Страница:
Зато теперь все по-другому. Конечно, он не стал Мистером Нокаутом или Джо Бомоно; таким, как они, он никогда не будет, но он все же немного набрал вес и был уже в состоянии пробежать утром до завтрака традиционные две мили солдатского кросса, не задыхаясь я не ловя в изнеможении воздух ртом, как рыба, выброшенная на песок. А это уже кое-что значило. К тому же зачем ему гнаться за Мистером Нокаутом? Парень действительно здоров как бык, бугай настоящий, да зато непроходимо глуп, к тому же и стрелять не умеет — зачет по стрельбе так и не сдал, как ни старался. Вот и выходит, что хоть мускулатура у него и могучая, а выпуск-то ему не больно светит. Адамчик же физическими данными, конечно, не блещет, но все тесты по общему развитию сдал неплохо, был третьим во взводе на зачете по истории и традициям морской пехоты и вот, пожалуйста, по стрельбе оказался в первой семерке. Нет, он определенно чего-то уже добился. Пусть Магвайр и Мидберри, Уэйт или Филиппоне этого пока и не замечают, но сам-то он чувствует, что успех налицо, дело идет на лад.
В эту ночь, когда скомандовали отбой, он долго не мог заснуть. Лежал на койке с открытыми глазами и думал, медленно перебирая по привычке четки. Правое плечо еще ныло от приклада, все тело требовало отдыха, но только что принятый душ и чистое белье, а главное, сознание того, что самый страшный зачет уже сдан, вселяли надежду на благополучный исход всего испытания. И к тому же этого всего он добился сам, своими собственными силами, без чьей-то помощи. Конечно, он каждый вечер молился богу, даже на стрельбище не расставался с четками, но все-таки не бог же на самом деле направил в цель все его пули. Нет, чудес не бывает. Он сам все сделал, своими силами.
При этой мысли Адамчик даже улыбнулся от удовольствия. Молитвы, конечно, помогают, сказал он мысленно себе, да только если ты сам чего-то стоишь, можешь что-то толковое сделать. А он вот смог!
Он свернул четки в шарик и тихонько спрятал их на старое место — в подсумок. Глубоко вдыхая воздух, почти физически чувствовал, как усталость постепенно уходит из тела, уступая место блаженной истоме…
16
В эту ночь, когда скомандовали отбой, он долго не мог заснуть. Лежал на койке с открытыми глазами и думал, медленно перебирая по привычке четки. Правое плечо еще ныло от приклада, все тело требовало отдыха, но только что принятый душ и чистое белье, а главное, сознание того, что самый страшный зачет уже сдан, вселяли надежду на благополучный исход всего испытания. И к тому же этого всего он добился сам, своими собственными силами, без чьей-то помощи. Конечно, он каждый вечер молился богу, даже на стрельбище не расставался с четками, но все-таки не бог же на самом деле направил в цель все его пули. Нет, чудес не бывает. Он сам все сделал, своими силами.
При этой мысли Адамчик даже улыбнулся от удовольствия. Молитвы, конечно, помогают, сказал он мысленно себе, да только если ты сам чего-то стоишь, можешь что-то толковое сделать. А он вот смог!
Он свернул четки в шарик и тихонько спрятал их на старое место — в подсумок. Глубоко вдыхая воздух, почти физически чувствовал, как усталость постепенно уходит из тела, уступая место блаженной истоме…
16
Двое суток взвод провел в учебном городке рукопашного боя. В первый день принявшие их там инструкторы сперва показали все основные приемы действий штыком и прикладом, а потом заставили все отрабатывать до седьмого пота. Все элементы: длинный и короткий уколы, удары прикладом снизу и сверху, укол с последующим ударом прикладом и все прочее. При каждом движении солдаты должны были обязательно громко кричать и даже рычать по-звериному, чтобы застращать воображаемого противника, посеять ужас в его душе, лишить воли к сопротивлению. В общем, выбить из него всякий дух.
После этого, примкнув штыки и надев для безопасности на них ножны, солдаты почти до самого вечера отрабатывали приемы на чучелах.
— Длинным ко-оли! — кричал как резаный маленький штаб-сержант, старший в этом учебном городке. Он был весь как кукольный, прямо херувимчик с розовым личиком и большущими глазами, обрамленными длинными ресницами. — Ко-оли! — Десять солдат, стоящие в ряд перед чучелами, вскидывают разом винтовки и издают дикий, леденящий жилы вопль. К тому же сержант требовал, чтобы они при этом еще скалили зубы, как можно сильнее таращили глаза и вообще гримасничали, как умели. Это тоже действует на противника. Но. главное — крик. Громкий, пронзительный, хриплый — так, чтобы кровь стыла в жилах. И они кричали. Что было сил. Выли, вопили, рычали, хрипели. Ощерившись, с искаженными от чрезмерного усилия лицами, перекошенными ртами, безумно вытаращенными глазами.
После этого каждый солдат по очереди должен был сделать укол. И в этот укол требовалось вложить всю силу, отчаяние, жестокость и ненависть к врагу. А потом, воткнув в чучело штык, еще добавить прикладом.
— Добей же его! Добей! — хрипло орал сержант, прыгая рядом с солдатом. — Добей гада! Не видишь, что ли, он еще шевелится! Добей! Ну же! Давай!
Магвайр стоял неподалеку от инструктора. Он тоже весь горел от схватки, орал, подбадривая своих солдат:
— А ну, дай ему! Дай! Какого черта медлишь, подонок! Бей его! Чему тебя учили, слюнтяй! Шевелись!
Когда первая группа отработала прием, инструктор свистнул в свисток и вызвал вторую десятку. Десять пропахших потом солдат в грязно-зеленых комбинезонах заняли позицию. Они слегка согнули ноги в коленях, выпрямили спину, взяли винтовку на изготовку. Ждали команды. А перед ними на столбах в таких же грязно-зеленых, но только изорванных и растрепанных комбинезонах торчали десять чучел.
На следующий день взвод разделили на две группы. Их поставили на площадке одну перед другой и из каждой вызвали по одному солдату. Сержант-инструктор приказал им надеть боксерские перчатки и футбольные шлемы, а на лицо — маски, как у фехтовальщиков. Грудь и живот защищали стеганые куртки-нагрудники, в которых внутри были зашиты металлические пластинки. Солдаты называли их «броне-бикини». Каждый солдат получил в руки полутораметровую толстую палку, на обоих концах которой были прикреплены небольшие кожаные мешки с песком.
— Настоящий морской пехотинец, — обратился к взводу сержант-инструктор, — должен быть напористым и беспощадным. Ни минуты замешательства, ни секунды неуверенности! Лезть вперед, наступать, сбивать противника! Диктовать ему свою волю! А главное — непрерывно двигаться! Движение — залог успеха!
Он встал между солдатами, как рефери на ринге, чуть-чуть отвел их друг от друга.
— Вот сейчас поглядим, чему вы тут научились, — крикнул он. — Запомнили: ни секунды задержки. Оружие все время в движении. И бить! Бить без пощады! Остановился — значит пропал. Не ударил — сам получил. Не убил — сам подохнешь, как собака! Понятно? При-иготовились…
Отскочив в сторону, он пронзительно свистнул в свисток, и солдаты, опустив палки вперед, бросились друг на друга. Они вопили, визжали, кололи и били наотмашь палками. Вот солдат в черном шлеме, ловко отскочив в сторону, размахнулся что есть силы, и его палка обрушилась прямо на белый шлем противника. Тот охнул, ноги у него сразу подкосились, и он полетел животом вперед на истоптанную траву площадки.
— Чего стоишь? — истошно заорал инструктор. — Добей его! Не давай подняться! Коли!
Одна пара новобранцев сменяла другую. Площадка превратилась в настоящее ристалище. Солдаты визжали и рычали, били друг друга куда попало, сбивали с ног, добивали лежащего, вопили, кто от боли, кто от радости. Очередь подходила к Адамчику. От волнения и страха у него даже вспотели ладони, неприятно ныло под ложечкой. Глядя на противоположную шеренгу, он старался подсчитать, с кем же ему придется драться. Получалось, что с Купером, и от этого настроение его сразу улучшилось. Он больше всего боялся, как бы на его долю не достался Филиппоне или, того хуже, Мистер Нокаут.
Наконец пришла и его очередь. Выйдя из шеренги, он стал в боевую позицию — слегка согнул локти, чуть-чуть присел, палку взял перед грудью, немного наискось, как показывал инструктор.
Он толком так и не представлял, как же надо вести бой. Бойцом он никогда не был. Но в то же время чувствовал, что нужно только четко выполнять требования сержанта, делать выпады, наносить удары и стараться увертываться от ударов противника. А главное, погромче вопить и всячески запугивать его. К тому же они были надежно защищены, и можно было не бояться, что противник тебя покалечит.
Когда прозвучал свисток, он как-то особенно громко взвыл и резко прыгнул вперед. Купер ткнул палкой, целясь ему в голову, но промахнулся и тут же отскочил в сторону, успев увернуться от не очень грозного выпада Адамчика. Лицо его за сеткой было бледным и растерянным, губы плотно сжаты.
— Чего это вы скачете, как петухи? — недовольно крикнул инструктор. — А ну-ка, побольше агрессивности! Решительнее пошли друг на друга! Давай!
— Давай, червяки, пошевеливайся, — вторил ему откуда-то сзади голос Магвайра. — Покажите-ка, на что способны. — Голос штаб-сержанта сливался с мощным гулом шести десятков солдатских глоток, обладатели которых стояли тут же и выкриками одобрения или недовольства, свистом и улюлюканьем сопровождали поединок каждой из пар. Чей-то пронзительный фальцет, подзадоривая бойцов, все время выкрикивал: «Цып-цып… Цып-цып…» Стоявшие кругом смеялись.
Адамчик чувствовал, как у него пылают уши, лицо сильно вспотело, и пот заливал почему-то только левый глаз. Он вновь попытался сблизиться с Купером, но тот все время уходил от ближнего боя, отчаянно размахивая палкой перед собой. Как будто отгонял наскакивавшего на него пса.
«Что-то все не так получается, как надо», — подумал Адамчик. Ему казалось, что он действует правильно, как учил инструктор, а Купер всячески уклоняется от боя, и это его ужасно раздражало. Тем более, что он был уверен, что если все пойдет и дальше так, то достанется потом от Магвайра обязательно ему, а не Куперу. «Ах ты, паршивое дерьмо цыплячье, трусливая морда, — шипел он сквозь зубы. — Навязали эту пакость на мою голову. Трус несчастный. И драться-то толком не умеет. Ну и мразь! Кишка тонка поближе подойти, все только увертывается». Его бесило трусливое поведение противника, казалось, что если бы Купер смог, он давно уже вообще сбежал бы с площадки. И от этого Адамчик все больше впадал в ярость. Он наскакивал на Купера, толкал его концом палки в корпус, пытался посильнее ударить сверху или сбоку, сбить с ног.
От этого непрерывного натиска Купер совсем растерялся. Он слышал злобные выкрики Магвайра, чувствовал неодобрение со стороны стоявших вокруг солдат, но никак не мог преодолеть охвативший его страх, робость и все продолжал бегать от Адамчика. В один из таких моментов он на секунду задержался, и Адамчик вдруг сделал быстрый выпад вперед, притворился, будто бы собирается ударить прикладом снизу, а когда Купер поверил в это и опустил конец палки, нанес ему сильный прямой удар в корпус. Он пришелся в плечо, Купера развернуло, он качнулся назад, весь раскрылся. Воспользовавшись этим, Адамчик размахнулся и с криком «Ух ты-ы!» что есть силы ударил противника сперва справа по корпусу, а затем слева по пояснице и прямым в маску. Купер все пятился назад, беспорядочно отмахиваясь палкой. Чувствовалось, что он ошеломлен.
Адамчик понял, что теперь зрители поддерживают только его. Он слышал, как они орали: «Дай ему! Добей! Жми, Рыжий!»
Громче всех кричал Магвайр:
— А ну, давай! Еще давай! Бей его! Сильнее! Убей труса! По башке его, по башке! Чтоб с копыт долой!
Ободренный столь шумной поддержкой, Адамчик лез и лез на беспорядочно отбивавшегося противника. В каждый удар или укол он старался вложить всю силу. Злоба на Купера буквально захлестнула его, он действительно был готов разделаться с этим человеком. Тем более, что Купер уже почти не сопротивлялся. От последнего удара он упал на колени, весь сжался. Адамчик налетел, как коршун, дважды со всего размаху ударил по белому шлему. Купер упал на бок, попытался отползти в сторону, но вдруг вскочил на ноги и, как-то странно скособочившись, полупригнувшись, бросился наутек. Не понимая еще, что происходит, Адамчик остановился, но тут же сообразил, что противник в панике бежит с поля боя, и бросился за ним вдогонку. Купер отбежал всего лишь несколько шагов, когда почувствовал погоню. Он остановился, повернулся лицом к преследователю и поднял палку. Но было уже поздно. Налетевший Адамчик толкнул его в грудь, потом дважды ударил палкой по голове, и Купер рухнул как подкошенный. Разгоряченный Адамчик размахнулся, чтобы ударить еще раз, но услышал свисток инструктора и нехотя возвратился на место.
Товарищи стали помогать ему снимать доспехи, кто-то хлопнул по плечу:
— Настоящий убийца! Ишь как крови хочет!
В этот момент подошел Магвайр, помог развязать тесемки «броне-бикини», тоже похвалил:
— Ну, червячина, молодец! Здорово ты погнал этого ублюдка. Аж задница засверкала! Молодец!
— Так точно, сэр!
— Вот так и надо воевать. Перво-наперво сбить спесь с противника, остановить. Коль остановил, считай, что победа в кармане. Понятненько?
— Так точно, сэр!
Адамчик все еще никак не мог распутать последний узел. Пот заливал глаза, стекал по щекам и подбородку. Он страшно волновался в присутствии штаб-сержанта, боялся, как бы неосторожным словом не испортить хорошее настроение своего грозного начальника. Наконец стащил стеганку и бросил ее солдатам, одевавшим очередного бойца.
— Конечно, «взводная мышь» не бог весть какой противник, — продолжал тем временем Магвайр…
— Так точно, сэр!
Засвистел свисток, воздух вокруг мгновенно снова огласился воплями и рычанием, новая пара начала поединок.
— Но ты дрался неплохо. Неплохо… Ладно, ступай в строй!
— Так точно, сэр! — Довольный Адамчик рысцой бросился в конец своей шеренги, чтобы там снова ожидать очереди для повторного поединка.
Это же надо! Дождаться похвалы от самого Магвайра! Вот теперь-то уж, пожалуй, можно считать себя в морской пехоте. Самые трудные зачеты сданы. Дело вроде бы идет на лад. А он себя еще покажет. Вот подойдет опять очередь драться, так он станет биться как лев. Партнер бы вот только достался получше. Не такая трусливая мразь, как этот Купер. Ну, конечно, не очень-то уж здоровый, это тоже ни к чему, а немного посильней. Чтобы победа была почетнее.
Он стоял в строю рядом с Уэйтом. И все ждал, неужели же тот не похвалит его, не скажет хоть несколько слов восхищения. Как-никак ведь он из его отделения. Но Уэйт все молчал, и это даже расстроило Адамчика. Он сам начал разговор:
— А наши ребята вроде бы ничего дерутся, верно?
— А-га, — ответил Уэйт, не поворачивая головы. — Верно Магвайр говорит — настоящие убийцы. Зверюги прямо…
Адамчик никак не ожидал такого ответа. От неожиданности он не нашелся даже, что сказать, и молча стоял, ковыряя каблуком землю. Он привык считать Уэйта образцовым солдатом, тем самым материалом, из которого получаются настоящие морские пехотинцы. Чуть ли не двойником Магвайра. Казалось, что этого парня ничем нельзя пронять, что его ничто не волнует. Теперь же все чаще оказывается, что его задевает буквально все, любой пустяк может выбить из колеи, привести в ярость. И уж, во всяком случае, все то, что говорил или делал Адамчик.
— Тебе что, безразлично, как работают парни из нашего отделения? — через несколько мгновений все же спросил он Уэйта.
— Нет, конечно, — буркнул тот, так и не обернувшись.
— Да что это ты? Наехало, что ли?
Уэйт снова промолчал. «Да что это он из себя строит? — подумал Адамчик с возмущением. — Воображает, будто ему со мной и говорить не о чем. И вообще, что это с ним творится последнее время? Совсем замкнулся. Раньше все убеждал меня, чтобы я плюнул на всю эту волынку, смотрел с юмором, а теперь вон сам раскис, хуже некуда. Даже разговаривать не хочет. Прямо как капеллан на исповеди — слушает и молчит».
— Ерунда все это, — сказал он вслух. — Тут ведь никому толком и не попадает. Вон сколько всего на каждом понавешано. Шлем и вся прочая амуниция. У Купера, поди, и синяка ни одного нет. Ребячья забава, да и только.
— Это уж точно — забава!
«А может, он все это не всерьез? — подумал снова Адамчик. — Может, просто струхнул немного? Так ведь тоже бывает. Он вспомнил, как старался Уэйт первые недели, как он буквально из кожи лез. А теперь? Или, может, он просто так, напускает на себя? Магвайр ведь говорил, что первые недели — самые легкие. Любой новобранец их осилит. А вот когда начинается стрельба, дзю-до и рукопашный бой с оружием, тогда уж становится видно, кто годится, а кто нет. Все слабаки кверху брюхом на поверхность всплывают. Может быть, и Уэйт оказался таким?»
Ему было искренне жаль этого парня. Да только чем же он мог ему помочь? Что мог сделать для него? Ровным счетом ничего. В морской пехоте ведь всяк сам за себя отвечает, у каждого своя рубашка ближе к телу. Это здесь закон законов. Тем более, что им не раз говорили: каждый сам кузнец своего счастья. Мол, пока солдат старается, ему бояться нечего. Это верные слова. Он их не раз повторял. И Уэйт их тоже знает. Что ж еще? Пусть сам решает.
Адамчик отвернулся и стал смотреть, как в центре площадки дерется очередная пара. Солдаты визжали, наскакивали, как петухи, друг на друга, били палками куда попало. В общем, выкладывались вовсю. Интересно, кто будет теперь его противником?
Новобранец в белом шлеме вдруг нанес мощнейший удар противнику. Тот даже зашатался. Взвод встретил этот успех дружными воплями одобрения.
— Бу-у! Бу-у! — кричал вместе со всеми Адамчик, вытирая все еще струившийся со лба пот. — Бей его! Проткни, слабака! Дай ему по башке! Да посильнее! Бе-ей!
Занятия продолжались до позднего вечера…
Приемам дзю-до их обучали в огромном пустом бараке из гофрированного железа, похожем на ангар. Боевые, одетые в борцовские куртки и короткие брюки из белой парусины, солдаты сгрудились большим полукольцом вокруг сержанта-инструктора.
Внешне этот человек казался неказистым, к тому же он был невелик ростом и физически не очень здоров. Но в то же время поражал быстротой и невероятной гибкостью движений. Тщательно выбритая голова его блестела, как бильярдный шар, резко контрастируя с загорелым до черноты телом. Он стоял перед солдатами в таких же, как они, коротких штанах, широко расставив босые ноги и слегка подогнув колени. Просторная куртка дзюдоиста была подпоясана черным поясом — знак высшего класса.
Урок начался несколько необычно. Цепко схватив Мистера Нокаута одной рукой за край куртки, а другой за рукав, инструктор подтянул его к себе.
— Надеюсь, Мистер Нокаут будет вежлив с этим малышом, — прошептал кто-то за спиной у Адамчика. — Не поломает ему кости. — Адамчик понимающе улыбнулся. Действительно, инструктор рядом с Фоли выглядел слишком уж мелким и жалким.
— Для того чтобы произвести бросок через бедро, — рассказывал тем временем сержант, — надо прежде всего сделать быстрый выпад правой ногой. — Он просунул свою босую ногу между широко расставленными ногами солдата. — Вот так! Затем следует резкий разворот на левой ноге, вы подгибаете колени, чтобы таким образом оказаться ниже центра тяжести противника, движением вперед переводите свое правое бедро в его паховую зону, нарушая тем самым равновесие, и, используя весь собственный вес и инерцию, бросаете его через бедро. Левая рука при этом остается крепко прижатой к телу. Все очень просто и понятно.
Говоря, он медленно показывал, как все это делается, специально даже задержавшись в тот момент, когда ноги Мистера Нокаута оторвались от пола. После этого он опустил солдата на ноги, но при этом все еще держал так, как ухватил вначале.
— Все ли считают, что должным образом поняли то, что я объяснил?
— Так точно, сэр, — нестройно закричали солдаты.
— Конечно, в рукопашной схватке… — Инструктор вдруг резко дернул Мистера Нокаута, и тот, взлетев в воздух, перевернулся через бедро, только пятки над головой сверкнули. Сам же сержант тут же опустился на одно колено, и правая его рука быстро легла солдату на горло. Затем он схватил новобранца за левую руку, отвел ее назад, перегнул слегка через колено. Затем отбросил ее в сторону и легко вскочил на ноги, руки снова на бедрах.
— В рукопашной схватке… в настоящей рукопашной схватке, — крикнул он с задором, — надо всё делать еще быстрее…
Мистер Нокаут тяжело перевалился на бок, рукой он все еще держался за горло…
— О, господи, — только и смог прошептать Адамчик. — Этот Фоли — настоящая гора мускулов, а он его швырнул, как куль с мякиной.
— …Надо действовать быстро и решительно, — продолжал инструктор, — и тогда вам не страшен никакой противник, сколь бы здоровым и сильным он ни был. Главная задача — лишить его равновесия. Добились этого, и он уже ваш, берите его голыми руками. Лишить равновесия — вот задача номер один, самое важное в схватке. Лишить и не давать встать на ноги. Равновесие — вот в чем соль. Всем понятно, что я говорю?
— Так точно, сэр!
А инструктор уже рассказывал, как можно лишить человека равновесия с помощью броска через бедро. Когда противник брошен на землю, говорил он, снова и снова демонстрируя, как это делается, можно легко сломать ему левую руку, рванув ее назад и вниз через подставленное колено. Одновременно свободной правой рукой можно сделать еще три движения: во-первых, ударить противника в адамово яблоко и перебить ему дыхание, во-вторых, нанести секущий удар ребром ладони у основания носа, в результате чего у него окажутся раздробленными кости, острые обломки войдут в мозг и человек будет убит, и, в-третьих, развернув под углом указательный и средний пальцы, проткнуть ему сразу оба глаза. Все эти приемы преследуют цель — легко и эффективно вывести противника из строя.
Кстати, чтобы проводить такие приемы, продолжал он, особенно последний, необходимо должным образом укрепить руку и пальцы. Это достигается систематической тренировкой. Отличное упражнение — втыкать разведенные указательный и средний пальцы в ведро сперва с песком, а потом и с мелким гравием. А еще лучше тренироваться на кошках. У них глаза, как у человека, и, протыкая их пальцами, получаешь особо полноценную тренировку.
— Кое-кто может подумать, — крикнул сержант, — будто я шуточки шучу. Но это все далеко не шуточки. Поверьте мне, ребята: с кошками наилучшая школа. Поймайте с полдюжины бродячих кошек, и тогда уж сможете точно убедиться, на что вы действительно годитесь. Да и душа ваша почувствует настоящую работу. Дело для мужчин, а не для кисейных барышень! Ведь важнейшее качество настоящего морского пехотинца — это уверенность в том, что в рукопашном бою или в другой какой передряге он, если потребуется, сможет убить человека. Там уж некогда будет рассуждать, смогу ли, мол, я сделать это. Хватит ли у меня пороху рубануть человека по носу так, чтобы кости и хрящи всмятку. Там будет поздно раздумывать, станешь ты блевать от вида крови или нет. Промедлишь секунду, самую чуточку заколеблешься, и ты уже сам труп. Дохлое мясо. Это все равно как вон было когда-то у нас на Дальнем Западе: кто первым выхватил кольт, тот и живой. Вот и наши профессионалы всегда должны быть первыми. И убивать без малейшего промедления. Не задумываясь. Как автомат. Увидел — убил! А думать потом. Не то — гроб! Нужно знать, что не струсишь, не заколеблешься. Быть уверенным в себе, в том, что в любой момент рука не дрогнет, что убьешь и не задумаешься. На то вы и настоящие морские пехотинцы. Не то, что какой-то там сопливый шпак — фермер или писарь. Этому обо всем сперва подумать, видишь, надо. Настроиться, решиться. Хоть секунду, а подумать. Так вот запомните, такому мыслителю в бою делать нечего. Ему там сразу — каюк. И это вы навсегда себе на носу зарубите. Понятно?
«Это он, конечно, обо мне, — сразу же решил Адамчик. — О ком же еще? Мне ведь всегда сперва надо все и так, и этак прикинуть, вопросы позадавать, убедиться. Конечно, такого сразу же укокошат». Он с отвращением припомнил те немногочисленные случаи в своей жизни, когда ему приходилось драться с мальчишками. Никогда ему не хватало пороху ударить первому. Не ждать, когда тебя стукнут, а самому нападать. Конечно, с его данными нечего было и думать о победе, если ждать, когда противник нападет. Его спасением могло быть только неожиданное нападение на ничего не подозревавшего и поэтому ошеломленного противника. Но на это он ни разу не смог решиться. Куда уж там! Он обязательно должен был топтаться на месте, петушиться, что-то выкрикивать, сопеть и ждать, ждать, ждать, пока противник не стукнет его первым. Каждый раз в таких ситуациях его охватывал какой-то паралич, руки становились как ватные, на ногах будто гири чугунные висели. Самое большее, на что его хватало, так это на нечленораздельное бормотание, дурацкие выкрики и угрозы. Да еще на то, чтобы пихать противника. Приходится ли удивляться, что все это кончалось всегда печально для него — после двух-трех таких толчков он неожиданно получал здоровенную затрещину и лишь только после этого кидался в драку. Однако уже было поздно — инициатива упущена, а стало быть, и драка проиграна.
И хотя, если бы зашла речь, в любом из этих случаев он стал бы доказывать с пеной у рта обратное, истинная причина подобной нерешительности была одна — он просто трусил. Он знал, что, даже если немедля даст сдачи, все равно конечный результат будет прежним — ему не видать удачи. Так уж неудачно он был скроен — слабые, почти девичьи, руки, какая-то зачаточная мускулатура. Кому же после этого он мог еще угрожать? Недаром же ему вечно снились одни и те же сны: он с кем-то дерется, пытается нанести удар, но в руках нет никакой силы, и они безвольно отскакивают от хохочущего ему в лицо противника.
Даже когда ему однажды приснилось, будто у него в руках пистолет или винтовка, результат был все тот же — оружие отказалось служить ему, патроны не стреляли, а пули еле выползали из ствола и падали, не долетая до цели. Наверно, этот его страх даже во сне создавал вокруг противника невидимую стену.
В сознании Адамчика давно уже сформировалась четкая мысль, что, как бы он ни старался, ему никогда не одержать победы в бою. Поэтому-то он никогда особенно и не старался. Наоборот, он выработал для себя совершенно особую тактику — если не хочешь, чтобы тебя отлупили, никогда не спорь с тем, кто сильнее, не раздражай его. Как бы ты ни чувствовал себя правым, не лезь на рожон, не провоцируй того, кто сильнее. А лучше всего вообще не высовывать носа. И эта тактика, как правило, всегда приносила ему пользу, ограждала от неприятностей: Ведь вопрос о драке как бы исчезал сам собой, и противник (если только это был не завзятый драчун), хотя и испытывал к нему чувство презрения, тем не менее был удовлетворен, считая, что получил достаточные доказательства своего превосходства над Адамчиком, и оставлял его поэтому в покое.
После этого, примкнув штыки и надев для безопасности на них ножны, солдаты почти до самого вечера отрабатывали приемы на чучелах.
— Длинным ко-оли! — кричал как резаный маленький штаб-сержант, старший в этом учебном городке. Он был весь как кукольный, прямо херувимчик с розовым личиком и большущими глазами, обрамленными длинными ресницами. — Ко-оли! — Десять солдат, стоящие в ряд перед чучелами, вскидывают разом винтовки и издают дикий, леденящий жилы вопль. К тому же сержант требовал, чтобы они при этом еще скалили зубы, как можно сильнее таращили глаза и вообще гримасничали, как умели. Это тоже действует на противника. Но. главное — крик. Громкий, пронзительный, хриплый — так, чтобы кровь стыла в жилах. И они кричали. Что было сил. Выли, вопили, рычали, хрипели. Ощерившись, с искаженными от чрезмерного усилия лицами, перекошенными ртами, безумно вытаращенными глазами.
После этого каждый солдат по очереди должен был сделать укол. И в этот укол требовалось вложить всю силу, отчаяние, жестокость и ненависть к врагу. А потом, воткнув в чучело штык, еще добавить прикладом.
— Добей же его! Добей! — хрипло орал сержант, прыгая рядом с солдатом. — Добей гада! Не видишь, что ли, он еще шевелится! Добей! Ну же! Давай!
Магвайр стоял неподалеку от инструктора. Он тоже весь горел от схватки, орал, подбадривая своих солдат:
— А ну, дай ему! Дай! Какого черта медлишь, подонок! Бей его! Чему тебя учили, слюнтяй! Шевелись!
Когда первая группа отработала прием, инструктор свистнул в свисток и вызвал вторую десятку. Десять пропахших потом солдат в грязно-зеленых комбинезонах заняли позицию. Они слегка согнули ноги в коленях, выпрямили спину, взяли винтовку на изготовку. Ждали команды. А перед ними на столбах в таких же грязно-зеленых, но только изорванных и растрепанных комбинезонах торчали десять чучел.
На следующий день взвод разделили на две группы. Их поставили на площадке одну перед другой и из каждой вызвали по одному солдату. Сержант-инструктор приказал им надеть боксерские перчатки и футбольные шлемы, а на лицо — маски, как у фехтовальщиков. Грудь и живот защищали стеганые куртки-нагрудники, в которых внутри были зашиты металлические пластинки. Солдаты называли их «броне-бикини». Каждый солдат получил в руки полутораметровую толстую палку, на обоих концах которой были прикреплены небольшие кожаные мешки с песком.
— Настоящий морской пехотинец, — обратился к взводу сержант-инструктор, — должен быть напористым и беспощадным. Ни минуты замешательства, ни секунды неуверенности! Лезть вперед, наступать, сбивать противника! Диктовать ему свою волю! А главное — непрерывно двигаться! Движение — залог успеха!
Он встал между солдатами, как рефери на ринге, чуть-чуть отвел их друг от друга.
— Вот сейчас поглядим, чему вы тут научились, — крикнул он. — Запомнили: ни секунды задержки. Оружие все время в движении. И бить! Бить без пощады! Остановился — значит пропал. Не ударил — сам получил. Не убил — сам подохнешь, как собака! Понятно? При-иготовились…
Отскочив в сторону, он пронзительно свистнул в свисток, и солдаты, опустив палки вперед, бросились друг на друга. Они вопили, визжали, кололи и били наотмашь палками. Вот солдат в черном шлеме, ловко отскочив в сторону, размахнулся что есть силы, и его палка обрушилась прямо на белый шлем противника. Тот охнул, ноги у него сразу подкосились, и он полетел животом вперед на истоптанную траву площадки.
— Чего стоишь? — истошно заорал инструктор. — Добей его! Не давай подняться! Коли!
Одна пара новобранцев сменяла другую. Площадка превратилась в настоящее ристалище. Солдаты визжали и рычали, били друг друга куда попало, сбивали с ног, добивали лежащего, вопили, кто от боли, кто от радости. Очередь подходила к Адамчику. От волнения и страха у него даже вспотели ладони, неприятно ныло под ложечкой. Глядя на противоположную шеренгу, он старался подсчитать, с кем же ему придется драться. Получалось, что с Купером, и от этого настроение его сразу улучшилось. Он больше всего боялся, как бы на его долю не достался Филиппоне или, того хуже, Мистер Нокаут.
Наконец пришла и его очередь. Выйдя из шеренги, он стал в боевую позицию — слегка согнул локти, чуть-чуть присел, палку взял перед грудью, немного наискось, как показывал инструктор.
Он толком так и не представлял, как же надо вести бой. Бойцом он никогда не был. Но в то же время чувствовал, что нужно только четко выполнять требования сержанта, делать выпады, наносить удары и стараться увертываться от ударов противника. А главное, погромче вопить и всячески запугивать его. К тому же они были надежно защищены, и можно было не бояться, что противник тебя покалечит.
Когда прозвучал свисток, он как-то особенно громко взвыл и резко прыгнул вперед. Купер ткнул палкой, целясь ему в голову, но промахнулся и тут же отскочил в сторону, успев увернуться от не очень грозного выпада Адамчика. Лицо его за сеткой было бледным и растерянным, губы плотно сжаты.
— Чего это вы скачете, как петухи? — недовольно крикнул инструктор. — А ну-ка, побольше агрессивности! Решительнее пошли друг на друга! Давай!
— Давай, червяки, пошевеливайся, — вторил ему откуда-то сзади голос Магвайра. — Покажите-ка, на что способны. — Голос штаб-сержанта сливался с мощным гулом шести десятков солдатских глоток, обладатели которых стояли тут же и выкриками одобрения или недовольства, свистом и улюлюканьем сопровождали поединок каждой из пар. Чей-то пронзительный фальцет, подзадоривая бойцов, все время выкрикивал: «Цып-цып… Цып-цып…» Стоявшие кругом смеялись.
Адамчик чувствовал, как у него пылают уши, лицо сильно вспотело, и пот заливал почему-то только левый глаз. Он вновь попытался сблизиться с Купером, но тот все время уходил от ближнего боя, отчаянно размахивая палкой перед собой. Как будто отгонял наскакивавшего на него пса.
«Что-то все не так получается, как надо», — подумал Адамчик. Ему казалось, что он действует правильно, как учил инструктор, а Купер всячески уклоняется от боя, и это его ужасно раздражало. Тем более, что он был уверен, что если все пойдет и дальше так, то достанется потом от Магвайра обязательно ему, а не Куперу. «Ах ты, паршивое дерьмо цыплячье, трусливая морда, — шипел он сквозь зубы. — Навязали эту пакость на мою голову. Трус несчастный. И драться-то толком не умеет. Ну и мразь! Кишка тонка поближе подойти, все только увертывается». Его бесило трусливое поведение противника, казалось, что если бы Купер смог, он давно уже вообще сбежал бы с площадки. И от этого Адамчик все больше впадал в ярость. Он наскакивал на Купера, толкал его концом палки в корпус, пытался посильнее ударить сверху или сбоку, сбить с ног.
От этого непрерывного натиска Купер совсем растерялся. Он слышал злобные выкрики Магвайра, чувствовал неодобрение со стороны стоявших вокруг солдат, но никак не мог преодолеть охвативший его страх, робость и все продолжал бегать от Адамчика. В один из таких моментов он на секунду задержался, и Адамчик вдруг сделал быстрый выпад вперед, притворился, будто бы собирается ударить прикладом снизу, а когда Купер поверил в это и опустил конец палки, нанес ему сильный прямой удар в корпус. Он пришелся в плечо, Купера развернуло, он качнулся назад, весь раскрылся. Воспользовавшись этим, Адамчик размахнулся и с криком «Ух ты-ы!» что есть силы ударил противника сперва справа по корпусу, а затем слева по пояснице и прямым в маску. Купер все пятился назад, беспорядочно отмахиваясь палкой. Чувствовалось, что он ошеломлен.
Адамчик понял, что теперь зрители поддерживают только его. Он слышал, как они орали: «Дай ему! Добей! Жми, Рыжий!»
Громче всех кричал Магвайр:
— А ну, давай! Еще давай! Бей его! Сильнее! Убей труса! По башке его, по башке! Чтоб с копыт долой!
Ободренный столь шумной поддержкой, Адамчик лез и лез на беспорядочно отбивавшегося противника. В каждый удар или укол он старался вложить всю силу. Злоба на Купера буквально захлестнула его, он действительно был готов разделаться с этим человеком. Тем более, что Купер уже почти не сопротивлялся. От последнего удара он упал на колени, весь сжался. Адамчик налетел, как коршун, дважды со всего размаху ударил по белому шлему. Купер упал на бок, попытался отползти в сторону, но вдруг вскочил на ноги и, как-то странно скособочившись, полупригнувшись, бросился наутек. Не понимая еще, что происходит, Адамчик остановился, но тут же сообразил, что противник в панике бежит с поля боя, и бросился за ним вдогонку. Купер отбежал всего лишь несколько шагов, когда почувствовал погоню. Он остановился, повернулся лицом к преследователю и поднял палку. Но было уже поздно. Налетевший Адамчик толкнул его в грудь, потом дважды ударил палкой по голове, и Купер рухнул как подкошенный. Разгоряченный Адамчик размахнулся, чтобы ударить еще раз, но услышал свисток инструктора и нехотя возвратился на место.
Товарищи стали помогать ему снимать доспехи, кто-то хлопнул по плечу:
— Настоящий убийца! Ишь как крови хочет!
В этот момент подошел Магвайр, помог развязать тесемки «броне-бикини», тоже похвалил:
— Ну, червячина, молодец! Здорово ты погнал этого ублюдка. Аж задница засверкала! Молодец!
— Так точно, сэр!
— Вот так и надо воевать. Перво-наперво сбить спесь с противника, остановить. Коль остановил, считай, что победа в кармане. Понятненько?
— Так точно, сэр!
Адамчик все еще никак не мог распутать последний узел. Пот заливал глаза, стекал по щекам и подбородку. Он страшно волновался в присутствии штаб-сержанта, боялся, как бы неосторожным словом не испортить хорошее настроение своего грозного начальника. Наконец стащил стеганку и бросил ее солдатам, одевавшим очередного бойца.
— Конечно, «взводная мышь» не бог весть какой противник, — продолжал тем временем Магвайр…
— Так точно, сэр!
Засвистел свисток, воздух вокруг мгновенно снова огласился воплями и рычанием, новая пара начала поединок.
— Но ты дрался неплохо. Неплохо… Ладно, ступай в строй!
— Так точно, сэр! — Довольный Адамчик рысцой бросился в конец своей шеренги, чтобы там снова ожидать очереди для повторного поединка.
Это же надо! Дождаться похвалы от самого Магвайра! Вот теперь-то уж, пожалуй, можно считать себя в морской пехоте. Самые трудные зачеты сданы. Дело вроде бы идет на лад. А он себя еще покажет. Вот подойдет опять очередь драться, так он станет биться как лев. Партнер бы вот только достался получше. Не такая трусливая мразь, как этот Купер. Ну, конечно, не очень-то уж здоровый, это тоже ни к чему, а немного посильней. Чтобы победа была почетнее.
Он стоял в строю рядом с Уэйтом. И все ждал, неужели же тот не похвалит его, не скажет хоть несколько слов восхищения. Как-никак ведь он из его отделения. Но Уэйт все молчал, и это даже расстроило Адамчика. Он сам начал разговор:
— А наши ребята вроде бы ничего дерутся, верно?
— А-га, — ответил Уэйт, не поворачивая головы. — Верно Магвайр говорит — настоящие убийцы. Зверюги прямо…
Адамчик никак не ожидал такого ответа. От неожиданности он не нашелся даже, что сказать, и молча стоял, ковыряя каблуком землю. Он привык считать Уэйта образцовым солдатом, тем самым материалом, из которого получаются настоящие морские пехотинцы. Чуть ли не двойником Магвайра. Казалось, что этого парня ничем нельзя пронять, что его ничто не волнует. Теперь же все чаще оказывается, что его задевает буквально все, любой пустяк может выбить из колеи, привести в ярость. И уж, во всяком случае, все то, что говорил или делал Адамчик.
— Тебе что, безразлично, как работают парни из нашего отделения? — через несколько мгновений все же спросил он Уэйта.
— Нет, конечно, — буркнул тот, так и не обернувшись.
— Да что это ты? Наехало, что ли?
Уэйт снова промолчал. «Да что это он из себя строит? — подумал Адамчик с возмущением. — Воображает, будто ему со мной и говорить не о чем. И вообще, что это с ним творится последнее время? Совсем замкнулся. Раньше все убеждал меня, чтобы я плюнул на всю эту волынку, смотрел с юмором, а теперь вон сам раскис, хуже некуда. Даже разговаривать не хочет. Прямо как капеллан на исповеди — слушает и молчит».
— Ерунда все это, — сказал он вслух. — Тут ведь никому толком и не попадает. Вон сколько всего на каждом понавешано. Шлем и вся прочая амуниция. У Купера, поди, и синяка ни одного нет. Ребячья забава, да и только.
— Это уж точно — забава!
«А может, он все это не всерьез? — подумал снова Адамчик. — Может, просто струхнул немного? Так ведь тоже бывает. Он вспомнил, как старался Уэйт первые недели, как он буквально из кожи лез. А теперь? Или, может, он просто так, напускает на себя? Магвайр ведь говорил, что первые недели — самые легкие. Любой новобранец их осилит. А вот когда начинается стрельба, дзю-до и рукопашный бой с оружием, тогда уж становится видно, кто годится, а кто нет. Все слабаки кверху брюхом на поверхность всплывают. Может быть, и Уэйт оказался таким?»
Ему было искренне жаль этого парня. Да только чем же он мог ему помочь? Что мог сделать для него? Ровным счетом ничего. В морской пехоте ведь всяк сам за себя отвечает, у каждого своя рубашка ближе к телу. Это здесь закон законов. Тем более, что им не раз говорили: каждый сам кузнец своего счастья. Мол, пока солдат старается, ему бояться нечего. Это верные слова. Он их не раз повторял. И Уэйт их тоже знает. Что ж еще? Пусть сам решает.
Адамчик отвернулся и стал смотреть, как в центре площадки дерется очередная пара. Солдаты визжали, наскакивали, как петухи, друг на друга, били палками куда попало. В общем, выкладывались вовсю. Интересно, кто будет теперь его противником?
Новобранец в белом шлеме вдруг нанес мощнейший удар противнику. Тот даже зашатался. Взвод встретил этот успех дружными воплями одобрения.
— Бу-у! Бу-у! — кричал вместе со всеми Адамчик, вытирая все еще струившийся со лба пот. — Бей его! Проткни, слабака! Дай ему по башке! Да посильнее! Бе-ей!
Занятия продолжались до позднего вечера…
Приемам дзю-до их обучали в огромном пустом бараке из гофрированного железа, похожем на ангар. Боевые, одетые в борцовские куртки и короткие брюки из белой парусины, солдаты сгрудились большим полукольцом вокруг сержанта-инструктора.
Внешне этот человек казался неказистым, к тому же он был невелик ростом и физически не очень здоров. Но в то же время поражал быстротой и невероятной гибкостью движений. Тщательно выбритая голова его блестела, как бильярдный шар, резко контрастируя с загорелым до черноты телом. Он стоял перед солдатами в таких же, как они, коротких штанах, широко расставив босые ноги и слегка подогнув колени. Просторная куртка дзюдоиста была подпоясана черным поясом — знак высшего класса.
Урок начался несколько необычно. Цепко схватив Мистера Нокаута одной рукой за край куртки, а другой за рукав, инструктор подтянул его к себе.
— Надеюсь, Мистер Нокаут будет вежлив с этим малышом, — прошептал кто-то за спиной у Адамчика. — Не поломает ему кости. — Адамчик понимающе улыбнулся. Действительно, инструктор рядом с Фоли выглядел слишком уж мелким и жалким.
— Для того чтобы произвести бросок через бедро, — рассказывал тем временем сержант, — надо прежде всего сделать быстрый выпад правой ногой. — Он просунул свою босую ногу между широко расставленными ногами солдата. — Вот так! Затем следует резкий разворот на левой ноге, вы подгибаете колени, чтобы таким образом оказаться ниже центра тяжести противника, движением вперед переводите свое правое бедро в его паховую зону, нарушая тем самым равновесие, и, используя весь собственный вес и инерцию, бросаете его через бедро. Левая рука при этом остается крепко прижатой к телу. Все очень просто и понятно.
Говоря, он медленно показывал, как все это делается, специально даже задержавшись в тот момент, когда ноги Мистера Нокаута оторвались от пола. После этого он опустил солдата на ноги, но при этом все еще держал так, как ухватил вначале.
— Все ли считают, что должным образом поняли то, что я объяснил?
— Так точно, сэр, — нестройно закричали солдаты.
— Конечно, в рукопашной схватке… — Инструктор вдруг резко дернул Мистера Нокаута, и тот, взлетев в воздух, перевернулся через бедро, только пятки над головой сверкнули. Сам же сержант тут же опустился на одно колено, и правая его рука быстро легла солдату на горло. Затем он схватил новобранца за левую руку, отвел ее назад, перегнул слегка через колено. Затем отбросил ее в сторону и легко вскочил на ноги, руки снова на бедрах.
— В рукопашной схватке… в настоящей рукопашной схватке, — крикнул он с задором, — надо всё делать еще быстрее…
Мистер Нокаут тяжело перевалился на бок, рукой он все еще держался за горло…
— О, господи, — только и смог прошептать Адамчик. — Этот Фоли — настоящая гора мускулов, а он его швырнул, как куль с мякиной.
— …Надо действовать быстро и решительно, — продолжал инструктор, — и тогда вам не страшен никакой противник, сколь бы здоровым и сильным он ни был. Главная задача — лишить его равновесия. Добились этого, и он уже ваш, берите его голыми руками. Лишить равновесия — вот задача номер один, самое важное в схватке. Лишить и не давать встать на ноги. Равновесие — вот в чем соль. Всем понятно, что я говорю?
— Так точно, сэр!
А инструктор уже рассказывал, как можно лишить человека равновесия с помощью броска через бедро. Когда противник брошен на землю, говорил он, снова и снова демонстрируя, как это делается, можно легко сломать ему левую руку, рванув ее назад и вниз через подставленное колено. Одновременно свободной правой рукой можно сделать еще три движения: во-первых, ударить противника в адамово яблоко и перебить ему дыхание, во-вторых, нанести секущий удар ребром ладони у основания носа, в результате чего у него окажутся раздробленными кости, острые обломки войдут в мозг и человек будет убит, и, в-третьих, развернув под углом указательный и средний пальцы, проткнуть ему сразу оба глаза. Все эти приемы преследуют цель — легко и эффективно вывести противника из строя.
Кстати, чтобы проводить такие приемы, продолжал он, особенно последний, необходимо должным образом укрепить руку и пальцы. Это достигается систематической тренировкой. Отличное упражнение — втыкать разведенные указательный и средний пальцы в ведро сперва с песком, а потом и с мелким гравием. А еще лучше тренироваться на кошках. У них глаза, как у человека, и, протыкая их пальцами, получаешь особо полноценную тренировку.
— Кое-кто может подумать, — крикнул сержант, — будто я шуточки шучу. Но это все далеко не шуточки. Поверьте мне, ребята: с кошками наилучшая школа. Поймайте с полдюжины бродячих кошек, и тогда уж сможете точно убедиться, на что вы действительно годитесь. Да и душа ваша почувствует настоящую работу. Дело для мужчин, а не для кисейных барышень! Ведь важнейшее качество настоящего морского пехотинца — это уверенность в том, что в рукопашном бою или в другой какой передряге он, если потребуется, сможет убить человека. Там уж некогда будет рассуждать, смогу ли, мол, я сделать это. Хватит ли у меня пороху рубануть человека по носу так, чтобы кости и хрящи всмятку. Там будет поздно раздумывать, станешь ты блевать от вида крови или нет. Промедлишь секунду, самую чуточку заколеблешься, и ты уже сам труп. Дохлое мясо. Это все равно как вон было когда-то у нас на Дальнем Западе: кто первым выхватил кольт, тот и живой. Вот и наши профессионалы всегда должны быть первыми. И убивать без малейшего промедления. Не задумываясь. Как автомат. Увидел — убил! А думать потом. Не то — гроб! Нужно знать, что не струсишь, не заколеблешься. Быть уверенным в себе, в том, что в любой момент рука не дрогнет, что убьешь и не задумаешься. На то вы и настоящие морские пехотинцы. Не то, что какой-то там сопливый шпак — фермер или писарь. Этому обо всем сперва подумать, видишь, надо. Настроиться, решиться. Хоть секунду, а подумать. Так вот запомните, такому мыслителю в бою делать нечего. Ему там сразу — каюк. И это вы навсегда себе на носу зарубите. Понятно?
«Это он, конечно, обо мне, — сразу же решил Адамчик. — О ком же еще? Мне ведь всегда сперва надо все и так, и этак прикинуть, вопросы позадавать, убедиться. Конечно, такого сразу же укокошат». Он с отвращением припомнил те немногочисленные случаи в своей жизни, когда ему приходилось драться с мальчишками. Никогда ему не хватало пороху ударить первому. Не ждать, когда тебя стукнут, а самому нападать. Конечно, с его данными нечего было и думать о победе, если ждать, когда противник нападет. Его спасением могло быть только неожиданное нападение на ничего не подозревавшего и поэтому ошеломленного противника. Но на это он ни разу не смог решиться. Куда уж там! Он обязательно должен был топтаться на месте, петушиться, что-то выкрикивать, сопеть и ждать, ждать, ждать, пока противник не стукнет его первым. Каждый раз в таких ситуациях его охватывал какой-то паралич, руки становились как ватные, на ногах будто гири чугунные висели. Самое большее, на что его хватало, так это на нечленораздельное бормотание, дурацкие выкрики и угрозы. Да еще на то, чтобы пихать противника. Приходится ли удивляться, что все это кончалось всегда печально для него — после двух-трех таких толчков он неожиданно получал здоровенную затрещину и лишь только после этого кидался в драку. Однако уже было поздно — инициатива упущена, а стало быть, и драка проиграна.
И хотя, если бы зашла речь, в любом из этих случаев он стал бы доказывать с пеной у рта обратное, истинная причина подобной нерешительности была одна — он просто трусил. Он знал, что, даже если немедля даст сдачи, все равно конечный результат будет прежним — ему не видать удачи. Так уж неудачно он был скроен — слабые, почти девичьи, руки, какая-то зачаточная мускулатура. Кому же после этого он мог еще угрожать? Недаром же ему вечно снились одни и те же сны: он с кем-то дерется, пытается нанести удар, но в руках нет никакой силы, и они безвольно отскакивают от хохочущего ему в лицо противника.
Даже когда ему однажды приснилось, будто у него в руках пистолет или винтовка, результат был все тот же — оружие отказалось служить ему, патроны не стреляли, а пули еле выползали из ствола и падали, не долетая до цели. Наверно, этот его страх даже во сне создавал вокруг противника невидимую стену.
В сознании Адамчика давно уже сформировалась четкая мысль, что, как бы он ни старался, ему никогда не одержать победы в бою. Поэтому-то он никогда особенно и не старался. Наоборот, он выработал для себя совершенно особую тактику — если не хочешь, чтобы тебя отлупили, никогда не спорь с тем, кто сильнее, не раздражай его. Как бы ты ни чувствовал себя правым, не лезь на рожон, не провоцируй того, кто сильнее. А лучше всего вообще не высовывать носа. И эта тактика, как правило, всегда приносила ему пользу, ограждала от неприятностей: Ведь вопрос о драке как бы исчезал сам собой, и противник (если только это был не завзятый драчун), хотя и испытывал к нему чувство презрения, тем не менее был удовлетворен, считая, что получил достаточные доказательства своего превосходства над Адамчиком, и оставлял его поэтому в покое.