него сама в следующий раз, — посоветовал доктор Бриттон.
   Толстуха Бренда, стоя у плиты, недовольно пробубнила что-то себе под нос.

Глава 2

   Как и девяносто процентов всех жителей Шейдс Элен Коннелли не являлась уроженкой этого округа. Да и к этой новой породе современных переселенцев, которых привлекала местная экзотика вкупе с колоритной, ни на что не похожей колонией свободных художников, ее уж никак нельзя было отнести. Элен родилась в Чикаго, затем, переехав в Уэст-Пойнт, обвенчалась там в местной церквушке с молодым офицером. Не прошло и года, как ее новоиспеченный супруг отдал Богу душу. Корабль, на котором служил муж Элен, держал курс на Северную Африку и был торпедирован.
   Все военные годы Элен провела в Вашингтоне, а затем перебралась в Нью-Йорк. За это время она сменила уйму самых разных профессий. Однако для всех ее родных и знакомых одна проблема в жизни Элен оставалась загадкой — почему эта молодая женщина наотрез отвергает любое предложение о замужестве А с объяснениями Элен особенно не канителилась. Всем своим многочисленным воздыхателям она отказывала с неизменной вежливостью и вполне обоснованно. Правда, один из них попытался-таки влезть в ее душу. И затеял однажды душещипательный разговор.
   — С Беном у тебя все было отлично, тут вам чертовски повезло, — начал этот новоявленный кандидат в мужья. — Ведь в этом возрасте увлечение проходит, как правило, через пару месяцев, если не раньше. Можешь мне поверить, я и сам женился таким же неоперившимся птенцом. Так вот, женитьба эта была просто великолепной, или, если называть вещи своими именами, мы составляли идеальную пару для секса. А ведь если супруги счастливы в постели, то как бы ни был их брак неудачен в остальных отношениях, он имеет шанс протянуться чуть дольше, чем какой-либо другой. К счастью (если, конечно, это можно назвать счастьем), мы не успели испытать никаких серьезных семейных проблем, потому что наш союз очень скоро распался. Твой муж погиб через год после свадьбы, и в тот злополучный день ты любила его так же, как и во время первого свидания, а, может быть, и больше. Тебе скоро тридцать, а второго Бена на горизонте нет, да и быть не может. Если ты выйдешь замуж, тебе не избежать всех сложностей и забот настоящей семейной жизни. Немало придется покорпеть над собой, притираясь к новому мужу, будь то сам ангел, чтобы жизнь эта стала более-менее сносной. А тебе сие не по силам. Ты ведь не сможешь смириться с тем, что в дальнейшем придется столкнуться и с ссорами, и с разочарованиями. Ты в очень затруднительном положении, Элен, и я тебе от всей души сочувствую.
   Она ответила тогда просто:
   — Я не представляю себе только одного, мой друг: как можно любить иначе? Другой любви для меня просто не существует.
   И в то время такой ответ казался ей единственно верным. Прошло немало лет, прежде чем она усомнилась в своей правоте. В душе она сохранила воспоминания о своем муже, о единственном и неповторимом Бене, как будто он мог когда-нибудь снова вернуться к ней. День за днем воскрешала она в памяти тот самый счастливый год в ее жизни. Что это было — трусость, страх перед будущим? Он ведь никогда не придет, — уверяла себя Элен. Да, она знала это, знала всегда, и все же...
   Как-то раз она проснулась и внезапно со всей ясностью осознала горькую правду. И чуть не задохнулась от охватившего ее ужаса.
   Призрачное счастье, в которое она искренне верила, почти полностью заслонило от нее действительность. Для Элен единственной реальностью, ради которой она жила, являлся Бен. Все чаще и чаще одолевало Элен предчувствие, что стоит ей чуточку сосредоточиться, и тот их счастливый год супружества станет явью. А все остальное время, заполненное одними только воспоминаниями о Бене, канет в вечность и сотрется в мозгу, потому что на самом деле его-то никогда и не существовало.
   Осознав это, Элен пришла к выводу, что нервная система ее истощена до предела и в скором будущем ей грозит самое настоящее помешательство. Однако сопротивляться она не могла. По крайней мере, решила Элен, это будет приятное безумие. Обманув себя, она избежит надвигающейся старости и одиночества...
   Выход из этого тупика нашелся совершенно неожиданно. Через неделю после своего печального открытия Элен решила податься куда-нибудь в глубинку — туда, где на каждом шагу подстерегали трудности и ежедневная рутина. Где на выколачивание места под солнцем уходили все силы. На первых порах обитание в округе Шейдс и в самом деле оказалось для нее нелегким. Зато мало-помалу призрачная семейная жизнь и незаменимый Бен отодвинулись на второй план. И в конце концов Элен влюбилась. Сначала объектом любви стал домик в живописном местечке Шейдс, а потом, значительно позже, и один из его обитателей — Эд Коннелли.

* * *

   Элен с Пэгги уже отъехали от деревенской почты на приличное расстояние, когда дочь неожиданно спросила:
   — Мам, а кто такой Майкл?
   Любой, даже самый невероятный вопрос не смог бы застать врасплох Элен, которая давно уже привыкла к дочкиным подковыркам. Однако в этот раз она опешила, и Пэгги пришлось пояснить:
   — Ну, тот мальчик, который тебе недавно звонил.
   — А, тот... — Элен чуть притормозила на развилке, потом свернула на дорогу, ведущую к дому, и продолжала: — Я действительно не знаю, кто это был. Видимо, какой-нибудь озорник. Делать ему больше нечего, как накалывать взрослых.
   — Но ты говорила, что это был Майкл. А как его фамилия?
   Элен на секунду задумалась и, наконец, решительно заявила:
   — Майкл был братом твоего кузена Крэга. Но он давно умер. Тебя тогда еще на свете не было, а Крэгу в то время исполнилось только одиннадцать лет.
   — А что случилось с Майклом?
   — Он убежал из дома. Майкл частенько сбегал, но тогда, в последний раз, он заблудился и прямиком угодил в лапы метели.
   — Его так и не нашли?
   — Нашли, но только через несколько месяцев. — Элен подъехала к дому и припарковала свой фургончик на асфальтированной стоянке для посетителей магазина. — Поэтому, как ты сама понимаешь, этот племянник мне никак не мог позвонить. Видимо, какой-то шалопай решил подшутить, вот и все.
   Теперь Элен находилась во всеоружии и была готова ответить на любой вопрос, который мог возникнуть в головке любознательной Пэгги, но, к ее удивлению, девочка вполне удовлетворилась этой версией и моментально забыла про Майкла.
   — Мам, а если Флетчер Эймс поймает скунса и отдаст его мне, можно, зверек будет у нас жить?
   — Нет, нельзя. Скунсов в доме никто не держит.
   — А можно, я заведу котеночка?
   — Наверное, тогда Сэтч обидится. Он не потерпит соперника.
   — Опять этот Сэтч, — пренебрежительно фыркнула Пэгги. — Вот его-то точно не надо держать в доме. Этот постоянно куда-то намыливается.
   — Да уж. А ты-то разве нет? Кстати, Бренда подаст сегодня ужин немного раньше, имей в виду.
   Осенью наплыв туристов сокращался, городок посещали обычно не более десятка человек, поэтому Элен уже после двух часов закрывала свой магазин.
   Однако на сегодня она назначила встречу со своей старинной клиенткой, которая коллекционировала антикварные предметы из матового стекла. Пока Элен развлекала эту даму приятной беседой, к магазину подкатил автобус из Иллинойса. Из дверей вылезли несколько пожилых туристов, горевших желанием тут же осмотреть все сокровища Элен. Они ковыляли по магазину из угла в угол до самой темноты, но так и не сподобились купить хоть какую-нибудь финтифлюшку. Однако это было в порядке вещей. Дважды звонил телефон. Первый раз Элен спрашивал оформитель из Канзас-Сити. Он интересовался, не поступал ли в магазин овальный бело-синий настенный коврик, Второй раз Элен потревожил гробовщик из Стилвилля, который счел своим долгом сообщить весьма важную новость. В их городишке скончалась одна старая дева. Так вот, после нее осталась куча любопытных антикварных штучек. И вероятнее всего эти потрясающие вещицы пойдут с молотка, как только наследники организуют аукцион.
   Элен терпеть не могла всю эту суету, однако допустить конкурентов к такому лакомому кусочку было выше ее сил.
   Посему она выведала у гробовщика все подробности. Разумеется, тот уже успел побывать в доме усопшей и поэтому смог детально описать все предметы. Да, похоже, там было чем поживиться, и Элен тут же решила подать заявку на участие в аукционе. Пока иллинойские любители раритетов взглядами полировали стеллажи ее магазинчика, беспрестанно гундя и жалуясь на баснословные цены («Помню денечки, — проворчал один из них, — когда вот таких кувшинов в каждом доме была пропасть — не знали, куда и девать их... А теперь только взгляните!...»), хозяйка тем временем улизнула в свой кабинет и принялась за кое-какие подсчеты. Рабочий день был уже на исходе, однако она позвонила в Сент-Луис и связалась с вице-президентом Брентвудского банка. С ним Элен была на дружеской ноге, и стоило ей только заикнуться, кредит предоставляли Элен незамедлительно. Затем она посудачила с адвокатом в Сейлеме, и тот обещал посодействовать в сделке. Мало того, оказалось, что адвокат знаком с наследниками. Он уверял Элен, что любой из них просто «обалдеет от счастья, когда узнает, какую кругленькую сумму она готова выложить за всю эту рухлядь».
   Такой поворот дел вселял надежды. Элен чиркнула себе записочку, чтобы не забыть отправить гробовщику перевод на двадцать долларов. После этого она со спокойной совестью вымыла руки и отправилась ужинать. Бренда уже несколько раз пыталась разогреть еду и, похоже, сама начинала закипать.

* * *

   Пэгги с жаром повествовала о подробностях очередной ссоры с Розалиндой, собирая на тарелке реповую кашу в небольшой холмик. Вообще-то Розалинда была ее самой лучшей подругой. Однако уж больно частенько та задирала нос.
   Зазвонил телефон. Элен встала из-за стола и по дороге в прихожую отметила про себя, что в доме стало прохладнее. Очевидно, температура резко упала.
   — Я слушаю.
   — Тетушка Элен?
   «Бог ты мой, опять», — вздрогнула Элен. Но тут же совладала с собой и строго заговорила:
   — Не могу понять, зачем вы меня разыгрываете, однако должна вас огорчить: на меня это не действует. И прекратите сюда звонить, понятно вам?
   — Тетушка Элен, почему вы не пришли за мной? — раздался в трубке детский плачущий голос.
   — Послушайте!...
   — Уже темно, я не могу один добраться домой. На меня мама будет сердиться...
   — Кто это?
   Ответа не последовало. Вместо этого на другом конце провода послышался вздох. Сердце у Элен сжалось, а по спине побежали мурашки. Однако через пару секунд она поняла, что это всего лишь ветер завывает в трубке. Она завороженно уставилась в окно, разглядывая, как в свете уличного фонаря собираются в небесный хоровод осенние листья.
   — Пожалуйста, приходите, — вновь захныкал мальчик. На этот раз голос был совсем жалким и измученным. — Что случилось, тетушка Элен? Вы на меня сердитесь?
   — Я не... — начала было Элен, но связь вдруг оборвалась, как и в первый раз. Элен потерла лоб указательным пальцем, словно с минуты на минуту ожидая, что в трубке опять послышится тревожный детский голос. Затем швырнула ее на рычаг.
   — Теперь я и впрямь начинаю сердиться, — угрюмо проворчала Элен. В этот момент Пэгги крикнула из кухни:
   — Мам, кто это был?
   — Призрак, — устало бросила Элен, появляясь в кухне. Она мельком взглянула на висевший термометр. — Воробушек, тебе не холодно в этом свитере?
   — Нет, — нетерпеливо откликнулась Пэгги. — Какой еще призрак?
   Элен подошла к плите и в который раз налила себе чашку кофе.
   — Да никакой, я пошутила. Это был... какой-то озорник. Он просто дурачится.
   — Как Розалинда?
   — Нет, не как Розалинда. Розалинда просто... То есть, Розалинда не делает так, чтобы... Послушай, давай поговорим о чем-нибудь другом, ладно? — И Элен бросила многозначительный взгляд на нетронутый холмик реповой каши в тарелке дочери.
   — Мне почему-то не нравится сегодняшняя каша, — заявила Пэгги и нахмурилась. — Значит, как Майкл?
   — Что?
   — Этот призрак, с которым ты разговаривала... он такой же непослушный, как Майкл?
   — Ну, если уж говорить правду, то... Каша сегодня здорово переперченная, да?
   Пэгги кивнула.
   — Да, но Бренда не виновата.
   — Может, ты хочешь черничного морса?
   — Да!
   — Ладно, я сейчас его приготовлю, а ты пока вымой свою тарелку.
   — А твою тоже мыть?
   Элен посмотрела на свою почти нетронутую порцию.
   — Да, и мою тоже захвати, — мрачно произнесла она.
   Пэгги безропотно вымыла тарелки и, подойдя к матери, сочувственно обняла ее за плечи.
   — Кто бы там ни звонил, — серьезно возвестила она, — лучше бы он этого больше не делал!
   — Воробушек, ничего страшного в этом нет. Не волнуйся.
   Однако теперь Элен осознала, что ее раздражение и негодование, вызванные этими дурацкими звонками, распространяются и на окружающих. Весь вечер напролет Элен из кожи вон лезла, пытаясь развеселить дочку и отвлечь ее от грустных размышлений. Эх, если бы просто выкинуть из головы эти странные звонки и вообще не напоминать Пэгги о Майкле... Элен не была уверена, что эта история с кузеном задела за живое Пэгги, но, подумав, все же решила никогда больше об этом не заикаться, и уж тем более сейчас.

* * *

   Еще не было и восьми, а телефон уже дважды трезвонил. Каждый раз, дрожащей рукой снимая трубку, Элен внутренне напрягалась. Но оба раза нарушители спокойствия оказывались ее старыми знакомыми.
   Сегодня Пэгги отправилась спать чуть позже обычного, но уснула не сразу. Еще долго ворочалась она в постели. Ветер, обрушиваясь на окно, протяжно и угрожающе завывал, деревья дрожали от его порывов и шелестели полуоблетевшими кронами. Когда дочь, наконец, задремала, Элен тут же перебралась в свой уютный кабинет, где любила засиживаться в одиночестве. Здесь стоял огромный секретер с раздвижными дверцами. Сюда, в свое заветное гнездышко, перетаскивала постепенно Элен все те вещицы, с которыми не в силах была расстаться. Взгляду посетителя открывались многочисленные светильники и канделябры в стиле барокко, бронзовые статуэтки детей в самых разных позах, куча чернильниц и фарфоровых пресс-папье. Стены кабинета украшала целая коллекция миниатюр, а также бесчисленное количество фотографий викторианской эпохи, причем глаза у всех людей на этих снимках казались почему-то остекленевшими. Тут же, в рамке, висел и автограф Франклина Пирса^[2]. Неподалеку, в уголке, притулилась миниатюрная плюшевая скамеечка для ног, расшитая бисером. Повсюду были расставлены древнейшие фолианты в кожаных переплетах, которые источали едва уловимый запах плесени, навевавший мысли о бесконечном движении маятника столетий. Все эти предметы словно дышали вечностью, и здесь, в их компании, Элен отдыхала и расслаблялась. Поэтому, когда на душе было особенно муторно или же приходилось с головой погружаться в какие-нибудь очередные бумажные дела, Элен шла именно сюда.
   Около одиннадцати вечера раздался телефонный звонок. Вздрогнув, Элен чуть было не выронила из рук альбом с фотографиями самых роскошных особняков в штате Луизиана. Ветер ревел за окном, а в кабинете было так тепло и уютно, что Элен, зевая погрузившись в сладкие мечты, почти задремала. Услышав звонок, женщина резко выпрямилась в кресле, и взгляд ее упал на бронзовый бюстик мальчика.
   — Все хорошие мальчики в это время видят уже седьмой сон, — пробубнила Элен себе под нос и взглянула на ходики, пытаясь сообразить, сколько же времени она провела здесь с этим альбомом. Элен охватило смутное беспокойство. Женщина вдруг осознала: волнуется она вовсе не потому, что этот проказник опять может позвонить. Внезапно Элен со всей очевидностью поняла, что уже каждый звонок вызывает в ней уверенность, будто это именно он. Негодуя, Элен с раздражением отметила в уме, что озорник все же добился цели — она чувствовала себя не в своей тарелке.
   — Ну, это мы еще посмотрим... — процедила она сквозь зубы и бросилась в холл, чтобы успеть снять трубку до того, как проснется Пэгги.
   — Ну вот, ты и добился своего, — собралась было выпалить Элен, но не смогла — в горле пересохло, и слава так и застыли на устах.
   Ребенок уже просто заходился в рыданиях, и Элен не на шутку перепугалась: так притворяться дети не умеют. В этом она была абсолютно уверена. Мальчонка стоял где-то вдали, совершенно один, перепуганный насмерть и беспомощный.
   — Тетушка Элен...
   — Д-да, — запинаясь, отозвалась женщина.
   — Я... пришел домой... а здесь... никого нет.
   — О Боже! — не выдержав, воскликнула Элен. — Прекратите немедленно. Кто бы вы ни были, я прошу...
   — Никого... здесь никого нет. Где моя мама?
   Ветер внезапно изменил направление и шквалом обрушился на дом. Входная дверь яростно застучала. Элен в ужасе отступила назад и облокотилась на стол. Она дрожала как осиновый лист.
   — Где Крэг? Где мой брат?
   — Я умоляю вас, — шепотом заговорила Элен. — Что вам от меня нужно?
   Ребенок снова заплакал. Элен выронила трубку и бросилась вон из холла. Она ворвалась на кухню, но черные квадраты окон только усилили беспокойство. Оставаться здесь было еще страшнее. Получалось, что Элен так и не удалось отделаться от этого хулигана. Женщину трясло с головы до ног, она никак не могла избавиться от панического ужаса, сковавшего ее сознание. Элен всегда казалось, что она неплохо разбирается в детской психологии, и уж чем-чем, а подобными шалостями вывести ее из состояния равновесия не так-то просто.
   «Да, но это когда нормальные дети, — думала она. — А здесь мы имеем дело с настоящим садистом. Ну, просто с каким-то чудовищем...»
   Чуточку успокоившись, Элен вернулась в фойе и снова подняла трубку. Она услышала лишь приглушенные вздохи — вернее, порывы ветра, которые поначалу приняла за чье-то неровное дыхание.
   «Ну уж нет, я все-таки от тебя отделаюсь, — твердо решила Элен. — Я заткну тебя за пояс, даже если для этого потребуется...» И, собравшись с духом, заговорила:
   — Алло. Вы хотели со мной побеседовать. Это неплохая мысль. Разумеется, мне тоже очень хочется с вами поговорить. — Элен немного помолчала и продолжала: — Я знаю, что вы еще там, почему же вы молчите? Вы что, думаете, я буду...
   И в этот момент она услышала пронзительный детский крик. Сердце у нее вновь упало.
   — Майкл! — взвизгнула Элен, уже не осознавая того, что с ней происходит. — Май... — И запнулась.
   — Я умер, да? Я умер! Я умер!!!
   Элен выронила трубку и уставилась в пустоту. На ее глаза навернулись слезы.
   — Мама? — позвала из спальни Пэгги.
   — Что? Что такое, Пэгги?
   — Ты с кем говоришь?
   — Извини, я тебя разбудила. Пожалуйста, постарайся заснуть. Это звонил... преподобный Бартлетт. С ним-то я и разговаривала.
   — Очень громко.
   — Я знаю. Извини, воробушек. Спокойной ночи.
   — Спокойной ночи.
   «Наверное, я так громко кричала, что Пэгги проснулась», — решила Элен. Она находилась на грани отчаяния. А тут еще и сердце заныло. — «Звонки продолжаются. Надо взять себя в руки и посмотреть правде в глаза. Это был не Майкл».
   Внезапно Элен замерла, пораженная тем, что ей приходится убеждать себя в этом.
   «Разумеется, это был не Майкл, — мысленно повторила она. — Никаких привидений не бывает».
   А все-таки лучше кому-нибудь звякнуть, окончательно приуныв, решила Элен, и рука ее потянулась за сигаретницей, которая стояла тут же, рядом с телефоном.
   Набирая номер, она внезапно осознала, что, возможно, именно сейчас теряет в себе уверенность. С тех самых пор, как умер ее муж, Эд Коннелли, они с Пэгги жили в доме совершенно одни. Однако за все эти долгие годы ей ни разу не пришло в голову позвонить кому-нибудь, позвать на помощь в трудные минуты, а уж сколько было таких минут... Но теперь...
   До утра протянулась целая вечность, и Элен поняла, что не высидит все это время в одиночестве. Слишком сильно взбудоражили ее звонки от «Майкла», да и тревожить сейчас знакомых был не самый подходящий момент.
   — Крэг? Извини, что беспокою тебя в такое время, но... Что? Ты еще не ложишься? Вот хорошо. Понимаешь, у меня тут что-то неладное творится... Что? А ты сможешь? Я была бы тебе крайне признательна... Нет, только езжай не спеша. Дорога сейчас ужасная. Не такое уж это и срочное дело.
   Попрощавшись с племянником, Элен, к своему удивлению, почувствовала себя значительно спокойней.
   «К черту самоуверенность», — с облегчением подумала она и отправилась на кухню варить кофе.

* * *

   Крэгу Янгу стукнуло уже двадцать восемь лет — вполне солидный возраст для его профессии. Крэг работал психоаналитиком, и многие его коллеги в тридцать лет обладали весьма внушительной наружностью, Крэг же, к своему глубочайшему сожалению, смахивал скорее на студента-первокурсника, а уж это никак не прибавляло ему авторитета. Он был высок — шесть футов и четыре дюйма, крепкого телосложения. В свое время Крэг состоял в университетской баскетбольной команде и считался неплохим игроком. Но был он тогда таким худым, что зрителям частенько приходила мысль, будто состоит этот юноша из одних только углов, вроде складной линейки, а посему особого доверия они к нему не испытывали. Со временем на лбу у Крэга образовалась приличная залысина, обрамленная нежным пушком. Но это не особенно беспокоило молодого человека, ибо, к счастью, многие его однокашники тоже успели значительно полысеть. Компенсируя недостаток шевелюры, Крэг отпустил неимоверные рыжие усы. Он курил трубку, однако, частенько попыхивая этой трубкой, чувствовал себя не в своей тарелке. Но подобные мелочи даже не брались в расчет, ведь сам Крэг был уверенным в себе молодым специалистом, и ему удалось выхлопотать место в гринлифской школе-интернате для трудных детей, а не пришлось скитаться по больницам в поисках работы или продолжать чахнуть при университете. Он вырос здесь и так свыкся с родными местами, что не мыслил себе жизни вдали отсюда.
   — Кто бы ни был этот мальчик, — уверенно констатировал Крэг, наливая себе третью чашку кофе, — очевидно, ом порядком наслышан и о Майкле, и обо всей нашей семье.
   — Даже слишком много.
   — Могу предположить, что, возможно, кто-то еще вспоминает и мою мать, и, конечно же, Майкла. Встречаются чересчур впечатлительные дети, которые склонны частенько убегать из дома, а некоторым из них смерть Майкла может показаться даже романтической, чем-то вроде подвига. Вполне вероятно, что такой ребенок, выслушав рассказ старших, впитал в себя всю информацию и в конечном итоге вообразил себя Майклом Янгом.
   — Это не просто впечатлительный мальчик, Крэг. У него невероятные способности вживаться в роль.
   — Что вы имеете в виду?
   — Он убежден в том, что он — Майкл. Ведь то, что я слышала по телефону, — не просто детская игра или примитивный розыгрыш. Он не притворялся. Все, что он говорил, звучало потрясающе правдиво и искренне. А как он плакал! — Элен покачала головой. — Жаль, что я уже плохо помню голос Майкла...
   Крэг качнулся на стуле и скептически улыбнулся:
   — Вы знаете, по телефону у всех десятилетних мальчиков голоса кажутся похожими. Уж не хотите ли вы сказать, что у нас в округе объявился настоящий призрак?
   — Он называл меня «тетушка Элен», — распаляясь, продолжала женщина.
   — Ну и что? Я тоже вас так называл в детстве.
   — Нет, — перебила его Элен. — Ты не называл. Только Майкл. И никто другой. Я должна сознаться, что этот самозванец здорово напугал меня. Я не понимаю смысл всех этих звонков, однако очень странно — откуда он знал, что меня надо называть именно «тетушка Элен»?
   Крэг задумался, а потом беспомощно развел руками и широко улыбнулся:
   — Ваша взяла. Я зашел в тупик. Но все равно и здесь надо искать разумное объяснение.
   — Да? — Слова племянника только еще сильнее взволновали Элен.
   — Я работаю с трудными детьми. Вот уже шесть лет, как они стали для меня смыслом жизни. Вас поражает этот маленький самозванец, он постоянно звонит, вам даже становится страшно... И я вас не виню, но только помните: он самозванец и все тут. Рано или поздно ему наскучит эта забава, и он предпримет что-нибудь новенькое. Скорее всего обратит свой взор на секс.
   — А когда ему это надоест?
   — Не знаю. К сожалению, должен предупредить вас, что чем глубже они погружаются в свои фантазии, тем дольше может длиться само преображение. Это я знаю по опыту своей работы. Иногда уходят месяцы, а то и годы на то, чтобы избавить ребенка от его фантазий и вымыслов.
   Элен прикрыла ладонями лицо и застонала.
   — Смените номер телефона, — посоветовал Крэг, — а новый номер не давайте никому, кроме закадычных друзей.
   — Видишь ли, мой мальчик, дело в том, что я занимаюсь продажей антиквариата, и многим, очень многим людям необходим номер моего телефона. А кроме того, пока поменяют номер, пройдет несколько дней. — Элен снова закурила. — Кто же это может быть? Мне казалось, я тут наперечет знаю каждого мальчика и девочку. Но не могу поверить, что это кто-то из местных, Крэг, а может быть, это твой голубчик из интерната мне названивает?