– В атаку! Ур-а-а-а! – И все рванули вперед. Я тоже побежал. Впереди, между деревьями, уже видна была дорога, когда слева по набегающей пехоте огрызнулся пулемет. Оказывается, в азарте атаки я взял слишком вправо, и немецкий пулеметчик оказался между мной и остальным отрядом. Немец бил во фланг нашей цепи, но, видно, услышал, как я ломился через лес, и оглянулся, проверяя свои тылы, но поздно. Я открыл огонь, поддерживая МГ за сошки. «Ну, сбылась мечта идиота, блин, Рембо самозваный!» – мысль крутилась в голове, а я все стоял в нескольких метрах от мертвого немца, нажимая на курок и не соображая, что лента кончилась и патронов в коробе нет.

Олег Соджет

   После того как началась рукопашная, мы двинулись на соединение со вторым танком. Поскольку для нас на данном этапе бой закончился. Не стрелять же в кучу. Можно и своих положить. И ведь почти добрались. Внезапный удар.
   – Мать васу! Фто это? – прошепелявил я, поскольку от удара язык прикусил.
   Одновременно с этим танк повело вправо, и я быстренько его заглушил. Пулеметник же лупанул длинной куда-то в нашу сторону. Потом еще раз и пошел к нам. Подойдя поближе, остановился, закрыв нас от фрицев.
   – Офмотреть мафыну! – рявкнул я.
   Осмотр показал, что нам дико повезло. Будь ганс поточнее, могло быть и хуже. В смысле кинь он гранату не под гусянку, а на движок, например, и не противопехотную, а противотанковую. А так только гусеницу порвало. Вылезли мы с народом из танка и стали гусянку чинить. Несколько траков пришлось выкинуть, хорошо, хоть запасные были. Ивана я с пулеметом отправил нас стеречь, да и второй танк рядом оставил. Все равно в свалке ему не место.
   Да… Нет ничего хуже, чем натягивать гусеницу под обстрелом. Нет, по нам никто не стрелял специально, но иногда посвистывало. Ну, вроде справились. В скоростном режиме. Даже бой еще не кончился.
   – По коням! – скомандовал я и полез в танк.
   Ззынннь… Услышал я, залезая в люк, и голову припекло.
   Сел за рычаги. Тронулись. Двинулись к дороге.
   «Что ж так жарко-то? По спине так и течет…» – подумал я.
   – Вань, – позвал я, – тряпочку дай, а то взмок я чего-то…
   – Товарищ командир, как вы?! – крикнул Ваня. – У вас голова в крови.
   Посигналил «двадцать шестому», чтоб прикрыл, и стал. Посреди поляны. Ваня посмотрел, что там со мной, оказалось, что вскользь задело. Перемотал он мне башку наскоро, и мы снова к дороге двинули. Но пока суд да дело, бой закончился. Как у нас, так и на дороге. Мы вообще после ремонта ни разу не выстрелили. Пулеметник куда-то раз отстрелялся.
   На дороге тоже без нас разобрались, и я скомандовал двигать в лагерь.
   Доехали мы туда, выключил я движок, люк открыл, а вылезти не могу – сил не хватает.

Саня Букварь

   – Собирайте раненых, убитых и пленных. Грузовики в лес перегоним. Там пушка у вас цела осталась? Немцев на ходу расспросим, кого и зачем искали. Собрать все оружие и боеприпасы. Ты и ты – помогите набить ленты в бронике. Олег, посмотри надписи, куда нажать надо, чтоб пушка заработала? Я так и не понял.
   – Не может он сейчас, – влез Костренко, – ранен он. Ему врач нужен, а не пушка.
   – Бойцы, кто по-немецки говорит? Или хотя бы читает? Нету? Хреново. Придется в угадайку играть.
   Тем временем Тэнгу пару немцев, прикинувшихся убитыми, поднял с земли легким покусыванием выдающихся мягких частей тела.
   Глядя на него, я подумал, что стоит прокатиться по окрестностям, пока ребята собираются.

Ника

   Сколько я стояла так посреди дороги, уставившись в одну точку – боги ведают… Где-то на краю сознания слышала выстрелы, крики. Кажется, дрались уже врукопашную. Чего мне туда лезть? Встала, пошатываясь. Первая мысль была о винтовке. Хороша… Жалко, если испортилась. Бросила ж ее, как палку… Нашла. Лежит себе в кювете. Что с ней будет? Прижала к груди, так детей прижимают. Иду…
   Крики доносятся как через вату. Дошла до броневичка. Уткнулась лбом в горячее железо. Стою и отдышаться не могу… сердце успокоить.
   – Все! Ника, молодец! – слышу, как кричит Саня. – Молодец, слышишь?
   Слышу-слышу, а ответить не могу. Подожди, Букварик, сейчас…
   Докатив до наших основных сил, Букварь стянул меня с брони. Не то чтобы я снова впала в ступор, как при первом бое, но лишний раз двигаться не хотелось. Думать, кстати, тоже. Хотелось почему-то есть, о чем я тут же и сказала:
   – Мужики, я жрать хочу!

Олег Соджет

   – Ну, можно и пожрать, – согласился я. – Хотя, скорее, выпить… Да и пустят ли меня к столу в таком виде?
   Что и говорить, видок у меня был еще тот – морда в крови. Башка перетянута какой-то окровавленной тряпкой. Руки в мазуте и земле (а как вы думали – траки менять и чистеньким остаться?). Форма в крови и земле с мазутом вперемешку… Дополняла сию картину сигарета, торчавшая у меня в зубах.

Док

   Сколько я простоял в этом ступоре – не знаю. Может, пару минут, может, больше. И тишина… Потом постепенно стали пробиваться звуки. Я с удивлением оглядел себя, МГ в руках вдруг показался очень тяжелым. Я отложил его в сторону, подошел к гитлеровцу – того отбросило от пулемета, и немец лежал, уставившись мертвым взглядом куда-то вверх.
   «Отвоевался один». Потом проверил его МГ – внешних повреждений не было. Еще один пулемет – это хорошо. Один повесил на шею, второй взвалил на плечо и, пошатываясь под весом двух «эмгэшек», побрел в сторону лагеря.
   А дальше… дальше мне пришлось вспомнить о своей гражданской специальности. Не успел я дойти до лагеря, как ко мне подскочил Саня и не… хм… церемонясь, поинтересовался, где меня носит, когда есть раненые.
   – Да… Вопрос, надо понимать, символический, – пробормотал я, бросая один МГ на землю и снимая второй. – Видами окрестностей любуюсь, и не ори. Где-где. Там же, где и все. Много бы один «максим» навоевал?
   – Ладно, извини – адреналин после боя играет. Но раненых хватает. Олег какой-то осколок поймал, и Степана чем-то приложило…
   – Пошли глянем.
   Раненых разместили недалеко, в тени деревьев. Олег, с перебинтованной головой, был там же.
   – Ну-с, на что жалуемся? – Я присел возле него.
   – Да вот, бандитская пуля задела…
   Я раскрутил тряпку, которой его перевязали – рана так себе. Чиркнуло хорошо, до кости. По-правильному – ее шить надо. Да и прививку от столбняка не помешало бы.
   – Ну, жить будешь. Правда, шрам будет – ничего не попишешь. От столбняка прививку когда делал?
   – Не помню уже…
   – Это плохо. Антибиотиков опять же нет. Хоть бы какой-никакой стрептоцид… Ладно, будем надеяться, пронесет. А вообще как? Не тошнит? Зрение не двоится? Нет? Ну и то хорошо.
   – Жить будет, – сказал я Сане. – Где Степан?
   – Да вон лежит.
   Так, этот посложнее. Степан уже пришел в себя, но взгляд… Взгляд мутный, блуждающий… Ну, видимых повреждений не видно. Вероятно, контузило.
   – Саня, тут, похоже, контузия. Точно не скажу, сам понимаешь, ни фига нет. Давай его на носилки. Придется ему попутешествовать лежа. И поспрашивай там солдат – может, кто санинструктор или еще что. А то я сам зашьюсь.
   Я пошел дальше, осматривая раненых. Ох, не хотелось мне примерять на себя личину военврача – провести всю войну в медсанбате… нет уж, увольте. Но выбора не было. Вообще, на удивление, раненых было меньше, чем я ожидал. Бронежилетов-то нет, касок тоже. Вероятно, нам повезло, что бой был в лесу, иначе четыре немецких пулемета и орудие осложнили бы нам жизнь куда как серьезнее. Но и с имевшимися ранеными было много возни. «Пятеро – легкие, осколочно-пулевые ранения мягких тканей конечностей, – отметил я про себя, – Степа средний. Контузия. Пару дней займет ему отойти – если ничего посерьезней не выплывет до тех пор. А вот двое… Один поймал пулю в легкое. Пневмоторакс, мать его. Были бы у меня инструменты, и я бы его вытянул. Пару минут работы, трокар, герметизация входного отверстия и постельный режим. Но ведь нет ни фига». И мне не оставалось ничего делать, кроме как бессильно наблюдать, как молодой парень умирает. Слава богу, он был без сознания. Второй был и вовсе плох. Проникающее в живот. Спасти его могла только немедленная операция, но это было из разряда фантастики. Он был в сознании и все просил воды… Я глянул на Саню, стоящего рядом, и покачал головой.

Ника

   Кто-то открыл банку с тушенкой и сунул мне. Вторую такую же, кажется, сунули Олегу. Сидим мы – едим. Мужики, те, которых мы освободили, ходят кругами – косятся. Наши все заняты, а Букварь снова смотался. Двужильный он, что ли? После такого боя еще в разведку умотать! Олежек весь в крови, голова в бинтах – страшный как черт, сидит, лыбится, тоже на меня поглядывает. Наверно, надеется, что меня стошнит от его вида. При всех показать ему средний палец как-то неудобно. Кто его знает, что этот жест в сорок первом означал? Поэтому просто скрутила дулю. Так оно как-то всеисторично, что ли?
   Олег чуть не подавился от хохота. Дернулся и тут же схватился за голову.
   – Извини, – пробормотала.
   – Да ладно, – попробовал улыбнуться он.
   – Хреновый из меня командир. – Я вздохнула. – Вон, все знают, что делать, а я – нет. Товарищ Иванова – просто дура.
   От еды мысли появляются. Иногда даже дельные. Правда, не вовремя.
   – Олег, – позвала я.
   Он оторвался от еды и посмотрел на меня.
   – Слышь, а мы в их стереотипы не вписываемся…
   – В чьи? – не понял он. – В какие стереотипы?
   – В психосоциальные.
   Н-да, это только раненому в голову человеку сейчас до моих рассуждений! Но меня уже понесло:
   – Понимаешь, они привыкли к стереотипам. В общении, в поведении. Если военный – должна быть субординация. А мы – все по именам, а то и вообще по никам с форума. Без всяких там «товарищ лейтенант, разрешите обратиться». Для них – это шок. Они нас не могут вписать в свой «табель о рангах». Если мы военные – должны ходить строем и бегать по приказу. Если гражданские – тут их тоже клинит. Не могут гражданские так воевать. И еще это своеволие в передвижениях и командовании. Каждый делает, что хочет. Для нашего времени – это норма, а они про креатив еще лет шестьдесят слышать не будут. В общем, либо мы меняем их, либо меняемся мы. А оно не получится. Меняться. Мы все делаем индивидуально, реализуя одну цель. А в этом времени все делают однотипно, реализуя только свою часть приказа. А дальше – все! И мы – все! Чуют мои нижние девяносто шесть, что на этом мы и попалимся. На неумении ходить строем и козырять на каждую фуражку.
   – Ну, значит, будем воспитывать молодежь… – констатировал Олег. – Хотя эта молодежь по году рождения нам в деды-прадеды годится, но все ж… Да и выходить к своим рано нам еще. Слабы мы, не выйдем.

Змей

   Ладно, винтовка сломана, подберу другую, и наганы поднять надо, автомат тоже. Блин, сколько я бродил?! Что, Тэнгу ко мне не подпустил никого? Получается, так. И оружие все подобрали, и наганы мои, и автомат кто-то прихватил. Ладно, пойду в лагерь. Ага, вот и наши сидят, обсуждают чего-то. Подхожу к Нике и говорю: «Командир, я без оружия остался, и… А чего на меня все так странно смотрят?»

Ника

   – Ребята, на пятиминутку соберитесь, пожалуйста! – попросила я.
   Собрались все, кроме Степана, у которого «постельный режим».
   – В общем, так, – говорю, – первое – на запад так на запад. Мы сейчас находимся на перекрестье дорог Барановичи – Бобруйск. Двигаться надо по дороге. Справа у нас болото – причем конкретное болото. Слева параллельно нам дорога Слоним – Брест. До самого Бреста полторы сотни кэмэ. По дороге. Будем изображать колонну поврежденной техники с пленными – а как мы еще объясним советских солдат в колонне? Кстати, надо идти нагло и быстро – всех встречных, которые уж очень будут нами интересоваться, – валить, если сможем. А большие колонны нами интересоваться не будут. Им не до нас. Это психология большой и малой рыбы. Маленькой до всего есть дело, а большой по фиг – она крута и от этого тащится.
   – Два, – продолжила я, – давайте разберемся, что у нас с пополнением. Не надо забывать, что они хоть и солдаты и привыкли к подчинению – это все-таки люди, а не куклы. Они могут не быть готовыми играть в наши игры. Приказать мы можем, но тоже – разберутся, что к чему, и пошлют нас лесостепной полосой! Так что надо или сейчас их кратко вводить в курс дела, или «расставаться друзьями». Вот так, мужики! Хотелось бы услышать мнение общества, и не тяните… времени, сами понимаете, ни хрена не осталось.

Саня Букварь

   Пока группа готовилась к маршу и распределяла роли, я решил проехаться по дороге в сторону, противоположную предполагаемому курсу.
   Когда вернулся, колонна уже выстроилась и приготовилась к движению. Подойдя к «засланцам», стоявшим отдельной группой и что-то обсуждавшим, я тихо сказал:
   – Есть три новости. Первая, снарядов к пушке в моем гробике больше нет. Вторая, инфу по оперативной обстановке из компов можно смело удалять, минимального воздействия не получилось. Ну, и третья – дайте «Мемуары солдата» почитать, пока ноуты живые, если есть у кого… И еще, сигаретой угостите, я за обратную дорогу пять штук выкурил, больше нет.
   – Ну, почитай, – протянул Олег, видимо, голова у него болела все сильнее. – На диске D лежат, в папке «мемуары»… а чего это тебя пробило-то на это чтиво? И почему сводки выкидывать? Да и читай так, чтоб красноармейцы не увидели, с ЧЕГО ты читаешь!
   В ответ на слова Олега я кивнул на стоявший в стороне броневик, на броне которого был привязан труп.
   – Документы я проверил… Да и портрет раньше видел, поэтому и проверял… Смотреть будете? Или тут бросим? Там, внутри, еще МГ, снятый с мотоцикла охраны. БТР сгорел, да и страшно к нему подходить было, ничего не снял.
   – Неужто ты «Быстроходного Гейнца» грохнул?! – охренел Соджет. – Я х…ю с вас, дорогая редакция! Ну ты силен!
   – Да я только на спуск нажал, они сами в прицел заехали… Дорожка узкая была. Не разъехаться. А когда трупики мародерить пошел, сам испугался…
   – А как он тут оказался?
   – Да кто его знает, мы в не таком уж глубоком тылу именно у его группы.

Док

   А тем временем все вокруг сворачивали лагерь. Да уж, привал не удался. Неважно, прислали ли ту сотню на рутинное прочесывание леса или они искали конкретно нас, но очевидно, что они успели связаться со своими, и очень скоро здесь может быть проверка – кто, мол, маленьких обижает?
   Мы, иновременцы, стояли в это время у головного «двадцать шестого» и на карте прикидывали варианты маршрута и порядок движения.
   Наша группа практически была готова к движению, когда вернулся из рейда по округе Саня.
   – И что с тушкой «Быстроходного Гейнца» сделаем? – спросил Соджет. – Жаль, спирту нет или формалина, забальзамировали бы голову… А то такой трофей – ведь никто не поверит же! А нам бы ох как пригодился бы на выходе к своим… Хотя, может, его в шнапсе замариновать?
   – Не фиг добро переводить! – отозвался Саня. – Все равно не поверят. Да и не знают толком, как он выглядит, ну и в процессе попортится – даже кто знал, затруднятся. И это, ему в пузо двадцать мэмэ вошло, считай, только голова с плечами и осталась.
   – Ну и хрен с ним! – махнул рукой Соджет. – Бросьте у дороги, а документы его с собой надо бы взять. Какой никакой, а вещдок!
   – И это, парни, не надейтесь, что ноуты сдохнут, – добавил Соджет. – Зарядить я их теперь могу даже в полевых условиях, всего-то и надо, что два аккумулятора по двенадцать вольт автомобильных и провода куски. Ну, а дальше – просто обращаться бережно, и все.
   – А вот тушку лучше не бросать, а чуток еще с собой отвезти и где-то закопать понезаметнее, – предложил я. – Пусть фрицы ломают голову – куда пропал Гудериан и не в плену ли он. В любом случае вторая танковая группа притормозит, а это в нынешних условиях немало.
   – Ух, ты… – протянул Степан, – притормозить-то она притормозит, а уж сколько половичков Гитлер оприходует, когда узнает об исчезновении Гудериана, – я предсказать не берусь. Но, парни… Вы только представьте, как немцы сейчас будут шмонать тылы… Нас накроют. Без шансов. Разве что… Идем на запад!
   – На запад? – Мы сразу даже не поняли. – К Бресту, что ли? – А там… – Олег начал прикидывать варианты. – Хорошо там будет! Атаки извне фрицы не ждут, можно будет порезвиться слегка, а потом опять маршрут сменить. Пусть головы поломают, куда этих «бешеных Иванов» опять понесло. И нам спокойней – пока наши действия предсказать не смогут, не смогут и зажать. Но и оставить нас в тылу шляться они не могут. Мы им слишком дорого обойдемся тут. Значит, снизят темп наступления, выделяя войска для охоты… А если по дороге лагерь с пленными выкосить и людей поднабрать… Да техники. У границы складов было… Море… Все вывезти фрицы еще, скорее всего, не успели…
   Так и порешили.

Степан

   Вот так сходил за хлебушком. Чем меня так приложило, не понял, но в себя пришел только на носилках. Док сказал, что контузия и пару дней придется полежать. Ну, лежать – это пожалуйста. Тем более, что организм, видимо, желая в живых остаться, восстанавливался моментом. Если не шевелиться, то и мысли не путаются.
   А мысли хреновые. Этот бой мы выиграли за счет везения, везения и еще раз везения. И при этом потеряли почти треть пехоты. Результат можно признать идеальным – будь у немцев не солянка сборная, а хотя бы половина одной роты – тут бы все остались, и броня не помогла. Придется самому принимать командование пехотой, надеясь на помощь Дока, а то даже не удосужились сержантов выделить и отделения сформировать. Да и пушку тоже. Ладно, разберемся. Так, оружия теперь навалом, поэтому больше ситуация «танки вперед не пошли, потому что пехоты нет» повториться не должна.
   Пока мародерничали, собирались, выстраивались в колонну, вернулся Саня на бронеавтомобиле. После его рассказа народ впал в эйфорию и всерьез собрался двинуть на Брест. Счазз.
   – Мужики, – башка, сцука. – Вы что, забыли, где мы находимся?! Между танками немцев и немецкой же пехотой. Потому и войск тут мало, и живы мы до сих пор. А в Бресте минимум две дивизии фронтом на восток. Да войска, Гудериана догоняющие. А у нас полтора танка, броник да три стрелковых отделения с орудием. Размажут и не заметят!
   И слегка успокоившись:
   – Единственный вариант, по-моему, – болтаться в этом «кармане», смещаясь на восток, а потом молиться, чтобы успеть проскочить к нашим до того, как немцы уплотнятся настолько, чтобы мы о них расплющились при попытке прорыва.
   – Вариант был хорош… – возразил Олег. – До того, как Саня «шустрого Гонзалеса» прибил. А вот теперь, в свете последних событий… Останемся между войсками, смещаясь на восток – нас с двух сторон и прижмут… Да так, что мало не покажется. Так что на Брест, батенька, будем там каку делать!
   – Я же не предлагаю выходить. Пока. Остаемся в этой зоне, по возможности. Уничтожая все немецкое и снабжаясь за их счет.
   И добавил:
   – На способность пехоты передвигаться смерть «быстроходного» не повлияет. Быстрее она не появится. И на темп наступления танков тоже – у них пока все по плану. Может, этот труп скажется впоследствии, может, нет, но сейчас – все останется по-старому. После марша пулеметник останется небоеспособным – запас хода сто сорок кэмэ, если я не ошибаюсь. Так что, если дойдем, останутся только один танк и броник.
   – С топливом пока нормально, – заметил Саня, – я просто грузовики расцеплять не буду и полбочки газойля не выкинул, и пустую с прошлого раза сохранил, и с «Опелей», оставленных на месте боя, в нее горючку слил, на сколько-то хватит.
   – Ну, придется рискнуть. Тем более, мастерская есть. Да и если что, буксиром потянем, – добавил Олег.
   – А, черт с нами. Помирать – так с грохотом. Убедили.

Степан

   Ну, двинулись, «Вперед на Запад», ага. Порядок движения выбрали следующий: головным броневик, следом пушечный «двадцать шестой», потом тягач с двумя машинами на буксире. Следом «санитарка» со вторым «ЗиСом» и мастерская. Пулеметник и пара «Опелей» с пушкой в кузове одного из них замыкали колонну. Мотоцикл отпустили вперед, для разведки.
   Покуда едем, есть возможность немного подумать. Итак, на западе нас никто не ждет, это хорошо. Плохо – топлива на пару переходов таких, и машины можно бросать. С продовольствием тоже не густо, но пока вопрос остро не стоит. Перебедуем.
   А вот с маршрутом движения чуть было не влипли. Вояки, блин. Городок есть такой в Белоруссии, Кобрин называется. Мало того, что он находится на Днепровско-Бугском канале, так еще железная дорога и автодорога после него (на восток) расходятся. Значит, это разгрузочный пункт и очень большая транспортная развязка! И еще мосты через канал – а они на жестком контроле. У немцев, разумеется. К чему я это? Да к тому, что об этом нам поведала Ника! Остальные об этом как-то не подумали. Орлы, мля.
   В ходе мозгового штурма приняли следующий вариант Олега: Болота-Изабелин – Корчицы – Оводы – Гайовка – Петьки – Суховчицы – Ходосы – мы за Кобрином. Лишних несколько кэмэ нам сие добавит, но пройти можно. Потом Жабинский район – Мышицы – Задерты и Брестский район – Подлесье… (длинное оно) – Мухавец.

Саня Букварь

   Немного отдохнув за пять часов марша, я выскочил из броника.
   Смотрю, два бойца вытаскивают из кузова «шестерки» троих связанных, подошел – ба, да это же офицер, начальник колонны пленных, а вот еще двое откуда?
   – Это кто?
   – Так пленные, товарищ лейтенант. Вот этого в прошлый раз допросить не успели – бой начался, а этих двух ваша собачка покусала, когда они мертвыми притворялись… Вы про них забыли все, а я решил, что добру пропадать, хоть окопы копать можно заставить, – ответил белобрысый красноармеец, – а сейчас мы их с машины сняли, чтоб не обоссали железяки в кузове. Товарищ лейтенант, мы им разговаривать не давали, чтоб не договорились бежать.
   – Ты! – ткнул пальцем во второго «конвоира». – Бегом к капитану и товарищу Ивановой, доложить немедленно.
   – Слышь, боец, а почему офицер без сапог?
   – Так я, это, товарищ лейтенант, его ж все равно того… потом. Разрешите забрать, а то в обмотках тяжко.
   – Давно служишь? Откуда сам?
   – Три месяца. Из Сталинграда.
   – Так сапоги-то где, земляк?
   – В кузове.
   – Так какого хрена еще не переобулся?
   – Разрешите?
   – Выполнять, бегом! Винтарь дай, я пока погляжу за ними.
   Боец управился буквально за минуту. Тем временем подбежала Ника и пришел Олег, его еще пошатывало.
   Допрос решил начать я. И начать с одного из «свеженьких». Мы отвели его в сторону, обыскали на предмет документов, нашлось какое-то удостоверение и письмо, видимо, из дома.
   – Воинская часть, имя, звание? Домашний адрес, имя девушки? – немец назвался. Вроде все совпадало с написанным.
   – Цель прочесывания?
   – Сбежавшие русские. Из лагеря, вчера. Трое, с пистолетом. Фельдфебеля убили. Кинулись бежать много, но охрана почти всех постреляла. Троих недосчитались. А сегодня утром мотоцикл с почтой не приехал.
   – Откуда такие подробности? – фриц в ответ замялся, и ни слова. – Ты в охране лагеря был?
   – Да, – признание далось ему с трудом. – Клянусь, я никого не убивал.
   – Убрать в сторону, – сказал я красноармейцам. – Следующий! Тоже рядового давайте!
   – Так, а ты что за зверь? – Набор бляшек и нашивок на форме несколько отличался. – Как оказался в группе?
   – Отдыхающая смена, склад охраняли, – немец назвал другую дивизию. – По тревоге подняли и этим в помощь дали.
   – А пушка откуда?
   – По пути встретили – они от своих отстали, а в одиночку ехать побоялись, тут начальник этих дерьмоголовых, – он кивнул в сторону первого немца, – и прихватил для усиления.
   – Понятно! В расход обоих!
   Немцев пристрелили, а мы тронулись дальше. На этот раз я забрал пленного офицера и белобрысого в броневик. Опять допрос откладывался.

Сергей Олегович

   Всю дорогу мы всем колхозом, вместе с теми, кто соображал, колдовали над трофейной немецкой радиостанцией и вроде чего-то добились. На привале развернули ее, раскинули антенну, включили. Станция ожила и зашипела. Согнувшись над ней, я крутил ручки настройки, отмахиваясь от советчиков, и тут услышал сквозь помехи:
   – Я – крепость! Я – крепость! Веду бой!.. – дальше все опять потонуло в помехах…
   – Мужики! – заорал я нашим. – Бегом сюда! – первым подбежал Док.
   – Слушай! – дал я ему наушники…

Док

   Потом был большой рывок. Отошли километров на пять, тормознули возле какого-то болотца – кто ж их в Белоруссии считает – и утопили в нем остатки бывшего командира второй танковой группы вермахта. Да, в этом мире уже не будут написаны «Воспоминания солдата»…
   К вечеру этого дня мы прошли сто двадцать километров. Что удивительно – на нас почти не обращали внимания! Мы шли на запад, и в смешанной колонне техники даже «тэшки» не вызывали подозрения. С наступлением темноты устроились на ночевку. До Бреста оставалось где-то сто пятьдесят – двести кэмэ. Ребята всю дорогу что-то крутили с немецкой радиостанцией и на привале развернули ее и включили. Я подошел к Сергею – любопытно было, – и тут он, побледнев, закричал: