Страница:
Хоровод шёл к реке:
Берёзоньку на поле носила,
Чтобы хлебушек поле родило.
По воде плыли берёзовые венки. Священникам пришлось пойти на уступки и разрешить являться в церковь с берёзовыми ветвями.
Берёзоньку в воду спускала,
О милом гадала.
На троицу кончилось затворничество, длившееся более месяца. Андрей Юрьевич в первый раз покинул Синюю горницу.
– Строго-настрого князь-государь приказал, чтобы на глаза ему не попадались и с разговорами не подступали, – оповестил Анбал всех, кого нашёл нужным.
– Куда же отправился Андрей Юрьевич? – всполошился Яким.
– Про то не знаю, не изволил сказать.
– Для чего простой плащ надел, детских не взял?
– Княжья его воля. Не всякое дело князь-государь выставляет на обозрение. Любопытствовать со строгостью запретил.
– Что за дела тайные? – недоумевали ближние. Однако после Анбаловых слов выслеживать князя не отважился ни один.
Посадские задворки вывели Андрея Юрьевича к убегавшим вниз огородам. С камня на камень переправился он через ручей, сквозь душную заросль кустов пробился по склону наверх. Стрелы и лук оставлены были дома. Великий грех убивать на троицу, хотя бы и волка. Но встретить участников «чуда» князю хотелось не меньше, чем два года назад, когда вернулся из Вышгорода. Для того и день выбрал он праздничный, зная, что стар и млад покинули город и ушли в леса хороводы водить. Для того закутался в старый плащ и шапку надвинул низко.
Лесная красавица с её волком представляли собой опасность. Андрею Юрьевичу крепко запомнилась пропетая боярином песня. Хоть и оборвал он недоумка на полуслове, приказал на поляну не хаживать, но своевольный Пётр способен ослушаться. Если правда о «чуде» всплывёт на поверхность, в руках у Кучковых окажется улика против владимирских дел. В любой момент сплочённая боярская семья может врагом обернуться. Примеров тому много известно.
Андрей Юрьевич пересёк луг. Он двигался, как по зарубкам. Пётр в песне выдал дорогу: раскрасавица с волком-оборотнем проживает в лесу, за кузней. Лес расступился. Открылась поляна с кузницей и избой, поставленной на восход. Волоковые оконца, закрытые изнутри заслонками, смотрели слепо – верный признак, что избу покинули надолго. Уходя на короткое время, хозяева оконца не закрывали. Андрей Юрьевич прошёл на крыльцо, поднялся по ступеням. В петлях дверной щеколды вместо замка торчала железная втулка – входи кто хочет. Втулку он выдернул, в избу вошёл. Свет из распахнутой двери высветил чистый, без единой соринки, земляной пол. Деревянные вёдра в углу на лавке стояли пустыми. Горшки на подвешенной полке опрокинуты были кверху донцами. Но когда Андрей Юрьевич приложил руку к печи, он ощутил затаённое в глине тепло. Выходило, что избу или недавно покинули, или жилище время от времени кто-нибудь навещал.
Андрей Юрьевич вышел, затворил на щеколду дверь и, как был, в старом плаще и шапке, двинулся в лес.
Словно князья в укреплённом детинце, жили Иванна с Апрей на песчаном холме. Ни человек, ни зверь не имели к ним доступа. Одних болото задержит, других волчий дух отпугнёт.
Домом служил шалаш, сооружённый когда-то Дёмкой среди узловатых стволов низкорослых болотных сосен. Старые ветви заменены были новыми, пол был застелен еловыми лапами, сверху раскатан войлок.
Три раза за это время наведывалась Иванна в город. Купец разводил руками и покачивал головой: вестей от Дёмки не поступало. Иванна уходила опечаленная. На обратном пути она заглядывала в избу и кузницу – всё ли в порядке? Наспех протапливала печь, пекла лепёшки, варила кашу и торопилась назад. Возле болота её догонял Апря. Как бы далеко ни убегал он по волчьим своим делам, встречал непременно. Раздавалось быстрое с присвистом дыхание, мелькала длинная тень.
И вот уже прыгал волк рядом, тявкал, как весёлый щенок, повалившись на спину, махал в воздухе всеми лапами. Вместе Иванна и Апря перебирались по кочкам через болото к своему потайному жилью.
Праздничный день на холме начался вместе с зарёй. Иванна поставила перед Апрей миску сваренной накануне каши. С малолетства волк приучился есть, что едят люди. Другую пищу добывал в лесу сам. Иванна также поела, вытерла руки вышитым полотенцем. Остаток каши спрятала в яму. Потом спустилась в убежище под землёй, вышла оттуда наряженная жрицей Сварога и в драгоценном своём уборе двинулась в лес. Апря тотчас отстал. Он не любил медленного передвижения и убегал, если видел, что затевается сбор ягод, грибов или кореньев, росших возле тенистых ручьёв. Но держался Апря поблизости. Стоило лишь посвистать, и он мчался на зов короткими стремительными бросками.
Иванна шла от дерева к дереву с охапкой венков и пучком принесённых из дому цветных тесёмок. Она чувствовала себя хозяйкой. Ей нравилось одаривать лес, развешивать венки, вплетать в ветви разноцветные лоскутки. Деревья радовались своему празднику, стояли гордые, в солнечных светлых бликах, как в россыпи золотых бляшек. «Это тебе», – говорила Иванна. Она вешала венок на берёзу и проводила ладонью по белой шелковистой коре. «Это тебе». Ладонь поглаживала шершавый ствол ели. На осину, возле которой остановила когда-то князя, готового спустить тетиву, Иванна повесила три венка, навязала на ветви множество ленточек: «Это тебе». Для всего леса она пропела:
Прозвенели в лад песне кольца с семью лепестками, звякнула гибкая гривна. Иванна всё ближе продвигалась к дороге.
Берёза зелёная силу принесёт,
Лес зацветёт.
Свети-свети, солнце-колоконце.
Серый в яблоках крапчатый конь бежал неторопливой рысью. Всадник сидел свободно, чуть отвалясь назад. Ни дружинника, ни торгового гостя всадник не напоминал. Дружинник имел бы лук за плечами, а не один лишь у пояса короткий меч; торговый гость тюки с товаром перекинул бы через седло. И всё же по лесу ехал человек не простой. Широкие плечи и грудь облегал тёмный кафтан нездешнего кроя. На шапке красовалась финифтяная бляшка с изображением святого Луки – покровителя живописцев. Отливавшие тёмной медью волосы спускались на лоб ровно уложенными прядями.
Дорога, зажатая с двух сторон цветущим кустарником, напоминала ярко расписанный коридор. Деревья казались столбами, несущими синий свод. Было тихо, светло, безлюдно.
– Хватайте рыжего дьявола, бейте! Уйдёт!
Две стрелы полетели вдогонку быстро удалявшемуся всаднику. Одна просвистела мимо виска, царапнув бляшку на шапке. Вторая, уже на излёте, вонзилась между лопатками. Всадник попытался ухватиться за шею коня. Но руки разжались, в глазах померк свет.
Услышав тревожные крики, Иванна подкралась к самой дороге и раздвинула ветви ольшаника. В праздничный день совершалось злодейство. Иванна увидела, как двое с закрытыми лицами приподняли с земли неподвижно лежавшего человека и волоком потащили через кусты.
– Бросьте подальше, чтобы на глаза не попался мимоходящим! – крикнул вдогонку третий.
Он стоял к Иванне спиной, но голос Иванна узнала. Она подождала, пока двое бросили свою ношу под развесистой елью и вернулись к коням. Взметнулось и опало облако серой пыли. Потонул в птичьем щебете цокот копыт. Дорога стала безлюдной.
Человек под елью лежал лицом вниз. Под правой лопаткой торчала стрела, но жизнь сохранялась в недвижном теле. Приложив ухо к левому боку, Иванна различила глухие удары. Ни на мгновение она не промедлила. Быстро нашла придорожные листья и цветы вероники, растёрла в кашицу. Потом, собрав всю силу в руках, рывком выдернула стрелу, повернула раненого на бок, дала стечь первой крови, прошептала семь раз: «Чёрное – в землю, синее – в небо, красное – никуда». На седьмой раз кровь послушалась, перестала течь. Иванна обмазала рану цветочной кашицей, перевязала тряпицей, оторванной от подола платья. В сознание раненый не приходил. Лицо в обрамлении рыжих волос делалось всё бледнее. В избе у Иванны хранился горшочек с живительной смолкой. Путь через лес и болото короткий. Она успеет, спасёт, не выдаст рыжеволосого смерти. Кто Кучкову враг – её тот друг.
– Мы вернёмся, – прошептала Иванна, не зная, слышит он или нет. – Мы принесём смолку, и ты будешь жить.
Глава V. ЗАПАДНЯ
Греческого богатыря Антея наделяла мощью земля. Князь Андрей Юрьевич черпал силы в лесу. Деревья учили противостоять невзгодам. Без жалоб перенесли они зимнюю стужу, выдержали натиск холодных ветров. Теперь оделись в зелёные листья и славили лето. Не оттого ли живуч стародавний обычай обряжать деревья в яркий наряд? Пёстрые лоскутки то там, то тут мелькали среди ветвей. Казалось, берёзы, сосны и ивы расцвели невиданными цветами. Кто же, однако, развесил ленты и сплёл венки? Владимирцы в будние дни избегали ходить за посадский овраг – вряд ли пожаловали сюда в праздник. Уж не прошлась ли по лесу «русалка»? Андрей Юрьевич остановился, помедлил немного и повернул назад. Он решил ещё раз побывать на поляне. Шаг его сделался осторожным, глаза зорко просматривали даль. Вдруг совсем близко, в пятидесяти шагах, не далее, мелькнула быстрая тень. Андрей Юрьевич вжался в ствол низкорослой сосны, готовый в любой момент взобраться на дерево. Но волк в его сторону не покосился. Спокойной рысцой он трусил между деревьями, прокладывая дорогу хозяйке. Девица бежала, придерживая подол голубого искрящегося платья. Копна несобранных в косу русых волос неслась за ней облаком. Вот плотно сбитый кустарник прикрыл обоих, вот на виду они вновь. Тропа, но которой они бежали, вела к приметной берёзе с раздвоенным стволом. Оттуда до поляны рукой было подать. Держась против ветра, Андрей Юрьевич помчался в обход. Он достиг поляны в тот самый момент, когда девица с волком скрылись в дверном проёме. Вбежал на крыльцо и с силой захлопнул дверь. Волк взвыл. Острые когти заскрежетали по крепким дубовым доскам.
Ещё не веря в удачу, Андрей Юрьевич задвинул щеколду, просунул в петли кинжал.
Было слышно, как вскрикнул слабо девичий голос и тут же смолк. Оборвался и волчий вой. В избе наступила тишина. «Верно, забилась „русалка“ в угол у печи», – подумал Андрей Юрьевич. Но, повернув голову, он увидел пленницу почти рядом. Заслонка не закрывала больше оконце, прорезанное возле крыльца. Девица припала к самой щели. Гневный взгляд больших синих глаз обжёг как выпущенная из бойницы стрела.
– Зла на тебя не держу, страшиться тебе незачем, – мирно вымолвил Андрей Юрьевич, приближаясь к оконцу.
Девица отпрянула, отодвинулась в глубину.
– Чего мне страшиться? – сказала она оттуда. – Ты князь, не разбойник ночной. Последнее дело своего князя страшиться.
– Вот и ладно, что признала. Значит, будешь повиноваться как должно, не надумаешь в пререкания вступать.
– Приказывай, коли к добру. Только, сделай милость, выпусти поскорее. Ждут нас. Вскорости быть обещали.
– Передай мне волка и поспешай куда хочешь. Не задержу.
В избе помолчали, потом раздался смешок.
– Бери.
– Я мальчонкой до шуток охотником не был, теперь и вовсе время прошло.
Андрей Юрьевич направился к кузнице, возвратился с мотком верёвки и большим, в пол-локтя, замком. Верёвку он бросил в оконце. Замок навесил на петли, вернув в ножны кинжал. Торчавший в скважине ключ был повёрнут на три оборота и спрятан в кошель. Покончив с этим, Андрей Юрьевич твёрдо, с напором проговорил:
– Волка скрути, чтобы ни лапой, ни мордой не смог ворочать, и привяжи к лавке. Сделаешь – дверь отопру.
– Не привык Апря к путам. Отпусти так.
Пока Андрей Юрьевич наведывался в кузницу, девица успела переменить наряд. В простом сарафане-летнике сидела она на лавке и заплетала косу. Волк лежал рядом. Морда вытянута вдоль лап, острые уши стоят торчком, хвост напряжённо подрагивает.
Снова увидев в оконце князя, девица поднялась, поклонилась.
– Отпусти, князь-государь, чужая беда тебя просит.
– Сделай как сказано и ступай на все стороны.
– Ты князь, тебе ли учить предательству?
– Зла волку не причиню. Жить он станет у меня на подворье. Есть-пить будет досыта. Хочешь, цепь повелю выковать из серебра. И тебя богатой казной награжу, не обижу.
Девица выпрямилась, перебросила косу за спину.
– Зачем мне казна? Лес богаче подворья.
– Дело хозяйское. Я своему слову предан. Свяжешь волка – тебе свобода. Заупрямишься – дожидайся в избе под замком, пока кликну детских. Только вряд ли будет от них пощада.
– Зови, – равнодушно сказала пленница. – Двоих, а не то троих Апря успеет загрызть, пока твои молодцы нас прикончат. Меняй жизнь на жизнь, князь-государь. В брата моего мальчонку ты уже целился. Теперь расправляйся с нами.
Гнев жаркой волной опалил Андрею Юрьевичу щёки и лоб.
– Жизни разменивать нужды нет, – проговорил он глухо. – Детские проще дело устроят. Обложат избу сухим хворостом да подпалят со всех сторон. Сами на волю запроситесь. А уж о крепкой сети для волка мои молодцы расстараются.
– Попусту время потратят. Живыми в руки мы не дадимся. Апрель – месяц вольный. Тому не бывать, чтобы Апря покорной собакой сторожил подворье. Запаливай хворост, князь-государь.
Андрей Юрьевич проверил запоры. На славу была сработана щеколда, хоть крепостные ворота запирай на ночь. Замок держался в петлях, словно литой. Ключ находился в надёжном месте.
Что же касается волоковых оконцев, не только волку – крупной собаке не выпрыгнуть через прорубленные в брёвнах узкие щели.
– Размышляй до утра. Утром детских с сетью пришлю.
Не мешкая долее, Андрей Юрьевич направился в город.
За время его затворничества подворье сделалось местом безлюдным: ни криков, ни смеха, ни звона посуды. Бояре отсиживались в хоромах, челядь разбрелась по углам. Даже младшего Кучкова с дружками из детских не видно было, не слышно. Один Анбал расхаживал без опаски. Он тут же поскрёбся в закрытую дверь, едва Андрей Юрьевич прошёл в Синюю горницу.
– Дозволь сообщить, князь-государь.
– Что за поспешность такая?
– Боярин Яким Кучков настоятельно повелел: «Дело важнейшее. Как князь-государь вернётся, без всякого промедления доложи».
– Видно, от дел на том свете избавлюсь. Ну, говори, коли Кучков настаивает, чтобы мне покоя не дать.
– Зодчий во Владимир пожаловал – вот и всё дело. Боярин сказать велел, что из Германии прибыл. Тамошний государь-император Фридрих Барбаросса направил зодчего самолично.
– Всем новостям новость! Дождался Владимир своего праздника, поднимется чудо-храм. Оповести Улиту Степановну и всех остальных, что примем германца завтра. Или нет, иначе поступим. К княгине я сам пойду, ты же вот что…
Обитые толстым сукном бревенчатые стены обычных звуков не пропускали. Всё же голос Андрея Юрьевича снизился до шёпота, когда он начал что-то рассказывать склонившемуся челядинцу.
– Одному тебе доверяю, – проговорил Андрей Юрьевич напоследок. – «Русалки» и серого волка не забоишься?
Анбал с укором поднял глаза.
– Ну, ну, – усмехнулся Андрей Юрьевич. – Храбрость твоя известна. Одного боюсь: что в ход не придётся нынче пустить. Запоры на клетке надёжные. Подмогу пленникам некому оказать. Владимирцы страшатся в тот лес захаживать.
Летние ночи короткие. Едва успевали всадник и конь передохнуть, как занималась заря и раскатывалась перед ними лента дороги. Чем ближе придвигался Владимир, тем короче становились привалы. Дёмка торопился. Всё сильней его мучило беспокойство. Жива ли Иванна, здорова? Как провела одна затянувшиеся два года? При ней ли Апря? О себе посылал Дёмка вести, от Иванны ответа не ждал. Как недоумок-мальчонка, решил придержать в тайности, где находится-пребывает. Хотелось явиться к сестре со словами: «Мы оба знали, и ты, и я, что умер отец не своей смертью – убили его. Я отыскал след и шёл до конца. Теперь я вернулся, потому что среди живых убийца больше не значится».
Раскаяние и тревога подгоняли Дёмку. Весь праздничный день провёл он в седле. Владимир был близко и подавал знаки то шумом клязьминских волн, то вползавшей на холмы дорогой. Когда солнце пошло к закату, навстречу выступили высокие башни. Над головой зашелестели берёзы, жавшиеся к спинам мощных валов. «Что-то будет, что-то будет», – перешёптывалась листва.
«Двинусь прежде на торг», – решил Дёмка, въезжая в распахнутые ворота. Не в силах он был спуститься в посад, не разузнав, что с Иванной. Он спешился возле знакомой лавки, примотал к коновязи повод Медка. Старый Евсей внимательно оглядел незнакомца, окликнувшего его с порога.
– Неужто Дементий? – Евсей от удивления всплеснул руками, поднялся. – Проводили мальчонку – встретили отрока. Обрадуется Иванна.
– Жива, здорова?
– Вчера поутру наведывалась, узнавала, нет ли письма. Не смог одарить к празднику добрым ответом.
– В дороге я второй месяц.
– Главное, что живой-невредимый вернулся.
Дёмка достал из сумки семь разноцветных мешочков.
– Благодарить за твою доброту жизни не хватит. Что ни понадобится, кликни – тотчас явлюсь. А это так, сделай милость, прими на забаву. Торговые гости завезли в Чернигов индийские пряности. – Дёмка с поклоном передал мешочки Евсею.
– Спасибо, что вспомнил. Большой я охотник до заморского перца и имбиря. Поспеши, однако, Дементий, сестру обнять. Много девица из-за тебя настрадалась.
– Позволь коня на время оставить да скажи ещё: Апря жив?
– Имени такого не слышал. Защитника Иванна упоминала, он?
– Самый защитник и есть.
– Тогда жив. Много раз уговаривал я Иванну перебраться в светёлку к моим дочерям. Всякий раз она отвечала: «Защитник у меня имеется, без опаски в лесу живу». А коня, конечно, оставь.
Расставшись с Евсеем, Дёмка бегом припустил в посад. Закольники и киянка бряцали в мешке как звонкие гусли. Поверх железных орудий лежали подарки Иванне: узорчатый индийский платок и сафьяновые сапожки. От радости Дёмке хотелось плясать. Вприпрыжку сбежал он в овраг. Подняв лепестковый вихрь, пробился сквозь заросли, но перед самой зелёной кромкой вдруг замер. Над лугом, стелясь по траве, пронёсся далёкий протяжный вой. Так кричат волки, когда предупреждают друг друга о надвигающейся опасности. Со слов Евсея, ещё вчера всё было спокойно. Что сегодня произошло?
К поляне Дёмка приблизился со стороны леса.
На крыльце перед запертой дверью стоял незнакомый человек. В избе метался и завывал Апря. Он давно почуял приближение Дёмки. Иванна уговаривала Апрю молчать. Можно было шепнуть в оконце: «Я здесь, сестра». Только, если Иванна от неожиданности вскрикнет, она раньше времени выдаст его. «Врасплох напасть – врагу упасть», – учила воинская наука Ивана Берладника.
Человек на крыльце подёргал замок, спустился и направился к кузнице. Дёмка не дал ему сделать и десяти шагов. Он прыгнул сзади, обхватил вокруг пояса, рванул на себя и что есть силы толкнул вперёд. Противник, однако, оказался обученным. Он изловчился перевернуться, упал на спину, упёрся в землю ступнями ног и затылком, вскочил. В руке был зажат нож, выскользнувший из рукава. Уроки Ивана Берладника мимо Дёмки не пронеслись. Ученик учителя не посрамил. Дёмка успел перехватить руку, занёсшую нож, вывернул. Пальцы разжались, нож выпал. Не давая опомниться, Дёмка метнулся под ноги. Противник рухнул словно подкошенный, лицом зарылся в траву. В тот же момент Иванна выбросила из оконца моток верёвки.
Если не считать воя Апри, схватка произошла в полном молчании. Иванна ни разу не вскрикнула. Противник на помощь не звал, пощады не запросил, когда Дёмка стал его связывать. Лежал, должно быть, без памяти. Дёмка завёл руки-плети за спину, скрутил у запястий. Ноги обмотал верёвкой вокруг щиколоток и притянул к рукам. В таком положении попробуй вывернуться или перегрызть верёвку зубами. Проверив узлы, Дёмка подбежал к оконцу:
– Прости, сестра, здравствуй.
– Здравствуй, брат. В самое время на выручку подоспел. Замок сбить сумеешь? Изо всех сил поспешай, ждут меня крепко.
– Нужды нет сбивать. Замок отцовский, с хитростью.
Дёмка взял в руку широкий стальной брусок, висящий на дужках, перебрал чуть приметные рычажки. Одни вовнутрь утопил, другие в сторону отодвинул. Брусок сам собой сполз.
И вот уже возле Дёмкиных ног, вывернув гибкое тело и склонив голову набок, распластался Апря в самом большом волчьем поклоне. А по ступеням крыльца с горшочком пчелиной смолки, привязанным к коробу, торопливо спускалась Иванна.
– Радость встречи оставим на потом, брат. Сейчас ни о чём не спрашивай и делай всё, как скажу.
Дёмка кивнул головой. Они привели всё в порядок и бросились в лес. Апря бежал впереди, прокладывая дорогу.
– Здесь, – сказала Иванна, останавливаясь у развесистой ели. – Здесь, – повторила она растерянно и печально. Она обошла вокруг, вернулась и, опустив голову, стала смотреть в землю.
– Трава и черничник примяты, люди прошли, пахнет аммонием, – проговорил Дёмка, оглядываясь по сторонам.
– Если прошли детские, то он погиб.
– О ком ты говоришь, сестра?
– Выйдем на дорогу, посмотрим следы.
Дорога была проезжая. Следы вели в обе стороны. Никаких особых примет притоптанная пыль не сохранила.
– Темнеет, – сказала Иванна. – Ночь в шалаше у священных камней проведём. Утром отправишься во Владимир. Расскажу, кого искать, у людей порасспрашиваешь. Мне нельзя, князь увидит.
Солнце ещё держалось на острых вершинах елей, когда запоздалые путники пробирались через болото. Но едва зашуршал под ногами песок, солнце скатилось вниз. Тёплый розовый свет скользнул по стволам низкорослых сосен, просочился под землю, исчез. На смену пришли серые сумерки.
До ночи Иванна и Дёмка просидели возле шалаша. Дёмка рассказывал о своих похождениях. Иванна слушала молча, не перебивала, не задавала вопросов. Когда Дёмка кончил, она сказала:
– Хорошо, что смерть рассудила тебя с Лупаном и не сделался ты убийцей. Не прими, однако, в обиду мои слова. Я сама поступила бы так же, как ты, и пошла бы по следу.
Ещё не веря в удачу, Андрей Юрьевич задвинул щеколду, просунул в петли кинжал.
Было слышно, как вскрикнул слабо девичий голос и тут же смолк. Оборвался и волчий вой. В избе наступила тишина. «Верно, забилась „русалка“ в угол у печи», – подумал Андрей Юрьевич. Но, повернув голову, он увидел пленницу почти рядом. Заслонка не закрывала больше оконце, прорезанное возле крыльца. Девица припала к самой щели. Гневный взгляд больших синих глаз обжёг как выпущенная из бойницы стрела.
– Зла на тебя не держу, страшиться тебе незачем, – мирно вымолвил Андрей Юрьевич, приближаясь к оконцу.
Девица отпрянула, отодвинулась в глубину.
– Чего мне страшиться? – сказала она оттуда. – Ты князь, не разбойник ночной. Последнее дело своего князя страшиться.
– Вот и ладно, что признала. Значит, будешь повиноваться как должно, не надумаешь в пререкания вступать.
– Приказывай, коли к добру. Только, сделай милость, выпусти поскорее. Ждут нас. Вскорости быть обещали.
– Передай мне волка и поспешай куда хочешь. Не задержу.
В избе помолчали, потом раздался смешок.
– Бери.
– Я мальчонкой до шуток охотником не был, теперь и вовсе время прошло.
Андрей Юрьевич направился к кузнице, возвратился с мотком верёвки и большим, в пол-локтя, замком. Верёвку он бросил в оконце. Замок навесил на петли, вернув в ножны кинжал. Торчавший в скважине ключ был повёрнут на три оборота и спрятан в кошель. Покончив с этим, Андрей Юрьевич твёрдо, с напором проговорил:
– Волка скрути, чтобы ни лапой, ни мордой не смог ворочать, и привяжи к лавке. Сделаешь – дверь отопру.
– Не привык Апря к путам. Отпусти так.
Пока Андрей Юрьевич наведывался в кузницу, девица успела переменить наряд. В простом сарафане-летнике сидела она на лавке и заплетала косу. Волк лежал рядом. Морда вытянута вдоль лап, острые уши стоят торчком, хвост напряжённо подрагивает.
Снова увидев в оконце князя, девица поднялась, поклонилась.
– Отпусти, князь-государь, чужая беда тебя просит.
– Сделай как сказано и ступай на все стороны.
– Ты князь, тебе ли учить предательству?
– Зла волку не причиню. Жить он станет у меня на подворье. Есть-пить будет досыта. Хочешь, цепь повелю выковать из серебра. И тебя богатой казной награжу, не обижу.
Девица выпрямилась, перебросила косу за спину.
– Зачем мне казна? Лес богаче подворья.
– Дело хозяйское. Я своему слову предан. Свяжешь волка – тебе свобода. Заупрямишься – дожидайся в избе под замком, пока кликну детских. Только вряд ли будет от них пощада.
– Зови, – равнодушно сказала пленница. – Двоих, а не то троих Апря успеет загрызть, пока твои молодцы нас прикончат. Меняй жизнь на жизнь, князь-государь. В брата моего мальчонку ты уже целился. Теперь расправляйся с нами.
Гнев жаркой волной опалил Андрею Юрьевичу щёки и лоб.
– Жизни разменивать нужды нет, – проговорил он глухо. – Детские проще дело устроят. Обложат избу сухим хворостом да подпалят со всех сторон. Сами на волю запроситесь. А уж о крепкой сети для волка мои молодцы расстараются.
– Попусту время потратят. Живыми в руки мы не дадимся. Апрель – месяц вольный. Тому не бывать, чтобы Апря покорной собакой сторожил подворье. Запаливай хворост, князь-государь.
Андрей Юрьевич проверил запоры. На славу была сработана щеколда, хоть крепостные ворота запирай на ночь. Замок держался в петлях, словно литой. Ключ находился в надёжном месте.
Что же касается волоковых оконцев, не только волку – крупной собаке не выпрыгнуть через прорубленные в брёвнах узкие щели.
– Размышляй до утра. Утром детских с сетью пришлю.
Не мешкая долее, Андрей Юрьевич направился в город.
За время его затворничества подворье сделалось местом безлюдным: ни криков, ни смеха, ни звона посуды. Бояре отсиживались в хоромах, челядь разбрелась по углам. Даже младшего Кучкова с дружками из детских не видно было, не слышно. Один Анбал расхаживал без опаски. Он тут же поскрёбся в закрытую дверь, едва Андрей Юрьевич прошёл в Синюю горницу.
– Дозволь сообщить, князь-государь.
– Что за поспешность такая?
– Боярин Яким Кучков настоятельно повелел: «Дело важнейшее. Как князь-государь вернётся, без всякого промедления доложи».
– Видно, от дел на том свете избавлюсь. Ну, говори, коли Кучков настаивает, чтобы мне покоя не дать.
– Зодчий во Владимир пожаловал – вот и всё дело. Боярин сказать велел, что из Германии прибыл. Тамошний государь-император Фридрих Барбаросса направил зодчего самолично.
– Всем новостям новость! Дождался Владимир своего праздника, поднимется чудо-храм. Оповести Улиту Степановну и всех остальных, что примем германца завтра. Или нет, иначе поступим. К княгине я сам пойду, ты же вот что…
Обитые толстым сукном бревенчатые стены обычных звуков не пропускали. Всё же голос Андрея Юрьевича снизился до шёпота, когда он начал что-то рассказывать склонившемуся челядинцу.
– Одному тебе доверяю, – проговорил Андрей Юрьевич напоследок. – «Русалки» и серого волка не забоишься?
Анбал с укором поднял глаза.
– Ну, ну, – усмехнулся Андрей Юрьевич. – Храбрость твоя известна. Одного боюсь: что в ход не придётся нынче пустить. Запоры на клетке надёжные. Подмогу пленникам некому оказать. Владимирцы страшатся в тот лес захаживать.
Летние ночи короткие. Едва успевали всадник и конь передохнуть, как занималась заря и раскатывалась перед ними лента дороги. Чем ближе придвигался Владимир, тем короче становились привалы. Дёмка торопился. Всё сильней его мучило беспокойство. Жива ли Иванна, здорова? Как провела одна затянувшиеся два года? При ней ли Апря? О себе посылал Дёмка вести, от Иванны ответа не ждал. Как недоумок-мальчонка, решил придержать в тайности, где находится-пребывает. Хотелось явиться к сестре со словами: «Мы оба знали, и ты, и я, что умер отец не своей смертью – убили его. Я отыскал след и шёл до конца. Теперь я вернулся, потому что среди живых убийца больше не значится».
«Двинусь прежде на торг», – решил Дёмка, въезжая в распахнутые ворота. Не в силах он был спуститься в посад, не разузнав, что с Иванной. Он спешился возле знакомой лавки, примотал к коновязи повод Медка. Старый Евсей внимательно оглядел незнакомца, окликнувшего его с порога.
– Неужто Дементий? – Евсей от удивления всплеснул руками, поднялся. – Проводили мальчонку – встретили отрока. Обрадуется Иванна.
– Жива, здорова?
– Вчера поутру наведывалась, узнавала, нет ли письма. Не смог одарить к празднику добрым ответом.
– В дороге я второй месяц.
– Главное, что живой-невредимый вернулся.
Дёмка достал из сумки семь разноцветных мешочков.
– Благодарить за твою доброту жизни не хватит. Что ни понадобится, кликни – тотчас явлюсь. А это так, сделай милость, прими на забаву. Торговые гости завезли в Чернигов индийские пряности. – Дёмка с поклоном передал мешочки Евсею.
– Спасибо, что вспомнил. Большой я охотник до заморского перца и имбиря. Поспеши, однако, Дементий, сестру обнять. Много девица из-за тебя настрадалась.
– Позволь коня на время оставить да скажи ещё: Апря жив?
– Имени такого не слышал. Защитника Иванна упоминала, он?
– Самый защитник и есть.
– Тогда жив. Много раз уговаривал я Иванну перебраться в светёлку к моим дочерям. Всякий раз она отвечала: «Защитник у меня имеется, без опаски в лесу живу». А коня, конечно, оставь.
Расставшись с Евсеем, Дёмка бегом припустил в посад. Закольники и киянка бряцали в мешке как звонкие гусли. Поверх железных орудий лежали подарки Иванне: узорчатый индийский платок и сафьяновые сапожки. От радости Дёмке хотелось плясать. Вприпрыжку сбежал он в овраг. Подняв лепестковый вихрь, пробился сквозь заросли, но перед самой зелёной кромкой вдруг замер. Над лугом, стелясь по траве, пронёсся далёкий протяжный вой. Так кричат волки, когда предупреждают друг друга о надвигающейся опасности. Со слов Евсея, ещё вчера всё было спокойно. Что сегодня произошло?
К поляне Дёмка приблизился со стороны леса.
На крыльце перед запертой дверью стоял незнакомый человек. В избе метался и завывал Апря. Он давно почуял приближение Дёмки. Иванна уговаривала Апрю молчать. Можно было шепнуть в оконце: «Я здесь, сестра». Только, если Иванна от неожиданности вскрикнет, она раньше времени выдаст его. «Врасплох напасть – врагу упасть», – учила воинская наука Ивана Берладника.
Человек на крыльце подёргал замок, спустился и направился к кузнице. Дёмка не дал ему сделать и десяти шагов. Он прыгнул сзади, обхватил вокруг пояса, рванул на себя и что есть силы толкнул вперёд. Противник, однако, оказался обученным. Он изловчился перевернуться, упал на спину, упёрся в землю ступнями ног и затылком, вскочил. В руке был зажат нож, выскользнувший из рукава. Уроки Ивана Берладника мимо Дёмки не пронеслись. Ученик учителя не посрамил. Дёмка успел перехватить руку, занёсшую нож, вывернул. Пальцы разжались, нож выпал. Не давая опомниться, Дёмка метнулся под ноги. Противник рухнул словно подкошенный, лицом зарылся в траву. В тот же момент Иванна выбросила из оконца моток верёвки.
Если не считать воя Апри, схватка произошла в полном молчании. Иванна ни разу не вскрикнула. Противник на помощь не звал, пощады не запросил, когда Дёмка стал его связывать. Лежал, должно быть, без памяти. Дёмка завёл руки-плети за спину, скрутил у запястий. Ноги обмотал верёвкой вокруг щиколоток и притянул к рукам. В таком положении попробуй вывернуться или перегрызть верёвку зубами. Проверив узлы, Дёмка подбежал к оконцу:
– Прости, сестра, здравствуй.
– Здравствуй, брат. В самое время на выручку подоспел. Замок сбить сумеешь? Изо всех сил поспешай, ждут меня крепко.
– Нужды нет сбивать. Замок отцовский, с хитростью.
Дёмка взял в руку широкий стальной брусок, висящий на дужках, перебрал чуть приметные рычажки. Одни вовнутрь утопил, другие в сторону отодвинул. Брусок сам собой сполз.
И вот уже возле Дёмкиных ног, вывернув гибкое тело и склонив голову набок, распластался Апря в самом большом волчьем поклоне. А по ступеням крыльца с горшочком пчелиной смолки, привязанным к коробу, торопливо спускалась Иванна.
– Радость встречи оставим на потом, брат. Сейчас ни о чём не спрашивай и делай всё, как скажу.
Дёмка кивнул головой. Они привели всё в порядок и бросились в лес. Апря бежал впереди, прокладывая дорогу.
– Здесь, – сказала Иванна, останавливаясь у развесистой ели. – Здесь, – повторила она растерянно и печально. Она обошла вокруг, вернулась и, опустив голову, стала смотреть в землю.
– Трава и черничник примяты, люди прошли, пахнет аммонием, – проговорил Дёмка, оглядываясь по сторонам.
– Если прошли детские, то он погиб.
– О ком ты говоришь, сестра?
– Выйдем на дорогу, посмотрим следы.
Дорога была проезжая. Следы вели в обе стороны. Никаких особых примет притоптанная пыль не сохранила.
– Темнеет, – сказала Иванна. – Ночь в шалаше у священных камней проведём. Утром отправишься во Владимир. Расскажу, кого искать, у людей порасспрашиваешь. Мне нельзя, князь увидит.
Солнце ещё держалось на острых вершинах елей, когда запоздалые путники пробирались через болото. Но едва зашуршал под ногами песок, солнце скатилось вниз. Тёплый розовый свет скользнул по стволам низкорослых сосен, просочился под землю, исчез. На смену пришли серые сумерки.
До ночи Иванна и Дёмка просидели возле шалаша. Дёмка рассказывал о своих похождениях. Иванна слушала молча, не перебивала, не задавала вопросов. Когда Дёмка кончил, она сказала:
– Хорошо, что смерть рассудила тебя с Лупаном и не сделался ты убийцей. Не прими, однако, в обиду мои слова. Я сама поступила бы так же, как ты, и пошла бы по следу.
Глава VI. ХРАМ НА ЛАДОНЯХ
Чуть свет Дёмка отправился в город разыскивать Иванниного приезжего. Прошёл взад и вперёд по Большой улице, заглянул на боковые, долго толкался среди лавчонок торга. Чуть не каждого встречного расспросами останавливал.
– Попутчика я потерял. Немочь ему на подходе к Владимиру приключилась. Пока за водой бегал, он и исчез. Не слыхали?
– Слухов таких не хаживало. Сам, должно быть, поднялся.
– Замертво он, как бревно, лежал.
– Из себя-то каков?
– Волосы рыжие, плечи широкие, одет не по-здешнему.
– Приметный. Знали, если бы во Владимире объявился.
– К детским в лапы мог угодить, – пробурчал мужичонка с худым испитым лицом, нетрезвый с утра.
В другой раз народ на пьянчужку бы цыкнул, а тут поддержали.
– Верное слово. От детских всего дожидайся. Драка на улице – детские завели. Вырвали у почтенного человека бороду – детских рук дело. Коня свели со двора осёдланного – снова они, – посыпалось, как горох из продранного мешка. Во всех городах ненавидели детских.
– Вои лихие, в сечах одерживают победу, без страха жизнь отдают, – стал на сторону детских рослый малый в исправном кафтане. На малого замахали руками:
– Сеча – дело княжье. Народу без надобности друг с дружкой за Киев биться. Бесчинства детские творят во всех делах.
– Попутчика я потерял. Немочь ему на подходе к Владимиру приключилась. Пока за водой бегал, он и исчез. Не слыхали?
– Слухов таких не хаживало. Сам, должно быть, поднялся.
– Замертво он, как бревно, лежал.
– Из себя-то каков?
– Волосы рыжие, плечи широкие, одет не по-здешнему.
– Приметный. Знали, если бы во Владимире объявился.
– К детским в лапы мог угодить, – пробурчал мужичонка с худым испитым лицом, нетрезвый с утра.
В другой раз народ на пьянчужку бы цыкнул, а тут поддержали.
– Верное слово. От детских всего дожидайся. Драка на улице – детские завели. Вырвали у почтенного человека бороду – детских рук дело. Коня свели со двора осёдланного – снова они, – посыпалось, как горох из продранного мешка. Во всех городах ненавидели детских.
– Вои лихие, в сечах одерживают победу, без страха жизнь отдают, – стал на сторону детских рослый малый в исправном кафтане. На малого замахали руками:
– Сеча – дело княжье. Народу без надобности друг с дружкой за Киев биться. Бесчинства детские творят во всех делах.