Страница:
Змей
Было это за пару дней до налета на деревню с карателями.
Меня вызвали в наш отрядный особый отдел. Занимались этим делом трое погранцов-командиров, вышедших на наш лагерь совершенно самостоятельно, через пару дней после разгрома лагеря военнопленных. Карбышев их хорошо знал и доверил им столь непростое занятие. Старшим у них был майор, занимавшийся тем же самым еще до войны. К нему я и пришел.
– Сергей, нужно сходить к железной дороге, проверить одну информацию. Вот здесь в первые часы войны под откос был сброшен состав с военными грузами. По имеющейся у меня информации, в одном из вагонов были двигатели для танков, новенькие, прямо с завода. У нас тут перед войной на некоторых новых танках моторы загубили. Должны были прислать замену, но не успели.
– Хорошо, сходим, – ответил я, майор поморщился, но про устав напоминать не стал.
Рейд оказался на редкость легким и спокойным, дошли до железки, на этом участке ее никто не охранял, осмотрели состав. Большая часть состава лежала в небольшом болоте, под насыпью, и подобраться к вагонам было затруднительно. Хорошо, что нужный вагон лежал на краю болота, и мне удалось разглядеть через щель то, что было внутри.
Семь из двенадцати движков были в ненарушенной заводской упаковке. Сочтя задание выполненным, я бегло осмотрел остальной состав. В одном вагоне находились какие-то ящики, явно с военным грузом, но добраться до них было невозможно. В лагерь мы вернулись еще до темноты, и я поспешил с докладом. Этой же ночью состав был разгружен и вывезен на базу. Нам достались двенадцать дизелей В-2 и куча ящиков с патронами для ТТ.
Меня вызвали в наш отрядный особый отдел. Занимались этим делом трое погранцов-командиров, вышедших на наш лагерь совершенно самостоятельно, через пару дней после разгрома лагеря военнопленных. Карбышев их хорошо знал и доверил им столь непростое занятие. Старшим у них был майор, занимавшийся тем же самым еще до войны. К нему я и пришел.
– Сергей, нужно сходить к железной дороге, проверить одну информацию. Вот здесь в первые часы войны под откос был сброшен состав с военными грузами. По имеющейся у меня информации, в одном из вагонов были двигатели для танков, новенькие, прямо с завода. У нас тут перед войной на некоторых новых танках моторы загубили. Должны были прислать замену, но не успели.
– Хорошо, сходим, – ответил я, майор поморщился, но про устав напоминать не стал.
Рейд оказался на редкость легким и спокойным, дошли до железки, на этом участке ее никто не охранял, осмотрели состав. Большая часть состава лежала в небольшом болоте, под насыпью, и подобраться к вагонам было затруднительно. Хорошо, что нужный вагон лежал на краю болота, и мне удалось разглядеть через щель то, что было внутри.
Семь из двенадцати движков были в ненарушенной заводской упаковке. Сочтя задание выполненным, я бегло осмотрел остальной состав. В одном вагоне находились какие-то ящики, явно с военным грузом, но добраться до них было невозможно. В лагерь мы вернулись еще до темноты, и я поспешил с докладом. Этой же ночью состав был разгружен и вывезен на базу. Нам достались двенадцать дизелей В-2 и куча ящиков с патронами для ТТ.
Саня Букварь
Поскольку я не особо рвался на штурм деревни и почти не участвовал в обсуждении планов, то досталось мне прикрытие со стороны дороги.
Группа набралась небольшая: три отделения пехоты, сорокапятка в кузове «Мерседеса», 7ТР, которому обрезали согнутый ствол, и «двести двадцать второй». С 7ТР вообще получилось геморройно: из получившегося обреза (возле самой маски) снаряд летел на сто – двести пятьдесят метров при одних и тех же установках прицела, с точностью «ну, в общем, примерно туда».
На протяжении всего боя у нас было тихо. Вот стрельба смолкла, и когда из Галевки потянулась колонна, я засек время по выходу последних фар за край деревни. Теперь нам надо было держаться полтора часа и отходить. Мы уже собирались трогаться домой, когда услышали звук моторов.
– Вот и наши клиенты!
– Товарищ лейтенант, легковушка и два «блица».
– Огонь!
Рявкнули обрез 7ТР и сорокапятка из кузова. Оба снаряда попали в кузов заднего грузовика. Туда же ударил пулемет с танка. Я отработал из пулемета «двести двадцать второго» по сидевшим в легковушке, а затем присоединился к пехоте, азартно расстреливающей оставшийся грузовик. Трех минут нам хватило на зачистку. К сожалению, машины уже не могли продолжать движение, и мы поставили их поперек дороги с помощью танка. А вот легковушку, оказавшуюся корытом на колесах, мы забрали. Я сначала подумал, что это так называемый «тип 166», но уже на базе определил, что это более ранний, можно сказать, экспериментальный «тип 128» конструкции Порше. На плечах пассажиров первого «блица» были клетчатые щиты, а во втором – полное собрание разнокалиберной пехоты: тут и несколько эсэсовцев, и почти десяток немцев-железнодорожников, несколько трупов со знаками различия танкистов и связистов; видимо, собирали всех, кого нашли.
Путь до базы обошелся без приключений.
Группа набралась небольшая: три отделения пехоты, сорокапятка в кузове «Мерседеса», 7ТР, которому обрезали согнутый ствол, и «двести двадцать второй». С 7ТР вообще получилось геморройно: из получившегося обреза (возле самой маски) снаряд летел на сто – двести пятьдесят метров при одних и тех же установках прицела, с точностью «ну, в общем, примерно туда».
На протяжении всего боя у нас было тихо. Вот стрельба смолкла, и когда из Галевки потянулась колонна, я засек время по выходу последних фар за край деревни. Теперь нам надо было держаться полтора часа и отходить. Мы уже собирались трогаться домой, когда услышали звук моторов.
– Вот и наши клиенты!
– Товарищ лейтенант, легковушка и два «блица».
– Огонь!
Рявкнули обрез 7ТР и сорокапятка из кузова. Оба снаряда попали в кузов заднего грузовика. Туда же ударил пулемет с танка. Я отработал из пулемета «двести двадцать второго» по сидевшим в легковушке, а затем присоединился к пехоте, азартно расстреливающей оставшийся грузовик. Трех минут нам хватило на зачистку. К сожалению, машины уже не могли продолжать движение, и мы поставили их поперек дороги с помощью танка. А вот легковушку, оказавшуюся корытом на колесах, мы забрали. Я сначала подумал, что это так называемый «тип 166», но уже на базе определил, что это более ранний, можно сказать, экспериментальный «тип 128» конструкции Порше. На плечах пассажиров первого «блица» были клетчатые щиты, а во втором – полное собрание разнокалиберной пехоты: тут и несколько эсэсовцев, и почти десяток немцев-железнодорожников, несколько трупов со знаками различия танкистов и связистов; видимо, собирали всех, кого нашли.
Путь до базы обошелся без приключений.
Степан
После успешной операции мы имели уже достаточно боеспособное подразделение для решения стратегических задач. Примерные расчеты Ники, составленные еще до рейда, выглядели так.
Стратегическая обстановка на конец июня – середину июля.
На направлении Минск выдвинута группа армии «Центр». Сейчас идут бои за Минск и Минский укрепрайон.
Немцам очень мешают окруженцы, оказавшиеся в Минском «котле». На «добивание» окруженных советских войск были брошены практически все пехотные дивизии четвертой армии. А также это очень связывает третью и вторую танковые группы. Налицо кризис оперативного маневра. Центр вырвался вперед – фланги отстают. Продолжающиеся бои в Минском «котле» связывают армию фон Клюге.
Резерв действующей армии вермахта на сегодняшний момент складывался из сил, освобождавшихся после решения задач, связанных с уничтожением окруженных группировок, и прибывает на фронт быстрее, чем советское командование может мобилизовать новые дивизии.
Задачей Красной армии является остановка сил вермахта на линии Смоленск – Киев.
Если Смоленское сражение будет проиграно, это приведет к остановке половины всех сил вермахта и далее – к заметному ухудшению позиций обеих фланговых группировок и масштабному кризису на всем протяжении фронта.
Красная армия собирает под Смоленском пять новых армий – двадцать вторую, двадцать первую, двадцатую, девятнадцатую, шестнадцатую, а также переформировывает остатки тринадцатой и четырнадцатой (всего двадцать четыре дивизии – изначально, второй эшелон – двадцать четвертая и двадцать восьмая армии – девятнадцать дивизий). Достаточно, чтобы закрыть «дыру» на Березине, с боями отойти к Смоленску, где занять устойчивую оборону.
Смоленское сражение планировалось немцами на десятое июля, но сейчас уже отодвинуто на восемнадцатое июля.
Силы вермахта – вторая и третья танковые группы в составе двадцати восьми дивизий, из которых девять танковых и шесть моторизированных. Они рассредоточены по трем изолированным оперативным направлениям – Великолукскому, Смоленскому и Рогачевскому.
Особая проблема немцев состоит в своевременной переброске связанных зачистками войск, доставке топлива и бесперебойном движении по железной дороге.
Наша стратегическая задача, исходя из этого:
Связать четвертую армию, а также вторую и третью танковые группы постоянной угрозой выхода значительных групп Красной армии из окружения.
Оттянуть на себя резервы вермахта и не дать им вовремя выйти на фронт, чтобы пополнить действующую армию.
Добиться того, чтобы в «добивание» были брошены дополнительные силы, которых у немцев сейчас практически нет.
Основные наши задачи:
Организация подрывов линий железных дорог и блокирование передвижений на направлениях Минск и Брянск (контроль Кобрина как узлового центра). Уничтожение колонн с горючим, диверсии в тылу, сбор «окруженцев», освобождение лагерей.
Отвлечение на себя оперативных резервов вермахта и создание невозможности оперативной паузы в подготовке Смоленского сражения.
Результат, которого мы можем достичь:
Остановка сил вермахта на линии Смоленска.
Группа армии «Центр» теряет возможность вести осмысленные наступательные действия.
Общий результат – переломным сражением станет Смоленское и остановка группы армии «Центр» на рубеже Смоленска. В дальнейшем – развитие контрнаступления на Минск. Создание линии обороны в Минском укрепрайоне.
Новая линия обороны: Рига – Вильнюс – Минск – Киев.
Нетривиальная задачка, согласитесь. Здесь, правда, немцы затормозились, но не настолько, чтобы о Смоленском сражении можно было забыть. Значит, будем тормозить три армии. Еще бы выяснить, как.
– И что мы делать будем? – заметил Олег. – То, что нас ищут, – это факт. Как и то, что рано или поздно найдут, если мы будем что-то делать, а не сидеть, как тараканы за печкой. Что мы можем этому противопоставить? На мой взгляд, немного. Но! Я думаю, что, во-первых, надо искать людей. Окруженцев тут море быть должно. Во-вторых, искать оружие и технику. Под оружием я имею в виду не винтовки или пулеметы, а орудия и прочие средства усиления пехоты. В-третьих, все диверсии проводить подальше от базового лагеря и в разных местах. На как можно большем удалении от нашего лагеря и от мест предыдущих диверсий. Труднее будет найти нас и связать все происшествия с действиями одной группы. Ну и особо не наглеть, конечно. Если один пропавший танк, например, сильной бучи не поднимет, то если пропадет танковая рота, кипеш будет солидный. То же самое по пехоте – одинокий блокпост на дороге сильно никого не взбудоражит. Из-за десятка погибших солдат дивизию на поиски того, кто это сделал, не бросят. А вот если вырезать роту, то поиски будут намного серьезнее и большими силами. Ну и, конечно, склады бомбить надо. Те, что немцы еще не успели плотненько под контроль взять. Это мое мнение. Жду встречных предложений, идей и дополнений. Но сидеть тут и ничего не делать, пока свои не придут, тоже глупо. У нас есть возможность немцев притормозить, и ее надо использовать. Но с умом, не подставляясь по-глупому.
– Нужно проработать варианты отхода с этой базы, – сказал Док. – И еще – мелкими операциями, типа блокпоста, мы никого не затормозим. Ну, а одиночные танки – сколько их найдем-то? Танк все-таки – животное стадное.
– Обязательно, – подхватил Олег. – Более того, я б еще и запасную базу оборудовал. Чтоб если что – было куда уходить. Что до мелких операций – не затормозим, конечно. Но без них мы слепы. Нам необходима оперативная информация. Иначе мы просто будем бить вслепую. Ну, и эти же мелкие операции могут нам иногда что-то добавить – танк, пушку, грузовик – не суть важно. Если будет возможность, то стоит и этим пользоваться. Даже один танк, уничтоженный или захваченный нами, уменьшает силы врага. И из-за одного танка сильное волнение не поднимется. А для нас – даже один этот танк очень увеличит наши силы. Техники у нас мало. Да и та, что есть, в основном легкая. Гарнизоны… Тут зависит от того, какие. Если это гарнизон в деревне Мухосранск, то толку нет, а вот если это гарнизон на складе топлива или боеприпасов, то… Но он должен быть подальше от нас, чтоб не привязали акцию к тому району, где мы. Вокруг базы на расстоянии километров так тридцати должно быть ОЧЕНЬ спокойно! То есть ничего крупнее пропажи одиночной – подчеркиваю – ОДИНОЧНОЙ машины или танка не происходило! Чтоб фрицы тут не вертелись. Железная дорога и мосты – тоже верно, но тоже подальше от нас. Тем более что мост через речку-вонючку нас мало интересует, а серьезный мост и охраняет не пара идиотов, которые и к строевой-то не годятся, а серьезная охрана. И кипеш будет после этого солидный. Да, еще о гарнизонах – нам придется громить гарнизоны на продскладах – жрать-то охота, и нам нужно топливо – значит, склады ГСМ. И нам нужны техника и запчасти – то есть МТС, паровозные депо и рембаты. Но тоже подальше от лагеря.
– Да, вспомнил еще одно, – добавил он же. – Точнее, несколько. Во-первых, надо узнать, где есть лагеря для военнопленных. Из тех, до кого мы можем дотянуться. Но которые находятся на достаточном удалении от нашего лагеря. Чтоб после его уничтожения и освобождения пленных их, да и нас, искали где-нибудь в другом месте. И о железной дороге – я не знаю, когда фрицы начнут из СССР целые деревни к себе в Германию угонять, но надо быть осторожнее – такой состав я б не хотел взорвать. И если удастся узнать о подобном эшелоне, то попробовать его перехватить. Я знаю, что от деревенских пользы в боевом плане немного. Но зато в их лице мы получаем тех, кто сможет бойцов накормить, постирать вещи, зашить, освобождая солдат от этого для боев. Да, еще одно – концлагеря. Мы можем до каких-либо из них дотянуться или нет? У кого есть данные об их местоположении и дате создания? Я понимаю, что до тех из них, что расположены в Германии, нам не добраться, а вот те, что поближе… Даже в Польше, если они не на германской границе, и идти в немецкой форме. Стоп, Польша. Там-то точно на Красную армию не подумают! Будут аковцев искать. На польской территории. Кто знает, есть ли тут поблизости брод или что-то в этом духе? Через контролируемые немцами мосты мы туда не попадем. А если и попадем, то назад после шухера не выйдем.
Одного мы не учли: после разгрома немцы взбесились. Высунуться получалось только разведчикам.
Одним из вопросов, поднятых на совещании, стал вопрос о разделении. Все пять рот расходились по-тихому в разных направлениях. Задачами их было заставить немцев разделить силы, предназначенные для поимки нас. Второй задачей была дезорганизация снабжения немцев и формирование на базе рот более многочисленных групп из окруженцев и пленных. Карты со складами были у всех, но, к сожалению, далеко не все имели возможность ими воспользоваться. Единственным районом, где немцев не было, оказался фронтовой резервный склад на карте, найденной Змеем. Однако оставалась возможность питаться за счет трофеев.
По идее, наши действия должны были несколько уменьшить превосходство немцев в управляемости и облегчить положение наших войск. Естественно, эти же действия страшно немцам не понравятся, за нами начнется охота. После того, как охотников станет слишком много, предполагалось вновь сойтись и рвать к своим либо в район Минска, либо выходить на спокойном участке. В самом хреновом случае такой вариант обеспечивал изменение истории, пусть и ценой гибели группы.
Другой вариант – ломиться после начала Смоленского сражения компактной группой, возможно, сделав «финт ушами» и раздолбав все, что возможно, да освободив всех, кого можно, и забрав все, что сможем унести.
В итоге приняли решение действовать маневренными группами в составе рот. На принятие именно такого решения сильно повлияли гибель снайперов и ранение Ники.
Стратегическая обстановка на конец июня – середину июля.
На направлении Минск выдвинута группа армии «Центр». Сейчас идут бои за Минск и Минский укрепрайон.
Немцам очень мешают окруженцы, оказавшиеся в Минском «котле». На «добивание» окруженных советских войск были брошены практически все пехотные дивизии четвертой армии. А также это очень связывает третью и вторую танковые группы. Налицо кризис оперативного маневра. Центр вырвался вперед – фланги отстают. Продолжающиеся бои в Минском «котле» связывают армию фон Клюге.
Резерв действующей армии вермахта на сегодняшний момент складывался из сил, освобождавшихся после решения задач, связанных с уничтожением окруженных группировок, и прибывает на фронт быстрее, чем советское командование может мобилизовать новые дивизии.
Задачей Красной армии является остановка сил вермахта на линии Смоленск – Киев.
Если Смоленское сражение будет проиграно, это приведет к остановке половины всех сил вермахта и далее – к заметному ухудшению позиций обеих фланговых группировок и масштабному кризису на всем протяжении фронта.
Красная армия собирает под Смоленском пять новых армий – двадцать вторую, двадцать первую, двадцатую, девятнадцатую, шестнадцатую, а также переформировывает остатки тринадцатой и четырнадцатой (всего двадцать четыре дивизии – изначально, второй эшелон – двадцать четвертая и двадцать восьмая армии – девятнадцать дивизий). Достаточно, чтобы закрыть «дыру» на Березине, с боями отойти к Смоленску, где занять устойчивую оборону.
Смоленское сражение планировалось немцами на десятое июля, но сейчас уже отодвинуто на восемнадцатое июля.
Силы вермахта – вторая и третья танковые группы в составе двадцати восьми дивизий, из которых девять танковых и шесть моторизированных. Они рассредоточены по трем изолированным оперативным направлениям – Великолукскому, Смоленскому и Рогачевскому.
Особая проблема немцев состоит в своевременной переброске связанных зачистками войск, доставке топлива и бесперебойном движении по железной дороге.
Наша стратегическая задача, исходя из этого:
Связать четвертую армию, а также вторую и третью танковые группы постоянной угрозой выхода значительных групп Красной армии из окружения.
Оттянуть на себя резервы вермахта и не дать им вовремя выйти на фронт, чтобы пополнить действующую армию.
Добиться того, чтобы в «добивание» были брошены дополнительные силы, которых у немцев сейчас практически нет.
Основные наши задачи:
Организация подрывов линий железных дорог и блокирование передвижений на направлениях Минск и Брянск (контроль Кобрина как узлового центра). Уничтожение колонн с горючим, диверсии в тылу, сбор «окруженцев», освобождение лагерей.
Отвлечение на себя оперативных резервов вермахта и создание невозможности оперативной паузы в подготовке Смоленского сражения.
Результат, которого мы можем достичь:
Остановка сил вермахта на линии Смоленска.
Группа армии «Центр» теряет возможность вести осмысленные наступательные действия.
Общий результат – переломным сражением станет Смоленское и остановка группы армии «Центр» на рубеже Смоленска. В дальнейшем – развитие контрнаступления на Минск. Создание линии обороны в Минском укрепрайоне.
Новая линия обороны: Рига – Вильнюс – Минск – Киев.
Нетривиальная задачка, согласитесь. Здесь, правда, немцы затормозились, но не настолько, чтобы о Смоленском сражении можно было забыть. Значит, будем тормозить три армии. Еще бы выяснить, как.
– И что мы делать будем? – заметил Олег. – То, что нас ищут, – это факт. Как и то, что рано или поздно найдут, если мы будем что-то делать, а не сидеть, как тараканы за печкой. Что мы можем этому противопоставить? На мой взгляд, немного. Но! Я думаю, что, во-первых, надо искать людей. Окруженцев тут море быть должно. Во-вторых, искать оружие и технику. Под оружием я имею в виду не винтовки или пулеметы, а орудия и прочие средства усиления пехоты. В-третьих, все диверсии проводить подальше от базового лагеря и в разных местах. На как можно большем удалении от нашего лагеря и от мест предыдущих диверсий. Труднее будет найти нас и связать все происшествия с действиями одной группы. Ну и особо не наглеть, конечно. Если один пропавший танк, например, сильной бучи не поднимет, то если пропадет танковая рота, кипеш будет солидный. То же самое по пехоте – одинокий блокпост на дороге сильно никого не взбудоражит. Из-за десятка погибших солдат дивизию на поиски того, кто это сделал, не бросят. А вот если вырезать роту, то поиски будут намного серьезнее и большими силами. Ну и, конечно, склады бомбить надо. Те, что немцы еще не успели плотненько под контроль взять. Это мое мнение. Жду встречных предложений, идей и дополнений. Но сидеть тут и ничего не делать, пока свои не придут, тоже глупо. У нас есть возможность немцев притормозить, и ее надо использовать. Но с умом, не подставляясь по-глупому.
– Нужно проработать варианты отхода с этой базы, – сказал Док. – И еще – мелкими операциями, типа блокпоста, мы никого не затормозим. Ну, а одиночные танки – сколько их найдем-то? Танк все-таки – животное стадное.
– Обязательно, – подхватил Олег. – Более того, я б еще и запасную базу оборудовал. Чтоб если что – было куда уходить. Что до мелких операций – не затормозим, конечно. Но без них мы слепы. Нам необходима оперативная информация. Иначе мы просто будем бить вслепую. Ну, и эти же мелкие операции могут нам иногда что-то добавить – танк, пушку, грузовик – не суть важно. Если будет возможность, то стоит и этим пользоваться. Даже один танк, уничтоженный или захваченный нами, уменьшает силы врага. И из-за одного танка сильное волнение не поднимется. А для нас – даже один этот танк очень увеличит наши силы. Техники у нас мало. Да и та, что есть, в основном легкая. Гарнизоны… Тут зависит от того, какие. Если это гарнизон в деревне Мухосранск, то толку нет, а вот если это гарнизон на складе топлива или боеприпасов, то… Но он должен быть подальше от нас, чтоб не привязали акцию к тому району, где мы. Вокруг базы на расстоянии километров так тридцати должно быть ОЧЕНЬ спокойно! То есть ничего крупнее пропажи одиночной – подчеркиваю – ОДИНОЧНОЙ машины или танка не происходило! Чтоб фрицы тут не вертелись. Железная дорога и мосты – тоже верно, но тоже подальше от нас. Тем более что мост через речку-вонючку нас мало интересует, а серьезный мост и охраняет не пара идиотов, которые и к строевой-то не годятся, а серьезная охрана. И кипеш будет после этого солидный. Да, еще о гарнизонах – нам придется громить гарнизоны на продскладах – жрать-то охота, и нам нужно топливо – значит, склады ГСМ. И нам нужны техника и запчасти – то есть МТС, паровозные депо и рембаты. Но тоже подальше от лагеря.
– Да, вспомнил еще одно, – добавил он же. – Точнее, несколько. Во-первых, надо узнать, где есть лагеря для военнопленных. Из тех, до кого мы можем дотянуться. Но которые находятся на достаточном удалении от нашего лагеря. Чтоб после его уничтожения и освобождения пленных их, да и нас, искали где-нибудь в другом месте. И о железной дороге – я не знаю, когда фрицы начнут из СССР целые деревни к себе в Германию угонять, но надо быть осторожнее – такой состав я б не хотел взорвать. И если удастся узнать о подобном эшелоне, то попробовать его перехватить. Я знаю, что от деревенских пользы в боевом плане немного. Но зато в их лице мы получаем тех, кто сможет бойцов накормить, постирать вещи, зашить, освобождая солдат от этого для боев. Да, еще одно – концлагеря. Мы можем до каких-либо из них дотянуться или нет? У кого есть данные об их местоположении и дате создания? Я понимаю, что до тех из них, что расположены в Германии, нам не добраться, а вот те, что поближе… Даже в Польше, если они не на германской границе, и идти в немецкой форме. Стоп, Польша. Там-то точно на Красную армию не подумают! Будут аковцев искать. На польской территории. Кто знает, есть ли тут поблизости брод или что-то в этом духе? Через контролируемые немцами мосты мы туда не попадем. А если и попадем, то назад после шухера не выйдем.
Одного мы не учли: после разгрома немцы взбесились. Высунуться получалось только разведчикам.
Одним из вопросов, поднятых на совещании, стал вопрос о разделении. Все пять рот расходились по-тихому в разных направлениях. Задачами их было заставить немцев разделить силы, предназначенные для поимки нас. Второй задачей была дезорганизация снабжения немцев и формирование на базе рот более многочисленных групп из окруженцев и пленных. Карты со складами были у всех, но, к сожалению, далеко не все имели возможность ими воспользоваться. Единственным районом, где немцев не было, оказался фронтовой резервный склад на карте, найденной Змеем. Однако оставалась возможность питаться за счет трофеев.
По идее, наши действия должны были несколько уменьшить превосходство немцев в управляемости и облегчить положение наших войск. Естественно, эти же действия страшно немцам не понравятся, за нами начнется охота. После того, как охотников станет слишком много, предполагалось вновь сойтись и рвать к своим либо в район Минска, либо выходить на спокойном участке. В самом хреновом случае такой вариант обеспечивал изменение истории, пусть и ценой гибели группы.
Другой вариант – ломиться после начала Смоленского сражения компактной группой, возможно, сделав «финт ушами» и раздолбав все, что возможно, да освободив всех, кого можно, и забрав все, что сможем унести.
В итоге приняли решение действовать маневренными группами в составе рот. На принятие именно такого решения сильно повлияли гибель снайперов и ранение Ники.
Ника
В этот раз мы действовали по уже отработанной схеме. Сначала марш-бросок через тропку на болоте, разведанную Доком, потом еще двадцать – двадцать пять километров на своих двоих. Хорошая прогулочка – главное, что с боков идет прикрытие, а ты идешь и чуть ли не отдыхаешь.
Дорогу выбрали не так чтобы главную – Брест – Кобрин, но тоже достаточно оживленную, чтобы поймать «рыбку». Выждали до ночи. Ночью все начиналось и ночью, но уже следующей – заканчивалось. Действовали мы в три этапа. Первый – прикрытие разведывало местность и находило затопленные участки, особенно классно, если вообще рядом оказывалось болотце. Я ложилась в схроне недалеко от дороги, и меня прикрывали дерном. Если привыкнуть и не обращать внимание на клаустрофобию, назойливо твердящую, что схрон очень похож на могилку, то все очень хорошо. Харви и Освальд занимали позиции в двух других углах воображаемого треугольника с дорогой посредине. Ли контролировал с двумя автоматчиками дорогу дальше, а основные силы, в количестве четырех солдат, размещались за болотцем или речушкой – главное, чтобы немцы два раза подумали перед тем, как их начать преследовать.
Так, схоронившись, мы ждали до утра, а то и до середины дня, когда на дороге, наконец, появлялась легковушка. Как правило, количество охраны в сопровождающих грузовиках нас не сильно напрягало. Сначала стреляла я в развалившуюся на заднем сиденье «рыбку», мои снайперы тут же повторяли выстрелы и валили всех, кто вообще находился в машине. Ли, Харви и Освальд с недавних пор взяли глупую привычку стрелять еще и в затылок тому, которого я валила. Это мне что-то явно напоминало – три пули в одной черепушке и неизвестно с какого направления, но я только внаглую посмеивалась – должны же ребята оправдывать свои прозвища?
После выстрела я тихо вползала в свой схрон, как улитка в ракушку, и замирала. Дальше играло уже прикрытие. Они отвлекали на себя автоматными очередями охрану и уходили в глубь лесов. Иногда с боем. Дававшееся естественное преимущество в виде болотца они использовали на полную катушку, и немцы, постреляв в глубь леса с бережка, дальше преследовать не решались и через некоторое время укатывали в своем направлении, только уже с двумя-тремя трупами.
Ночью прикрытие возвращалось, вызволяло меня из схрона, снимало Харли и Освальда с их позиций, иногда из таких же схронов, иногда с деревьев, и мы радостной толпой перлись обратно.
Все хорошее когда-нибудь кончается – вот должна же была учитывать это неписаное правило, а нет, решила, что хорошее может продолжаться вечно.
Первую глупость сделала я сама, когда решила, что дорога не так сильно изгибается, чтобы мы не могли за ней следить. Во-вторых, схрон устроила почти на открытом месте, только немного прикрытом редкими кустиками. Сначала все шло по отработанному плану. Машина легковая (черт ее знает, какой модели), за ней два грузовика – не проблема, отстреляемся и уйдем. Немцы хрен узнают, откуда стреляли.
Я выстрелила, Харви и Освальд дуплетом повторили, и машина вильнула в сторону, заваливаясь в кювет. Немцы, ясно, тут же давай выпрыгивать и стрелять во все, что движется. Мои автоматчики ответили – ну, все как всегда… И тут со стороны Ли донеслась такая стрельба, что я чуть не выскочила из схрона. Часто и глухо отзывалась «мосинка» – уж ее-то я ни с чем не перепутаю. А потом крик:
– Собаки! Собаки, мать вашу! Уходите!
Уходить? Куда? Перед нами человек сорок немцев! Встанешь – расстреляют как в тире! Лежу, матом гну и не знаю, что делать! Впервые… Глупо-то как!
А тут еще немцы стреляют – глупо так стреляют, наугад, по полю. Я даже не поняла, что это. Рвануло, обожгло ляжку. Только и охнула. Мамочки… Больно…
Лежу, пошевелиться боюсь, только чувствую, как становится мокрой одежда, будто в лужу плюхнулась. Слезы из глаз льются и кровь льется – и то, и другое не остановить. Да и не хочется…
Очнулась от того, что мокро стало не только спереди, но и на спине. Холодно и мокро. А надо мной небо. Плывет. И ветки плывут. И я плыву на плоту. А с боков мальчишки мои идут и плот этот толкают.
– Ли?
– Товарищ Иванова… как вы?
Нога дергается и жжет, но перевязана и, кажется, даже в лубке. Как подумала, что ранена, так сразу слезы хлынули.
– Мальчики, – шепчу, – больно-то как!
– Сейчас дойдем, товарищ Иванова, и будет все хорошо. Держитесь! Скоро… скоро уже…
– Ли? – опять спрашиваю я.
– Погиб.
Пытаюсь привстать:
– Кто? Кто еще?
– Здесь только Освальд и нас двое. Остальные там…
Я откидываюсь и плачу, уже не вытирая слез. Ли – Бегунков Владимир Юрьевич, из Саратова, двадцать три года. Харви – Проценко Александр Павлович, Белая Церковь, сорок два года. Остальные – Егор, Паша, Юра, Гена… Вот и повоевала, девочка…
Дорогу выбрали не так чтобы главную – Брест – Кобрин, но тоже достаточно оживленную, чтобы поймать «рыбку». Выждали до ночи. Ночью все начиналось и ночью, но уже следующей – заканчивалось. Действовали мы в три этапа. Первый – прикрытие разведывало местность и находило затопленные участки, особенно классно, если вообще рядом оказывалось болотце. Я ложилась в схроне недалеко от дороги, и меня прикрывали дерном. Если привыкнуть и не обращать внимание на клаустрофобию, назойливо твердящую, что схрон очень похож на могилку, то все очень хорошо. Харви и Освальд занимали позиции в двух других углах воображаемого треугольника с дорогой посредине. Ли контролировал с двумя автоматчиками дорогу дальше, а основные силы, в количестве четырех солдат, размещались за болотцем или речушкой – главное, чтобы немцы два раза подумали перед тем, как их начать преследовать.
Так, схоронившись, мы ждали до утра, а то и до середины дня, когда на дороге, наконец, появлялась легковушка. Как правило, количество охраны в сопровождающих грузовиках нас не сильно напрягало. Сначала стреляла я в развалившуюся на заднем сиденье «рыбку», мои снайперы тут же повторяли выстрелы и валили всех, кто вообще находился в машине. Ли, Харви и Освальд с недавних пор взяли глупую привычку стрелять еще и в затылок тому, которого я валила. Это мне что-то явно напоминало – три пули в одной черепушке и неизвестно с какого направления, но я только внаглую посмеивалась – должны же ребята оправдывать свои прозвища?
После выстрела я тихо вползала в свой схрон, как улитка в ракушку, и замирала. Дальше играло уже прикрытие. Они отвлекали на себя автоматными очередями охрану и уходили в глубь лесов. Иногда с боем. Дававшееся естественное преимущество в виде болотца они использовали на полную катушку, и немцы, постреляв в глубь леса с бережка, дальше преследовать не решались и через некоторое время укатывали в своем направлении, только уже с двумя-тремя трупами.
Ночью прикрытие возвращалось, вызволяло меня из схрона, снимало Харли и Освальда с их позиций, иногда из таких же схронов, иногда с деревьев, и мы радостной толпой перлись обратно.
Все хорошее когда-нибудь кончается – вот должна же была учитывать это неписаное правило, а нет, решила, что хорошее может продолжаться вечно.
Первую глупость сделала я сама, когда решила, что дорога не так сильно изгибается, чтобы мы не могли за ней следить. Во-вторых, схрон устроила почти на открытом месте, только немного прикрытом редкими кустиками. Сначала все шло по отработанному плану. Машина легковая (черт ее знает, какой модели), за ней два грузовика – не проблема, отстреляемся и уйдем. Немцы хрен узнают, откуда стреляли.
Я выстрелила, Харви и Освальд дуплетом повторили, и машина вильнула в сторону, заваливаясь в кювет. Немцы, ясно, тут же давай выпрыгивать и стрелять во все, что движется. Мои автоматчики ответили – ну, все как всегда… И тут со стороны Ли донеслась такая стрельба, что я чуть не выскочила из схрона. Часто и глухо отзывалась «мосинка» – уж ее-то я ни с чем не перепутаю. А потом крик:
– Собаки! Собаки, мать вашу! Уходите!
Уходить? Куда? Перед нами человек сорок немцев! Встанешь – расстреляют как в тире! Лежу, матом гну и не знаю, что делать! Впервые… Глупо-то как!
А тут еще немцы стреляют – глупо так стреляют, наугад, по полю. Я даже не поняла, что это. Рвануло, обожгло ляжку. Только и охнула. Мамочки… Больно…
Лежу, пошевелиться боюсь, только чувствую, как становится мокрой одежда, будто в лужу плюхнулась. Слезы из глаз льются и кровь льется – и то, и другое не остановить. Да и не хочется…
Очнулась от того, что мокро стало не только спереди, но и на спине. Холодно и мокро. А надо мной небо. Плывет. И ветки плывут. И я плыву на плоту. А с боков мальчишки мои идут и плот этот толкают.
– Ли?
– Товарищ Иванова… как вы?
Нога дергается и жжет, но перевязана и, кажется, даже в лубке. Как подумала, что ранена, так сразу слезы хлынули.
– Мальчики, – шепчу, – больно-то как!
– Сейчас дойдем, товарищ Иванова, и будет все хорошо. Держитесь! Скоро… скоро уже…
– Ли? – опять спрашиваю я.
– Погиб.
Пытаюсь привстать:
– Кто? Кто еще?
– Здесь только Освальд и нас двое. Остальные там…
Я откидываюсь и плачу, уже не вытирая слез. Ли – Бегунков Владимир Юрьевич, из Саратова, двадцать три года. Харви – Проценко Александр Павлович, Белая Церковь, сорок два года. Остальные – Егор, Паша, Юра, Гена… Вот и повоевала, девочка…
Олег Соджет
Мысль о польском рейде не шла у меня из головы. Но для того, чтобы что-то придумать, надо думать. А в лагере было для этого слишком шумно. Ну, я и пошел побродить по лесу. Там тихо и никто не мешает мозгами пораскинуть, как сие дело провернуть. Сколько я бродил, не знаю, но на одной полянке наткнулся на нашу полуторку. В кузове у нее какие-то ящики были. Заглянул я туда, а там «мечта Олегыча» лежит – помповушки.
«Ну, – думаю, – он как раз на поправку пошел. Вот и будет ему подарок».
Осмотрел я грузовик. И задумался. Досталось ему, конечно, капитально, но вроде двигатель не совсем в хлам разбит. А радиатор дырявый и воды в нем нет. Порывшись в кузове, нашел пару канистр и из ближайшего болота воды набрал и в радиатор, сколько влезло (а влезло мало, ибо тек он), и в канистры. Сел за руль, попробовал – завелась. Как я до лагеря доехал, сам не знаю – думал, не дотянет. Но хоть и в клубах пара, но доползла машинка туда. Загнал я ее под навес, заглушил. Достал из кузова одну «помпу» – и к Олегычу.
– Вот, – говорю, – подарочков привез тебе. Таких вот, – и протягиваю ему ствол. – Правда, сколько их там в машине, не знаю. Не считал, так что, как выздоровеешь, сам пересчитаешь.
Не успел я после вручения Олегычу подарочка уйти, как из госпиталя и он собственной персоной вышел. И сразу к грузовику. О чем они там с Петровичем говорили, я не слышал, но зато имел возможность наблюдать, как Сергея докторша в госпиталь, как нашкодившего котенка, за шиворот отвела. И, судя по ее жестикуляции, особой радости от того, что пациент сбежал, она не испытывала.
«Ну, – думаю, – он как раз на поправку пошел. Вот и будет ему подарок».
Осмотрел я грузовик. И задумался. Досталось ему, конечно, капитально, но вроде двигатель не совсем в хлам разбит. А радиатор дырявый и воды в нем нет. Порывшись в кузове, нашел пару канистр и из ближайшего болота воды набрал и в радиатор, сколько влезло (а влезло мало, ибо тек он), и в канистры. Сел за руль, попробовал – завелась. Как я до лагеря доехал, сам не знаю – думал, не дотянет. Но хоть и в клубах пара, но доползла машинка туда. Загнал я ее под навес, заглушил. Достал из кузова одну «помпу» – и к Олегычу.
– Вот, – говорю, – подарочков привез тебе. Таких вот, – и протягиваю ему ствол. – Правда, сколько их там в машине, не знаю. Не считал, так что, как выздоровеешь, сам пересчитаешь.
Не успел я после вручения Олегычу подарочка уйти, как из госпиталя и он собственной персоной вышел. И сразу к грузовику. О чем они там с Петровичем говорили, я не слышал, но зато имел возможность наблюдать, как Сергея докторша в госпиталь, как нашкодившего котенка, за шиворот отвела. И, судя по ее жестикуляции, особой радости от того, что пациент сбежал, она не испытывала.
Сергей Олегович
Взял я подарочек и офигел, поскольку это была та самая, знаменитая «окопная метла», «винчестер 12» в армейском исполнении. Из санчасти я, конечно, бессовестно удрал, пользуясь тем, что доктора не было, и сразу пошел к грузовику. Все встречные смотрели на меня почему-то с удивлением. «Странно… – подумал я, – чего они таращатся так, как будто я с луны свалился?» Но тут я, наконец, добрел к грузовику, возле которого колупались уже ремонтники, забрался кое-как в кузов и начал смотреть, чего там есть. Обнаружилось там еще девяносто девять братьев того «винчестера», что был у меня в руках, принадлежности к ним, длиннющие ножевые штыки (на фига они для ружья?) и патроны, приблизительно штук по сто пятьдесят на ствол. Ружья все были в консервационной смазке, патроны (картечь 00) тоже надежно укупорены. Подошел Петрович, запрыгнул в кузов.
– О, «метелки окопные» притащили! – удивился он. – Хорошие штуки, да… Помню я… – тут он резко осекся. Я сделал вид, что его оговорки не заметил.
– Петрович, свистни, наверно, народ, пусть все это сразу возле оружейной мастерской разгрузят, да поищи еще столяров-краснодеревщиков, если есть такие.
– А зачем столяры? – поинтересовался Петрович.
– Да есть у меня мысль по переделке этих винчестеров, – ответил я ему. – Смотри, убираем приклад на фиг, вместо него складной делаем, или рамочный, или как на «эмпэшке» немецкой, потом делаем нормальную пистолетную рукоятку удобную и увеличиваем магазин до восьми патронов. Замечательная вещь получится!
– Ага, понял! – Петрович спрыгнул с грузовика и помог слезть мне.
– Петрович, а ты не в курсе, а откуда они вообще оказались у нас, эти помповухи? В смысле не в лагере, а в России? – спросил я.
– Да слышал я, что закупали их в первую войну с германцем, – ответил Петрович. – Эти и девяносто седьмые «винчестеры». Помню, у соседа такой был, он его с войны домой принес. Хвалил очень, хорошая штука, говорил, надежная!
«Эх, лукавишь ты, старый черт! – подумал я. – Сдается мне, что ты в Первой мировой участвовал, да явно не рядовым. Уж очень такое иногда проскакивает у тебя…» Тут нашу беседу прервала доктор, которая, схватив меня за шкирку, потащила обратно в санчасть, нещадно ругая за нарушение постельного режима…
… – Сергей Олегович, – спустя пару дней, узнав о том, как я хочу оттюнинговать «винчестеры», стал меня упрашивать Олег, – может, вы один винчестер со штыком в куче и мне дадите? – И на всякий случай добавил: – Выдели штучку, по дружбе, а? Все ж их я нашел…
– Да о чем вопрос? – ответил я. – Штык бери хоть сейчас, они все равно на фиг не нужны. Я что-то не представляю ситуации, когда нужно будет с помповухой в штыковую ходить. А сам «винчестер», как закончат, сразу тебе первому и вручим… Можешь, кстати, зайти к оружейникам, сказать, какие тебе дополнительно апгрейды нужны.
– О'кей. Скажу, конечно. Но основное – он покороче быть должен, иначе с ним не развернуться в коробочке…
После того, как притащил Петрович первые две переделки и отдал мне, стал я рассматривать. Сделано было качественно, складной приклад, как на МП-38, удлиненный подствольный магазин, удобная пистолетная рукоятка и еще сбоку на ствольной коробке зажим для патронов. Получившаяся конструкция здорово напоминала СПАС-12.
– Держи! – вручил я одно ружье Соджету. – Патроны там, на складе боепитания возьмешь. Старайся только гильзы не разбрасывать сильно, новых не будет, будем эти переснаряжать.
– Спасибо, – поблагодарил Олег меня, сделав вид, что съезда с темы не увидел, – ты, это… Выздоравливай поскорее. А я побегу. Дел море…
После чего, взяв ружье, Олег пошел заниматься техобслуживанием техники.
– О, «метелки окопные» притащили! – удивился он. – Хорошие штуки, да… Помню я… – тут он резко осекся. Я сделал вид, что его оговорки не заметил.
– Петрович, свистни, наверно, народ, пусть все это сразу возле оружейной мастерской разгрузят, да поищи еще столяров-краснодеревщиков, если есть такие.
– А зачем столяры? – поинтересовался Петрович.
– Да есть у меня мысль по переделке этих винчестеров, – ответил я ему. – Смотри, убираем приклад на фиг, вместо него складной делаем, или рамочный, или как на «эмпэшке» немецкой, потом делаем нормальную пистолетную рукоятку удобную и увеличиваем магазин до восьми патронов. Замечательная вещь получится!
– Ага, понял! – Петрович спрыгнул с грузовика и помог слезть мне.
– Петрович, а ты не в курсе, а откуда они вообще оказались у нас, эти помповухи? В смысле не в лагере, а в России? – спросил я.
– Да слышал я, что закупали их в первую войну с германцем, – ответил Петрович. – Эти и девяносто седьмые «винчестеры». Помню, у соседа такой был, он его с войны домой принес. Хвалил очень, хорошая штука, говорил, надежная!
«Эх, лукавишь ты, старый черт! – подумал я. – Сдается мне, что ты в Первой мировой участвовал, да явно не рядовым. Уж очень такое иногда проскакивает у тебя…» Тут нашу беседу прервала доктор, которая, схватив меня за шкирку, потащила обратно в санчасть, нещадно ругая за нарушение постельного режима…
… – Сергей Олегович, – спустя пару дней, узнав о том, как я хочу оттюнинговать «винчестеры», стал меня упрашивать Олег, – может, вы один винчестер со штыком в куче и мне дадите? – И на всякий случай добавил: – Выдели штучку, по дружбе, а? Все ж их я нашел…
– Да о чем вопрос? – ответил я. – Штык бери хоть сейчас, они все равно на фиг не нужны. Я что-то не представляю ситуации, когда нужно будет с помповухой в штыковую ходить. А сам «винчестер», как закончат, сразу тебе первому и вручим… Можешь, кстати, зайти к оружейникам, сказать, какие тебе дополнительно апгрейды нужны.
– О'кей. Скажу, конечно. Но основное – он покороче быть должен, иначе с ним не развернуться в коробочке…
После того, как притащил Петрович первые две переделки и отдал мне, стал я рассматривать. Сделано было качественно, складной приклад, как на МП-38, удлиненный подствольный магазин, удобная пистолетная рукоятка и еще сбоку на ствольной коробке зажим для патронов. Получившаяся конструкция здорово напоминала СПАС-12.
– Держи! – вручил я одно ружье Соджету. – Патроны там, на складе боепитания возьмешь. Старайся только гильзы не разбрасывать сильно, новых не будет, будем эти переснаряжать.
– Спасибо, – поблагодарил Олег меня, сделав вид, что съезда с темы не увидел, – ты, это… Выздоравливай поскорее. А я побегу. Дел море…
После чего, взяв ружье, Олег пошел заниматься техобслуживанием техники.
Олег Соджет
Увидев, что же нам досталось с эшелона, найденного Змеем, мы с Доком устроили пляски шаманов вокруг КВ. Ибо появление этих двигателей означало, что он будет введен в строй. Ремонт более легкой техники моментально был приостановлен, и все усилия были брошены на установку двигателя на наш пока что единственный тяжелый танк. Одновременно с этим я отдал приказ своим танкерам полазить по окрестностям. Это было сделано по причине того, что в окрестных лесах имелось довольно много битой техники, которую мы толком и не осматривали – все равно, если двигатель разбит, нам ее не починить было. А теперь, имея одиннадцать В-2 в запасе, можно было и развернуться слегка.
До налета на деревню мои поисковики так ничего найти и не успели, а вот потом… В один из дней ко мне подошел Иван и сказал, что они нашли что-то интересное. А точнее, разбитую колонну нашей техники. Но что именно там есть и в каком состоянии, он не смотрел, отметил только, что ее там много. Сказав Мындро, что, возможно, Иван откопал нам пополнение в технике, я убедил его отпустить меня с группой танкистов и ремонтников на осмотр найденного. Также мы с собой взяли несколько тягачей, один из которых был с трейлером, и обе ТЗМ для буксировки найденного. До места добирались три ночи. А ночи потому, что именно в темноте мы и передвигались, днем устраиваясь на дневку, чтобы нас не обнаружили с воздуха. А так долго потому, что с таким автопоездом ночами передвигаться получалось только на очень малой скорости.
Добрались мы до места к утру и при помощи захваченных с собой фонариков стали осматриваться, что ж мы нашли. Беглый осмотр показал, что тут как минимум танковый батальон попал под налет. А скорее, даже полк. Ибо хвост колонны терялся в темноте. Отсутствие погибших и столкнутые на обочину машины давали знать, что уцелевшая техника после налета ушла дальше. Находившиеся во главе колонны легкие танки и бронемашины нас не заинтересовали. Чинить их было бесполезно. Обгоревшие, перекрученные, они годились только в переплавку. От некоторых вообще осталась только груда металла, не позволявшая даже понять, какой же это был танк до взрыва. Однако одному из техников повезло. Он наткнулся на БА-11 с вырванным правым передним колесом. Кое-как мы умудрились затянуть его на трейлер. А вот потом мы дошли до той части колонны, где шли КВ и Т-34. Осмотр машин показал, что забирать стоит пять Т-34 и два КВ-1, остальная техника была не ремонтопригодна. Пока мы занимались подготовкой этих машин к буксировке, двигаться назад было уже поздно, и мы стали на дневку в лесу. И вот тогда-то нам и попался на глаза наш «главный» сюрприз. Ночью мы не заметили, что следы гусениц ведут в лес, а вот днем заметили и пошли по следам.
До налета на деревню мои поисковики так ничего найти и не успели, а вот потом… В один из дней ко мне подошел Иван и сказал, что они нашли что-то интересное. А точнее, разбитую колонну нашей техники. Но что именно там есть и в каком состоянии, он не смотрел, отметил только, что ее там много. Сказав Мындро, что, возможно, Иван откопал нам пополнение в технике, я убедил его отпустить меня с группой танкистов и ремонтников на осмотр найденного. Также мы с собой взяли несколько тягачей, один из которых был с трейлером, и обе ТЗМ для буксировки найденного. До места добирались три ночи. А ночи потому, что именно в темноте мы и передвигались, днем устраиваясь на дневку, чтобы нас не обнаружили с воздуха. А так долго потому, что с таким автопоездом ночами передвигаться получалось только на очень малой скорости.
Добрались мы до места к утру и при помощи захваченных с собой фонариков стали осматриваться, что ж мы нашли. Беглый осмотр показал, что тут как минимум танковый батальон попал под налет. А скорее, даже полк. Ибо хвост колонны терялся в темноте. Отсутствие погибших и столкнутые на обочину машины давали знать, что уцелевшая техника после налета ушла дальше. Находившиеся во главе колонны легкие танки и бронемашины нас не заинтересовали. Чинить их было бесполезно. Обгоревшие, перекрученные, они годились только в переплавку. От некоторых вообще осталась только груда металла, не позволявшая даже понять, какой же это был танк до взрыва. Однако одному из техников повезло. Он наткнулся на БА-11 с вырванным правым передним колесом. Кое-как мы умудрились затянуть его на трейлер. А вот потом мы дошли до той части колонны, где шли КВ и Т-34. Осмотр машин показал, что забирать стоит пять Т-34 и два КВ-1, остальная техника была не ремонтопригодна. Пока мы занимались подготовкой этих машин к буксировке, двигаться назад было уже поздно, и мы стали на дневку в лесу. И вот тогда-то нам и попался на глаза наш «главный» сюрприз. Ночью мы не заметили, что следы гусениц ведут в лес, а вот днем заметили и пошли по следам.