Филоненко Вадим. Маг для особых поручений

   Задумавшись, я неторопливо лакомился запеченными куропатками с черносливом, и, только когда подали сладкое, а пустые тарелки покинули стол, Миссел вернул нас к прерванному разговору:
   – Рассказывай дальше, Эрхал. Что еще ты узнал в Башне Жизни?
   – Главное я вам рассказал. Осталась мелочь и мои рассуждения.
   Миссел, продолжая хмуриться, залпом осушил бокал и с громким стуком поставил его на стол. Темьян, напротив, пил медленно, макая сладкое печенье в горячее пряное вино.
   – Нам интересно и то и другое, – сказал оборотень, а я подумал, что с каждым днем он мне все более симпатичен: неунывающий, неутомимый, дружелюбный и всегда в хорошем настроении. Он обладает удивительным качеством: умеет наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях, будь то вкусное вино с печеньем или восхитительный закат с заревом в полнеба. Качество наиредчайшее, зачастую недоступное ни Богам, ни Проклятым, несмотря на все их неограниченные возможности.
   – Вскоре после того взрыва в Кротасе произошел дворцовый переворот – и на трон сел Бовенар Третий, представитель побочной вырождающейся ветви царствующего дома, официальный основатель веры Темных Небес и наш с вами Злой Гений, – сказал я. – Бовенар – уроженец Ксантины, но…
   – Уж больно совпала попытка перемещения Неизвестного с возникновением Черного Чародея, завладевшего царской короной, – договорил за меня Миссел. – И именно дейвы умеют мастерски менять свою внешность.
   – Да, нашей расе, расе амечи, такое не под силу.
   – Что же получается? – спросил Темьян.
   – То, что Черный Чародей – дейв, и либо он и этот Бовенар – одно и то же лицо, либо царь Кротаса – пешка в руках Чародея-дейва, – вздохнул Миссел.
   – Черный Чародей не дейв, – возразил я. – Он просто имеет к ним непосредственное отношение. Насколько я знаю, ваши… э… скажем так, жены и мужья зачастую из других рас? Рас простых смертных?
   – Точно. Впрочем, как и у вас. И дети от таких… э… браков рождаются не дейвами, а смертными и не обладают силой и могуществом родителей. Но женам и мужьям из числа смертных не разрешено бывать на Алии. Как и детям-полукровкам… Насколько я знаю, у вас, у амечи, те же правила?
   Я кивнул. Мир Изначальных только для Изначальных. Поэтому большинство из нас постоянно околачивается в других мирах. На Лакии, например…
   Миссел помолчал, тяжело глядя мне в глаза. Затем сказал:
   – С Алии мог перемещаться только дейв, но он не стал бы разрушать город – его перемещения никто и не заметил бы.
   – А если кто-то из дейвов украдкой протащил смертного на Алию?
   – Значит, он нарушил Закон, – пожал плечами Миссел. – Но ты знаешь, что Закон нарушить невозможно – наказание мгновенно и неотвратимо. Ты же знаешь, что все дейвы связаны клятвой крови. Впрочем, как и амечи.
   – Да, ты прав, – вынужден признать я.
   Воцарилась неловкая пауза.
   – Миссел, ты вроде говорил, что до тебя на Ксантине уже побывали двое Проклятых. Что им удалось узнать? – нарушил молчание Темьян.
   – Когда наши… хм… адепты сообщили, что в Кротасе разрушают Храмы Богов, мы прислали своего наблюдателя. Он пошел к царю Кротаса в открытую и бесследно исчез, не отправив ни одного сообщения. Нас это насторожило, мы послали второго с приказом потихоньку собирать информацию и самому ничего не предпринимать. Но и он исчез, также не послав ни единого сообщения. Вот тогда мы уже всерьез забеспокоились и обратились к Ювису – вашему Верховному. Рассказали, что на Ксантине творится что-то непонятное.
   – И что Верховный Бог? – спросил Темьян.
   – Сказал, что все под контролем и беспокоиться нечего. И в грубой форме предложил не лезть в дела подвластных им миров. Сказал, что еще одно пребывание Проклятого на Ксантине он расценит как нарушение Договора и объявление войны.
   – Но ты здесь! – Я удивлен сверх всякой меры. Никак не ожидал от него подобной откровенности!
   – Я здесь, – нарочито спокойно подтвердил Миссел. – И ты здесь.
   – А не боишься, что я доложу о том, что ты здесь, несмотря на запрет Богов?
   – Боюсь. Но в данном случае у меня нет выбора. Раз уж злой рок столкнул нас с тобой нос к носу…
   – А ты попроси Эрхала сохранить твою тайну. – Простодушие Темьяна не знало границ.
   Миссел выразительно покосился на него, но промолчал. Я побарабанил пальцами по столу. Предложил:
   – Подведем итог?
   Они кивнули.
   – Итак. Первое. Наш враг не дейв, но имеет к ним какое-то отношение. Второе. Боги в данной ситуации ведут себя очень странно: в открытую в ситуацию не вмешиваются, но зачем-то все же прислали меня. И третье. Черному нужны существа Несуществующих миров: джигли, кабаёши и прочие, хотя он мог нанять себе не менее сильных помощников и среди жителей Ксантины.
   – И четвертое, – задумчиво добавил Миссел. – Черному Чародею для чего-то очень нужна кровь жертв.
   Темьян вздрогнул и промолчал, но мысль так отчетливо промелькнула у него в голове, что даже я смог прочитать ее. «Ему нужна необычная кровь!!!» – молча кричал Темьян.

12

   На следующий день я наведался в Серую Башню, но архимага За'саринузу не застал. Один из посвященных сообщил, что мэтр отбыл в свое поместье, расположенное в какой-то глухомани у Проклятого на рогах, и в ближайшее время возвращаться не собирается.
   Подумав, мы решили-таки отправиться в Кротас, ибо полагали там найти ответы на свои вопросы. И потом, кем бы ни был на самом деле наш враг, рано или поздно нам придется встретиться с ним лицом к лицу.
   Воспользовавшись помощью Белых Волшебников, мы прошли через их Башни и оказались в небольшом беотийском городке под названием Калы-Валы на самой границе с Кротасом. Дальше нам предстояло добираться своим ходом.
   Но сперва следовало «поговорить» с джигли. Для «разговора» мы выбрали лесок у местечка Лит-Корру. Как сообщил мэтр Оромаки, любой движущийся в Дапру с севера должен будет проехать по этому лесу, другого пути просто не существует, если, конечно, путешественник не предпочтет рисковать жизнью в Скользящих Степях или штурмовать неприступные скалы.
   Итак, место встречи с джигли было определено. Но поскольку, пройдя Башню, мы сильно обогнали их, то пришлось скоротать день в том самом приграничном городке со смешным названием Калы-Валы.
   «Борьба за веру» почти не коснулась городка, хотя на месте разрушенного Храма Богов торчало наспех сколоченное из бревен, убогое сооружение с черным, перечеркнутым красным крестом флагом. Но других разрушений в городке не наблюдалось. Царил порядок и относительная чистота. Торговые лавки приветливо манили яркими вывесками, а у ремесленных мастерских по-прежнему сновал народ. Похоже, когда священники Темных Небес занялись городком, жители лишь понаблюдали за «сменой власти», почесали в затылках и разошлись по своим, несомненно, более важным делам.
   Как я понял, все население Калы-Валы делилось на две неравные группы: одна, побольше, занималась всеми видами контрабанды из соседнего Кротаса, а другая, поменьше, делала вид, что их ловит. Конечно, даже в этом захудалом городишке имелась парочка аристократических семей, к одной из которых принадлежал королевский наместник, он же городничий, но, вероятно, через них и шла львиная доля выгодного промысла.
   – Хорошие люди, эти калы-вальцы, – решил Миссел, с удовольствием покупая (на деньги Темьяна) целую шкатулку настоящих радопских сигар, разумеется контрабандных. – Деловые люди, сосредоточенные. Не думающие о всяких глупостях вроде Темных Небес и Разноцветных Чародеев.
   – Хорошие-то хорошие, но уж больно смотрят неприятно. Хищновато так смотрят, оценивающе. Половину из них Келвин с удовольствием зачислил бы к себе в банду, – высказал свою точку зрения Темьян, а я молча согласился с ними обоими.
   На всякий случай мы решили ночью держаться все вместе, поэтому сняли одну комнату на троих на постоялом дворе, находившемся за городской чертой.
   Вечерело. Проглотив наспех легкий ужин, состоящий из копченого мяса и козьего сыра, мы стали устраиваться на ночлег. Снятая нами комната оказалась из разряда дешевых, поэтому вместо кроватей на полу лежали тюфяки, набитые соломой. Теплый южный ветер играл со ставнями, и они едва заметно трепетали, будто крылья парящей в воздушном потоке птицы, издавая время от времени тихие посвистывающие звуки, которые неуловимо вплетались в пение цикад, доносящееся с расположенных неподалеку полей.
   От тюфяка приятно пахло свежим сеном, и я подумал, что спать на нем – одно удовольствие. Вообще, в быту я очень неприхотлив. Я терпеть не могу носить драгоценные перстни, украшать свою одежду и оружие самоцветами. Мне все равно, что надевать – полотно или шелк, все равно на чем спать – на охапке сена или на пуховой перине, все равно из чего пить – из глиняного кубка или из золотого. Все это похвально для воина и волшебника, но предосудительно для Бога.
   Не могу удержаться от горькой усмешки: все последние годы моей жизни крайне предосудительны для Бога. Оказалось, что я умею и хочу любить, терпеть не могу править и властвовать и совершенно равнодушен к роскоши. А настоящему Богу неведома любовь. Основа его существования – власть над смертными, и роскошь ему нужна как воздух.
   Впрочем, все это относится и к Проклятым. Не знаю, как воспринимает наш дешевый быт Миссел, но заснул он сразу, как только устроился на своем тюфяке.
   Темьян лег последним, – он уходил купаться к колодцу, – загасил свечу, но долго ворочался и вздыхал в темноте, не засыпая. Видно, какая-то мысль не давала ему покоя. Я ждал. В своем углу мирно похрапывал Миссел. Наконец Темьян созрел:
   – Эрхал, ты спишь?
   – Нет. А что?
   – Научи меня драться мечом.
   Я сладко потянулся. Вон оно что!
   – Ну сам понимаешь, Темьян, за несколько дней это невозможно. Нужны годы. Хотя… Я научу тебя основам дарианского метода ведения боя. Он прост до гениальности. Впрочем, некоторые считают его… мягко говоря, парадоксальным… Запомни несколько правил. В их верном понимании секрет успеха.
   Я помолчал, вслушиваясь в темноте в его дыхание – глубокое, но чуть замедленное, – он был весь внимание. Я усмехнулся и продолжил:
   – Итак, первое и главное: «правило двух зон». Оно звучит так. Во время боя существуют только две зоны: ты и твой противник.
   Темьян прерывисто вздохнул. Я понимал его недоумение. Впервые услышав это правило, я и сам растерянно пожал плечами, полагая, что меня разыгрывают.
   – А… если противников двое или трое? – выдал урмак.
   – Да хоть пятеро. Ты невнимательно слушал, Темьян. Во время боя существует только ДВЕ зоны: ты – зона потенциального победителя и твой противник – зона поражения. Конкретное количество врагов при этом не имеет значения.
   Я снова сделал паузу, ему явно требовалось переварить услышанное.
   – Как-то странно… Трудно воспринимать себя и других людей зонами.
   – Именно зона. Область. Часть мира. Пойми, Темьян, во время боя ты не человек. У тебя нет чувств, эмоций, злости или страха, жалости или сомнений. Ты неспособен устать или погибнуть.
   – Неспособен?..
   – Ну да. В эти минуты ты ожившее оружие. Мыслящее и смертоносное. Ты клинок. А клинок не чувствует боли, не погибает и не устает. В отличие от держащей его руки. Но у тебя нет рук. Клинок – это ты сам. Не человек, а часть природы. Кусок мира. Зона.
   – Но ведь и противник тоже зона?
   – Да, но он зона поражения, заранее обреченная на проигрыш. Обнажая меч, ты должен четко сознавать, что уже победил. И тебе остается лишь осуществить эту победу.
   Темьян напряженно посопел и, судя по звукам, почесал белобрысую макушку. Я дождался, когда его дыхание выровняется, и сказал:
   – Следующее правило, «правило трех зон». У твоего противника, когда он наносит удар, есть три… м-м-м… зоны движения. Первая – безопасная для тебя, – когда его движение только начинается. Вторая – основная, опасная, – когда, собственно, он и наносит удар. И третья – тоже безопасная для тебя – когда движение его окончено и острие движется по инерции или возвращается назад после любой атаки. Так вот. Главное заключается в умении почувствовать, угадать и научиться манипулировать этими тремя зонами. Отбивая удар, ты можешь сам создавать «третью зону», укорачивая «вторую». Или сразу переводить противника из «первой зоны» в «третью». И атаковать, когда противник в одной из «безопасных» для тебя зон. Понял?
   – Ну-у…
   – Завтра покажу на практике, и ты увидишь, как все просто. А пока слушай следующий пункт теории. Для разнообразия он называется «четыре зоны». Имеется четыре зоны нанесения ударов: верхняя, нижняя, правая, левая. Деление происходит на уровне пояса и строго по центральной вертикали тела. Соответственно существуют четыре главные защиты, четыре основные атаки и четыре главные контратаки. Подробнее тоже завтра и тоже на практике… И последнее правило: «пять зон». Суть его в том, что наносить надо не один удар, а серию, состоящую из двух-трех ударов, у дарианцев в серии их минимум пять.
   – Странно, – не выдержал Темьян. – Не проще ли нанести один удар, а если уж он не достиг цели, готовить второй?
   – Не проще. Отбив твой единственный выпад, противник тут же ринется в контратаку. А серия свяжет его, не даст ему времени на встречную атаку и не позволит тебе «улететь» вслед за мечом, если противник отобьет твой удар. К тому же на один удар ты потратишь силы не меньше, чем на серию. Помнишь принцип экономии силы? «Легче разрушить город, чем убить одного человека». Это верно и в бою: несколько ударов, связанных в серию, потребуют сил столько же, сколько и один-единственный удар.
   Темьян промолчал, но дыхание его, несколько аритмичное, выдавало охватившее его сомнение.
   Я зевнул и сказал:
   – Утром мы повторим все правила еще раз, уже с оружием в руках. Я покажу тебе прямое и обратное скольжение, проламывающую атаку и многое другое. Мастером клинка ты, конечно, не станешь, но драться будешь лучше многих.
   Мы замолчали, и вскоре Темьян уснул. А я все лежал без сна, уставившись в дощатую темноту потолка, и думал.
   …Дорога Миров. Я иду по ней уже четвертый год, если считать по летоисчислению амечи.
   Сколько миров я прошел? Сколько смертей обманул?
   Порой мне приходилось по нескольку дней подряд не выпускать из рук меч, буквально прорубаясь сквозь полчища разных существ – разумных и не очень, единственной целью которых было убить меня. Бывало, я не спал сутками, терпел голод, стужу или жару. Тонул в океанах, замерзал на горных вершинах, выбирался из всевозможных ловушек и капканов. Командовал армиями и участвовал в политических интригах. Вычищал из лесов и городов нечисть, умудрился посидеть в тюрьме и едва не угодил на плаху.
   Три года…
   Три года в ежедневном ожидании удара, предательства, западни. За это время я очень хорошо уяснил, что рассчитывать могу только на себя самого, что доверие – опасная штука, которая оказывается пострашнее самого убойного заклинания, а обаятельная улыбка, ясные глаза и ямочки на щеках являются отличной приправой к измене. Эти самые милые ямочки и простодушное, честное личико десятилетней девчушки едва не стоили мне жизни…
   С тех пор я насторожен, собран и недоверчив. Я не позволяю своим симпатиям притупить мою бдительность. Я ни на миг не забываю, что и Темьян, и Миссел запросто могут оказаться врагами. Причем они могут искренне считать, что защищают добро, а злом в их глазах стану я. Как гласит лакийская поговорка: «Сам по себе муравей – существо мудрое, но саду он враг». Так не стану ли я в скором времени муравьем для сада Миссела или Темьяна? Хочется надеяться, что нет. Что в решающий момент мы выступим вместе, прикрывая спины друг другу. Ладно, жизнь покажет.
   М-да… В самом начале пути я не сомневался бы в искренности намерений Миссела, как и в чистоте побуждений Темьяна. Но с тех пор я изменился, сильно изменился. Я ни за что не предам сам, но и не стану уповать на верность другого.
   Да, три прошедших года сильно изменили меня. Да и как могло быть иначе? Три года мы с Дорогой неустанно проверяем друг друга на прочность. Она, подобно хладнокровному врагу, чутко следит за каждым моим шагом, терпеливо ждет, когда же я оступлюсь, допущу промах, который станет для меня роковым. Одна-единственная ошибка отделяет меня от смерти – Дорога не прощает ошибок, жестоко карает за слабость и безжалостно мстит за глупость. Чтобы выжить, приходится быть сильным, внимательным и расчетливым. Таков единственный закон этой Дороги: если ты слаб, глуп или доверчив, ты мертв.
   Три года…
   Я устал, не просто устал – вымотался до предела, и с каждым днем мне все труднее заставить себя продолжать путь. Будет ли ему конец? Порой мне кажется, что я родился на этой Дороге и буду идти по ней до скончания своих дней.
   Может, прав был тогда Ювис – слишком рано я ступил на Дорогу. Ступил, будучи не до конца готовым к ней. Скрепя сердце Ювис согласился тогда отпустить меня. Идя к нему, я настраивался на очередную ссору, ругань, скандал, но вышло все иначе…
   Когда я с вызовом заявил Верховному, что хочу сдавать экзамен немедленно, он рассмеялся, полагая, что это неудачная шутка. Я стал настаивать.
   – Ты не готов, Эрхал, – посерьезнел Бог. – Ты не готов и сам знаешь это.
   – Я брожу по Закрытым мирам уже несколько десятков лет. Не думаю, что Дорога окажется опаснее или сложнее.
   – Каждый отдельно взятый мир Дороги действительно не опаснее и не сложнее. Даже легче, намного легче… Но… Из Закрытого мира можно уйти почти в любой момент, при известной доле внимательности и ловкости, разумеется. Ты и уходил – как только опасность становилась чрезмерной. А ступив на Дорогу Миров, ты не сможешь сойти с нее, не сможешь остановиться или повернуть назад. Тебе придется пройти ее до конца… Дорога Миров длинна. Она не дает передышки, она выматывает своей бесконечностью и ждет, когда ты устанешь и потеряешь бдительность, и вот тогда-то она и нанесет удар. Нанесет, когда ты меньше всего ждешь этого. Один-единственный удар… Ты усмехаешься… Ты уверен в своих силах. Да, ты вынослив и силен. Физически силен… А твоя душа? Достаточно ли она готова к Дороге? Думаю, нет. Потерпи, Эрхал, тебе еще многому предстоит научиться, и тогда…
   – Мне очень надо уйти, – тихо сказал я.
   Ювис осекся и остро глянул мне в лицо. Потом отвернулся и уставился на дрожащий в камине огонь. Он молчал, катал в ладонях кубок с любимой амброзией и смотрел на яркие языки пламени. В его позе мне вдруг почудилась усталость и какая-то странная обреченность, и я внезапно испытал смятение и тревогу. В тот момент я дорого бы дал, чтобы иметь возможность отказаться от своего намерения, но Хименес не оставил мне выбора.
   – Я готов ступить на Дорогу Миров, – повторил я. Мой голос предательски дрогнул, и тогда Ювис снова посмотрел мне в лицо. Посмотрел и произнес одно только слово.
   – Иди, – вымолвил он, а мне вдруг показалось, что он сказал: «Прощай».
   Надеялся ли он, что я вернусь, или, сидя у камина с кубком в руках, молча оплакал мою гибель?
   Что ж, мне некого винить – я ступил на Дорогу по собственной воле. Ну почти по собственной. И я пройду ее до конца. Я не сдамся. Я выживу. Я вернусь, чего бы мне это ни стоило!
   Три года…
   Четвертый год меня ждет Динантра. Ждет ли? Я уверен, что ждет. Я должен в это верить. Эта вера придает мне сил, спасает, когда опускаются руки, прогоняет прочь отчаяние, заставляет держать удар и гонит, гонит вперед. К ней.
   Динантра… Колдовские зеленые глаза, пьянящий аромат лимонника, исходящий от черных блестящих кудрей, любимый, чуточку вздернутый носик… Я улыбаюсь – у меня теплеет на душе. Но тотчас накатывает тревога – Хименес. Не воспользуется ли он моим отсутствием, чтобы свести с ней счеты? И если что, сумеет ли Арвин защитить ее? Хименес умен, очень умен. Он не станет ничего делать в открытую – только исподтишка, чужими руками. Например, руками Уйоля.
   Уйоль, Повелитель Огня… Пожалуй, с некоторых пор он все больше превращается для меня в темную лошадку. Что-то с ним происходит, он меняется, и, боюсь, не в лучшую сторону. Я знаю его с детства. Смешливый, чуть неуклюжий мальчишка, необидчивый и неагрессивный. Он обожал играть в разные игры, азартно рвался к победе, но и проигрывать умел легко, с улыбкой. За это его любили сверстники, с ним было весело, интересно. С годами его азарт перешел в озлобленность. Он все хуже переносил поражения. Лез в драку, оспаривая результаты игры. Его начали сторониться, он замыкался все больше, пока не прибился к Хименесу, став его тенью, вторым «я». В учебе Уйоль особо не блистал – проявлял старательность и аккуратность, не более того. По-моему, наши Учителя его не любили, а Ювис относился к нему как-то слишком… настороженно, что ли, будто каждую минуту ожидал подвоха.
   Когда, в подражание мне, среди Учеников началось повальное увлечение «особыми поручениями», Уйоль – единственный – наотрез отказался участвовать в подобном. И это при его-то страсти к игре! Тогда никто не задался вопросом: почему? А сейчас поведение Уйоля мне кажется очень странным.
   Кстати о странностях. Когда мы с Уйолем сошлись в магическом поединке, на какой-то миг я ощутил в его ударах не просто азарт, а самую настоящую ярость, помноженную на ненависть. Мне показалось, что передо мной не амечи, а дейв. Враг! И этот враг намерен разметать меня в клочья…
   Почему я вспомнил об этом именно сейчас? Думал о Динантре, а свернул на Уйоля. Да, как все же прихотлива мысль! Следуя по неуловимой дороге ассоциаций, мы подчас способны на поразительные размышления…
   Завозился в углу Миссел, забормотал во сне что-то неразборчивое. Потом затих, его дыхание выровнялось.
   Я снова погрузился в раздумья и незаметно для себя уснул.
   Разбудило меня легкое движение воздуха. Я открыл глаза и приподнялся на локте: Миссел осторожно пробирался к выходу.
   – Что случилось?
   – Да ничего, Эрхал. Спи. Просто меня кошмары замучили. Хочу выйти покурить.
   – А-а-а… Что ж, покури.
   – Пойдешь со мной?
   Я скривился:
   – Еще чего! Меня-то кошмары не мучают. В отличие от вони твоих сигар.
   Он хмыкнул и вышел.
   А я никак не мог уснуть. Постепенно все больше меня охватывало неосознанное беспокойство. Внутренний голос шептал: «Вы с Мисселом враги, ему нельзя доверять. Очень может быть, что происходящее на Ксантине – проделки дейвов. Тем более что Неизвестный ломился через Белую Башню именно из их мира. Не доверяй Мисселу! Не доверяй!»
   Я ворочался с боку на бок и наконец не выдержал. Тихонько встал, опасаясь разбудить Темьяна, оделся. Поколебавшись, опоясался мечом и вышел во двор. Небо уже начало светлеть в предчувствии рассвета, хотя луна еще продолжала наслаждаться властью над миром и не торопилась уступать ее солнцу.
   Во дворе Миссела не было. Я бросил легонькое заклинание поиска и пошел в указанном направлении. «Волшебный компас» повел меня к сереющим на поле стогам. Сам не знаю почему, я перешел на крадущийся бег, стараясь не слишком отсвечивать на скошенном, лысом поле. Пригибаясь, я приближался к очередной скирде, как вдруг услышал голоса: Миссела и незнакомца. Затаив дыхание, я осторожно припал к пирамиде из сена и напряг слух.
   – …Это все глупости, говорю тебе. Так ничего не выйдет! – Миссел явно сердился.
   – Другого пути нет, хозяин, – отвечал неизвестный. Он говорил по-саарски несколько странно: словно проглатывая окончания слов, и его акцент сразу насторожил меня, показавшись смутно знакомым.
   – Сколько раз повторять, не называй меня хозяином! – Миссел все больше выходил из себя.
   – Дело не в том, как кого называть, – почтительно, но твердо возразил голос, – а в том, что только так можно решить эту проблему, хозяин.
   Судя по звукам, Миссел плюнул с досады. Только непонятно, что его больше раздосадовало: наименование «хозяин» или скрытая от меня суть слов его собеседника.
   – Убирайся! – прорычал Миссел. – И скажи остальным, что им бы лучше вернуть девушку и проваливать назад, в Несуществующий мир.
   Я подскочил: Несуществующий мир! Так вот почему акцент показался мне знаком!
   От моего движения предательски зашуршало сено, но собеседники не обратили на посторонний звук ни малейшего внимания, отнеся, видно, его на счет полевой мышки.
   – Если ты поразмыслишь, хозяин, – продолжал уговаривать голос, – то поймешь, что мы помогаем тебе добиться твоей цели и похищение девушки – самый короткий путь для этого.
   – Не смей рассуждать о моих целях, урод! – взревел Миссел во весь голос. – Чтобы к утру девушка была возвращена живой и невредимой!
   – Напрасно ты так, хозяин.
   – Я все сказал! – Миссел размашисто зашагал по полю в сторону постоялого двора, а я вжался в стог, надеясь, что состояние бешенства, в котором он пребывает, не позволит ему разглядеть мой темный силуэт в светлеющем мареве утра.
   Мои ожидания оправдались – дейв меня не заметил. Зато его собеседник выскочил из-за стога прямо на меня. Я опешил: Миссел, оказывается, разговаривал с всадником джигли! Судя по вытаращенным глазам, сам джигли тоже не был готов к нашей встрече. Несколько мгновений мы с черным человеком растерянно пялились друг на друга. Затем раздалось конское ржание, и в плечо джигли ткнулась смоляная конская морда. Он ловко вскочил в седло и взмыл в сереющие небеса. А я все стоял в оцепенении и не сделал попытки его задержать. Самой моей связной мыслью в тот момент было: «Вот это да!»