Страница:
Губы Михаэля изогнулись в подобии улыбки. Он обошел кресло, не выпуская его спинки из рук, и тяжело опустился в него. Паспорта. Девочка болтала с Лео что-то там о паспортах. Якобы как о подарке, обещанном дядей.
Лео Бомонт сопровождал жену Михаэля всю долгую дорогу от Вены. Двадцать три дня в его обществе. Более чем достаточно для того, чтобы между ними что-то возникло.
Неужели она поделилась с ним всеми тайнами своего брака?
Конечно, она вполне могла доверить их любовнику. А пылкий любовник тут же стал бы придумывать, как увезти ее.
Жирные черви подозрения зашевелились в голове Михаэля сразу же, как он услышал вопрос, заданный дочерью сегодняшним вечером. Эльвира была обманщицей. Эльвира была неверна ему. Почему же ее брат должен отличаться от нее? Михаэль никогда не испытывал приязни к брату Эльвиры. Он порой пользовался его услугами, но никогда до конца не доверял ему. И особенно после смерти Эльвиры. В нем было какое-то лукавство. Особенно же странной Михаэлю казалась его упрямая забота о близнецах. Ну какой же взрослый человек без серьезных причин будет проявлять такое внимание к существам, которые никак не могут отплатить ему?
Однажды зародившиеся в нем подозрения росли и крепли, как это было и в истории с Эльвирой, и всего за несколько часов переросли в логически обоснованную убежденность.
Лео планировал похитить детей своей сестры и намеревался сбежать вместе с его женой. Михаэль твердо знал, что не ошибся в своих подозрениях, как и всегда, доверяясь внутреннему голосу. Он обладал обостренным чутьем, когда какая-то преграда вставала у него на пути или что-то угрожало его убеждениям, его гордости, самому его существованию. И еще маленьким ребенком он знал, как устранить эту преграду. Он всегда был прав, действуя инстинктивно.
На могиле своей матери Михаэль был готов поклясться, что жена его была девственницей, когда он познал ее на брачном ложе. Но если с тех пор она была ему неверна, то теперь могла носить в себе ребенка от Лео Бомонта. Дети Эльвиры совершенно не были похожи на законного отца, но лишь после их рождения он стал подозревать супругу в неверности. Но теперь уж он не даст свое имя еще одному чужому ребенку. Ему нужен наследник, в происхождении которого он не будет ни на йоту сомневаться.
Сегодня вечером он начнет действовать, а потом решит, что делать с братцем Эльвиры. Он закрыл глаза — голова его раскалывалась. Откинувшись на спинку кресла, он попробовал отвлечься, но мучительное видение белоснежного тела Корделии, переплетенного с жилистым телом Лео Бомонта, не выходило из головы. Это видение переполняло ревнивца, наливая его душу таким страшным гневом, что он почувствовал позывы рвоты и сжал пальцами ручки кресла.
— Князь, вы выглядите нездоровым.
Михаэль открыл глаза. Один из королевских конюших смотрел на него с деланно заботливым, но в то же время и недовольным выражением налицо.
— Его величество обратил внимание, — объяснил конюший.
Для Михаэля этого намека было вполне достаточно, остальное он понял без слов: ему не следует омрачать королевский взор видом хилого и разваливающегося тела.
Михаэль поднялся с кресла, не в состоянии скрыть, каких усилий это ему стоило.
— Мне кажется, я несколько устал, — сказал он. — Передайте его величеству, что я прошу извинить меня.
С этими словами он направился к выходу из салона, с большим трудом передвигая ноги.
Неужели его обманщица жена навела на него порчу? Он никак не мог избавиться от этой мысли. Хотя скорее всего это проделки наперсницы Корделии — Матильды. Он с первого же взгляда распознал в ней ведьму, и, возможно, она сглазила его потому, что была им изгнана.
Пошатываясь, он вошел в свои апартаменты, вызвал звонком Бриона, велел принести коньяк и закрылся в гардеробной. До возвращения жены он должен кое-что приготовить.
Лео, нахмурясь, смотрел за тем, как Михаэль покидал салон. Ему явно нездоровилось, и Лео поймал себя на том, что проклинает снадобье Матильды. Ведь именно из-за этого снадобья он не мог приступить к выполнению своего плана.
Плана, который можно было осуществить только тогда, когда Михаэль снова будет в полном здравии.
Мог ли Михаэль слышать лепет Амелии насчет паспорта? Хотя девочка говорила очень тихо, полной уверенности у него не было. Было бы жесточайшей иронией судьбы, если бы человек, никогда не обращавший ни малейшего внимания на своих дочерей, услышал именно те слова, которые ему не надо было слышать. Но если он все же услышал их…
Впрочем, сейчас ничего уже не поделаешь. А после завтрашнего представления все это не будет иметь никакого значения.
— Лео, Михаэль ушел, — услышал он откуда-то из-за плеча слова, произнесенные запыхавшейся Корделией. — Не могу поверить, что он оставил меня без присмотра, но тем не менее это так.
— Я вижу.
Взглянув на нее, он почувствовал, что хочет обнять ее.
Хочет сжать в объятиях и ощутить горячую сладость ее губ, гибкую стройность ее тела, вдохнуть аромат ее кожи. Она прочитала это в его глазах, и ее ответный взгляд наполнился страстным желанием.
— Куда мы можем спрятаться?
Он едва удержался от смеха, так эти слова были типичны для Корделии. Никаких околичностей, никаких раздумий, сразу к делу. Но время беззаботных смешков и занятий любовью миновало, и, чтобы его вернуть, надо всерьез позаботиться о будущем.
Он отрицательно покачал головой и увидел разочарование, промелькнувшее в ее взоре.
— Дорогая моя, сейчас мы не можем рисковать. Прогуляйся со мной по галерее.
С этими словами он предложил ей руку. Корделия оперлась на нее, с трудом скрывая любопытство.
— У тебя появился план, — сказала она, когда они двинулись сквозь толпу. — Посвяти меня в него.
Они остановились у высокого окна И, делая вид, что ведут светский разговор, принялись тихо обсуждать план Лео.
— Я хочу, чтобы ты завтра взяла детей и ушла вместе с ними к Матильде и Кристиану.
— Но зачем?
— Чтобы проверить, может ли это получиться, — просто ответил он. — Генеральная репетиция, если хочешь.
И он стал загибать пальцы, говоря при этом тихо, но убедительно:
— Мы должны быть уверены, что гувернантка не поднимет переполох, а также убедиться, можно ли вам всем вместе покинуть дворец, не вызывая ненужных пересудов. И наконец, хотелось бы проверить, не будут ли дети в тягость, ведь они еще слишком маленькие и не понимают, что в самом деле происходит. — Он взглянул на нее. — Это тебе понятно, Корделия?
— Мне кажется, да, — с сомнением в голосе произнесла она.
Почему у нее такое чувство, что он что-то скрывает? Она подняла на него взгляд.
— Ведь ты не будешь обманывать меня, Лео, не правда ли?
— Для чего мне это делать? — с легкой иронией спросил он, вопросительно приподнимая бровь.
Корделия пожала плечами.
— Я не знаю, но мне кажется…
Несмотря на все его заверения, она не могла избавиться от сомнений.
Лео вновь перебрал в голове доводы, по которым ни Корделия, ни дети не должны присутствовать на завтрашнем представлении. Одно необдуманное ее слово или поступок, когда она поймет, что он собирается сделать, может раскрыть всем их отношения и лишить его вызов Михаэлю глубинного смысла. Дети не должны даже подозревать о том, что отец сделал с их матерью. Но как только вызов будет брошен и начнутся приготовления к дуэли, она и дети должны отправиться в Англию под присмотром Кристиана… просто на тот случай, если все обернется плохо…
Но этого не будет. Отчаянная решимость победить на дуэли убеждала его в том, что он правильно поступает, не раскрывая своей возлюбленной весь план.
Корделия убрала свою ладонь с его руки.
— Ты говоришь мне не правду! — горько произнесла она, повышая голос. — Я это чувствую и читаю в твоих глазах.
Он покачал головой.
— Ты просто устала, Корделия. И совсем не спала прошлую ночь, да еще у тебя был такой длинный и хлопотный день.
Все это была истинная правда. Но все же она знала, что она права.
— Если ты таишься от меня, то я ничего не могу с этим поделать. — В ее глазах сквозила обида. — Я сделаю так, как ты говоришь, потому что я тебе верю. Позвольте пожелать вам спокойной ночи, милорд.
С этими словами она присела в реверансе и удалилась.
Неимоверная усталость навалилась на Корделию, когда она возвращалась в свои комнаты. Усталость, разочарование, а теперь еще и чувство одиночества. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы рядом сейчас оказалась Матильда. Чтобы та уложила ее в постель, принесла горячего молока, положила холодный, пропитанный ароматом лаванды платок на лоб и успокоила, сказав, что все будет хорошо.
С внезапной решимостью она повернула на лестницу, ведущую из королевских покоев. По крайней мере сегодня Михаэль вряд ли станет домогаться ее, и маленькая Элси сможет спокойно подготовить ее ко сну.
Войдя в спальню, она улыбнулась дожидающейся ее горничной и бессильно рухнула на диван.
Элси изо всех сил старалась заменить Матильду, но у нее ничего не получалось, и спустя минуту Корделия взяла щетку из ее рук и сама стала расчесывать волосы.
Со вздохом облегчения забравшись в постель, она утонула в мягкой пуховой перине.
— Задуй свечи, Элси, и задерни полог.
Когда служанка задергивала полог, Корделия уже спала глубоким сном без сновидений.
Михаэль ждал, подремывая в кресле, стоявшем в гардеробной. Ему нужно было улучить момент, когда жена по-настоящему заснет, потому что он еще не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы справиться с ней, если она будет сопротивляться. Он вспомнил, как дал Эльвире первые дозы яда в бокале с шампанским, которое она так любила. Спустя пару дней, когда зелье стало действовать и она ослабела настолько, что не смогла бы сопротивляться, даже зная, чем ее потчуют, он уже делал это открыто. Но ей даже в голову не приходило, что он ей дает. И лишь в последние часы она догадалась — он прочитал это в ее глубоко запавших глазах.
Но сейчас у него не было причин скрывать от Корделии своих намерений. Сказать по правде, он и не собирался этого делать.
Около двух часов ночи он начал чувствовать, что слабость отступает. Каждый раз, просыпаясь после краткого забытья, он чувствовал себя все более сильным и решительным, а головокружение, к его величайшему облегчению, отпустило его. Встав с кресла, чтобы проверить это, он понял, что голова больше не кружится. Наверное, решил он для себя, это была какая-то незначительная инфекция, затуманившая его сознание. Абсурдно было бы подозревать, что на него навели порчу.
Дворец был тих, и в его собственных апартаментах царила полная тишина. Слуги давно лежали в своих кроватях.
Корделия вернулась в свою спальню около часа тому назад.
Теперь она наверняка уже спит.
Он взял в руки четыре куска витого шелкового шнура, подергал, проверяя на прочность. Этот шнур удержит в постели хрупкое тело Корделии, несмотря на ее сопротивление.
Намотав шнур на руку, он взял с туалетного столика неглубокую серебряную чашку и понюхал ее содержимое. Горькая усмешка скользнула по его губам. Настойка можжевельника.
Не зря на языке сутенеров и повивальных бабок она называется «покров стыда». И еще она известна как «восстановитель стройных фигур и честных репутаций» и именно для этих целей и будет использована этой ночью.
Он осторожно прошел в гардеробную Корделии и повернул ручку двери, ведущей в спальню. В комнате было темно, лишь слабый свет луны падал сквозь полуоткрытые занавеси на окнах. Подойдя к, кровати, он беззвучно отодвинул полог в головах постели. Фигура Корделии неясно обрисовывалась под одеялом. Она крепко спала лежа на спине, руки ее были заброшены за голову.
Зайдя за спинку кровати, он привязал ее правую руку к деревянной балясине. Но даже в глубоком сне она почувствовала, что к ней приближается нечто ужасное, и стала постепенно приходить в себя. Она лишь наполовину проснулась, пытаясь понять, что происходит, когда веревка обвила ее другую руку. И эта рука тоже оказалась привязанной к спинке кровати, пока она открывала рот, чтоб вскрикнуть.
— Кричи, если хочешь. Никто не поможет тебе.
Холодный голос Михаэля донесся до нее словно из длинного туннеля. Она забилась, пытаясь освободиться, и наконец увидела его темную фигуру.
О Боже, что он собирается делать? Неужели убить?
Она снова попыталась вырваться, подняла ноги, чтобы ударить его. Он увернулся, схватил в руки одно колено и засмеялся. По лицу, освещенному луной, скользнула довольная улыбка, и она поняла, что оказываемое ему сопротивление только усиливало его удовольствие.
— Нет! — Протестующий крик вырвался у нее из груди, когда он вытянул ее ногу и привязал к кровати. — Нет!
Но он, не обращая никакого внимания на ее крики, привязал и другую ногу, так что она оказалась распростерта на кровати с протянутыми в стороны руками и ногами и смотрела на него глазами, потемневшими от ужаса.
— Ну а теперь, моя дорогая, — произнес он, присаживаясь на кровати у изголовья, — я хочу дать тебе кое-что выпить. И чем скорее ты это выпьешь, тем быстрее окончатся твои неприятности.
Она покачала головой, распущенные волосы упали вдоль ее лица, оттеняя своей чернотой его смертную бледность. Он собирается убить ее точно так же, как убил Эльвиру.
Она попыталась снова крикнуть, но звуки застряли у нее в горле — так силен был внушаемый им страх. Когда он поднес к ее губам серебряную чашку, она отвернула лицо.
Тогда он нагнулся над ней и вылил содержимое чашки прямо ей в горло. Она закашлялась и проглотила горьковатую, пахнущую травами и какими-то лекарствами жидкость.
Он еще немного подержал ее, пока не убедился, что она проглотила зелье до последней капли, потом отпустил ее и встал.
— Ты не родишь ублюдка, — жестоко произнес он. — Кого бы ты ни носила сейчас, к утру ты избавишься от него.
А потом, проклятая сука, ты будешь лежать подо мной день и ночь, пока» не зачнешь моего сына.
Не понимая, она уставилась на него взглядом, полным ужаса от того, что ей сейчас пришлось пережить.
— Теперь я оставлю тебя наедине с твоим воображением.
С этими словами он развязал удерживающие ее веревки, потом выпрямился, и она разглядела змеиную улыбку на его губах.
— Сомневаюсь, что тебе предстоит приятная ночь, но уверен, что наказание соответствует проступку.
Он вышел из комнаты. Она услышала, как хлопнула дверь и снаружи в замке повернулся ключ. Она осталась одна.
Милосердный Господь, что же Михаэль дал ей? Она попыталась перебороть объявший ее ужас, чтобы не лишиться способности рассуждать. Как он сказал? «Ты не родишь ублюдка».
Теперь она поняла, что за снадобье он заставил ее выпить. Нечто такое, что прерывает беременность. Должно быть, он каким-то образом узнал про их отношения с Лео. Но как? И в довершение всего она даже не знает, действительно ли беременна. Даже если она и носит в себе ребенка, то это наверняка ребенок Михаэля. Лео всегда был в этом отношении осторожен.
Она села в постели. Когда же зелье начнет действовать?
И как его действие проявится? Сама мысль о том, как некая чужеродная субстанция начала внутри ее свою разрушительную работу, была столь страшна, что черная пелена ужаса едва не затмила ее сознание, но она усилием воли заставила себя успокоиться.
Она закрыла глаза, чувствуя, как по щекам сбегают горячие слезы, и постаралась заснуть. Пусть побыстрее пройдет эта ужасная ночь.
Под утро начались судороги. Она стонала, скорчившись от боли, стараясь в то же время как-то расслабить сведенные мышцы живота. Боль была куда сильнее, чем обычно во время месячных, да и кровь текла обильнее. Внезапно она почувствовала такую слабость, что не могла пошевельнуться, не могла посмотреть, что с ней происходит.
Простыни под ней промокли от крови, слабость наваливалась волнами.
Неужели она погибнет от потери крови? Корделия открыла рот и крикнула. Она кричала еще, и еще, пока от усилий не заболело горло. Но вот в салоне послышались какие-то звуки, затем голоса и чьи-то шаги. Ручка двери повернулась, но замок не позволил двери открыться. Она снова закричала.
Дверь гардеробной открылась, и в комнату вошел Михаэль.
— Прекрати мяукать, сука!
Он подошел и отбросил в сторону одеяло, с отвращением глядя на лужу крови, в которой лежала Корделия. Потом перевел взгляд на ее лицо и спокойным тоном довольно произнес:
— Теперь ты не родишь ублюдка.
Сил у Корделии почти не осталось, но она снова вскрикнула. Это было единственное, что она еще могла делать. В голосе ее звучали боль, ужас и ненависть.
Михаэль снова посмотрел на красную лужу. В его планы не входило, чтобы она умерла от потери крови. Он открыл дверь в салон и крикнул:
— Брион, сходите за лекарем!
Корделия приподнялась, опираясь на локоть. Не спуская с него запавших глаз, она сказала:
— Если вы не хотите, чтобы я умерла, пошлите за Матильдой. — Она произнесла это медленно, через силу, с трудом выдавливая из себя слова. — Матильда знает, как остановить это. — И снова упала в постель.
Михаэль колебался. Он совсем не хотел, чтобы она умерла. Он хотел лишь проучить ее. Наказать. Вырвать из нее ту жизнь, которая не была его собственной кровью и плотью. И он еще не довел до конца весь свой замысел.
— Где она?
Даже в таком состоянии Корделия понимала, что, раскрывая местопребывание Матильды, она может поставить под угрозу все их планы, но не хотела умирать. Ведь только Матильда могла ей помочь. Возможно, Михаэль проделал все это только для того, чтобы вырвать у нее адрес Матильды, но она должна была пойти на риск.
— В городке. В меблированных комнатах «Голубой кабан».
Новый приступ боли заставил ее закрыть глаза.
Когда она снова открыла их, то первым делом увидела лицо Матильды, и слезы ручьем хлынули у нее из глаз.
Матильда наклонилась и поцеловала ее.
— Все хорошо, моя крошка. Все хорошо.
— Я умру?
— Нет, Господь с тобой. — Она улыбнулась, но эта улыбка не смогла стереть угрюмость, сквозившую в ее взгляде. — Кровотечение почти остановилось.
— Но как?..
— О, у меня свои методы, дитя мое. Лучше сядь и выпей вот это.
С этими словами она просунула руку под спину Корделии и усадила ее в постели.
Теперь под ней были чистые хрустящие простыни, новая ночная рубашка свежевыглажена. Ничто в комнате не напоминало о боли и кровавом ужасе этой ночи. Разве что красная жидкость, чашку с которой Матильда поднесла к ее губам.
— Что это такое? — С инстинктивной гримасой на лице Она попыталась оттолкнуть ее от себя.
— Выпей все до дна. Тебе надо восстановить силы.
— Это кровь? — Она с отвращением на лице посмотрела на свою няню.
— И еще кое-что.
Корделия, закрыв глаза, выпила теплую, отвратительно пахнущую жидкость, которая странным образом оказалась на вкус не так уж плоха. И во всяком случае, не имела специфического соленого привкуса крови.
— Через час тебе придется выпить еще порцию, — сказала Матильда, забирая у нее чашку.
Корделия откинулась на подушки, чувствуя, как по телу разливаются тепло и приятная сонливость.
— Матильда!
— Да, милая? — обернулась к ней няня.
— Что со мной? Я хочу сказать, я и правда…
— Даже если бы и была беременна, то еще слишком рано, чтобы что-то сказать определенно, — быстро ответила Матильда.
— А где Михаэль?
— Этот негодяй! — Матильда не стала проклинать его вслух, но выражение ее лица говорило о многом. — Я еще с ним не закончила.
— Он здесь?
— Нет. Он ушел, чтобы присутствовать при утреннем туалете короля, и до его прихода я должна уйти отсюда, — уязвленно ответила она.
— Он что-нибудь сказал тебе?
Матильда покачала головой.
— Просто сказал, что у тебя, как ему кажется, выкидыш и что я должна позаботиться о тебе.
— Он дал мне выпить что-то, чтобы это случилось, — ничего не выражающим, слабым голосом произнесла Корделия. — Не знаю, что это было такое. Но он, похоже, узнал про Лео.
Матильда взглянула на нее и с минуту не сводила с Корделии непроницаемый взор своих черных глаз. Потом кивнула головой и все с тем же выражением лица вернулась к прерванному занятию — она упаковывала мешочки и пакетики в кожаный баул, который всегда был при ней. За годы, прожитые с Матильдой, Корделия привыкла верить содержимому этого баула столь же безоговорочно, как она верила его хозяйке.
— Как девочка? — спросила Матильда, кивая по направлению к гардеробной. — Такая же глупая, как и ее глупая мордашка?
Слабая улыбка скользнула по лицу Корделии.
— Да, но добрая и очень старается.
Матильда усмехнулась и сказала:
— Что ж, тогда я скажу ей, что и когда тебе надо давать.
— Скажи мне. Я чувствую себя сейчас гораздо лучше.
— Ты потеряла много крови, — сообщила ей Матильда. — И тебе надо восполнить эту утрату.
Она наполнила кувшин красной жидкостью.
— Принимай по чашке каждый час, пока все не выпьешь.
— А что это? — снова спросила Корделия.
— Костный мозг, разные травы, имбирь… О, Да много такого, чего тебе не следует даже запоминать, — ответила Матильда, ставя кувшин на столик рядом с кроватью. — Ну что ж, если кровотечение снова станет сильным, больше, чем при обычных месячных, пошли девушку за мной.
Корделия кивнула.
— Матильда, Лео хочет, чтобы детей сегодня после обеда не было во дворце. Их гувернантка будет знать, что они занимаются музыкой. Вчера после обеда я передала Кристиану записку, в которой просила его официально уведомить гувернантку, что завтра в три часа дня он ждет детей на урок музыки в своих меблированных комнатах в юроде. Я собиралась сама отвести их туда, но теперь, мне кажется, не смогу.
Ты можешь сделать так, чтобы они пошли туда?
— Ах, предоставь это мне. — И Матильда снова склонилась над ней, убирая упавшие на лоб волосы. — Скажи только, как найти их в этом муравейнике.
Корделия подробно рассказала ей дорогу, и Матильда кивнула головой в знак того, что она поняла.
— Я пригляжу за этим, девочка. Ты уже немного порозовела. А как боли?
— Не больше, чем обычно при месячных.
— Не вставай сегодня с постели, и завтра ты будешь в полном порядке. — Она поцеловала свою подопечную и потрепала ее по щеке. — Мы справимся с этим, не бойся.
Корделия улыбнулась в ответ слегка вымученной улыбкой. Ее немного удивило, что Матильда никак не прореагировала на сообщение о роли Михаэля во всем этом деле, но мудрая женщина и раньше порой удивляла ее. Няня еще раз поцеловала подопечную и скрылась в гардеробной, давая там исчерпывающие указания Элси.
Корделия подумала, что она ни за что бы не выдержала весь этот ужас, если бы не знала, что очень скоро скроется от него навсегда. Теперь она желала этого, как никогда ранее.
Она поняла, что Михаэль пойдет на все, что только заблагорассудится его извращенному сознанию.
Но что же на самом деле планировал Лео? Он так и не привел ей все доводы, почему он хотел, чтобы она покинула Версаль сегодня после обеда. И, как бы Корделия ни старалась убедить себя, что он сказал всю правду, в глубине души она сознавала, что это не так. Она снова закрыла глаза, размышляя. В четыре часа пополудни в театре, построенном мадам Помпадур, должно состояться представление. Тойнет уже заранее была в восторге от великолепия постановки и роскоши декораций, так напоминающих ей театральные представления ее детства в маленьком театре Шенбрунна, в котором дети императорской семьи выступали перед заезжими знаменитостями и придворными.
Почему же Лео не хотел, чтобы она присутствовала на этом спектакле?
— Миледи, вам ничего не нужно? — услышала она голос Элси и открыла глаза.
— Да, налей мне лекарство из кувшина, — сказала она.
Если она решила выбраться из постели и все-таки быть на этом представлении, то ей понадобятся силы.
Когда князь Михаэль вернулся в апартаменты, он нашел жену мирно спящей в постели. Что ж, Матильда отлично выполнила свою работу и после этого убралась, как ей и было ведено. Он внимательно оглядел Корделию. Она выглядела совершенно как всегда, на щеках ее играл легкий румянец. Если бы ее нянька, эта колдунья, не преуспела в порученном деле, гнить бы ей в Бастилии. Что ж, она даже заслуживает вознаграждения. И пока она не будет попадаться ему на глаза, он позволит ей жить на этом свете.
Ресницы Корделии затрепетали, она открыла глаза, и на какое-то мгновение в их синей глубине проступил откровенный страх, когда она поняла, что муж, нахмурясь, рассматривает ее.
— Вам уже лучше, как я вижу.
Она лишь еле кивнула головой в ответ. Похоже, силы еще не до конца вернулись к ней, и лучше не трогать ее сегодня.
— Вы должны оставаться в постели, — произнес он, потом резко повернулся на каблуках и вышел из спальни.
Она останется в постели ровно до четырех часов дня, подумала она, закрывая глаза. А потом соберет все силы и дотащится до театра, чего бы ей это ни стоило.
Глава 24
Лео Бомонт сопровождал жену Михаэля всю долгую дорогу от Вены. Двадцать три дня в его обществе. Более чем достаточно для того, чтобы между ними что-то возникло.
Неужели она поделилась с ним всеми тайнами своего брака?
Конечно, она вполне могла доверить их любовнику. А пылкий любовник тут же стал бы придумывать, как увезти ее.
Жирные черви подозрения зашевелились в голове Михаэля сразу же, как он услышал вопрос, заданный дочерью сегодняшним вечером. Эльвира была обманщицей. Эльвира была неверна ему. Почему же ее брат должен отличаться от нее? Михаэль никогда не испытывал приязни к брату Эльвиры. Он порой пользовался его услугами, но никогда до конца не доверял ему. И особенно после смерти Эльвиры. В нем было какое-то лукавство. Особенно же странной Михаэлю казалась его упрямая забота о близнецах. Ну какой же взрослый человек без серьезных причин будет проявлять такое внимание к существам, которые никак не могут отплатить ему?
Однажды зародившиеся в нем подозрения росли и крепли, как это было и в истории с Эльвирой, и всего за несколько часов переросли в логически обоснованную убежденность.
Лео планировал похитить детей своей сестры и намеревался сбежать вместе с его женой. Михаэль твердо знал, что не ошибся в своих подозрениях, как и всегда, доверяясь внутреннему голосу. Он обладал обостренным чутьем, когда какая-то преграда вставала у него на пути или что-то угрожало его убеждениям, его гордости, самому его существованию. И еще маленьким ребенком он знал, как устранить эту преграду. Он всегда был прав, действуя инстинктивно.
На могиле своей матери Михаэль был готов поклясться, что жена его была девственницей, когда он познал ее на брачном ложе. Но если с тех пор она была ему неверна, то теперь могла носить в себе ребенка от Лео Бомонта. Дети Эльвиры совершенно не были похожи на законного отца, но лишь после их рождения он стал подозревать супругу в неверности. Но теперь уж он не даст свое имя еще одному чужому ребенку. Ему нужен наследник, в происхождении которого он не будет ни на йоту сомневаться.
Сегодня вечером он начнет действовать, а потом решит, что делать с братцем Эльвиры. Он закрыл глаза — голова его раскалывалась. Откинувшись на спинку кресла, он попробовал отвлечься, но мучительное видение белоснежного тела Корделии, переплетенного с жилистым телом Лео Бомонта, не выходило из головы. Это видение переполняло ревнивца, наливая его душу таким страшным гневом, что он почувствовал позывы рвоты и сжал пальцами ручки кресла.
— Князь, вы выглядите нездоровым.
Михаэль открыл глаза. Один из королевских конюших смотрел на него с деланно заботливым, но в то же время и недовольным выражением налицо.
— Его величество обратил внимание, — объяснил конюший.
Для Михаэля этого намека было вполне достаточно, остальное он понял без слов: ему не следует омрачать королевский взор видом хилого и разваливающегося тела.
Михаэль поднялся с кресла, не в состоянии скрыть, каких усилий это ему стоило.
— Мне кажется, я несколько устал, — сказал он. — Передайте его величеству, что я прошу извинить меня.
С этими словами он направился к выходу из салона, с большим трудом передвигая ноги.
Неужели его обманщица жена навела на него порчу? Он никак не мог избавиться от этой мысли. Хотя скорее всего это проделки наперсницы Корделии — Матильды. Он с первого же взгляда распознал в ней ведьму, и, возможно, она сглазила его потому, что была им изгнана.
Пошатываясь, он вошел в свои апартаменты, вызвал звонком Бриона, велел принести коньяк и закрылся в гардеробной. До возвращения жены он должен кое-что приготовить.
Лео, нахмурясь, смотрел за тем, как Михаэль покидал салон. Ему явно нездоровилось, и Лео поймал себя на том, что проклинает снадобье Матильды. Ведь именно из-за этого снадобья он не мог приступить к выполнению своего плана.
Плана, который можно было осуществить только тогда, когда Михаэль снова будет в полном здравии.
Мог ли Михаэль слышать лепет Амелии насчет паспорта? Хотя девочка говорила очень тихо, полной уверенности у него не было. Было бы жесточайшей иронией судьбы, если бы человек, никогда не обращавший ни малейшего внимания на своих дочерей, услышал именно те слова, которые ему не надо было слышать. Но если он все же услышал их…
Впрочем, сейчас ничего уже не поделаешь. А после завтрашнего представления все это не будет иметь никакого значения.
— Лео, Михаэль ушел, — услышал он откуда-то из-за плеча слова, произнесенные запыхавшейся Корделией. — Не могу поверить, что он оставил меня без присмотра, но тем не менее это так.
— Я вижу.
Взглянув на нее, он почувствовал, что хочет обнять ее.
Хочет сжать в объятиях и ощутить горячую сладость ее губ, гибкую стройность ее тела, вдохнуть аромат ее кожи. Она прочитала это в его глазах, и ее ответный взгляд наполнился страстным желанием.
— Куда мы можем спрятаться?
Он едва удержался от смеха, так эти слова были типичны для Корделии. Никаких околичностей, никаких раздумий, сразу к делу. Но время беззаботных смешков и занятий любовью миновало, и, чтобы его вернуть, надо всерьез позаботиться о будущем.
Он отрицательно покачал головой и увидел разочарование, промелькнувшее в ее взоре.
— Дорогая моя, сейчас мы не можем рисковать. Прогуляйся со мной по галерее.
С этими словами он предложил ей руку. Корделия оперлась на нее, с трудом скрывая любопытство.
— У тебя появился план, — сказала она, когда они двинулись сквозь толпу. — Посвяти меня в него.
Они остановились у высокого окна И, делая вид, что ведут светский разговор, принялись тихо обсуждать план Лео.
— Я хочу, чтобы ты завтра взяла детей и ушла вместе с ними к Матильде и Кристиану.
— Но зачем?
— Чтобы проверить, может ли это получиться, — просто ответил он. — Генеральная репетиция, если хочешь.
И он стал загибать пальцы, говоря при этом тихо, но убедительно:
— Мы должны быть уверены, что гувернантка не поднимет переполох, а также убедиться, можно ли вам всем вместе покинуть дворец, не вызывая ненужных пересудов. И наконец, хотелось бы проверить, не будут ли дети в тягость, ведь они еще слишком маленькие и не понимают, что в самом деле происходит. — Он взглянул на нее. — Это тебе понятно, Корделия?
— Мне кажется, да, — с сомнением в голосе произнесла она.
Почему у нее такое чувство, что он что-то скрывает? Она подняла на него взгляд.
— Ведь ты не будешь обманывать меня, Лео, не правда ли?
— Для чего мне это делать? — с легкой иронией спросил он, вопросительно приподнимая бровь.
Корделия пожала плечами.
— Я не знаю, но мне кажется…
Несмотря на все его заверения, она не могла избавиться от сомнений.
Лео вновь перебрал в голове доводы, по которым ни Корделия, ни дети не должны присутствовать на завтрашнем представлении. Одно необдуманное ее слово или поступок, когда она поймет, что он собирается сделать, может раскрыть всем их отношения и лишить его вызов Михаэлю глубинного смысла. Дети не должны даже подозревать о том, что отец сделал с их матерью. Но как только вызов будет брошен и начнутся приготовления к дуэли, она и дети должны отправиться в Англию под присмотром Кристиана… просто на тот случай, если все обернется плохо…
Но этого не будет. Отчаянная решимость победить на дуэли убеждала его в том, что он правильно поступает, не раскрывая своей возлюбленной весь план.
Корделия убрала свою ладонь с его руки.
— Ты говоришь мне не правду! — горько произнесла она, повышая голос. — Я это чувствую и читаю в твоих глазах.
Он покачал головой.
— Ты просто устала, Корделия. И совсем не спала прошлую ночь, да еще у тебя был такой длинный и хлопотный день.
Все это была истинная правда. Но все же она знала, что она права.
— Если ты таишься от меня, то я ничего не могу с этим поделать. — В ее глазах сквозила обида. — Я сделаю так, как ты говоришь, потому что я тебе верю. Позвольте пожелать вам спокойной ночи, милорд.
С этими словами она присела в реверансе и удалилась.
Неимоверная усталость навалилась на Корделию, когда она возвращалась в свои комнаты. Усталость, разочарование, а теперь еще и чувство одиночества. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы рядом сейчас оказалась Матильда. Чтобы та уложила ее в постель, принесла горячего молока, положила холодный, пропитанный ароматом лаванды платок на лоб и успокоила, сказав, что все будет хорошо.
С внезапной решимостью она повернула на лестницу, ведущую из королевских покоев. По крайней мере сегодня Михаэль вряд ли станет домогаться ее, и маленькая Элси сможет спокойно подготовить ее ко сну.
Войдя в спальню, она улыбнулась дожидающейся ее горничной и бессильно рухнула на диван.
Элси изо всех сил старалась заменить Матильду, но у нее ничего не получалось, и спустя минуту Корделия взяла щетку из ее рук и сама стала расчесывать волосы.
Со вздохом облегчения забравшись в постель, она утонула в мягкой пуховой перине.
— Задуй свечи, Элси, и задерни полог.
Когда служанка задергивала полог, Корделия уже спала глубоким сном без сновидений.
Михаэль ждал, подремывая в кресле, стоявшем в гардеробной. Ему нужно было улучить момент, когда жена по-настоящему заснет, потому что он еще не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы справиться с ней, если она будет сопротивляться. Он вспомнил, как дал Эльвире первые дозы яда в бокале с шампанским, которое она так любила. Спустя пару дней, когда зелье стало действовать и она ослабела настолько, что не смогла бы сопротивляться, даже зная, чем ее потчуют, он уже делал это открыто. Но ей даже в голову не приходило, что он ей дает. И лишь в последние часы она догадалась — он прочитал это в ее глубоко запавших глазах.
Но сейчас у него не было причин скрывать от Корделии своих намерений. Сказать по правде, он и не собирался этого делать.
Около двух часов ночи он начал чувствовать, что слабость отступает. Каждый раз, просыпаясь после краткого забытья, он чувствовал себя все более сильным и решительным, а головокружение, к его величайшему облегчению, отпустило его. Встав с кресла, чтобы проверить это, он понял, что голова больше не кружится. Наверное, решил он для себя, это была какая-то незначительная инфекция, затуманившая его сознание. Абсурдно было бы подозревать, что на него навели порчу.
Дворец был тих, и в его собственных апартаментах царила полная тишина. Слуги давно лежали в своих кроватях.
Корделия вернулась в свою спальню около часа тому назад.
Теперь она наверняка уже спит.
Он взял в руки четыре куска витого шелкового шнура, подергал, проверяя на прочность. Этот шнур удержит в постели хрупкое тело Корделии, несмотря на ее сопротивление.
Намотав шнур на руку, он взял с туалетного столика неглубокую серебряную чашку и понюхал ее содержимое. Горькая усмешка скользнула по его губам. Настойка можжевельника.
Не зря на языке сутенеров и повивальных бабок она называется «покров стыда». И еще она известна как «восстановитель стройных фигур и честных репутаций» и именно для этих целей и будет использована этой ночью.
Он осторожно прошел в гардеробную Корделии и повернул ручку двери, ведущей в спальню. В комнате было темно, лишь слабый свет луны падал сквозь полуоткрытые занавеси на окнах. Подойдя к, кровати, он беззвучно отодвинул полог в головах постели. Фигура Корделии неясно обрисовывалась под одеялом. Она крепко спала лежа на спине, руки ее были заброшены за голову.
Зайдя за спинку кровати, он привязал ее правую руку к деревянной балясине. Но даже в глубоком сне она почувствовала, что к ней приближается нечто ужасное, и стала постепенно приходить в себя. Она лишь наполовину проснулась, пытаясь понять, что происходит, когда веревка обвила ее другую руку. И эта рука тоже оказалась привязанной к спинке кровати, пока она открывала рот, чтоб вскрикнуть.
— Кричи, если хочешь. Никто не поможет тебе.
Холодный голос Михаэля донесся до нее словно из длинного туннеля. Она забилась, пытаясь освободиться, и наконец увидела его темную фигуру.
О Боже, что он собирается делать? Неужели убить?
Она снова попыталась вырваться, подняла ноги, чтобы ударить его. Он увернулся, схватил в руки одно колено и засмеялся. По лицу, освещенному луной, скользнула довольная улыбка, и она поняла, что оказываемое ему сопротивление только усиливало его удовольствие.
— Нет! — Протестующий крик вырвался у нее из груди, когда он вытянул ее ногу и привязал к кровати. — Нет!
Но он, не обращая никакого внимания на ее крики, привязал и другую ногу, так что она оказалась распростерта на кровати с протянутыми в стороны руками и ногами и смотрела на него глазами, потемневшими от ужаса.
— Ну а теперь, моя дорогая, — произнес он, присаживаясь на кровати у изголовья, — я хочу дать тебе кое-что выпить. И чем скорее ты это выпьешь, тем быстрее окончатся твои неприятности.
Она покачала головой, распущенные волосы упали вдоль ее лица, оттеняя своей чернотой его смертную бледность. Он собирается убить ее точно так же, как убил Эльвиру.
Она попыталась снова крикнуть, но звуки застряли у нее в горле — так силен был внушаемый им страх. Когда он поднес к ее губам серебряную чашку, она отвернула лицо.
Тогда он нагнулся над ней и вылил содержимое чашки прямо ей в горло. Она закашлялась и проглотила горьковатую, пахнущую травами и какими-то лекарствами жидкость.
Он еще немного подержал ее, пока не убедился, что она проглотила зелье до последней капли, потом отпустил ее и встал.
— Ты не родишь ублюдка, — жестоко произнес он. — Кого бы ты ни носила сейчас, к утру ты избавишься от него.
А потом, проклятая сука, ты будешь лежать подо мной день и ночь, пока» не зачнешь моего сына.
Не понимая, она уставилась на него взглядом, полным ужаса от того, что ей сейчас пришлось пережить.
— Теперь я оставлю тебя наедине с твоим воображением.
С этими словами он развязал удерживающие ее веревки, потом выпрямился, и она разглядела змеиную улыбку на его губах.
— Сомневаюсь, что тебе предстоит приятная ночь, но уверен, что наказание соответствует проступку.
Он вышел из комнаты. Она услышала, как хлопнула дверь и снаружи в замке повернулся ключ. Она осталась одна.
Милосердный Господь, что же Михаэль дал ей? Она попыталась перебороть объявший ее ужас, чтобы не лишиться способности рассуждать. Как он сказал? «Ты не родишь ублюдка».
Теперь она поняла, что за снадобье он заставил ее выпить. Нечто такое, что прерывает беременность. Должно быть, он каким-то образом узнал про их отношения с Лео. Но как? И в довершение всего она даже не знает, действительно ли беременна. Даже если она и носит в себе ребенка, то это наверняка ребенок Михаэля. Лео всегда был в этом отношении осторожен.
Она села в постели. Когда же зелье начнет действовать?
И как его действие проявится? Сама мысль о том, как некая чужеродная субстанция начала внутри ее свою разрушительную работу, была столь страшна, что черная пелена ужаса едва не затмила ее сознание, но она усилием воли заставила себя успокоиться.
Она закрыла глаза, чувствуя, как по щекам сбегают горячие слезы, и постаралась заснуть. Пусть побыстрее пройдет эта ужасная ночь.
Под утро начались судороги. Она стонала, скорчившись от боли, стараясь в то же время как-то расслабить сведенные мышцы живота. Боль была куда сильнее, чем обычно во время месячных, да и кровь текла обильнее. Внезапно она почувствовала такую слабость, что не могла пошевельнуться, не могла посмотреть, что с ней происходит.
Простыни под ней промокли от крови, слабость наваливалась волнами.
Неужели она погибнет от потери крови? Корделия открыла рот и крикнула. Она кричала еще, и еще, пока от усилий не заболело горло. Но вот в салоне послышались какие-то звуки, затем голоса и чьи-то шаги. Ручка двери повернулась, но замок не позволил двери открыться. Она снова закричала.
Дверь гардеробной открылась, и в комнату вошел Михаэль.
— Прекрати мяукать, сука!
Он подошел и отбросил в сторону одеяло, с отвращением глядя на лужу крови, в которой лежала Корделия. Потом перевел взгляд на ее лицо и спокойным тоном довольно произнес:
— Теперь ты не родишь ублюдка.
Сил у Корделии почти не осталось, но она снова вскрикнула. Это было единственное, что она еще могла делать. В голосе ее звучали боль, ужас и ненависть.
Михаэль снова посмотрел на красную лужу. В его планы не входило, чтобы она умерла от потери крови. Он открыл дверь в салон и крикнул:
— Брион, сходите за лекарем!
Корделия приподнялась, опираясь на локоть. Не спуская с него запавших глаз, она сказала:
— Если вы не хотите, чтобы я умерла, пошлите за Матильдой. — Она произнесла это медленно, через силу, с трудом выдавливая из себя слова. — Матильда знает, как остановить это. — И снова упала в постель.
Михаэль колебался. Он совсем не хотел, чтобы она умерла. Он хотел лишь проучить ее. Наказать. Вырвать из нее ту жизнь, которая не была его собственной кровью и плотью. И он еще не довел до конца весь свой замысел.
— Где она?
Даже в таком состоянии Корделия понимала, что, раскрывая местопребывание Матильды, она может поставить под угрозу все их планы, но не хотела умирать. Ведь только Матильда могла ей помочь. Возможно, Михаэль проделал все это только для того, чтобы вырвать у нее адрес Матильды, но она должна была пойти на риск.
— В городке. В меблированных комнатах «Голубой кабан».
Новый приступ боли заставил ее закрыть глаза.
Когда она снова открыла их, то первым делом увидела лицо Матильды, и слезы ручьем хлынули у нее из глаз.
Матильда наклонилась и поцеловала ее.
— Все хорошо, моя крошка. Все хорошо.
— Я умру?
— Нет, Господь с тобой. — Она улыбнулась, но эта улыбка не смогла стереть угрюмость, сквозившую в ее взгляде. — Кровотечение почти остановилось.
— Но как?..
— О, у меня свои методы, дитя мое. Лучше сядь и выпей вот это.
С этими словами она просунула руку под спину Корделии и усадила ее в постели.
Теперь под ней были чистые хрустящие простыни, новая ночная рубашка свежевыглажена. Ничто в комнате не напоминало о боли и кровавом ужасе этой ночи. Разве что красная жидкость, чашку с которой Матильда поднесла к ее губам.
— Что это такое? — С инстинктивной гримасой на лице Она попыталась оттолкнуть ее от себя.
— Выпей все до дна. Тебе надо восстановить силы.
— Это кровь? — Она с отвращением на лице посмотрела на свою няню.
— И еще кое-что.
Корделия, закрыв глаза, выпила теплую, отвратительно пахнущую жидкость, которая странным образом оказалась на вкус не так уж плоха. И во всяком случае, не имела специфического соленого привкуса крови.
— Через час тебе придется выпить еще порцию, — сказала Матильда, забирая у нее чашку.
Корделия откинулась на подушки, чувствуя, как по телу разливаются тепло и приятная сонливость.
— Матильда!
— Да, милая? — обернулась к ней няня.
— Что со мной? Я хочу сказать, я и правда…
— Даже если бы и была беременна, то еще слишком рано, чтобы что-то сказать определенно, — быстро ответила Матильда.
— А где Михаэль?
— Этот негодяй! — Матильда не стала проклинать его вслух, но выражение ее лица говорило о многом. — Я еще с ним не закончила.
— Он здесь?
— Нет. Он ушел, чтобы присутствовать при утреннем туалете короля, и до его прихода я должна уйти отсюда, — уязвленно ответила она.
— Он что-нибудь сказал тебе?
Матильда покачала головой.
— Просто сказал, что у тебя, как ему кажется, выкидыш и что я должна позаботиться о тебе.
— Он дал мне выпить что-то, чтобы это случилось, — ничего не выражающим, слабым голосом произнесла Корделия. — Не знаю, что это было такое. Но он, похоже, узнал про Лео.
Матильда взглянула на нее и с минуту не сводила с Корделии непроницаемый взор своих черных глаз. Потом кивнула головой и все с тем же выражением лица вернулась к прерванному занятию — она упаковывала мешочки и пакетики в кожаный баул, который всегда был при ней. За годы, прожитые с Матильдой, Корделия привыкла верить содержимому этого баула столь же безоговорочно, как она верила его хозяйке.
— Как девочка? — спросила Матильда, кивая по направлению к гардеробной. — Такая же глупая, как и ее глупая мордашка?
Слабая улыбка скользнула по лицу Корделии.
— Да, но добрая и очень старается.
Матильда усмехнулась и сказала:
— Что ж, тогда я скажу ей, что и когда тебе надо давать.
— Скажи мне. Я чувствую себя сейчас гораздо лучше.
— Ты потеряла много крови, — сообщила ей Матильда. — И тебе надо восполнить эту утрату.
Она наполнила кувшин красной жидкостью.
— Принимай по чашке каждый час, пока все не выпьешь.
— А что это? — снова спросила Корделия.
— Костный мозг, разные травы, имбирь… О, Да много такого, чего тебе не следует даже запоминать, — ответила Матильда, ставя кувшин на столик рядом с кроватью. — Ну что ж, если кровотечение снова станет сильным, больше, чем при обычных месячных, пошли девушку за мной.
Корделия кивнула.
— Матильда, Лео хочет, чтобы детей сегодня после обеда не было во дворце. Их гувернантка будет знать, что они занимаются музыкой. Вчера после обеда я передала Кристиану записку, в которой просила его официально уведомить гувернантку, что завтра в три часа дня он ждет детей на урок музыки в своих меблированных комнатах в юроде. Я собиралась сама отвести их туда, но теперь, мне кажется, не смогу.
Ты можешь сделать так, чтобы они пошли туда?
— Ах, предоставь это мне. — И Матильда снова склонилась над ней, убирая упавшие на лоб волосы. — Скажи только, как найти их в этом муравейнике.
Корделия подробно рассказала ей дорогу, и Матильда кивнула головой в знак того, что она поняла.
— Я пригляжу за этим, девочка. Ты уже немного порозовела. А как боли?
— Не больше, чем обычно при месячных.
— Не вставай сегодня с постели, и завтра ты будешь в полном порядке. — Она поцеловала свою подопечную и потрепала ее по щеке. — Мы справимся с этим, не бойся.
Корделия улыбнулась в ответ слегка вымученной улыбкой. Ее немного удивило, что Матильда никак не прореагировала на сообщение о роли Михаэля во всем этом деле, но мудрая женщина и раньше порой удивляла ее. Няня еще раз поцеловала подопечную и скрылась в гардеробной, давая там исчерпывающие указания Элси.
Корделия подумала, что она ни за что бы не выдержала весь этот ужас, если бы не знала, что очень скоро скроется от него навсегда. Теперь она желала этого, как никогда ранее.
Она поняла, что Михаэль пойдет на все, что только заблагорассудится его извращенному сознанию.
Но что же на самом деле планировал Лео? Он так и не привел ей все доводы, почему он хотел, чтобы она покинула Версаль сегодня после обеда. И, как бы Корделия ни старалась убедить себя, что он сказал всю правду, в глубине души она сознавала, что это не так. Она снова закрыла глаза, размышляя. В четыре часа пополудни в театре, построенном мадам Помпадур, должно состояться представление. Тойнет уже заранее была в восторге от великолепия постановки и роскоши декораций, так напоминающих ей театральные представления ее детства в маленьком театре Шенбрунна, в котором дети императорской семьи выступали перед заезжими знаменитостями и придворными.
Почему же Лео не хотел, чтобы она присутствовала на этом спектакле?
— Миледи, вам ничего не нужно? — услышала она голос Элси и открыла глаза.
— Да, налей мне лекарство из кувшина, — сказала она.
Если она решила выбраться из постели и все-таки быть на этом представлении, то ей понадобятся силы.
Когда князь Михаэль вернулся в апартаменты, он нашел жену мирно спящей в постели. Что ж, Матильда отлично выполнила свою работу и после этого убралась, как ей и было ведено. Он внимательно оглядел Корделию. Она выглядела совершенно как всегда, на щеках ее играл легкий румянец. Если бы ее нянька, эта колдунья, не преуспела в порученном деле, гнить бы ей в Бастилии. Что ж, она даже заслуживает вознаграждения. И пока она не будет попадаться ему на глаза, он позволит ей жить на этом свете.
Ресницы Корделии затрепетали, она открыла глаза, и на какое-то мгновение в их синей глубине проступил откровенный страх, когда она поняла, что муж, нахмурясь, рассматривает ее.
— Вам уже лучше, как я вижу.
Она лишь еле кивнула головой в ответ. Похоже, силы еще не до конца вернулись к ней, и лучше не трогать ее сегодня.
— Вы должны оставаться в постели, — произнес он, потом резко повернулся на каблуках и вышел из спальни.
Она останется в постели ровно до четырех часов дня, подумала она, закрывая глаза. А потом соберет все силы и дотащится до театра, чего бы ей это ни стоило.
Глава 24
—А где Корделия? — вскочил из-за спинета Кристиан, .когда Матильда с Амелией и Сильвией вошли в его комнату в гостинице «Голубой кабан». — Виконт сказал, что она придет вместе с девочками.
Он провел руками по волосам с растерянным и озабоченным видом — именно так он и выглядел все время, после того как виконт посвятил его в суть заговора и возложил на него такую трудную миссию»
Он провел руками по волосам с растерянным и озабоченным видом — именно так он и выглядел все время, после того как виконт посвятил его в суть заговора и возложил на него такую трудную миссию»