Фомичев Сергей. Пророчество Предславы

* * *

   Небольшой отряд опытных дружинников, во главе с Борисом, поднялся на Среднюю башню. Они подошли скрытно и все, кроме молодого князя, затаились ярусом ниже. Эти воины знали себе цену. Знали, что они лучшие. Знали, что на них сейчас основная надежда в хитром замысле воеводы. Все они служили при князе Юрии Витовтовиче и воевали в Изборске. Многие ходили в поход на Орешек, а самые старые начинали службу ещё при Александре Михайловиче Тверском. Не раз смерти в глаза смотрели вот и теперь готовы были совершить невозможное.
   Оставив воинов под прикрытием, Борис подошёл к старикам.
   — Чародей, — обратился он к Соколу. — Нам позарез нужно отбить ворота. Хотя бы на время. Кочан завяжет отвлекающий бой в захабе, а мы небольшими силами должны будем пробраться по стене и внезапно ударить. Главное ворваться на верхний ярус, а там пустячное дело.
   Борис рубанул ладонью по струям дождя, как бы убеждая себя, что дело и впрямь пустячное.
   — Так что, поможешь? — он спросил с таким видом, словно ничуть не сомневался в могуществе чародея.
   А вот сам Сокол как раз сомневался. Задумался. Как прикрыть Бориса и его людей? Чем отвлечь от ворот призрачных всадников вместе с их предводителем? Ведь отряду, будь он хоть трижды опытен и силён, ни за что не пробиться через заслон из неуязвимых для обычного оружия нелюдей.
   Чернобог. Все постоянно твердят ему об этом сказочном злодее. Вот и Калика его узнал в чёрном всаднике. И Эрвела предостерегала от встречи с ним. Наконец, Мена говорила, будто умерший Вихрь служил Чёрному богу. Вихрь? От Вихря остался змеевик. А не поможет ли здесь чем-нибудь эта странная вещица? Если сюда явился действительно Чернобог, то наверняка существует какая-то связь между ними.
   — Да нет, бред, какой-то, — Сокол не заметил, что произнёс это вслух. Борис вздрогнул, но смолчал, не решаясь мешать размышлениям.
   Хотя почему бы и не попытаться использовать змеевик? Опасность конечно велика, ведь вещицу так и не довелось серьёзно изучить… Но с другой стороны, если она не имеет никакого отношения к Чернобогу, или если к Чернобогу не имеют отношения вторгшиеся полчища, то это в лучшем случае ни к чему не приведёт. И тогда останется самому идти на помощь Борису, рассчитывая лишь на зачарованный меч. Ну что же…
   — Хорошо, — ответил, наконец, Сокол. — Я помогу вам, попытаюсь отвлечь их внимание. Только не уверен, что надолго. Поэтому лучше бы вам заранее подобраться к воротам поближе.
   — Подберёмся, как-нибудь, — обрадовался Борис, словно ему предстояло стащить из кладовки запретное лакомство.
   — Я пойду с ними, — сказал молчавший до этого Калика и до белизны костяшек сжал посох.

* * *

   Между тем чёрный всадник принялся творить волшебство, заклиная тучу остановить ливень. И ливень прекратился, а туча вновь начала собираться в единое целое. Двухвостые рванулись вперёд, не дожидаясь пока спадёт паводок. Многих унесло потоком, но ещё больше тварей, перескочив по мосту, ворвалось в ворота.
   Там их поджидала засада. Сотни факелов метнулись по команде воеводы в заваленный мусором захаб. Промокшее дерево разгоралось неохотно, давая больше дыма, чем огня. Но и едкий дым пришелся врагу не по вкусу. Твари заметались в каменной ловушке, рванулись было вспять, но оттуда напирали следующие ряды. Некоторые полезли на стены и натыкались там на клинки дружинников. Другие прорывались вперёд, находя в завале проходы, ещё не охваченные огнем. А впереди их ожидали внутренние ворота. А за воротами полк воеводы. Полсотни лучников, собранных на стены захаба со всех остальных прясел, открыли по двухвостым стрельбу. На помощь им поспешили призраки и твари крылатые, но прорыв всё же захлебывался. И чёрный всадник вновь готов был вмешаться.
   Тем временем, отряд Бориса, прячась за заборолом, продвигался к Смердьим воротам с другой стороны. Деревянный навес скрывал людей от острых глаз летучих тварей, отвлечённых бойней в захабе. Когда отряд оказался в дюжине саженей от всхода на башню и затаился, в дело вступил чародей.
   Он поднял над собой змеевик и на неведомом никому языке, стал громко читать заклинание. Не какой-то особенный заговор, позволяющий, к примеру, обратить неприятеля в пепел или нагнать на него рвущий сердца ужас. Сокол не знал таких заговоров. Да и никто не знал. В противном случае все войны давно бы уже прекратились, за полным истреблением людей. Мещёрский чародей не придумал ничего лучшего, как просто заявить во всю мощь об обладании змеевиком. А заклинание лишь усилило слова. Усилило так, что все, и свои и чужие, тут же отвлеклись от боя и разом обернулись к башне, на которой он стоял в гордом одиночестве, воздев руку с амулетом к самому небу. И янтарь вдруг полыхнул в луче солнца, пробившемся чудом сквозь тучу.
   Наступающее воинство встало. Бескрылые твари замерли, не обращая внимания на дым и огонь; крылатые прекратили бросаться на защитников, сбились в огромную стаю и принялись кружить над головой чародея, не пытаясь, однако, напасть. Хозяин натянул поводья, повернул коня и в сопровождении дюжины призраков направился к башне.
   Свита замерла в отдалении, а Хозяин мягко спустился, остановив коня в нескольких шагах от чародея. Он долго и пристально рассматривал Сокола, и взгляд его не предвещал ничего хорошего. Чародей почувствовал смерть в этом взгляде. Не свою смерть, а смерть вообще. Но вот что ещё он почувствовал — никакой это был не бог. Здесь скрывался какой-то обман, морок. И Сокол, вдруг, совершенно успокоился.
   — Верни змеевик, чародей, — прохрипел всадник.
   В его голосе не звучало угрозы, но Сокол с трудом остановил руку, которая, помимо его воли, дёрнулась выполнять приказ Хозяина.
   — Ты что ли тот, кто выдает себя за Чернобога? — нарочито спокойным, но вместе с тем вызывающим голосом спросил чародей. Уверенный в обратном, он как-то должен был вступить в разговор.
   — Я не Чернобог. Я его мститель, — прохрипел в ответ всадник.
   Сокол в очередной раз был сбит с толку. Даже не так — ошарашен. Чернобог, которого он до сих пор считал небылицей, страшилкой, пригодной пугать лишь детей и селянок, всё-таки существовал. Он чувствовал, что Мститель не врёт. Что он действительно слуга мрачного бога. А значит все его, Сокола, давешние рассуждения оказались ошибочны.
   Чародей, не без труда отогнав мешающие сейчас посторонние мысли, сосредоточился на насущном. Судя по всему, Мститель не мог так вот запросто напасть на него. Если бы мог давно напал бы, не вступая ни в какие переговоры. Следовательно, беседу стоило затянуть, чтобы дать время тем, кто приготовился отбивать ворота.
   — Зачем мне говорить со слугой, если я могу договориться с господином? — произнёс Сокол. — Поди прочь, порождение мрака! Оставь город в покое.
   — Хочешь выторговать жизни этих обреченных людей? — прохрипел всадник. — Они не стоят того. Отдай змеевик и сможешь уйти беспрепятственно.
   — А то, что? — спросил Сокол как-то даже не по-стариковски, с вызовом.
   Он не боялся никого и ничего. Ну, или почти ничего. Таких, как этот Мститель, уж во всяком случае.
   Полководец молчал, его свита стояла в отдалении, крылатые твари продолжали кружить над стрельницей, не думая нападать. Мир не перевернулся. Небо не наказало чародея за дерзость. И он принялся развивать успех.
   — Ты не можешь ничего сделать со мной, Мститель. И ты не получишь змеевик. А с твоим господином я ещё встречусь. И не думаю, что ему доведётся и дальше топтать землю после нашей встречи. Богам не положено ходить по земле. От этого у них случаются неприятности.
   Предводитель взялся было за шестопер, но тут же опустил руку.
   — Эта вещь у тебя не по праву, — прохрипел он, но в голосе его уже не наблюдалось прежней уверенности. — Ты должен вернуть змеевик законному хозяину.
 
   — Ошибаешься, трупоед. Его передал мне последний владелец. Передал сам, без принуждения. А то, что я не попал при этом под власть твоего хозяина, так то ваша с ним беда. Не моя. Но ты подумай как-нибудь, на досуге, почему так случилось. И нет ли в этом какого намёка.
 
   Тем временем, оставшихся без поддержки двухвостых, выбили из Детинца. Воевода не полез в охваченный огнем захаб, но повёл своих людей к воротам по стенам. Одновременно с ним, с Персей в башню ворвался отряд Бориса. Калика, неистово размахивая посохом, походя уничтожил двух выскочивших наперерез призраков, после чего дружинники беспрепятственно достигли верхнего яруса.
   — Этот камень? — спросил, задыхаясь, Борис.
   — Тот самый, — подтвердил один из ратников. — Он не укреплён, нужно только подтолкнуть.
   Дружинники засунули в щель клинки, упёрлись плечами, надавили разом. Камень качнулся.
   — Ещё разок!
   Под мерное уханье, камень раскачивался всё больше и больше.
 
   Чёрный всадник заметил-таки оплошку. Рванулся к воротам, бросив бесполезный разговор с Соколом. Но опоздал. Последний раз качнувшись, огромная глыба сорвалась вниз. Рухнула прямо на мост и, с треском преломив его, исчезла в водах Гребли. Навстречу поднялся громадный столб воды.
   Враг прохрипел какое-то ругательство. Ударил тяжёлой ладонью коня, и тот унёс хозяина в мрачное, укутанное туманом чрево захваченных городов. Вслед за полководцем всё его воинство отступило в разорённый Довмонтов Город, где и затихарилось на время.
   А защитники Детинца встретили новый успех радостным криком. С Троицкой звонницы разлился над городом весёлый колокольный перезвон.

* * *

   Наступило затишье. Кочан использовал передышку, чтобы собрать совет. Сделать это оказалось несложно: Калика, Сокол, Борис, несколько уцелевших бояр да сам воевода — вот и всё, что осталось от прежнего совета. Сгинул в огне Данила, пропал, унесённый потоком Мартын, погибли новгородцы, посадские сотники, а сними множество ополченцев, дружинников и просто людей.
   — Призраков этих нам не одолеть, — начал Калика. — Про хозяина их и не говорю.
   Священник вздохнул.
   — Уходить надо.
   — Чего ж не одолеть, если мы вон их как приложили, — возразил Сокол.
   — Ты скольких на стрельнице срубил?
   — Троих.
   — И я троих, да на воротах еще двух, итого восемь. А их больше сотни. И тогда не ожидали они от нас такой прыти, а теперь готовы будут. Навалятся скопом, и не поможет ни посох, ни меч. Вдвоем от сотни нам не отбиться.
   — Эх, сюда бы пару колдунов мещёрских, Ушана да Вармалея, — произнёс чародей и спросил у Калики. — А что твои братья святые, не могут помочь — иконы там выставить, хоругви; водой святой побрызгать, ладаном подымить, молитвы прочитать, символ веры?
   — Тут не в вере дело, а в посохе. Такого нет больше у церкви. Не справится нам с ними. Если только ты, чародей, еще какого чуда не сотворишь.
   — Чудес не бывает, — рассердился Сокол. — Ведьм надо было меньше сжигать братьям твоим святым, может и справились бы.
   Воевода, как и архиепископ, пребывал в удрученном настроении. На победу он не надеялся, но мысль о сдаче Персей не укладывалась в голове. Да и некому было сдаваться. Не требовал враг ни ключа городского, ни откупа; не брал пленных, не грабил добро. Тупо уничтожал всё и вся.
   — Надо сражаться, — наконец, произнёс Кочан. — Но подумать заранее об отходе будет нелишним.
   С ним согласились бояре, дружинный сотник. Положение и им казалось безрадостным. В общем, большинство совета склонялось к отступлению. Другое дело как отступать из окружённого города?
   — Через реку и в Завеличье, — предложил Калика. — А мы с чародеем вас прикрывать будем.
   — Нет, не выйдет, — возразил воевода. — От летучих тварей вы не прикроете, даже если на лодках пойдём. И от призраков не отмашемся. Да и нет столько лодок-то.
   — Ну, тогда врассыпную, — предложил Скоморох. — И каждый сам за себя.
   На него посмотрели с осуждением, как смотрят бывалые вояки на несведущего в вопросах воинской чести крестьянина, хотя определенный смысл в словах скомороха имелся.
   — Может ходы тайные поискать, — предложил один из бояр. — Тут их полным-полно, веками рыли. Говорят, в притворе чертежи есть.
   — Добро, — буркнул Кочан. — Вот ты и пойдёшь ходы искать, а я полк к Великим Воротам переброшу. Думаю, там они ломиться начнут вдругорядь.
 
   Передышка выдалась небольшой. Сперва, как и ожидал воевода, отряд призраков обрушился на ворота. Но, захватив воротную башню, враг обнаружил, что мост на сей раз опустить не удастся. Механизм был серьёзно поломан и заклинен при отступлении.
   Несколько всадников метнулись обратно, видимо, докладывать хозяину. И тогда тот решил действовать по-другому.
   Над городом вновь появилась стая. Бестии медленно приближались к Персям, размахивая крыльями тяжело, но мерно, словно лодочные гребцы вёслами. Под стаей, опутанный тысячами едва заметных нитей, раскачивался валун. Огромный, превосходящий размером любой из тех, что лежали в основании города, но казалось, он плыл по небу сам собой.
   Мало кто из людей принялся гадать, что именно затеял враг. Мститель и не скрывал замысла, знал: остановить такой таран защитникам не под силу. Даже прыткий мещёрский колдун не успеет оборвать всех нитей или как-то иначе воспрепятствовать стае. Это ему, убогому, не тучу мелким ведовством выжимать.
   Мечники поспешили покинуть стену, лучники открыли бешеную стрельбу, но слишком короток бой у луков, слишком велико летучее воинство, чтобы расстрелять его на подходе. Дрогнув побежали и лучники.
   Валун с чудовищным грохотом обрушился на стену. Брызнула каменная крошка. Подобно сорванным с крыши тростинкам, взмыли в небо деревянные навесы и перекрытия. Люди, попавшие под удар гигантского молота, были раздавлены или отброшены на сотни шагов. Стены начали осыпаться, и Перси заволокло грязным облаком.
   Когда пыль отнесло ветром, все увидели зияющий в стене огромный провал. Осыпь обрушилась в ров, перекрыв поток, а по возникшей перемычке в Детинец, неистово воя, ринулась лавина двухвостых. Вёл их сам чёрный всадник, не паря, но скача по земле, в окружении призрачной свиты.
 
   Пока Сокол смотрел на наступающее воинство, задыхающийся от кашля, Калика, крадучись отошёл от него и спрятался за углом какого-то строения. Сказав чародею, что не видел подлинных рукописей Предславы, архиепископ немного лукавил. В своё время, он не только держал в руках одну такую рукопись, но и умудрился тайком сделать список. Дорого ему обошлось любопытство, но затраты окупились. Ведь помимо пророчеств, рукопись содержала и заговоры. Собственно из-за них церковь и прибрала все списки к рукам.
   Калика лукавил ещё и в том, что кроме посоха Андрея Первозванного, якобы не имел в своём распоряжении никакой чудодейственной мощи. Мощью он располагал, притом немалой. По крайней мере, её доставало, чтобы привести в действие нужный заговор.
   Если колдуны, да чародеи, вроде Сокола, получали силу от стихий и всевозможных духов, то к кому, как не к богу, обращаться за чудом священникам. Однако бог не раздавал чудодейственные способности просто так. От своих адептов он требовал жертвы. Не той кровавой, что подают прочим богам, и не той скудной подачки, что приносят в храм прихожане. Бог требовал от слуг отказа, и чем суровее были ограничения, накладываемые священниками на самих себя, тем большую мощь они получали взамен. Умеренность в еде, обед безбрачия, молчания, усмирение плоти, всё это давало возможность святым отцам творить чудеса. Конечно не всем подряд, но лишь посвящённым в особый чин.
   Новгородский владыка числился среди посвящённых, он обладал силой и, что самое главное, знал нужные слова. Ведь это только внучка Всеслава Полоцкого сумела обрести полную власть над чёрным демоном, а сам князь-чародей пробавлялся лишь тем, что направлял его на своих врагов. Да и то, как показала судьба Всеслава, не всегда успешно.
   К такому ненадёжному чародейству и решил обратиться Калика. До сих пор он выжидал, надеясь обойтись без крайнего средства. Тем более что спасти город всё равно бы не смог. Никаким заклинанием. Теперь же священнику было всё равно. С тех пор как он впервые увидел врага, им овладело странное безразличие. Безразличие ко всему, кроме главного — уничтожить напасть любой ценой.
   Тяжело дыша, постоянно заходясь кашлем, Василий взобрался на крышу. Повернув лицо навстречу восставшему богу, он принялся шёпотом читать заговор. По мере чтения, священнику становилось всё хуже и хуже, словно кто-то пытался заткнуть его глотку кашлем. Но он одолел сопротивление и дочитал заклинание почти до конца.
   Однако на последнем слове новгородский владыка всё же запнулся, ибо здесь должно было прозвучать имя врага. Запнулся на короткий миг. Нужное слово слетело с его уст, вырвалось само по себе, и лишь позже архиепископ понял, что произнёс сокровенное, спрятанное от сознания имя подлинного и извечного своего противника.
   Ничего не произошло. Исчадия ада не сгинули, не провалились сквозь землю, даже не взвыли. Чудотворное Слово, будучи орудием не боя, но войны, и не могло подействовать сразу.
   Покинув крышу, Калика устало прислонился к холодной стене. Только теперь он почувствовал, что, читая заклятие, лишился последних сил.
 
   Сокол даже не заметил отсутствия старого друга. Он наблюдал за битвой. Наблюдал до тех пор, пока её можно было так называть. Когда же защитники дрогнули, когда расстроились их ряды и всюду началась резня, чародей понял, что пора уходить. Запалив от факела заранее приготовленную бочку с лёгким маслом, он катнул её, объятую пламенем, навстречу чёрному воинству. Мститель сумел уклониться, и бочка лопнула огненным шаром под лапами (или что там у них вместо лап) наступающих бестий.
   Вспышка как бы послужила знаком — битва проиграна, теперь каждый может рассчитывать только на себя. Для верности Борис протрубил в рог отход, хотя наигрыш этот никогда не использовался в городских сражениях, ибо отходить из осаждённых городов, как правило, некуда.
   Миновав укрепления, двухвостые рассредоточились. Вражеская волна растеклась по улочкам и площадям, вместе с тем ослабив напор. Всё смешалось: враги и свои, воины и простые горожане. Предводитель вернулся назад и взирал на сражение с разрушенной стены.
   Сокол воспользовался общей неразберихой, чтобы разыскать архиепископа. Тот нашёлся неподалёку, в полуобморочном состоянии, сидящий прямо на мостовой. Подошедший Борис помог чародею привести Калику в чувство. Вдвоём они поставили старика на ноги и повели прочь от наступающих тварей.
   Идти, собственно, было некуда. Бестии шныряли повсюду, хоть и держались пока подальше от меча чародея да посоха священника. Возле вечевой площади навстречу попался монах.
   — Все, кто уцелел, собираются в храме, — крикнул он, заметив владыку.
   — В храме? — удивился Василий, пошатываясь. — Ну, пусть будет храм.
   «В храмах всегда находят конец последние защитники города», — подумал он равнодушно.
   А на звоннице всё гудел и гудел вечевой колокол. Бил в него тот самый сумасшедший священник, у которого в день своего приезда, они отобрали мнимую ведьму. Священник неистово дёргал верёвку, не обращая внимания на кипевшую вокруг схватку. Дружинники защищали звонницу до последнего, словно веря, что звон колокола поможет им повернуть дело к победе. Но вот последний из них упал, и мигом спустя бестии бросились на священника. А тот, уже исчезнув под слизким комом, продолжал бить в набат. И уже растерзанный, мёртвый ударил в последний раз. А колокол всё продолжал гудеть. И многим показалось, что гудел он гораздо дольше обычного, словно продлевая ещё на мгновение отмеренную городу жизнь.

Глава пятая
Бегство

   Городец Мещёрский. Июнь 6860 года.
 
   Полнолуния колдуны особенно ждали. В эту ночь многому предстояло решиться. На многие вопросы ответы найтись. Не просто так ждали — готовились. Беда могла нахлынуть не только на Псков. Подобные события без отголосков не проходят. Может нечисть из ямин попрёт, может зверьё ошалеет, а то бывает и среди колдовской братии кого зацепит.
   Оберегов навешали на себя, что девицы праздничных ленточек. Дом Арамаса чертой обвели, заклятие мощное положили. Ждали полуночи, а неприятности раньше начались.
   В полдень Мене стало плохо. В глазах потемнело, будто солнце с небес украли. Навалилась тяжесть небывалая. Увидела ведунья среди мрака-морока белого старца. Грудь тотчас сдавило: уж не с Соколом ли беда приключилась? Царапнули по сердцу холодные коготки беспокойства. Не просто опаска за товарища — что-то большее в душе пробудилось.
   Старец сражался с невидимым Мене врагом. Словно с пустым местом сражался. Не поймёшь что в руках у него — то ли меч, то ли дубина. Что бы ни было, не справлялось оружие с призраком. Отступил старец, шагнул на миг из кромешной тьмы во тьму сумеречную, позволил Мене себя увидеть.
   Нет, не Сокол в мороке объявился. Крест Мена разглядела и одежды церковные. Сперва просторными были одежды, развевались в потоке силищи небывалой. Затем, стиснув человека объятиями крепкими, саваном обернулись. Разглядела ведунья печать смерти. Даже не разглядела — кожей ощутила. Могильным холодом та печать морозила.
   Не одолев врага оружием и почувствовав приближение смерти, старец принялся что-то шептать. Мена попыталась разобрать по губам, что именно, но несколько слов разобрала всего лишь. Однако достаточно, чтобы понять — не молитву шептал он, заговор читал странный.
   Тут иссякло видение. Отпрянул мрак.
 
   Долго Мена в себя приходила. Очнулась на лавке, окружённая колдунами. Увидев знакомые лица, улыбнулась. Не от радости улыбнулась, не от облегчения, а чтобы братию успокоить. Не с Той Ноги тут же метнулась с отваром, остальные вздохнули, но тревога во взглядах осталась.
   Глотнув из чашки, Мена почувствовала как тепло сменило могильный холод. Умела Кавана отвары готовить, враз полегчало ведунье.
   Выпив зелье до дна, она уже могла говорить.
   — Что-то случилось во Пскове, что-то страшное. Хоть не с Соколом, но и ему беда грозит немалая, и всем прочим. Передайте Эрвеле, мол, выручать чародея надо.
 
   Псков. Тот же день.
 
   В храме было тихо. Только шелест одежд и гул шагов местного клира раздавался под его сводами. Монахи обходили людей с дубовой кадкой и поили их из ковша сильно разбавленным вином; другие промывали и перевязывали раны. Все, кто нашёл здесь убежище, раненные и измотанные боями люди, вповалку лежали на прохладных плитах, прислушиваясь к тому, что происходит за стенами храма. А там продолжалась отчаянная схватка, уже безо всякой надежды на победу. До тех, кто сумел укрыться в храме, доносились слабые отголоски криков, проклятий и стонов погибающих горожан. Обессилившие люди ждали скорого конца и себе, но твари пока не решались соваться в храм.
   Сокол сидел подле Калики, пытаясь привести старика в чувство.
   — Как он? — негромко спросил подошедший настоятель.
   — Плох, — ответил чародей, — последние силы ушли на то, чтобы добраться сюда.
   Потеребив бороду, священник сказал решительно:
   — Мы должны спасти владыку. По крайней мере, попытаться.
   — Как? — спросил Сокол. — Ему нужен хороший уход, нужны травы, настойки. Здесь врачевать нечем, во всяком случае, тело.
   Настоятель рукой позвал чародея с собой. Привёл к широкой каменной плите и, показав на неё, заявил.
   — За этим камнем тайник.
   — Подземный ход? — удивился и обрадовался Сокол.
   Тот, кивнув, пояснил:
   — Заброшен он. Отрыли когда-то на случай бегства, но до сих пор врагам не удавалось дойти до Детинца. На моей памяти им никто не пользовался.
   — А куда он ведёт? — спросил чародей.
   Настоятель подозвал несколько монахов, и пока те спешили на зов, ответил:
   — Ходов в городе много, а чертежи утеряны. Куда ведёт этот мне не ведомо, но он очень глубок и наверняка выведет вас за стены, а то и за реку.
   Повинуясь приказу, монахи навалились на каменную плиту, сдвинули её в сторону, и перед ними открылся зев потайного хода. Сокол глянул в него, но кроме трёх-четырёх ступеней, ведущих вниз, ничего не увидел.
   — Чуть дальше есть два ответвления, — предупредил настоятель. — Они вам не помогут, так как ведут в соседние башни. Вам следует, не сворачивая в отнорки, спускаться вниз до конца.
   — Нам? — удивился чародей. — А вы и ваши люди?
   — Мы слуги господа и мы останемся в храме, — спокойно ответил священник. — Возьмите с собой тех мирян, кто захочет уйти. Но клир не искушайте мнимым спасением. И, ради бога, спешите.
 
   К большому удивлению чародея, беглецов набралось всего лишь около двадцати человек. Все остальные предпочли умирать. Сокол же умирать не собирался, он уходил из Пскова без душевных терзаний. Не его это бой, не его сражение. Он узнал почти всё, что нужно и теперь мог помочь другим. А здесь, при всём желании, большего ему не сделать. С Борисом вышло сложнее. Юноша втянулся в схватку, рвался вернуться в бой, а отступление называл не иначе как трусостью. Чародею стоило больших трудов убедить его в необходимости покинуть обречённый город, чтобы послужить собственной земле.
   Пока он разговаривал с Борисом, все кто решил уйти, попрощались с товарищами и собрались возле тайника. Скоморох и монашек, единственный из духовенства, кому настоятель позволил нарушить запрет, привели еле живого Калику.
   — Пора, — сказал священник и благословил беглецов скопом, не разбирая, кто из них добрый прихожанин, а кто поганый колдун.