Файндер Джозеф. Паранойя

   В другой раз он объявил тайм-аут и подошел к футболисту по имени Стив, схватил его за шлем и спросил: «Ты дурак, Стив?» Не дожидаясь ответа, он дернул шлем, заставляя Стива кивать головой, как кукла. «Да, тренер!» — пискляво передразнил Стива отец. Все смеялись. «Да, я дурак!»
   А еще он как-то объявил тайм-аут во время игры в хоккей и заорал на мальчика по фамилии Резник за грубую игру. Он схватил клюшку Резника и сказал: «Мистер Резник, если я когда-нибудь увижу, что вы тыкаете кого-то острием клюшки, — он ткнул клюшкой ему в живот, и парня сразу вырвало, — или толстым концом, — он снова ударил его клюшкой в живот, — я вас убью». Резника вырвало кровью, и в этот раз никто не смеялся.
   — Да, — сказал я. — Веселый он был человек, да?
   Мне больше не хотелось слушать рассказы Сета, и он замолчал.
   На следующее утро были похороны. Сет сидел на скамье с одной стороны от меня, Антуан — с другой. Священник, внушительный мужчина с серебристой сединой, был похож на телевизионного проповедника. Его звали отец Джозеф Януччи. Перед мессой он отвел меня в сторону и задал несколько вопросов об отце — о его вере, о том, какой он был человек, где работал, были ли у него хобби и так далее. Я почти ничего не мог сказать.
   В храме было человек двадцать, часть — обычные прихожане, которые не знали отца и просто пришли на мессу. Остальные — мои друзья и однокашники, пара знакомых из района и старушка соседка. Был один якобы отцовский приятель, который много лет назад встречался с ним в клубе «Кивание», пока отец не ушел оттуда, разозлившись из-за какой-то мелочи. Он даже не знал, что отец болел. Заявилось несколько пожилых двоюродных братьев и сестер, которых я едва узнал.
   Гроб должны были нести я с Сетом и еще пара человек из храма и из похоронного бюро. Перед церковью стоял большой венок: понятия не имею, как он там оказался. То ли кто-то прислал, то ли это входило в услуги бюро.
   Месса тянулась очень долго, нужно было часто вставать, садиться и становиться на колени. Наверное, чтобы не заснуть. Я почти ничего не понимал, был как в тумане, словно контуженый. Отец Януччи называл отца Фрэнсисом, а один раз даже Фрэнсисом Ксавьером, будто бы это доказывало, что отец был истым католиком, а не атеистом, который говорил о Боге, только когда богохульствовал. Отец Януччи сказал: «Мы грустим, прощаясь с Фрэнсисом, мы горюем о его уходе, но мы верим, что он ушел к Богу, что теперь он в лучшем мире, что он воскрес, как Иисус, и зажил новой жизнью. Смерть Фрэнсиса — еще не конец. Мы пока вместе с ним. И почему в последние месяцы на его долю выпало столько страданий?» Он сам ответил на свой вопрос, вспомнив что-то про страдания Иисуса, и добавил, что «страдания не сломили Христа». Я не совсем понимал, о чем говорит священник; впрочем, я вообще постоянно отключался и мало что слышал.
   Когда все закончилось, Сет меня обнял, Антуан до боли пожал руку и тоже обнял. Я с удивлением заметил, что по лицу великана катится слеза. Я-то не плакал в течение всей службы. Я вообще целый день не плакал. Мне как будто сделали анестезию. Может, я уже отрыдал свое.
   Тетя Айрин подковыляла ко мне и взяла мою ладонь своими пухлыми руками со старческими пятнами. Ее губы были неровно накрашены ярко-красной помадой, а духи шибали в нос так, что пришлось задержать дыхание.
   — Твой отец был хорошим человеком, — сказала она. Наверное, на моем лице отразилось сомнение, хотя я и не хотел этого показывать. — Да, знаю, он не любил демонстрировать свои чувства. Ему было трудно. И все-таки он любил тебя.
   Ладно, не будем спорить, подумал я, улыбнулся и поблагодарил ее. Друг отца из «Киваниса», массивный мужчина его возраста, но на вид лет на двадцать моложе, тоже пожал мне руку и сказал: «Сочувствую вашей потере». Пришел даже Джонси, тот самый грузчик из «Уайатт телеком», с женой Эстер. Оба выразили соболезнования.
   Сейчас я должен был сесть в лимузин и поехать за катафалком на кладбище. На выходе из храма я заметил мужчину, который сидел в последнем ряду. Он пришел почти сразу после начала мессы, но в темной церкви я не увидел его лица.
   Мужчина обернулся и встретился со мной взглядом.
   Это был Годдард.
   Я с трудом поверил своим глазам. Тронутый почти до слез, я медленно пробрался к Джоку, улыбнулся и поблагодарил за то, что он пришел. Годдард покачал головой, отмахиваясь от моих благодарностей.
   — Я думал, вы в Токио, — сказал я.
   — Какого черта! Разве азиатско-тихоокеанский филиал никогда не заставлял меня ждать?
   — Я не... — Я запнулся. — Вы перенесли поездку?
   — Если я что и понял в жизни, так это как правильно определять приоритеты.
   Я онемел и секунду не мог сказать ни слова.
   — Я вернусь на работу завтра, — наконец выговорил я. — Наверное, опоздаю, потому что придется кое-что еще организовать...
   — Нет, — сказал он, — не спеши.
   — Все будет в порядке, правда.
   — Не мучай себя, Адам. Мы как-нибудь справимся без тебя.
   — Это не так... Не так, как с вашим сыном, Джок. То есть мой отец очень долго болел эмфиземой и... Действительно, ему так лучше. Он хотел уйти.
   — Я знаю, что это за чувство, — тихо сказал он.
   — Мы не были так уж близки...
   Я огляделся. В темном храме стояли ряды деревянных скамей, стены были окрашены золотой и малиновой краской. В дверях меня ждали еще несколько знакомых.
   — Видимо, мне не следует так говорить, особенно здесь, понимаете? — Я грустно улыбнулся. — Он был непростым человеком, очень жестким, и поэтому мне легче. Я не сломлен утратой и все такое...
   — Нет, Адам, когда чувства смешанные, еще тяжелее. Сам увидишь.
   Я вздохнул:
   — Не думаю, что мои чувства к нему такие... были такими уж... смешанными.
   — Ты поймешь потом. Упущенные возможности. То, чего не было, а могло бы быть. Только не забывай: твоему отцу повезло, что у него был ты.
   — Не думаю, что он так считал...
   — Это правда. Ему повезло.
   — Ну, не знаю, — сказал я, и вдруг, без предупреждения, клапан во мне раскрылся, плотину прорвало и из глаз брызнули слезы. Я покраснел от стыда и выпалил: — Извините, Джок!
   Годдард поднял руки и положил их мне на плечи.
   — Не плачут только мертвые, — сказал он. Его глаза заблестели.
   Я разрыдался как маленький. Мне было ужасно стыдно и в то же время как-то полегчало. Годдард обнял меня и крепко держал в объятиях, пока я по-идиотски хлюпал носом.
   — Я хочу, чтобы ты помнил, сынок, — сказал он очень тихо, — ты не один.

73

   Через день после похорон я вернулся на работу. А что мне было делать — ходить по дому и тосковать? Не так уж я был подавлен, хотя нервы и обнажились, словно с меня содрали кожу. Нет, хотелось побыть с людьми. Может, когда отца не стало, будет легче рядом с Годдардом? Он стал мне таким отцом, какого у меня никогда не было. После прихода Годдарда на похороны что-то в моей душе изменилось. Не настолько, конечно, чтобы ложиться на кушетку психоаналитика. Просто теперь я точно знал, что должен делать в «Трионе» и зачем я там.
   Я решил, что сделал свое дело, уплатил долги и заслужил возможность начать новую жизнь. Я перестал работать на Ника Уайатта и не отвечал на звонки и письма Мичема. Однажды мне на сотовый пришла голосовая почта от Джудит Болтон. Она не представилась, однако я тут же узнал ее голос. «Адам, — сказала она, — я знаю, ты переживаешь тяжелое время. Нам всем очень жаль, что твой отец умер. Пожалуйста, прими наши искренние соболезнования».
   Воображаю, как Джудит, Мичем и Уайатт собрались и обсуждают, что делать дальше! Они злятся и ругаются, потому что их воздушный змей сорвался с привязи. Джудит говорит что-то вроде «С парнем не нужно поступать слишком резко, он только что потерял отца»; Уайатт ругается и замечает, что ему все равно и часы тикают, а Мичем старается переплюнуть Уайатта, заявив, что поджарит мне пятки, но своего, черт возьми, добьется. Тогда Джудит качает головой: «Нет, нам нужен более тонкий подход, давайте я с ним свяжусь»...
   Ведь се сообщение на первых словах не закончилось. «И все-таки очень важно, чтобы даже сейчас ты оставался с нами в контакте. Я хочу, чтобы наши отношения сохранили положительную, сердечную окраску, Адам. Но для этого нужно, чтобы ты сегодня с нами связался».
   Я удалил и ее сообщение, и мичемовское. Они поймут, что я имею в виду. Потом пошлю Мичему письмо, в котором официально разорву наши отношения, но сейчас, решил я, лучше держать их в подвешенном состоянии. Пока они не поняли, что произошло: я больше не воздушный змей Ника Уайатта.
   Я дал им то, что они хотели. Они поймут, что цепляться за меня нет смысла.
   Пусть угрожают. Они не заставят меня работать на них и дальше. Если я буду помнить, что они на самом деле бессильны, то легко уйду от них.
   Главное — не забыть: я могу просто развернуться и уйти.

74

   На следующее утро, не успел я въехать в гараж «Триона», как зазвонил мой сотовый. Это была Фло.
   — Джок хочет тебя видеть, — сказала она. Судя по голосу, дело было срочное. — Прямо сейчас.

* * *

   Джок сидел в заднем офисе с Камилетти, Колвином и Стюартом Лури, начальником отдела корпоративного развития, с которым я познакомился на барбекю.
   Когда я вошел, Камилетти говорил:
   — Нет, насколько я знаю, этот сукин сын вчера просто прилетел в Пало-Альто с подписанным контрактом. Пообедал с Хилменом, генеральным директором, а к ужину они уже все подписали. Он предложил ровно столько, сколько и мы, — с точностью до цента! И наличкой!
   — Как, черт возьми, такое могло случиться?! — взорвался Годдард. Я еще никогда не видел его таким злым. — «Дельфос» подписал обязательство не продавать компанию другим лицам!
   — Контракт был намечен на завтра и еще не подписан. Поэтому он рванул туда, чтобы нас опередить.
   — Он — это кто? — тихо спросил я, садясь.
   — Николас Уайатт, — сказал Стюарт Лури. — Он выхватил у нас из-под носа «Дельфос». Купил за пятьсот миллионов наличными.
   У меня засосало под ложечкой: Уайатт купил «Дельфсс»? Я помнил название компании, однако понимал и то, что не должен был его знать, и повернулся к Годдарду с вопросительным видом.
   — Это компания, которую мы собирались приобрести — я тебе о ней говорил, — нетерпеливо отмахнулся он. — Наши юристы почти закончили составлять окончательный договор о покупке... — Его голос утих, потом снова стал громче: — Я и не думал, что у Уайатта найдется столько наличных на балансе!
   — У них было меньше миллиарда, — сказал Джим Колвин. — Восемьсот миллионов, если точнее. Так что пятьсот миллионов — это предел. У них три миллиарда долгов, и проценты вполне могут составить двести миллионов в год.
   Годдард хлопнул рукой по круглому столу.
   — Чушь! — прогремел он. — На кой черт Уайатту компания вроде «Дельфоса»? У него же нет «Авроры»... Рисковать своей шкурой Уайатту нет никакого смысла — разве только нам кровь попортить.
   — Что ему и удалось, — вставил Камилетти.
   — Да без «Авроры» «Дельфос» никому не нужен! — воскликнул Годдард.
   — А «Аврора» без «Дельфоса» — в полной заднице, — сказал Камилетти.
   — Неужели он знает об «Авроре»? — спросил Колвин.
   — Невозможно! — отрезал Годдард. — А даже если знает, ее у него нет!
   — А если есть? — предположил Стюарт Лури.
   Все надолго замолчали.
   Камилетти заговорил, медленно, с напором:
   — Мы защищаем «Аврору» такими же охранными средствами, какими министерство обороны обеспечивает подрядчиков, выполняющих секретные заказы. — Он сердито посмотрел на Годдарда. — То есть брандмауэры, проверки допуска, защита сети, многоуровневый секретный доступ — все существующие виды защиты. Это самый настоящий конус молчания! Проникнуть туда невозможно.
   — И тем не менее, — сказал Годдард, — Уайатт как-то выведал подробности о наших переговорах...
   — У него, — вмещался Камилетти, — могут быть осведомители. — Он посмотрел на меня, и его будто осенило: — Вы ведь работали на Уайатта, не так ли?
   Я покраснел и, чтобы скрыть это, притворился рассерженным.
   — Я работал в компании «Уайатт», а не на него!
   — Вы с ним видитесь? — не отставал он, буравя меня глазами.
   — На что вы намекаете? — Я встал.
   — Я задаю вам простой вопрос, на который можно ответить «да» или «нет». Вы встречаетесь с Уайаттом? — ответил Камилетти. — Не так давно вы с ним ужинали в «Обеже», верно?
   — Хватит, Пол, — сказал Годдард. — Адам, садись сейчас же! У Адама нет доступа к «Авроре». Равно как и к подробностям переговоров с «Дельфосом». Насколько я знаю, сегодня он впервые услышал название этой компании.
   Я кивнул.
   — Давайте двинемся дальше. — Годдард вроде бы немного остыл. — Пол, я хочу, чтобы ты поговорил с нашими юристами и узнал, какой у нас есть выход. Посмотри, сможем ли мы остановить Уайатта. Теперь следующее: мы планируем запустить «Аврору» через четыре дня. Как только мир узнает о том, что мы сделали, возникнет дикая сутолока. Все кинутся покупать материалы и производителей. Я не хочу участвовать в этой суете. Мы или отложим запуск, или... Или посовещаемся и найдем какую-то замену...
   — Но эта технология есть только у «Дельфоса»! — заметил Камилетти.
   — Мы же неглупые люди, — сказал Годдард. — Всегда есть другие возможности. — Он оперся ладонями о подлокотники и встал. — Знаете, Рональд Рейган часто рассказывал историю о мальчике, который нашел большую кучу навоза и сказал: «Где-то рядом должна быть лошадка». — Он засмеялся, и к нему вежливо присоединились остальные, видимо, в благодарность за слабую попытку разрядить обстановку. — Давайте возьмемся за дело и найдем лошадку.

75

   Я знал, где лошадка.
   В тот вечер по дороге домой я думал только об этом. И чем больше думал, тем больше злился и тем хуже вел машину.
   Если бы не бумаги, которые я украл у Камилетти, Уайатт понятия не имел бы о «Дельфосе», компании, которую «Трион» собирался купить. Я постоянно об этом вспоминал и чувствовал себя с каждой минутой только гаже и гаже.
   Черт! Пора сказать Уайатту, что все кончено. Я больше на них не работаю.
   Я открыл дверь, включил свет и направился прямо к компьютеру, чтобы написать письмо.
   Зря.
   За моим компьютером сидел Арнольд Мичем, а двое суровых бритоголовых ребят разносили мое имущество на кусочки. Вещи валялись повсюду: книги сброшены с полок, проигрыватели компактов и ди-ви-ди разобраны. Досталось даже телевизору. Казалось, какой-то сумасшедший задался целью нанести как можно больше вреда.
   — Какого хрена?.. — начал я.
   Мичем спокойно отвернулся от моего компьютера:
   — Никогда не смей больше меня игнорировать.
   Надо срочно уносить ноги. Я резко кинулся к двери, но третий громила закрыл дверь и встал перед ней, смерив меня настороженным взглядом.
   Другого выхода, не считая окон, не было. Впрочем, падение с двадцать седьмого этажа никого бы не обрадовало.
   — Что вам нужно? — спросил я Мичема, переводя глаза с него на дверь.
   — Ты думаешь, от меня что-то можно спрятать? — спросил Мичем. — Вряд ли. Мы откроем любой сейф, залезем в любую уютную норку. Я вижу, ты сохранил мои письма. Я и не знал, что ты так дорожишь нашей дружбой.
   — Конечно, сохранил! — с негодованием сказал я. — Я все всегда архивирую.
   — Шифровальная программа, в которой ты записываешь про встречи с Уайаттом, Джудит и со мной — знаешь, ее крэкнули больше года назад. На рынке появились программы помощнее.
   — Спасибо за информацию, — саркастически сказал я. Я старался делать вид, что не боюсь. — А теперь почему бы вам и вашим мальчикам не убраться отсюда к черту, пока я не вызвал полицию?
   Мичем фыркнул и сделал рукой жест, как будто подзывая меня к себе.
   — Нет, — покачал я головой. — Я сказал, вы со своими дружками...
   Углом глаза я заметил быстрое, молниеносное движение. Что-то врезалось мне в затылок. Я мешком упал на колени. Во рту появился привкус крови. Перед глазами мир окрасился в бордовый цвет. Я вытянул руку, чтобы схватить нападающего, но пока моя рука дергалась за спиной, кто-то пнул меня в правую почку. Тело пронзила острая боль, и я распластался на персидском ковре.
   — Нет! — выдохнул я.
   Еще один пинок, на этот раз в затылок. Невероятно больно. Перед глазами заплясали искры.
   — Убери их, — простонал я. — Заставь своего... дружка... прекратить. Если мне станет совсем плохо, я могу разговориться.
   Больше ничего не пришло в голову. Пособники Мичема скорее всего мало знали о том, какая у меня связь с их хозяином. Они ведь просто исполнители. И вряд ли Мичем захочет вводить их в курс дела.
   Я невольно сжался в ожидании следующего удара в затылок. Перед глазами плавали белые искры, во рту стоял металлический привкус. Наступила тишина. Мичем, похоже, дал сигнал прекратить.
   — Какого черта тебе надо? — спросил я.
   — Поехали прокатимся, — сказал Мичем.

76

   Мичем и его громилы вытащили меня из квартиры, спустили на лифте в гараж и прямо из служебного выхода выволокли на улицу. Я так испугался, что еле соображал. У входа стоял черный «сабурбан» с тонированными стеклами. Мичем шел впереди, остальные трое обступили меня, чтобы я не убежал или не набросился с кулаками на их босса. Один нес мой ноутбук, другой — десктоп.
   Голова пульсировала от боли, поясница и грудь дико болели. Выглядел я, наверное, чудовищно.
   Слова «поехали прокатимся» обычно означают (по крайней мере в фильмах про мафию) «цементные сапоги» и купание в Ист-Ривер. Но если они хотели меня убить, почему не сделали этого в квартире?
   Громилы, как я понял чуть позже, оказались бывшими полицейскими из службы безопасности «Уайатта». Их главным достоинством была мышечная масса, а особой остротой ума они явно не обладали. Тупые инструменты.
   Один из громил вел машину, Мичем сидел впереди, за пуленепробиваемым экраном, и всю дорогу говорил по телефону. Наверное, отчитывался о выполнении задания. Он меня припугнул, а в компьютере нашел, что я коплю материалы против Уайатта.
   Через двадцать минут машина подъехала к длинной вымощенной камнями дорожке.
   Меня обыскали, будто по дороге я мог подобрать пистолет, забрали сотовый и затолкнули в дом. Я прошел через металлодетектор. Он загудел. У меня забрали часы, пояс и ключи.
   Уайатт сидел перед огромным плоскоэкранным телевизором в просторной полупустой комнате и смотрел без звука Си-эн-би-си, одновременно разговаривая по телефону. Я вошел со своей бритоголовой свитой и посмотрел на себя в зеркало. Хреновый видок.
   Мы остались стоять.
   Через несколько минут Уайатт договорил, положил трубку и посмотрел на меня.
   — Давно не виделись, — сказал он.
   — Нуда.
   — Что это с тобой? Дверь не заметил? С лестницы свалился?
   — Можно и так сказать.
   — Жаль твоего отца. Хотя, Господи, дышать через трубку, использовать всякие кислородные баки и прочее дерьмо — лучше бы меня застрелили.
   — Я бы с удовольствием, — сказал я, но он меня как будто не услышал.
   — Так что даже лучше, что он умер, а? Закончились его страдания, а?
   Я хотел кинуться на него и задушить.
   — Спасибо за беспокойство.
   — Нет, это тебе спасибо, — сказал Уайатт, — за информацию по «Дельфосу».
   — Похоже, вам пришлось собрать все деньги из копилки.
   — Всегда приходится продумывать на три шага вперед. Как, по-твоему, я добрался туда, где я сейчас? Когда мы объявим, что у нас есть оптический чип, наши акции качнут расти как на дрожжах.
   — Замечательно, — сказал я. — Вы все решили. Я вам больше не нужен.
   — Нет, ты еще не все сделал, дружок. Сначала ты достанешь спецификацию самого чипа. И прототип.
   — Нет, — очень тихо сказал я. — Я закончил.
   — Ты так думаешь? Господи, да ты бредишь! — Он рассмеялся.
   Я сделал глубокий вдох. В горле бился пульс, голова раскалывалась от боли.
   — В законе все прописано четко, — сказал я, прочистив горло (да, я покопался в юридических сайтах). — Вы завязли куда глубже меня, потому что руководили операцией, а я был простой пешкой. Управляли вы.
   — Закон! — сказал Уайатт с недоверчивой ухмылкой. — Это ты говоришь мне, мать твою, о законе? Так вот почему ты сохраняешь почту, записки и прочее дерьмо! Чтобы подать на меня в суд! Господи, мне тебя почти жаль. Ты и вправду несмышленыш. Неужели ты думаешь, будто я отпущу тебя раньше времени?
   — Вы получили ценную информацию, — сказал я. — Ваш план сработал. Все кончено. С этого момента оставьте меня в покое. Сделка завершилась. И все об этом забудем.
   Цепенящий ужас сменился бредовой уверенностью: наконец я пересек черту. Я спрыгнул с обрыва и буду наслаждаться полетом, пока не брякнусь.
   — Подумайте сами, — продолжал я.
   — Да ну? — протянул Уайатт.
   — Вы потеряете гораздо больше, чем я. Компанию. Состояние. А я что? Я кусок говна. Я мелкая рыбешка. Нет, я планктон!
   Улыбка Уайатта стала шире.
   — И что ты собираешься делать? Пойдешь к Джоку и расскажешь ему, что ты всего лишь сраный шпиончик, а великолепные идеи тебе вложил в голову его главный конкурент? И что он, по-твоему, сделает? Поблагодарит, свозит на обед в своей столовке и выпьет за твое здоровье бокал вина? Сомневаюсь.
   Я покачал головой. Сердце бешено билось.
   — Ты вряд ли захочешь, чтобы Годдард узнал, кто так помог ему с «Дельфосом». Или ты навострил лыжи в ФБР? Скажешь им, что был наемным шпионом для Уайатта? Они прижмут тебя как чертова таракана, а я буду все отрицать, и им придется мне поверить. Знаешь почему? Потому что ты долбаный воришка. Ты жулик со стажем, дружок. Я уволил тебя из компании за то, что ты присвоил деньги, все зафиксировано документально.
   — Тогда вам трудновато будет объяснить, почему «Уайатт» дал мне такую замечательную рекомендацию.
   — Если бы. Но этого не было, понял? Мы бы никогда не дали рекомендацию жулику вроде тебя. А вот ты настоящий мошенник. Ты подделал наш фирменный бланк и сам написал себе рекомендации в «Трион». Эти письма были посланы не нами. Анализ бумаги и криминологический осмотр документа не оставят никаких сомнений. У тебя другой принтер, другие картриджи. Ты психопат, ты даже подписи подделал. — Пауза. — Неужели ты и вправду думал, что мы не подстрахуемся?
   Я хотел улыбнуться в ответ, однако дрожащие мышцы рта не слушались.
   — Простите, и все же это не объясняет телефонные звонки от работников «Уайатта» в «Трион», — сказал я. — И Годдард поймет, что это обман. Он меня знает.
   Смех Уайатта был похож на лай.
   — Он тебя знает! Вот так умора. Да спустись же с небес на землю! Ты думаешь, кто-нибудь поверит, будто кто-то из нашего отдела кадров звонил в «Трион» после того, как мы тебя вышвырнули? Небольшое расследование покажет, что все звонки якобы кадровиков сделаны совсем не из нашей фирмы. А из твоей собственной квартиры, козел. Ты сам звонил за каждого и говорил чужим голосом. Ты больной, психопат. Это патология. Ты сочинил сказку о том, что был большой шишкой в проекте «Люсид», что неверно и легко доказуемо. Видишь ли, придурок, наша и их служба безопасности сядут рядом, а потом сверят записи.
   У меня кружилась голова. Подташнивало.
   — А может, проверишь свой секретный банковский счет, которым ты так гордишься? Тот самый, на который, как ты думаешь, мы переводим деньги с какого-то оффшорного счета? Почему бы тебе не выяснить, откуда деньги берутся на самом деле?
   Я непонимающе посмотрел на него.
   — Эти деньги, — объяснил Уайатт, — переведены непосредственно с нескольких дискреционных фондов «Триона». С твоими цифровыми «отпечатками пальцев». Ты крал у них деньги, как когда-то у нас. — Он выпучил глаза. — Ты в глубокой жопе, понял?! К нашей следующей встрече советую раздобыть все характеристики годдардовского опточипа. Или пиши завещание. А теперь вон из моего дома.

Часть 8
Взлом

   Операция со взломом — жаргонное обозначение незаконного вторжения в помещение с целью получения какой-либо информации или материалов.

«Книга шпиона: Энциклопедия шпионажа»

77

   Надеюсь, что дело важное, приятель, — сказал Сет. — Уже типа ночь.
   — Важное. Обещаю.
   — Да уж! Ты теперь звонишь, только когда тебе что-то нужно. Или когда кто-то умер.
   Он шутил, но в каждой шутке... По правде говоря, Сет имел полное право на меня обижаться. Я ведь практически не звонил ему с тех пор, как начал работать в «Трионе». А он меня поддерживал, когда умер отец, был на похоронах. Он лучший друг, чем я.
   Через час мы встретились в круглосуточном кафе возле квартиры Сета. Там почти никого не было, не считая пары пьяниц. Сет оделся во все те же старые «дизеля» и футболку с надписью «Кругосветное турне доктора Дре».
   Он воззрился на меня:
   — Что, черт побери, с тобой случилось?
   Я не стал скрывать от него никаких мрачных деталей — какой теперь смысл?
   Сначала Сет подумал, что я сочиняю, но когда поверил, легкий скептицизм на его лице сменился ужасом, смешанным с интересом и искренним сочувствием.
   — Черт! — сказал он, когда я закончил свой рассказ. — Ну ты и влип! — Сет смотрел на меня, как зевака на жуткую автокатастрофу.
   Я грустно улыбнулся и кивнул:
   — Ага, я в полкой заднице.
   — Я не то имею в виду. — Сет заговорил резче. — Ты, черт тебя дери, им потакал.
   — Нет, я им не потакал.
   — Да нет, придурок. У тебя был выбор.
   — Выбор? Какой, к собакам, выбор? Тюрьма?
   — Ты согласился на их условия сделки. Они зажали тебе яйца клещами, и ты спекся.