Страница:
— В этом все дело. Известный, влиятельный, могущественный. И не стесняющийся применять силу. При Милошевиче он мог делать все, что хотел. И перед тем как покинуть страну, похоже, уничтожил все сведения о себе, которые хранились в архивах полиции, судов, телевидения, газет. Родственники, одноклассники, бывшие коллеги — никто не хочет говорить о нем. Потому что им настоятельно порекомендовали держать язык за зубами. И они знают, что идти вразрез с пожеланиями Зорана Зилича опасно. Мистер Невидимка, вот кто он.
— А вы не помните, когда предпринималась последняя попытка написать о нем?
Маркович задумался.
— Раз уж вы заговорили об этом, я слышал разговоры, что кто-то действительно пытался. Но ничего из этого не вышло. После падения Милошевича и исчезновения Зилича такая статья вроде бы готовилась. Но до публикации дело не дошло.
— И где собирались опубликовать эту статью?
— Моя говорящая канарейка сказала, что в журнале, который издавался здесь, в Белграде, и назывался «Зеркало».
«Зеркало» по-прежнему издавалось, и его бессменным редактором оставался Вук Кобач. И хотя в этот день сдавался очередной номер, он согласился уделить американцу несколько минут. Но, похоже, пожалел о своем решении, едва Декстер упомянул о Зоране Зиличе.
— Это страшный человек. Лучше бы я никогда о нем не слышал.
— А что случилось?
— Ко мне пришел молодой журналист. Умный, талантливый. Хотел, чтобы я зачислил его в штат. Свободных мест у меня не было. Но он упросил меня заказать ему статью. Я заказал. Его звали Сречко Петрович. Двадцать два года, совсем мальчик.
— И что с ним случилось?
— Попал под автомобиль, вот что с ним случилось. Он припарковал свою машину напротив многоквартирного дома, в котором жил с матерью. Направился к подъезду. Из-за угла выкатился «Мерседес» и переехал его.
— Невнимательный водитель?
— Очень невнимательный. Сумел переехать его дважды. А потом скрылся.
— Такое отбивает охоту писать о Зиличе.
— Вот тут вы правы. Даже издалека он может заказать и оплатить убийство в Белграде.
— Есть у вас адрес матери?
— Минутку… Мы посылали венок. Наверняка на квартиру.
Адрес он нашел, передал гостю, попрощался с ним.
— Последний вопрос. — На пороге Декстер обернулся. — Когда это случилось?
— Шесть месяцев тому назад. Сразу после Нового года. Мой вам совет, мистер Барнс. Ограничьтесь Арканом. Он мертв и никому не угрожает. Оставьте Зилича в покое. Он вас убьет. Я должен бежать, сегодня сдаем номер.
Мать журналиста жила в квартале 23 Нового Белграда. Кел видел этот район на карте, приобретенной в книжном магазине отеля. Собственно, там находился и сам отель, на полуострове, образованном реками Савой и Дунаем, который давно уже не был голубым. А на противоположном берегу располагался центр Белграда.
При коммунистах для рабочих строили целые кварталы с огромными многоквартирными домами. Именно такими по большей части и застроили Новый Белград. Они напоминали бетонные ульи, в которых каждая ячейка-квартира открывалась в длиннющий коридор.
Некоторые дома выглядели получше остальных. Уровень благосостояния жильцов определял те суммы, которые выделялись на техническое обслуживание зданий. В квартале 23 состоятельных жильцов, похоже, не было. Подъезд кишел тараканами. Миссис Петрович жила на девятом этаже, а лифт, разумеется, не работал. Декстер без труда мог подняться на девятый этаж бегом, но задался вопросом, а как это удается старикам, учитывая, что чуть ли не все они — заядлые курильщики.
Не имело смысла ехать к мадам Петрович в одиночку. Она наверняка не знала английского, а он не понимал сербскохорватского. Одна из симпатичных и умненьких девушек, сидевших за регистрационной стойкой отеля «Хайатт», согласилась сопровождать его. Она собиралась замуж, и две сотни долларов за час работы по окончании смены пришлись весьма кстати.
Они приехали в семь и едва не разминулись с миссис Петрович. Она работала уборщицей и каждый вечер в восемь часов отправлялась на другой берег реки, прибираться в одном из административных зданий.
Жизнь у нее выдалась нелегкая, об этом ясно говорило ее морщинистое, изможденное лицо. В свои сорок с небольшим лет выглядела она на все семьдесят. Муж ее погиб на заводе, производственная авария, сына убили под окнами. Как и все бедняки, она с подозрительностью отнеслась к появлению в ее квартире относительно богатых людей.
Кел принес большой букет. Миссис Петрович давно уже никто не дарил цветы. Анна, девушка из отеля, разделила их на три букета и поставила в вазы. Цветы сразу оживили маленькую, обшарпанную комнату.
— Я хочу написать о том, что случилось со Сречко. Я знаю, моя статья ему не поможет, но, возможно, удастся выставить напоказ человека, который это сделал. Вы окажете мне содействие?
Она пожала плечами:
— Я ничего не знаю. Никогда не спрашивала о его работе.
— В тот вечер, когда его убили… При нем были какие-то записи?
— Не знаю. Тело обыскали. Забрали все.
— Обыскали? Прямо на улице?
— Да.
— А дома он работал? Что-то писал? Здесь, в квартире?
— Да, много писал. И ручкой, и печатал на машинке. Но я ничего не читала.
— Могу я взглянуть на его бумаги?
— Их нет.
— Нет?
— Они их унесли. Унесли все. Даже ленту с пишущей машинки.
— Полиция?
— Нет, мужчины.
— Какие мужчины?
— Они вернулись. Через два дня. Посадили меня в угол. Вон туда. Все обыскали. Забрали все, что у него было.
— То есть из тех материалов, которые он готовил для мистера Кобача, ничего не осталось?
— Только фотография. Я забыла про фотографию.
— Пожалуйста, расскажите мне о фотографии.
Он все это узнал через Анну с переводом с языка на язык. За три дня до смерти, Сречко, начинающий журналист, пошел на новогоднюю вечеринку и залил красным вином джинсовую куртку. Мать бросила ее в корзину для грязного белья, чтобы потом простирнуть.
А потом его убили, и ей уже было не до стирки. Она забыла про куртку, бандиты, конечно же, в корзину не полезли. А потом, когда у нее дошли руки до грязного белья, в корзине оказалась и куртка. Она ощупала карманы, прежде чем замочить ее, на случай, если сын оставил в них какие-то деньги, и почувствовала что-то жесткое. Фотографию.
— Могу я взглянуть на нее? — спросил Декстер. — Она у вас?
Мать Сречко кивнула и, как мышка, скользнула к столику в углу, на котором стояла швейная машинка. Вернулась с фотографией.
Мужчину застали врасплох, фотографа он заметил в самый последний момент. Попытался поднять руку, чтобы закрыть лицо, но диафрагма успела открыться вовремя. Мужчина смотрел прямо в объектив, в рубашке с короткими рукавами и светлых брюках.
Фотография была черно-белая, чувствовалось, что снимал непрофессионал, резкости не хватало, но Декстер понимал, что лучше ему не найти. Вспомнил фотографии подростка и мужчины на вечеринке, лежавшие под подкладкой его «дипломата». Всем им недоставало четкости, но в том, что на них изображен один и тот же человек, сомнений быть не могло. Сречко Петрович сфотографировал именно Зилича.
— Я бы хотел купить эту фотографию, миссис Петрович, — сказал Кел. Она пожала плечами и что-то ответила на сербскохорватском.
— Она говорит, что вы можете ее взять. Ей она не нужна. Она не знает, кто на ней сфотографирован, — перевела Анна.
— Последний вопрос. Перед смертью Сречко куда-то уезжал?
— Да, в декабре. На неделю. Он не сказал, где был, но вернулся с обгоревшим носом.
Миссис Петрович проводила их до двери, они вышли в коридор, ведущий к неработающему лифту и лестнице. Анна пошла первой. Декстер задержался, а когда она начала спускаться по лестнице, повернулся к сербской матери, потерявшей единственного сына, и мягко произнес на английском: «Вы не можете понять ни слова из того, что я говорю, но, если я отправлю эту тварь в тюрьму, я сделаю это и для вас».
Конечно же, она не поняла, но улыбнулась и ответила: «Хвала». За день, проведенный в Белграде, он узнал, что это означает «Спасибо».
Поднимаясь к миссис Петрович, он попросил таксиста подождать. Отвез Анну домой, она вышла на окраине, сжимая в руке двести долларов, по пути к отелю вновь всмотрелся в фотографию.
Зилич стоял на огромном бетонном или асфальтовом поле. Позади находились большие низкие здания, вроде бы склады. Над одним ветер развевал флаг, но часть флага осталась за кадром.
— У вас есть увеличительное стекло? — спросил Декстер водителя. Тот не понял, но несколько выразительных жестов заменили слова. Таксист кивнул. Увеличительное стекло он держал в бардачке. Иной раз оно ему требовалось, чтобы разглядеть хитросплетение улиц на страницах городского дорожного атласа.
Сразу стало понятно, что длинный плоский предмет, «влезший» в фотографию с левого края, — свободный конец самолетного крыла, который отделяли от бетона летного поля какие-то шесть футов. То есть принадлежало крыло не авиалайнеру, а маленькому самолету.
Теперь он понимал, что за здания видны на заднем плане. Не склады — ангары. Не гигантские сооружения, способные принять под свою крышу авиалайнеры, а другие — поменьше, какие обычно требовались для частных самолетов бизнес-класса, верхняя точка хвостового оперения которых отстояла от земли не больше чем на тридцать футов. Зилич стоял на частном летном поле или в зоне аэропорта, предназначенной для обслуживания самолетов бизнес-класса.
В отеле ему с радостью помогли. Да, в Белграде есть несколько Интернет-кафе, и все работают допоздна. Декстер перекусил в баре и на такси поехал в ближайшее. Включил любимый поисковик и попросил вывести на экран флаги всех стран.
Конечно, флаг над ангаром на фотографии погибшего репортера был черно-белым, но из трех горизонтальных полос нижняя была очень темной, то есть черной или темно-синей. Декстер поставил на черное.
Проглядывая флаги, он обратил внимание, что на половине из них изображен какой-то предмет или символ. На нужном ему флаге были только полосы. Тем самым поиск наполовину упростился.
С чистыми тремя полосами набралось более двух десятков флагов, но с нижней черной или почти черной — только пять.
На флагах Габона, Нидерландов и Сьерра-Леоне нижняя полоса была темно-синей и на нецветной фотографии могла выглядеть черной. На флагах двух стран, Судана и еще одной, — черной. Но флаг Судана украшал еще и зеленый бриллиант. Вглядываясь в фотографию, Декстер сумел разглядеть четвертую полосу, вертикальную. Она едва просматривалась, но определенно присутствовала.
Одна вертикальная красная полоса у самого флагштока, зеленая, белая и черная — горизонтальные. Зилич стоял на летном поле какого-то аэродрома в Объединенных Арабских Эмиратах.
В ОАЭ даже под декабрьским солнцем у белокожего югослава Петровича мог обгореть нос.
Глава 18
— А вы не помните, когда предпринималась последняя попытка написать о нем?
Маркович задумался.
— Раз уж вы заговорили об этом, я слышал разговоры, что кто-то действительно пытался. Но ничего из этого не вышло. После падения Милошевича и исчезновения Зилича такая статья вроде бы готовилась. Но до публикации дело не дошло.
— И где собирались опубликовать эту статью?
— Моя говорящая канарейка сказала, что в журнале, который издавался здесь, в Белграде, и назывался «Зеркало».
«Зеркало» по-прежнему издавалось, и его бессменным редактором оставался Вук Кобач. И хотя в этот день сдавался очередной номер, он согласился уделить американцу несколько минут. Но, похоже, пожалел о своем решении, едва Декстер упомянул о Зоране Зиличе.
— Это страшный человек. Лучше бы я никогда о нем не слышал.
— А что случилось?
— Ко мне пришел молодой журналист. Умный, талантливый. Хотел, чтобы я зачислил его в штат. Свободных мест у меня не было. Но он упросил меня заказать ему статью. Я заказал. Его звали Сречко Петрович. Двадцать два года, совсем мальчик.
— И что с ним случилось?
— Попал под автомобиль, вот что с ним случилось. Он припарковал свою машину напротив многоквартирного дома, в котором жил с матерью. Направился к подъезду. Из-за угла выкатился «Мерседес» и переехал его.
— Невнимательный водитель?
— Очень невнимательный. Сумел переехать его дважды. А потом скрылся.
— Такое отбивает охоту писать о Зиличе.
— Вот тут вы правы. Даже издалека он может заказать и оплатить убийство в Белграде.
— Есть у вас адрес матери?
— Минутку… Мы посылали венок. Наверняка на квартиру.
Адрес он нашел, передал гостю, попрощался с ним.
— Последний вопрос. — На пороге Декстер обернулся. — Когда это случилось?
— Шесть месяцев тому назад. Сразу после Нового года. Мой вам совет, мистер Барнс. Ограничьтесь Арканом. Он мертв и никому не угрожает. Оставьте Зилича в покое. Он вас убьет. Я должен бежать, сегодня сдаем номер.
Мать журналиста жила в квартале 23 Нового Белграда. Кел видел этот район на карте, приобретенной в книжном магазине отеля. Собственно, там находился и сам отель, на полуострове, образованном реками Савой и Дунаем, который давно уже не был голубым. А на противоположном берегу располагался центр Белграда.
При коммунистах для рабочих строили целые кварталы с огромными многоквартирными домами. Именно такими по большей части и застроили Новый Белград. Они напоминали бетонные ульи, в которых каждая ячейка-квартира открывалась в длиннющий коридор.
Некоторые дома выглядели получше остальных. Уровень благосостояния жильцов определял те суммы, которые выделялись на техническое обслуживание зданий. В квартале 23 состоятельных жильцов, похоже, не было. Подъезд кишел тараканами. Миссис Петрович жила на девятом этаже, а лифт, разумеется, не работал. Декстер без труда мог подняться на девятый этаж бегом, но задался вопросом, а как это удается старикам, учитывая, что чуть ли не все они — заядлые курильщики.
Не имело смысла ехать к мадам Петрович в одиночку. Она наверняка не знала английского, а он не понимал сербскохорватского. Одна из симпатичных и умненьких девушек, сидевших за регистрационной стойкой отеля «Хайатт», согласилась сопровождать его. Она собиралась замуж, и две сотни долларов за час работы по окончании смены пришлись весьма кстати.
Они приехали в семь и едва не разминулись с миссис Петрович. Она работала уборщицей и каждый вечер в восемь часов отправлялась на другой берег реки, прибираться в одном из административных зданий.
Жизнь у нее выдалась нелегкая, об этом ясно говорило ее морщинистое, изможденное лицо. В свои сорок с небольшим лет выглядела она на все семьдесят. Муж ее погиб на заводе, производственная авария, сына убили под окнами. Как и все бедняки, она с подозрительностью отнеслась к появлению в ее квартире относительно богатых людей.
Кел принес большой букет. Миссис Петрович давно уже никто не дарил цветы. Анна, девушка из отеля, разделила их на три букета и поставила в вазы. Цветы сразу оживили маленькую, обшарпанную комнату.
— Я хочу написать о том, что случилось со Сречко. Я знаю, моя статья ему не поможет, но, возможно, удастся выставить напоказ человека, который это сделал. Вы окажете мне содействие?
Она пожала плечами:
— Я ничего не знаю. Никогда не спрашивала о его работе.
— В тот вечер, когда его убили… При нем были какие-то записи?
— Не знаю. Тело обыскали. Забрали все.
— Обыскали? Прямо на улице?
— Да.
— А дома он работал? Что-то писал? Здесь, в квартире?
— Да, много писал. И ручкой, и печатал на машинке. Но я ничего не читала.
— Могу я взглянуть на его бумаги?
— Их нет.
— Нет?
— Они их унесли. Унесли все. Даже ленту с пишущей машинки.
— Полиция?
— Нет, мужчины.
— Какие мужчины?
— Они вернулись. Через два дня. Посадили меня в угол. Вон туда. Все обыскали. Забрали все, что у него было.
— То есть из тех материалов, которые он готовил для мистера Кобача, ничего не осталось?
— Только фотография. Я забыла про фотографию.
— Пожалуйста, расскажите мне о фотографии.
Он все это узнал через Анну с переводом с языка на язык. За три дня до смерти, Сречко, начинающий журналист, пошел на новогоднюю вечеринку и залил красным вином джинсовую куртку. Мать бросила ее в корзину для грязного белья, чтобы потом простирнуть.
А потом его убили, и ей уже было не до стирки. Она забыла про куртку, бандиты, конечно же, в корзину не полезли. А потом, когда у нее дошли руки до грязного белья, в корзине оказалась и куртка. Она ощупала карманы, прежде чем замочить ее, на случай, если сын оставил в них какие-то деньги, и почувствовала что-то жесткое. Фотографию.
— Могу я взглянуть на нее? — спросил Декстер. — Она у вас?
Мать Сречко кивнула и, как мышка, скользнула к столику в углу, на котором стояла швейная машинка. Вернулась с фотографией.
Мужчину застали врасплох, фотографа он заметил в самый последний момент. Попытался поднять руку, чтобы закрыть лицо, но диафрагма успела открыться вовремя. Мужчина смотрел прямо в объектив, в рубашке с короткими рукавами и светлых брюках.
Фотография была черно-белая, чувствовалось, что снимал непрофессионал, резкости не хватало, но Декстер понимал, что лучше ему не найти. Вспомнил фотографии подростка и мужчины на вечеринке, лежавшие под подкладкой его «дипломата». Всем им недоставало четкости, но в том, что на них изображен один и тот же человек, сомнений быть не могло. Сречко Петрович сфотографировал именно Зилича.
— Я бы хотел купить эту фотографию, миссис Петрович, — сказал Кел. Она пожала плечами и что-то ответила на сербскохорватском.
— Она говорит, что вы можете ее взять. Ей она не нужна. Она не знает, кто на ней сфотографирован, — перевела Анна.
— Последний вопрос. Перед смертью Сречко куда-то уезжал?
— Да, в декабре. На неделю. Он не сказал, где был, но вернулся с обгоревшим носом.
Миссис Петрович проводила их до двери, они вышли в коридор, ведущий к неработающему лифту и лестнице. Анна пошла первой. Декстер задержался, а когда она начала спускаться по лестнице, повернулся к сербской матери, потерявшей единственного сына, и мягко произнес на английском: «Вы не можете понять ни слова из того, что я говорю, но, если я отправлю эту тварь в тюрьму, я сделаю это и для вас».
Конечно же, она не поняла, но улыбнулась и ответила: «Хвала». За день, проведенный в Белграде, он узнал, что это означает «Спасибо».
Поднимаясь к миссис Петрович, он попросил таксиста подождать. Отвез Анну домой, она вышла на окраине, сжимая в руке двести долларов, по пути к отелю вновь всмотрелся в фотографию.
Зилич стоял на огромном бетонном или асфальтовом поле. Позади находились большие низкие здания, вроде бы склады. Над одним ветер развевал флаг, но часть флага осталась за кадром.
— У вас есть увеличительное стекло? — спросил Декстер водителя. Тот не понял, но несколько выразительных жестов заменили слова. Таксист кивнул. Увеличительное стекло он держал в бардачке. Иной раз оно ему требовалось, чтобы разглядеть хитросплетение улиц на страницах городского дорожного атласа.
Сразу стало понятно, что длинный плоский предмет, «влезший» в фотографию с левого края, — свободный конец самолетного крыла, который отделяли от бетона летного поля какие-то шесть футов. То есть принадлежало крыло не авиалайнеру, а маленькому самолету.
Теперь он понимал, что за здания видны на заднем плане. Не склады — ангары. Не гигантские сооружения, способные принять под свою крышу авиалайнеры, а другие — поменьше, какие обычно требовались для частных самолетов бизнес-класса, верхняя точка хвостового оперения которых отстояла от земли не больше чем на тридцать футов. Зилич стоял на частном летном поле или в зоне аэропорта, предназначенной для обслуживания самолетов бизнес-класса.
В отеле ему с радостью помогли. Да, в Белграде есть несколько Интернет-кафе, и все работают допоздна. Декстер перекусил в баре и на такси поехал в ближайшее. Включил любимый поисковик и попросил вывести на экран флаги всех стран.
Конечно, флаг над ангаром на фотографии погибшего репортера был черно-белым, но из трех горизонтальных полос нижняя была очень темной, то есть черной или темно-синей. Декстер поставил на черное.
Проглядывая флаги, он обратил внимание, что на половине из них изображен какой-то предмет или символ. На нужном ему флаге были только полосы. Тем самым поиск наполовину упростился.
С чистыми тремя полосами набралось более двух десятков флагов, но с нижней черной или почти черной — только пять.
На флагах Габона, Нидерландов и Сьерра-Леоне нижняя полоса была темно-синей и на нецветной фотографии могла выглядеть черной. На флагах двух стран, Судана и еще одной, — черной. Но флаг Судана украшал еще и зеленый бриллиант. Вглядываясь в фотографию, Декстер сумел разглядеть четвертую полосу, вертикальную. Она едва просматривалась, но определенно присутствовала.
Одна вертикальная красная полоса у самого флагштока, зеленая, белая и черная — горизонтальные. Зилич стоял на летном поле какого-то аэродрома в Объединенных Арабских Эмиратах.
В ОАЭ даже под декабрьским солнцем у белокожего югослава Петровича мог обгореть нос.
Глава 18
Залив
ОАЭ включает в себя семь эмиратов, но только три, самые большие и богатые, сразу приходят на ум: Дубай, Абу-Даби и Шарджа. Остальные четыре гораздо меньше и практически никому не известны.
Все они расположены на северо-восточной оконечности Аравийского полуострова, треугольнике пустыни, отделяющем Персидский залив на западе от Оманского на востоке. Только один эмират, Эль-Фуджайра, выходит на Оманский залив и, следовательно, к Аравийскому морю. Остальные шесть выстроились друг за другом вдоль западного берега и смотрят на Иран. Аэропорты есть в пяти столицах и в расположенном в пустыне городе-оазисе Эль-Айне.
В Белграде Декстер нашел портретную фотостудию, где повысили четкость фотографии Зорана Зилича и увеличили ее размер с игральной карты до книги.
Пока в студии работали над фотографией, Декстер вернулся в Интернет-кафе и через поисковик получил исчерпывающую информацию об Объединенных Арабских Эмиратах. На следующий день он уже вылетел регулярным рейсом «Японских авиалиний» в Дубай с промежуточной посадкой в Бейруте.
Богатые эмираты живут в основном продажей нефти, хотя в последнее время и пытаются расширить базу своей экономики, развивая туризм и беспошлинную торговлю. Большинство нефтяных месторождений эмиратов расположены на шельфе.
Нефтяные платформы нуждаются в непрерывном подвозе расходуемых материалов, для чего используется целый флот, но персонал обычно доставляют на платформы вертолетом. Так проще и быстрее.
Нефтяные компании, обслуживающие платформы, располагают собственными вертолетами, но в эмиратах есть и чартерные фирмы. В Интернете Декстер нашел адреса и телефоны трех, базировавшихся в Дубае. Американец Альфред Барнс, посетивший одну из них, представился адвокатом. Он выбрал самую маленькую, предположив, что там будут менее всего волноваться из-за соблюдения формальностей, интересуясь исключительно оплатой предоставленных услуг. Он не ошибся.
Офис компании находился рядом с Порт-Рашидом и представлял собой переоборудованный транспортный контейнер. Владелец и главный пилот, англичанин, бывший военный летчик, с трудом сводил концы с концами. В такой ситуации обычно не до формальностей.
— Альфред Барнс, адвокат, — представился Декстер. — У меня проблема, времени в обрез, но большой бюджет.
Экс-капитан английских ВВС вежливо изогнул бровь, ожидая продолжения. Декстер положил фотографию на прижженный сигаретами стол.
— Мой клиент — очень богатый человек, вернее, был им.
— Все потерял? — полюбопытствовал пилот.
— В определенном смысле. Он умер. Моя юридическая фирма занимается исполнением его завещания. Вот этот человек должен получить львиную долю наследства. Только он этого не знает, а мы не можем его найти.
— Я — владелец чартерной компании, а не бюро розыска пропавших людей. И потом, я никогда его не видел.
— Оно и понятно. Но нас больше интересует фон. Присмотритесь внимательно. Это аэропорт или летное поле, так? По последним имеющимся о нем сведениям, он работал в гражданской авиации здесь, в ОАЭ. Если бы я смог идентифицировать аэропорт, то, возможно, мне бы удалось найти и его. Как по-вашему?
Англичанин изучал фон.
— Аэропорты здесь разделены на три зоны: военную, для гражданских авиакомпаний и для частных самолетов. Крыло явно принадлежит самолету бизнес-класса. В Заливе их десятки, скорее сотни. Большинство принадлежит нефтяным компаниям и богатым арабам. Так что вы хотите?
Декстер хотел купить доступ экс-капитана в зоны самолетов бизнес-класса во всех аэропортах. Они сошлись в цене и на поиски положили два дня. Пилот сообщал диспетчеру, что прилетает за клиентом. После шестидесяти минут ожидания клиент, само собой, не появлялся, он вновь выходил на связь с диспетчером, говорил, что дольше ждать не собирается, и улетал.
В Абу-Даби, Дубае и Шардже были гигантские аэропорты, и даже зона для частных самолетов бизнес-класса не шла ни в какое сравнение с изображенной на фотографии. В эмиратах Аджман и Умм-эль-Кайвайн собственных аэропортов не было, оба эмирата располагались в непосредственной близости от аэропорта Шарджи. То есть оставался город в пустыне Эль-Айн, Эль-Фуджайра на юге и наименее известный эмират Рас-эль-Хайма на севере.
Нужный аэропорт они нашли утром второго дня. «Белл джетрейнджер» прострекотал над пустыней и приземлился в Эль-Ка, как называл этот аэропорт англичанин, где они и увидели искомые ангары и флаг над ними.
Декстер, который зафрахтовал самолет на два полных дня, захватил с собой саквояж с вещами. Расплатившись с пилотом сотенными купюрами, спустился на летное поле и проводил взглядом улетевший «Белл». Оглядевшись, понял, что стоит практически на том самом месте, где стоял Сречко Петрович, когда сделал фотографию, стоившую ему жизни. Из административного здания вышел чиновник и взмахами руки показал, что Декстер должен уйти с летного поля.
И он направился к красивому, чистенькому, маленькому зданию, в котором располагались службы таможенного и паспортного контроля для пассажиров, прибывающих в эмират и улетающих из него, независимо от того, воспользовались ли они услугами авиакомпаний или располагали собственным воздушным транспортом. Однако в названный в честь семьи эмира международный аэропорт Эль-Кассими никогда не залетали самолеты всемирно известных авиакомпаний.
На бетоне перед зданием терминала стояли только «Антоновы» и «Туполевы» советского производства да старенький одномоторный биплан «Яковлев». Хвостовое оперение одного из самолетов украшал логотип «Таджикистанских авиалиний». Декстер поднялся в кафе на втором этаже и заказал кофе.
Там же располагалась администрация аэропорта, в том числе и пресс-служба. В маленькой комнатке Декстер нашел молодую женщину, с головы до ног закутанную в черное, так что видимыми оставались только овал лица и кисти рук. Она говорила на сносном английском.
Альфред Барнс превратился в представителя компании, организующей съезды, конгрессы, конференции. Ему хотелось знать, что может предложить Рас-эль-Хайма бизнесменам, решившим провести конференцию в каком-нибудь экзотическом месте. Особо его интересовало, может ли аэропорт обеспечить прием и техническое обслуживание самолетов бизнес-класса, на которых они будут прибывать.
Женщина говорила с ним очень вежливо, но не выдала ни толики важной информации. Все вопросы, касающиеся туризма, следовало адресовать в Министерство туризма, которое располагалось в Коммерческом центре, рядом со Старым городом.
Туда его доставило такси. Только что отстроенный белый куб возвышался в пятистах ярдах от «Хилтона», рядом с новенькой пристанью, к которой могли швартоваться глубоководные корабли.
Мистер Хуссейн эль-Хури, если б его спросили, сказал бы, что он — хороший человек. Однако сие не означало, что он доволен жизнью. Доказывая, что он — хороший, мистер эль-Хури сказал бы, что у него одна жена, но он ее не обижает. Он воспитывал четырех детей, как и полагалось хорошему отцу. Каждую пятницу посещал мечеть и раздавал милостыню в соответствии со своими возможностями.
И, конечно, он мог бы многого достигнуть в жизни. Но Аллах, похоже, не дарил ему своих улыбок. Он оставался одним из клерков Министерства туризма. Сидел в маленькой клетушке рядом с глубоководной гаванью, в которую никто никогда не заглядывал. Но наступил день, когда в дверях возник улыбающийся американец.
Как же он обрадовался. Наконец-то у него хотят что-то спросить, а он получит шанс опробовать в деле свой английский, на который убил многие сотни часов. После нескольких минут обмена любезностями, ну до чего приятно иметь дело с американцем, который знает, что арабы не любят сразу переходить к делу, они согласились, что с неработающим кондиционером и жарой на улице есть смысл воспользоваться такси, которое поджидало американца за порогом и поехать в кофейню «Хилтона».
Удобно устроившись в прохладе кофейни, мистер эль-Хури обратил внимание на то, что американец по-прежнему не спешит перейти к делу. Вот и решил взять инициативу на себя.
— Так чем я могу вам помочь? — спросил он.
— Знаете, мой друг, — говорил американец очень серьезно, — моя жизненная философия такова: мы существуем на этой земле, спасибо нашему всемогущему и милосердному Создателю, для того, чтобы помогать друг другу. И я верю, что прибыл сюда для того, чтобы помочь вам.
Американец начал шарить по карманам. Достал паспорт, несколько сложенных рекомендательных писем, пачку сотенных долларовых банкнот, от толщины которой у мистера эль-Хури перехватило дыхание.
— Вот я и думаю, отчего бы нам не помочь друг другу.
Чиновник не отрывал глаз от долларов.
— Если я что-то могу для вас сделать… — пробормотал он.
— Буду с вами откровенен, мистер эль-Хури. Моя настоящая работа — сбор долгов. Не самая достопочтенная работа, но необходимая. Когда мы что-то покупаем, мы должны за это платить, не так ли?
— Разумеется.
— Есть человек, который время от времени прилетает в ваш аэропорт. На собственном самолете бизнес-класса. Вот этот.
Мистер эль-Хури несколько секунд смотрел на фотографию, потом покачал головой. Взгляд его вернулся к пачке сотенных. Четыре тысячи? Пять? Этого хватит, чтобы дать Фейсалу университетское образование…
— Увы, он не заплатил за самолет. Можно сказать, украл его. Внес аванс, улетел, и больше его не видели. Возможно, он сменил регистрационный номер. А такие самолеты, как вы знаете, дороги. Каждый стоит двадцать миллионов. И настоящие владельцы готовы отблагодарить, и не только на словах, того, кто поможет найти их самолет.
— Но если он сейчас здесь, арестуйте его. Конфискуйте самолет. У нас есть законы…
— Увы, он улетел. Но всякий раз, приземляясь здесь, он оставляет след. В архивах аэропорта Рас-эль-Хаймы. И вы, занимая такой высокий пост, можете заглянуть в эти архивы.
Чиновник носовым платком вытер со лба пот.
— Когда он здесь был, этот самолет?
— В прошлом декабре.
Прежде чем покинуть квартал 23, Декстер узнал у миссис Петрович, что ее сын отсутствовал между 13 и 20 декабря. С учетом того, что Сречко засекли, как только он сделал фотографию, журналист понял, что его заметили, и сразу улетел домой, получалось, что он был в Рас-эль-Хайме 18 декабря. Каким ветром его сюда занесло, Декстер не имел ни малейшего понятия. Наверное, Сречко был очень хорошим или очень удачливым репортером. Кобачу следовало бы взять его на работу.
— К нам прилетает много самолетов, — заметил мистер эль-Хури.
— Мне нужны регистрационные номера и типы всех частных самолетов бизнес-класса, особенно принадлежащих европейцам, которые находились в аэропорту между 15 и 19 декабря. Я думаю, что за эти четыре дня их будет не больше десяти…
Он молил бога, чтобы араб не спросил, как вышло, что он не знает модели самолета, украденного у его работодателей. И чтобы предупредить такой вопрос, начал отсчитывать сотенные:
— В знак моей доброй воли. И моего абсолютного доверия, друг мой. Остальные четыре тысячи получите потом.
На лице араба отражалось сомнение. Ему хотелось получить такие большие деньги, но он боялся, что его с позором выгонят с работы. Американец помог ему справиться с этой дилеммой.
— Я бы никогда не попросил вас сделать что-то такое, что может причинить вред вашей стране. Но этот человек — вор. Взять у него то, что ему не принадлежит, — благое дело. Разве Книга не учит, что те, кто совершает дурные поступки, должны быть наказаны?
Рука мистера эль-Хури накрыла тысячу долларов.
— Я остановлюсь в этом отеле. Попросите соединить вас с мистером Барнсом, когда все узнаете.
Ему позвонили через два дня. Мистер эль-Хури очень серьезно отнесся к роли секретного агента. Воспользовался телефоном-автоматом.
— Это ваш друг, — раздалось в трубке.
— Привет, мой друг, вы хотите меня увидеть? — спросил Декстер.
— Да. Я достал то, что вы просили.
— Здесь или в вашем кабинете?
— Нет. Слишком людно. В «Крепости Аль-Хамра». Ленч.
Диалог не мог быть более подозрительным, если бы их кто-то подслушивал, но Декстер сомневался, что находится под колпаком секретной службы Рас-эль-Хаймы.
Он выписался из отеля и заказал такси. Отель «Крепость Аль-Хамра» находился в десяти милях от города, на берегу моря, ближе к Дубаю. Старинная арабская крепость, превращенная в пятизвездочный отель.
Он прибыл в полдень, слишком рано для ленча. Поэтому устроился в холле и заказал пива, дожидаясь араба. Наконец, в самом начале второго, появился мистер эль-Хури, разгоряченный, вспотевший после стоярдовой прогулки от автомобиля до дверей отеля. Из пяти ресторанов отеля они выбрали ливанский, с салат-баром.
— Возникли проблемы? — спросил Декстер, когда они наполнили тарелки и направились к одному из столиков.
— Нет, — ответил чиновник. — Я объяснил, что мое министерство направляет всем, кто побывал в Рас-эль-Хайме, красочные буклеты с описанием новых курортов, построенных у нас в последние годы.
— Блестящая идея, — Декстер просиял. — Никому не показалось это странным?
— Наоборот. Руководитель диспетчерского центра выдал мне все полетные планы за декабрь и настаивал, чтобы я разослал буклеты и тем, кто побывал в Рас-эль-Хайме в предыдущие одиннадцать месяцев.
— Вы упомянули, что вас особо интересуют европейцы?
— Да, у нас приземлялись только четыре или пять самолетов, не принадлежащих известным нефтяным компаниям. Давайте присядем.
Они устроились за угловым столиком и заказали два стакана пива. Как и многие современные арабы, мистер эль-Хури не считал за грех употребление алкогольных напитков.
Ливанская кухня ему явно нравилась. Тарелку он наполнил с верхом. Протянул Декстеру пачку листов бумаги и принялся за еду.
Декстер углубился в изучение списка, обращая внимание на время прибытия и продолжительность пребывания в аэропорту Эль-Кассими. Дойдя до 15 декабря, начал ставить красным фломастером птички у тех самолетов, которые оставались в аэропорту до 19 декабря. Таких оказалось девять.
Два «Грумман-3» и один «Грумман-4» принадлежали известным американским нефтяным компаниям, «Дассо» и «Фалкон» — французской. Список сократился до четырех.
Владельцем маленького «Лира» был саудовский принц, «Сессны» — мультимиллионер из Бахрейна. Остались два: «Уэствинд» израильского производства, прибывший из Бомбея, и «Хокер-1000», прилетевший из Каира и туда же убывший. Около «Уэствинда» кто-то что-то написал на арабском.
Все они расположены на северо-восточной оконечности Аравийского полуострова, треугольнике пустыни, отделяющем Персидский залив на западе от Оманского на востоке. Только один эмират, Эль-Фуджайра, выходит на Оманский залив и, следовательно, к Аравийскому морю. Остальные шесть выстроились друг за другом вдоль западного берега и смотрят на Иран. Аэропорты есть в пяти столицах и в расположенном в пустыне городе-оазисе Эль-Айне.
В Белграде Декстер нашел портретную фотостудию, где повысили четкость фотографии Зорана Зилича и увеличили ее размер с игральной карты до книги.
Пока в студии работали над фотографией, Декстер вернулся в Интернет-кафе и через поисковик получил исчерпывающую информацию об Объединенных Арабских Эмиратах. На следующий день он уже вылетел регулярным рейсом «Японских авиалиний» в Дубай с промежуточной посадкой в Бейруте.
Богатые эмираты живут в основном продажей нефти, хотя в последнее время и пытаются расширить базу своей экономики, развивая туризм и беспошлинную торговлю. Большинство нефтяных месторождений эмиратов расположены на шельфе.
Нефтяные платформы нуждаются в непрерывном подвозе расходуемых материалов, для чего используется целый флот, но персонал обычно доставляют на платформы вертолетом. Так проще и быстрее.
Нефтяные компании, обслуживающие платформы, располагают собственными вертолетами, но в эмиратах есть и чартерные фирмы. В Интернете Декстер нашел адреса и телефоны трех, базировавшихся в Дубае. Американец Альфред Барнс, посетивший одну из них, представился адвокатом. Он выбрал самую маленькую, предположив, что там будут менее всего волноваться из-за соблюдения формальностей, интересуясь исключительно оплатой предоставленных услуг. Он не ошибся.
Офис компании находился рядом с Порт-Рашидом и представлял собой переоборудованный транспортный контейнер. Владелец и главный пилот, англичанин, бывший военный летчик, с трудом сводил концы с концами. В такой ситуации обычно не до формальностей.
— Альфред Барнс, адвокат, — представился Декстер. — У меня проблема, времени в обрез, но большой бюджет.
Экс-капитан английских ВВС вежливо изогнул бровь, ожидая продолжения. Декстер положил фотографию на прижженный сигаретами стол.
— Мой клиент — очень богатый человек, вернее, был им.
— Все потерял? — полюбопытствовал пилот.
— В определенном смысле. Он умер. Моя юридическая фирма занимается исполнением его завещания. Вот этот человек должен получить львиную долю наследства. Только он этого не знает, а мы не можем его найти.
— Я — владелец чартерной компании, а не бюро розыска пропавших людей. И потом, я никогда его не видел.
— Оно и понятно. Но нас больше интересует фон. Присмотритесь внимательно. Это аэропорт или летное поле, так? По последним имеющимся о нем сведениям, он работал в гражданской авиации здесь, в ОАЭ. Если бы я смог идентифицировать аэропорт, то, возможно, мне бы удалось найти и его. Как по-вашему?
Англичанин изучал фон.
— Аэропорты здесь разделены на три зоны: военную, для гражданских авиакомпаний и для частных самолетов. Крыло явно принадлежит самолету бизнес-класса. В Заливе их десятки, скорее сотни. Большинство принадлежит нефтяным компаниям и богатым арабам. Так что вы хотите?
Декстер хотел купить доступ экс-капитана в зоны самолетов бизнес-класса во всех аэропортах. Они сошлись в цене и на поиски положили два дня. Пилот сообщал диспетчеру, что прилетает за клиентом. После шестидесяти минут ожидания клиент, само собой, не появлялся, он вновь выходил на связь с диспетчером, говорил, что дольше ждать не собирается, и улетал.
В Абу-Даби, Дубае и Шардже были гигантские аэропорты, и даже зона для частных самолетов бизнес-класса не шла ни в какое сравнение с изображенной на фотографии. В эмиратах Аджман и Умм-эль-Кайвайн собственных аэропортов не было, оба эмирата располагались в непосредственной близости от аэропорта Шарджи. То есть оставался город в пустыне Эль-Айн, Эль-Фуджайра на юге и наименее известный эмират Рас-эль-Хайма на севере.
Нужный аэропорт они нашли утром второго дня. «Белл джетрейнджер» прострекотал над пустыней и приземлился в Эль-Ка, как называл этот аэропорт англичанин, где они и увидели искомые ангары и флаг над ними.
Декстер, который зафрахтовал самолет на два полных дня, захватил с собой саквояж с вещами. Расплатившись с пилотом сотенными купюрами, спустился на летное поле и проводил взглядом улетевший «Белл». Оглядевшись, понял, что стоит практически на том самом месте, где стоял Сречко Петрович, когда сделал фотографию, стоившую ему жизни. Из административного здания вышел чиновник и взмахами руки показал, что Декстер должен уйти с летного поля.
И он направился к красивому, чистенькому, маленькому зданию, в котором располагались службы таможенного и паспортного контроля для пассажиров, прибывающих в эмират и улетающих из него, независимо от того, воспользовались ли они услугами авиакомпаний или располагали собственным воздушным транспортом. Однако в названный в честь семьи эмира международный аэропорт Эль-Кассими никогда не залетали самолеты всемирно известных авиакомпаний.
На бетоне перед зданием терминала стояли только «Антоновы» и «Туполевы» советского производства да старенький одномоторный биплан «Яковлев». Хвостовое оперение одного из самолетов украшал логотип «Таджикистанских авиалиний». Декстер поднялся в кафе на втором этаже и заказал кофе.
Там же располагалась администрация аэропорта, в том числе и пресс-служба. В маленькой комнатке Декстер нашел молодую женщину, с головы до ног закутанную в черное, так что видимыми оставались только овал лица и кисти рук. Она говорила на сносном английском.
Альфред Барнс превратился в представителя компании, организующей съезды, конгрессы, конференции. Ему хотелось знать, что может предложить Рас-эль-Хайма бизнесменам, решившим провести конференцию в каком-нибудь экзотическом месте. Особо его интересовало, может ли аэропорт обеспечить прием и техническое обслуживание самолетов бизнес-класса, на которых они будут прибывать.
Женщина говорила с ним очень вежливо, но не выдала ни толики важной информации. Все вопросы, касающиеся туризма, следовало адресовать в Министерство туризма, которое располагалось в Коммерческом центре, рядом со Старым городом.
Туда его доставило такси. Только что отстроенный белый куб возвышался в пятистах ярдах от «Хилтона», рядом с новенькой пристанью, к которой могли швартоваться глубоководные корабли.
Мистер Хуссейн эль-Хури, если б его спросили, сказал бы, что он — хороший человек. Однако сие не означало, что он доволен жизнью. Доказывая, что он — хороший, мистер эль-Хури сказал бы, что у него одна жена, но он ее не обижает. Он воспитывал четырех детей, как и полагалось хорошему отцу. Каждую пятницу посещал мечеть и раздавал милостыню в соответствии со своими возможностями.
И, конечно, он мог бы многого достигнуть в жизни. Но Аллах, похоже, не дарил ему своих улыбок. Он оставался одним из клерков Министерства туризма. Сидел в маленькой клетушке рядом с глубоководной гаванью, в которую никто никогда не заглядывал. Но наступил день, когда в дверях возник улыбающийся американец.
Как же он обрадовался. Наконец-то у него хотят что-то спросить, а он получит шанс опробовать в деле свой английский, на который убил многие сотни часов. После нескольких минут обмена любезностями, ну до чего приятно иметь дело с американцем, который знает, что арабы не любят сразу переходить к делу, они согласились, что с неработающим кондиционером и жарой на улице есть смысл воспользоваться такси, которое поджидало американца за порогом и поехать в кофейню «Хилтона».
Удобно устроившись в прохладе кофейни, мистер эль-Хури обратил внимание на то, что американец по-прежнему не спешит перейти к делу. Вот и решил взять инициативу на себя.
— Так чем я могу вам помочь? — спросил он.
— Знаете, мой друг, — говорил американец очень серьезно, — моя жизненная философия такова: мы существуем на этой земле, спасибо нашему всемогущему и милосердному Создателю, для того, чтобы помогать друг другу. И я верю, что прибыл сюда для того, чтобы помочь вам.
Американец начал шарить по карманам. Достал паспорт, несколько сложенных рекомендательных писем, пачку сотенных долларовых банкнот, от толщины которой у мистера эль-Хури перехватило дыхание.
— Вот я и думаю, отчего бы нам не помочь друг другу.
Чиновник не отрывал глаз от долларов.
— Если я что-то могу для вас сделать… — пробормотал он.
— Буду с вами откровенен, мистер эль-Хури. Моя настоящая работа — сбор долгов. Не самая достопочтенная работа, но необходимая. Когда мы что-то покупаем, мы должны за это платить, не так ли?
— Разумеется.
— Есть человек, который время от времени прилетает в ваш аэропорт. На собственном самолете бизнес-класса. Вот этот.
Мистер эль-Хури несколько секунд смотрел на фотографию, потом покачал головой. Взгляд его вернулся к пачке сотенных. Четыре тысячи? Пять? Этого хватит, чтобы дать Фейсалу университетское образование…
— Увы, он не заплатил за самолет. Можно сказать, украл его. Внес аванс, улетел, и больше его не видели. Возможно, он сменил регистрационный номер. А такие самолеты, как вы знаете, дороги. Каждый стоит двадцать миллионов. И настоящие владельцы готовы отблагодарить, и не только на словах, того, кто поможет найти их самолет.
— Но если он сейчас здесь, арестуйте его. Конфискуйте самолет. У нас есть законы…
— Увы, он улетел. Но всякий раз, приземляясь здесь, он оставляет след. В архивах аэропорта Рас-эль-Хаймы. И вы, занимая такой высокий пост, можете заглянуть в эти архивы.
Чиновник носовым платком вытер со лба пот.
— Когда он здесь был, этот самолет?
— В прошлом декабре.
Прежде чем покинуть квартал 23, Декстер узнал у миссис Петрович, что ее сын отсутствовал между 13 и 20 декабря. С учетом того, что Сречко засекли, как только он сделал фотографию, журналист понял, что его заметили, и сразу улетел домой, получалось, что он был в Рас-эль-Хайме 18 декабря. Каким ветром его сюда занесло, Декстер не имел ни малейшего понятия. Наверное, Сречко был очень хорошим или очень удачливым репортером. Кобачу следовало бы взять его на работу.
— К нам прилетает много самолетов, — заметил мистер эль-Хури.
— Мне нужны регистрационные номера и типы всех частных самолетов бизнес-класса, особенно принадлежащих европейцам, которые находились в аэропорту между 15 и 19 декабря. Я думаю, что за эти четыре дня их будет не больше десяти…
Он молил бога, чтобы араб не спросил, как вышло, что он не знает модели самолета, украденного у его работодателей. И чтобы предупредить такой вопрос, начал отсчитывать сотенные:
— В знак моей доброй воли. И моего абсолютного доверия, друг мой. Остальные четыре тысячи получите потом.
На лице араба отражалось сомнение. Ему хотелось получить такие большие деньги, но он боялся, что его с позором выгонят с работы. Американец помог ему справиться с этой дилеммой.
— Я бы никогда не попросил вас сделать что-то такое, что может причинить вред вашей стране. Но этот человек — вор. Взять у него то, что ему не принадлежит, — благое дело. Разве Книга не учит, что те, кто совершает дурные поступки, должны быть наказаны?
Рука мистера эль-Хури накрыла тысячу долларов.
— Я остановлюсь в этом отеле. Попросите соединить вас с мистером Барнсом, когда все узнаете.
Ему позвонили через два дня. Мистер эль-Хури очень серьезно отнесся к роли секретного агента. Воспользовался телефоном-автоматом.
— Это ваш друг, — раздалось в трубке.
— Привет, мой друг, вы хотите меня увидеть? — спросил Декстер.
— Да. Я достал то, что вы просили.
— Здесь или в вашем кабинете?
— Нет. Слишком людно. В «Крепости Аль-Хамра». Ленч.
Диалог не мог быть более подозрительным, если бы их кто-то подслушивал, но Декстер сомневался, что находится под колпаком секретной службы Рас-эль-Хаймы.
Он выписался из отеля и заказал такси. Отель «Крепость Аль-Хамра» находился в десяти милях от города, на берегу моря, ближе к Дубаю. Старинная арабская крепость, превращенная в пятизвездочный отель.
Он прибыл в полдень, слишком рано для ленча. Поэтому устроился в холле и заказал пива, дожидаясь араба. Наконец, в самом начале второго, появился мистер эль-Хури, разгоряченный, вспотевший после стоярдовой прогулки от автомобиля до дверей отеля. Из пяти ресторанов отеля они выбрали ливанский, с салат-баром.
— Возникли проблемы? — спросил Декстер, когда они наполнили тарелки и направились к одному из столиков.
— Нет, — ответил чиновник. — Я объяснил, что мое министерство направляет всем, кто побывал в Рас-эль-Хайме, красочные буклеты с описанием новых курортов, построенных у нас в последние годы.
— Блестящая идея, — Декстер просиял. — Никому не показалось это странным?
— Наоборот. Руководитель диспетчерского центра выдал мне все полетные планы за декабрь и настаивал, чтобы я разослал буклеты и тем, кто побывал в Рас-эль-Хайме в предыдущие одиннадцать месяцев.
— Вы упомянули, что вас особо интересуют европейцы?
— Да, у нас приземлялись только четыре или пять самолетов, не принадлежащих известным нефтяным компаниям. Давайте присядем.
Они устроились за угловым столиком и заказали два стакана пива. Как и многие современные арабы, мистер эль-Хури не считал за грех употребление алкогольных напитков.
Ливанская кухня ему явно нравилась. Тарелку он наполнил с верхом. Протянул Декстеру пачку листов бумаги и принялся за еду.
Декстер углубился в изучение списка, обращая внимание на время прибытия и продолжительность пребывания в аэропорту Эль-Кассими. Дойдя до 15 декабря, начал ставить красным фломастером птички у тех самолетов, которые оставались в аэропорту до 19 декабря. Таких оказалось девять.
Два «Грумман-3» и один «Грумман-4» принадлежали известным американским нефтяным компаниям, «Дассо» и «Фалкон» — французской. Список сократился до четырех.
Владельцем маленького «Лира» был саудовский принц, «Сессны» — мультимиллионер из Бахрейна. Остались два: «Уэствинд» израильского производства, прибывший из Бомбея, и «Хокер-1000», прилетевший из Каира и туда же убывший. Около «Уэствинда» кто-то что-то написал на арабском.