Концерт у супруги наследника престола должен был начаться не раньше трех часов пополудни. Лео поднял клинок, приветствуя своего учителя, и в галерее снова воцарилась тишина, нарушаемая только лязгом стали да глухими шагами фехтующих.
   Пока они сражались, в галерее стали собираться придворные, желающие скрестить свои клинки с мастером по фехтованию. Некоторые, не дожидаясь, разбились на пары и начали фехтовать, другие, отмечая возгласами особенно удачные выпады, наблюдали за поединком Лео и Леклерка. Лео боковым зрением обвел собравшихся. Стараясь не думать об устремленных на него глазах, он сосредоточился только на клинке своего противника, сверкающем и неустанно ищущем ошибку в его обороне. Он намеренно отождествлял своего соперника с одним лишь клинком, зная, что ему придется так сделать, когда он встретится с настоящим противником.
   Тогда на него тоже будет устремлено множество глаз, да и зрители соберутся гораздо менее выдержанные, чем обступившие их сейчас записные дуэлянты. Будут слышны шуршание юбок и вскрики женщин, да еще томные замечания денди и щеголей, предпочитающих менее рискованные занятия. Все это он должен будет выбросить из головы, если ему дорога Корделия. Корделия…
   Клинок его дрогнул. Месье Леклерк тут же прорвал оборону Лео, тонкий клинок его рапиры, изогнувшись изящной дугой, коснулся тупым наконечником его груди. Лео опустил свой клинок и поклонился.
   — Великолепный удар, месье.
   — Вы подумали о чем-то постороннем, милорд, — просто ответил маэстро. — Это было видно по вашему взгляду. А о чем — знаете только вы.
   Лео кивнул ему толовой и поднял с кресла свой камзол.
   Отвечая на приветствия друзей и случайных знакомых, он снова вытер лоб, сменил легкие туфли на башмаки и на минуту присел передохнуть на низкий подоконник, вытянув вперед длинные ноги.
   Глядя на этого небрежно развалившегося человека, любующегося игрой клинков, ни один сторонний наблюдатель не смог бы заподозрить, какой гнев пылал в его душе, гнев на самого себя за допущенную ошибку. А в бою одна ошибка может стоить ему жизни. Он мог победить Михаэля только в том случае, если не позволит ни одной посторонней мысли нарушить свою предельную собранность. Князь великолепно владел клинком и был знаменит этим искусством во всей прусской армии. Хотя теперь он старше и грузнее Лео, но во времена своей юности Михаэль отправил к праотцам с десяток юнкеров, осмелившихся скрестить с ним клинки на дуэли. Князь не утратил своего мастерства до сих пор, с почти религиозным фанатизмом тренируясь каждый день. Его рука не дрогнула бы, нанося смертельный удар.
   Придется на какое-то время отрешиться от всех мыслей о Корделии. Если он падет от клинка Михаэля, то Корделия и дети не смогут укрыться от княжеского гнева, разве что исчезнут с лица земли. Сестра Лео может приютить их на какое-то время, если им удастся добраться до Англии, во всяком случае, пока не уляжется скандал.
   И он должен постараться забыть даже то, что Корделия получит свободу, если ему посчастливится убить князя.
   Эльвира будет отомщена, Корделия станет свободна, а двойняшки перейдут под его опеку. Все три цели будут достигнуты одним удачным выпадом рапиры. Но он должен держать в голове только одну мысль: отмщение Эльвиры. У него есть законное и моральное право наказать ее убийцу. Если он позволит себе думать о чем-то другом — о счастье, о жизни с Корделией и их общими детьми, растущими в любви и спокойствии, — он может потерять собранность, оружие столь же важное, как и клинок в его руках. Ту самую собранность, которая сможет защитить его от смертельного удара Михаэля.
   — Я восторгался вашим мастерством, лорд Кирстон.
   Лео поднял взгляд на произнесшего эти слова. Кристиан Перкоцци улыбался ему несколько неуверенно. Он все еще немного смущался виконта.
   — Мне не хотелось бы быть дерзким, но позволю заметить, что вы выглядели очень жестоким, словно это был настоящий поединок.
   Лео рывком поднялся с подоконника.
   — Вы очень наблюдательны. Пойдемте прогуляемся немного. Мне надо кое о чем переговорить с вами.
   Кристиан, обрадованный таким приглашением, последовал за Лео вдоль галереи. Но лицо виконта было мрачным и замкнутым, блеск глаз напоминал холодное мерцание стали, и тот, кто бросил бы на него сейчас взгляд, смог бы заметить, какие страсти бушуют в его душе. От предчувствия дурного известия у Кристиана заныли виски.
   Спустившись во двор, они направились по посыпанной гравием аллее между фонтанами — двое придворных, казалось бы, занятых светской беседой, подобно множеству других таких же парочек вокруг. Но эти вели разговор, от которого кровь стыла в жилах.
   — Я намереваюсь вызвать мужа Корделии на дуэль, согласно древнему обычаю Божьего суда, — говорил Лео абсолютно спокойным голосом, хотя предмет разговора к этому не располагал. — Я выдвину обвинение перед лицом короля и потребую публичного поединка. Корделия не должна присутствовать при этом. В случае моей гибели ей будет грозить опасность со стороны мужа, и она должна иметь возможность покинуть Францию вместе со своими падчерицами.
   — Вы обвините его и будете сражаться из-за того, что он дурно обращается с Корделией? — нерешительно спросил Кристиан.
   Он понимал, такое заявление сразу же породит поток сплетен об отношениях между виконтом и женой князя.
   — Нет, — просто ответил Лео. — Я обвиню его в убийстве первой жены, моей сестры Эльвиры.
   Кристиан побледнел и раскрыл рот от неожиданности.
   — Неужели он сделал это?
   — Да, — ответил Лео и сорвал розу с куста, мимо которого они проходили, — Он сделал именно это. И я, как член семьи, буду настаивать на своем праве отомстить ему за смерть сестры.
   — Но… ведь куда проще… предъявить ему обвинение в суде, — запинаясь, пролепетал Кристиан.
   — Возможно. Но он отравил мою сестру, и я пролью его кровь.
   Несмотря на эти слова, ни голос, ни лицо Лео ничего не выражали, и Кристиан понял, что виконт готовится к решающей схватке и, охваченный страшным гневом, не дает эмоциям вырваться наружу.
   — И что… чем я могу быть полезен?
   Ответ Лео был краток:
   — Я хочу, чтобы в случае моей смерти вы сопроводили Матильду, Корделию и моих племянниц до побережья, а там организовали их переправу на пакетботе в Дувр. Князь Михаэль почти наверняка устроит погоню, и, хотя у вас будут паспорта и все необходимые бумаги, вам придется передвигаться с большой осторожностью. Как вам кажется, вы сможете сделать все это ради Корделии?
   — Да, да, я приложу все усилия к этому, — решительно ответил Кристиан. — Но Корделия, не сомневаюсь, сама захочет предпринять все необходимое. Она всегда так делает.
   Сознаваясь в этом, он выглядел несколько смущенным, словно в чем-то не оправдал ожиданий Лео, но виконт только улыбнулся, впервые за время их разговора. Улыбка его тут же погасла, но она все же обнадежила Кристиана.
   — Да, я тоже думаю, что она сделает все по-своему. Но мне надо знать, что рядом с ней будет друг, который всегда и во всем поможет ей.
   — Даю вам слово. — И Кристиан, повинуясь минутному порыву, протянул руку.
   Лео пожал ее своей сухой, твердой ладонью.
   — Отлично. Благодарю вас, друг мой.
   Потом, кивнув музыканту, он бросил на дорожку сорванную розу, повернулся и зашагал по направлению к дворцу.
   Оставшись один, Кристиан машинально поднял брошенный цветок, сел на низкую каменную скамью и задумался. Когда виконт собирается осуществить свой план?
   Проклятие! Как же он забыл спросить об этом? И теперь не знал, сколько имеет времени для подготовки — день, неделю или месяц.
   Взглянув на свои карманные часы, он вскочил на ноги, вскрикнув от ужаса. Часы показывали половину третьего, а ровно в три он должен играть для супруги наследника престола, Опоздать на столь ответственный журфикс было немыслимо. Он понесся со всех ног и, совершенно запыхавшись, влетел в небольшую овальную комнату — музыкальный салон, смежный с зеркальной галереей.
   Вытерев со лба пот, он пробежался по клавишам клавикордов. Это был элегантный инструмент, инкрустированный красным деревом, с мягким ходом клавиш слоновой кости.
   Как только он сел на обтянутый голубым бархатом табурет и взял несколько нот, прислушиваясь к звучанию инструмента, весь смутивший его душу разговор с виконтом тут же выветрился из головы.
   — Надеюсь, инструмент вас устраивает, синьор Перкоцци?
   — Да, благодарю вас, — с отсутствующим видом ответил он склонившемуся в поклоне слуге, почти не обращая внимания на движение в комнате у себя за спиной, где лакеи принялись расставлять рядами легкие стулья и устанавливать на столиках графины с напитками и подносы с фруктами, печеньем и сладостями.
   — Если вы не возражаете, синьор, позвольте нам расстелить здесь ковер, — извиняющимся тоном произнес один из слуг.
   Кристиан удивленно взглянул на него, но покорно встал и отошел чуть в сторону, чтобы дать возможность лакеям раскатать на натертом дубовом паркете турецкий ковер.
   — Но для чего здесь ковер?
   — Для балерины, мадемуазель Клотильды, синьор.
   Ах да! Как же он мог забыть об этом? Кристиан невольно улыбнулся. Прибегнув к влиянию своего покровителя, он настоял на том, чтобы танцевала именно Клотильда. Ее отец был в восторге от чести, оказанной его дочери, и, похоже, начал благосклонно относиться к молодому синьору Перкоцци. Кристиан еще не знал, как к нему отнесется сама Клотильда, ведь молоденькие девушки так изменчивы.
   Отойдя от клавикордов, он подошел к высокому окну, выходящему в парк. Ему вспомнились лицо Лео и его голос, его настоящая, а не искусно разыгранная ярость.
   В задаче, которую возложил на него Лео, не было ничего от игры или интриги. Решался вопрос жизни или смерти — спасти Корделию и двух маленьких детей от убийцы.
   В последний раз он видел ее в меблированных комнатах, куда она пришла повидаться с Матильдой. Уже тогда он знал, что Корделию и виконта связывает глубокое чувство. Еще он понял, что семейная ситуация молодой женщины так сложна, что любое неосторожное слово или действие может еще более осложнить ее. Все это сплотило Лео, Корделию и Матильду в тесный союз, куда ему ранее доступа не было. Но теперь он тоже был в курсе дела и допущен в их круг. Огонь решимости вспыхнул в его душе, вдохновляя на героические подвиги во имя близких. Спасать друзей! Что может быть важнее?
   — Прошу прощения, синьор… но… могу я узнать, какие вещи вы предполагаете исполнить?
   Кристиан обернулся на робкий голос, раздавшийся за спиной. Там стояла хрупкая девушка с каштановыми волосами, в простом платье белого муслина, зачесанные назад волосы открывали овал ее бледного лица.
   — О, Клотильда!
   Он улыбнулся ей и испытал чудесное чувство собственной силы и опыта по контрасту с этим хрупким существом.
   Ведь он был человеком, на которого возложена ответственная миссия.
   — Добрый день, синьор. — Она сделала грациозный реверанс.
   — Не надо бояться меня, дитя.
   Он взял ее двумя пальцами за подбородок, поднял лицо вверх, покровительственно улыбнулся ей и подумал — до чего она мала и хрупка. Робость, благоговение в глазах, которые она не сводила с него — признанного гения, который играл перед всеми королевскими фамилиями на Европейском континенте.
   — Я никогда еще не танцевала на частном королевском вечере, синьор, — застенчиво созналась она, снова приседая в реверансе и обнаруживая на секунду свои обутые в туфельки узкие, совсем детские ступни.
   — Ну, вам совершенно нечего бояться, — сказал Кристиан, всем своим видом показывая, что обладает громадным опытом выступлений при дворах. — Что вы хотите, чтобы я сыграл? — Он нежно взял ее за руку, увлекая к клавикордам. — Что бы вы хотели станцевать?
   — Все, что вам угодно, синьор, — все так же трепетно ответила Клотильда.
   Он сел за клавикорды, взял ее за руку и привлек поближе к себе.
   — Позвольте мне сыграть отрывок из балета Кавалли.
   Посмотрим, знаком ли он вам.
   Клотильда слушала его игру, слегка склонив голову набок, потом лучисто улыбнулась.
   — Эта мелодия мне прекрасно знакома, синьор.
   — Тогда мы развлечем наших слушателей Кавалли, — сказал он, снова улыбнувшись. — Сколько вам лет, Клотильда?
   — Четырнадцать, синьор.
   Она почти одного возраста с супругой наследника, отметил про себя Кристиан. Но Клотильда выглядит намного моложе и невиннее…
   В аванзале, примыкающем к музыкальному салону, послышался шум. Кристиан встал, приветствуя супругу наследника престола, вошедшую в комнату под руку с мужем в окружении небольшого числа приближенных. Он сделал общий поклон, Клотильда присела в реверансе, супруга наследника ответила наклоном головы, а
   потом опустилась в кресло, стоявшее в центре первого ряда.
   Корделия, в платье оранжевого шелка, с эффектным топазовым ожерельем, под руку с мужем вошла вслед за ними, позади них робко шли две маленькие девочки с глазенками, горевшими восторгом при виде окружающей их красоты.
   Тойнет поманила к себе Корделию, позвав ее высоким, звонким голосом:
   — Будь добра, сядь рядом со мной, Корделия. И дети пусть тоже сядут.
   Корделия взглянула на мужа. С лица его еще не сошел землистый оттенок, на лбу выступила испарина от слабости, но взгляд бесцветных глаз был так же холоден, как и всегда.
   — С вашего позволения, милорд, — вежливо произнесла она, вставая, чтобы подвести Амелию И Сильвию к подруге.
   Михаэль устроился двумя рядами кресел дальше королевской четы. Прямо перед его глазами маячил затылок жены — темная масса локонов, венчающих изящную белоснежную шею. Бросив пристальный взгляд на музыканта, он узнал в нем того самого молодого человека, которого Корделия представила ему как друга детства. Губы его презрительно скривились. Необходимо в ближайшие дни удалить Корделию из Версаля, но он чувствовал себя чертовски слабым, чтобы продумать во всех деталях соответствующий план. Но, вне зависимости от состояния, он не спустит с нее глаз. Сложив на груди руки, князь угрюмо уставился прямо перед собой.
   Спустя несколько минут в музыкальный салон вошел Лео.
   Остановившись на пороге, он оглядел присутствующих. Отметив, что Корделия сидит рядом с супругой наследника, а не с Михаэлем, он невольно испытал некоторое облегчение, хотя и знал, что, находясь в обществе, Корделия могла не бояться своего мужа.
   — Я решила, что тебе будет приятно сесть отдельно от твоего супруга, — вполголоса сказала ей Тойнет.
   — Подзови синьора Перкоцци, — тоже шепотом ответила ей Корделия. — Я хочу кое-что сообщить ему, но муж запретил мне с ним разговаривать.
   Тойнет повиновалась без малейшего колебания. Она прекрасно знала, что Кристиан и Корделия были друзьями еще по Шенбрунну.
   Кристиан приблизился и склонился перед ними в поклоне.
   — Ваше высочество, вы оказываете мне слишком большую честь.
   — Отнюдь, — с улыбкой ответила Тойнет. — Мы всегда рады поддержать нашего друга прошлых дней. — Она повернулась к своему мужу:
   — Ваше высочество, я хотела бы представить вам Кристиана Перкоцци. Он был самым выдающимся протеже моей матушки.
   Кристиан покраснел от удовольствия. Наследник престола приветствовал его кратким кивком головы и движением губ, которое лишь при большом желании можно было истолковать как улыбку. Кристиан повернулся и склонился перед Корделией.
   Она улыбнулась ему и, прикрываясь веером, протянула руку. Целуя ее, Кристиан почувствовал в ладони сложенную бумажку и со всеми предосторожностями опытного конспиратора спрятал записку между пальцами, чтобы потом опустить в карман. Затем он вернулся к клавикордам.
   Зрители, рассаживающиеся в креслах, напомнили ему стайку ярких птиц, облепившую куст. В почтительных выражениях Кристиан приветствовал их и представил балерину.
   Тепло улыбнувшись, он заставил смущенную девушку выйти вперед, чтобы она продемонстрировала изящный реверанс.
   — Клотильда несколько смущается, мадам и месье, — произнес он. — Но я уверен, что вы по достоинству оцените ее искусство.
   Он заиграл, и мелодия сразу же захватила его. Он играл только для девушки, которая танцевала под исполняемую им музыку. Звуки зачарованно лились из-под пальцев, да и он сам растворялся в колдовской мелодии. Первый раз в жизни он играл не просто для себя или Корделии, которая многократно слышала, как он разучивал и сам создавал мелодии.
   Сейчас мелодия сама собой возникала на кончиках его пальцев, отражалась в его сияющих глазах, и слушатели завороженно внимали ей, а танцовщица, казалось, взлетала в воздух вместе с каждой нотой, рожденной им к жизни.
   На какое-то время Корделия смогла забыть даже про Михаэля, не спускавшего взгляда с ее затылка. И только когда пальцы Кристиана окончательно затихли на клавишах, к ней вернулось ощущение опасности. Она чувствовала, что Михаэль в очередной раз задумал что-то недоброе против нее. Но все, что она могла сделать в данный момент, — это сохранять спокойствие. Сейчас еще не время бежать. Хотя она кое-что уже придумала, но каждая деталь этой операции должна быть тщательно отработана, чтобы им не пришлось испытать на себе весь ужас нового пленения.
   Внезапно она кожей ощутила, что Михаэль приблизился к ней, и напряглась, инстинктивно положив руки на плечи девочек, которые по-прежнему сидели у ее ног.
   — Думаю, представление понравилось вам, мадам, — с холодным равнодушием в голосе произнес Михаэль.
   — Да, весьма, — кротко ответила она, поднимаясь с кресла.
   — Их высочества дочери короля выразили желание познакомиться с моими детьми, — сообщил ей князь. — Вам следует проводить девочек и представить их.
   Втянув понюшку табаку, он бесстрастно взглянул на дочерей, которые при его приближении поспешно встали и теперь смотрели на него, держась за руки.
   — Как бы я ни был настроен против присутствия детей в обществе взрослых, полагаю, что королевская воля должна быть исполнена.
   Корделия присела в несколько ироничном реверансе, взяла детей за руки и направилась с ними в ту часть салона, где мадам де Франс и незамужние дочери короля стояли перед окном, потягивая шампанское и заедая его маленькими кусочками вкуснейшего торта с подноса, который держал в руках неподвижный слуга. Когда Корделия с детьми подошла ближе, они одновременно повернулись к ней.
   — Какие милые! — произнесла принцесса Аделаида. — Просто две совершенно одинаковые куколки. Попробуйте засахаренный миндаль, крошки.
   Она взяла из вазы два орешка и положила их прямо в детские ротики. Сильвия и Амелия удивленно взглянули на нее, но благодарно кивнули головами.
   — Боже мой, но как же их различают? — воскликнула принцесса Софи, в изумлении всплескивая руками.
   — С большим трудом, — ответил на вопрос с легкой улыбкой Лео и повернулся к Корделии.
   — Супруга наследника желает говорить с вами, княгиня.
   Позвольте мне проводить вас.
   — Доверьте нам детей на то время, пока вы будете разговаривать с супругой наследника, — предложила принцесса Софи.
   Корделия взяла Лео под руку, направляясь с ним к супруге наследника.
   — У меня есть план, — еле слышно произнесла она.
   — Я приведу детей в меблированные комнаты Кристиана под предлогом урока музыки. Гувернантка возражать не будет. Я передала Кристиану записку, в которой описала этот план, и уверена, что он согласится помочь нам.
   — Я хочу, чтоб ты и дети покинули дворец завтра после обеда. Ничего не бери с собой и отправляйся прямо к Матильде и Кристиану. Они будут знать, что надо делать.
   — Но что собираешься делать ты?
   Они уже приближались к Тойнет, и Лео, не отвечая на ее вопрос, произнес:
   — Мадам, как вы мне приказали, я передал ваше желание княгине.
   — Отлично. Корделия, я хочу сыграть в пикет. — Тойнет протянула ей колоду карт. — Мы с тобой не играли целую вечность.
   — Ин горестно, сможете ли вы провести друг друга так же успешно, как это удается со всеми остальными, — беззаботно произнес Лео, отодвигая для Корделии кресло у карточного стола — Какая клевета, лорд Кирстон! — воскликнула Тойнет, густо покраснев. — Что заставило вас подозревать такие вещи?
   — Долгое путешествие в компании княгини, — с милой улыбкой ответил Лео.
   — Дело в том, что нам с Тойнет нет ни малейшей надобности прибегать к нашим талантам в обществе друг друга, — ответила Корделия с гордым видом, тут же принимая игру, предложенную им. Достаточно вольные шутки с долей легкого флирта были в обычае при дворе. — Мы лишь разработали стратегию, как я вам и говорила, которая позволяет нам противодействовать коварству окружающих.
   Говоря это, она бросила взгляд через плечо, а лукавое выражение глаз придало ее словам совершенно другое значение. Лео только улыбнулся, поклонился и, оставив их, направился к центру зала.
   По всей комнате были расставлены столики для карточных игр. Дети куда-то исчезли вместе с дочерьми короля.
   Михаэль уже сидел за столом для виста. Лео показалось, что он с большим трудом удерживает прямо свое тело в кресле.
   Плечи его заметно ссутулились. Впервые Лео вспомнил о снадобье Матильды и рассказ Корделии о причине, не позволившей Михаэлю принять участие в охоте на кабана. За это время случилось столь много всего, что он совершенно забыл про это.
   За столом, стоявшим за спиной у Михаэля, сидело только трое игроков. Лео поклонился им.
   — Могу я поучаствовать в вашем роббере ? Или вы кого-нибудь ждете?
   — Вовсе нет, дружище. Присаживайтесь. — Один из игроков, с крошками табака на носу, весело помахал рукой в сторону свободного кресла.
   Услышав его голос, Михаэль взглянул через плечо и ответил на улыбку Лео высокомерным кивком головы. Выглядит он ужасно, подумал про себя Лео. И тут ему пришло на ум, что если Михаэль болен, то не сможет драться на дуэли.
   Значит, придется повременить с поединком до тех пор, когда его противник будет в полном здравии.
   Но пока он может бросить ему вызов. Если Михаэль получит вызов, Корделия будет вне опасности, поскольку вопрос перейдет под юрисдикцию короля до тех пор, пока не разрешится так или иначе.
   Получив свою сдачу, он принялся раскладывать карты по мастям. Лео намеревался бросить обвинение Михаэлю в самой драматичной обстановке. Завтра днем по окончании представления он поднимется на сцену и при всех обвинит Михаэля. Он уже приготовил свою речь — она останется в памяти двора на многие годы.
   Он побил десятку тузом пик и задумался, с чего бы ему пойти. Его локоть тронула детская пухлая ручонка.
   — Месье Лео.
   Он перевел взгляд на двойняшек, подбежавших к его креслу. Увидев, что он обратил на них внимание, девчушки присели в реверансе и как-то неуверенно взглянули на него.
   — Мадам Корделия сказала, что можно побеспокоить вас.
   Мы хотим что-то спросить. Что такое паспорт, месье Лео?
   Лео, в этот момент раскладывавший свою новую сдачу, похолодел.
   — Но почему ты меня об этом спрашиваешь?
   — Вы сказали мадам Корделии, что собираетесь достать его для нас, — вставила Амелия. — Это подарок?
   — Не знаю, о чем ты говоришь, Амелия, — ответил Лео с мимолетной улыбкой, разглядывая пришедшие к нему карты. — Но твердо уверен в том, что дети с чересчур большими ушами точно не получат никаких подарков.
   Лица девочек приняли удрученное выражение, но было уже поздно.
   — Ступайте к мачехе, — велел он им. — Вы мешаете мне играть.
   Они растерянно присели в реверансе и поспешили прочь, успев, впрочем, взять по дороге по кусочку земляничного торта с подноса, протянутого им слугой.
   — Какие чудные детишки, — произнесла вдовая герцогиня. — И так похожи на свою мать. Совершенно те же глаза.
   Слегка развернувшись, она сказала, адресуясь к сидящему спиной Михаэлю:
   — Я только что говорила, князь… Ваши дети… они так милы… и точная копия их матери, да покоится она в мире, — набожно прибавила герцогиня, осеняя себя крестным знамением.
   Михаэль бросил взгляд через плечо. Глаза его ничего не выражали.
   — Сколь приятно слышать это от вас, мадам.
   С этими словами он повернулся к своим партнерам по игре.

Глава 23

   Михаэль взял бокал бургундского с подноса у проходившего мимо лакея и медленно осушил его. Это был четвертый бокал, выпитый им в течение часа, но, несмотря на уверения медика, вино не придало ему силы после перенесенного утром кровопускания. Он по-прежнему ощущал себя слабым, а руки все время мелко дрожали.
   — Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, милорд, — услышал он голос жены, стоявшей сбоку от него.
   Дурнота и слабость волной накатились на него, и он схватился за спинку кресла, чтобы не упасть.
   — Вам явно нездоровится, милорд. Возможно, вам следует отдохнуть, — снова заговорила Корделия, которую нимало не обеспокоило бы, окажись он даже на смертном одре.
   Ясно было одно — в таком состоянии он скорее всего не сможет прийти к ней нынешней ночью. Эта мысль приводила ее в восторг.
   Но вот он посмотрел на нее, и уже привычная дурнота и дрожь снова охватили ее. Он ненавидел ее. Злоба в его взгляде была куда сильнее того, что ей приходилось когда-либо видеть до этого вечера. Взор его, казалось, проникал до самых дальних уголков ее души.
   — Я отдохну, мадам, кот да сочту нужным, — ответил он. — И когда сочту это необходимым, приду к вам. Ожидайте меня сегодня.
   Корделия отвернулась, не в силах вынести тяжести этих глаз. Всего минуту назад ей казалось, что он сегодня ночью не сможет издеваться над ней, но теперь она уже сомневалась в этом.