Фомичев Сергей. Пророчество Предславы

   Неудивительно, что, увидев входящих в церковь вурдов и овду, он обрадовался им, словно добрым христианам.
   Пока Рыжий с Дымком закладывали брёвнами вход, вурды затеяли спор.
   — Может развязать пастуха, — предложил Быстроног.
   — Зачем это? — спросил Власорук.
   — Пусть тоже сражается.
   — Он-то? Да он сбежит, только возможность появится. Пусть лучше связанным сидит. Меньше хлопот будет. По крайней мере присматривать за ним не придётся.
   — Куда он денется? — возразил подошедший Рыжий и спросил Леонтия. — Не побежишь, батюшка?
   Тот промычал что-то, затряс головой.
   — Видишь, — заметил Рыжий. — Некуда ему бечь. Кругом смерть стережёт. Только через нас ему и спасение светит.
   Власорук пожал плечами, а Быстроног развязав Леонтия, протянул ему запасной нож.
   — Держи, овцевод, — сказал вурд. — Товарищ твой покойный всё увидеть тебя хотел. Будешь ерепениться, так свидитесь раньше срока.
   — Какой товарищ? — буркнул батюшка.
   — Евлампий.
   — Евлампий? — Леонтий вроде и про опасность забыл от удивления.
   — Он самый. Не успел перед смертью тебя повидать. Погиб бедолага, спасая Мещеру от напасти.
   Священник сник, и его на время оставили.
   Вурды намётанным глазом осмотрели церквушку. Деловито облазив углы, стены, заткнули все дыры и завалили оконца всякой рухлядью.
   — Пылищи-то у тебя, — воскликнул Власорук, выбивая из мохнатой груди целые облака пыли. — Не мыл, небось, ни разу, божий-то дом?
 
   Сделав что можно, они притихли, пытаясь по звукам угадать, как идёт дело у чародеев, да куда делись твари. Но долго отдыхать не вышло. Где-то под крышей нашлась-таки щель.
   Узнали об этом, когда прямо на голову священнику свалилось что-то живое, размером с лесную кошку. Леонтий взвизгнул, бросился бежать, но растянулся на полу от вовремя подставленной ноги Власорука. Одним ударом прикончив бестию, вурд помог священнику встать.
   — Тебе почто нож дали? — рыкнул он.
   Леонтий виновато потупился.
   Быстроног, осмотрев внимательно тушку, заметил:
   — Та самая, что на похлёбку хороша.
   Тем временем остальные, задрав головы, высматривали, откуда она просочилась.
   — Вон, шевелится что-то, — остерёг Дымок, указывая копьецом.
   Две твари бросились с потолка, но наткнулись на вурдовы ножи. Ещё одна упала уже со стрелой в боку. Рыжий, подняв стрелу, осмотрел тушку.
   — Угу, встречались уже, — заметил он, возвращая стрелу Эрвеле.
   Видимо бестиям удалось расширить найденную щель, потому что скоро они посыпались с потолка, что осенняя листва с деревьев при сильном ветре.
   Рыжий с Дымком прикрыли Эрвелу, позволяя овде расстреливать врага издали. К ним же прибился и Леонтий, неумело размахивающий тяжёлым ножом. Вурды, как это они уже проделывали не раз, встали спина к спине посреди церквушки, и ни одному врагу пока не удалось вцепиться кому-нибудь из них хотя бы в ногу.

* * *

   Первой Мститель достал Жаву. Колдунья выпустила клинок и, охнув, осела. Её куртка, рассечённая наискось, быстро набухала кровью. Почти сразу же вслед за Жавой выбыл из боя Шамбал. Чёрный колдун отполз, волоча сломанную ногу и ругаясь на чём стоит свет.
   Порядки чародеев расстроились. Бреши сделали уязвимыми каждого, и особенно вооружённую луком Мену. Сокол едва успел прикрыть её собой. Мститель сверкнул глазами, рыкнул, но удар отвёл. Отбросив лук, девушка схватила клинок Жавы и вернулась в сражение.
   Теперь ни у кого не осталось сомнений — просто так бога им не осилить.
   Сидя в пыли, не обращая внимания на сломанную ногу, Шамбал принялся творить заклинание. Простенькое, то что придумали когда-то Мена с Каваной, надеясь остановить крысиное полчище.
   Три золотистых беркута выпорхнули из леса и поднялись в вышину тёмного неба. Сделали круг над схваткой, затем, сложив крылья, рухнули на врага. Казалось бы, что богу птицы? Какой от них урон? Ан нет. Не понравились ему нежданные союзники колдунов, что принялись отважно кидаться на него, метя в глаза. Отвлёкшись на птиц, Мститель ослабил натиск. Чародеи смогли немного передохнуть.

* * *

   В тёмном и тесном помещении стрелять из лука было неудобно. Ножи и сабли куда лучше справлялись с юркими бестиями и скоро их тушки толстым слоем покрыли церковный пол. Целый курган мёртвых тварей навалили вокруг себя вурды. Ноги скользили, а вонь била в нос, но враг всё лез и лез, и хорошо ещё, что малая щель не позволяла ворваться ему большим числом. Вшестером, защитники пока справлялись с потоком.
   — Нас скоро завалит с головой, — крикнул Власорук.
   — Нужно выбираться на крышу, — согласился с вурдом Дымок.
   — Да они ж с неё, с крыши-то, и лезут, — возразил Рыжий. — Против напора ни за что не пробьёмся.
   — Новую дыру сделаем. В другом месте.
 
   Так и поступили. Продолжая отбиваться от валящихся сверху бестий, вурды подтащили сундук и вкарабкались на перекрытие. Расковыряв дранку ножами, выбрались наружу. Когда с крыши послышался ободряющий возглас, Эрвела взяла Леонтия за рукав.
   — Давай, батюшка, поторапливайся…
   Леонтий посмотрел на овду с благодарностью, и, по-прежнему неумело отмахиваясь ножом, двинулся вслед за ней. Нелегко священнику пришлось со своим пузом, но подгоняемый страхом, всё же протиснулся. За ним из дыры появились и Рыжий с Дымком.
   Все шестеро спрятались за маковкой. Пока безмозглые твари, не догадываясь, что добыча ушла, продолжали набиваться в пустую церковь, у беглецов нашлось время бросить взгляд на сражение.
 
   Чародеев осталось только пятеро. Пятеро самых сильных. Сокол, Мена, Барцай, Вармалей и Не с Той Ноги. Кольца вокруг Мстителя больше не существовало. Оставшиеся на ногах чародеи заступили восставшему богу путь к церкви. Но этот заслон выглядел хрупким.
   Посох колдуньи уже изрядно посечённый, грозил в любой миг преломиться; раненый Барцай шатался, Вармалей то и дело опускал палицу, давая рукам передышку. Два часа непрерывного боя выжали их почти до конца, а Мститель словно только-только вошёл в раж. Шаг за шагом он теснил пятёрку колдунов, заставляя Сокола всё чаще и чаще прикрывать собой товарищей, ибо потерять ещё хоть одного из них, означало проиграть окончательно.
 
   Тем временем, бестии появились по эту сторону крыши. Обделённые умом, они поднимались на церковь по противоположенной стене, затем спускались внутрь через прежнюю щель, и, покружив среди мёртвых сородичей, появлялись из дыры, проделанной вурдами. Подобно муравьиному потоку, они двигались однажды проторенной дорогой и не искали короткого пути. Только поэтому, несмотря на усталость, от стаи всё ещё удавалось отбиваться. Рыжий и Дымок меняли друг друга, по очереди отдыхая в сторонке, а Леонтий почти не участвовал в сече. Из всего их маленького отряда не выдохлись только вурды. Да ещё Эрвела, которая держалась позади всех, изредка стреляя через головы товарищей.
   Однако стрелы кончились. Последнюю овда наудачу пустила в Мстителя, но тот, как и следовало ожидать, легко отмахнулся. Подойдя к маковке, владычица повесила на крест лук и взялась за кинжал.
   И тут двухвостые проложили новый путь. Какая-то тварь случайно перемахнула конёк и углядела добычу. Прежде чем погибнуть от вурдовых ножей, она визгом подала знак остальным. Теперь стая повалила на эту сторону крыши широкой лавиной. Долго продержаться против сплошного потока защитники не могли.
   — Надо прыгать, — воскликнул Рыжий.
   — На земле они нас быстрее достанут, — возразила Эрвела.
 
   Сокол будто спиной почуял перемену в тылу.
   — Помоги им, — крикнул он Шамбалу.
   Раненый колдун кивнул и вновь взялся за чары.
   На сей раз птиц отозвалась целая стая. Она появилась из леса и сразу устремилась к церковной крыше. Мелкие птицы сбивали тварей на землю, те что покрупнее разрывали врага когтями. Крышу быстро очистили, а с теми двухвостыми, что продолжали лезть из дыры, справлялись пока и вурды.

* * *

   Главную же битву чародеи проигрывали. За последние полчаса они отошли на два десятка шагов и продолжали медленно пятиться под напором Мстителя. Ещё полчаса подобного отступления и они просто-напросто упрутся спинами в церковный сруб. Тогда уже ничто не спасёт их от поражения. Ловушка, расставленная на восставшего бога, оборачивалась против самих же ловчих.
   Но у них не оказалось даже этого жалкого времени. Мститель вдруг увидел Леонтия воочию. Вот оно, воплощение мести, явленное накануне в мороке и загнавшее его сюда. Вот она, единственная препона на пути к полному освобождению. Мститель взревел, усиливая напор. Легко справляясь с пятью противниками одной рукой, другой он начал плести какой-то сложный заговор.
   Сокол встревожился. Чары врага не призывали новых приспешников, не предназначались обрушить смерть на головы обступивших его людей. Мститель целил в Леонтия, того единственного, кто удерживал его здесь, заставляя прорываться к церкви сквозь упорное сопротивление лучших чародеев этого мира.
   Гибель священника означала для бога свободу, а для колдунов крах их хитрого замысла. Допустить поражения они не имели права, чего бы это ни стоило. Сокол взглянул на Мену. Поняв товарища без слов, девушка отбросила клинок и уселась на землю.
   Скорее это был шаг отчаяния. Ведь не то что справиться с демоном в мороке, но и просто выдержать его взгляд она не могла и прежде, а теперь, когда тот в ярости рвётся к цели, тем более. Однако ничего другого ведунье не оставалось.
   Маленький ужик высунулся из травы. Огляделся. Враг, окружённый сполохами ворожбы, не заметил его. Он искал того, чья смерть сулила освобождение. Но змейке сейчас мало было спасительной неприметности. Демона следовало сбить с пути к вожделенной свободе. А как? Ни яда нет у ужика, ни силы телесной. Нечем косматую тварь остановить.
   Юркнула змейка под мохнатую лапу. Чиркнула вскользь кожей по шерсти, но так что искры посыпались. Вздрогнул Мститель, приметил мелочь в траве. Топнул лапой раз, другой. Увернулся ужик. Бросился удирать. Но не удалось ему завлечь демона за собой. Плюнула косматая тварь во врага шутейного, вернулась к прежней заботе.
 
   Очнулась на земле Мена. Кожу жгло, будто сама по стерне брюхом ползала. Кровь носом пошла. А вокруг догорала битва. Не надолго девушка Мстителя отвлекла, от окончательного поражения колдунов отделяли мгновения.

* * *

   И вот тогда на дальней опушке леса появились две небольших фигурки.
   Сперва их никто не заметил, но Мститель вдруг остановился, опустив когтистые лапы. Кривые клинки исчезли, словно истаяв. Прямо на глазах, чудовище начало принимать прежний, человекоподобный облик, тот, что Сокол видел уже в осаждённом Пскове.
   Противники чёрного бога так же прекратили сражаться, да и сил держать оружие ни у кого уже не осталось. Замерло и двухвостое воинство, осаждающее церковь. Только что лязгающие зубами бестии свернулись в комочки точно обычные ёжики. Вурды опустили ножи, Рыжий с Дымком уселись на дранку, Леонтий, бухнувшись на колени, чуть не свалился с крыши. Удержался, не без помощи овды, и принялся исступлённо молиться.
   Кто нашёл в себе силы, повернулись к опушке, стараясь рассмотреть нежданных гостей. У многих разом возник один и тот же вопрос — «Кто же это такие пожаловали, от появления которых смирился даже сам бог?»
   Скоро глаза различили медленно бредущих от леса, мужчину и женщину. По прошествии некоторого времени — старого мужчину и молодую женщину. И, наконец, чародеи поразились — стариком оказался Блукач, которого многие из них, считали юродивым, блаженным, никчёмным для серьёзного дела человеком. И вот сейчас этот блаженный, вдруг остановил смертельную схватку. Остановил одним своим появлением, не сказав ни слова, не пошевелив даже пальцем.
   Блукач приближался к церквушке, и все увидели, что с собой за руку он вёл Елену, племянницу Вихря. Молодая женщина шла на удивление спокойно. Обстоятельства что привели её сюда, следы только-только утихшей битвы, она словно не замечала.
   — Вот те раз… — только и смог произнести Сокол.
   — Говорила я тебе — найди Елену, — упрекнула его, возникшая рядом Эрвела.
 
   Даже мельком не взглянув на собратьев, Блукач подвёл Елену вплотную к Мстителю.
   — Изгнанница, надежда изгонителей! — произнёс он торжественно. — Ворон явился! Явилось воинство мести…
   Елена взглянула в глаза чёрному богу и тихо сказала:
   — Твоя месть исполнена. Ты свободен от клятвы.
 
   Тот ничего не ответил. Молча оглядел поле битвы и всех, кто собрался вокруг него. Но теперь его взгляд стал осмысленным. Многие, не выдержав этого взгляда, опустили глаза. Сокол выдержал, и ему открылась бездна страданий. Человек не смог бы вынести подобной боли, а бог вынужден был тащить эту ношу всю свою бессмертную жизнь. Сокол не пожалел Мстителя, да тот и не нуждался в жалости, но кажется, на короткий миг, чародей понял, что это значит быть богом.
 
   И тут Мститель заговорил. Заговорил совершенно обычным голосом, даже, как показалось людям, немного уставшим.
   — Отдайте мне пастыря, — потребовал он.
   — Ты не получишь священника, — возразил Сокол. — Или не слышал? В твоей мести теперь нет надобности. Твоего долга больше не существует.
 
   Разглядывая давнего противника, Мститель помолчал ещё немного. Затем перевёл взгляд на Елену
   — Верни змеевик, изгнанница, — произнёс он.
   Елена вопросительно взглянула на Сокола. Чародей замешкался, пытаясь просчитать последствия такого шага.
   Не получив Леонтия, противник скорее всего не станет бродящим по земле демоном, мстящим всем и каждому. Вернётся к прежней своей ипостаси? К Чернобогу? Вернётся на небеса, или где он там обитал? Оставит людей в покое? Сокол не смог уверенно ответить ни на один из вопросов.
   Но устав сражаться, он решился на откуп. Пожал плечами и протянул змеевик Елене. Молодая женщина тут же передала его Мстителю. Бог взглянул на Сокола, на Елену, совсем по человечески вздохнул, крепко сжал змеевик в ладони и пошёл. Люди расступились, давая ему дорогу. Никому не пришло в голову препятствовать богу, тем более, вновь взяться за оружие.
   Он пошёл на восход, выбрав по какой-то причине именно этот путь. Но до леса так и не дошёл. С удалением от церкви его тело становилось всё более прозрачным, туманным и, наконец, превратившись в еле заметное облачко, бог исчез.
   Вместе с Мстителем исчезла наведённая им тьма, уступив место естественным вечерним сумеркам.
   Долгая война закончилась. Но Сокол отчего-то подумал, что в этой схватке не победил никто.

* * *

   — Пожар! — заорал прибежавший мальчишка. — От вас как жахнуло огнем, так и занялось по всему селу.
   Они оглянулись, и действительно, из-за дымки, окутавшей село пробивались отблески пламени.
   — Кажется, Мститель исполнил-таки последний свой долг, — тихо заметил Сокол.
 
   Страшнее чем пожар, нет бедствия на селе. Беда общая и потому никто в стороне не остаётся. Во все времена поджигателей бросали в огонь, а если пожар возникал не нарочно — виновников отселяли.
   В другой раз такой представительный круг чародеев и колдунов сумел бы вызвать нешуточный ливень, но теперь ворожба оказалась бессильной. Им не удалось пролить с неба хотя бы капли. То ли усталость от битвы стала тому виной, то ли непростым оказался сам огонь.
   Ни одного дома в Сельце спасти не удалось. Даже на те постройки, что на отшибе стояли, каким-то образом пламя перебиралось. Так что едва успевали из домов кадки с приданным выкатить, да скотину из хлева вывести. Несколько человек так и сгинуло, пытаясь добро спасти. Быстро дома горели и рушились быстро. Последней церковь рухнула, выбросив в небо сноп искр и пламени. Гораздо выше огонь взметнулся, чем крест прежде стоял.
   Посреди трещащей ещё углями разрухи, народ собрался на сходку. Долго не говорили. Виноватым люди Леонтия посчитали. От него зло пошло. Он Елену обидел и помершего колдуна разозлил тем самым. Ему и ответ держать. Бросать в огонь Леонтия, впрочем, не стали — как-никак батюшка, пастырь бывший, но прогнали из села. Навечно прогнали.
   Леонтий не спорил, не оправдывался. Понуро опустив голову, ушёл в ночь.
   Скоро, правда, и сами селяне засобирались. Неправильным считалось на пожарище жить, если погиб кто. Долго ещё здесь люди не поселятся, и место по иному называть станут, в Селище переиначат.
   Ближе к полуночи прибыл из Мещёрска княжеский поезд. Предупредил кто-то старого Ука о бедствии. Тот посчитал себя обязанным людям помочь, к сыну старшему, Александру, в Елатьму перевезти. Сын его давно принял христианство, и князь рассудил, что вот пусть и поможет единоверцам.
   Люди погрузили немногий уцелевший скарб и убыли молча. Ушёл и Рыжий с вурдами.
 
   Чародеи последними разошлись. Молча, как расходятся после тяжёлой и бесполезной работы. На возникшем по первому зову Игреце умчалась Эрвела. Барцай увёл хромающего Шамбала в лес, кивнув остальным словно они лишь встретились случайно где-нибудь на торгу. Прочих раненных погрузили на княжеские подводы и увезли в чародейскую слободку на попечение Не с Той Ноги и Вармалея.
   Сокол подумал, насколько мало он осведомлён о делах своих соратников, с которыми только что бился плечом к плечу. Уже завтра большинство из них надолго исчезнет в глухих лесах, да забытых селениях, разойдётся по Мещере, по своим колдовским приходам. И, скорее всего многих Сокол больше никогда не увидит, потому что подобное лютое бедствие вряд ли придёт на землю ещё раз в ближайшем будущем.
   Впрочем, поправил себя Сокол, времена теперь подошли такие, что может быть, им доведётся собраться вместе очень и очень скоро.

От автора

   Настоящая книга, помимо изрядной доли художественного вымысла, основана на реальных исторических событиях, легендах и преданиях. Все приведённые в ней исторические факты достоверны, хотя их интерпретация значительно отличается от той, что можно прочитать в учебниках истории. В тоже время, вполне вероятно, что упомянутые учебники несут в себе не меньше, а то и больше вымысла, чем самый смелый фэнтезийный роман.
   Эпоха русского средневековья, в том числе вторая половина четырнадцатого века, таит в себе немало любопытных событий, интриг и загадок. Отечественные писатели не раз обращались к этому времени, но большинство исторических произведений так или иначе привязаны к Куликовской битве или событиям, происходившим вокруг неё. Нечего и говорить, что все эти книги написаны в русле исторического мэйн-стрима, с его мудрыми московским князьями, пристально вглядывающимися в даль веков и произносящими глубокомысленные речи о грядущем величии русского народа. Все прочие территории и народы современной России, с их самобытной культурой и верованиями, упоминаются в таких книгах крайне редко. Все прочие события встраиваются в официальную историческую концепцию или отбрасываются, как не соответствующие ей. А ведь происходили, в то время, и куда более любопытные вещи.
   Четырнадцатый век это эпоха максимального расцвета независимых княжеств и, как следствие, наиболее ожесточённого противостояния между ними. Причём противостояния не столько военного, сколько культурного и экономического. Это эпоха борьбы за верховную власть и противодействия этой власти.
   Четырнадцатый век, несмотря на спорную зависимость от орды, это эпоха свободы. Последнее столетие до образования централизованного государства со всеми его уродливыми проявлениями, вроде крепостного рабства, преследования инородцев и иноверцев, жестокой колонизации и имперских войн.
   Середина четырнадцатого века — это крупнейшая за всю историю человечества пандемия чумы, события в значительной степени повлиявшего на мировую культуру и подхлестнувшего ренессанс.

Некоторые замечания:

   Князья и правители великих княжеств и земель (Литва, Новгород, Москва, Нижний Новгород, Рязань, Тверь) — реальные исторические персонажи. Политическая конъюнктура привела к искажённой картине их взаимоотношений. Дело подаётся так, что московские князья выступают поборниками единой Руси, предвосхищают исторические события, а недалёкие и амбициозные князья-соперники ставят им палки в колёса. Однако, по всей видимости, в реальности они не слишком отличались друг от друга.
   Борьба московских, нижегородских и тверских князей за господство над Русью, имеет в своей основе распрю между сыновьями Ярослава в первые десятилетия монгольского вторжения. Достоверных сведений, о том, который из братьев Ярославовичей был старшим, нет. Официальная история считает таковым Александра Невского, оправдывая тем самым претензии Московского Дома на владимирский престол, некоторые исследователи склоняются в пользу Андрея (родоначальника суздальско-нижегородской ветви). Известно лишь, что наследовал отцу именно Андрей, что позволяет усомниться в обоснованности притязаний Александра Невского.
   О Мещёрских князьях никаких сведений до нас не дошло, за исключением имени Александра Уковича, упомянутого в отдельных юридических документах (раздельных грамотах). Все остальные мещёрские имена, приведённые в настоящем романе, вымышлены.
   История полоцкого князя Всеслава-чародея и его внучки Предславы, организовавшей так называемый «Полоцкий матриархат», достойна отдельной книги. В данном романе эта тема используется как предыстория разворачивающихся в четырнадцатом веке мистических событий.
   Три наиболее любопытных деятеля церкви описываемого в романе периода — Алексий, Дионисий и Василий Калика. Вокруг них сложилось много мифов от житийной литературы до легенд и преданий. Все трое поддерживали разные политические партии. Василий Калика, будучи новгородским архиепископом, поддерживал тверских князей, Дионисий — суздальских, а Алексий московских. Идея изобразить Алексия как русский аналог кардинала Ришелье не нова. Об авантюризме и интриганстве митрополита писал ещё его современник, Никифор Григора в своей «Римской Истории».
   Кошмарная эпидемия чумы, чёрной смерти, была овеяна мистикой уже современниками, что дало автору широкое поле для фантастических интерпретаций. Чернобог — персонаж сомнительный, даже с точки зрения фольклора. Скорее всего, это более поздняя выдумка, либо собирательный образ тёмных сил вообще. Свои сомнения на этот счёт автор делегировал Соколу. Черта, созданная Соколом и Константином является художественным вымыслом. Однако вызывает любопытство следующий исторический факт — опустошившая весь Старый Свет чума каким-то образом не затронула Нижнего Новгорода. Если отбросить мистические объяснения, то, вероятно, какие-то формы карантина властями были осуществлены. (В Европе чума не проникла на территорию Центральной Польши, по всей видимости, по сходным причинам).
   Колдуны, чародеи, ведьмы присутствуют в фольклоре любого народа. Главный герой романа — чародей Сокол — персонаж вымышленный. Его учителя — Соловей, Скворец и Дятел упоминаются в нижегородских легендах, собранных в частности Мельниковым-Печерским, а Соловей, кроме того, и в былинах об Илье Муромце, где он выведен как разбойник.
   Овды и онары заимствованы из марийского фольклора. Из марийской традиционной культуры заимствованы и некоторые описанные в книге обычаи, а из марийского языка некоторые слова и названия (в частности Угарман — марийское название Нижнего Новгорода). Этот источник был взят за основу для реконструкции, так как от собственно мещёрской культуры мало что сохранилось.
   Мещера — финно-угорский народ, родственный современным марийцам и мордве. Никаких точных сведений о его языке, мифологии, быте до нас не дошло. Народ этот исчез подобно многим другим в ходе русской колонизации. Попытки реконструкции были предприняты в ходе фольклорно-этнографической экспедиции по Рязанской области, что привело автора к выводу о вероятной близости марийской и мещёрской культуры.
   Вурды существа вымышленные, однако, появившееся в литературе (Начиная с А.С.Пушкина) и позднем фольклоре слово «вурдалак» имеет, безусловно, отношение к марийскому корню «вурд», означающему кровь. На этой аналогии и придуманы были кровожадные существа.
   Названия городов (за редким исключением) приводятся в современной транскрипции по причине большего её благозвучия. Разговорное сокращение Нижнего Новгорода до первого слова также относиться к современной традиции, раньше его называли просто Новгородом. По той же причине в современной транскрипции даны и все имена, кроме имён священников и монахов. Имена же деятелей церкви даны в соответствии с православной традицией (в церковно-славянской транскрипции).
   Разговорного языка той эпохи не сохранилось, и восстановить его невозможно. Попытки авторов исторических романов реконструировать его по летописным, юридическим и литературным источникам относящимся к российскому средневековью, приводят к карикатурно-высокопарному стилю. Поэтому в настоящей книге используется современный разговорный язык. Автор попытался, однако, свести к минимуму употребление слов однозначно заимствованных из других языков в более позднее время. Звательный падеж сохранён только в тех словах, которые употребляются в таком виде в современном языке.

* * *

   В работе над книгой автор использовал как исторические источники — летописи, юридические документы, так и литературные — воспоминания, житийные и фольклорные тексты.
   Следует упомянуть исследователей (историков, краеведов, этнографов, филологов и др.), работы которых были использованы при создании книги: Вернадский Г.В., Гаврилов А.Н., Гаврилов А.П., Гациский А.С., Данилевский И.Н., Дёмина С.А., Лощиц Ю.М., Ляпаева О.Н., Мельников П.И., Морохин Н.В., Персидский В.А., Правдолюбов В.С., Прохоров Г.М., Родин Н.А., Русинов Н.В., Трубе Л.Л., Хань У., Храмцовский Н.И., Цверов В.В., Экземплярский А.В.
   Автор благодарит все тех, кто помог советом, поиском необходимых сведений, кто читал и высказал замечания по рукописи: Н.Пчелину, Н.Шевченко, В.Лаврика, Т.Паутову, А.Боброва (Тротила), Е.Широкову, М.Кучинского, Д. Сорокина (Кузю), И.Халий, И.Белова, С.Малицкого, И.Король, Н.Володину, Е.Березину, Я.Егорова, Р.Мусина, Е.Лотоша (Злобного Ыха), О.Голикова, а также Нижегородский фольклорный клуб и Шиловский центр народного творчества «Заряна».
   Особая благодарность Ольге Ляпаевой, Наташе Тороповой и Ольге Аксёновой. Без их помощи, роман вряд ли бы состоялся.
 
   Январь 2002 года — февраль 2003 года.
   Касимов — Дзержинск — Нижний Новгород — Киев.
   Переработка: январь-март 2004 года.
   Правка: май 2005 года.