Страница:
Но разбойников очень много, более пятидесяти. Правда, со страху она могла преувеличить их число. Как бы то ни было, лучше сказать Мархему. Двое даже очень сильных мужчин не справятся с толпой вооруженных людей. Она покрепче прижала к себе ребенка, не отводя глаз от умершей подруги. Что плохого сделала в своей жизни Магдалина, почему над ней так надругались? Сара вся дрожала от гнева, непроизвольно все сильнее прижимая девочку к груди. Спохватившись, она разжала руки. Надо успокоиться, ведь отныне ей придется все время держать под контролем свои чувства, чтобы не повредить ребенку Она улыбнулась крошечной девочке и повернулась к филиппинке.
– Как ты попала сюда, Лус?
– Нас привез капитан. Я готовлю для солдат, а Рудольфо занимается лошадьми. – Лус широко улыбнулась. – Когда святой отец застал нас с Рудольфо на моей циновке, он заставил нас пожениться. – Она усмехнулась; – Я очень рада, что святой отец застукал нас. Он пришел в такой ужас, что заставил нас пожениться на следующий же день.
– Поздравляю. – Сара опустила взгляд на округлившийся живот Лус. – Ребенок? Ах, Лус, я так рада. – Ей хотелось смеяться от счастья и плакать от горя.
Она потеряла одного друга и обрела другого. Сара передала ребенка Лус и встала на колени у тела Магдалины.
– Она давно умерла?
– Только что. – Лус держала малышку на руках. – Вы хотите, чтобы я подержала ребенка?
– Ах, нет, – воскликнула Сара, и Лус передала ей крошку.
Сара крепко прижала девочку к себе.
– Я сама буду держать ее. – Она перевела взгляд с младенца на мертвое лицо Магдалины.
Девочка была похожа на мать, только кожа значительно светлее. Маленькая головка покрыта мелкими золотистыми волосиками.
– Какая хорошенькая!
– Маганда, – согласилась Лус.
– Я сама буду воспитывать ее, – нежно сказала Сара, укачивая ребенка, – я ее удочерю. – Она приподняла головку девочки, чтобы та смогла увидеть мертвую Магдалину. – Видишь, малышка? Это твоя мама, теперь я буду твоей мамой, девочка.
Слезы потекли по ее лицу. Магдалина была ей больше чем помощником, больше чем другом. И теперь ее больше нет. И Сара поклялась, мысленно обращаясь к подруге: «Магдалина, я не позволю ребенку забыть тебя. Я расскажу девочке, каким чудесным человеком ты была Я буду заботиться о ней, как о своей дочери».
– Я удочерю ее и буду заботиться о ней, – произнесла она вслух, вытирая слезы.
– Вы удочерите филиппинского ребенка, мэм? – Лус не могла скрыть удивления. – Вы? Светловолосая американка с темнокожим ребенком?
– Ну, она совсем не темная, Лус. У нее замечательный кремовый цвет кожи. Да и будь она хоть лиловая, я бы все равно не отказалась от нее. – И добавила про себя: «А Сквареза, этого развратника, я до ребенка не допущу».
И, продолжая сказанные мысленно слова, Сара прошептала:
– Обещаю тебе, Магдалина.
Но Саре пришлось оставить младенца на попечение Лус достаточно надолго, чтобы помыться, причесаться и переодеться. Она только успела застегнуть белые пуговки на темно-синем льняном платье, как пришли священник и женщины-филиппинки. Женщины обмыли и одели покойную, потом занялись приготовлением пищи и множеством других ритуальных обрядов, связанных с похоронами. Они искоса посматривали на Сару, но ни одна не сделала попытки забрать у нее ребенка. Они переговаривались с Лус и между собой на непонятном языке, но Сара слышала и английские слова, когда речь заходила о ней или когда женщины к ней обращались. «Учительница», «с добрым утром», «светлый малыш», «светловолосая учительница».
Сара очень старалась быть полезной, но у нее будто камень с души свалился, когда она услышала голос Мархема. Он что-то сказал собравшимся внизу мужчинам, потом поднялся в комнату. Вокруг нее все говорили на тагалогском языке, и Сара с грустью вспомнила о принятом когда-то решении выучить язык этих людей. Теперь уже слишком поздно, в Айове он будет ей не нужен.
Ребенок у нее на руках завозился и жалобно заплакал. Сара испугалась и впервые задумалась о реальности принятых на себя обязательств. Сможет ли она взять ребенка в Айову? А если сможет, то как довезет его до дома? А самое главное, чем она будет кормить это крошечное существо?
Укачивая ребенка, она попыталась успокоиться. Воздух в комнате наполнился дымом свечей и запахом ладана. Снизу пахло жареным мясом.
Молодая женщина, осторожно положив на колени своего грудного ребенка, взяла из рук Сары дочку Магдалины и приложила ее к своей груди. Женщина улыбнулась Саре, чтобы та не подумала, что она хочет украсть ребенка. Сара понимающе кивнула, приложила сложенные руки к груди и поблагодарила филиппинку на ее родном языке:
– Саламат по.
Сара смотрела на Мархема, отдающего последние почести покойнице, лежащей на циновке посередине комнаты. Горящие свечи, поставленные в головах и ногах ложа, освещали тело. Нэш снял шляпу и преклонил голову. «Наверное, он думает о том же, о чем думала я, – размышляла Сара. – Его тоже мучает чувство вины. Мы так хотели, чтобы Магдалина и Бонг были счастливы, но получилось по-другому».
Мархем обернулся и поискал ее глазами. Их взгляды встретились, и он, осторожно обходя молящихся женщин, подошел к Саре, сидящей в углу на старом деревянном стуле.
– Как же здесь душно, – тихо сказал он, обмахиваясь шляпой. – Мужчинам не положено находиться в одном помещении с покойником. Ты не хочешь выйти на воздух?
– Я боюсь надолго оставлять малышку. – Сара показала на сидящую к ним спиной молодую женщину, кормящую ребенка.
Мархем подошел к филиппинке и что-то сказал ей. Женщина заулыбалась и согласно закивала.
– Она положит ребенка в твою постель и попросит одну из девушек посидеть с ним, пока он будет спать. Не волнуйся, все будет хорошо. Пойдем. Нам надо поговорить.
Сара встала и почувствовала, как острая боль пронзила все ее тело. Она схватилась за стул, чтобы не упасть.
– Ты уже решила, как назвать ребенка? – спросил Мархем, помогая ей спускаться по лестнице.
– Бедная сиротка. Ни отца, ни матери, ни даже имени, – сказала Сара, когда они вышли на улицу. – Я хочу взять ее на воспитание. – Она подняла глаза, чтобы увидеть выражение его лица.
Мархем усмехнулся:
– Я так и предполагал, мисс учительница. Но ты понимаешь, сколько у тебя будет проблем с этим ребенком?
– Это мой долг, – сухо сказала Сара.
Она никому не отдаст этого ребенка, и не имеет значения, что это не ее дочь. Кто-то же должен позаботиться о ребенке Магдалины! Теперь она ответственна за эту маленькую девочку, так же, как была ответственна за Магдалину, которую не уберегла. Больше такого не случится. Единственное, чем она может загладить свою вину перед Магдалиной, – воспитать ее ребенка.
– Ну хорошо, почему бы тогда не удочерить девочку? – спросил Мархем, когда они миновали толпу подвыпивших мужчин, пришедших на похороны. – Это вполне реально.
Они отошли уже достаточно далеко от мужчин, и Мархем взял ее под руку, Они медленно шли по залитой солнцем улице.
– Это можно устроить, если хочешь.
– Да, я хочу.
– Мне кажется, что гораздо проще растить ребенка здесь, на Филиппинах, чем в Америке, – Он надвинул шляпу на лоб и посмотрел на Сару.
Солнечные лучи зажгли золотом ее волосы, синяки и царапины, так сильно выделявшиеся утром, стали почти незаметны.
– Ты так думаешь?
Он кивнул.
– В филиппинских семьях считается обычным делом взять на воспитание чужого ребенка. – Он крепко сжал ее руку. – Как и у нас, индейцев. Те семьи, в которых нет детей, могут воспитывать ребенка тети, сестры или друзей. – Он засмеялся. – Иногда ребенка отдают в семью, которая и не просила об этом, просто у них есть деньги, или большой дом, или работа, или еще что-то.
«Я не хочу напугать ее, – убеждал он себя, – но она должна отчетливо понимать, какая ответственность ляжет на нее как на мать ребенка. Я прекрасно понимаю ее чувства. Я многим обязан Бонгу... он не раз спасал мою жизнь. Но Бонг не станет воспитывать ребенка Роберта Зумвальта. Нет».
– Ты хорошо подумала, Сара? У тебя появится много дополнительных забот.
На него смотрели ясные голубые глаза, и этот взгляд, казалось, проникал в самые сокровенные уголки его души. Она кивнула. О Боже! Эта девочка лишала его способности трезво мыслить и творила, что хотела. Она такая милая, такая... Он видел, как часто поднималась и опускалась ее невинная грудь под тонкой льняной тканью.
«Кажется, у меня начинается тропическая лихорадка», – подумал Мархем.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой воспитывал девочку. Кроме того, ее отец – Роберт, и вполне логично, что я должна взять на себя заботу о ней. – Ее блестящие волосы приобрели оттенок сандалового дерева. – Но самое главное, – щеки Сары порозовели, – она мне нравится, такая хорошенькая. Похожа на Магдалину.
«Она сделает так, как решила, – безнадежно подумал Мархем. – Но это значит, что мне придется заботиться о двух девочках вместо одной? – Он с нежностью погладил девушку по голове. – Интересно, что подумает обо мне мое начальство, если я удочерю филиппинского ребенка? Пожалуй, следует сначала прояснить этот вопрос, прежде чем болтать с ней любви и свадьбе».
Он наклонился и осторожно поцеловал ее, словно извиняясь за свои мысли.
Она подняла руку и дотронулась до своих губ. В глазах ее появились удивление и тревога.
– Я хотела поговорить с вами, Мархем. – Она опустила руку. – У меня было достаточно времени, чтобы обдумать...
Но Нэш не слышал ее. Он наслаждался вкусом ее поцелуя, сладким ароматом ее губ. Ему хотелось стонать от наслаждения. Он с трудом сдерживал себя, но Сара почувствовала всю силу его желания. Она тала на цыпочки и обвила руками его шею. Он страстно прижал ее к себе, и Сара услышала бешеное биение его сердца.
Что же это такое? Он любит ее. Но хочет ли он жениться на ней? И стать отцом чужого ребенка? Мархем понял, что ему не уйти от ответа на эти вопросы.
Крики, топот копыт и звон металла прервали его размышления. Мархем резко обернулся. К центру селения в клубах пыли двигалась группа всадников. Солдаты на лошадях гнали перед собой ландроунов со связанными за спиной руками и кляпами во рту. Староста Скварез ехал на лошади в окружении солдат, как будто именно он возглавлял отряд по поимке разбойников.
Из окон хижин высовывались люди, некоторые вышли на улицу, чтобы узнать, что произошло.
Мархем поднял руку, приветствуя своих подчиненных. Сержант – командир группы – отдал ему честь.
– Здесь все, Сардж?
– Так точно, майор. Кроме семерых, что остались в лагере.
Мархем медленно приблизился к старосте:
– Слезайте с лошади, Скварез.
Трясясь от страха, староста сполз с неоседланной лошади в уличную пыль. Руки его судорожно сжимали поводья, словно он боялся упасть. Мархем не спускал с него гневного взгляда.
– Сара, ты хочешь, чтобы это чучело посадили в тюрьму вместе с остальными подонками? На следующей неделе их препроводят в Манилу, где они предстанут перед судом.
Сара молча смотрела на перепуганного маленького человечка. Неужели она боялась этого хорька?
– Сара?
Она покачала головой:
– Нет, я не стремлюсь упрятать его в тюрьму, но хочу, чтобы он находился как можно дальше от меня и моей малышки. Кроме того, я думаю, что для Сонни будет гораздо лучше, если он освободится от его влияния.
– Но Сонни – мой сын. Мой собственный, – проворчал Скварез. – Это мой ребенок.
Сара дернула Мархема за рукав и прошептала.
– А здесь нельзя обойтись без суда и официальных органов?
– Конечно, можно. В этой стране слово офицера американской армии – закон.
– В таком случае я не хочу больше никогда видеть этого человека, я и мои дети.
– Поворачивай назад, Скварез. И впредь не появляйся в Сан-Мигеле.
– Но, сеньор, я же староста.
– Уже нет. Теперь ты можешь заниматься чем угодно.
Мархем повернулся к нему спиной и посмотрел на Сару. Сара же уловила быстрое движение руки филиппинца и вскрикнула:
– Мархем! У него нож!
Мархем молниеносно обернулся и ударом в челюсть сбил бывшего старосту с ног. Тот рухнул как мешок в дорожную пыль, лицо его приняло покорное и даже раболепное выражение.
– В этом селении, Скварез, для тебя места нет. Твое имущество конфисковано в пользу китайца, чтобы он смог открыть новую лавочку. – Мархем обернулся к Саре: – Личные вещи переходят к твоему сыну и внучке. Мы подыщем хорошую семью для Сони. А ты... ты радуйся, что остался жив. – Нэш схватил его за шиворот и рывком поставил на ноги. – Обыщите его, сержант Бастос, отберите оружие, если найдете, и пусть катится. – Мархем брезгливо посмотрел на Сквареза: – Еще раз сунешься в селение, угодишь в тюрьму. Понятно?
Жители Сан-Мигеля, плотным кольцом окружавшие участников этой сцены, одобрительно загудели. Бывший староста, униженный и посрамленный, медленно поплелся в сторону джунглей и исчез в зарослях. Мархем, бросив быстрый взгляд на сержанта, незаметно провел ладонью по своей шее. Сержант, не торопясь, направился в ту сторону, куда ушел староста.
– Оказывается, он не так уж и популярен, правда? – Мархем взял Сару за руку и заглянул ей в лицо.
– Что он собирается делать?
– Я не хочу ему зла... да и ты тоже. Сержант Бастос позаботится обо всем. Они поговорят как филиппинец с филиппинцем, – Мархем улыбнулся Саре, – а то старик еще повесится на каком-нибудь дереве... Хотя вряд ли. У него наверняка припрятаны кое-какие деньги, да и приятели в Маниле имеются. С ним все будет в порядке. Он умеет ползать на брюхе, а такие люди всегда сумеют пристроиться.
Сара вздохнула. Как много грубости и жестокости в людях. Даже здесь. Но лучше уж пусть будут неприятности у Сквареза, чем у близких людей. Она должна быть спокойна за своего ребенка.
– У тебя слишком мягкое сердце, мисс учительница. – Глаза Нэша сияли теплым янтарным светом. – Учись быть жестче, а то всякий мерзавец сможет тебя обидеть.
Заметив приближающегося сержанта, Мархем сделал знак ему подойти. Сара отошла от них и тут увидела Рудольфо.
– Здравствуй, Рудольфо, я очень рада, что вы с Лус решили приехать сюда. Откровенно говоря, я хотела снова увидеть вас.
– И мы рады повидаться с вами, мэм. Мы с Лус поженились, – его щеки зарделись, – и скоро родится ребенок.
Сара поздравила Рудольфо и поискала глазами Бонга.
– Я думала, Бонг тоже вернулся, но что-то не вижу его.
– Он сражается. Мы оставили на его долю пито человек.
Пито? Кажется, это слово означает семь.
– Ты хочешь сказать, что он один сражается против семерых.
– Да, мэм. По очереди. Это то, что кабальеро из Испании называют дуэлью. На ножах.
– Дуэлью? Он дерется на мачете с каждым из семерых разбойников?
– Да, мэм.
– Мархем! – Ее крик потонул в шуме людских голосов и лошадином ржании. – Мархем!
Он, наконец, услышал и обернулся.
– Бонг в опасности. Рудольфо сказал, что он вызвал на дуэль семерых разбойников.
Мархем горько усмехнулся:
– Сардж сказал мне. Но в опасности не Бонг, а те подонки, что изнасиловали Магдалину. Теперь, я думаю, они очень сожалеют, что вообще пришли в наше селение. – Нэш отпустил сержанта, приказав посадить пленных разбойников за частокол, где находилась гарнизонная гауптвахта.
– Сара, дорогая моя, – вновь повернулся он к девушке, – Бонг Манаве превратит этих сопливых ублюдков в кровавые ленточки.
– Но, Мархем, один против семерых? Я так беспокоюсь за него.
– Не волнуйся, сержант оставил там двух солдат, они подстрахуют Бонга в случае чего. Кроме того, он получил мое разрешение.
– И ты так спокойно об этом говоришь!
– Видишь ли, – Мархем пожал плечами, – я не вправе останавливать его. Кто знает, как все кончится, хотя, скорее всего, Бонг поубивает этих сволочей.
– Но я беспокоюсь за Бонга. – Сара увернулась от его руки.
Она не поверила его спокойному тону, вспомнив ту ночь, когда они с Бонгом преследовали бандитов возле их стоянки.
– Филиппинцы с детства привыкают обращаться с мачете, драка на которых будоражит их кровь. Они называют это неистовством, яростью. – Мархем мягко, но уверенно обнял ее за плечи, стараясь успокоить.
– Я видел, как страстно жаждет Бонг их крови, и разрешил ему самому разобраться с насильниками его жены. И если уж тебе так надо о ком-то беспокоиться, побеспокойся лучше об этих сволочах. Я абсолютно уверен, что старина Бонг сейчас изливает на них свою ярость.
Сара внутренне содрогнулась. Прежняя жизнь в Айове вдруг показалась ей не скучной и обыденной, а милой, спокойной и такой привычной и понятной.
Глава 25
– Как ты попала сюда, Лус?
– Нас привез капитан. Я готовлю для солдат, а Рудольфо занимается лошадьми. – Лус широко улыбнулась. – Когда святой отец застал нас с Рудольфо на моей циновке, он заставил нас пожениться. – Она усмехнулась; – Я очень рада, что святой отец застукал нас. Он пришел в такой ужас, что заставил нас пожениться на следующий же день.
– Поздравляю. – Сара опустила взгляд на округлившийся живот Лус. – Ребенок? Ах, Лус, я так рада. – Ей хотелось смеяться от счастья и плакать от горя.
Она потеряла одного друга и обрела другого. Сара передала ребенка Лус и встала на колени у тела Магдалины.
– Она давно умерла?
– Только что. – Лус держала малышку на руках. – Вы хотите, чтобы я подержала ребенка?
– Ах, нет, – воскликнула Сара, и Лус передала ей крошку.
Сара крепко прижала девочку к себе.
– Я сама буду держать ее. – Она перевела взгляд с младенца на мертвое лицо Магдалины.
Девочка была похожа на мать, только кожа значительно светлее. Маленькая головка покрыта мелкими золотистыми волосиками.
– Какая хорошенькая!
– Маганда, – согласилась Лус.
– Я сама буду воспитывать ее, – нежно сказала Сара, укачивая ребенка, – я ее удочерю. – Она приподняла головку девочки, чтобы та смогла увидеть мертвую Магдалину. – Видишь, малышка? Это твоя мама, теперь я буду твоей мамой, девочка.
Слезы потекли по ее лицу. Магдалина была ей больше чем помощником, больше чем другом. И теперь ее больше нет. И Сара поклялась, мысленно обращаясь к подруге: «Магдалина, я не позволю ребенку забыть тебя. Я расскажу девочке, каким чудесным человеком ты была Я буду заботиться о ней, как о своей дочери».
– Я удочерю ее и буду заботиться о ней, – произнесла она вслух, вытирая слезы.
– Вы удочерите филиппинского ребенка, мэм? – Лус не могла скрыть удивления. – Вы? Светловолосая американка с темнокожим ребенком?
– Ну, она совсем не темная, Лус. У нее замечательный кремовый цвет кожи. Да и будь она хоть лиловая, я бы все равно не отказалась от нее. – И добавила про себя: «А Сквареза, этого развратника, я до ребенка не допущу».
И, продолжая сказанные мысленно слова, Сара прошептала:
– Обещаю тебе, Магдалина.
Но Саре пришлось оставить младенца на попечение Лус достаточно надолго, чтобы помыться, причесаться и переодеться. Она только успела застегнуть белые пуговки на темно-синем льняном платье, как пришли священник и женщины-филиппинки. Женщины обмыли и одели покойную, потом занялись приготовлением пищи и множеством других ритуальных обрядов, связанных с похоронами. Они искоса посматривали на Сару, но ни одна не сделала попытки забрать у нее ребенка. Они переговаривались с Лус и между собой на непонятном языке, но Сара слышала и английские слова, когда речь заходила о ней или когда женщины к ней обращались. «Учительница», «с добрым утром», «светлый малыш», «светловолосая учительница».
Сара очень старалась быть полезной, но у нее будто камень с души свалился, когда она услышала голос Мархема. Он что-то сказал собравшимся внизу мужчинам, потом поднялся в комнату. Вокруг нее все говорили на тагалогском языке, и Сара с грустью вспомнила о принятом когда-то решении выучить язык этих людей. Теперь уже слишком поздно, в Айове он будет ей не нужен.
Ребенок у нее на руках завозился и жалобно заплакал. Сара испугалась и впервые задумалась о реальности принятых на себя обязательств. Сможет ли она взять ребенка в Айову? А если сможет, то как довезет его до дома? А самое главное, чем она будет кормить это крошечное существо?
Укачивая ребенка, она попыталась успокоиться. Воздух в комнате наполнился дымом свечей и запахом ладана. Снизу пахло жареным мясом.
Молодая женщина, осторожно положив на колени своего грудного ребенка, взяла из рук Сары дочку Магдалины и приложила ее к своей груди. Женщина улыбнулась Саре, чтобы та не подумала, что она хочет украсть ребенка. Сара понимающе кивнула, приложила сложенные руки к груди и поблагодарила филиппинку на ее родном языке:
– Саламат по.
Сара смотрела на Мархема, отдающего последние почести покойнице, лежащей на циновке посередине комнаты. Горящие свечи, поставленные в головах и ногах ложа, освещали тело. Нэш снял шляпу и преклонил голову. «Наверное, он думает о том же, о чем думала я, – размышляла Сара. – Его тоже мучает чувство вины. Мы так хотели, чтобы Магдалина и Бонг были счастливы, но получилось по-другому».
Мархем обернулся и поискал ее глазами. Их взгляды встретились, и он, осторожно обходя молящихся женщин, подошел к Саре, сидящей в углу на старом деревянном стуле.
– Как же здесь душно, – тихо сказал он, обмахиваясь шляпой. – Мужчинам не положено находиться в одном помещении с покойником. Ты не хочешь выйти на воздух?
– Я боюсь надолго оставлять малышку. – Сара показала на сидящую к ним спиной молодую женщину, кормящую ребенка.
Мархем подошел к филиппинке и что-то сказал ей. Женщина заулыбалась и согласно закивала.
– Она положит ребенка в твою постель и попросит одну из девушек посидеть с ним, пока он будет спать. Не волнуйся, все будет хорошо. Пойдем. Нам надо поговорить.
Сара встала и почувствовала, как острая боль пронзила все ее тело. Она схватилась за стул, чтобы не упасть.
– Ты уже решила, как назвать ребенка? – спросил Мархем, помогая ей спускаться по лестнице.
– Бедная сиротка. Ни отца, ни матери, ни даже имени, – сказала Сара, когда они вышли на улицу. – Я хочу взять ее на воспитание. – Она подняла глаза, чтобы увидеть выражение его лица.
Мархем усмехнулся:
– Я так и предполагал, мисс учительница. Но ты понимаешь, сколько у тебя будет проблем с этим ребенком?
– Это мой долг, – сухо сказала Сара.
Она никому не отдаст этого ребенка, и не имеет значения, что это не ее дочь. Кто-то же должен позаботиться о ребенке Магдалины! Теперь она ответственна за эту маленькую девочку, так же, как была ответственна за Магдалину, которую не уберегла. Больше такого не случится. Единственное, чем она может загладить свою вину перед Магдалиной, – воспитать ее ребенка.
– Ну хорошо, почему бы тогда не удочерить девочку? – спросил Мархем, когда они миновали толпу подвыпивших мужчин, пришедших на похороны. – Это вполне реально.
Они отошли уже достаточно далеко от мужчин, и Мархем взял ее под руку, Они медленно шли по залитой солнцем улице.
– Это можно устроить, если хочешь.
– Да, я хочу.
– Мне кажется, что гораздо проще растить ребенка здесь, на Филиппинах, чем в Америке, – Он надвинул шляпу на лоб и посмотрел на Сару.
Солнечные лучи зажгли золотом ее волосы, синяки и царапины, так сильно выделявшиеся утром, стали почти незаметны.
– Ты так думаешь?
Он кивнул.
– В филиппинских семьях считается обычным делом взять на воспитание чужого ребенка. – Он крепко сжал ее руку. – Как и у нас, индейцев. Те семьи, в которых нет детей, могут воспитывать ребенка тети, сестры или друзей. – Он засмеялся. – Иногда ребенка отдают в семью, которая и не просила об этом, просто у них есть деньги, или большой дом, или работа, или еще что-то.
«Я не хочу напугать ее, – убеждал он себя, – но она должна отчетливо понимать, какая ответственность ляжет на нее как на мать ребенка. Я прекрасно понимаю ее чувства. Я многим обязан Бонгу... он не раз спасал мою жизнь. Но Бонг не станет воспитывать ребенка Роберта Зумвальта. Нет».
– Ты хорошо подумала, Сара? У тебя появится много дополнительных забот.
На него смотрели ясные голубые глаза, и этот взгляд, казалось, проникал в самые сокровенные уголки его души. Она кивнула. О Боже! Эта девочка лишала его способности трезво мыслить и творила, что хотела. Она такая милая, такая... Он видел, как часто поднималась и опускалась ее невинная грудь под тонкой льняной тканью.
«Кажется, у меня начинается тропическая лихорадка», – подумал Мархем.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой воспитывал девочку. Кроме того, ее отец – Роберт, и вполне логично, что я должна взять на себя заботу о ней. – Ее блестящие волосы приобрели оттенок сандалового дерева. – Но самое главное, – щеки Сары порозовели, – она мне нравится, такая хорошенькая. Похожа на Магдалину.
«Она сделает так, как решила, – безнадежно подумал Мархем. – Но это значит, что мне придется заботиться о двух девочках вместо одной? – Он с нежностью погладил девушку по голове. – Интересно, что подумает обо мне мое начальство, если я удочерю филиппинского ребенка? Пожалуй, следует сначала прояснить этот вопрос, прежде чем болтать с ней любви и свадьбе».
Он наклонился и осторожно поцеловал ее, словно извиняясь за свои мысли.
Она подняла руку и дотронулась до своих губ. В глазах ее появились удивление и тревога.
– Я хотела поговорить с вами, Мархем. – Она опустила руку. – У меня было достаточно времени, чтобы обдумать...
Но Нэш не слышал ее. Он наслаждался вкусом ее поцелуя, сладким ароматом ее губ. Ему хотелось стонать от наслаждения. Он с трудом сдерживал себя, но Сара почувствовала всю силу его желания. Она тала на цыпочки и обвила руками его шею. Он страстно прижал ее к себе, и Сара услышала бешеное биение его сердца.
Что же это такое? Он любит ее. Но хочет ли он жениться на ней? И стать отцом чужого ребенка? Мархем понял, что ему не уйти от ответа на эти вопросы.
Крики, топот копыт и звон металла прервали его размышления. Мархем резко обернулся. К центру селения в клубах пыли двигалась группа всадников. Солдаты на лошадях гнали перед собой ландроунов со связанными за спиной руками и кляпами во рту. Староста Скварез ехал на лошади в окружении солдат, как будто именно он возглавлял отряд по поимке разбойников.
Из окон хижин высовывались люди, некоторые вышли на улицу, чтобы узнать, что произошло.
Мархем поднял руку, приветствуя своих подчиненных. Сержант – командир группы – отдал ему честь.
– Здесь все, Сардж?
– Так точно, майор. Кроме семерых, что остались в лагере.
Мархем медленно приблизился к старосте:
– Слезайте с лошади, Скварез.
Трясясь от страха, староста сполз с неоседланной лошади в уличную пыль. Руки его судорожно сжимали поводья, словно он боялся упасть. Мархем не спускал с него гневного взгляда.
– Сара, ты хочешь, чтобы это чучело посадили в тюрьму вместе с остальными подонками? На следующей неделе их препроводят в Манилу, где они предстанут перед судом.
Сара молча смотрела на перепуганного маленького человечка. Неужели она боялась этого хорька?
– Сара?
Она покачала головой:
– Нет, я не стремлюсь упрятать его в тюрьму, но хочу, чтобы он находился как можно дальше от меня и моей малышки. Кроме того, я думаю, что для Сонни будет гораздо лучше, если он освободится от его влияния.
– Но Сонни – мой сын. Мой собственный, – проворчал Скварез. – Это мой ребенок.
Сара дернула Мархема за рукав и прошептала.
– А здесь нельзя обойтись без суда и официальных органов?
– Конечно, можно. В этой стране слово офицера американской армии – закон.
– В таком случае я не хочу больше никогда видеть этого человека, я и мои дети.
– Поворачивай назад, Скварез. И впредь не появляйся в Сан-Мигеле.
– Но, сеньор, я же староста.
– Уже нет. Теперь ты можешь заниматься чем угодно.
Мархем повернулся к нему спиной и посмотрел на Сару. Сара же уловила быстрое движение руки филиппинца и вскрикнула:
– Мархем! У него нож!
Мархем молниеносно обернулся и ударом в челюсть сбил бывшего старосту с ног. Тот рухнул как мешок в дорожную пыль, лицо его приняло покорное и даже раболепное выражение.
– В этом селении, Скварез, для тебя места нет. Твое имущество конфисковано в пользу китайца, чтобы он смог открыть новую лавочку. – Мархем обернулся к Саре: – Личные вещи переходят к твоему сыну и внучке. Мы подыщем хорошую семью для Сони. А ты... ты радуйся, что остался жив. – Нэш схватил его за шиворот и рывком поставил на ноги. – Обыщите его, сержант Бастос, отберите оружие, если найдете, и пусть катится. – Мархем брезгливо посмотрел на Сквареза: – Еще раз сунешься в селение, угодишь в тюрьму. Понятно?
Жители Сан-Мигеля, плотным кольцом окружавшие участников этой сцены, одобрительно загудели. Бывший староста, униженный и посрамленный, медленно поплелся в сторону джунглей и исчез в зарослях. Мархем, бросив быстрый взгляд на сержанта, незаметно провел ладонью по своей шее. Сержант, не торопясь, направился в ту сторону, куда ушел староста.
– Оказывается, он не так уж и популярен, правда? – Мархем взял Сару за руку и заглянул ей в лицо.
– Что он собирается делать?
– Я не хочу ему зла... да и ты тоже. Сержант Бастос позаботится обо всем. Они поговорят как филиппинец с филиппинцем, – Мархем улыбнулся Саре, – а то старик еще повесится на каком-нибудь дереве... Хотя вряд ли. У него наверняка припрятаны кое-какие деньги, да и приятели в Маниле имеются. С ним все будет в порядке. Он умеет ползать на брюхе, а такие люди всегда сумеют пристроиться.
Сара вздохнула. Как много грубости и жестокости в людях. Даже здесь. Но лучше уж пусть будут неприятности у Сквареза, чем у близких людей. Она должна быть спокойна за своего ребенка.
– У тебя слишком мягкое сердце, мисс учительница. – Глаза Нэша сияли теплым янтарным светом. – Учись быть жестче, а то всякий мерзавец сможет тебя обидеть.
Заметив приближающегося сержанта, Мархем сделал знак ему подойти. Сара отошла от них и тут увидела Рудольфо.
– Здравствуй, Рудольфо, я очень рада, что вы с Лус решили приехать сюда. Откровенно говоря, я хотела снова увидеть вас.
– И мы рады повидаться с вами, мэм. Мы с Лус поженились, – его щеки зарделись, – и скоро родится ребенок.
Сара поздравила Рудольфо и поискала глазами Бонга.
– Я думала, Бонг тоже вернулся, но что-то не вижу его.
– Он сражается. Мы оставили на его долю пито человек.
Пито? Кажется, это слово означает семь.
– Ты хочешь сказать, что он один сражается против семерых.
– Да, мэм. По очереди. Это то, что кабальеро из Испании называют дуэлью. На ножах.
– Дуэлью? Он дерется на мачете с каждым из семерых разбойников?
– Да, мэм.
– Мархем! – Ее крик потонул в шуме людских голосов и лошадином ржании. – Мархем!
Он, наконец, услышал и обернулся.
– Бонг в опасности. Рудольфо сказал, что он вызвал на дуэль семерых разбойников.
Мархем горько усмехнулся:
– Сардж сказал мне. Но в опасности не Бонг, а те подонки, что изнасиловали Магдалину. Теперь, я думаю, они очень сожалеют, что вообще пришли в наше селение. – Нэш отпустил сержанта, приказав посадить пленных разбойников за частокол, где находилась гарнизонная гауптвахта.
– Сара, дорогая моя, – вновь повернулся он к девушке, – Бонг Манаве превратит этих сопливых ублюдков в кровавые ленточки.
– Но, Мархем, один против семерых? Я так беспокоюсь за него.
– Не волнуйся, сержант оставил там двух солдат, они подстрахуют Бонга в случае чего. Кроме того, он получил мое разрешение.
– И ты так спокойно об этом говоришь!
– Видишь ли, – Мархем пожал плечами, – я не вправе останавливать его. Кто знает, как все кончится, хотя, скорее всего, Бонг поубивает этих сволочей.
– Но я беспокоюсь за Бонга. – Сара увернулась от его руки.
Она не поверила его спокойному тону, вспомнив ту ночь, когда они с Бонгом преследовали бандитов возле их стоянки.
– Филиппинцы с детства привыкают обращаться с мачете, драка на которых будоражит их кровь. Они называют это неистовством, яростью. – Мархем мягко, но уверенно обнял ее за плечи, стараясь успокоить.
– Я видел, как страстно жаждет Бонг их крови, и разрешил ему самому разобраться с насильниками его жены. И если уж тебе так надо о ком-то беспокоиться, побеспокойся лучше об этих сволочах. Я абсолютно уверен, что старина Бонг сейчас изливает на них свою ярость.
Сара внутренне содрогнулась. Прежняя жизнь в Айове вдруг показалась ей не скучной и обыденной, а милой, спокойной и такой привычной и понятной.
Глава 25
Должна ли она сказать Мархему, что любит его? Или лучше пока помолчать? Она знала, что мать и мисс Арнольд предпочли бы молчание. Она как бы слышала их голоса:
«Мужчина должен говорить такие вещи, дорогая Сара».
Он взял ее под руку, и со стороны они выглядели людьми, которые просто прогуливаются в тени больших деревьев и обсуждают какие-то свои дела. Когда-то Мархем говорил ей, что на Филиппинах нет секретов.
Где бы они ни появлялись, взрослые жители селения заговаривали с ними, а дети не давали им проходу. Их прогулка обрела вполне определенную цель.
Мархем расспрашивал о том, что происходило с ней, когда Скварез увел ее из селения, а ей было интересно узнать о Маниле, о священниках, о Лус и Рудольфо. Надо было решить, что делать с ребенком Магдалины и Сонни Скварезом, который пока оставался на попечении старой няньки. Они говорили обо всем на свете, кроме того, что было для них действительно важно.
Мархем, скрывая смущение, рассказал ей версию Рудольфо о том, как его насильно женили на Лус, потому что священник случайно увидел, как они занимаются любовью на циновке. Сара заметила его смущение и, рассмеявшись, сказала, что Лус уже все ей объяснила.
– Правда, Рудольфо все равно хотел на ней жениться, – с явным облегчением заметил Мархем. – Лус уже была беременна. Ему просто не понравилось, что какой-то испанец указывает ему, что делать и когда.
– Ты не ходил на кладбище?
Улыбка разом слетела с его лица.
– Ты все еще думаешь о Роберте Зумвальте? Но почему же, черт возьми, я должен навещать могилу этой сволочи?
Она вырвала руку и поджала губы, стараясь не смотреть на него.
– Не забывайте, что он был моим мужем, майор Нэш.
– Майор Нэш? – Он широко улыбнулся. – Пойдемте, миссис Сара Коллинз-Зумвальт, я хочу вам кое-что показать. – Он взял ее за руку и повел через густые заросли, ножом расчищая дорогу.
Они поднялись на холм, и Сара не смогла сдержать возгласа восхищения открывшимся перед ней видом.
– Ой, Мархем, как же красиво! Я и не знала, что здесь есть водопад. Невозможно поверить! И сколько орхидей! – Их взгляды встретились, восторг, светящийся в ее глазах, передался и ему. – Это похоже на рай. – Сара улыбнулась. – Когда ты так говоришь о Роберте, во мне поднимается какой-то протест. Мне кажется, ты забываешь, что он тоже был человеком. – Она произнесла слова упрека, а взгляд ее говорил, что она не сердится на него.
– Неприятно признаваться в этом, но во мне говорит ревность. Я просто ревную тебя. – Мархем присел на большой плоский камень, покрытый мягким мхом. – Садись рядом. Я не видел на Филиппинах места, прекраснее этого. Здесь почти так же хорошо, как в резервации, где я вырос. Когда мне хочется побыть одному, я прихожу сюда.
– Здесь намного красивее, чем в Айове. – Сара уже совсем простила его, и голос ее обрел прежнюю мягкость. – Хотя там своя, особая красота, но не такая пышная, как здесь. – Она обвела рукой цветущие деревья.
Какое-то время они сидели молча, слушая пение птиц в голубом небе и шум водопада. На высокой скале, повисшей над водопадом, огненное дерево горело всеми цветами радуги на фоне бледного неба. Розовые цветы с лиловым и фиолетовым отливом осыпали белые трубчатые веточки, золотистое сияние придавало необыкновенную яркость всем оттенкам зеленого. Сара вслушивалась в голоса джунглей – щебет птиц, шуршание листьев, треск веток, и все это сопровождалось шумом воды, сплошной завесой падающей вниз.
Мархем, растянувшийся на мягком одеяле из мха, приподнялся на локте.
– Нравится?
– У меня просто нет слов, спасибо, что привел меня сюда. Здесь так хорошо, уютно, прохладно. Даже на губах вкус прохлады. И так тихо, спокойно. Как в церкви, даже лучше. – Сара оторвала взгляд от раскинувшегося перед ней великолепия и положила свою маленькую ладошку на его руку, свободно лежащую на камне. – Сейчас мне надо было именно это. После всего, что случилось, я должна была убедиться, что мир так же прекрасен, как и прежде.
Мархем сел, снял мундир и скатал его в валик, изобразив что-то вроде подушки.
– Ложись. Надо смотреть в небо, раз у нас есть такая возможность.
Сара не ответила. Какая-то странная слабость разлилась по ее телу, но в то же время чувства были необыкновенно обострены. Воздух, пропитанный миллионами ароматов, наполнял ее душу сладкой истомой, Впервые за эти два дня она могла расслабиться и отдыхала. Все страхи остались позади. Ландроуны, Скварез, смерть Магдалины... все это в прошлом, хотя и не забудется никогда. Но сейчас рядом с ней Мархем, а это значит, что можно ничего не бояться.
– Мархем, можно я спрошу тебя кое о чем?
– О чем?
Сара улыбнулась про себя, почувствовав его беспокойство. Интересно, что он ожидал услышать? Она прошептала:
– Чем это так чудесно пахло на улицах Манилы, очень похоже на дрожжи и запах свежего хлеба?
– И ты только сейчас меня об этом спрашиваешь?
– Да. На Филиппинских островах так много контрастов. Вот и запахи тоже, или прекрасные, изумительные, или чудовищные.
– Я думаю, что это была копра.
Она обернулась к нему и улыбнулась.
– Я знаю, ты думаешь, что я задаю слишком много вопросов, но что такое копра?
– Это сухая мякоть кокосового ореха. И я вовсе не думаю, что ты задаешь много вопросов. Я просто иногда удивляюсь, о чем ты спрашиваешь. – Он хитро посмотрел на нее. – Интересно, по какому принципу отбираются темы для вопросов в хорошенькой белокурой головке и что станет предметом исследования в следующий раз, потому, что твои вопросы не имеют ничего общего ни с местом, где мы находимся, ни с темой нашего разговора, ни с тем, что происходит в тот момент. – Он нажал на кончик ее носа. – Процесс твоего мышления для меня загадка.
Сара больше не могла смотреть в его пронзительные карие глаза. В ней возникло какое-то странное беспокойство. Такое ощущение, что ее голова стала прозрачной и Мархем видит все ее мысли. Но она не могла позволить ему заглянуть в ее сердце и повернулась к нему спиной. Тогда он поднялся.
– Хочешь искупаться?
Мархем снял ботинки, носки и начал расстегивать брюки. Сара села.
– Что ты собираешься делать?
– Я люблю здесь поплавать, когда так жарко. Ты хочешь?
– Конечно, нет.
– Ты можешь раздеться прямо здесь. – Он отодвинул в сторону свою одежду и встал на край скалы спиной к ней.
Сара смотрела на него, открыв рот от изумления.
Он поднял руки. Крепкие мускулы перекатывались на спине под коричневой, опаленной солнцем кожей. Высокий, стройный, с совершенной фигурой, он был прекрасен. Сара не могла оторвать от него глаз. Мархем прыгнул и легко вошел в воду. Она вскрикнула, словно это ее тело рассекло сверкающую голубую поверхность озера.
Она отступила от края скалы, закрыла глаза и улыбнулась. На секунду ей стало страшно, потом новое, ранее незнакомое чувство овладело всем ее существом. Теперь Сара поняла, что испытывал Мархем, когда разглядывал ее у ручья во время их путешествия.
Может быть, она задремала или просто ненадолго задумалась. Время потеряло всякое значение в этом изумительном месте.
Брызги, попавшие ей на лицо, заставили очнуться. Сара открыла глаза и приподнялась, на нее смотрели смеющиеся карие глаза. Мархем зачерпнул полную пригоршню воды, и в нее полетели холодные брызги.
– Ну что же ты, пойдем. Вода прекрасная.
– Нет, спасибо, я уже выкупалась и рада, что ты тоже ополоснулся. Единственное мое желание теперь – лежать с закрытыми глазами и ничего не делать.
Он опять брызнул на нее водой.
– Хватит, прекрати, – сказала она, не открывая глаз.
– Хорошо. Но подвинься хоть на несколько дюймов.
– Тогда я упаду.
– Не бойся. Ты окажешься как раз на краю, и тогда я смогу поцеловать тебя.
Конечно, она хотела этого, мечтала о его поцелуе. Как же набраться духу и сказать ему, что она собирается вернуться в Айову?
Сара подвинулась к нему, но не решилась открыть глаза. Мархем положил руку ей на талию и прижался холодной, мокрой щекой к ее лицу.
– Чувствуешь, какой свежей ты станешь, если окунешься?
– Не искушай меня, Мархем, ведь хоть кто-то из нас должен соблюдать приличия. – Сара чувствовала, как полыхают ее щеки от его прикосновения.
Нет. Надо рассказать ему обо всем прямо сейчас.
– Я думаю о... – Он закрыл ее рот поцелуем, прохладным и горячим одновременно: губы были прохладными, а язык пылал огнем.
Горячий язык осторожно раздвинул ей губы и коснулся ее языка. Она не сопротивлялась, а только жаждала быть еще ближе к нему. Сара повернулась и оказалась в жарких объятиях.
Очень медленно его рука двигалась по ее телу от талии вверх. Он осторожно коснулся ее груди; упругие груди с жадностью отзывались на его прикосновения. Он нажал на один сосок, потом на другой. Сара затаила дыхание, испытывая невыразимое наслаждение.
«Мужчина должен говорить такие вещи, дорогая Сара».
Он взял ее под руку, и со стороны они выглядели людьми, которые просто прогуливаются в тени больших деревьев и обсуждают какие-то свои дела. Когда-то Мархем говорил ей, что на Филиппинах нет секретов.
Где бы они ни появлялись, взрослые жители селения заговаривали с ними, а дети не давали им проходу. Их прогулка обрела вполне определенную цель.
Мархем расспрашивал о том, что происходило с ней, когда Скварез увел ее из селения, а ей было интересно узнать о Маниле, о священниках, о Лус и Рудольфо. Надо было решить, что делать с ребенком Магдалины и Сонни Скварезом, который пока оставался на попечении старой няньки. Они говорили обо всем на свете, кроме того, что было для них действительно важно.
Мархем, скрывая смущение, рассказал ей версию Рудольфо о том, как его насильно женили на Лус, потому что священник случайно увидел, как они занимаются любовью на циновке. Сара заметила его смущение и, рассмеявшись, сказала, что Лус уже все ей объяснила.
– Правда, Рудольфо все равно хотел на ней жениться, – с явным облегчением заметил Мархем. – Лус уже была беременна. Ему просто не понравилось, что какой-то испанец указывает ему, что делать и когда.
– Ты не ходил на кладбище?
Улыбка разом слетела с его лица.
– Ты все еще думаешь о Роберте Зумвальте? Но почему же, черт возьми, я должен навещать могилу этой сволочи?
Она вырвала руку и поджала губы, стараясь не смотреть на него.
– Не забывайте, что он был моим мужем, майор Нэш.
– Майор Нэш? – Он широко улыбнулся. – Пойдемте, миссис Сара Коллинз-Зумвальт, я хочу вам кое-что показать. – Он взял ее за руку и повел через густые заросли, ножом расчищая дорогу.
Они поднялись на холм, и Сара не смогла сдержать возгласа восхищения открывшимся перед ней видом.
– Ой, Мархем, как же красиво! Я и не знала, что здесь есть водопад. Невозможно поверить! И сколько орхидей! – Их взгляды встретились, восторг, светящийся в ее глазах, передался и ему. – Это похоже на рай. – Сара улыбнулась. – Когда ты так говоришь о Роберте, во мне поднимается какой-то протест. Мне кажется, ты забываешь, что он тоже был человеком. – Она произнесла слова упрека, а взгляд ее говорил, что она не сердится на него.
– Неприятно признаваться в этом, но во мне говорит ревность. Я просто ревную тебя. – Мархем присел на большой плоский камень, покрытый мягким мхом. – Садись рядом. Я не видел на Филиппинах места, прекраснее этого. Здесь почти так же хорошо, как в резервации, где я вырос. Когда мне хочется побыть одному, я прихожу сюда.
– Здесь намного красивее, чем в Айове. – Сара уже совсем простила его, и голос ее обрел прежнюю мягкость. – Хотя там своя, особая красота, но не такая пышная, как здесь. – Она обвела рукой цветущие деревья.
Какое-то время они сидели молча, слушая пение птиц в голубом небе и шум водопада. На высокой скале, повисшей над водопадом, огненное дерево горело всеми цветами радуги на фоне бледного неба. Розовые цветы с лиловым и фиолетовым отливом осыпали белые трубчатые веточки, золотистое сияние придавало необыкновенную яркость всем оттенкам зеленого. Сара вслушивалась в голоса джунглей – щебет птиц, шуршание листьев, треск веток, и все это сопровождалось шумом воды, сплошной завесой падающей вниз.
Мархем, растянувшийся на мягком одеяле из мха, приподнялся на локте.
– Нравится?
– У меня просто нет слов, спасибо, что привел меня сюда. Здесь так хорошо, уютно, прохладно. Даже на губах вкус прохлады. И так тихо, спокойно. Как в церкви, даже лучше. – Сара оторвала взгляд от раскинувшегося перед ней великолепия и положила свою маленькую ладошку на его руку, свободно лежащую на камне. – Сейчас мне надо было именно это. После всего, что случилось, я должна была убедиться, что мир так же прекрасен, как и прежде.
Мархем сел, снял мундир и скатал его в валик, изобразив что-то вроде подушки.
– Ложись. Надо смотреть в небо, раз у нас есть такая возможность.
Сара не ответила. Какая-то странная слабость разлилась по ее телу, но в то же время чувства были необыкновенно обострены. Воздух, пропитанный миллионами ароматов, наполнял ее душу сладкой истомой, Впервые за эти два дня она могла расслабиться и отдыхала. Все страхи остались позади. Ландроуны, Скварез, смерть Магдалины... все это в прошлом, хотя и не забудется никогда. Но сейчас рядом с ней Мархем, а это значит, что можно ничего не бояться.
– Мархем, можно я спрошу тебя кое о чем?
– О чем?
Сара улыбнулась про себя, почувствовав его беспокойство. Интересно, что он ожидал услышать? Она прошептала:
– Чем это так чудесно пахло на улицах Манилы, очень похоже на дрожжи и запах свежего хлеба?
– И ты только сейчас меня об этом спрашиваешь?
– Да. На Филиппинских островах так много контрастов. Вот и запахи тоже, или прекрасные, изумительные, или чудовищные.
– Я думаю, что это была копра.
Она обернулась к нему и улыбнулась.
– Я знаю, ты думаешь, что я задаю слишком много вопросов, но что такое копра?
– Это сухая мякоть кокосового ореха. И я вовсе не думаю, что ты задаешь много вопросов. Я просто иногда удивляюсь, о чем ты спрашиваешь. – Он хитро посмотрел на нее. – Интересно, по какому принципу отбираются темы для вопросов в хорошенькой белокурой головке и что станет предметом исследования в следующий раз, потому, что твои вопросы не имеют ничего общего ни с местом, где мы находимся, ни с темой нашего разговора, ни с тем, что происходит в тот момент. – Он нажал на кончик ее носа. – Процесс твоего мышления для меня загадка.
Сара больше не могла смотреть в его пронзительные карие глаза. В ней возникло какое-то странное беспокойство. Такое ощущение, что ее голова стала прозрачной и Мархем видит все ее мысли. Но она не могла позволить ему заглянуть в ее сердце и повернулась к нему спиной. Тогда он поднялся.
– Хочешь искупаться?
Мархем снял ботинки, носки и начал расстегивать брюки. Сара села.
– Что ты собираешься делать?
– Я люблю здесь поплавать, когда так жарко. Ты хочешь?
– Конечно, нет.
– Ты можешь раздеться прямо здесь. – Он отодвинул в сторону свою одежду и встал на край скалы спиной к ней.
Сара смотрела на него, открыв рот от изумления.
Он поднял руки. Крепкие мускулы перекатывались на спине под коричневой, опаленной солнцем кожей. Высокий, стройный, с совершенной фигурой, он был прекрасен. Сара не могла оторвать от него глаз. Мархем прыгнул и легко вошел в воду. Она вскрикнула, словно это ее тело рассекло сверкающую голубую поверхность озера.
Она отступила от края скалы, закрыла глаза и улыбнулась. На секунду ей стало страшно, потом новое, ранее незнакомое чувство овладело всем ее существом. Теперь Сара поняла, что испытывал Мархем, когда разглядывал ее у ручья во время их путешествия.
Может быть, она задремала или просто ненадолго задумалась. Время потеряло всякое значение в этом изумительном месте.
Брызги, попавшие ей на лицо, заставили очнуться. Сара открыла глаза и приподнялась, на нее смотрели смеющиеся карие глаза. Мархем зачерпнул полную пригоршню воды, и в нее полетели холодные брызги.
– Ну что же ты, пойдем. Вода прекрасная.
– Нет, спасибо, я уже выкупалась и рада, что ты тоже ополоснулся. Единственное мое желание теперь – лежать с закрытыми глазами и ничего не делать.
Он опять брызнул на нее водой.
– Хватит, прекрати, – сказала она, не открывая глаз.
– Хорошо. Но подвинься хоть на несколько дюймов.
– Тогда я упаду.
– Не бойся. Ты окажешься как раз на краю, и тогда я смогу поцеловать тебя.
Конечно, она хотела этого, мечтала о его поцелуе. Как же набраться духу и сказать ему, что она собирается вернуться в Айову?
Сара подвинулась к нему, но не решилась открыть глаза. Мархем положил руку ей на талию и прижался холодной, мокрой щекой к ее лицу.
– Чувствуешь, какой свежей ты станешь, если окунешься?
– Не искушай меня, Мархем, ведь хоть кто-то из нас должен соблюдать приличия. – Сара чувствовала, как полыхают ее щеки от его прикосновения.
Нет. Надо рассказать ему обо всем прямо сейчас.
– Я думаю о... – Он закрыл ее рот поцелуем, прохладным и горячим одновременно: губы были прохладными, а язык пылал огнем.
Горячий язык осторожно раздвинул ей губы и коснулся ее языка. Она не сопротивлялась, а только жаждала быть еще ближе к нему. Сара повернулась и оказалась в жарких объятиях.
Очень медленно его рука двигалась по ее телу от талии вверх. Он осторожно коснулся ее груди; упругие груди с жадностью отзывались на его прикосновения. Он нажал на один сосок, потом на другой. Сара затаила дыхание, испытывая невыразимое наслаждение.