Файндер Джозеф. Паранойя

   — А какой у меня был выбор?
   — Для этого и нужны юристы, идиот! Мог бы мне сказать, я бы попросил помочь ребят, на которых я работаю.
   — Помочь? Как? Я ведь на самом деле взял их деньги.
   — Ты мог бы привести на фирму юриста, испугать их до чертиков, пригрозить оглаской.
   Я на секунду замолчал. Вряд ли все было бы так просто.
   — Знаешь, сейчас-то уже поздно так действовать. И в любом случае они бы все отрицали. Даже если бы один из твоих друзей согласился меня представлять, Уайатт науськал бы на нас всю Ассоциацию американских юристов.
   — Может быть. А может, предпочел бы ничего не афишировать. Возможно, тебе удалось бы унести ноги.
   — Не думаю.
   — Все ясно, — сказал Сет с огромным сарказмом. — Ты предпочел наклониться и подставить им задницу. Ты принял участие в их незаконных махинациях, согласился стать шпионом, практически гарантировал себе тюрьму...
   — Какую еще тюрьму?
   — А потом ради удовлетворения своих непомерных аппетитов обманул единственного человека во всей корпоративной Америке, который в тебя поверил.
   — Спасибо, — горько сказал я, понимая, что он прав.
   — Ты в общем-то получил по заслугам.
   — Спасибо за помощь и моральную поддержку, друг.
   — Давай начистоту, Адам. В твоих глазах я, наверное, жалкий неудачник, однако я честный неудачник. А кто ты такой? Ты обманщик. Знаешь, кто ты такой? Ты, черт побери, Рози Руиз.
   — Кто-кто?
   — Эта девка лет двадцать назад победила в Бостонском марафоне, установив рекорд среди женщин, помнишь? Оказалось, что она впрыгнула за полмили до финиша. Доехала туда на метро! Это ты, чувак. Рози Руиз корпоративной Америки.
   Я сидел перед ним, и мое лицо заливалось краской. Когда мне стало совсем хреново, я спросил:
   — Ты закончил?
   — Пока да.
   — Хорошо. Мне нужна твоя помощь.

78

   Я никогда раньше не был в фирме, где Сет работал — или делал вид, что работает. Она занимала четыре этажа небоскреба в центре города и ничем не отличалась от стандартной юридической фирмы высокого класса: стены под красное дерево, дорогие восточные ковры, огромные картины современных художников, окна во всю стену.
   Сет договорился, что рано утром мы встретимся с его боссом, старшим партнером по имени Ховард Шапиро. Он специализировался на защите по уголовным делам и когда-то был федеральным консультантом по вопросам права. Шапиро оказался маленьким лысым толстячком в круглых черных очках. Он говорил высоким голосом, выпаливая слова как из пулемета, и постоянно прерывал мой рассказ, подталкивал, смотрел на часы. Шапиро что-то помечал в желтом блокноте и иногда смотрел на меня настороженно и озадаченно, словно пытался что-то понять. Сет же проявлял чудеса благовоспитанности и молча сидел рядом.
   — Кто вас избил? — спросил Шапиро.
   — Его охранники.
   Он сделал пометку.
   — Когда вы сказали ему, что уходите?
   — До того. Перестал отвечать на их звонки и письма.
   — Они решили преподать вам урок?
   — Видимо, да.
   — Разрешите задать вам один вопрос. Отвечайте честно. Предположим, вы достанете Уайатту то, что он хочет, этот чип или как там его. Вы думаете, он оставит вас в покое?
   — Сомневаюсь.
   — Полагаете, они продолжат оказывать на вас давление?
   — Скорее всего.
   — Вы не боитесь, что эта затея лопнет и во всем обвинят именно вас?
   — Я об этом думал. Я знаю, что в «Трионе» очень недовольны тем, что их покупка не состоялась. Вероятно, начнется какое-то расследование, и кто знает, что произойдет? Кроме того, финансовый директор видел, как я встречаюсь с Уайаттом.
   — У него дома?
   — Нет, в ресторане.
   — Плохо. Последствия были?
   — Не особо.
   — Что ж, у меня для вас плохие новости, Адам. Неприятно вам это говорить, но вы — их пешка.
   Сет улыбнулся.
   — Я знаю.
   — Значит, вы или наносите удар первым, или пиши пропало.
   — Это как?
   — Предположим, все раскроется и вас поймают, что вполне вероятно. Вы отдаете себя на милость суда без сотрудничества и попадаете в тюрьму. Очень просто. Я это гарантирую.
   Меня словно в живот ударили. Сет поморщился.
   — Тогда я буду сотрудничать.
   — Слишком поздно. Никто не будет делать вам поблажек. Кроме того, единственное доказательство против Уайатта — это вы. А против вас самих улик более чем достаточно.
   — Что же вы предлагаете?
   — Либо они сдадут вас, либо вы сдаете их. У меня есть приятель в офисе федерального консультанта, человек, которому я доверяю. Уайатт — крупный улов. Можно предложить его им на блюдечке с голубой каемочкой. Их это заинтересует.
   — Откуда я знаю, что меня не арестуют и не бросят в тюрьму вместе с Уайаттом?
   — Я сделаю своему приятелю предложение. Позвоню и скажу — есть то, что может его заинтересовать. Не назову имен. Скажу: «Если не заключишь сделку с моим человеком, ты его не увидишь. Если заключишь, то дашь ему королеву на день».
   — Что такое «королева на день»?
   — Мы встречаемся с прокурором и агентом. Все, что прозвучит на этой встрече, не может быть прямо использовано против вас.
   Я посмотрел на Сета, подняв брови, и повернулся к Шапиро:
   — То есть я могу легко отделаться?
   Шапиро покачал головой.
   — Учитывая шуточку, которую вы откололи в «Уайатте» с проводами грузчика, нам придется подавать заявление о признании вины или что-то в этом роде. Вы «грязный свидетель», и прокурор будет вынужден вас наказать. Полного помилования не ждите. Получите где-то с полгода.
   — Тюрьмы, — уточнил я.
   Шапиро кивнул.
   — Если они захотят заключить сделку, — сказал я.
   — Вот именно. Скажу вам открытым текстом: вы в полном дерьме. Акт об экономическом шпионаже 1996 года сделал кражу коммерческих тайн уголовным преступлением федерального уровня. За это могут дать лет десять.
   — А как насчет Уайатта?
   — Если его поймают? Согласно федеральному законодательству о корпоративной ответственности, судья должен учитывать роль истца в преступлении. Тяжесть преступления зачинщика увеличивается на две степени.
   — Значит, ему достанется больше.
   — Верно. Кроме того, вы ведь не получали материальной выгоды от шпионажа, верно?
   — Верно, — подтвердил я. — Хотя нет, мне все-таки платили.
   — Вы получали зарплату в «Трионе» за работу, которую делали для «Триона».
   Я поколебался.
   — Вообще-то люди Уайатта продолжали мне платить на тайный банковский счет.
   Шапиро молча посмотрел на меня.
   — Это плохо, да? — спросил я.
   — Плохо, — ответил он.
   — Неудивительно, что они так легко согласились... — простонал я, обращаясь скорее к себе, чем к нему.
   — Да, — вздохнул Шапиро. — Вы сами заглотили наживку. Так звонить мне или нет?
   Я посмотрел на Сета. Тот кивнул. Похоже, другого выбора у меня не было.
   — Подождите снаружи, — сказал Шапиро.

79

   Мы сидели в холле перед офисом и молчали. Мои нервы были напряжены до предела. Я позвонил на работу и попросил Джослин перенести встречи.
   Несколько минут я молча сидел и думал, думал, думал...
   — Знаешь, — сказал я, — самое худшее в этом то, что я дал Уайатту ключи и он может обокрасть нас вслепую. Он уже разрушил наше большое приобретение, а теперь нас полностью с дерьмом смешает — и во всем виноват я.
   Сет прищурился:
   — Кого это «нас»?
   — "Трион".
   Он покачал головой:
   — Ты — не «Трион». Ты постоянно говоришь «мы» и «нас», когда имеешь в виду «Трион».
   — Оговариваюсь, — махнул рукой я.
   — Не думаю. Возьми-ка ты кусок мыла (какое оно там у тебя, десятидолларовое, французское?) и напиши на зеркале в ванной: «Я — не „Трион“, а „Трион“ — не я».
   — Хватит, — сказал я. — Ты говоришь совсем как мой папаша.
   — А тебе никогда не приходило в голову, что твой отец не во всем ошибался? Ну, как сломанные часы, которые два раз в день правильно показывают время?
   — Пошел ты.
   Дверь офиса открылась. В ней стоял Ховард Шапиро.
   — Сидите, — сказал он.
   По его лицу было ясно, что дела плохи.
   — Что сказал ваш приятель?
   — Его перевели в министерство юстиции. А на его место пришел полный кретин.
   — Совсем кретин? — уточнил я.
   — Он сказал: «Знаете, подавайте заявление и посмотрим, что будет».
   — То есть?
   — То есть вы подадите заявление тайком, и никто об этом не узнает.
   — Не понимаю.
   — Если вы обеспечите ему хорошее дело, он готов выписать «Пять-К». Это такое письмо, в котором прокурор просит судью отойти от положений федерального суда.
   — Должен ли судья делать то, что хочет прокурор?
   — Конечно, нет. И кроме того, нет гарантий, что этот козел действительно напишет хорошее «Пять-К». Если честно, я ему не доверяю.
   — А что он понимает под хорошим делом? — спросил Сет.
   — Он хочет, чтобы Адам ввел в операцию тайного агента.
   — Тайного агента?! — возмутился я. — Это безумие! Уайатт ни за что не клюнет. Он не станет встречаться ни с кем, кроме меня. Он не идиот.
   — А как насчет подслушивающих устройств? — спросил Сет. — На это он согласится?
   — Я на это не соглашусь, — отрезал я. — Каждый раз, когда я встречаюсь с Уайаттом, меня сканируют. Под слушку точно найдут.
   — Не важно, — сказал Шапиро. — Наш друг-федерал все равно на это не пойдет. Он будет играть с нами лишь в том случае, если вы внедрите тайного агента.
   — Я не буду этого делать, — заявил я. — И Уайатт ни за что не согласится. К тому же кто гарантирует, что я все равно не загремлю в тюрьму?
   — Никто, — согласился Шапиро. — Ни один федеральный прокурор не может быть на сто процентов уверен в решении судьи. Итак, в любом случае вам дается семьдесят два часа на раздумья.
   — Или что?
   — Или они начнут рубить лес, и щепки полетят там, где полетят. Он никогда не предоставит вам «королеву на день», если не будете играть по его правилам. Видите ли, они вам не доверяют. Они не думают, что вы справитесь сами. И к сожалению, музыку заказывают они.
   — Мне не нужны их семьдесят два часа, — сказал я. — Я уже принял решение. Я не буду играть.
   Шапиро странно на меня посмотрел.
   — Вы хотите продолжать работу на Уайатта?
   — Нет, — сказал я. — Я хочу разобраться с этим сам.
   Теперь Шапиро улыбнулся:
   — Как это?
   — Я поставлю свои условия.
   — Например?
   — Предположим, я заполучу конкретную информацию против Уайатта, — объяснил я. — Серьезные, настоящие доказательства его преступления. Мы сможем пойти в ФБР и заключить более выгодную сделку?
   — Теоретически да.
   — Хорошо, — сказал я. — Думаю, мне нужно разбираться самому. Только я сам смогу себя вытащить.
   Сет криво улыбнулся и положил мне руку на плечо.
   — Я? "Я" в смысле "я" или в смысле «мы»?

80

   Я получил электронное письмо от Аланы: ее отозвали из Пало-Альто (почему, Алана не объясняла, но я знал причину и сам), она вернулась и с удовольствием со мной встретится. Позвонил ей домой, мы немного поговорили о похоронах, о том, как я живу, и все такое. Я признался, что не очень хочу разговаривать об отце, а она спросила:
   — Ты в курсе, что у тебя серьезные проблемы с отделом кадров?
   У меня перехватило дыхание.
   — Правда?
   — Конечно! В руководстве по кадровой политике «Триона» ясно сказано, что романы на рабочем месте запрещаются. Неподобающее сексуальное поведение на службе вредит организационной эффективности, оказывая негативное воздействие на участников и их коллег.
   Я медленно выдохнул.
   — Ты не в моей команде. И как мне показалось, у нас достаточно высокая организационная эффективность. А также я думал, что наше сексуальное поведение не выходит за рамки подобающего. Мы просто занимались горизонтальной интеграцией. — Алана рассмеялась, и я добавил: — Знаю, что и у меня, и у тебя нет времени, однако тебе не кажется, что мы будем лучше работать, если вечером и ночью хорошо отдохнем? То есть по-настоящему уедем из города. Будем вести себя спонтанно!
   — Звучит заманчиво, — протянула Алана. — Да, думаю, это может положительно сказаться на продуктивности.
   — Хорошо. Я заказал для нас номер на завтрашний вечер.
   — Где?
   — Увидишь.
   — Ну-у-у. Скажи сейчас, — настаивала она.
   — Нет уж! Сюрприз так сюрприз. Как говорит наш бесстрашный вождь, нельзя останавливаться посреди переправы.
   Алана забрала меня и повезла за город в своей открытой синей «мазде миате», а я показывал дорогу. В минуты молчания я лихорадочно прокручивал в голове сбой план. Я влюбился в Алану, и это было некстати. Сейчас придется ею воспользоваться, чтобы спасти собственную шкуру. Да, чем дальше, тем хреновее.
   Мы сорок пять минут ехали мимо шеренги одинаковых магазинов, автозаправок и фаст-фудов, а потом нырнули по узкой и очень извилистой дороге в лес. Алана посмотрела на меня повнимательнее, заметила синяк под глазом и удивилась:
   — Что случилось? Ты подрался?
   — Баскетбол, — сказал я.
   — Я думала, ты уже не играешь с Чедом!
   Я улыбнулся и промолчал.
   Наконец мы добрались до большой гостиницы в деревенском стиле, с белыми деревянными стенами и темно-зелеными ставнями. Воздух казался прохладным и ароматным, чирикали птицы, и не было слышно никаких машин.
   — Слушай, — сказала Алана, снимая черные очки, — а тут неплохо! Нет, даже очень хорошо!
   Я кивнул.
   — Ты привозишь сюда всех своих девушек?
   — Никогда тут раньше не был. Я прочитал об этой гостинице и подумал, что здесь мы сможем отдохнуть. — Я обнял Алану за тонкую талию и поцеловал. — Давай я достану твои сумки.
   — Сумку, — поправила она. — Я путешествую налегке.
   Я отнес вещи к двери. Внутри стоял запах костра и кленового сиропа. Семейная пара, владельцы гостиницы, встретили нас как старых друзей.
   Номер оказался очень уютным и действительно в деревенском стиле. Там были огромная кровать с пологом на четырех столбиках, маленькие плетеные коврики, ситцевые занавески. Напротив кровати стоял старый кирпичный камин, который, похоже, часто использовался. Вся антикварная обстановка трещала и скрипела так, что я чуть не подскакивал. В ногах кровати стоял капитанский сундук. В просторной ванной комнате расположилась чугунная ванна с узорами в виде птичьих когтей. Смотрится здорово, но если хочешь помыться, то нужно залезать в ванну и из крошечного душа поливать себя так будто собаку моешь, стараясь не разлить воду по полу. Рядом с ванной находилось небольшое пространство, выполняющее функции зала, — с дубовым письменным столом и старым телефоном на шатком столике.
   Едва хозяин ушел, мы плюхнулись на кровать и обнаружили, что та тоже скрипит и стонет.
   — Господи, ты только представь, что эта кровать видела! — вздохнул я.
   — Тут все ситцевое, — сказала Алана. — Напоминает дом моей бабушки.
   — У нее такой же большой дом, как этот?
   Алана кратко кивнула.
   — Уютно. Замечательная идея, Адам. — Ее прохладная рука юркнула мне под рубашку, погладила живот и спустилась южнее. — Что ты там говорил насчет горизонтальной интеграции?

* * *

   Когда мы спустились к ужину, в обеденном зале пылал камин. За столами сидело еще десять — двенадцать пар, почти все старше нас.
   Я заказал дорогое красное бордо, и в голове зазвучали слова Джока Годдарда: «Раньше ты пил „Будвайзер“, а теперь потягиваешь „Бордо гран крю“».
   Обслуживали медленно — похоже, на весь зал был всего один официант, парень с Ближнего Востока, который почти не говорил по-английски, но меня это не беспокоило. Мы оба были в благодушном состоянии, ловили кайф после секса.
   — Я заметил, что ты взяла с собой компьютер, — сказал я. — В багажнике.
   Алана застенчиво улыбнулась.
   — Я без него никуда.
   — Так привязана к офису? — спросил я. — Пейджер, сотовый, электронная почта, все такое?
   — А ты нет?
   — Хорошо, когда у тебя только один начальник, — сказал я. — Тогда и средств связи немного меньше.
   — Что ж, тебе повезло. У меня шесть прямых подчиненных, а также куча чрезвычайно самонадеянных инженеров. И очень жесткие сроки.
   — Какие сроки?
   Она замялась, но только на секунду.
   — На следующей неделе выпуск.
   — Выводите на рынок товар?
   Она покачала головой:
   — Только демонстрация. Большое публичное заявление, показ прототипа того, что мы сейчас разрабатываем. То есть, конечно, очень важное событие. Годдард тебе об этом не говорил?
   — Может, и говорил, не знаю. Он мне много о чем говорит.
   — Такое не забудешь. В любом случае над этим я сейчас и тружусь. Как пылесос. Днем и ночью.
   — Не совсем, — поправил ее я. — У тебя нашлось время на два свидания со мной, плюс сегодня.
   — А завтра и в воскресенье буду за это расплачиваться.
   Забегавшийся официант наконец пришел с бутылкой белого вина. Я указал ему на ошибку, он несколько раз извинился и отправился за другой.
   — А почему ты не захотела говорить со мной на барбекю у Годдарда? — спросил я.
   Она широко раскрыла свои сапфировые глаза.
   — Между прочим, про руководство для сотрудников я не шутила. Романы на рабочем месте действительно не поощряются, и нам нужно вести себя прилично. Люди сплетничают. Особенно о том, кто с кем спит. А если что-то случается...
   — Вроде ссоры или расставания.
   — Что угодно. Тогда всем становится неудобно.
   Разговор пошел не в том направлении. Я попытался вернуть его в нужное русло:
   — Значит, я не могу однажды взять и зайти к тебе на работу? Прийти на пятый этаж без объявления и с букетом лилий?
   — Я же говорю, тебя никогда не пропустят.
   — Я думал, мой бейдж дает доступ ко всему зданию.
   — Может, почти ко всему. Только не к пятому этажу.
   — Значит, ты можешь попасть на мой этаж, где сидят начальники, а я не могу на твой?
   Она пожала плечами.
   — У тебя он с собой?
   — Меня приучили даже в туалет с ним ходить. — Алана достала бейдж из маленького черного кошелька и показала мне издали. Он был привязан к кольцу со связкой ключей.
   Я шутливо схватил его.
   — Для снимка на документ сойдет, но в модельное агентство такое я бы посылать не стал.
   Я осмотрел ее бейдж: все то же, что и у меня. Объемная голографическая печать «Триона», которая меняет цвет, если свет падает под разными углами, такой же бледно-голубой фон с названием компании «Трион системс», напечатанным много раз крошечными белыми буковками. Основная разница была, похоже, в том, что на бейдже Аланы была красно-белая полоска впереди.
   — Я дам тебе посмотреть, если ты мне покажешь свой, — сказала она.
   Я достал из кармана бейдж и отдал ей. Главное, конечно, в маленьком чипе-транспондере. В нем записана информация, которая или открывает дверной замок, или нет. Бейдж Аланы позволял ей войти на пятый этаж, не считая всех основных дверей, гаража и так далее.
   — Ты тут похож на испуганного кролика, — хихикнула она.
   — По-моему, именно так я себя и чувствовал в первый день.
   — Я и не знала, что у нас такие большие личные номера.
   Красно-белая полоска на ее бейджике скорее всего служила для быстрой визуальной идентификации. Значит, кроме механизма для чтения карточек, есть ещз как минимум один пункт проверки. Кто-то стоит на входе. Это осложняет дело.
   — Когда ты выходишь на обед или поднимаешься в спортзал, это, наверное, очень неудобно.
   Алана равнодушно пожала плечами:
   — Ничего страшного. Охранники меня запомнили.
   Точно, подумал я. В этом и проблема. В дверь нельзя пролезть, если чип в твоем бейдже не содержит правильного кода, а на этаже еще и торчит охранник, который посмотрит на твое лицо.
   — По крайней мере они не заставляют тебя проходить эту биометрическую гадость, — сказал я. — Нам приходилось такое делать в «Уайатте». Ну, знаешь, сканирование отпечатков пальцев. Это еще что! Один мой знакомый из «Интела» каждый день проходил сканирование сетчатки, и ему понадобились очки. — Полное вранье, однако это привлекло ее внимание. Она с любопытством посмотрела на меня и улыбнулась, не зная, верить или нет. — Насчет очков шучу, хотя тот парень был уверен, что сканирование испортит ему зрение.
   — Ну, есть внутренняя зона с биометрикой, но туда заходят только инженеры. А я имею дело лишь с Барни или Четом, бедными охранниками, которые сидят в будочке.
   — Вряд ли у вас такая дурацкая система, какая была у нас в «Уайатте» на ранних этапах «Люсида», — продолжал я. — Нас заставляли проходить целый ритуал обмена бейджами. Сдаешь свою карточку охраннику, а он вручает тебе вторую, специально для этажа. — Я врал как сивый мерин, повторяя то, что рассказал мне Мичем. — Скажем, ты вспомнила, что оставила включенными фары, или забыла что-то в багажнике, или хочешь сбегать в кафетерий за рогаликом...
   Алана рассеянно мотнула головой и тихо фыркнула. Ее интерес к сложностям системы доступа на работе быстро улетучился. Я хотел узнать больше: например, отдавать бейдж охраннику или просто показывать? Если отдавать, то риск того, что он обнаружит подделку, гораздо выше. Интересно, а вечером проверяют так же внимательно? Или ранним утром?
   — Эй, — сказала Алана, — ты к вину даже не притронулся. Тебе не нравится?
   Я окунул два пальца в бокал и сказал:
   — Прекрасное вино.
   Эта дурацкая детская шутка, на которую способны только мужчины, вызвала у Аланы смех, громкий и раскатистый, и ее глаза превратились в щелочки. Некоторые женщины — ну ладно, почти все — после этого попросили бы чек. Только не Алана.
   И как я в нее влюбился!

81

   После ужина мы оба отяжелели и от обильных возлияний не очень твердо стояли на ногах. Алана, похоже, опьянела немного больше. Она откинулась на скрипучую кровать, раскинув руки, словно собиралась обнять всю комнату, всю гостиницу, всю ночь, что угодно. По правилам я должен был присоединиться к ней. Но я пока не мог себе этого позволить.
   — Послушай, тебе принести ноутбук из машины?
   Алана застонала.
   — Лучше бы и не вспоминал! Ты слишком много говоришь о работе.
   — Почему бы тебе не признаться, что ты тоже трудоголик? — Я повторил ритуальные фразы, которые всегда говорят на собраниях «Анонимных алкоголиков»: — «Привет, меня зовут Алана, я трудоголик» — «Привет, Алана!»
   Алана покачала головой и закатила глаза.
   — Первый шаг — признать, что ты бессильна перед трудоголизмом. И вообще, я у тебя в машине кое-что забыл, так что спуститься все равно надо. — Я протянул руку. — Ключи!
   Алана растянулась на кровати, и ей, похоже, было лень даже шевелиться.
   — Уф-ф. Ладно, — неохотно протянула она.
   — Спасибо.
   Алана перекатилась на край кровати, выудила ключи из сумки и вручила их преувеличенно драматическим жестом.
   — Возвращайся поскорее, хорошо?
   На стоянке было уже темно и пусто. Я оглянулся на гостиницу, которая располагалась метрах в тридцати, и удостоверился, что окна нашего номера не выходят на стоянку. Алана не могла меня видеть.
   Я откинул крышку багажника «миаты» и нашел компьютерную сумку из серого нейлона — то ли под фланель, то ли под мохер. Я не шутил: я действительно кое-что оставил. Маленький рюкзак. Больше в багажнике не было ничего интересного. Я забросил на плечо сумку и рюкзачок, а потом залез в машину.
   Снова обернулся и посмотрел на гостиницу. Никто сюда не шел.
   Тем не менее я не стал включать свет и дал глазам привыкнуть к темноте. Так привлеку меньше внимания.
   Я чувствовал себя последним подонком, однако реальность не оставляла мне выбора. Алана — мой лучший способ добраться до «Авроры». И теперь я должен туда проникнуть. Это мое единственное спасение.
   Я быстро расстегнул молнию на сумке, вытащил компьютер и включил. Голубой свет от экрана отражался от стенок машины. Пока ноутбук загружался, я открыл рюкзак и вытащил синюю пластиковую аптечку.
   Внутри вместо бинтов и тому подобного было несколько маленьких пластмассовых коробочек, в каждой — мягкий воск.
   В голубом свете я рассмотрел ключи на кольце Аланы и выбрал самые многообещающие. Может, один из них от шкафов с документами на этаже проекта «Аврора»?
   По одному я вдавил каждый ключ в воск. Я тренировался с ребятами Мичема и теперь был очень рад, потому что это получается не сразу. На экране замигало окошко введения пароля.
   Черт. Не все ставят пароль на ноутбуки. Ну и ладно: все равно я ходил не зря. Из рюкзака я достал миниатюрный ридер, который получил от Мичема, и подключил к своему микрокомпьютеру. Нажал на «Старт» и помахал перед ним бейджем Аланы.
   Маленькое устройство захватило информацию с бейджа и записало на мой наладонник.
   Наверное, и лучше, что ее ноутбук защищен паролем. Я не мог торчать здесь до бесконечности: Алана удивится, куда я пропал. Перед тем как выключить ее компьютер, я решил наугад ввести пару обычных паролей: дату рождения, которую знал наизусть, первые шесть цифр ее личного номера на работе. Ничего не случилось. Я напечатал «АЛАНА», и окошко исчезло, уступив место обычному рабочему столу.
   Ого, совсем просто! Я вошел в систему.
   Господи. Теперь-то что? Сколько времени я могу потратить без риска? С другой стороны, нельзя упускать такую возможность. Она может никогда и не повториться.
   Алана оказалась чрезвычайно организованным человеком, и все ее файлы были рассортированы по строго иерархическому принципу. Один каталог назывался «Аврора».
   В нем было все. Ну, может, и не все, но очень много: целые залежи технических спецификаций по оптическому чипу, служебные записки по маркетингу, копии электронных писем, расписание встреч, списки сотрудников с кодами доступа, планы этажа...