Дан Феликс. Схватка за Рим

   Нарзес видел это ужасное, беспорядочное бегство своих лучших войск. Сильно озабоченный, поднялся он в носилках.
   – Иоанн убит! – кричали иллирийцы, пробегая мимо него.
   – Альбоин и Гизульф тяжело ранены! – кричали лонгобарды.
   – Беги! Скорее спасайся в лагерь!
   – Надо начинать снова, – сказал Нарзес. – А, вот, наконец, идет Цетег, как он вовремя!
   Действительно, Цетег собрал всех римлян и итальянцев, которые были рассеяны в войсках Нарзеса. Это были большей частью старые легионеры из Рима и Равенны, глубоко преданные ему. Спокойно, в строгом порядке шли они к ущелью. Сифакс, с двумя копьями в руках, шел за своим господином.
   Готы, преследовавшие бежавшие войска Иоанна и Альбоина, завидя этот свежий отряд, отступили к ущелью.
   Молча, без боевых возгласов, без звука трубы шли римляне за своим предводителем. Они прошли покрытое кровью и трупами место, где Тейя в начале битвы поразил двенадцать союзников, выступивших против него. Тем же мерным, спокойным шагом, с мечом в правой, с копьем и щитом в левой руке, провел их Цетег мимо убитого Иоанна.
   Готские герои не захотели прятаться в ущелье, они ждали врага перед входом. Наконец, римляне с Цетегом во главе приблизились. Герцог Гунтарис Вельзунг первый бросился на Цетега. Его копье воткнулось глубоко в щит римлянина, но в ту же минуту он сам упал мертвый.
   Граф Гриппа из Равенны хотел отомстить за Вельзунга: высоко взмахнул он своим длинным копьем. Но широкий меч Цетега насмерть поразил старого соратника великого Теодориха.
   Гневно нахмурившись, выступил Визанд – клинки их мечей скрестились с такой силой, что искры засверкали. Но Цетег ловко отразил страшный удар и вонзил свой меч в правое плечо гота. Высоко брызнула струя его крови, два товарища быстро унесли его. Брат его Рагнарис пустил свое копье. Цетег не заметил его, но верный Сифакс ловким ударом отбросил его в сторону. В ту же минуту Цетег разрубил голову гота.
   Испуганные готы отступили перед ужасным римлянином и протеснились мимо Тейи в ущелье. Только Алигерн, брат Тейи, не захотел отступить. Он с такой силой бросил свое копье, что насквозь пробил щит Цетега; но меч римлянина вонзился ему в грудь, и он упал на руки старого Гильдебранда, который, бросив свой топор, с трудом пронес раненого мимо Тейи в ущелье.
   Но и удар Алигерна не пропал даром: широкой струей лилась кровь из левого плеча Цетега. Однако, он не обращал на это внимания и бросился вперед, убить обоих готов: Гильдебранда и Алигерна. В эту минуту Адальгот узнал ненавистного человека, погубившего его отца.
   – Аларих! Аларих! – громко вскричал он и, бросившись вперед, схватил оставленный Гильдебрандом топор. – Аларих! – вскричал он еще раз.
   При звуке этого имени Цетег поднял голову. Через минуту тяжелый топор просвистел в воздухе и ударил в шлем Цетега. Тот упал, оглушенный ударом. Сифакс тотчас подскочил, схватил его на руки и отнес в сторону от места битвы.
   Но легионеры не отступали, да и не могли бы отступить, если бы и захотели, потому что следом за ними Нарзес выслал две тысячи персов и фракийцев.
   – Не приближайтесь к ущелью! – кричал их предводитель. – Бросайте копья издали! Так велел Нарзес!
   Войско охотно повиновалось этому приказу, и целый град копий полетел в ущелье, ни один гот не мог показаться. Тейя, закрывая своим телом и щитом узкий вход, долго один защищал свой народ. Византийский историк Прокопий так описывает со слов очевидца эту невиданную борьбу Тейи:
   «Теперь я должен изобразить в высшей степени замечательное геройство человека, который не уступает никому из тех, которых называют героями, – геройство Тейи. Всем видимый, стоял он, прикрываясь щитом, у входа впереди своих воинов. Все храбрейшие римляне, – а их было много, – бросились на него, потому что с его смертью, думали они, битва кончится. Все они бросали в него копья, он же перехватывал их своим щитом, а сам убил, одного за другим, бесчисленное множество. Когда же щит его становился слишком тяжел от вонзившихся в него копий, он требовал себе другой. Так стоял он, не оборачиваясь, крепко, точно вросший в землю, правой рукой нанося смерть врагам, а левой защищая себя от смерти, постоянно требуя себе новых щитов».
   Вахис и Адальгот, стоявшие за ним, непрерывно подавали ему новые щиты и копья, огромная куча которых была навалена у входа.
   Но вот римляне, персы и фракийцы – видя, что все усилия их разбивались об этот живой щит готов, а самые храбрые из них, бросавшиеся вперед, один за другим падали мертвые, – стали терять бодрость, поколебались и, наконец, с криком бросились бежать.
   В эту минуту Цетег очнулся.
   – Сифакс, новое копье! – вскричал он и быстро вскочил. – Стойте! – закричал он бегущим. – Остановитесь, римляне! За вечный Рим!
   И, гордо выпрямившись, он выступил против Тейи. Римляне узнали его голос. «За вечный Рим!» – повторили они и остановились.
   Но и Тейя узнал этот голос. В щит его вонзилось уже двенадцать копий, – он не мог больше держать его, но, узнав приближавшегося, не думал более о перемене щита.
   – Не надо щита! Боевую секиру! Скорее! – вскричал он.
   Вахис быстро подал ему его любимое оружие, Тейя бросил щит и, размахивая топором, с криком: «Умри, римлянин!» – бросился из ущелья навстречу Цетегу.
   Через минуту в воздухе одновременно просвистели топор и копье. Ни один из врагов не думал о защите, оба упали. Топор Тейи пронзил грудь Цетега.
   – Рим! Вечный Рим! – закричал он еще раз и умер.
   Копье римлянина в то же время вонзилось в грудь Тейи. Адальгот и Вахис подхватили его, смертельно раненного, и унесли в ущелье.
   Восемь часов продержался Тейя, непрерывно сражаясь, и день стал уже клониться к вечеру. Как только неприятели увидели, что Тейя упал, они тотчас бросились к ущелью. Место Тейи во входе занял Адальгот. Гильдебранд и Вахис стали за ним.
   Сифакс между тем, вынес труп Цетега с места битвы. Громко рыдая, сидел он в стороне, держа на коленях благородную голову. Вдали шумела битва, но он не замечал ее. Вдруг он увидел, что к нему приближается Аниций с толпой византийцев, среди которых он узнал Альбина и Сцеволу.
   – Что вам нужно? – вскричал он, вскочив на ноги и берясь за копье.
   – Голову префекта. Мы должны отвезти ее императору в Византию, – ответил Аниций.
   Но мавр, пронзительно крикнув, бросил копье. Аниций упал, и, пока остальные возились с умирающим, Сифакс схватил труп своего господина и стрелой понесся с ним на гору, к тому месту, где над ней взвивался столб дыма, – это был один из боковых кратеров.
   Он бежал по крутой, почти отвесной тропинке, которую и византийцы, и готы считали недоступной. И чем дальше, тем быстрее бежал он, боясь, чтобы его не поймали. На минуту он остановился на высокой черной скале, обеими руками поднял дорогой ему труп высоко над головой, показывая прекрасное, гордое лицо его заходящему солнцу, и вдруг исчез вместе с ним в бездне: величественная гора схоронила в своей пылающей груди верного, хотя и преступного сына своего и освободила его от ненависти врагов.
   Альбин и Сцевола обратились к Нарзесу, чтобы он велел вытащить труп из кратера. Но тот ответил:
   – Нет, я воюю с живыми, а не с мертвыми. Оставьте великану его величественную могилу.
   Между тем, у входа в ущелье кипела битва. Место Тейи занял Адальгот и оказался достойным преемником героя. Вдруг, в самый разгар борьбы, раздали! торжественные, радостные звуки римской трубы, призывающей к прекращению битвы, к перемирию, и в то же время Гильдебранд и Вахис, стоявшие за Адальготом, закричали:
   – Взгляни на море! Гаральд! Гаральд! Его корабли!..
   Утомленные византийцы с радостью прекратили борьбу. Король Тейя лежал на своем широком щите со стрелой в груди. Гильдебранд не позволил вынимать ее из раны: «Вместе с кровью уйдет и его жизнь», – сказал он.
   – Что это за крик? – тихо спросил умирающий. – Северные люди? Гаральд здесь?
   – Да, дорогой, несравненный герой, – радостно ответил ему Адальгот, опускаясь перед ним на колени. – Гаральд – это спасение для остатка нашего народа, для нас – и для женщин; детей! Не напрасно отстаивал ты нас с таким беспримерным геройством целый день. Только что явился сюда посол от Нарзеса – Василиск. Гаральд разбил его ионийский флот и явился сюда; он грозит высадиться и начать борьбу, если Нарзес не даст свободного пропуска всем оставшимся в живых готам с их имуществом и оружием. Он хочет отвезти нас в страну Фулу. Нарзес охотно согласился; он говорит, что глубоко уважает высокое геройство короля Тейи и его народа. Можем ли мы воспользоваться этим разрешением, о король?
   – Конечно, – ответил умирающий, и потухающие глаза его вспыхнули еще раз. – Можете и должны. Слава Богу, спасены и свободны остатки нашего народа! Да, да, поезжайте в Фулу все живые и возьмите с собой короля Теодориха и…
   – И короля Тейю, – окончил Адальгот, целуя уста умирающего.

Глава V

   Действительно, в то время, пока у входа в ущелье кипела последняя битва, к берегу явился сильный флот Гаральда, за которым шли взятые им в плен византийские корабли. Гаральд, разбойничая среди островов Средиземного моря, узнал, что борьба за Рим возгорелась снова, и готам приходится очень трудно. Тотчас повел он свои корабли им на помощь. У Брундувиума стоял сильный флот Нарзеса; Гаральд после ожесточенной борьбы взял его и вместе с ним явился теперь в последнюю минуту спасти остатки готов.
   Герольд его, высадившись на, берег, сказал Нарзесу:
   – Так говорит викинг Гаральд: отпусти с нами всех оставшихся в живых готов с их оружием и имуществом; мы перевезем их на своих кораблях в наше отечество. Если ты отпустишь их, то и он возвратит тебе взятые у вас корабли и пленных. Если же ты не согласишься, то он умертвит всех своих пленных, высадится на берег и с тыла бросится на вас. Тогда посмотрим, много ли из вас уцелеет, когда мы и готы бросимся на вас спереди и с тыла. Мы, люди севера, будем бороться до последнего человека. Гаральд поклялся в этом.
   Нарзес, не задумываясь, согласился:
   – Я поклялся изгнать готов из Италии, а не сжить со света. Немного чести было бы при таком превосходстве сил уничтожить остатки такого геройского народа. Я уважаю и готов, и их короля Тейю. За сорок лет, проведенных мной в битвах, я не встречал еще подобного героя.
   Он тотчас послал Василиска к ущелью объявить о перемирии. И вот началась переправа готов. От горы до самого берега длинной цепью расположились в два ряда воины Нарзеса. На берегу ждали четыреста воинов Гаральда, чтобы принять отъезжавших.
   Прежде чем показались готы, к носилкам Нарзеса подошел Василиск с лавровым венком в руках.
   – Прими этот венок, – почтительно поклонившись, сказал он. – Его присылает тебе твое войско. Это лавры с Везувия, там у ущелья, на листьях – кровь твоих воинов.
   Нарзес сначала оттолкнул венок рукой, но затем взял.
   – Хорошо, дай мне его, – сказал он и положил венок подле себя. – Поднимите и подержите меня: я не могу стоять, а это чудное зрелище я должен видеть, – сказал он.
   Потрясающее зрелище открылось ему. Последние готы покидали Везувий и прекрасную Италию: они уходили на дальний, холодный, но родной им север.
   Торжественно и строго звучал военный рог готов. В то же время раздавалось монотонное, грустное, торжественное пение мужчин, женщин и детей: это были старинные погребальные песни готов.
   Шествие открывал старый граф Визанд: хотя и раненый, он держался прямо, опираясь на копье. За ним четыре воина несли труп короля Тейи. Он лежал на последнем щите своем, с копьем Цетега в груди, черные локоны обрамляли бледное, благородное лицо его.
   За ним шли рядом Гильдебранд и Адальгот – седое прошлое и золотое будущее народа. Под тихие, торжественные звуки своей арфы Адальгот пел: «Расступитесь, народы, пропустите нас: мы – последние готы».
   Когда носилки Тейи поравнялись с носилками Нарзеса, тот сделал готам знак остановиться и громко сказал:
   – Победа – моя, но лавры – твои. Что будет после – не знаю, но сегодня, король Тейя, приветствую тебя, как величайшего героя всех времен. Вот, возьми!
   И он положил поднесенный ему Василиском венок на бледный лоб покойника. Носильщики подняли носилки и прежним мерным торжественным шагом двинулись дальше к берегу моря.
   Вслед за Тейей пронесли высокий пурпуровый трон, на котором покоилась величественная фигура Дитриха Бернского, Теодориха, с короной на голове, с высоким щитом в левой руке и с мечом, прислоненным к правому плечу. Высоко над головой великого покойника развевалось его знамя – поднимающийся лев. Вечерний бриз тихо колыхал складки знамени и, казалось, нашептывал последнее «прости» героям.
   Когда этот трон поравнялся с Нарзесом, больной с усилием приподнялся в своих носилках и с глубоким почтением склонил перед ним голову.
   – Узнаю и приветствую тебя, мудрый король Равенны. Только что пронесли самого сильного, теперь несут самого великого из королей.
   За Теодорихом потянулся ряд носилок с ранеными, впереди Вахис с тремя воинами нес Алигерна на его щите. За ранеными понесли ларцы, корзины и сундуки с королевскими сокровищами. Затем шли женщины, дети, глубокие старики. За ними мальчики, начиная с десяти лет: они не захотели возвратить вверенное им оружие, из них образовали отдельный отряд. Нарзес не мог сдержать приветливой улыбки, когда эти маленькие белокурые герои важно прошли мимо, решительно и свирепо глядя на него.
   – О, – сказал он, – наследникам Юстиниана, их полководцам будет еще много работы!
   Остатки воинов замыкали шествие.
   На берегу ждали многочисленные лодки, которые перевозили готов на корабли. Трупы Тейи и Теодориха с королевскими знаменами и сокровищами были помещены на корабле Гаральда и его сестры. Пурпуровый трон великого Дитриха Бернского был поставлен у главной мачты, у ног короля примостился старый Гильдебранд, Адальгот же и Визанд стояли у трупа короля Тейи, который они положили у руля. Подошел к ним могучий Гаральд со своей сестрой и с глубокой грустью, положив руку на грудь покойника, сказал:
   – Я не мог спасти, храбрый король, ни тебя, ни твоего рода. Позволь же мне увезти хотя бы труп твой и остатки твоего народа в землю верных и храбрых, откуда вам никогда не следовало уходить. Итак, король Фроде, все же я везу к тебе народ готов!
   – А я, – сказала Гаральда, – знаю тайное искусство сохранять трупы, мы привезем в целости тело этого благородного мертвеца в свое отечество. Там похороним мы его и Теодориха на высоком холме у берега моря, где они будут слушать рев морских волн и вести разговор друг с другом. Эти двое стоят один другого… Взгляни, брат Гаральд, – вон на берегу столпились неприятельские войска, смотри, как почтительно опускают они перед нами свои знамена! А заходящее солнце точно пурпуровой мантией покрыло море и землю. И наши белые паруса окрашены этим пурпуром. А южный ветер колышет знамя великого Теодориха. К северу указывает он путь нам. Вели же поднять якоря, брат Гаральд! Едем домой, последние готы, на наш холодный, но дорогой север…