Страница:
Мидберри чуть было не отчеканил обычное «Так точно, сэр», но вовремя спохватился. Действительно, откуда он может знать, что все показания будут как одно? Только в том случае, если все уже отрепетировано. А об этом говорить не следовало. Поэтому он предпочел более осторожную формулировку:
— Не думаю, сэр. Вы начнете допрос, сами увидите…
— Но ведь не исключено, что кто-нибудь из новобранцев может в данной ситуации попытаться свести, счеты с «эс-ином»? Может даже дать ложные показания. Как вы считаете, сержант?
— Да как вам сказать, сэр. Право, не знаю. Не думал как-то об этом. От этих новобранцев можно ждать чего угодно. Никогда не знаешь, что они еще выкинут. — Он изобразил на лице подобие улыбки. До чего же ему был противен весь этот разговор, эти неуклюжие попытки офицера делать вид, будто у них идет товарищеская беседа. Что-то вроде дружеского обмена мнениями. Лейтенант не иначе как считает его. зеленым слабачком, которого ему раз плюнуть обвести вокруг пальца.
— Вам, конечно, известно, кто из солдат находился рядом с пострадавшим в момент, когда это случилось? Не так ли?
— Так точно, сэр. — Мидберри подошел к столу, вынул из ящика заранее приготовленный список и подал его офицеру.
— Вы и сами там были?
— Так точно, сэр.
— Но тут только шесть фамилий. Другие, что же, не видели?
— Никак нет, сэр. Дело-то произошло около коек. Так что другим не видно было. А эти шесть — их койки рядом с Купером. Они и видели.
Лейтенант удивленно поднял голову, поглядел на Мидберри:
— Это как же так?
— Видите ли, сэр, они все стояли тогда в строю. В две шеренги вдоль прохода, что между койками. Отрабатывали приемы с оружием. И в тот момент как раз все смотрели в другую сторону. Солдату в строю, сэр, не положено головой крутить…
— Благодарю вас, сержант. Это мне известно.
«Чего ж тогда спрашиваешь?» — обозлился в душе Мидберри.
— Но я хочу знать, — продолжал лейтенант, — что же все-таки явилось непосредственной причиной происшествия?
— Происшествия, сэр? — Мидберри подождал, пока офицер утвердительно кивнул головой, а затем начал подробно излагать давно уже обговоренную версию.
— Ну что ж, — согласился лейтенант, дослушав внимательно до конца, — мне кажется, тут все ясно. Случай это явно не типичный, так что осложнений, очевидно, не будет. Тем более что нет ни одного неясного момента. Вот когда во взводе бывают всякие неприятности, особенно заболевания или увечья новобранцев, а причины их не удается выяснить, тогда действительно трудно разобраться. А тут вроде бы никаких таких моментов не наблюдается.
— Так точно, сэр, — с радостью откликнулся Мидберри. «Только ты не вздумай, — добавил он про себя, — вешать на нас Дитара или, чего доброго, Клейна. Без них у нас действительно все в полном порядке. Комар носа не подточит».
— Штаб-сержант Магвайр? — спросил вдруг лейтенант.
— Что вы сказали, сэр? — спросил Мидберри. Он поднял голову и увидел, что офицер обращается теперь уже не к нему. В проеме двери стоял Магвайр. Офицер поднялся со стула, обошел Мидберри, ответил на приветствие старшего «эс-ина» и представился:
— Лейтенант Харт из военной полиции.
«Ты гляди, — удивился Мидберри, — а ведь мне он не представлялся. Вон оно как. Видать, младший „эс-ин“ рылом не вышел для такой чести».
— Прошу извинить, сэр… — Магвайр подошел к плитке, посмотрел в кастрюльку, выключил огонь, — за мое опоздание. Возил дочку к зубному врачу. Кабы не это, давно бы уже был на месте. Зуб у девчонки что-то разболелся. Вот этот… — Он поковырял во рту пальцем, нащупывая зуб. — Всю ночь с ней проканителились…
Мидберри показалось, что лейтенант даже поморщился от подобного нахальства. Он явно не ожидал такого объяснения. Думал, наверно, что вот появится в сержантской этакий отчаянный рубака, сорвиголова, настоящий Железный Сержант. А вместо этого видит какого-то низкорослого типа с отвислым животом, да еще болтающего о больных зубах у своей девчонки. «Интересно, — почему-то подумал он, — правда все это насчет зубного врача или он все придумал, наврал с три короба, чтобы офицера подурить маленько?»
— Не желаете ли кофе? — спросил тем временем старший «эс-ин».
— Я уже… — начал было Мидберри, но лейтенант будто и не видел его.
— Нет, спасибо. — Он обращался только к Магвайру.
Мидберри даже покраснел от такой обидной перемены. Ведь всего лишь минуту назад этот офицерик чуть ли не в друзья-приятели к нему набивался, расспрашивал о делах и всем прочем, а сейчас ведет себя так, будто младшего «эс-ина» вовсе и нет в комнате.
— Мне бы хотелось, — продолжал лейтенант, — как можно быстрее заняться делами…
— Так пожалуйста, сэр. Список свидетелей, я вижу, у вас уже есть. За чем же дело? Приступайте. Прикажете вызывать?
— Минуточку, сержант… — Лейтенант что-то обдумывал.
— А вы разве не в паре работаете? — воспользовавшись паузой, спросил Магвайр.
Мидберри давно уже заметил, что в обращении старшего «эс-ина» к офицеру почти начисто отсутствует слово «сэр». И что самое странное, лейтенант или не замечает столь явного нарушения субординации, или же делает вид, будто не придает этому значения.
— Обычно в паре, — ответил он. — Да только сейчас у нас с народом туговато. Больно уж много происшествий стало в последнее время. Прямо беда, да и только.
— Вам это, что же, не по душе, что ли?
— В одном только вашем взводе это уже чуть ли не четвертое происшествие. — Офицер пропустил вопрос Магвайра мимо ушей. — Кажется, я не ошибся?
— Совершенно точно, сэр. У нас ведь тут учебный взвод, а не какой-нибудь занюханный загородный клуб. Мы бойцов готовим, а не пикнички устраиваем…
— Сэр, — счел необходимым вмешаться Мидберри, — как прикажете вызывать: всех сразу или по одному?
— Давайте-ка по одному, пожалуй.
— Слушаюсь, сэр! — Он взял у офицера список и направился было к двери, как вдруг услышал, что Магвайр спрашивает лейтенанта:
— Вам, наверно, было бы удобнее где-нибудь одному работать? — Штаб-сержант явно не церемонился со следователем. — Без посторонних допрашивать лучше, верно ведь?
— Пожалуй, да, — отозвался офицер. — Да, конечно…
— К сожалению, — продолжал Магвайр, — нам отсюда уйти никак невозможно — дел по горло. А вам мы другое помещение подыщем.
Он на секунду задумался, делая вид, что решает эту задачу. Но тут же обрадованно воскликнул:
— Вот, конечно! Мы вас в предбаннике посадим. Там сейчас никого нет, вам там очень сподручно будет…
Мидберри показалось, что у офицера слегка зарозовели скулы.
— Мы там вот этот стульчик поставим, — продолжал как ни в чем не бывало штаб-сержант. — Устанете стоять, посидите маленько. Сержант Мидберри с удовольствием вам его отнесет туда. Верно, сержант?
— Конечно. — Мидберри взял стул и в ожидании остановился у дверей. Лейтенант даже не пошевельнулся. «На этот раз, однако, — подумал младший „эс-ин“, — мы уж через край хватили. Как бы за такое лейтенант ему не врезал. За нарушение субординации».
— Ну, вообще-то, — быстро среагировал Магвайр, — если не хотите, так можно и не идти. Оставайтесь тогда тут. Мы всегда рады гостю услужить. Да только дел у нас, по правде, по горло. К выпуску ведь готовимся. Всяких списков да ведомостей одних вон сколько. Имущество тоже надо получать. Семьсот восемьдесят два наименования. А его еще проверить надо. Одним словом, не соскучишься. Правда ведь, сэр?
— Совершенно с вами согласен, сержант.
— А вы, сэр, наверняка здесь весь день провозитесь.
— Вполне возможно, — лейтенант поднялся, намереваясь отправиться с Мидберри.
— Ишь ты, «вполне возможно», — расхохотался Магвайр. — Да это ж как пить дать. Весь день — к свиньям. Что я, не знаю, что ли. Не впервые нам, поверьте уж. Только в этом году и то уже дважды пришлось иметь дело с вами. Я имею в виду, с вашими методами работы, сэр. Дважды за год, шутка ли? Да только оба те раза зря время теряли. Ничего не доказали. Копали, копали, а все зазря. И вышел я чист как стеклышко. Да вы ведь это все отлично знаете, сэр. Поди, покопались уже в моем личном деле, верно ведь? — Магвайр ухмыльнулся.
Лейтенант хотел было что-то ответить, но сержант не дал ему и рта раскрыть:
— Во всяком случае, желаю удачи, сэр. — И он уткнулся в бумаги, всем своим видом демонстрируя, что разговор окончен.
Лейтенант последовал за Мидберри в душевую. Всю дорогу он не проронил ни слова. Офицер был явно взбешен. Его тонкогубый рот был сжат так, что казался узенькой полоской на надменном лице. Щеки же пылали, как две пунцовые розы.
Предбанник представлял собой длинное узкое помещение. Помимо входной в нем было еще две двери — одна, находившаяся в дальнем конце, вела в душевую, а другая, слева, — в туалет. Вдоль стены в ряд располагалось около десятка металлических шкафчиков для банных принадлежностей. Над последним висела красная с черным табличка: «Только для больных венерическими болезнями». У противоположной стены стояли умывальники, над ними висело зеркало для бритья.
Войдя в комнату, Мидберри осмотрелся, прикидывая, куда бы лучше поставить стул. Наконец решил, что, пожалуй, лучше всего будет у дальней стены, там, где вход в душевую.
— Надеюсь, вам здесь будет удобно, сэр. Никто не помешает. Я позабочусь.
— Добро, сержант.
— А коли кому очень уж приспичит по этому делу, так у нас в казарме второй туалет есть — напротив сержантской.
Он подождал, не скажет ли чего следователь, но тот молча прошел к стулу, уселся, так же молча уставился на сержанта.
«Ну что ж, — подумал Мидберри, — дело твое».
— Так я пришлю вам этих свидетелей, сэр?
— Сержант!
— Слушаю, сэр!
— Где весь этот день будет находиться ваш взвод? В казарме?
— Как прикажете, сэр. Если вам так удобнее, мы их можем и в казарме подержать. Найдется, чем заняться.
— Штаб-сержант Магвайр не будет против?
— Конечно, нет, сэр!
— В таком случае было бы хорошо, если б взвод сегодня посидел в казарме. Может быть, мне кто-нибудь еще понадобится.
— Слушаюсь, сэр! Что-нибудь еще изволите? — Мидберри с трудом подавил желание улыбнуться, как Магвайр. Да, нет, пожалуй, это было бы уж слишком нахально. У него за спиной нет ведь такой легендарной репутации, как у штаб-сержанта.
— Я думаю, что после допроса этих шестерых смогу побеседовать еще кое с кем. Не очень ведь правильно беседовать только с теми, кого вы мне укажете. Кстати, кто из вас этот список готовил — вы или штаб-сержант?
— Моя работа, сэр. Хотел просто помочь вам. Облегчить, так сказать, ведение следствия…
— Я тоже так подумал…
— О чем это вы, сэр?
— Да о том, кто список составлял. Сам он или вам поручил?
— Ах, это. — Мидберри толком не мог сообразить, следует отвечать или нет. Но ведь Магвайр всегда учил его ни за что не отдавать инициативу. — Сэр, — обратился он, — так, может быть, вы сами тогда будете вызывать свидетелей?
— Ну нет, сержант, — лейтенант сразу почувствовал издевку. — Эту обязанность вы уж, пожалуйста, возьмите на себя.
— В таком случае, — Мидберри направился к двери, — может, и начнем?
— Давайте. Сперва тех, кто в списке. Постройте их в коридоре. Я буду по одному вызывать.
— Слушаюсь, сэр!
— И кроме того, сержант…
— Есть, сэр.
— Этот стул… — Лейтенант был явно в замешательстве, — может быть, его все же лучше вон там поставить? — он показал в сторону умывальников.
Мидберри вопросительно глядел на офицера.
— Поставьте его там, сержант…
Ничего не ответив, Мидберри взял стул и переставил на новое место. Спросил, не надо ли еще чего. В голосе его все явственнее звучало открытое презрение. Но лейтенант, казалось, ничего не замечал. Ни самого вопроса, ни тона, каким он был задан. Он был погружен в раздумье, только все потирал рукой подбородок.
— А может, лучше все же здесь? Около двери? — и он показал место.
«Ну и сукин же ты сын, — подумал в сердцах Мидберри. — Настоящий подонок. Делать, что ли, нечего?» Однако стул переставил.
Лейтенант все никак не мог решиться. В конце концов стул оказался там. куда был поставлен в самом начале. Лейтенант уселся, осмотрелся кругом.
— Извините за беспокойство, сержант.
— Ну, что вы, сэр. Пожалуйста. Может, что-нибудь еще?
— Нет, ничего. Вызывайте, пожалуйста, первого свидетеля.
— Слушаюсь, сэр. — Мидберри подождал, не пожелает ли офицер еще чего, но тот молчал и как-то странно глядел на него.
— Вы что-то хотите сказать, сержант?
— Никак нет, сэр. Мне казалось, что вы…
— Ах, вот что. В таком случае я жду свидетеля.
Мидберри четко повернулся, вышел из предбанника. «Что ж, пока что все вроде нормально идет. Черт с ним, с этим спесивым пижоном. Строит из себя этакого великого сыщика. Тоже мне шишка на ровном месте. Да еще со своим голливудским пугачом с перламутровой рукояткой. И на кой черт он ему? Ведь только мешает. Да и выглядит как опереточный герой. И нашел куда с этакой пукалкой являться — в казарму. Кому он тут нужен? Надо же так вырядиться. Тем лучше для нас. Новобранцы и так офицерам не больно-то доверяют. А этакий хлыщ и вовсе их оттолкнет. В морской пехоте испокон веку презирают пижонов и воображал. От таких всегда один вред. И в казарме, и в бою. Живет вот такой по учебничку, от сих и до сих, все строго, как положено, В сторону, упаси господь, ни шагу. А попробуй в жизни вот этак».
Он увидел, что Магвайр высунулся из дверей сержантской и машет ему оттуда рукой.
— Ну, как? Господин «генерал» готов приступить?
— Готов вроде.
— Покажи-ка список. Так, ладненько. Начинать, пожалуй, лучше всего с Уэйта.
— А я думал, его последним.
— Да? — Магвайр почесал в затылке. — Думаешь, так? Да нет, пожалуй… На первых ведь он не очень шибко нажимать будет. Мол, дальше видно будет. А как увидит, что они все повторяют одно и то же, так заведется, начнет давить. В общем, давай так: первым Уэйта, потом Адамчика и Брешерса. А дальше уж как хочешь: Логана, Тейлора, Мура. Тут уж не страшно.
— Сами-то с Уэйтом не потолкуете сперва?
— А зачем? Ты только скажи ему, чтоб не забывал прошлую ночь. Ну и выпуск, конечно. Увидишь, все будет о'кей. Действуй!
Мидберри понимающе кивнул:
— Этот Шерлок Холмс требует, чтобы все стадо сидело на месте. Говорит, что, может, захочет еще с кем-нибудь потолковать. Кроме тех, что в списке.
— Гляди-ка, какая еще хреновина выискалась. — Магвайр зло выругался. — Другой раз прямо ума не приложу, откуда только таких дерьмоедов выкапывают. Ну надо же!
— А вы видели, какая у него рукоятка у револьвера?
Магвайр понимающе кивнул, и Мидберри прямо зашелся от хохота. Ему было очень приятно, что Магвайр сегодня во всем соглашается с ним, особенно в отношении лейтенанта. Это даже сняло неприятный осадок, оставшийся на душе после того, как Магвайр вместе с лейтенантом несколько минут назад делали вид, будто кроме них двоих никого в сержантской не было.
Сейчас же ему вдруг показалось, что они с Магвайром давно уже стали настоящими напарниками, что никогда еще у них не было такого полного единодушия и взаимопонимания.
Наконец-то, думал Мидберри, Магвайр начинает ему доверять по-настоящему или, по крайней мере, осознает, что у него нет никакого другого выхода. Во всяком случае, их уже можно считать сработавшейся парой. А то, что этот лейтенантик является их общим противником, только еще больше подчеркивает важность единства и взаимной поддержки. И Магвайр, наверно, понимает это. Дай-то бог!
— Так я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Приготовлю Уэйта и всех остальных.
— Добро. А потом вернись сюда, посидишь в сержантской. Мне надо будет смыться на полчасика.
Последние слова несколько озадачили Мидберри. С чего это вдруг Магвайру понадобилось бросать его в такое время? Подумав, он все же решил спросить.
— К зубному тороплюсь, — ответил штаб-сержант, быстро взглянув на часы. — Обещал в девять дочку забрать. Ей ведь еще в школу успеть надо.
— Ах, вот оно что. — Мидберри даже вздохнул от облегчения. — Тогда давайте. Увидимся еще.
Он прошел в кубрик, вызвал Уэйта. Тот выскочил из-за койки уже готовый, вытянулся перед сержантом. Когда подходили к двери в коридор, Мидберри остановился и, глядя солдату прямо в глаза, негромко передал ему то, что велел Магвайр, — о прошлой ночи и предстоящем выпуске.
— Ты это хорошо запомни, парень, — сказал он. — Это все ведь для твоего же блага. Понял? Так же, как и то, что я передал сержанту Магвайру наш с тобой разговор. Я хотел одного: чтобы ты с панталыку не сбился. Зря здесь никто никого не мордует, а что делается, так только для вашего блага. Запомни! Нам ведь тоже от этого удовольствия особого нет. Ясненько? А теперь ступай к лейтенанту. Расскажешь все, как договорились. Будешь в порядке, значит, через неделю — выпуск, и до свидания. Потом сам поймешь, что сделал верно. Давай!
— Есть, сэр!
— А коли лейтенант спросит, что это у тебя с губой, скажешь, что, мол, подрался с кем-нибудь. Добро?
— Так точно, сэр!
— Ну, с богом! Он уже там, поди, заждался.
«Почему же я все-таки никак не могу отделаться от мысли, что во всей этой истории с зубным врачом что-то не так?» — размышлял Мидберри. Ведь то, что Магвайр груб и жесток, вовсе не означает, что ему не свойственно ничто человеческое. Будь он действительно чудовищем, этаким монстром, Мидберри давно уже решительно выступил бы против него. Однако этого не случилось. А все потому, что он убедился, что при всех явных недостатках Магвайру тем не менее присущи и какие-то положительные черты, человеческие качества. Конечно, их не могли видеть солдаты или тем более этот лейтенантик. А вот Мидберри их видел, знал о них. Так почему же Магвайр, будучи хорошим отцом и семьянином, вдруг, приходя в казарму, совершенно преображается, превращается в настоящего зверя? Ну как он мог вот так походя двинуть Купера ногой в пах, сделать его на всю жизнь калекой? Или заставить Дитара, как собаку, ползать на карачках и выть на всю казарму? Ну, пусть с Купером — это несчастный случай. Будем так считать. Такое в конце концов со всяким может случиться. Ну, а Дитар? Или, может быть, все дело в том, что у них с Магвайром просто работа такая? Тяжелая, изнурительная, грубая работа, которая и людей делает такими же тяжелыми и грубыми. Что эти золотые козырьки знают о том, как надо обучать новобранца? Трижды прав Магвайр, когда говорит, что у их начальства всего лишь одна забота: выдумывать всякие там требования и нормативы. А бедняги сержанты изволь всякий раз расшибаться в лепешку, чтобы выполнять их. Так что если кто и виноват в том, что случилось с Купером, Дитаром, Клейном и другими, то никак уж не сержанты. Виновато начальство. Оно и никто кроме. Все эти спесивые и чванливые золотые козырьки снизу доверху, аж до самого командующего, а может быть, и повыше. «Эс-ин», что? Он ведь всего лишь исполнитель. Приказали, он и делает, только и всего. А что попишешь? Не он же придумал закон, что в морской пехоте из сырой человеческой глины делают настоящих парней, верных солдат и испытанных бойцов. Этот закон и до него существовал, и после него останется. Кругом вон только и слышишь: «Ах, какие они мужественные и беспощадные, эти морские пехотинцы! Какие решительные и смелые! Дубленые шеи! Псы дьявола».[19] И все прочее… А фильмы, телепостановки, книги! Все эти дельцы от рекламы, вопящие направо и налево, будто бы морская пехота сейчас уже не та, что раньше, и солдаты в ней тоже не те. Или взять помпезные парады с гремящей медью оркестров и оглушительным грохотом барабанов, с криками, поцелуями, овациями, когда ликующая толпа готова тащить их на руках. Ведь никакой же меры нет. Одурели они все, да и только. А потом стоит чуть-чуть посильнее нажать на какого-нибудь рохлю, самую капельку перестараться, как тут же все летит к чертям собачьим. Да и нажать-то во имя чего? Только чтоб малость обкорнать деревенщину, дать по лапам распущенности, подобрать где-то слабину (вон ведь какие вахлаки приходят, другой раз прямо уму непостижимо). «Эс-ины» ведь это все не для себя же делают, не для своего удовольствия. Они просто вынуждены выполнять то, что требуют те, наверху. Придерживаются нормативов, распоряжений, приказов. А что из этого в конце концов выходит? Ах, грубость! Ах, бесчеловечное обращение с новобранцами! Ах! Ах!
И глянь, начальство уже тут как тут. Кто посмел обидеть этих бедненьких мальчиков? Почему с ними так плохо обращаются? Кто виноват? Мы так не велели! Мы не разрешали! А за начальством, конечно, уже тут как тут вся эта банда — политиканы, деляги всякие, репортеришки паршивые. И пошли орать, друг перед другом выкаблучиваться! Те самые газеты, что во время войны аршинными заголовками славили морскую пехоту, десятками статей и сотнями снимков рекламировали ее твердость, решительность, беспощадность, отводили целые страницы рассказам о ее героических делах, начинают тискать злобные передовицы и подвалы, проклинающие бесчеловечные порядки, которые, видите ли, процветают в учебных центрах этой самой морской пехоты, требуют беспощадного наказания садистов, отвечающих за подготовку солдат, и прочее. Мало того. Через пару дней, глядишь, какой-то слизняк, уверяющий, будто бы представляет общественное мнение, вылезает со статьей (или речь где-нибудь закатит). А там одни стоны, слезы и вопли: какие, оказывается, в этой морской пехоте жестокие методы, да кто это позволил превращать бедных солдатиков в настоящих бандитов и профессиональных убийц. И не задумываются, пакостники, что этих бандитов и убийц сами только вчера прославляли. И завтра, глядишь, снова будут это делать, коли обстановка сложится. Вот ведь как!
Хуже же всего то, что как только вся эта свистопляска начинается, начальство немедля накладывает в штаны и начинает поспешно выискивать, как бы получше беду от себя отвести, кого козлом отпущения сделать. А где же этих козлов еще взять, как не среди сержантов-инструкторов? Ну и пошло-поехало! Ах вы, такие-рассякие! Людей мордуете! Головы расколачиваете! Руки-ноги напрочь отрываете. Под суд вас, мерзавцев, немедля, в военный трибунал! И сразу все довольны — есть она, жертва, лежит уже, трепыхается на алтаре. Разделались с ней, и все в порядке. Назавтра уже снова все тишь да гладь, божья благодать. Никто больше крови не требует. А подготовка, разумеется, продолжается, как и была, все без перемен. Сержанты снова лупят новобранцев, а газетчики, политиканы и золотые козырьки хлопают друг друга по плечу — вот, мол, какие мы все молодцы, защитили человеческие права, постояли грудью за правду-матку, восславили нашу великую гуманность!
Погруженный в эти мысли, Мидберри не заметил, как Уэйт вернулся от следователя. Он увидел только, что солдат, оказывается, уже снова сидит на рундуке, надраивает выходные ботинки. Сержант сразу подошел к нему:
— Ну, как?
— Нормально, сэр. — Уэйт вскочил, как положено, вытянулся…
— И что же ты ему сказал?
— Ничего, сэр.
— Так-таки и ничего?
— Ничего, сэр, Только то, что это был несчастный случай.
— А что он еще вынюхивал?
— Спросил еще про губу. Я сказал, что это меня песчаная муха укусила…
— Чего? И он поверил?
— Так точно, сэр.
— Это все?
— Так точно, сэр. Еще он спрашивал, как с нами обращаются. Часто ли бьют? Подвергают ли пыткам и истязаниям?
— Пыткам и истязаниям?
— Так точно, сэр.
«С этим лейтенантом, — мелькнула мысль у Мидберри, — и верно не соскучишься. Это надо же, что еще удумал! Театр ему тут, что ли? Вообразил себя добрым рыцарем-спасителем, сражающимся со злыми духами — „эс-инами“, защитником бедных новобранцев».
— Что же ты ему ответил?
— Да ничего, сэр.
— Не врешь?
— Никак нет, сэр.
— Ладненько, — Мидберри одобрительно похлопал солдата по плечу. — Теперь все в порядке. Будем друг за друга держаться, так нам никакой черт не страшен. У нас ведь своя цель — стать настоящими солдатами. Не в юристы же мы готовимся. Не в судебные крючки, верно?
— Так точно, сэр!
И хотя Уэйт так и не улыбнулся в ответ на его улыбку (новобранцу не положено улыбаться, а тем более, когда разговариваешь со старшим), Мидберри все же показалось, что тот чувствует благодарность за этот знак внимания. Особенно, наверно, после того, что ему пришлось пережить в прошлую ночь.
Поговорив с Уэйтом, он вернулся на свое место, продолжая наблюдать, кто и чем занимается. «Интересно, — думал он, — здорово обозлился Уэйт за то, что я передал наш разговор штаб-сержанту? Пожалуй, все же лучше, было самому тогда решить это дело, не впутывая Магвайра. Да только ведь я не знал тогда, как лучше поступить. Думал, что Магвайр с его опытом скорее найдет нужный выход. Разве я не вправе был так думать? Я же не стремился уйти от ответственности, а просто хотел передать решение сложного вопроса более опытному человеку. Не я первый и не я последний так поступаю. И ничего особенного тут нет».
— Не думаю, сэр. Вы начнете допрос, сами увидите…
— Но ведь не исключено, что кто-нибудь из новобранцев может в данной ситуации попытаться свести, счеты с «эс-ином»? Может даже дать ложные показания. Как вы считаете, сержант?
— Да как вам сказать, сэр. Право, не знаю. Не думал как-то об этом. От этих новобранцев можно ждать чего угодно. Никогда не знаешь, что они еще выкинут. — Он изобразил на лице подобие улыбки. До чего же ему был противен весь этот разговор, эти неуклюжие попытки офицера делать вид, будто у них идет товарищеская беседа. Что-то вроде дружеского обмена мнениями. Лейтенант не иначе как считает его. зеленым слабачком, которого ему раз плюнуть обвести вокруг пальца.
— Вам, конечно, известно, кто из солдат находился рядом с пострадавшим в момент, когда это случилось? Не так ли?
— Так точно, сэр. — Мидберри подошел к столу, вынул из ящика заранее приготовленный список и подал его офицеру.
— Вы и сами там были?
— Так точно, сэр.
— Но тут только шесть фамилий. Другие, что же, не видели?
— Никак нет, сэр. Дело-то произошло около коек. Так что другим не видно было. А эти шесть — их койки рядом с Купером. Они и видели.
Лейтенант удивленно поднял голову, поглядел на Мидберри:
— Это как же так?
— Видите ли, сэр, они все стояли тогда в строю. В две шеренги вдоль прохода, что между койками. Отрабатывали приемы с оружием. И в тот момент как раз все смотрели в другую сторону. Солдату в строю, сэр, не положено головой крутить…
— Благодарю вас, сержант. Это мне известно.
«Чего ж тогда спрашиваешь?» — обозлился в душе Мидберри.
— Но я хочу знать, — продолжал лейтенант, — что же все-таки явилось непосредственной причиной происшествия?
— Происшествия, сэр? — Мидберри подождал, пока офицер утвердительно кивнул головой, а затем начал подробно излагать давно уже обговоренную версию.
— Ну что ж, — согласился лейтенант, дослушав внимательно до конца, — мне кажется, тут все ясно. Случай это явно не типичный, так что осложнений, очевидно, не будет. Тем более что нет ни одного неясного момента. Вот когда во взводе бывают всякие неприятности, особенно заболевания или увечья новобранцев, а причины их не удается выяснить, тогда действительно трудно разобраться. А тут вроде бы никаких таких моментов не наблюдается.
— Так точно, сэр, — с радостью откликнулся Мидберри. «Только ты не вздумай, — добавил он про себя, — вешать на нас Дитара или, чего доброго, Клейна. Без них у нас действительно все в полном порядке. Комар носа не подточит».
— Штаб-сержант Магвайр? — спросил вдруг лейтенант.
— Что вы сказали, сэр? — спросил Мидберри. Он поднял голову и увидел, что офицер обращается теперь уже не к нему. В проеме двери стоял Магвайр. Офицер поднялся со стула, обошел Мидберри, ответил на приветствие старшего «эс-ина» и представился:
— Лейтенант Харт из военной полиции.
«Ты гляди, — удивился Мидберри, — а ведь мне он не представлялся. Вон оно как. Видать, младший „эс-ин“ рылом не вышел для такой чести».
— Прошу извинить, сэр… — Магвайр подошел к плитке, посмотрел в кастрюльку, выключил огонь, — за мое опоздание. Возил дочку к зубному врачу. Кабы не это, давно бы уже был на месте. Зуб у девчонки что-то разболелся. Вот этот… — Он поковырял во рту пальцем, нащупывая зуб. — Всю ночь с ней проканителились…
Мидберри показалось, что лейтенант даже поморщился от подобного нахальства. Он явно не ожидал такого объяснения. Думал, наверно, что вот появится в сержантской этакий отчаянный рубака, сорвиголова, настоящий Железный Сержант. А вместо этого видит какого-то низкорослого типа с отвислым животом, да еще болтающего о больных зубах у своей девчонки. «Интересно, — почему-то подумал он, — правда все это насчет зубного врача или он все придумал, наврал с три короба, чтобы офицера подурить маленько?»
— Не желаете ли кофе? — спросил тем временем старший «эс-ин».
— Я уже… — начал было Мидберри, но лейтенант будто и не видел его.
— Нет, спасибо. — Он обращался только к Магвайру.
Мидберри даже покраснел от такой обидной перемены. Ведь всего лишь минуту назад этот офицерик чуть ли не в друзья-приятели к нему набивался, расспрашивал о делах и всем прочем, а сейчас ведет себя так, будто младшего «эс-ина» вовсе и нет в комнате.
— Мне бы хотелось, — продолжал лейтенант, — как можно быстрее заняться делами…
— Так пожалуйста, сэр. Список свидетелей, я вижу, у вас уже есть. За чем же дело? Приступайте. Прикажете вызывать?
— Минуточку, сержант… — Лейтенант что-то обдумывал.
— А вы разве не в паре работаете? — воспользовавшись паузой, спросил Магвайр.
Мидберри давно уже заметил, что в обращении старшего «эс-ина» к офицеру почти начисто отсутствует слово «сэр». И что самое странное, лейтенант или не замечает столь явного нарушения субординации, или же делает вид, будто не придает этому значения.
— Обычно в паре, — ответил он. — Да только сейчас у нас с народом туговато. Больно уж много происшествий стало в последнее время. Прямо беда, да и только.
— Вам это, что же, не по душе, что ли?
— В одном только вашем взводе это уже чуть ли не четвертое происшествие. — Офицер пропустил вопрос Магвайра мимо ушей. — Кажется, я не ошибся?
— Совершенно точно, сэр. У нас ведь тут учебный взвод, а не какой-нибудь занюханный загородный клуб. Мы бойцов готовим, а не пикнички устраиваем…
— Сэр, — счел необходимым вмешаться Мидберри, — как прикажете вызывать: всех сразу или по одному?
— Давайте-ка по одному, пожалуй.
— Слушаюсь, сэр! — Он взял у офицера список и направился было к двери, как вдруг услышал, что Магвайр спрашивает лейтенанта:
— Вам, наверно, было бы удобнее где-нибудь одному работать? — Штаб-сержант явно не церемонился со следователем. — Без посторонних допрашивать лучше, верно ведь?
— Пожалуй, да, — отозвался офицер. — Да, конечно…
— К сожалению, — продолжал Магвайр, — нам отсюда уйти никак невозможно — дел по горло. А вам мы другое помещение подыщем.
Он на секунду задумался, делая вид, что решает эту задачу. Но тут же обрадованно воскликнул:
— Вот, конечно! Мы вас в предбаннике посадим. Там сейчас никого нет, вам там очень сподручно будет…
Мидберри показалось, что у офицера слегка зарозовели скулы.
— Мы там вот этот стульчик поставим, — продолжал как ни в чем не бывало штаб-сержант. — Устанете стоять, посидите маленько. Сержант Мидберри с удовольствием вам его отнесет туда. Верно, сержант?
— Конечно. — Мидберри взял стул и в ожидании остановился у дверей. Лейтенант даже не пошевельнулся. «На этот раз, однако, — подумал младший „эс-ин“, — мы уж через край хватили. Как бы за такое лейтенант ему не врезал. За нарушение субординации».
— Ну, вообще-то, — быстро среагировал Магвайр, — если не хотите, так можно и не идти. Оставайтесь тогда тут. Мы всегда рады гостю услужить. Да только дел у нас, по правде, по горло. К выпуску ведь готовимся. Всяких списков да ведомостей одних вон сколько. Имущество тоже надо получать. Семьсот восемьдесят два наименования. А его еще проверить надо. Одним словом, не соскучишься. Правда ведь, сэр?
— Совершенно с вами согласен, сержант.
— А вы, сэр, наверняка здесь весь день провозитесь.
— Вполне возможно, — лейтенант поднялся, намереваясь отправиться с Мидберри.
— Ишь ты, «вполне возможно», — расхохотался Магвайр. — Да это ж как пить дать. Весь день — к свиньям. Что я, не знаю, что ли. Не впервые нам, поверьте уж. Только в этом году и то уже дважды пришлось иметь дело с вами. Я имею в виду, с вашими методами работы, сэр. Дважды за год, шутка ли? Да только оба те раза зря время теряли. Ничего не доказали. Копали, копали, а все зазря. И вышел я чист как стеклышко. Да вы ведь это все отлично знаете, сэр. Поди, покопались уже в моем личном деле, верно ведь? — Магвайр ухмыльнулся.
Лейтенант хотел было что-то ответить, но сержант не дал ему и рта раскрыть:
— Во всяком случае, желаю удачи, сэр. — И он уткнулся в бумаги, всем своим видом демонстрируя, что разговор окончен.
Лейтенант последовал за Мидберри в душевую. Всю дорогу он не проронил ни слова. Офицер был явно взбешен. Его тонкогубый рот был сжат так, что казался узенькой полоской на надменном лице. Щеки же пылали, как две пунцовые розы.
Предбанник представлял собой длинное узкое помещение. Помимо входной в нем было еще две двери — одна, находившаяся в дальнем конце, вела в душевую, а другая, слева, — в туалет. Вдоль стены в ряд располагалось около десятка металлических шкафчиков для банных принадлежностей. Над последним висела красная с черным табличка: «Только для больных венерическими болезнями». У противоположной стены стояли умывальники, над ними висело зеркало для бритья.
Войдя в комнату, Мидберри осмотрелся, прикидывая, куда бы лучше поставить стул. Наконец решил, что, пожалуй, лучше всего будет у дальней стены, там, где вход в душевую.
— Надеюсь, вам здесь будет удобно, сэр. Никто не помешает. Я позабочусь.
— Добро, сержант.
— А коли кому очень уж приспичит по этому делу, так у нас в казарме второй туалет есть — напротив сержантской.
Он подождал, не скажет ли чего следователь, но тот молча прошел к стулу, уселся, так же молча уставился на сержанта.
«Ну что ж, — подумал Мидберри, — дело твое».
— Так я пришлю вам этих свидетелей, сэр?
— Сержант!
— Слушаю, сэр!
— Где весь этот день будет находиться ваш взвод? В казарме?
— Как прикажете, сэр. Если вам так удобнее, мы их можем и в казарме подержать. Найдется, чем заняться.
— Штаб-сержант Магвайр не будет против?
— Конечно, нет, сэр!
— В таком случае было бы хорошо, если б взвод сегодня посидел в казарме. Может быть, мне кто-нибудь еще понадобится.
— Слушаюсь, сэр! Что-нибудь еще изволите? — Мидберри с трудом подавил желание улыбнуться, как Магвайр. Да, нет, пожалуй, это было бы уж слишком нахально. У него за спиной нет ведь такой легендарной репутации, как у штаб-сержанта.
— Я думаю, что после допроса этих шестерых смогу побеседовать еще кое с кем. Не очень ведь правильно беседовать только с теми, кого вы мне укажете. Кстати, кто из вас этот список готовил — вы или штаб-сержант?
— Моя работа, сэр. Хотел просто помочь вам. Облегчить, так сказать, ведение следствия…
— Я тоже так подумал…
— О чем это вы, сэр?
— Да о том, кто список составлял. Сам он или вам поручил?
— Ах, это. — Мидберри толком не мог сообразить, следует отвечать или нет. Но ведь Магвайр всегда учил его ни за что не отдавать инициативу. — Сэр, — обратился он, — так, может быть, вы сами тогда будете вызывать свидетелей?
— Ну нет, сержант, — лейтенант сразу почувствовал издевку. — Эту обязанность вы уж, пожалуйста, возьмите на себя.
— В таком случае, — Мидберри направился к двери, — может, и начнем?
— Давайте. Сперва тех, кто в списке. Постройте их в коридоре. Я буду по одному вызывать.
— Слушаюсь, сэр!
— И кроме того, сержант…
— Есть, сэр.
— Этот стул… — Лейтенант был явно в замешательстве, — может быть, его все же лучше вон там поставить? — он показал в сторону умывальников.
Мидберри вопросительно глядел на офицера.
— Поставьте его там, сержант…
Ничего не ответив, Мидберри взял стул и переставил на новое место. Спросил, не надо ли еще чего. В голосе его все явственнее звучало открытое презрение. Но лейтенант, казалось, ничего не замечал. Ни самого вопроса, ни тона, каким он был задан. Он был погружен в раздумье, только все потирал рукой подбородок.
— А может, лучше все же здесь? Около двери? — и он показал место.
«Ну и сукин же ты сын, — подумал в сердцах Мидберри. — Настоящий подонок. Делать, что ли, нечего?» Однако стул переставил.
Лейтенант все никак не мог решиться. В конце концов стул оказался там. куда был поставлен в самом начале. Лейтенант уселся, осмотрелся кругом.
— Извините за беспокойство, сержант.
— Ну, что вы, сэр. Пожалуйста. Может, что-нибудь еще?
— Нет, ничего. Вызывайте, пожалуйста, первого свидетеля.
— Слушаюсь, сэр. — Мидберри подождал, не пожелает ли офицер еще чего, но тот молчал и как-то странно глядел на него.
— Вы что-то хотите сказать, сержант?
— Никак нет, сэр. Мне казалось, что вы…
— Ах, вот что. В таком случае я жду свидетеля.
Мидберри четко повернулся, вышел из предбанника. «Что ж, пока что все вроде нормально идет. Черт с ним, с этим спесивым пижоном. Строит из себя этакого великого сыщика. Тоже мне шишка на ровном месте. Да еще со своим голливудским пугачом с перламутровой рукояткой. И на кой черт он ему? Ведь только мешает. Да и выглядит как опереточный герой. И нашел куда с этакой пукалкой являться — в казарму. Кому он тут нужен? Надо же так вырядиться. Тем лучше для нас. Новобранцы и так офицерам не больно-то доверяют. А этакий хлыщ и вовсе их оттолкнет. В морской пехоте испокон веку презирают пижонов и воображал. От таких всегда один вред. И в казарме, и в бою. Живет вот такой по учебничку, от сих и до сих, все строго, как положено, В сторону, упаси господь, ни шагу. А попробуй в жизни вот этак».
Он увидел, что Магвайр высунулся из дверей сержантской и машет ему оттуда рукой.
— Ну, как? Господин «генерал» готов приступить?
— Готов вроде.
— Покажи-ка список. Так, ладненько. Начинать, пожалуй, лучше всего с Уэйта.
— А я думал, его последним.
— Да? — Магвайр почесал в затылке. — Думаешь, так? Да нет, пожалуй… На первых ведь он не очень шибко нажимать будет. Мол, дальше видно будет. А как увидит, что они все повторяют одно и то же, так заведется, начнет давить. В общем, давай так: первым Уэйта, потом Адамчика и Брешерса. А дальше уж как хочешь: Логана, Тейлора, Мура. Тут уж не страшно.
— Сами-то с Уэйтом не потолкуете сперва?
— А зачем? Ты только скажи ему, чтоб не забывал прошлую ночь. Ну и выпуск, конечно. Увидишь, все будет о'кей. Действуй!
Мидберри понимающе кивнул:
— Этот Шерлок Холмс требует, чтобы все стадо сидело на месте. Говорит, что, может, захочет еще с кем-нибудь потолковать. Кроме тех, что в списке.
— Гляди-ка, какая еще хреновина выискалась. — Магвайр зло выругался. — Другой раз прямо ума не приложу, откуда только таких дерьмоедов выкапывают. Ну надо же!
— А вы видели, какая у него рукоятка у револьвера?
Магвайр понимающе кивнул, и Мидберри прямо зашелся от хохота. Ему было очень приятно, что Магвайр сегодня во всем соглашается с ним, особенно в отношении лейтенанта. Это даже сняло неприятный осадок, оставшийся на душе после того, как Магвайр вместе с лейтенантом несколько минут назад делали вид, будто кроме них двоих никого в сержантской не было.
Сейчас же ему вдруг показалось, что они с Магвайром давно уже стали настоящими напарниками, что никогда еще у них не было такого полного единодушия и взаимопонимания.
Наконец-то, думал Мидберри, Магвайр начинает ему доверять по-настоящему или, по крайней мере, осознает, что у него нет никакого другого выхода. Во всяком случае, их уже можно считать сработавшейся парой. А то, что этот лейтенантик является их общим противником, только еще больше подчеркивает важность единства и взаимной поддержки. И Магвайр, наверно, понимает это. Дай-то бог!
— Так я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Приготовлю Уэйта и всех остальных.
— Добро. А потом вернись сюда, посидишь в сержантской. Мне надо будет смыться на полчасика.
Последние слова несколько озадачили Мидберри. С чего это вдруг Магвайру понадобилось бросать его в такое время? Подумав, он все же решил спросить.
— К зубному тороплюсь, — ответил штаб-сержант, быстро взглянув на часы. — Обещал в девять дочку забрать. Ей ведь еще в школу успеть надо.
— Ах, вот оно что. — Мидберри даже вздохнул от облегчения. — Тогда давайте. Увидимся еще.
Он прошел в кубрик, вызвал Уэйта. Тот выскочил из-за койки уже готовый, вытянулся перед сержантом. Когда подходили к двери в коридор, Мидберри остановился и, глядя солдату прямо в глаза, негромко передал ему то, что велел Магвайр, — о прошлой ночи и предстоящем выпуске.
— Ты это хорошо запомни, парень, — сказал он. — Это все ведь для твоего же блага. Понял? Так же, как и то, что я передал сержанту Магвайру наш с тобой разговор. Я хотел одного: чтобы ты с панталыку не сбился. Зря здесь никто никого не мордует, а что делается, так только для вашего блага. Запомни! Нам ведь тоже от этого удовольствия особого нет. Ясненько? А теперь ступай к лейтенанту. Расскажешь все, как договорились. Будешь в порядке, значит, через неделю — выпуск, и до свидания. Потом сам поймешь, что сделал верно. Давай!
— Есть, сэр!
— А коли лейтенант спросит, что это у тебя с губой, скажешь, что, мол, подрался с кем-нибудь. Добро?
— Так точно, сэр!
— Ну, с богом! Он уже там, поди, заждался.
«Почему же я все-таки никак не могу отделаться от мысли, что во всей этой истории с зубным врачом что-то не так?» — размышлял Мидберри. Ведь то, что Магвайр груб и жесток, вовсе не означает, что ему не свойственно ничто человеческое. Будь он действительно чудовищем, этаким монстром, Мидберри давно уже решительно выступил бы против него. Однако этого не случилось. А все потому, что он убедился, что при всех явных недостатках Магвайру тем не менее присущи и какие-то положительные черты, человеческие качества. Конечно, их не могли видеть солдаты или тем более этот лейтенантик. А вот Мидберри их видел, знал о них. Так почему же Магвайр, будучи хорошим отцом и семьянином, вдруг, приходя в казарму, совершенно преображается, превращается в настоящего зверя? Ну как он мог вот так походя двинуть Купера ногой в пах, сделать его на всю жизнь калекой? Или заставить Дитара, как собаку, ползать на карачках и выть на всю казарму? Ну, пусть с Купером — это несчастный случай. Будем так считать. Такое в конце концов со всяким может случиться. Ну, а Дитар? Или, может быть, все дело в том, что у них с Магвайром просто работа такая? Тяжелая, изнурительная, грубая работа, которая и людей делает такими же тяжелыми и грубыми. Что эти золотые козырьки знают о том, как надо обучать новобранца? Трижды прав Магвайр, когда говорит, что у их начальства всего лишь одна забота: выдумывать всякие там требования и нормативы. А бедняги сержанты изволь всякий раз расшибаться в лепешку, чтобы выполнять их. Так что если кто и виноват в том, что случилось с Купером, Дитаром, Клейном и другими, то никак уж не сержанты. Виновато начальство. Оно и никто кроме. Все эти спесивые и чванливые золотые козырьки снизу доверху, аж до самого командующего, а может быть, и повыше. «Эс-ин», что? Он ведь всего лишь исполнитель. Приказали, он и делает, только и всего. А что попишешь? Не он же придумал закон, что в морской пехоте из сырой человеческой глины делают настоящих парней, верных солдат и испытанных бойцов. Этот закон и до него существовал, и после него останется. Кругом вон только и слышишь: «Ах, какие они мужественные и беспощадные, эти морские пехотинцы! Какие решительные и смелые! Дубленые шеи! Псы дьявола».[19] И все прочее… А фильмы, телепостановки, книги! Все эти дельцы от рекламы, вопящие направо и налево, будто бы морская пехота сейчас уже не та, что раньше, и солдаты в ней тоже не те. Или взять помпезные парады с гремящей медью оркестров и оглушительным грохотом барабанов, с криками, поцелуями, овациями, когда ликующая толпа готова тащить их на руках. Ведь никакой же меры нет. Одурели они все, да и только. А потом стоит чуть-чуть посильнее нажать на какого-нибудь рохлю, самую капельку перестараться, как тут же все летит к чертям собачьим. Да и нажать-то во имя чего? Только чтоб малость обкорнать деревенщину, дать по лапам распущенности, подобрать где-то слабину (вон ведь какие вахлаки приходят, другой раз прямо уму непостижимо). «Эс-ины» ведь это все не для себя же делают, не для своего удовольствия. Они просто вынуждены выполнять то, что требуют те, наверху. Придерживаются нормативов, распоряжений, приказов. А что из этого в конце концов выходит? Ах, грубость! Ах, бесчеловечное обращение с новобранцами! Ах! Ах!
И глянь, начальство уже тут как тут. Кто посмел обидеть этих бедненьких мальчиков? Почему с ними так плохо обращаются? Кто виноват? Мы так не велели! Мы не разрешали! А за начальством, конечно, уже тут как тут вся эта банда — политиканы, деляги всякие, репортеришки паршивые. И пошли орать, друг перед другом выкаблучиваться! Те самые газеты, что во время войны аршинными заголовками славили морскую пехоту, десятками статей и сотнями снимков рекламировали ее твердость, решительность, беспощадность, отводили целые страницы рассказам о ее героических делах, начинают тискать злобные передовицы и подвалы, проклинающие бесчеловечные порядки, которые, видите ли, процветают в учебных центрах этой самой морской пехоты, требуют беспощадного наказания садистов, отвечающих за подготовку солдат, и прочее. Мало того. Через пару дней, глядишь, какой-то слизняк, уверяющий, будто бы представляет общественное мнение, вылезает со статьей (или речь где-нибудь закатит). А там одни стоны, слезы и вопли: какие, оказывается, в этой морской пехоте жестокие методы, да кто это позволил превращать бедных солдатиков в настоящих бандитов и профессиональных убийц. И не задумываются, пакостники, что этих бандитов и убийц сами только вчера прославляли. И завтра, глядишь, снова будут это делать, коли обстановка сложится. Вот ведь как!
Хуже же всего то, что как только вся эта свистопляска начинается, начальство немедля накладывает в штаны и начинает поспешно выискивать, как бы получше беду от себя отвести, кого козлом отпущения сделать. А где же этих козлов еще взять, как не среди сержантов-инструкторов? Ну и пошло-поехало! Ах вы, такие-рассякие! Людей мордуете! Головы расколачиваете! Руки-ноги напрочь отрываете. Под суд вас, мерзавцев, немедля, в военный трибунал! И сразу все довольны — есть она, жертва, лежит уже, трепыхается на алтаре. Разделались с ней, и все в порядке. Назавтра уже снова все тишь да гладь, божья благодать. Никто больше крови не требует. А подготовка, разумеется, продолжается, как и была, все без перемен. Сержанты снова лупят новобранцев, а газетчики, политиканы и золотые козырьки хлопают друг друга по плечу — вот, мол, какие мы все молодцы, защитили человеческие права, постояли грудью за правду-матку, восславили нашу великую гуманность!
Погруженный в эти мысли, Мидберри не заметил, как Уэйт вернулся от следователя. Он увидел только, что солдат, оказывается, уже снова сидит на рундуке, надраивает выходные ботинки. Сержант сразу подошел к нему:
— Ну, как?
— Нормально, сэр. — Уэйт вскочил, как положено, вытянулся…
— И что же ты ему сказал?
— Ничего, сэр.
— Так-таки и ничего?
— Ничего, сэр, Только то, что это был несчастный случай.
— А что он еще вынюхивал?
— Спросил еще про губу. Я сказал, что это меня песчаная муха укусила…
— Чего? И он поверил?
— Так точно, сэр.
— Это все?
— Так точно, сэр. Еще он спрашивал, как с нами обращаются. Часто ли бьют? Подвергают ли пыткам и истязаниям?
— Пыткам и истязаниям?
— Так точно, сэр.
«С этим лейтенантом, — мелькнула мысль у Мидберри, — и верно не соскучишься. Это надо же, что еще удумал! Театр ему тут, что ли? Вообразил себя добрым рыцарем-спасителем, сражающимся со злыми духами — „эс-инами“, защитником бедных новобранцев».
— Что же ты ему ответил?
— Да ничего, сэр.
— Не врешь?
— Никак нет, сэр.
— Ладненько, — Мидберри одобрительно похлопал солдата по плечу. — Теперь все в порядке. Будем друг за друга держаться, так нам никакой черт не страшен. У нас ведь своя цель — стать настоящими солдатами. Не в юристы же мы готовимся. Не в судебные крючки, верно?
— Так точно, сэр!
И хотя Уэйт так и не улыбнулся в ответ на его улыбку (новобранцу не положено улыбаться, а тем более, когда разговариваешь со старшим), Мидберри все же показалось, что тот чувствует благодарность за этот знак внимания. Особенно, наверно, после того, что ему пришлось пережить в прошлую ночь.
Поговорив с Уэйтом, он вернулся на свое место, продолжая наблюдать, кто и чем занимается. «Интересно, — думал он, — здорово обозлился Уэйт за то, что я передал наш разговор штаб-сержанту? Пожалуй, все же лучше, было самому тогда решить это дело, не впутывая Магвайра. Да только ведь я не знал тогда, как лучше поступить. Думал, что Магвайр с его опытом скорее найдет нужный выход. Разве я не вправе был так думать? Я же не стремился уйти от ответственности, а просто хотел передать решение сложного вопроса более опытному человеку. Не я первый и не я последний так поступаю. И ничего особенного тут нет».