Филдинг Пегги. Обретенный рай

   Они слились в долгом страстном поцелуе. Этот поцелуй был властным, крепким, полным желания. Поцелуй Мархема. Поцелуй любви.
   Да, именно этого она так желала. И даже большего. Его страсть передалась ей, заставляя трепетать все ее тело. Она не представляла себе, что такое возможно. Но ей было мало. Почему бы не продолжить? Что должно случиться, пусть случится.
   «Забудь обо всем, – шептал ей внутренний голос, – не упускай свой шанс. А люби этого мужчину и позволь ему любить тебя. Он хочет тебя сейчас, и неважно, будете вы потом вместе или нет. По крайней мере, у тебя будет, что вспомнить».
   – Иди ко мне, Мархем, – прошептала Сара так тихо, что только любящий мужчина мог услышать ее призыв, а этот человек страстно желал ее.
   Мархем вздрогнул. Ему не послышалось, она действительно позвала его?
   – Ты уверена, Сара, дорогая? На самом деле уверена? Если я сейчас лягу рядом с тобой, может случиться непоправимое.
   Мархем поцеловал ее шею, потом грудь. Она задышала часто и прерывисто. Он чувствовал биение ее сердца под своей ладонью.
   – Пожалуйста, Мархем. – В ее шепоте слышалась мольба.
   Она еще ближе придвинулась к нему. Он потянулся к ней всем телом, но невероятным усилием заставил себя не торопиться.
   – Посмотри на меня, Сара, – прошептал он, склоняясь над ней.
   Сара открыла глаза. Он был огромен. Капли воды блестели на загорелой, атласной коже, стекали с густых спутанных черных волос на отливавшее медью лицо. От него пахло лавандой. Весь он был налит мужской силой, как жеребец Джонс. Но это была не животная сила, это была сила любви и страсти. Она положила руку на заросший мхом камень.
   – Я уверена.
   Он встал на колени, чтобы она лучше разглядела его.
   – Если ты попадешь ко мне в руки, уже ничего нельзя будет изменить.
   Она потянулась к нему и обвила руками его шею.
   – Я люблю тебя, Мархем.
   Больше он не мог сдерживаться. Крепко обнял ее, прижал к себе и застонал, впившись губами в ее рот. Не прерывая поцелуя, он поднял подол ее платья и провел рукой по золотистому пушку на лобке.
   Потом стал быстро расстегивать маленькие перламутровые пуговки ее синего льняного платья.
   – Разденься. Я хочу посмотреть, какая ты.
   Сара села, и он стянул с нее платье прямо через голову, как будто она была подарком, который ему не терпелось вскрыть.
   Ее кожа была бледно-розовой, покрытой золотистым пушком. Сара прильнула к нему, шепча какие-то слова, но громкий стук его сердца заглушал их.
   Мархем понял, что теряет контроль над собой.
   «Успокойся, мой мальчик, – убеждал он себя. – Успокойся, и все будет хорошо».
   Сара не чувствовала ни стыда, ни беспокойства от сознания того, что сейчас лишится девственности. Она так хочет. Его руки ласкали ее тело, потом он лег на нее. Только Мархем Нэш мог сделать ее счастливой. Сара знала это. Она никогда не полюбит никого, кроме него. Поэтому она так хотела этой близости.
   Сара провела рукой по его позвоночнику. Он поднял голову, но она поняла, что Мархем не видит ее.
   – О прекрасная Сара! – выдохнул он.
   Ее руки сомкнулись в кольцо на его широких плечах. Он пробормотал что-то, но она не разобрала. Может быть, он сказал: «Я люблю тебя». Сначала ей хотелось избавиться от его тяжести, она почувствовала, что вся дрожит. Сара заставила себя расслабиться. Ведь она же сама этого хотела. Она испытывала такие ощущения, о существовании которых даже не подозревала, и, конечно, не думала, что ей суждено их испытать. Сердце забилось часто-часто, и вдруг дрожь прекратилась, ей стало удивительно легко, и она, инстинктивно раздвинув ноги, отдалась ему с такой силой страсти, как будто от этого зависела ее жизнь. Она не только не боялась, но даже не думала об этом. Все просто – она должна почувствовать его внутри себя, любить его каждой клеточкой своего тела. Он нежно посмотрел на нее:
   – Тебе может быть немного больно, дорогая. Ты уверена, что хочешь этого?
   – Да, – сказала она, не задумываясь.
   Ведь это был Мархем Нэш, человек, которого она любила. И, может быть, это единственная в ее жизни возможность узнать, что такое настоящая любовь.
   – Я хочу тебя.
   Он вздохнул, и его плоть медленно и осторожно скользнула в нее. Боль продолжалась лишь несколько секунд, и даже воспоминание о ней мгновенно исчезло в затопившем ее потоке любовной страсти. Их тела сплелись воедино, так же как и души. Сара знала, что это именно так, она любит и любима.
   Мархем действовал медленно, нежно и осторожно, давая излиться ее страсти. Он управлял собой, как Джонсом, когда тот начинал проявлять свой норов.
   Это была пытка. Восхитительная пытка. Он двигался медленно и ритмично, сопровождая каждое движение поцелуем. Ее руки, гладившие его спину, были сухими и горячими. Он смотрел на ее запрокинутое лицо с закрытыми глазами. Она была воплощением любви, взаимной любви. Эта женщина любила его, теперь у него не было сомнений, ее лицо не умело лгать.
   И он пошел в наступление. Ее глаза широко раскрылись, и в них были любовь, восхищение и удовлетворение. Он двигался все быстрее и быстрее, и, наконец, наступила кульминация. Мархем полностью растворился в ее бархатистой глубине, и она, уже не сдерживаясь, исступленно ласкала его, наслаждаясь его любовью.
   Они долго лежали, приходя в себя от только что испытанного потрясения. Он все еще был в ней, когда Сара вдруг оттолкнула его, резко поднялась и с отчаянием вцепилась в лежащее на земле платье.
   – Что случилось, Сара?
   Она, не отвечая, натянула платье, пытаясь застегнуть трясущимися руками бесчисленные пуговицы и крючки. Из глаз у нее брызнули слезы.
   – Я сделал тебе больно, дорогая?
   Она молча указала на скалистый уступ прямо над их головами. Он взглянул вверх. На самом краю уступа стояли три юные филиппинки и улыбались. Одна из девочек крикнула: «Здравствуйте, учительница!»

Глава 26

   – Да, Мархем, я хотела спросить тебя, оставаться ли мне в Сан-Мигеле... или ехать домой. То есть здесь нет вопроса. Я должна ехать домой. – Сара говорила, опустив голову и не отрывая глаз от земли. – Конечно, теперь и обсуждать нечего. Мне надо уехать.
   Она напряженно ждала. Если он теперь не женится на ней, по всему селению пойдут сплетни. Уж в этом-то она была уверена. Дойдет до департамента образования в Маниле. А то и до ее родителей в Айове! Но она не могла сказать об этом Мархему, не могла принуждать его к женитьбе. Ему нужна свобода, а она должна уехать. Другого пути нет. И теперь у нее даже нет времени. Уезжать надо немедленно.
   – Не стоит делать трагедию из того, что несколько твоих учеников выследили нас. – Он встал и посмотрел на дорогу. – Я ведь говорил тебе, что на Филиппинах нет секретов. – Он легонько приподнял ее голову за подбородок. – Эти дети живут в одной комнате с родителями, и, кроме того, их постоянно окружают домашние животные. Они видят и слышат много такого, о чем и не подозревают американские дети. – Они продолжали осторожно спускаться, – Эти малышки не были ни удивлены, ни поражены. Они давно все об этом знают. – Он придержал ее за руку: – Подожди. Давай поговорим.
   – Я хочу домой. – Она не могла заставить себя взглянуть на него. – Я боюсь надолго оставлять ребенка.
   – Подожди, Сара. Мне надо поговорить с тобой, но как я могу это сделать, если ты несешься, словно взбесившаяся лошадь. Что это ты придумала с отъездом домой, я имею в виду в Айову?
   – Извини, Мархем, но сейчас я не могу говорить с тобой. – Она бросила весьма красноречивый взгляд на филиппинцев, толпящихся перед домом и с любопытством поглядывающих в их сторону. – Мы поговорим, когда останемся наедине.
   Она взялась за перекладину лестницы. В воздухе гоял сильный запах тубы.
   – Я должна подумать. О себе, о малышке, да и о Сонни. – Она посмотрела ему в глаза и почувствовала прилив желания.
   С ним было так хорошо. И, о Боже, как ей хотелось быть с ним снова. Неужели она превратилась в распутную женщину?
   Сара отвернулась, чтобы он не прочитал ее мыслей. Она все решила сама, с его стороны не было ни насилия, ни принуждения. И она ни о чем не жалеет.
   – Мы встретимся завтра на похоронах Магдалины, – быстро проговорила Сара и стала взбираться по лестнице, прежде чем Мархем успел вымолвить хоть слово.
   Он только молча кивнул и направился в сторону штаба, но вдруг остановился. Да, он, черт побери, даже забыл ей сказать, что привез из города грифельные доски и мел. Но, впрочем, он скажет ей об этом утром. Мархем кивком поприветствовал мужчин. Они предложили ему тубу, но он вежливо отказался. От одного запаха этого пойла кишки выворачивались наизнанку. Нэш с понурым видом медленно поплелся к армейскому штабу. Он шел тем же путем, по которому они только что прошли с Сарой, он еще корил ее за то, что она слишком спешит.
   «Она права, – думал Мархем. – Ей надо вернуться в Айову. Здесь не самое лучшее место для порядочной молодой женщины. Я лишил ее невинности – главной ценности каждой девушки. И она пошла на это ради меня».
   Он вскинул голову, но она опять понуро опустилась на грудь. О Боже, как же она была обольстительна. Она опьяняла его, как хорошее вино, будоражила кровь и туманила мысли, и он говорил совсем не то, что собирался сказать. Вспоминая о том, какая она была у водопада, как горела страстью у него в объятиях, сладостные минуты их близости, он мог поклясться, что больше не считает ее ребенком. Она разбудила в нем чувства, о которых он даже не подозревал, не думал, что способен так привязаться к женщине.
   «Надо успокоиться, – убеждал он себя. – Эта девочка поступает абсолютно правильно. Она знает, чего хочет. Даже если я люблю ее, я должен взять себя в руки и подумать о том, где ей будет лучше. Безусловно... в Айове».
   Он решительно поднял голову и расправил плечи. Правду говорят, что любить – значит делать все, чтобы любимому человеку было хорошо.
   Нэш вытащил из заднего кармана брюк носовой платок и вытер лоб. Он был весь мокрый от пота, но при этом его бил озноб. Ломило суставы. Как прошлой ночью. Наверное, приступ застарелой лихорадки.
   Сара отвечала на чьи-то вопросы, улыбалась молящимся женщинам, заполнившим комнату. Кивком поблагодарила молодую филиппинку, опекавшую ребенка, и отнесла его в спальню. Нужно, чтобы Мархем договорился с молодой женщиной. Может быть, она будет кормить девочку, пока Сара придумает что-нибудь еще.
   Что же делали американские матери, если у них не было молока? Коровье молоко? Нет. Козье. Она слышала, что оно очень полезное. В каком возрасте ребенок начинает есть нормальную еду? Это должна знать Лус.
   Девочка, сытая и довольная, посапывала около нее. Сара погладила крошечную ладошку, и маленькое существо сжало пальчики. Саре показалось, что ребенок сжал ручками ее сердце. Ей хотелось взять малышку на руки и крепко прижать к груди, но она побоялась разбудить ее.
   Нужно сделать необходимые приготовления к отъезду. Мархем ей поможет. У нее перехватило дыхание уже при одном мысленном упоминании его имени. Если он не захочет жениться на ней, а абсолютно ясно, что не захочет, ей здесь делать нечего. Она не сможет жить, слыша шепот за своей спиной и ловя косые взгляды, нельзя допустить, чтобы ребенок стыдился ее. Еще надо Бога молить, чтобы не забеременеть. Но даже если это случится, она переживет. Главное – добраться до дома живой и здоровой.
   Она взглянула на личико спящей девочки. Что, интересно, подумают ее родители, когда она вернется с филиппинским ребенком? А соседи? А мисс Арнольд? Она выпрямилась и гордо подняла голову, словно уже стояла в приделе методистской церкви в Айове, готовая защищать свою малышку. Но они, конечно, полюбят ее, ведь она такая хорошенькая. И родители Роберта обрадуются внучке, она по праву займет в их сердцах место умершего сына. Сара с жалостью посмотрела на ребенка. Нет, они, пожалуй, не признают законной связь Роберта с Магдалиной и не полюбят маленькую Джонисию.
   Она улыбнулась, вспоминая последний урок в школе. Выбор имени стал для детей хорошей тренировкой в произношении. Девочки очень старались, а мальчики...они остались недовольны. Им, наверное, было бы интересней выбирать имя для мальчика, но ничего не поделаешь, пришлось включиться в выбор женских имен. После долгих споров дети выбрали имя Джонисия, и Сара согласилась. Действительно, очаровательное имя. И Магдалине понравилось бы, Джонисия Магдалина Зумвальт. Прекрасно. Она будет звать ее так, или Мэгги. Это имя подходит и для филиппинского, и для американского ребенка.
   – Что же мне с тобой делать, маленькая Джоан? – прошептала Сара, засыпая неспокойным сном под звуки похоронных молитв, доносящихся из соседней комнаты.

Глава 27

   Над дверью деревянного барака была прибита табличка с полустертой надписью «Столовая». Здесь Сара обедала с Мархемом и Бонгом в день своего приезда в Сан-Мигель. Обеденные столы были отодвинуты в угол, скамьи поставлены рядами. Саре казалось, что все смотрят на нее, она даже слышала шепот:
   «Это та женщина, учительница, которая вчера в джунглях занималась любовью с майором».
   Сара стиснула зубы и приказала себе забыть обо всем этом и думать только о Магдалине.
   Они ждали начала службы довольно долго, и теперь, стоя на коленях вместе со всеми, Сара никак не могла отдаться молитве. Ее мысли были далеко отсюда.
   Тело Магдалины лежало в гробу из дерева магнолии. Военный священник читал проповедь. Сара слышала слова, но не понимала их. Она вспоминала. Как Магдалина готовила рис и учила ее, а потом помогала ей собраться в школу. Как Мархем шутил насчет ее кулинарных, способностей. Когда Магдалина занималась домашними делами, всегда где-то рядом крутился Бонг, и они негромко переговаривались на своем языке. Это было так недавно. Всего три дня назад. А потом наступило то страшное утро. До него была жизнь, радость и надежда. Как же все изменилось!
   Но теперь у нее есть маленькая Джонисия. Саре вначале не хотелось оставлять малышку в доме Марии, но та никак не могла каждый день на несколько часов бросать домашние дела, чтобы приходить в дом Сары кормить ребенка. Поэтому они договорились, что девочка пока останется у Марии, а Сара будет навещать малышку, чтобы та от нее не отвыкла.
   Возможно, она поступила неправильно, но другого выхода не видела. Впрочем, Мархем мог посоветовать ей что-нибудь. Она стала искать глазами его высокую, статную фигуру. Если бы он был здесь, Сара, безусловно, его увидела бы. Но его не было.
   Он не пришел! Он больше не хотел с ней встречаться!
   Впрочем, скорее всего, он придет на кладбище. Конечно! Видимо, по утрам у него много работы, и он не смог выбраться. Вместе с другими женщинами Сара поднялась с колеи и посмотрела назад, туда, где стояли мужчины. Среди них был и Бонг. Она знала, что Мархем никогда не позволит себе обидеть Бонга, а значит, он придет на кладбище хотя бы из уважения к капралу Манаве.
   Служба подходила к концу. Мальчики-певчие запели что-то торжественное и печальное. Сара не могла сдержать слез: она плакала о Магдалине, Бонге, Джонисии и о себе, о своих несбывшихся мечтах и планах, погибших надеждах. Впереди ее не ждало ничего хорошего.
   На кладбище она шла вместе с Лус и Рудольфо.
   – Не плачьте так, мэм, мы же с вами.
   – Лус, как называется тот псалом, что пели мальчики в конце службы?
   – «Panis Angelicas», мэм, – ответила Лус. – В нем выражается пожелание, чтобы Магдалина покоилась с миром и стала ангелом.
   – Какой красивый, – тихо сказала Сара, и слезы опять полились из ее глаз.
   Бонг подошел к ней, и его голос дрожал от волнения, когда он сказал:
   – Магдалина... она любила вас, мэм. Вы очень хорошая, и она говорила, что надо уважать вас.
   – Ах, Бонг, я так виновата. Я должна была остаться дома и защищать Магдалину.
   – Нет, мэм. Если бы вы остались дома, с вами бы сделали то же самое. – Какое-то время они шли молча. – Не думайте об этом. Не казните себя. Я уже отомстил тем, кто это сделал.
   Сара внутренне содрогнулась от такого неожиданного утешения. Краем глаза она заметила, как Лус быстро перекрестилась. Рудольфо коротко засмеялся. Ничего не подозревающий Бонг рассказывал о дуэли с каждым из семерых разбойников. Она сочла за лучшее сменить тему разговора.
   – Я назвала девочку Джонисия Магдалина. – Сара посмотрела на сразу посерьезневшее лицо Бонга. – Мархем сказал мне, что вы с Магдалиной поженились. Поэтому ты можешь сам воспитывать девочку, если захочешь. Но если ты не возражаешь, я взяла бы заботу о ребенке на себя. Я успела полюбить маленькую дочь Магдалины. Ты согласен?
   – Да, мэм. Я думаю, что Магдалина одобрила бы это. И у меня нет места для ребенка.
   Остаток пути они шли молча. Уже на подходе к кладбищу Сара стала высматривать Мархема. Но его нигде не было.
   Конечно, он не хочет видеть ее, поэтому и не пришел на похороны. Ведь другой причины быть не может. Но, возможно, у него дела? Похоронами занимался Файрстоун, поэтому на Мархема легли все дела, связанные со службой, этим и объясняется его отсутствие. Она знала, что сам Бонг об этом никогда не скажет, а гордость не позволяла ей спрашивать. Но все-таки она не выдержала:
   – Бонг, а где майор? Почему он не пришел на похороны Магдалины?
   – Я как раз собирался вам сказать. Майор тяжело заболел. Он сейчас в лазарете. И не может прийти. Он не может даже встать. У него высокая температура и лихорадка.

Глава 28

   У Сары замерло сердце.
   – Лихорадка? – Она с трудом выговорила страшное слово.
   – Да, мэм. Майор тяжело болен.
   Невидящим взором Сара смотрела на военного священника, читающего молитву над могилой Магдалины, и глубоко вдыхала аромат цветов иланг-иланг, которыми был усыпан деревянный гроб. Умер Роберт. Потом Магдалина. Теперь Мархем лежит на смертном одре. В этом она была уверена.
   Она вспомнила свою странную свадьбу, Роберта и то, что случилось потом. Опять услышала слова военного врача:
   «Мне очень жаль, миссис Зумвальт, но ничего сделать нельзя. Он вряд ли доживет до утра».
   – Нет! – сорвалось с губ Сары совершенно неожиданно для нее самой.
   Все головы повернулись в ее сторону. Сара крепко сомкнула губы. Сразу после похорон она потребует, чтобы Бонг отвел ее в лазарет.
   Сара слушала слова молитвы и думала, что она могла спасти Роберта, но даже и не попыталась. Мало того, она почувствовала облегчение после того, как Роберта не стало. Как она могла радоваться смерти своего мужа? Она виновата, виновата в том, что ничем не помогла Роберту. Может быть, теперь ей удастся спасти Мархема? Она не может, не имеет права позволить ему умереть. Ведь она любит его.
   Четверо солдат из подразделения Бонга стали опускать гроб в могилу. Священник осенил его крестом, поклонился, бросил в могилу горсть земли и вопросительно посмотрел на Сару.
   – Что я должна делать, Бонг?
   – Бросить в могилу горсть земли.
   – Но я думала, что это положено делать только родственникам... Хотя мы теперь, наверное, единственные члены семьи Магдалины, раз здесь нет Сонни. Ты тоже должен бросить землю, Бонг. – Сара набрала в руку немного грязно-серого песка и бросила на гроб. – Прощай, Магдалина, – прошептала она.
   Бонг сделал то же самое, губы его шевелились. Сара поняла, что он прощается с женой.
   Все отошли в сторону, солдаты начали засыпать могилу. Жители Сан-Мигеля, кланяясь Саре и Бонгу, потянулись с кладбища.
   Сара дотронулась до плеча Бонга:
   – Наверное, ты хочешь побыть здесь один?
   – Нет, мэм. Ее больше нет. Я знаю, что Магдалина ушла.
   – Может быть, тогда ты проводишь меня в лазарет, Бонг? Я хочу видеть майора.
   – Вход в лазарет разрешен только военнослужащим, мэм.
   – Плевать я хотела на дурацкие армейские правила. Веди меня туда сейчас же.
   Бонг посмотрел на Лус:
   – Лучше, если ты проводишь мэм в лазарет, Лус. Майор убьет меня, если я это сделаю.
   – Конечно. Я не боюсь. Я провожу ее.
   – Поспешим же.
   Сара была в нетерпении. Ей хотелось бежать, бежать изо всех сил, как она бегала в детстве. Но теперь она взрослая и должна соблюдать правила приличия. Учительнице не полагается бегать по улицам. Но она может хотя бы быстро идти. И ее раздражало, что Лус не торопится.
   – Не спешите так, мэм, – улыбнулась Лус. – Я теперь такая толстая, что не могу быстро ходить. – Она похлопала себя по животу. – Ребенок родится раньше срока, если его мать будет так бегать.
   Саре стало стыдно. Она не имеет права торопить маленькую служанку.
   – Да и зачем спешить, – продолжала Лус, когда Сара замедлила шаг, – майор никуда не уйдет.
   О Боже. Он так тяжело болен. И все знают, что он скоро умрет. Но никто не говорит ей об этом. Они ведь не знают о ее отношениях с Мархемом, поэтому и не сочли нужным поставить ее в известность.
   Саре показалось, что они идут уже целую вечность, когда, наконец, показался деревянный сарай, где располагался лазарет, Лус показала ей, куда идти, и Сара, стремительно преодолев оставшееся расстояние, толкнула дверь и вошла в квадратную комнату с тремя койками вдоль южной стены. Занята была только средняя койка, остальные пустовали. В комнате стоял сильный запах антисептика.
   – Где врач? – спросила Сара у подошедшей Лус.
   – Я не знаю, мэм.
   – Приведи его сюда, Лус.
   Сара откинула от лица черную мантилью, закатала рукава серого платья и наклонилась над узкой кроватью.
   – Мархем, Мархем. Майор Нэш. Ты слышишь меня? – кричала она ему в ухо, стараясь вытащить его из забытья.
   Он открыл глаза:
   – Сара, если кто-то не слышит твоего голоса, он либо глух, либо мертв. Что ты здесь делаешь?
   – Я пришла, чтобы помочь тебе выздороветь.
   – Сомневаюсь, что это возможно. Лихорадка...
   – Не сомневайся. Мы одолеем ее вместе. – Слезы брызнули из ее глаз и закапали на его лицо. – Мархем, помогая себе выздороветь, ты помогаешь и мне. – Она замахала руками и, захлебываясь слезами, проговорила: – Я не могу позволить тебе умереть. Если ты умрешь, я тоже умру.
   – Успокойся, дорогая. Лихорадка...
   – Не сдавайся, Мархем. Борись. Лус пошла за врачом. А я сейчас принесу воды и буду обтирать тебя. – Сара схватила стоящее на скамейке возле двери ведро с водой и вернулась к койке, – Так мама в Айове боролась с жаром. – Метнулась в другой конец комнаты, сдернула с гвоздя полотенце. – Это должно помочь.
   – Сара, тебе нельзя здесь находиться. Это запрещено. – Мархем попробовал сесть, но она не дала ему этого сделать.
   – Неужели ты думаешь, что я буду соблюдать эти идиотские правила, когда тебе нужна помощь. – Щеки девушки запылали от возмущения.
   Она знала, что он пытается бодриться, чтобы не пугать ее.
   Сара окунула полотенце в ведро с водой. Со слабой улыбкой Мархем позволил ей расстегнуть рубашку и обтереть его прохладным полотенцем.
   Но лучше ему не стало. Сара вслух молила Бога о его выздоровлении, и Мархем, глядя на ее серьезное, испуганное лицо, старался удержать ироническую улыбку. Он мог поспорить, что ей никто не рассказывал о застарелой лихорадке, которую он подхватил на Кубе и которая его периодически мучила. Вдруг до него дошло. Она думает, что у него холера! Вот почему такая паника. Но все же ему было приятно, когда она касалась его груди влажным полотенцем.
   – Мархем, тебе не больно? – И в ее глаз опять закапали слезы.
   Бедняжка. Надо пощадить ее.
   Он закрыл глаза и застонал. В дверях появилась Лус. Сара прервала свое занятие и повернулась к ней.
   – Хорошо, что ты здесь, Лус. Я обтираю его, чтобы уменьшить жар.
   Мархем опять тихо застонал.
   – Мархем, дорогой, не умирай. Сейчас Лус приведет священника. Мы поженимся перед тем, как ты покинешь этот мир. Я в миллион раз больше хочу быть миссис Нэш, чем миссис Зумвальт.
   Мархем украдкой наблюдал за ней сквозь ресницы. Она собирается стать женой еще одного умирающего? Он застонал громче и взял ее за руку.
   – Жар растет. – Она окунула полотенце в ведро. – Я думаю, он умирает, Лус. Позови священника. И где врач?
   – Врач сказал, что он уже был здесь. И не видит смысла в повторном посещении.
   – Он ничего не хочет делать! Мархем застонал.
   – Быстрее, Лус. Зови священника. Скажи ему, что мы с Мархемом Нэшем хотим обвенчаться. Прямо сейчас! – Она взглянула на Мархема, который вяло улыбнулся, – Прямо здесь. Это осчастливит его, Лус. Позови священника.
   «Ну что ж, – подумал Нэш, – эта девочка доказала, что куда бы меня ни забросила судьба, она не будет мне обузой. Она не теряется и не падает духом даже в самых сложных ситуациях. Бессердечно так мучить ее, но уж больно забавно наблюдать, как она мечется. Ее следует вознаградить».
   – Обвенчаться? – проговорил он хриплым, слабым голосом.
   – Да, обвенчаться, мой дорогой. Я приложу все силы, чтобы спасти тебя, но, если тебе суждено умереть, я буду хотя бы носить твое имя.
   – Мое имя? – его голос задрожал сильнее.
   – Да, мой милый. Я убью этого врача. Он забыл, кто такой Мархем Нэш. – Сара вновь взялась за полотенце. – Ты узнаешь меня, дорогой?
   – Да, ты Сара и хочешь стать моей женой.
   Она нежно улыбнулась ему и потрогала губами его лоб.
   – Мне кажется, ты уже не такой горячий. Жар спадает.
   «Да, но не везде», – подумал Мархем и перевернулся на живот.
   – Ты можешь надеть тот красивый костюм? – прошептал он так тихо, что Саре пришлось нагнуться, чтобы услышать его. – И снять с головы это черное уродство?
   – Конечно, дорогой. – Она продолжала обтирать его. – Как только придет кто-нибудь еще, я побегу домой и переоденусь. – Сара опустила полотенце в ведро.