– Как же он так ходил? – спросил Темьян. – Ну пусть вы не чувствуете обычной боли, но ведь рана-то была серьезная! Может даже смертельная!
   – Мы не можем умереть, пока не исполним Долг.
   – Даже если вам отрубить голову?
   – Даже если нас изрубить на мелкие кусочки. – Аль искоса взглянул на Барса и с едва заметной усмешкой добавил: – Пока не исполнен Долг, Должника может убить только он сам или другой Должник. Третьего не дано.
   – А потом? После того как Долг исполнен?
   – Потом… – Аль вздохнул. – Потом мы становимся очень уязвимыми. И расплачиваемся за эту уязвимость собственной жизнью… В моем поколении было двадцать Должников, считая меня. Один из нас, Ласль, он… Короче, это отдельная история… Еще шестеро получили Приказ и ушли. Вернулся лишь один. Без руки, хромой, а левая половина тела у него оказалась изуродована огнем.
   – И что?
   – Он выполнил свой Долг и единственный остался в живых. Он стал настоящим героем. Король Варавии захотел породниться с ним и добавить в кровь своей династии свежую струю, женив его на своей дочери.
   – Неплохо!
   – Да, это сокровенная мечта каждого из Должников.
   – Породниться с королем?
   – Выполнить Приказ и остаться в живых. Навсегда избавиться от боли и силы. Вернуться домой. Построить собственный дом. Жить, работать, любить. В общем, стать обычным человеком. Стать как все.
   – Да, как все – это очень хорошо, – задумчиво сказал Темьян, и Алю вдруг показалось, что оборотень ответил на какие-то свои затаенные мысли. – А что за история с Ласлем? Или это секрет?
   – Да какой там секрет, – отмахнулся Аль, подумав, что и так уже выболтал этому странному оборотню о Должниках почти все, даже то, чего не знает ни один из жителей Звездного мира, хотя те и живут с Должниками бок о бок.
   Аль вдруг удивился, что так легко пустил в свою душу постороннего. Это на него совсем не похоже. По натуре он замкнут, впрочем, как и все Должники. Почему же с оборотнем по имени Темьян он чувствует себя так легко и непринужденно и свободно рассказывает ему обо всем?
   – Ты чего замолчал? – удивился Барс, и Аль, откинув все колебания, продолжил рассказ:
   – Ласль, подравшись, нарушил запрет Наставника. А это равносильно невыполнению Приказа. Но мы живем только для того, чтобы выполнять Приказы…
   – Понятно, – протянул Темьян. – Его наказали? Убили?
   Аль презрительно повел плечами и брезгливо сказал:
   – Да кому он был нужен! Никто не стал бы марать об него руки! Он… в общем, он наказал себя сам, после того как в Анналах Змееносца появилась запись о его позоре… Видишь ли, все поступки Должников записываются в Анналах. Этим фолиантам много-много тысяч лет… Наставник читал нам описания деяний каждого из Должников предыдущих поколений. Мы знаем всех их поименно. Мы знаем, как они выглядели, как жили до Приказа, как получали Приказы, как выполняли их. Мы учились на их примерах и мечтали оказаться достойными их, чтобы следующие поколения Должников читали записи про нас и гордились нами… Всего несколько Должников не выполнили полученные Приказы. Наставник читал нам и про них. И каждый раз мы испытывали глубочайшее потрясение, словно часть их позора ложилась и на нас… – Аль сделал паузу, а потом заговорил очень тихо, уставившись взглядом на траву под ногами: – Самое страшное для Должника – это не выполнить Приказ. Мы готовы на все, лишь бы не… – Он не договорил, чувствуя, как тугой спазм скрутил ему горло.
   Воцарилось молчание, а потом Барс ни с того ни с сего заявил:
   – Его зовут Эрхал. Он амечи.
   – Да, я знаю, – удивленно ответил Аль, машинально покосившись на сидящего в сторонке Ученика Бога.
   – Это имя у тебя в Приказе на убийство? – спросил Барс.
   Аль не ответил. Ему не хотелось врать, а правды он сказать не мог. Пока не мог. Не мог сказать, пока не наступит тот самый миг выполнения Приказа, когда уже ничего нельзя будет изменить.
   – Какой у тебя Приказ? – настойчиво повторил Барс, и такое беспокойство прозвучало в его голосе, что Алю внезапно стало тошно.
   С таким трудом годами возводимая броня черствости и бездушия развалилась в один миг, обнажая нервы, и Аль будто снова превратился в пятнадцатилетнего мальчишку, готового сострадать и помогать. Но он не мог сейчас позволить себе эту роскошь – сострадать. У него Приказ, и он во что бы то ни стало должен выполнить его. Выполнить без колебаний и сомнений. Спокойно, расчетливо, хладнокровно. Чуть позже, когда придет назначенный срок. Выполнить! А сейчас-Сейчас ему тошно, потому что он очень не хочет убивать того, о ком с такой тревогой спросил оборотень по имени Темьян. Не хочет, но убьет. Некуда ему деваться. Убьет, а потом погибнет сам от руки этого оборотня, который, несомненно, захочет отомстить убийце за смерть друга.
   Аль скрипнул зубами, ощутив мгновенную вспышку ненависти к Темьяну – своему будущему палачу. Но кроме ненависти почувствовал он и черную зависть к тому, за чьей жизнью пришел. Все бы отдал в этот момент Аль, чтобы поменяться с Эрхалом местами. Чтобы и у него хоть на краткий миг появился такой друг, как этот Темьян. Друг, который с тревогой спросит, не за его ли жизнью пришел убийца. Друг, который, не колеблясь, встанет между ним и смертью, как сделает этот оборотень, чтобы защитить своего Эрхала. Защитить от него, от Аля – врага и безжалостного убийцы!
   Аль потемнел лицом, тяжелым взглядом упираясь в траву под ногами.
   – Ответь, какой у тебя Приказ? – тихо попросил Темьян, но Аль не смог проронить ни слова, будто какая-то сила намертво сковала ему челюсти. Он молчал, а перед глазами у него стоял красный огонь святилища. И двенадцать Должников, отводящих взгляды. И ожидающий ответа Наставник. И собственные сумбурные мысли: что дороже – двенадцать или один? Двенадцать чужих жизней или одна, но твоя собственная?
 
   …Аля, как и остальных Должников, Наставник разбудил среди ночи. «Вот оно!» – понял Аль, ощущая как липкая, горячая волна страха омывает его с ног до головы, а сердце съеживается, пытаясь спрятаться от неизбежного.
   «Вот оно! Но кто? Чья теперь очередь уходить?» Такие мысли метались в голове каждого из тринадцати парней, что собрались среди ночи в холодном каменном мешке под названием святилище. Они не сводили испуганных глаз с Наставника, ожидая его слов как приговора для одного из них. А Наставник все медлил, и царящие в узком, высоком помещении эмоции сгущались и плотнели, становясь почти осязаемыми.
   Наконец зазвучал голос Наставника. Он щелкал тяжелыми ударами бича, от которого вздрагивали «приговоренные»:
   – Коль ри Моравин. Аль ри Эстан. Дей ри Карсан.
   Святилище всколыхнулось изумленными возгласами:
   – Как?! Трое сразу?!
   – Трое?! Но почему?!
   – Три Приказа одновременно?!
   – Но так не бывает!
   – Так еще не было, но так может быть! – резко произнес Наставник, и голоса Должников съежились и затихли в странном предчувствии.
   – Коль ри Моравин, – повторил Наставник, и тот вышел вперед, к источающей красный дым чаше бронзового напольного светильника. – Для тебя получен Приказ: «ВЫВЕСТИ!»
   Коль не удержался от постыдного всхлипа: такой чрезвычайно редкий Приказ оставлял шанс выжить.
   – Аль ри Эстан. Приказ: «ДОСТАВИТЬ!»
   Аль не поверил своим ушам от счастья: его также ожидала не самая плохая участь.
   – Дей ри Карсан. Приказ: «УБИТЬ!»
   В святилище воцарилась тишина: после выполнения такого Приказа не возвращались. Дей побледнел, но мужество не изменило ему, он нашел в себе силы улыбнуться, как велит обычай. Их так учили, Должников, – принимать свой Приказ с улыбкой. И кого волнует, что улыбка Дея вышла кривой, а губы предательски дрожали. Все равно в Анналах Змееносца напишут: «Дей ри Карсан принял Приказ с гордой улыбкой, бесстрашно глядя в глаза судьбе!»
   Положенная по обычаю минута молчания прошла, и сдерживаемые эмоции хлынули через край, выразившись в негромком (святилище все-таки!) шепоте. Не получившие Приказа радовались отсрочке, Коль и Аль – мягкому «приговору», и только Дей стоял молча, погруженный в свои горькие мысли.
   Под шепоток Должников Наставник прошелся в красной дымной тесноте святилища от одной каменной стены до другой. Провернул на безымянном пальце левой руки массивное золотое кольцо, изображающее змея, кусающего себя за хвост. Была у него такая привычка: в минуты волнения проворачивать вокруг пальца кольцо Змееносца, ища в нем опору. Сильно волновался в эти минуты Наставник, не решаясь произнести вслух полученное им предложение от Змееносца. Предложение – милосердное для всех и несправедливое для одного.
   Наставник все молчал, ходил туда-сюда от стенки до стенки и теребил кольцо, и Алю вдруг показалось, что самое страшное еще впереди. И смолкли радостные перешептывания. Замерли Должники, томимые теми же предчувствиями.
   Наконец Наставник остановился подле Аля и посмотрел на него.
   – Аль ри Эстан. – Голос Наставника дрогнул, и он вновь ухватился за кольцо. – Аль ри Эстан, Змееносец передал предложение лично для тебя.
   – Предложение! Не Приказ! – Должники ахнули, а Аль стоял будто парализованный.
   – Аль ри Эстан, – продолжал Наставник, – ты можешь добровольно принять на себя выполнение всех трех Приказов, освободив от этой ноши товарищей, и тогда ваше поколение будет считаться Отдавшим Долг. Никому из вас никогда больше не придется уходить, если ты сейчас скажешь «да».
   – Все до единого? Все двенадцать перестанут быть Должниками и станут обычными людьми, если Аль?.. – несмело прозвучал чей-то голос.
   – Да. – Отвечая, Наставник по-прежнему смотрел только на Аля.
   – Я… – Аль сглотнул. В горле пересохло так, словно он наглотался песка. – Я могу отказаться?
   – Да. Ты можешь выполнить только один – свой Приказ и, скорее всего, вернуться живым и невредимым… Да, ты можешь поступить так. Никто не будет на тебя в обиде. Но тогда Должники по-прежнему будут уходить.
   – А если я возьму на себя все три Приказа? Вместо Аля? – спросил Дей. – Какая мне разница, сколько их выполнить, прежде чем умереть!
   – Нет. – Наставник даже не взглянул на него. – Предложение сделано Алю ри Эстану. Змееносцы не допускают замены, вы же знаете.
   Дей сочувственно посмотрел на Аля и вздохнул.
   Аль мазнул взглядом по святилищу. Надежда, понимание, обреченность, какая-то непонятная ожесточенность и еще сотни разнообразных выражений мелькали на лицах товарищей. Если он откажется, ни один из них не упрекнет его. Вслух не упрекнет…
   – Но почему я? – задал Аль самый бессмысленный в мире вопрос.
   – Твое имя назвал Змееносец, – пожал плечами Наставник.
   …Три Приказа: «Вывести! Доставить! Убить!» Три слова. И две смерти: Аля и…
   – Какой у тебя Приказ? – Потемневшие глаза Барса, как два уголька, прожигали насквозь душу Должника.
   – Я… я должен… вывести амечи по имени Эрхал из Скользящих Степей, – запинаясь на каждом слове, пробормотал Аль.
   – Отлично! – повеселел Темьян. – Я сразу понял, что ты хочешь помочь нам!
   Он встал, потянулся, дугой выгибая звериную спину, и кивнул в сторону сидящего напряженно волшебника.
   – Пойдем обрадуем его, а?

2

   Запах жареных грибов сводил с ума.
   – Темьян, а ты уверен, что их можно есть? – спросил Эрхал, недоверчиво разглядывая веточку с нанизанными на нее подберезовиками.
   – Не хочешь, я и твою порцию съем, – облизнулся Барс, а Эрхал, буркнув:
   – Еще чего! – осторожно начал губами снимать с веточки аппетитные, душистые, кусочки.
   Аль ел молча, не переставая про себя удивляться, как оборотню удалось раздобыть в мире его, Алиных, фантазий самые настоящие грибы!
   – А как с водой? – облизнулся Барс и посмотрел на волшебника.
   – Очень просто, – отмахнулся тот, и из-под земли тут же забил небольшой фонтанчик с чистой, прохладной водой.
   – Эх, хорошо быть Повелителем Воды, – фыркнул Барс. – Ты, наверное, никогда не страдаешь от жажды?
   – Не страдаю, – согласился Эрхал. – Мне не нужна вода, как вам, для поддержания жизни. Я вообще могу никогда не пить.
   – Зачем же пьешь? – удивился Темьян. – Ты очень даже не прочь приложиться к кувшинчику с вином, я же видел.
   – Так то с вином. Я пью, чтобы наслаждаться вкусом и… скажем так, ощущениями. А вода, как таковая, мне не нужна.
   – Да, полезная у тебя стихия, – сделал вывод Темьян. – Самая лучшая из стихий!
   – Ну есть и другие, не менее полезные стихии, – заспорил Эрхал. – Например, если бы я был Повелителем Воздуха, то смог бы летать.
   – Эк удивил, – усмехнулся Темьян. – Вот я не Повелитель Воздуха, а летаю.
   – В облике Дракона, – уточнил Эрхал.
   – А какая разница?
   – Да, в общем, ты прав, никакой. Ладно, ты меня убедил. У меня и в самом деле самая лучшая из стихий! – Волшебник засмеялся, Барс зафыркал, и даже Аль не удержался от улыбки.
   После еды Эрхал задал-таки вопрос, которого уже давно ждал Должник:
   – Аль, а как мы сможем выбраться из Ямы?
   – А что такое Яма? – тут же влез Темьян.
   – Я не знаю, – пожал плечами Должник.
   – Не знаешь, как выбраться, или не знаешь, что это такое? – уточнил Эрхал.
   – Второе, – ответил Аль.
   – Как же тебе удалось ее выкопать в Степи? – вытаращил голубые глаза волшебник.
   – Не знаю ни про какие Степи, – помотал головой Аль. – У меня в Приказе стоит: «Вывести амечи по имени Эрхал во внешний мир». Когда я увидел вас, вы находились на волосок от гибели. Спасти вас можно было, только запихав в этот мешок, или, как вы ее называете, Яму. Значит, я умел это делать.
   – А если, чтобы выполнить Приказ, тебе понадобится взлететь? – попытался съехидничать Темьян.
   – Значит, я смогу летать, – совершенно серьезно ответил Аль.
   – Угу, – растерянно протянул Барс. – А что же дальше? Как нам… э… выкопаться из Ямы?
   – По-моему, никак, – ответил Аль и вопросительно посмотрел на волшебника.
   – Да, ты прав. Я ни разу не слышал, чтобы из Ямы выбирались, – кивнул тот.
   – Да вы чего?! – поразился Темьян. – Нам что же теперь, поселиться здесь навечно?!
   – Ну навечно вряд ли удастся. Яма – очень неустойчивое образование.
   – И что означают эти умные слова? – прищурил черные глаза Барс.
   – Яма станет «засыпаться», – пояснил Эрхал. – Начнет исчезать воздух, бледнеть… э… окружающие нас декорации, и… короче, мы просто-напросто задохнемся…
   – Я оставил снаружи маячок, – перебил Аль. – Как только закончится магическая буря, нас выкопают… в общем, те, кто надо.
   – Трагги?
   – Может, и трагги, – согласился Аль. – Но выкопают обязательно. Иначе и быть не может, я же должен вывести тебя во внешний мир, а Должники В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ВЫПОЛНЯЮТ ПРИКАЗ!
   – Нам повезло, что ты с нами, – совершенно искренне мурлыкнул Барс, а у Аля внезапно потеплело на душе. Как хорошо, что до выполнения третьего Приказа еще целая уйма времени!
   – Чем займемся? – спросил Эрхал.
   – Будем ждать, – ответил Аль.
   Темьян воспринял его слова как приглашение задавать вопросы и тут же спросил:
   – Аль, а ты видел, как выглядит вход в Тоннель Зла?
   – Нет. Его невозможно увидеть. Весь мой родной мир – один гигантский зев Тоннеля.
   – А есть другие входы-выходы?
   Аль пожал плечами, Эрхал ответил за него:
   – Есть. Их множество. И они постоянно растут. Существует теория, что если все отдельные ростки Тоннеля соединятся в некое подобие пентакля, то во вселенной наступит Эра Развоплощения.
   – А это хорошо или плохо?
   – Кто ж знает! Но, судя по тому что пока из Тоннеля лезет только всякая мерзость, вряд ли стоит ждать от Эры Развоплощения что-либо хорошее. Кстати, кольцо дейва-Змееносца имеет форму змея, кусающего себя за хвост, – символ разорванного круга. Пока хоть в одном месте Тоннель разорван, у всех живущих остается шанс.
   – Тоннель, Творец. Откуда они взялись? – спросил Темьян.
   – Понятия не имею, – отозвался Эрхал.
   – И я не знаю, – искренне ответил на взгляд Барса Аль.
   Эрхал тоже посмотрел на Аля, в очередной раз пытаясь безуспешно разглядеть его глаза, и сказал:
   – Кстати, сила Должников имеет очень необычную природу – чуждую нашей вселенной. Считается, что она идет из Тоннеля. Именно поэтому ничто не в состоянии помешать вам выполнить Приказ.

3

   Аль дремал, когда снаружи кто-то стал раскапывать Яму, и вскоре пасторальные березки сменились серым, тусклым маревом безвременья. Аль потянулся, расправил смявшуюся, выбившуюся из штанов рубаху и лениво пошел вслед за остальными на свет огней и рокот барабанов. Они оказались в центре обнесенного кострами круга, и Аль с любопытством уставился на «барабанщиков». Лица угрюмые. С точки зрения художника, может, и красивые, но странной, озлобленной красотой.
   Аль поежился. У Должников тоже жизнь не сахар, дерьмовая, прямо скажем, жизнь – в ежеминутном ожидании Приказа, после которого не возвращаются. И тем не менее умеют смеяться Должники. Радоваться солнцу и близости с девушками. Умеют дурачиться и разыгрывать друг друга. В общем, ценят каждый прожитый день. И непонятно Алю, что же должно приключиться с людьми, чтобы они дошли до такого состояния мрачности, как эти «барабанщики».
   В круг вошел жрец в двуцветном подобии короткого платья. Аль пожал плечами: странные люди, странная одежда для мужчины. Мужчина должен носить штаны и рубахи, а не коротенькие платьица, которые и женщине-то надевать зазорно. Впрочем, жрецу, наверное, так положено. Почему Аль решил, что он именно жрец? Аль просто знал это. Как и многое другое про мир, в котором выполнял Приказ.
   Итак, жрец вошел и заговорил гортанным, полным торжества голосом:
   – Зверь победил Пять Стихий, не уронив на землю ни унции своей крови. Провозглашено – он Избранный!
   Жрец поворачивался в разные стороны и повторял снова и снова свои слова, и в ответ неслись восторженные крики:
   – Зверь!.. Победил!..
   – А я? – тихонько спросил Эрхал.
   – А ты нет. Тебя ранили во время боя сартавви. Тогда архимаг Живицы еще был жив, – не разжимая губ, прошипел жрец. Эрхал вздохнул, как показалось Алю, с облегчением.
   В круг костров ворвались мужчины и женщины. Они окружили Барса плотным кольцом, оттеснив жреца, Эрхала и Аля в сторону, и принялись что-то громко восклицать на трескучем, щелкающем наречии. Они старались прикоснуться к Темьяну-Барсу, а затем падали перед ним на колени, кланялись, утыкаясь лбами в серый туман, словно молились. Некоторые неумело плакали, размазывая по щекам редкие слезинки, а другие, напротив, пытались улыбаться. Но улыбки получались у них еще хуже, чем слезы, и Аль вдруг отчетливо осознал, что эти люди сейчас впервые в жизни выказывают столь непривычные и несвойственные им эмоции.
   Барс от происходящего совсем ошалел – сидел разинув пасть и вывалив розовый язык и растерянно смотрел на царящую вокруг него суету.
   Жрец, единственный из трагги, не участвовал в столпотворении. Он застыл поодаль, скрестив руки на груди, надменно вздернув подбородок и, как обычно, глядел поверх голов. Его осанка не потеряла величия, как и положено вождю, но Аль явственно разглядел подозрительный блеск в его глазах. Жрец, несомненно, разделял чувства людей своего племени и сдерживал собственные, бьющие через край эмоции из последних сил. Видно, победа Темьяна значила для трагги очень много.
   Жрец почувствовал взгляд Должника, но не снизошел до ответного. Напротив, его лицо словно закаменело, а губы сжались в нитку.
   – Чужакам лучше выйти из круга, – прошипел жрец, явно адресуясь к Алю и Эрхалу.
   – Пойдем, – потянул Должника за рукав волшебник, – постоим возле вон того костерка.
   – А Темьян? Он разве для них не чужак?
   – Сейчас – нет, – усмехнулся в ответ Эрхал. – Темьян сейчас для них самое почитаемое существо на свете. Он бог! Они за него жизни готовы отдать. Конечно, это все только до тех пор, пока он не завершит Ритуал. А потом он снова превратится в «недостойного чужака», и те самые трагги, которые сегодня падают перед ним на колени, завтра будут его откровенно презирать и втаптывать в грязь.
   – Как-то это все… неправильно, – покрутил головой Аль. – Так нельзя обращаться с людьми: сперва возвеличивать до небес, а потом выкидывать на помойку.
   – Ничего не поделаешь, Аль, такова участь всех богов и кумиров, и Темьян не станет исключением – как только в нем минет надобность, его предадут забвению.
   – А как же обыкновенная благодарность? Вы же с ним рисковали жизнью, чтобы помочь им!
   – «Благодарность», – хмыкнул Эрхал, глядя на жреца. – Такого слова нет в лексиконе трагги.
   – Ты прав, амечи, – тихим, дрожащим от напряжения и сдерживаемой ярости голосом перебил жрец. – Прав! У трагги нет времени на разные глупости… Вы, существа, живущие так долго, что успеваете познать скуку и тоску, разве вы способны понять, каково это – каждую ночь закрывать глаза, не зная, откроешь ли их поутру?! У трагги возраст определяется не годами, а пробуждениями. Дети, пережившие свое четырехтысячное пробуждение, считаются совершеннолетними, а ведь им нет и одиннадцати лет! В этом возрасте человеческие дети, да и дети остальных рас, только начинают взрослеть, а трагги уже считаются вполне зрелыми: мальчики становятся воинами, а девочки вынашивают первенцев… Мы считаем каждый прожитый день… Вот мне тридцать два года, и, по меркам трагги, я древний старик. Я пережил 11686 пробуждений, прожил 11685 дней, и я могу подробно описать каждый из них. Каждый! А кто из вас способен точно вспомнить, что он делал ну, скажем, в первый день зимы прошлого года? А два года назад?
   Жрец вперился горящим взглядом в Эрхала. Волшебник низко опустил голову, внимательно разглядывая туман под ногами. Трагги перевел взор на Должника. Аль с трудом поборол желание взглянуть жрецу в глаза, чтобы войти в соприкосновение с его судьбой и попытаться помочь. Но он вспомнил слова Наставника: «На свете очень много боли и слез, а вас, Должников, мало. Как ни старайтесь, вы не сможете взять на себя все горе вселенной. Даже ваших – безграничных – сил не хватит на всех. Поэтому не отвлекайтесь, не смотрите по сторонам, а спокойно и целеустремленно выполняйте свой Приказ. Помните – это для вас единственно важное». Аль привычно прогнал ненужную жалость и невольно усмехнулся, подумав, что в лексиконе Должников тоже нет места некоторым словам. Состраданию, например…
   Жрец словно прочитал его мысли. Горькая улыбка скользнула по губам тридцатидвухлетнего старика, он отвернул голову и заговорил так тихо, что приходилось напрягать слух, чтобы расслышать:
   – Пробуждение… Я расскажу вам, что это такое… Первый миг жизни, первое биение сердца, первый вдох… Знаете ли вы, как бывает сладок воздух? Ты дышишь и не можешь надышаться. Ты лежишь, не открывая глаз, впитываешь звуки и запахи жизни. И ты счастлив, оттого что жив, что тебе предстоит еще один такой длительный и насыщенный день… Да, ты счастлив в первый момент… А потом приходит страх. Нет, не страх – ужас. Тебе предстоит открыть глаза и увидеть тех, кто не проснулся. Твоих близких. Любимых. Единственных…
   Жрец издал странный сдавленный звук и замолчал, прижав руку к горлу, как будто стремился удержать, загнать внутрь рвущийся наружу крик.
   Эрхал и Аль молчали, понимая, что любые слова окажутся фальшивыми, что лишь молчанием они могут выказать свое сочувствие и понимание.
   И жрец принял их сочувствие. Он так и не взглянул в их сторону, но его черты разгладились, а голос налился прежней силой.
   – Пора завершать Ритуал Судьбы! – зычно провозгласил он, направляясь в центр священного круга. Толпа расступалась перед ним, гомон смолкал, мужчины и женщины поднимались на ноги и отступали за границу костров.
   Вскоре рядом с Темьяном остался один лишь жрец. Вновь зарокотали барабаны, и Барс стал обретать человеческие формы.
   – Пусть принесут одежду! – завопил Темьян, хватая жреца за руку.
   Тот мягко отстранился:
   – Чуть позже, Зверь. А пока ты должен выполнить свой долг.
   – Это что еще? – нахмурился Темьян.
   – Зачать ребенка с женщиной нашего племени.
   – Прямо сейчас, что ли? Мне нужно помыться и…
   – Нет! Мыться тебе нельзя. На тебе следы побежденных Стихий. Ты должен вначале довершить Ритуал.
   Темьян начал злиться:
   – На мне следы не только побежденных Стихий. На мне грязь, кровь и пот. Я не могу в таком виде прикасаться к женщине.
   – Ты должен выполнить свой долг! – повысил голос жрец.
   – В таком виде ни за что! – отрезал не проникшийся важностью момента Темьян.
   Жрец вытаращил на урмака побелевшие от бешенства глаза и сжал кулаки.
   – Ты будешь делать то, что положено. Иначе…
   – Меня не волнуют твои угрозы. Или мне дадут помыться, или… – насупился Темьян.
   Жрец побагровел.
   – Своей базарной перепалкой ты оскверняешь Ритуал! Ученик Бога дал слово, что если я отвечу на его вопросы, то вы оба – и ты тоже! – примете участие в Ритуале. И сделаете все, чтобы довести его до конца. Он дал слово!