Страница:
— Ты просто струсил. Он тебя запугал, вот ты и сдался.
— И вовсе нет. С чего это ты взял? Просто оказалось, что у меня кишка не так тонка, как у тебя, хоть внешне ты и здоров как бык. А вот прижали тебя чуть покрепче, ты и развалился, разболтал все, что знал. А я не такой.
— Да пошел ты… — Уэйта охватило негодование. — Если правду говорить, так ты трусишь куда больше, меня. А лейтенанту я сам решил все рассказать. Страх здесь ни при чем. Ты же отлично понимаешь, что мне сейчас труднее, чем всем зам.
— Откуда мне понимать… — начал было Адамчик, но Уэйт снова перебил его:
— В общем, все это ерунда сплошная. Не в этом дело. Ты вот лучше скажи мне, что намерен теперь делать?
— Как что? — Адамчик растерялся от удивления.
— Ну, поддержишь ты меня или нет?
— Че-его? — Адамчик хотел встать, но Уэйт силой усадил его на место. — Это какого же дьявола ты в меня вцепился? — чуть не закричал Адамчик. Его всего трясло. — Что у нас вообще с тобой общего? Только то, что в одном отделении оказались. Я тебе ничего не обещал и обещать не собирался. Да пропади оно все пропадом, огнем сгори, мне-то какое дело? Я и раньше всегда был против, ты вспомни. Сколько раз тебе говорил, не связывайся ты с ними, И сейчас повторяю — зря ты все это заварил. А уж я-то и вовсе здесь ни при чем и не тяни меня, пожалуйста.
— Значит, будешь и дальше враньем жить?
— Это уж не твоя забота. А я знать ничего не желаю. Ничего, вот и все!
— Да, но как же сегодня-то?
— Что «сегодня»? Сказал, ничего не знаю, чего же еще надо! И вообще, я тут ни при чем. Сам заварил сам и расхлебывай. Это уж твоя забота.
— А может, не только моя?
Адамчик не ответил. Он молча грыз ногти, что-то обдумывая. Потом вдруг спросил:
— Ты это чего еще надумал?
— Как «чего»? Магвайр ведь велел и тебе к нему явиться…
— Ну, велел…
— А зачем?
— Откуда мне знать? Уж не думаешь ли ты, будто это что-то очень важное? Просто велел явиться, вот и все
— Как бы не так. Магвайр ведь считает, что мы с тобой дружим.
— Так это же неправда. Какие мы там друзья…
— Это верно. Да только откуда ему это знать? Думает — и все.
— Так что с того? Я ему сразу скажу, что он ошибается. И что все то, что ты натворил, не имеет ко мне решительно никакого отношения. Не знал, мол. ничего и знать не желаю. Вот и весь мой сказ, как на исповеди Все так и выложу.
— Ну и выкладывай. Он-то вовсе не так прост, чтобы сразу взять и поверить, верно ведь? Коли ему что в башку заскочит, не очень-то оттуда обратно выходит. Он сразу же решит, что ты это все с перепугу порешь. Испугался и от всего скорее давай открещиваться. Решил мол, его в дураках оставить, а сам сухим из воды выйти Тогда уж пощады от него не жди. Он ведь от всего такого, как бык бешеный, сатанеет.
— Да с какой это еще стати мне выкручиваться-то? С чего мне врать? Я же ничего не сделал.
— Пока что, может, и нет. Да только Магвайр не так уж прост. Ему надо от любой случайности застраховаться. А для этого надо на тебя маленько поднажать, нагнать еще страху, чтобы ты совсем как ватный стал. Он ведь и с Клейном, и с Дитаром так делал!
Уэйт осторожно дотронулся до саднившей все еще губы, потом провел кончиками пальцев по сильно опухшей скуле.
— Вот и на меня тоже пытался поднажать. Так что будь уверен — так просто ты от него сегодня все равно не отделаешься. Помяни мое слово. Да чего это я тебя еще уговариваю? Будто ты и сам не знаешь, как будет.
— Замолчи же, это нечестно. — У Адамчика перехватило дыхание, слезы подступили к горлу, он был уже на грани истерики.
— Нечестно, говоришь? Это уж точно. Куда нечестнее. Да ведь я тебе про это как раз и толкую. Разве этот гад по-другому, по-честному умеет? У него же школа не та. И остановить его, осадить можно, только действуя сообща. Я что хочу посоветовать: потребуй нового свидания с лейтенантом. Мол, хочешь что-то ему сказать…
— Да ты что?
— Как «что»? Очень просто. Объяви Магвайру, что хочешь сделать заявление. Он ведь не имеет права отказать. В крайнем случае к Мидберри обратишься. Этот уж и вовсе не посмеет отказать. А может быть, даже и поможет. Когда увидит, что не только я, но и другие готовы дать показания и что им это уже не скрыть от начальства.
— Не знаю я, право. Честное слово, не знаю.
— Да чего там еще «не знаю». Сам, что ли, не видишь, что тут творится? А тебе ведь что так, что этак, все равно ответ держать, да и морда в крови будет. Так уж хоть за дело. А коли повезет, то, глядишь, и выиграем дело, зажмем Магвайра, ужом завертится.
— Говорю же тебе — не знаю. — Адамчик действительно не мог взять в толк, что он еще может сделать. Не мог и не хотел даже об этом думать. Сейчас в нем жило только одно чувство — непреодолимый страх. Он боялся всего и всех: Магвайра с его чугунными кулаками и садизмом, Уэйта с его рассуждениями, каких-то других поворотов событий. Ну зачем он только согласился слушать этого человека? Этого жалкого неудачника. Но, с другой стороны, попробуй выбросить из головы все то, о чем он сейчас напомнил, — отвратительные выходки штаб-сержанта, расправы, которые он учинял, истязания и все другое. Вон как избил Уэйта, мерзавец. Да еще орал, чтобы никто не смел помочь парню. Если уж говорить по совести, так он действительно всегда ненавидел Магвайра. Сам ходил к капеллану жаловаться на него. А сейчас вроде момент подходящий. Можно самим все повернуть.
Мысль об этой возможности неожиданно показалась ему очень важной. Она на какой-то миг даже вытеснила из его души вечно гнездившееся там чувство панического страха перед Магвайром. Это же действительно возможно. Да и нужно для этого всего ничего. Казалось, что голос Уэйта все же проник в самые глубины его сознания и вызвал оттуда дремавшую до сих пор мысль: нужно так немного, одно небольшое усилие, еще один решительный человек, парень, у которого хватит мужества, у которого выдержит кишка.
— А может быть, и верно, — едва слышно прошептал Адамчик. Он даже испуганно оглянулся вокруг, не услышал ли кто его ненароком.
— Правда? — Уэйт не скрывал своей радости.
— Да подожди ты. Я же ничего еще не решил толком. Просто сказал, что, может быть, действительно верно… Такие вещи с ходу не решают. Надо подумать.
— Да что тут думать! Иди вон прямо к Мидберри и заяви, что хочешь поговорить с лейтенантом. Чего тянуть-то? Ступай!
Опустив голову, Адамчик медленно поднялся с ящика.
— Только ты меня не гони, ладно? «Может быть» — это все же только «может быть». Дай мне подумать. Я тебе потом скажу…
Почти весь час, что оставался до отбоя, Адамчик просидел у себя на рундуке, пытаясь решить, что же все-таки делать. Вот если бы с кем-нибудь посоветоваться, думал он. Магвайр, Мидберри и Уэйт, конечно, не в счет. Ему нужна помощь человека, который мог бы судить обо всем строго объективно. Придется решать самому, прежде всего надо отбросить личный страх и озлобление, не придавать никакого значения эмоциям и постараться как можно проще взглянуть на обстоятельства, взвесить все «за» и «против».
Однако, как он ни пытался быть объективным судьей, ничего из этого не получилось. Перед глазами все время вставала одна и та же картина: Магвайр, сбивающий кулаком с ног Уэйта, и тело товарища, безжизненно падающее к его ногам. Это сразу приводило Адамчика в ярость, появлялось неистребимое желание покарать сержанта-садиста. И не только за этот случай, но и за все те бесчинства, издевательства и произвол, которые солдатам пришлось пережить за эти недели. За «двойное дерьмо», за грубые насмешки над его религиозностью, за вечные придирки и окрики. Да, действительно, сейчас у него, кажется, появился реальный шанс отплатить этому садисту за все прошлые унижения, боль и обиду.
Сидя на рундуке, Адамчик снова и снова припоминал все эти случаи. Он уже начисто забыл о том, что хотел быть строго объективным, и усиленно распалял свое воображение прошлыми сценами жестокости. И все же, несмотря на нарастающее чувство негодования против Магвайра. в душе у него ни на миг не исчезал и даже усиливался страх перед этим человеком. Вот хотя бы этот последний инцидент — избиение Уэйта. Адамчик искренне был возмущен всем случившимся, действительно горел желанием отомстить сержанту за товарища. Но в то же время, если уж говорить по совести, в глубине души по-прежнему прятался страх, в мозгу шевелилась тревожная мысль, что. если бы в таком положении оказался он сам? Смог бы он перенести весь этот ужас? Такое же двойственное чувство владело им и тогда, когда он вспоминал о Клейне, Дитаре… И стань он сейчас на сторону Уэйта, кто знает, не обрушатся ли на него такие же жестокие испытания. А, может быть, даже и более страшные. Магвайр ведь придет в такую ярость, что и вообразить трудно. Такому бандиту и убить раз плюнуть.
Несколько раз Адамчик пытался уверить себя, что напрасно преувеличивает опасность, но все же полностью избавиться от чувства страха никак не мог. Не помогли даже доводы вроде того, что, мол, Магвайр побоится ставить под удар свою карьеру, что вряд ли он решится в такой обстановке на крайние меры, например, на убийство новобранца. Адамчиком по-прежнему владел страх. Перед глазами вставало озверевшее, искаженное ненавистью лицо штаб-сержанта, его выпученные глаза, отвратительно перекошенный рот. Страх буквально парализовал Адамчика. Страх и отчаяние, смешавшись в его душе, вылились в какое-то озлобление. Ему казалось, что еще мгновение — и он завопит от этой чудовищной безысходности, он готов был проклинать не только Магвайра, но и всех, кто виноват во всем этом диком хаосе, — командование, правительство, всю систему. Ведь кто-то же в конце концов должен нести ответственность за то, что таким типам, как Магвайр, доверяют десятки человеческих жизней, что им позволяют тиранить людей, топтать их, калечить и убивать. В чем же он, рядовой Адамчик, провинился, что его отдали в руки этого безумного «эс-ина»? В этом была вопиющая несправедливость. Сделанное сейчас Адамчиком открытие буквально подкосило его. Вывод, к которому он пришел, лишил его способности обдумать все спокойно. Теперь ему уже казалось, что он раздавлен и растоптан. Как будто бы в тот самый момент, когда где-то вдали, замерцал слабый луч надежды, мрачные стены казармы вдруг начали со всех сторон надвигаться на него, грозя похоронить. Он почувствовал себя в западне, в проклятой мышеловке с захлопнувшейся дверцей. А страх все стучал и стучал в сердце, убеждая, что конец близок и спасения нет. Нет, сегодняшней ночи ему не пережить.
28
29
— И вовсе нет. С чего это ты взял? Просто оказалось, что у меня кишка не так тонка, как у тебя, хоть внешне ты и здоров как бык. А вот прижали тебя чуть покрепче, ты и развалился, разболтал все, что знал. А я не такой.
— Да пошел ты… — Уэйта охватило негодование. — Если правду говорить, так ты трусишь куда больше, меня. А лейтенанту я сам решил все рассказать. Страх здесь ни при чем. Ты же отлично понимаешь, что мне сейчас труднее, чем всем зам.
— Откуда мне понимать… — начал было Адамчик, но Уэйт снова перебил его:
— В общем, все это ерунда сплошная. Не в этом дело. Ты вот лучше скажи мне, что намерен теперь делать?
— Как что? — Адамчик растерялся от удивления.
— Ну, поддержишь ты меня или нет?
— Че-его? — Адамчик хотел встать, но Уэйт силой усадил его на место. — Это какого же дьявола ты в меня вцепился? — чуть не закричал Адамчик. Его всего трясло. — Что у нас вообще с тобой общего? Только то, что в одном отделении оказались. Я тебе ничего не обещал и обещать не собирался. Да пропади оно все пропадом, огнем сгори, мне-то какое дело? Я и раньше всегда был против, ты вспомни. Сколько раз тебе говорил, не связывайся ты с ними, И сейчас повторяю — зря ты все это заварил. А уж я-то и вовсе здесь ни при чем и не тяни меня, пожалуйста.
— Значит, будешь и дальше враньем жить?
— Это уж не твоя забота. А я знать ничего не желаю. Ничего, вот и все!
— Да, но как же сегодня-то?
— Что «сегодня»? Сказал, ничего не знаю, чего же еще надо! И вообще, я тут ни при чем. Сам заварил сам и расхлебывай. Это уж твоя забота.
— А может, не только моя?
Адамчик не ответил. Он молча грыз ногти, что-то обдумывая. Потом вдруг спросил:
— Ты это чего еще надумал?
— Как «чего»? Магвайр ведь велел и тебе к нему явиться…
— Ну, велел…
— А зачем?
— Откуда мне знать? Уж не думаешь ли ты, будто это что-то очень важное? Просто велел явиться, вот и все
— Как бы не так. Магвайр ведь считает, что мы с тобой дружим.
— Так это же неправда. Какие мы там друзья…
— Это верно. Да только откуда ему это знать? Думает — и все.
— Так что с того? Я ему сразу скажу, что он ошибается. И что все то, что ты натворил, не имеет ко мне решительно никакого отношения. Не знал, мол. ничего и знать не желаю. Вот и весь мой сказ, как на исповеди Все так и выложу.
— Ну и выкладывай. Он-то вовсе не так прост, чтобы сразу взять и поверить, верно ведь? Коли ему что в башку заскочит, не очень-то оттуда обратно выходит. Он сразу же решит, что ты это все с перепугу порешь. Испугался и от всего скорее давай открещиваться. Решил мол, его в дураках оставить, а сам сухим из воды выйти Тогда уж пощады от него не жди. Он ведь от всего такого, как бык бешеный, сатанеет.
— Да с какой это еще стати мне выкручиваться-то? С чего мне врать? Я же ничего не сделал.
— Пока что, может, и нет. Да только Магвайр не так уж прост. Ему надо от любой случайности застраховаться. А для этого надо на тебя маленько поднажать, нагнать еще страху, чтобы ты совсем как ватный стал. Он ведь и с Клейном, и с Дитаром так делал!
Уэйт осторожно дотронулся до саднившей все еще губы, потом провел кончиками пальцев по сильно опухшей скуле.
— Вот и на меня тоже пытался поднажать. Так что будь уверен — так просто ты от него сегодня все равно не отделаешься. Помяни мое слово. Да чего это я тебя еще уговариваю? Будто ты и сам не знаешь, как будет.
— Замолчи же, это нечестно. — У Адамчика перехватило дыхание, слезы подступили к горлу, он был уже на грани истерики.
— Нечестно, говоришь? Это уж точно. Куда нечестнее. Да ведь я тебе про это как раз и толкую. Разве этот гад по-другому, по-честному умеет? У него же школа не та. И остановить его, осадить можно, только действуя сообща. Я что хочу посоветовать: потребуй нового свидания с лейтенантом. Мол, хочешь что-то ему сказать…
— Да ты что?
— Как «что»? Очень просто. Объяви Магвайру, что хочешь сделать заявление. Он ведь не имеет права отказать. В крайнем случае к Мидберри обратишься. Этот уж и вовсе не посмеет отказать. А может быть, даже и поможет. Когда увидит, что не только я, но и другие готовы дать показания и что им это уже не скрыть от начальства.
— Не знаю я, право. Честное слово, не знаю.
— Да чего там еще «не знаю». Сам, что ли, не видишь, что тут творится? А тебе ведь что так, что этак, все равно ответ держать, да и морда в крови будет. Так уж хоть за дело. А коли повезет, то, глядишь, и выиграем дело, зажмем Магвайра, ужом завертится.
— Говорю же тебе — не знаю. — Адамчик действительно не мог взять в толк, что он еще может сделать. Не мог и не хотел даже об этом думать. Сейчас в нем жило только одно чувство — непреодолимый страх. Он боялся всего и всех: Магвайра с его чугунными кулаками и садизмом, Уэйта с его рассуждениями, каких-то других поворотов событий. Ну зачем он только согласился слушать этого человека? Этого жалкого неудачника. Но, с другой стороны, попробуй выбросить из головы все то, о чем он сейчас напомнил, — отвратительные выходки штаб-сержанта, расправы, которые он учинял, истязания и все другое. Вон как избил Уэйта, мерзавец. Да еще орал, чтобы никто не смел помочь парню. Если уж говорить по совести, так он действительно всегда ненавидел Магвайра. Сам ходил к капеллану жаловаться на него. А сейчас вроде момент подходящий. Можно самим все повернуть.
Мысль об этой возможности неожиданно показалась ему очень важной. Она на какой-то миг даже вытеснила из его души вечно гнездившееся там чувство панического страха перед Магвайром. Это же действительно возможно. Да и нужно для этого всего ничего. Казалось, что голос Уэйта все же проник в самые глубины его сознания и вызвал оттуда дремавшую до сих пор мысль: нужно так немного, одно небольшое усилие, еще один решительный человек, парень, у которого хватит мужества, у которого выдержит кишка.
— А может быть, и верно, — едва слышно прошептал Адамчик. Он даже испуганно оглянулся вокруг, не услышал ли кто его ненароком.
— Правда? — Уэйт не скрывал своей радости.
— Да подожди ты. Я же ничего еще не решил толком. Просто сказал, что, может быть, действительно верно… Такие вещи с ходу не решают. Надо подумать.
— Да что тут думать! Иди вон прямо к Мидберри и заяви, что хочешь поговорить с лейтенантом. Чего тянуть-то? Ступай!
Опустив голову, Адамчик медленно поднялся с ящика.
— Только ты меня не гони, ладно? «Может быть» — это все же только «может быть». Дай мне подумать. Я тебе потом скажу…
Почти весь час, что оставался до отбоя, Адамчик просидел у себя на рундуке, пытаясь решить, что же все-таки делать. Вот если бы с кем-нибудь посоветоваться, думал он. Магвайр, Мидберри и Уэйт, конечно, не в счет. Ему нужна помощь человека, который мог бы судить обо всем строго объективно. Придется решать самому, прежде всего надо отбросить личный страх и озлобление, не придавать никакого значения эмоциям и постараться как можно проще взглянуть на обстоятельства, взвесить все «за» и «против».
Однако, как он ни пытался быть объективным судьей, ничего из этого не получилось. Перед глазами все время вставала одна и та же картина: Магвайр, сбивающий кулаком с ног Уэйта, и тело товарища, безжизненно падающее к его ногам. Это сразу приводило Адамчика в ярость, появлялось неистребимое желание покарать сержанта-садиста. И не только за этот случай, но и за все те бесчинства, издевательства и произвол, которые солдатам пришлось пережить за эти недели. За «двойное дерьмо», за грубые насмешки над его религиозностью, за вечные придирки и окрики. Да, действительно, сейчас у него, кажется, появился реальный шанс отплатить этому садисту за все прошлые унижения, боль и обиду.
Сидя на рундуке, Адамчик снова и снова припоминал все эти случаи. Он уже начисто забыл о том, что хотел быть строго объективным, и усиленно распалял свое воображение прошлыми сценами жестокости. И все же, несмотря на нарастающее чувство негодования против Магвайра. в душе у него ни на миг не исчезал и даже усиливался страх перед этим человеком. Вот хотя бы этот последний инцидент — избиение Уэйта. Адамчик искренне был возмущен всем случившимся, действительно горел желанием отомстить сержанту за товарища. Но в то же время, если уж говорить по совести, в глубине души по-прежнему прятался страх, в мозгу шевелилась тревожная мысль, что. если бы в таком положении оказался он сам? Смог бы он перенести весь этот ужас? Такое же двойственное чувство владело им и тогда, когда он вспоминал о Клейне, Дитаре… И стань он сейчас на сторону Уэйта, кто знает, не обрушатся ли на него такие же жестокие испытания. А, может быть, даже и более страшные. Магвайр ведь придет в такую ярость, что и вообразить трудно. Такому бандиту и убить раз плюнуть.
Несколько раз Адамчик пытался уверить себя, что напрасно преувеличивает опасность, но все же полностью избавиться от чувства страха никак не мог. Не помогли даже доводы вроде того, что, мол, Магвайр побоится ставить под удар свою карьеру, что вряд ли он решится в такой обстановке на крайние меры, например, на убийство новобранца. Адамчиком по-прежнему владел страх. Перед глазами вставало озверевшее, искаженное ненавистью лицо штаб-сержанта, его выпученные глаза, отвратительно перекошенный рот. Страх буквально парализовал Адамчика. Страх и отчаяние, смешавшись в его душе, вылились в какое-то озлобление. Ему казалось, что еще мгновение — и он завопит от этой чудовищной безысходности, он готов был проклинать не только Магвайра, но и всех, кто виноват во всем этом диком хаосе, — командование, правительство, всю систему. Ведь кто-то же в конце концов должен нести ответственность за то, что таким типам, как Магвайр, доверяют десятки человеческих жизней, что им позволяют тиранить людей, топтать их, калечить и убивать. В чем же он, рядовой Адамчик, провинился, что его отдали в руки этого безумного «эс-ина»? В этом была вопиющая несправедливость. Сделанное сейчас Адамчиком открытие буквально подкосило его. Вывод, к которому он пришел, лишил его способности обдумать все спокойно. Теперь ему уже казалось, что он раздавлен и растоптан. Как будто бы в тот самый момент, когда где-то вдали, замерцал слабый луч надежды, мрачные стены казармы вдруг начали со всех сторон надвигаться на него, грозя похоронить. Он почувствовал себя в западне, в проклятой мышеловке с захлопнувшейся дверцей. А страх все стучал и стучал в сердце, убеждая, что конец близок и спасения нет. Нет, сегодняшней ночи ему не пережить.
28
Наконец наступило время отбоя. В кубрике погас свет. Уэйт и Адамчик стояли в темноте у своих коек, ожидая вызова в сержантскую. Когда солдаты на койках успокоились и в кубрике наступила тишина, Мидберри вывел их в коридор. Шагая позади Адамчика, Уэйт шепотом спросил, надумал ли он поддержать его. Тот молча кивнул головой.
— Ты мне скажи, а не кивай, — прошипел Уэйт. — Да или нет?
— Я же говорю «да»…
— Прекратить разговор! — прикрикнул Мидберри.
— Ты скажи только, что, мол, требуешь следователя, и все, — не унимался Уэйт.
Сержант остановился, повернулся лицом к солдатам.
— Кому сказано, прекратить разговоры? — рявкнул он злобно. — Иль опять не ясно?
— Ясно, сэр, — дружно ответили оба.
— То-то же. А теперь ты ступай в сержантскую, — он слегка подтолкнул Адамчика, пропуская его в дверь. И, повернувшись к Уэйту, добавил: — А ты пока что постой тут. Ясно?
— Так точно, сэр!
Адамчик в сопровождении Мидберри скрылся за дверью сержантской, и Уэйт сразу же тихонько привалился к стояку. Он услышал приглушенный голос Магвайра, но не мог, как ни старался, разобрать ни слова. Спокойный тон сержанта все же как-то приободрил его. Больше всего он боялся, что Магвайр сразу начнет орать на Адамчика. пустит в ход кулаки, и тот не устоит. Правда, была еще небольшая надежда на Мидберри, на то, что, может быть, его присутствие хоть немного сдержит штаб-сержанта, не позволит слишком распоясаться.
Мимо тихой тенью прошел дневальный. Это был солдат из его отделения по фамилии Хаммарберг. Он шел, всем своим видом показывая, что не замечает Уэйта. Дойдя до середины прохода, до того места, где широкая красная полоса на полу означала границу территории 197-го взвода и, стало быть, конец зоны его ответственности, солдат сделал четкий поворот кругом и так же, не поворачивая головы и глядя строго перед собой, проследовал назад, в кубрик.
Гул голосов в сержантской тем временем стал более громким. И по мере его усиления в душе Уэйта угасала надежда на успешный исход. Теперь он уже даже жалел, что не посоветовал Адамчику уклониться от разговора с сержантами и требовать вместо этого встречи с командиром роты. Главное ведь — избежать нажима со стороны Магвайра.
Правда, если говорить начистоту, у Уэйта сейчас уже не было времени на длительную борьбу с Магвайром. Разве не может случиться так, что его вышвырнут коленом под зад буквально завтра утром? Никто ведь не знает, что там задумал Магвайр, какие шаги он уже предпринял. Штаб-сержант не позволит опальному солдату долго засиживаться в его взводе. Тем более, что тот еще подбивает и других солдат выступить в его поддержку. Учитывая все это, Уэйту следовало любой ценой ускорить ход событий. Так он и поступил, использовал свой последний шанс, и теперь надо было только ждать. Что будет, то и будет…
Прошло уже около получаса. Наконец дверь открылась. Вопросы были ни к чему. Достаточно было взглянуть в лицо Адамчику, чтобы стало ясна: победа и на этот раз была на стороне сержанта Магвайра. Не глядя в сторону Уэйта, стараясь, казалось, даже не дышать, Адамчик быстро прошел в сторону кубрика…
— Так я что же, сам должен выйти, чтобы втащить сюда твою пожелтевшую от страха задницу? Кому сказано, червяк паршивый, — прогремел Магвайр.
Уэйт весь подобрался, шагнул на порог, четко повернулся налево и громко, как положено, стукнул кулаком по косяку:
— Сэр, рядовой Уэйт просит разрешения явиться по приказанию!
Получив разрешение, он шагнул через порог и замер перед сержантом. Тот сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Сзади него, чуть-чуть в стороне, стоял Мидберри.
— Ну, парень, как видишь, твой дружок, лейтенант этот, не больно-то помог тебе.
— Так точно, с.эр.
— А ведь мы с сержантом Мидберри тебя предупреждали. Верно?
— Так точно, сэр.
— Так какого же черта ты тогда хотел? Чего ты вообще добивался, червячина?
— Ничего, сэр.
— Ну, а в башке-то у тебя хоть что-то есть?
— Так точно, сэр.
— Есть, говоришь? Может, и есть, да только пользоваться ты, как видно, не умеешь.
— Так точно, сэр.
Магвайр неожиданно склонился над столом, поднял пачку отпечатанных на машинке листочков.
— Твои документы на увольнение, — тихо, как бы между прочим, сказал он и тут же бросил бумаги на стол. — Ну, так скажи же мне, червяк, правильно мы поступаем, выгоняя тебя?
— Так точно, сэр.
— А ты знаешь, дерьмо паршивое, что значит увольнение с позором? Подумал, каково тебе будет на гражданке с такими вот документами?
Растерянность, недоумение, испуг, пробежавшие, как в калейдоскопе, по лицу солдата, вызвали у сержанта самодовольный смех. Удар был рассчитан куда как ловко.
— Да, да, червяк. Ты не ослышался. С позором! Именно так, и никак иначе. Чтоб другим неповадно было.
— Сэр, но за что? На каком основании? Ведь я же…
— Ишь ты, какой законник выискался. Оснований, видите ли, ему захотелось. Да у нас тут этих оснований хоть пруд пруди: невыполнение приказания сержанта-инструктора, обман, драка…
Он поднял глаза на солдата, посмотрел внимательно на здоровенный синяк, расплывавшийся у него на скуле, на распухшую губу…
— …Нам ведь раз плюнуть доказать, что ты устроив драку. Как полагаешь?
— Так точно, сэр.
— И что воровством в казарме занимался, тоже…
— Сэр?
— А вон в тот раз у Вуда кто деньги спер, не ты, что ли? Да и часы мои тоже? Твоя, поди, все работа?
Уэйт умоляюще посмотрел на Мидберри, но тот отвел глаза. И солдат сразу понял, в каком безвыходном положении он оказался, насколько призрачны были его надежды.
Каким же он все-таки был дураком, думая, что сможет побороть Магвайра, сломить его власть. Он даже малейшей слабины не нашел. Да разве такого сломишь? Все варианты на сто ходов вперед продуманы, везде солома постелена. Возьми-ка его голыми руками. Зря, что ли, лейтенант тогда говорил, что Магвайр уже два расследования благополучно пережил и ни одного пятнышка на мундире? А все потому, что умеет заставить молчать кого надо. Солдаты у него ходят как по струнке, пикнуть никто не смеет. Конечно, этого не просто добиться. Но Магвайр свое дело знает. А главное, знает, как и на чем сыграть. И к тому же здорово умеет использовать в своих интересах порядки, царящие в корпусе морской пехоты. Тем более, когда противник вроде этого лощеного лейтенанта. Со всякими уставчиками да сборниками правил в холеных ручках. Где уж такому обыграть Магвайра.
«Какой же я против него слабак, — с горечью подумал Уэйт. — А ведь вообразил бог весть что». Он тут же подумал о лейтенанте и вдруг увидел его перед глазами, как наяву. Спесивый сноб с перламутровым револьвером на боку.
Но в душе Уэйт понимал, что никто не виноват в его неудаче. Сам не маленький, знал, на что шел. Никто ведь не тянул за язык, не толкал в спину: иди, мол, доложи, пострадай за правду. Он сам решился на этот шаг, значит, сам и в ответе.
— Ты все еще тут, червяк?
— Так точно, сэр.
— Завтра должны прислать за тобой. Поедешь, куда скажут. Там и будешь ждать, пока бумаги будут готовы. Ясненько?
— Так точно, сэр.
— Ничего больше не скажешь?
— Никак нет, сэр.
— А ты, сержант Мидберри?
— Нет, ничего.
Магвайр медленно поднялся, вышел из-за стола, подошел вплотную к солдату. Руки на бедрах, слегка покачиваясь на носках, он в упор рассматривал Уэйта, как будто надеялся увидеть что-то у него на лице или в глазах.
— Так, так, дружок. Здорово ты все обделал, ничего не скажешь. Вон ведь как поначалу прикидывался да выслуживался. Всех вокруг пальца обвел, даже в командиры отделения пролез. А сам втихаря плевал на нас, дерьмом исходил. В герои, видишь ли, хотел пробиться. Да не вышло. Верно ведь, герой? Не вышло? Так-то вот! Дунул ветер, и нет героя. Спекся. И ни один червяк ему не рукоплещет. Плевать они все на тебя хотели. И вообще им на тебя… с высокой колокольни. А знаешь, почему? Не потому, что трусят. Нет, не потому. Им же на тебя смотреть противно. Кишки твои желтые за милю видать. Понял? И еще у нас в морской пехоте, парень, не любят неудачников. Не любят! Неудачников и всяких слабаков, у которых кишка тонка. Настоящий-то морской пехотинец на такую мразь и смотреть не станет. На тебя и тебе подобных слюнтяев. Катись-ка ты отсюда колбасой, только воздух чище будет. О тебе ведь здесь через, два часа уже никто не вспомнит. Да и кому вспоминать? Кому ты нужен? Завтра утром, вон спроси любого, ни. одна душа о тебе знать не будет. Кто, мол, там был командиром третьего отделения? А черт его знает. Тем более что уже есть и новый командир — Адамчик. Чем плох? Отличный командир будет. Во всяком случае, получше тебя.
«Ну и подонок», — только и подумал Уэйт.
— А ты что думал? — Магвайр самодовольно улыбался. — Решил, поди, что нашел дурака себе на радость. Вместе со мной, мол, с моста в реку бросится. Черта лысого! У этого парня своя башка на плечах. И, оказывается, не такая уж плохая… Во всяком случае, морской пехотинец-то из него получится.
— Сэр, — перебил вдруг сержанта рядовой, — у вас ко мне все?
— Ну и гад, — удивился Магвайр. — Это же надо! Все? Да хоть бы и так. Черт с тобой! Ступай, и чтобы к утру был готов. А там чтоб и духу твоего не было! Ясненько?
— Так точно, сэр.
— Чтоб рожи твоей поганой я здесь не видел. Никогда в жизни! Ясно, червяк?
— Так точно, сэр.
— П-шел вон, мразь! Ну, чего еще ждешь? Сказано, п-шел! Вон, скотина!
Уэйт не стал отдавать честь, не щелкнул каблуками, а просто круто повернулся через левое плечо и вышел из сержантской.
— Эй, ты! — крикнул вдогонку Магвайр. — Ты что же это, совсем забылся?
Солдат даже не повернул головы. Он быстро прошел по коридору, толкнул дверь в кубрик и с ходу шагнул в черную пустоту, направляясь к койке. В тот же момент на голову ему упало одеяло, несколько рук стиснули со всех сторон, закрутили, сбили с ног. Он даже охнуть не успел, как разгоряченные тела навалились со всех сторон, начали давить. Уэйт делал отчаянные попытки, чтобы освободиться, бил во все стороны ногами. Однако силы были неравные. Ремнями ему связали ноги, затянули вокруг головы одеяло. Он слышал, как напавшие на. него солдаты что-то шепотом говорили друг другу, потом приподняли его, потащили куда-то между койками и бросили на пол. В последнюю минуту ему все же удалось высвободить под одеялом одну руку и кое-как прикрыть ею голову и лицо. Падая, он постарался упасть на бок и подтянуть колени как можно ближе к животу. Сразу же посыпались удары. Первые обрушились на спину и тот бок, что был сверху. Бившие не жалели сил, но все же это было не самое страшное. Страшное было впереди. Чем дальше, тем яростнее становились избивавшие его солдаты. Избиение беззащитного человека все больше распаляло их, мутило кровь, туманило рассудок. Они уже не шептались, а кричали от ненависти и злобы, били все сильнее и по чему попало, стараясь попасть в голову и в живот. Уэйт сделал попытку отползти в сторону, но они не дали, схватили за ноги, прижали к полу. Сильный удар ногой в солдатском ботинке пришелся где-то за ухом. В глазах полыхнуло белой молнией, на миг показалось, что голова разлетелась на тысячу кусков, а сам он летит в бездонную пропасть, откуда уже нет пути назад…
— Сволочи поганые! Дерьмо трусливое! — закричал Уэйт что было сил. Он больше не мог терпеть, не мог молча сносить эту зверскую расправу. — Дерьмо! Все — дерьмо! Трусливое, поганое дерьмо, будьте вы прокляты! — Он рычал и извивался, а удары все сыпались и сыпались; Казалось, что им не будет конца, что они обрушиваются все чаще и чаще и сила их тоже непрерывно нарастает.
«И все же хорошо, — лихорадочно скакало у него в голове под этим градом ударов, — что я не смолчал, что сказал правду». Он вовсе не был трусом. Нет! Трусами были те, другие. Все, кто молчал. Раньше. Все, кто били его теперь. Раньше и он был таким же, как и они. Тоже молчал и трясся от страха. Страх заставлял его повиноваться, молча сносить оскорбления и издевательства, прикидываться бравым и исполнительным солдатом. Только страх, и ничто другое. Даже тогда, когда он все же набрался мужества и сказал правду, он боялся, что проиграет, боялся всего того, что Магвайр мог с ним сделать, боялся, что не выдержит и не устоит. Даже несколько минут тому назад, в сержантской, он еще боялся. Теперь же все это позади. Сейчас он ничего не боится. Ничего и никого. Наоборот, теперь боятся его. Боятся все — и те, что бьют, и Магвайр, и Мидберри, и весь взвод. Вон как навалились, впотьмах, всем скопом и молотят почем зря. У них в руках все: власть, право, документы. Они могут вышвырнуть его пинком под зад с волчьим билетом. Но все это только потому, что они его боятся. Ведь он теперь уже не в их власти. Он сказал правду. Один из всех он не побоялся сказать эту правду, и теперь расплачивается за это. Один из всех не побоялся стать лицом к лицу с Магвайром, и теперь ему уже ничего не страшно. Ему, но не им! Они-то боятся. Еще как боятся. Всего боятся, а больше всего — его, Уэйта. Его и всего того, что теперь его от них отличает. Он же не боится. Почти не боится. Страх уже почти покинул его. Осталось совсем немного. И это последнее уходит с каждым новым ударом. Ну что они еще могут сделать? Они использовали все, что могли, и все же оказались не в состоянии удержать его в повиновении. Он ушел от них, и его страх тоже уходит под градом ударов. Страх уходит из сердца, и вместо него появляется что-то настоящее, прочное, крепкое. Это не та фальшивая прочность, что сходит в морской пехоте за храбрость, а настоящая — глубокая и всеобъемлющая.
— Паршивое дерьмо! Все вы! Жалкие дерьмовые трусы! Дерьмо! — Он кричал и извивался на полу, рычал и смеялся от ненависти: — Дерьмо! Жалкое дерьмо! Все вы! Все! Все!
— Ты мне скажи, а не кивай, — прошипел Уэйт. — Да или нет?
— Я же говорю «да»…
— Прекратить разговор! — прикрикнул Мидберри.
— Ты скажи только, что, мол, требуешь следователя, и все, — не унимался Уэйт.
Сержант остановился, повернулся лицом к солдатам.
— Кому сказано, прекратить разговоры? — рявкнул он злобно. — Иль опять не ясно?
— Ясно, сэр, — дружно ответили оба.
— То-то же. А теперь ты ступай в сержантскую, — он слегка подтолкнул Адамчика, пропуская его в дверь. И, повернувшись к Уэйту, добавил: — А ты пока что постой тут. Ясно?
— Так точно, сэр!
Адамчик в сопровождении Мидберри скрылся за дверью сержантской, и Уэйт сразу же тихонько привалился к стояку. Он услышал приглушенный голос Магвайра, но не мог, как ни старался, разобрать ни слова. Спокойный тон сержанта все же как-то приободрил его. Больше всего он боялся, что Магвайр сразу начнет орать на Адамчика. пустит в ход кулаки, и тот не устоит. Правда, была еще небольшая надежда на Мидберри, на то, что, может быть, его присутствие хоть немного сдержит штаб-сержанта, не позволит слишком распоясаться.
Мимо тихой тенью прошел дневальный. Это был солдат из его отделения по фамилии Хаммарберг. Он шел, всем своим видом показывая, что не замечает Уэйта. Дойдя до середины прохода, до того места, где широкая красная полоса на полу означала границу территории 197-го взвода и, стало быть, конец зоны его ответственности, солдат сделал четкий поворот кругом и так же, не поворачивая головы и глядя строго перед собой, проследовал назад, в кубрик.
Гул голосов в сержантской тем временем стал более громким. И по мере его усиления в душе Уэйта угасала надежда на успешный исход. Теперь он уже даже жалел, что не посоветовал Адамчику уклониться от разговора с сержантами и требовать вместо этого встречи с командиром роты. Главное ведь — избежать нажима со стороны Магвайра.
Правда, если говорить начистоту, у Уэйта сейчас уже не было времени на длительную борьбу с Магвайром. Разве не может случиться так, что его вышвырнут коленом под зад буквально завтра утром? Никто ведь не знает, что там задумал Магвайр, какие шаги он уже предпринял. Штаб-сержант не позволит опальному солдату долго засиживаться в его взводе. Тем более, что тот еще подбивает и других солдат выступить в его поддержку. Учитывая все это, Уэйту следовало любой ценой ускорить ход событий. Так он и поступил, использовал свой последний шанс, и теперь надо было только ждать. Что будет, то и будет…
Прошло уже около получаса. Наконец дверь открылась. Вопросы были ни к чему. Достаточно было взглянуть в лицо Адамчику, чтобы стало ясна: победа и на этот раз была на стороне сержанта Магвайра. Не глядя в сторону Уэйта, стараясь, казалось, даже не дышать, Адамчик быстро прошел в сторону кубрика…
— Так я что же, сам должен выйти, чтобы втащить сюда твою пожелтевшую от страха задницу? Кому сказано, червяк паршивый, — прогремел Магвайр.
Уэйт весь подобрался, шагнул на порог, четко повернулся налево и громко, как положено, стукнул кулаком по косяку:
— Сэр, рядовой Уэйт просит разрешения явиться по приказанию!
Получив разрешение, он шагнул через порог и замер перед сержантом. Тот сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Сзади него, чуть-чуть в стороне, стоял Мидберри.
— Ну, парень, как видишь, твой дружок, лейтенант этот, не больно-то помог тебе.
— Так точно, с.эр.
— А ведь мы с сержантом Мидберри тебя предупреждали. Верно?
— Так точно, сэр.
— Так какого же черта ты тогда хотел? Чего ты вообще добивался, червячина?
— Ничего, сэр.
— Ну, а в башке-то у тебя хоть что-то есть?
— Так точно, сэр.
— Есть, говоришь? Может, и есть, да только пользоваться ты, как видно, не умеешь.
— Так точно, сэр.
Магвайр неожиданно склонился над столом, поднял пачку отпечатанных на машинке листочков.
— Твои документы на увольнение, — тихо, как бы между прочим, сказал он и тут же бросил бумаги на стол. — Ну, так скажи же мне, червяк, правильно мы поступаем, выгоняя тебя?
— Так точно, сэр.
— А ты знаешь, дерьмо паршивое, что значит увольнение с позором? Подумал, каково тебе будет на гражданке с такими вот документами?
Растерянность, недоумение, испуг, пробежавшие, как в калейдоскопе, по лицу солдата, вызвали у сержанта самодовольный смех. Удар был рассчитан куда как ловко.
— Да, да, червяк. Ты не ослышался. С позором! Именно так, и никак иначе. Чтоб другим неповадно было.
— Сэр, но за что? На каком основании? Ведь я же…
— Ишь ты, какой законник выискался. Оснований, видите ли, ему захотелось. Да у нас тут этих оснований хоть пруд пруди: невыполнение приказания сержанта-инструктора, обман, драка…
Он поднял глаза на солдата, посмотрел внимательно на здоровенный синяк, расплывавшийся у него на скуле, на распухшую губу…
— …Нам ведь раз плюнуть доказать, что ты устроив драку. Как полагаешь?
— Так точно, сэр.
— И что воровством в казарме занимался, тоже…
— Сэр?
— А вон в тот раз у Вуда кто деньги спер, не ты, что ли? Да и часы мои тоже? Твоя, поди, все работа?
Уэйт умоляюще посмотрел на Мидберри, но тот отвел глаза. И солдат сразу понял, в каком безвыходном положении он оказался, насколько призрачны были его надежды.
Каким же он все-таки был дураком, думая, что сможет побороть Магвайра, сломить его власть. Он даже малейшей слабины не нашел. Да разве такого сломишь? Все варианты на сто ходов вперед продуманы, везде солома постелена. Возьми-ка его голыми руками. Зря, что ли, лейтенант тогда говорил, что Магвайр уже два расследования благополучно пережил и ни одного пятнышка на мундире? А все потому, что умеет заставить молчать кого надо. Солдаты у него ходят как по струнке, пикнуть никто не смеет. Конечно, этого не просто добиться. Но Магвайр свое дело знает. А главное, знает, как и на чем сыграть. И к тому же здорово умеет использовать в своих интересах порядки, царящие в корпусе морской пехоты. Тем более, когда противник вроде этого лощеного лейтенанта. Со всякими уставчиками да сборниками правил в холеных ручках. Где уж такому обыграть Магвайра.
«Какой же я против него слабак, — с горечью подумал Уэйт. — А ведь вообразил бог весть что». Он тут же подумал о лейтенанте и вдруг увидел его перед глазами, как наяву. Спесивый сноб с перламутровым револьвером на боку.
Но в душе Уэйт понимал, что никто не виноват в его неудаче. Сам не маленький, знал, на что шел. Никто ведь не тянул за язык, не толкал в спину: иди, мол, доложи, пострадай за правду. Он сам решился на этот шаг, значит, сам и в ответе.
— Ты все еще тут, червяк?
— Так точно, сэр.
— Завтра должны прислать за тобой. Поедешь, куда скажут. Там и будешь ждать, пока бумаги будут готовы. Ясненько?
— Так точно, сэр.
— Ничего больше не скажешь?
— Никак нет, сэр.
— А ты, сержант Мидберри?
— Нет, ничего.
Магвайр медленно поднялся, вышел из-за стола, подошел вплотную к солдату. Руки на бедрах, слегка покачиваясь на носках, он в упор рассматривал Уэйта, как будто надеялся увидеть что-то у него на лице или в глазах.
— Так, так, дружок. Здорово ты все обделал, ничего не скажешь. Вон ведь как поначалу прикидывался да выслуживался. Всех вокруг пальца обвел, даже в командиры отделения пролез. А сам втихаря плевал на нас, дерьмом исходил. В герои, видишь ли, хотел пробиться. Да не вышло. Верно ведь, герой? Не вышло? Так-то вот! Дунул ветер, и нет героя. Спекся. И ни один червяк ему не рукоплещет. Плевать они все на тебя хотели. И вообще им на тебя… с высокой колокольни. А знаешь, почему? Не потому, что трусят. Нет, не потому. Им же на тебя смотреть противно. Кишки твои желтые за милю видать. Понял? И еще у нас в морской пехоте, парень, не любят неудачников. Не любят! Неудачников и всяких слабаков, у которых кишка тонка. Настоящий-то морской пехотинец на такую мразь и смотреть не станет. На тебя и тебе подобных слюнтяев. Катись-ка ты отсюда колбасой, только воздух чище будет. О тебе ведь здесь через, два часа уже никто не вспомнит. Да и кому вспоминать? Кому ты нужен? Завтра утром, вон спроси любого, ни. одна душа о тебе знать не будет. Кто, мол, там был командиром третьего отделения? А черт его знает. Тем более что уже есть и новый командир — Адамчик. Чем плох? Отличный командир будет. Во всяком случае, получше тебя.
«Ну и подонок», — только и подумал Уэйт.
— А ты что думал? — Магвайр самодовольно улыбался. — Решил, поди, что нашел дурака себе на радость. Вместе со мной, мол, с моста в реку бросится. Черта лысого! У этого парня своя башка на плечах. И, оказывается, не такая уж плохая… Во всяком случае, морской пехотинец-то из него получится.
— Сэр, — перебил вдруг сержанта рядовой, — у вас ко мне все?
— Ну и гад, — удивился Магвайр. — Это же надо! Все? Да хоть бы и так. Черт с тобой! Ступай, и чтобы к утру был готов. А там чтоб и духу твоего не было! Ясненько?
— Так точно, сэр.
— Чтоб рожи твоей поганой я здесь не видел. Никогда в жизни! Ясно, червяк?
— Так точно, сэр.
— П-шел вон, мразь! Ну, чего еще ждешь? Сказано, п-шел! Вон, скотина!
Уэйт не стал отдавать честь, не щелкнул каблуками, а просто круто повернулся через левое плечо и вышел из сержантской.
— Эй, ты! — крикнул вдогонку Магвайр. — Ты что же это, совсем забылся?
Солдат даже не повернул головы. Он быстро прошел по коридору, толкнул дверь в кубрик и с ходу шагнул в черную пустоту, направляясь к койке. В тот же момент на голову ему упало одеяло, несколько рук стиснули со всех сторон, закрутили, сбили с ног. Он даже охнуть не успел, как разгоряченные тела навалились со всех сторон, начали давить. Уэйт делал отчаянные попытки, чтобы освободиться, бил во все стороны ногами. Однако силы были неравные. Ремнями ему связали ноги, затянули вокруг головы одеяло. Он слышал, как напавшие на. него солдаты что-то шепотом говорили друг другу, потом приподняли его, потащили куда-то между койками и бросили на пол. В последнюю минуту ему все же удалось высвободить под одеялом одну руку и кое-как прикрыть ею голову и лицо. Падая, он постарался упасть на бок и подтянуть колени как можно ближе к животу. Сразу же посыпались удары. Первые обрушились на спину и тот бок, что был сверху. Бившие не жалели сил, но все же это было не самое страшное. Страшное было впереди. Чем дальше, тем яростнее становились избивавшие его солдаты. Избиение беззащитного человека все больше распаляло их, мутило кровь, туманило рассудок. Они уже не шептались, а кричали от ненависти и злобы, били все сильнее и по чему попало, стараясь попасть в голову и в живот. Уэйт сделал попытку отползти в сторону, но они не дали, схватили за ноги, прижали к полу. Сильный удар ногой в солдатском ботинке пришелся где-то за ухом. В глазах полыхнуло белой молнией, на миг показалось, что голова разлетелась на тысячу кусков, а сам он летит в бездонную пропасть, откуда уже нет пути назад…
— Сволочи поганые! Дерьмо трусливое! — закричал Уэйт что было сил. Он больше не мог терпеть, не мог молча сносить эту зверскую расправу. — Дерьмо! Все — дерьмо! Трусливое, поганое дерьмо, будьте вы прокляты! — Он рычал и извивался, а удары все сыпались и сыпались; Казалось, что им не будет конца, что они обрушиваются все чаще и чаще и сила их тоже непрерывно нарастает.
«И все же хорошо, — лихорадочно скакало у него в голове под этим градом ударов, — что я не смолчал, что сказал правду». Он вовсе не был трусом. Нет! Трусами были те, другие. Все, кто молчал. Раньше. Все, кто били его теперь. Раньше и он был таким же, как и они. Тоже молчал и трясся от страха. Страх заставлял его повиноваться, молча сносить оскорбления и издевательства, прикидываться бравым и исполнительным солдатом. Только страх, и ничто другое. Даже тогда, когда он все же набрался мужества и сказал правду, он боялся, что проиграет, боялся всего того, что Магвайр мог с ним сделать, боялся, что не выдержит и не устоит. Даже несколько минут тому назад, в сержантской, он еще боялся. Теперь же все это позади. Сейчас он ничего не боится. Ничего и никого. Наоборот, теперь боятся его. Боятся все — и те, что бьют, и Магвайр, и Мидберри, и весь взвод. Вон как навалились, впотьмах, всем скопом и молотят почем зря. У них в руках все: власть, право, документы. Они могут вышвырнуть его пинком под зад с волчьим билетом. Но все это только потому, что они его боятся. Ведь он теперь уже не в их власти. Он сказал правду. Один из всех он не побоялся сказать эту правду, и теперь расплачивается за это. Один из всех не побоялся стать лицом к лицу с Магвайром, и теперь ему уже ничего не страшно. Ему, но не им! Они-то боятся. Еще как боятся. Всего боятся, а больше всего — его, Уэйта. Его и всего того, что теперь его от них отличает. Он же не боится. Почти не боится. Страх уже почти покинул его. Осталось совсем немного. И это последнее уходит с каждым новым ударом. Ну что они еще могут сделать? Они использовали все, что могли, и все же оказались не в состоянии удержать его в повиновении. Он ушел от них, и его страх тоже уходит под градом ударов. Страх уходит из сердца, и вместо него появляется что-то настоящее, прочное, крепкое. Это не та фальшивая прочность, что сходит в морской пехоте за храбрость, а настоящая — глубокая и всеобъемлющая.
— Паршивое дерьмо! Все вы! Жалкие дерьмовые трусы! Дерьмо! — Он кричал и извивался на полу, рычал и смеялся от ненависти: — Дерьмо! Жалкое дерьмо! Все вы! Все! Все!
29
Мидберри стоял в сержантской у окна. Он молча глядел на плац, на вытянувшуюся вдали за ним и похожую на огромную цепь ограду, на белевшую полосу дороги, что вела к главным воротам. За стеклом, на тонкой металлической сетке сидел небольшой голубовато-зеленый жучок. Мидберри постучал пальцем по стеклу, и жук свалился с сетки, но, падая, где-то на полпути к земле, успел расправить крылышки и зеленой точкой уплыл, растаял в воздухе.
— Так как же теперь? — раздался у него за спиной голос Магвайра. — С этим как раз семь выходит…
Мидберри не ответил. Он почему-то вдруг подумал, что этот случай с Уэйтом оказался для него неожиданным, застал его врасплох. Он был в растерянности. Конечно, его покоробило решение Магвайра отдать непокорного солдата на расправу взводу. И хотя штаб-сержант прикидывается, будто ничего не знал об этом, Мидберри отлично знает, чьих рук это дело. Просто Магвайр скрыл это от него, чтобы он не вздумал вдруг вмешаться. «Как-нибудь при случае, — подумал Мидберри, — надо будет обязательно еще раз поговорить с ним». Магвайру следует знать, что подобные штучки у него больше не пройдут. Во всяком случае до тех пор, пока Мидберри будет у него младшим «эс-ином».
— Так как же теперь? — раздался у него за спиной голос Магвайра. — С этим как раз семь выходит…
Мидберри не ответил. Он почему-то вдруг подумал, что этот случай с Уэйтом оказался для него неожиданным, застал его врасплох. Он был в растерянности. Конечно, его покоробило решение Магвайра отдать непокорного солдата на расправу взводу. И хотя штаб-сержант прикидывается, будто ничего не знал об этом, Мидберри отлично знает, чьих рук это дело. Просто Магвайр скрыл это от него, чтобы он не вздумал вдруг вмешаться. «Как-нибудь при случае, — подумал Мидберри, — надо будет обязательно еще раз поговорить с ним». Магвайру следует знать, что подобные штучки у него больше не пройдут. Во всяком случае до тех пор, пока Мидберри будет у него младшим «эс-ином».