Страница:
Но только если они настоящие. Необработанные алмазы не блестят как ограненные и полированные камни в конце процесса обработки. Они похожи на тусклые кусочки стекла с молочной непрозрачной поверхностью. Но оценщик со средним опытом и способностями никогда не спутает их со стеклом.
У настоящих алмазов совершенно явственная мыльная поверхность, и они не способны удерживать воду. Если в воду окунуть кусочек стекла, капельки воды останутся на его поверхности в течение нескольких секунд, а у алмаза они тут же скатываются, и камень остается совершенно сухим.
Более того, под увеличительным стеклом можно различить трехгранную кристаллографию на поверхности алмаза. Южноафриканец рассматривал камни именно с этих позиций, чтобы убедиться, что они не являются кусочками бутылочного стекла, обработанными пескоструйкой или другого основного заменителя — кубической двуокиси циркония.
Прямо перед собой он видел купол Капитолия штата Техас, второй по величине в Америке после Капитолия в Вашингтоне, сверкающий в лучах позднего утреннего солнца. Конечно, людей могло бы быть и больше, принимая во внимание широкую оплаченную рекламную кампанию, начатую перед этим важным мероприятием, но средства массовой информации — местной, штата и всей страны — были представлены широко, и это его радовало.
Он поднял обе руки, как победивший боксер, в ответ на гром аплодисментов клакеров. Он начал как только смолкли аплодисменты, когда было объявлено о его выступлении. Поскольку скандирование девушек продолжалось, присутствующие чувствовали себя обязанными присоединиться к приветствию. Он покачал головой, довольно убедительно изображая, что не верит, что такая честь оказана ему. Затем он поднял обе руки вверх ладонями к публике, как бы показывая, что простой младший сенатор из Оклахомы не заслуживает такой овации.
Когда приветственный шум утих, он взял микрофон и начал свое выступление. Никаких бумажек у него не было, так как он отрепетировал свою речь несколько раз с тех пор, как получил приглашение начать новое движение, которое скоро пойдет по всей стране, и стать его лидером.
— Друзья мои, американцы, где бы вы ни были!
Хотя эта аудитория состояла в основном из техасцев, он надеялся, что с помощью телевидения она намного расширится. — Мы можем проживать в различных частях этой великой страны, принадлежать к различным слоям общества, иметь различные надежды, опасения и устремления. Но в одном мы едины, где бы мы ни были и чем бы ни занимались, все мы — мужчины, женщины и дети — патриоты этой великой страны...
Не согласиться с этим заявлением было невозможно, о чем свидетельствовало общее одобрение.
— Более всего мы сходимся в одном, мы хотим, чтобы наша страна была сильной... — Шум одобрения возрос, — и гордой. — Публика в экстазе.
Он говорил в течение часа. В соответствии со вкусами телекомпании его выступление займет от тридцати секунд до одной минуты в вечерних программах по всей стране. Когда он закончил и сел, и легкий ветерок слегка шевелил его белоснежные и высушенные феном волосы над загаром скотопромышленника, движению «Граждане за сильную Америку» (ГСА) было действительно положено начало.
В общих чертах целью движения было возродить национальную гордость и честь с позиций силы — мысль о том, что они никогда заметно не вырождались, никому не пришла в голову, — и, особенно, ГСА будет выступать против Нэнтакетского договора и требовать, чтобы Конгресс отказался от него.
Противник гордости и чести с позиции силы был четко и неопровержимо определен — это был коммунизм, то есть социализм, который проявлялся, начиная от медицинского обслуживания «Медикэйд» до вэлферовских купонов и увеличения налогов. Те попутчики коммунизма, которые пытаются на нижних уровнях обманом уговорить американский народ согласиться на контроль над вооружением, не были указаны конкретно, но можно было понять, кто имеется в виду. Кампания будет проводиться на всех уровнях — региональные офисы, наборы информационной литературы с расчетом на средства массовой информации, лоббизм на уровнях штатов и всей страны, публичные выступления истинных патриотов, которые будут говорить против договора и его создателя, — явный намек на убитого горем человека в Белом доме.
К тому времени, когда присутствующих пригласили отведать мяса на вертеле, лотки с которым были разбросаны по парку и оплачены местным филантропом и патриотом, план «Крокетт», — вторая кампания, нацеленная на дестабилизацию Джона Кормэка вплоть до отставки, — начал претворяться в жизнь.
Куинн и сын президента провели в камере спокойную ночь. По настоянию Куинна юноша разместился на койке, но не мог спать. Куинн сидел на полу, привалившись спиной к стене. Он мог бы подремать, если бы не вопросы Саймона.
— Мистер Куинн?
— Давайте просто Куинн.
— А вы видели моего отца? Лично?
— Конечно. Это он рассказал мне о тетушке Эмилии и... мистера Споте.
— Как он выглядел?
— Хорошо. Конечно, он волновался, это было как раз после похищения.
— А маму вы видели?
— Нет, у нее был врач Белого дома. Она была обеспокоена, но, в общем, чувствовала себя нормально.
— А они знают, что со мной все в порядке?
— Два дня назад я сообщил им, что ты жив. Попытайся заснуть.
— О'кей... как вы думаете, когда мы выберемся отсюда?
— Зависит от многих факторов. Думаю, что утром они скроются. Если они позвонят в полицию через двенадцать часов, то она будет здесь через несколько минут. Это зависит от Зэка.
— Зэк? Это их главарь?
— Да.
В два часа утра у юноши, пребывавшего в огромном напряжении, кончились вопросы и он заснул. Куинн не спал, пытаясь определить приглушенные звуки, раздававшиеся наверху. Было почти четыре часа утра, когда в дверь громко постучали три раза. Саймон спустил ноги с койки и прошептал: «Капюшоны». Они натянули капюшоны, чтобы не видеть похитителей. Зэк вошел в камеру с двумя людьми, каждый из которых держал наручники. Он кивнул в сторону пленников. Их развернули и надели наручники, так что руки у них были скованы за спиной.
Пленники не знали, что проверка алмазов закончилась еще до полуночи к полному удовлетворению Зэка и его сообщников. Все четверо провели ночь, осматривая помещение снизу доверху. Все поверхности, на которых могли остаться отпечатки пальцев, были вытерты и все мыслимые следы пребывания уничтожены. Они не взяли на себя труд вынести из камеры привинченную к полу койку или цепь, которой Саймон был прикован к ней свыше трех недель. Их не заботило то, что кто-то придет когда-нибудь сюда и установит, что здесь находилось убежище похитителей, а скорее, чтобы эти люди не смогли определить, кто же были похитители.
Саймона Кормэка освободили от цепи, и их обоих повели наверх, через дом и в гараж. «Вольво» ждала их. Ее багажник был забит вещами похитителей, так что свободного места не оставалось. Куинна посадили на заднее сиденье, а затем положили на пол и накрыли одеялом. Ему было неудобно, но он был настроен оптимистично.
Если бы похитители намеревались убить их обоих, лучшим местом для этого была бы камера. Он предлагал оставить их в камере с тем, чтобы после звонка из-за границы их бы освободила полиция. Но явно этого не будет. Он правильно решил, что похитители не хотят, чтобы их убежище было раскрыто, по крайней мере сейчас. Так что он лежал, свернувшись на полу машины, и старался дышать как можно лучше через толстый капюшон.
Он почувствовал давление подушек над ним, когда Саймона Кормэка уложили на заднее сиденье. Его также накрыли одеялом. Двое самых маленьких похитителей сели на край заднего сиденья, за их спинами находилась худая фигура Саймона, а ноги стояли на Куинне. Гигант сел рядом с водителем, а Зэк сел за руль.
По его команде все четверо стащили маски и тренировочные костюмы и выбросили их через окно машины на пол гаража. Зэк завел мотор и привел в действие механизм управления воротами гаража. Он выехал задом на дорогу, закрыл ворота, развернулся и поехал. Машину никто не видел. Было еще темно, до рассвета оставалось два с половиной часа.
Машина ехала на постоянной скорости около двух часов. Куинн не представлял, где он находится и куда его везут. Наконец (позже будет установлено, что это случилось почти в шесть тридцать утра) машина остановилась. Во время поездки никто не проронил ни слова. Все сидели прямо в костюмах деловых людей, в галстуках и молчали. Когда они остановились, Куинн услышал, как открылась задняя дверь, и две пары ног убрались с его тела. Кто-то вытащил его за ноги из машины. Его скованные руки почувствовали влажную траву, он понял, что находится где-то на заросшей травой обочине. Он стал на колени, а затем поднялся на ноги. Он слышал, как два человека усаживались на заднее сиденье и как за ними захлопнулась дверца.
— Зэк, — крикнул он, — как насчет мальчика? Зэк стоял на дороге около открытой дверцы водителя и смотрел на него поверх крыши «вольво».
— Через десять миль по дороге, — на той же стороне, что и ты.
Послышалось урчание мощного двигателя и скрежет гравия под колесами.
Затем машина уехала. Куинн почувствовал холодок ноябрьского утра через рубашку. Как только машина уехала, он приступил к работе.
Тяжелый труд на винограднике держал его в форме. Бедра его были узкими, как у человека лет на пятнадцать моложе него, а руки были длинными. Когда на него надевали наручники, он напряг жилы на кистях с тем, чтобы когда он расслабит их, между наручниками и руками образовалось пространство. Спустив наручники как можно ближе к кистям за спиной, он просунул зад между руками. Затем он сел на траву и подтянул руки под колени, сбросил ботинки и пропустил одну за другой ноги через скованные руки. Теперь, когда кисти рук были перед ним, он сорвал капюшон.
Дорога была длинная, прямая, узкая и совершенно пустынная в предрассветной полутьме. Он вдохнул полной грудью прохладный чистый воздух и огляделся вокруг, надеясь увидеть какое-нибудь человеческое жилье. Вокруг ничего не было. Он натянул ботинки, встал и побежал трусцой в том направлении, куда уехала машина.
Через две мили он увидел слева гараж, небольшое здание со старомодными ручными насосами и небольшой конторой. Тремя ударами ноги он сорвал дверь с петель и обнаружил телефон на полочке за креслом заправщика. Он поднял трубку двумя руками, приложил ухо, чтобы удостовериться есть ли гудок, положил ее на стол и набрал сначала код Лондона — 01, а затем номер горячей линии в кенсиштонской квартире.
В Лондоне за три секунды началось смятение. Британский инженер на телефонной станции в Кенсингтоне выскочил из кресла и начал искать ключ к передающему номеру. На это ушло девять секунд.
В подвале американского посольства дежурный офицер электронной разведки закричал, когда перед ним загорелась красная лампочка, а в наушниках послышался звонок телефона. Кевин Браун, Пэтрик Сеймур и Лу Коллинз вскочили с коек, на которых дремали, и прибежали на пост прослушивания.
— Переведите звук на настенные динамики, — коротко приказал Сеймур.
В квартире Сэм Сомервиль дремала на диване, на котором любил лежать Куинн, так как телефон горячей линии стоял рядом. В одном из кресел спал МакКри. Это была их вторая ночь.
Когда телефон зазвонил, Сэм тут же проснулась, но две секунды не могла разобраться, какой же аппарат звонит. Мигающая красная лампочка подсказала ей. На третьем звонке она подняла трубку.
— Да?
— Сэм?
Глубокий голос на другом конце провода нельзя было не узнать. — Куинн? — спросила она, — у вас все в порядке?
— Плевать на Куинна, — кипятился Браун в подвале, — что с мальчиком?
— Все хорошо. Меня отпустили. Саймона должны освободить вот-вот, может быть уже освободили, но дальше по дороге.
— Куинн, где вы находитесь?
— Не знаю. Это старый гараж на большом куске дороги, номер на телефонном аппарате нельзя прочесть.
— Чертов номер, — сказал инженер на кенсингтонской станции. — Ага, вот он. Семь, четыре, пять, ноль, один.
Его коллега уже говорил с Найджелом Крэмером, который провел ночь в Скотланд-Ярде.
— Где он, черт его возьми? — прошипел он.
— Подождите немного... вот, заправка у Таббз-кросс на А-421 между Фенни-Стратфорд и Бакингемом.
В тот самый момент Куинн увидел квитанцию гаража, на которой был адрес. Он передал его Сэм. Через несколько секунд телефон замолчал. Сэм и Данкен МакКри выбежали на улицу, где Лу Коллинз оставил машину ЦРУ на случай, если им понадобится транспорт. Затем они помчались. Вел машину МакКри, а Сэм указывала путь по карте.
Найджел Крэмер и шесть офицеров выехали из Скотланд-Ярда на двух полицейских машинах. Под вой сирен они проехали по Уайтхоллу и Моллу, свернули на Парк Лэйн и помчались по дороге на север из Лондона. В это же самое время два больших лимузина вылетели из Гроувенор-сквер. В них были Кевин Браун, Лу Коллинз, Патрик Сеймур и шесть агентов ФБР, приехавших с Брауном из Вашингтона.
Дорога А-421 между Фенни-Стратфорд и городком Ба-кингэм, расположенном в двенадцати милях к западу, почти прямая, на ней нет городков или деревень, она проходит по равнине, на которой растут редкие группы деревьев. Куинн упорно бежал трусцой вслед за уехавшей машиной.
Через серые тучи начал пробиваться первый свет дня. Видимость неуклонно улучшалась и вскоре достигла трехсот ярдов. Именно тогда он увидел худенькую фигуру, бегущую к нему в сумраке, и услышал рев моторов сзади, быстро настигавший его. Он обернулся — машина британской полиции, одна из двух, два черных американских лимузина перед ними, а сзади машина ЦРУ без опознавательных знаков. В первой машине заметили его и стали тормозить. Из-за узкой дороги остальные машины тоже сбросили скорость.
Никто в машинах не видел небольшую фигурку, бегущую по дороге по направлению к ним. Саймон Кормэк также умудрился переместить свои руки из-за спины вперед. Он уже пробежал пять миль, в то время как Куинн четыре с половиной. Но он никуда не звонил. Ослабленный за время заточения и ошалевший от свободы, он бежал медленно, покачиваясь из стороны в сторону. Первая машина поравнялась с Куинном.
Где мальчик? — проревел Браун с переднего сиденья.
Из красно-белой полицейской машины выскочил Найджел Крэмер и прокричал тот же вопрос. Куинн остановился, глотнул воздуха и кивнул вперед на дорогу.
— Там, — проговорил он, задыхаясь.
И тогда они увидели его. Группа американцев и британских полицейских, вылезших из машин, побежали навстречу фигурке, находящейся в двухстах ярдах от них. Машина МакКри и Сэм остановилась сзади Куинна.
Куинн остановился, больше он уже ничего не мог сделать. Он почувствовал, как Сэм подбежала сзади и схватила его за руку. Она сказала что-то, он никогда не смог вспомнить потом, что именно.
Видя, что спасители приближаются, Саймон Кормэк замедлил бег и почти уже не бежал. Меньше ста ярдов отделяло его от офицеров полиции, когда он погиб.
Четверо из видевших это, опытные люди, которых трудно шокировать, были вынуждены пройти курс лечения после этого. Они рассказывали, как фигуру юноши подняло и швырнуло на двадцать ярдов по направлению к ним как тряпичную куклу. Сначала она летела, а затем отскочила от земли и покатилась в виде искореженного набора разъединенных конечностей. Все почувствовали взрывную волну.
Вспоминая об этом, большинство людей соглашались с тем, что, казалось, все происходило как при замедленной съемке во время и после убийства. Воспоминания поступали отрывками и кусками, и терпеливые следователи выслушивали все, записывали эти отрывки и куски, пока у них не выстраивалась картина, отдельные части которой перекрывали друг друга.
Найджел Крэмер, застывший как камень и бледный как полотно, без конца повторял: «Боже мой! Боже мой!». Агент ФБР, мормон, упал на колени на обочине и начал молиться. Сэм Сомервиль вскрикнула, уткнулась лицом в спину Куинна и зарыдала. За ними Данкен МакКри стоял на коленях, наклонив голову над канавой. Руки его, поддерживающие вес тела, были глубоко в воде. Его ужасно рвало.
Как потом говорили, Куинн, которого обогнала основная группа, но видевший все, что произошло на дороге, стоял неподвижно, качая головой, как бы не веря случившемуся, и бормотал: «Нет... нет... нет».
Первым, нарушившим ужасный шок и неподвижность, был седой сержант британской полиции. Он пошел к изувеченному телу, лежавшему в шестидесяти ярдах. За ним двинулись несколько агентов ФБР вместе с бледным и трясущимся Кевином Брауном, за ними Найджел Крэмер и еще несколько человек из Скотланд-Ярда. Все молча смотрели на тело. Но затем сказали свое слово их профессия и подготовка.
— Очистите местность, пожалуйста, — сказал Найджел Крэмер таким тоном, что никто и не подумал возражать. — Двигайтесь очень осторожно.
Все пошли обратно к машинам.
— Сержант, свяжитесь с Ярдом, я хочу, чтобы специальная команда прибыла сюда вертолетом в течение часа. Лучшие фотографы, эксперты, самая лучшая команда, какая есть в Фулеме. А вы, — он обернулся к агентам во второй машине, — поезжайте вперед, а затем назад. Блокируйте дорогу.
Поднимите местную полицию. Я хочу, чтобы заграждения были поставлены за гаражом и до самого Бакингэма. Никто не имеет права выезжать на эту дорогу до особого уведомления или без моего разрешения.
Офицеры, которым нужно было закрыть часть дороги, находящуюся за телом, должны были идти пешком по полю, чтобы не наступить на осколки, а затем бежать по дороге, чтобы направить обратно приближающиеся машины.
Вторая полицейская машина помчалась на восток к гаражу, чтобы заблокировать дорогу на другом конце. Первую машину использовали для радиосвязи.
В течение шестидесяти минут полиция из Бакингэма на западе и Блетчли на востоке полностью перекроет дорогу стальными барьерами. Множество местных полицейских рассыплются веером по полям, чтобы не пропустить любопытных, намеревающихся пройти через поле. По крайней мере на некоторое время здесь не будет прессы. Они могли перекрыть дорогу под предлогом лопнувшей водопроводной трубы, этого будет достаточно, чтобы отвадить местных репортеров из городка.
Через пятьдесят минут первый вертолет полиции метрополии завис над полем и, направляемый по радио из полицейской машины, высадил на дорогу позади автомобилей небольшого человека, похожего на птицу, по имени доктор Барнард, старшего специалиста по взрывчатым веществам столичной полиции и человека, который из-за серии взрывов, устроенных Ирландской республиканской армией в Англии, исследовал больше таких сцен, чем ему хотелось бы. Кроме своего «мешка с фокусами», как он любил называть его, он привез устрашающую репутацию.
Про доктора Барнарда говорили, что по крохотным частицам, которые еле видно в увеличительное стекло, он способен восстановить бомбу с такой степенью точности, что мог назвать фабрику, где сделаны ее компоненты, и человека, который ее собрал. Он слушал Найджела Крэ-мера несколько минут, кивнул головой и отдал распоряжение дюжине людей, вылезших из второго и третьего вертолетов, — бригаде из лаборатории судебных экспертиз в Фу-леме.
Они деловито начали свою работу, и машина посткриминальной науки закрутилась.
Задолго до всего этого Кевин Браун, осмотрев тело Саймона Кормэка, вернулся к тому месту, где все еще стоял Куинн. Он был серый от шока и гнева.
— Ты ублюдок, — прорычал он. Оба они были высокими и смотрели друг другу в глаза. — Это твоя вина! Так или иначе ты это сделал, и я заставлю тебя заплатить за это!
Удар застал врасплох двух молодых агентов ФБР, стоявших рядом с Брауном. Они схватили его за руки и пытались успокоить. Возможно, Куинн видел готовящийся удар, но не сделал попытки увернуться. С руками все еще в наручниках он принял удар прямо в челюсть. Это заставило его покачнуться назад, а затем он стукнулся головой о крышу машины сзади него и упал без сознания.
— Положите его в машину, — прорычал Браун, когда самообладание вернулось к нему.
— У Крэмера не было возможности задержать американскую группу. Сеймур и Коллинз обладали дипломатической неприкосновенностью, и через пятнадцать минут он разрешил им вернуться в Лондон в двух машинах, предупредив, что ему будет нужен Куинн, не обладающий дипломатическим статусом, чтобы он сделал подробное заявление в Лондоне. Сеймур дал слово, что Куинн будет им предоставлен. Когда они уехали, Крэмер воспользовался телефоном в гараже, чтобы позвонить сэру Гарри Марриоту домой и сообщить последние новости. Этот телефон был более надежен, чем частоты полицейской радиостанции.
Министр был потрясен до глубины души, но он оставался политиком.
— Мистер Крэмер, были ли мы в лице британских властей каким-либо образом вовлечены в это дело?
— Нет, господин министр. С того момента, как Куинн выбежал из квартиры, это стало исключительно его делом. Он поступал как хотел, не вовлекая ни нас, ни его людей. Он хотел играть в одиночку, и проиграл.
— Понятно, — сказал министр внутренних дел. — Я должен немедленно сообщить об этом премьер-министру. О всех аспектах. — Он имел в виду, что британские власти не имели ничего общего с этим происшествием.
— Во что бы то ни стало, не сообщайте ничего средствам массовой информации в настоящий момент. В крайнем случае мы сможем сказать, что Саймон Кормэк был найден убитым. Но не сейчас. И, конечно, держите меня в курсе всех дел, сколь бы мелкими они ни были.
— Но как? Почему? Бога ради, зачем?
— Мы не знаем, сэр, — сказал голос из Лондона.
— Мальчика отпустили живым и здоровым. Он бежал к нам и был уже в девяноста ярдах от нас, когда это произошло. Мы даже не знаем пока, что же это было. Но он мертв, господин вице-президент.
В течение часа был собран комитет. Каждый член комитета был в шоке, узнав о происшедшем. Встал вопрос: кто сообщит об этом президенту. Эта задача выпала на долю Майкла Оделла, председателя комитета и человека, которого президент Кормэк просил: «Верните мне моего сына» всего двадцать четыре дня назад. С тяжелым сердцем шел он из Западного крыла к резиденции президента.
Президента Кормэка не нужно было будить. За последние три с половиной недели он спал мало, часто просыпаясь в предрассветной темноте, и ходил по своему личному кабинету, пытаясь сконцентрироваться на государственных документах. Узнав, что вице-президент находится внизу и хочет видеть его, президент Кормэк прошел в Желтый Овальный Кабинет и сказал, что встретит Оделла здесь.
Желтый Овальный Кабинет на втором этаже — это просторная комната для приемов, расположенная между кабинетом и залом Договоров. За ее окнами, выходящими на Южный газон, находится Балкон Трумэна. Оба они расположены в геометрическом центре Белого дома, под куполом и прямо над Южным Портиком.
Вошел Оделл. Президент Кормэк находился в центре комнаты и смотрел на него. Оделл молчал. Выражение ожидания исчезло с лица президента.
— Ну, Майкл, — сказал он мрачно.
— Он... его... Саймона нашли. К сожалению, он мертв.
Президент Кормэк не пошевелился, ни один мускул не дрогнул на его лице. Голос его был ровный, ясный, но без эмоций.
— Оставьте меня одного, пожалуйста.
Оделл повернулся и вышел в Центральный Зал. Он закрыл за собой дверь и пошел к лестнице. Сзади он услышал крик, как кричит раненое животное от смертельной боли. Он вздрогнул и продолжал идти.
В конце зала был агент секретной службы Лепинский, сидевший за столом, стоящим у стены. В руках у него была телефонная трубка.
— Это премьер-министр Англии, господин вице-президент.
— Хорошо, я поговорю. Алло, это вице-президент Майкл Оделл. Да, госпожа премьер-министр, я только что сообщил ему. Нет, мадам, сейчас он не будет говорить по телефону. Никаких звонков.
Пауза.
— Я понимаю, — тихо сказала она. — У вас есть карандаш и бумага?
Оделл кивнул Ленинскому, который протянул ему журнал дежурств. Оделл записал то, что ему сказали.
Президент Кормэк получил эту записку в тот час, когда большинство вашингтонцев, не зная о том, что случилось, пили первую чашку кофе. Он был все еще в шелковом халате в своем кабинете и смотрел на серое утро, начинавшееся за окнами. Его жена спала, позже она проснется и узнает все. Он кивнул уходящему слуге и раскрыл записку, написанную на листе из журнала Лепинского.
Там было сказано: «Вторая книга Царств, Глава 18, стих 33».
У настоящих алмазов совершенно явственная мыльная поверхность, и они не способны удерживать воду. Если в воду окунуть кусочек стекла, капельки воды останутся на его поверхности в течение нескольких секунд, а у алмаза они тут же скатываются, и камень остается совершенно сухим.
Более того, под увеличительным стеклом можно различить трехгранную кристаллографию на поверхности алмаза. Южноафриканец рассматривал камни именно с этих позиций, чтобы убедиться, что они не являются кусочками бутылочного стекла, обработанными пескоструйкой или другого основного заменителя — кубической двуокиси циркония.
***
Пока южноафриканец исследовал алмазы, сенатор Беннет Р. Хэпгуд взошел на трибуну, построенную специально для этого случая на территории Хэнкок-центра на открытом воздухе в сердце Остина, и с удовлетворением оглядел толпу собравшихся.Прямо перед собой он видел купол Капитолия штата Техас, второй по величине в Америке после Капитолия в Вашингтоне, сверкающий в лучах позднего утреннего солнца. Конечно, людей могло бы быть и больше, принимая во внимание широкую оплаченную рекламную кампанию, начатую перед этим важным мероприятием, но средства массовой информации — местной, штата и всей страны — были представлены широко, и это его радовало.
Он поднял обе руки, как победивший боксер, в ответ на гром аплодисментов клакеров. Он начал как только смолкли аплодисменты, когда было объявлено о его выступлении. Поскольку скандирование девушек продолжалось, присутствующие чувствовали себя обязанными присоединиться к приветствию. Он покачал головой, довольно убедительно изображая, что не верит, что такая честь оказана ему. Затем он поднял обе руки вверх ладонями к публике, как бы показывая, что простой младший сенатор из Оклахомы не заслуживает такой овации.
Когда приветственный шум утих, он взял микрофон и начал свое выступление. Никаких бумажек у него не было, так как он отрепетировал свою речь несколько раз с тех пор, как получил приглашение начать новое движение, которое скоро пойдет по всей стране, и стать его лидером.
— Друзья мои, американцы, где бы вы ни были!
Хотя эта аудитория состояла в основном из техасцев, он надеялся, что с помощью телевидения она намного расширится. — Мы можем проживать в различных частях этой великой страны, принадлежать к различным слоям общества, иметь различные надежды, опасения и устремления. Но в одном мы едины, где бы мы ни были и чем бы ни занимались, все мы — мужчины, женщины и дети — патриоты этой великой страны...
Не согласиться с этим заявлением было невозможно, о чем свидетельствовало общее одобрение.
— Более всего мы сходимся в одном, мы хотим, чтобы наша страна была сильной... — Шум одобрения возрос, — и гордой. — Публика в экстазе.
Он говорил в течение часа. В соответствии со вкусами телекомпании его выступление займет от тридцати секунд до одной минуты в вечерних программах по всей стране. Когда он закончил и сел, и легкий ветерок слегка шевелил его белоснежные и высушенные феном волосы над загаром скотопромышленника, движению «Граждане за сильную Америку» (ГСА) было действительно положено начало.
В общих чертах целью движения было возродить национальную гордость и честь с позиций силы — мысль о том, что они никогда заметно не вырождались, никому не пришла в голову, — и, особенно, ГСА будет выступать против Нэнтакетского договора и требовать, чтобы Конгресс отказался от него.
Противник гордости и чести с позиции силы был четко и неопровержимо определен — это был коммунизм, то есть социализм, который проявлялся, начиная от медицинского обслуживания «Медикэйд» до вэлферовских купонов и увеличения налогов. Те попутчики коммунизма, которые пытаются на нижних уровнях обманом уговорить американский народ согласиться на контроль над вооружением, не были указаны конкретно, но можно было понять, кто имеется в виду. Кампания будет проводиться на всех уровнях — региональные офисы, наборы информационной литературы с расчетом на средства массовой информации, лоббизм на уровнях штатов и всей страны, публичные выступления истинных патриотов, которые будут говорить против договора и его создателя, — явный намек на убитого горем человека в Белом доме.
К тому времени, когда присутствующих пригласили отведать мяса на вертеле, лотки с которым были разбросаны по парку и оплачены местным филантропом и патриотом, план «Крокетт», — вторая кампания, нацеленная на дестабилизацию Джона Кормэка вплоть до отставки, — начал претворяться в жизнь.
Куинн и сын президента провели в камере спокойную ночь. По настоянию Куинна юноша разместился на койке, но не мог спать. Куинн сидел на полу, привалившись спиной к стене. Он мог бы подремать, если бы не вопросы Саймона.
— Мистер Куинн?
— Давайте просто Куинн.
— А вы видели моего отца? Лично?
— Конечно. Это он рассказал мне о тетушке Эмилии и... мистера Споте.
— Как он выглядел?
— Хорошо. Конечно, он волновался, это было как раз после похищения.
— А маму вы видели?
— Нет, у нее был врач Белого дома. Она была обеспокоена, но, в общем, чувствовала себя нормально.
— А они знают, что со мной все в порядке?
— Два дня назад я сообщил им, что ты жив. Попытайся заснуть.
— О'кей... как вы думаете, когда мы выберемся отсюда?
— Зависит от многих факторов. Думаю, что утром они скроются. Если они позвонят в полицию через двенадцать часов, то она будет здесь через несколько минут. Это зависит от Зэка.
— Зэк? Это их главарь?
— Да.
В два часа утра у юноши, пребывавшего в огромном напряжении, кончились вопросы и он заснул. Куинн не спал, пытаясь определить приглушенные звуки, раздававшиеся наверху. Было почти четыре часа утра, когда в дверь громко постучали три раза. Саймон спустил ноги с койки и прошептал: «Капюшоны». Они натянули капюшоны, чтобы не видеть похитителей. Зэк вошел в камеру с двумя людьми, каждый из которых держал наручники. Он кивнул в сторону пленников. Их развернули и надели наручники, так что руки у них были скованы за спиной.
Пленники не знали, что проверка алмазов закончилась еще до полуночи к полному удовлетворению Зэка и его сообщников. Все четверо провели ночь, осматривая помещение снизу доверху. Все поверхности, на которых могли остаться отпечатки пальцев, были вытерты и все мыслимые следы пребывания уничтожены. Они не взяли на себя труд вынести из камеры привинченную к полу койку или цепь, которой Саймон был прикован к ней свыше трех недель. Их не заботило то, что кто-то придет когда-нибудь сюда и установит, что здесь находилось убежище похитителей, а скорее, чтобы эти люди не смогли определить, кто же были похитители.
Саймона Кормэка освободили от цепи, и их обоих повели наверх, через дом и в гараж. «Вольво» ждала их. Ее багажник был забит вещами похитителей, так что свободного места не оставалось. Куинна посадили на заднее сиденье, а затем положили на пол и накрыли одеялом. Ему было неудобно, но он был настроен оптимистично.
Если бы похитители намеревались убить их обоих, лучшим местом для этого была бы камера. Он предлагал оставить их в камере с тем, чтобы после звонка из-за границы их бы освободила полиция. Но явно этого не будет. Он правильно решил, что похитители не хотят, чтобы их убежище было раскрыто, по крайней мере сейчас. Так что он лежал, свернувшись на полу машины, и старался дышать как можно лучше через толстый капюшон.
Он почувствовал давление подушек над ним, когда Саймона Кормэка уложили на заднее сиденье. Его также накрыли одеялом. Двое самых маленьких похитителей сели на край заднего сиденья, за их спинами находилась худая фигура Саймона, а ноги стояли на Куинне. Гигант сел рядом с водителем, а Зэк сел за руль.
По его команде все четверо стащили маски и тренировочные костюмы и выбросили их через окно машины на пол гаража. Зэк завел мотор и привел в действие механизм управления воротами гаража. Он выехал задом на дорогу, закрыл ворота, развернулся и поехал. Машину никто не видел. Было еще темно, до рассвета оставалось два с половиной часа.
Машина ехала на постоянной скорости около двух часов. Куинн не представлял, где он находится и куда его везут. Наконец (позже будет установлено, что это случилось почти в шесть тридцать утра) машина остановилась. Во время поездки никто не проронил ни слова. Все сидели прямо в костюмах деловых людей, в галстуках и молчали. Когда они остановились, Куинн услышал, как открылась задняя дверь, и две пары ног убрались с его тела. Кто-то вытащил его за ноги из машины. Его скованные руки почувствовали влажную траву, он понял, что находится где-то на заросшей травой обочине. Он стал на колени, а затем поднялся на ноги. Он слышал, как два человека усаживались на заднее сиденье и как за ними захлопнулась дверца.
— Зэк, — крикнул он, — как насчет мальчика? Зэк стоял на дороге около открытой дверцы водителя и смотрел на него поверх крыши «вольво».
— Через десять миль по дороге, — на той же стороне, что и ты.
Послышалось урчание мощного двигателя и скрежет гравия под колесами.
Затем машина уехала. Куинн почувствовал холодок ноябрьского утра через рубашку. Как только машина уехала, он приступил к работе.
Тяжелый труд на винограднике держал его в форме. Бедра его были узкими, как у человека лет на пятнадцать моложе него, а руки были длинными. Когда на него надевали наручники, он напряг жилы на кистях с тем, чтобы когда он расслабит их, между наручниками и руками образовалось пространство. Спустив наручники как можно ближе к кистям за спиной, он просунул зад между руками. Затем он сел на траву и подтянул руки под колени, сбросил ботинки и пропустил одну за другой ноги через скованные руки. Теперь, когда кисти рук были перед ним, он сорвал капюшон.
Дорога была длинная, прямая, узкая и совершенно пустынная в предрассветной полутьме. Он вдохнул полной грудью прохладный чистый воздух и огляделся вокруг, надеясь увидеть какое-нибудь человеческое жилье. Вокруг ничего не было. Он натянул ботинки, встал и побежал трусцой в том направлении, куда уехала машина.
Через две мили он увидел слева гараж, небольшое здание со старомодными ручными насосами и небольшой конторой. Тремя ударами ноги он сорвал дверь с петель и обнаружил телефон на полочке за креслом заправщика. Он поднял трубку двумя руками, приложил ухо, чтобы удостовериться есть ли гудок, положил ее на стол и набрал сначала код Лондона — 01, а затем номер горячей линии в кенсиштонской квартире.
В Лондоне за три секунды началось смятение. Британский инженер на телефонной станции в Кенсингтоне выскочил из кресла и начал искать ключ к передающему номеру. На это ушло девять секунд.
В подвале американского посольства дежурный офицер электронной разведки закричал, когда перед ним загорелась красная лампочка, а в наушниках послышался звонок телефона. Кевин Браун, Пэтрик Сеймур и Лу Коллинз вскочили с коек, на которых дремали, и прибежали на пост прослушивания.
— Переведите звук на настенные динамики, — коротко приказал Сеймур.
В квартире Сэм Сомервиль дремала на диване, на котором любил лежать Куинн, так как телефон горячей линии стоял рядом. В одном из кресел спал МакКри. Это была их вторая ночь.
Когда телефон зазвонил, Сэм тут же проснулась, но две секунды не могла разобраться, какой же аппарат звонит. Мигающая красная лампочка подсказала ей. На третьем звонке она подняла трубку.
— Да?
— Сэм?
Глубокий голос на другом конце провода нельзя было не узнать. — Куинн? — спросила она, — у вас все в порядке?
— Плевать на Куинна, — кипятился Браун в подвале, — что с мальчиком?
— Все хорошо. Меня отпустили. Саймона должны освободить вот-вот, может быть уже освободили, но дальше по дороге.
— Куинн, где вы находитесь?
— Не знаю. Это старый гараж на большом куске дороги, номер на телефонном аппарате нельзя прочесть.
— Чертов номер, — сказал инженер на кенсингтонской станции. — Ага, вот он. Семь, четыре, пять, ноль, один.
Его коллега уже говорил с Найджелом Крэмером, который провел ночь в Скотланд-Ярде.
— Где он, черт его возьми? — прошипел он.
— Подождите немного... вот, заправка у Таббз-кросс на А-421 между Фенни-Стратфорд и Бакингемом.
В тот самый момент Куинн увидел квитанцию гаража, на которой был адрес. Он передал его Сэм. Через несколько секунд телефон замолчал. Сэм и Данкен МакКри выбежали на улицу, где Лу Коллинз оставил машину ЦРУ на случай, если им понадобится транспорт. Затем они помчались. Вел машину МакКри, а Сэм указывала путь по карте.
Найджел Крэмер и шесть офицеров выехали из Скотланд-Ярда на двух полицейских машинах. Под вой сирен они проехали по Уайтхоллу и Моллу, свернули на Парк Лэйн и помчались по дороге на север из Лондона. В это же самое время два больших лимузина вылетели из Гроувенор-сквер. В них были Кевин Браун, Лу Коллинз, Патрик Сеймур и шесть агентов ФБР, приехавших с Брауном из Вашингтона.
Дорога А-421 между Фенни-Стратфорд и городком Ба-кингэм, расположенном в двенадцати милях к западу, почти прямая, на ней нет городков или деревень, она проходит по равнине, на которой растут редкие группы деревьев. Куинн упорно бежал трусцой вслед за уехавшей машиной.
Через серые тучи начал пробиваться первый свет дня. Видимость неуклонно улучшалась и вскоре достигла трехсот ярдов. Именно тогда он увидел худенькую фигуру, бегущую к нему в сумраке, и услышал рев моторов сзади, быстро настигавший его. Он обернулся — машина британской полиции, одна из двух, два черных американских лимузина перед ними, а сзади машина ЦРУ без опознавательных знаков. В первой машине заметили его и стали тормозить. Из-за узкой дороги остальные машины тоже сбросили скорость.
Никто в машинах не видел небольшую фигурку, бегущую по дороге по направлению к ним. Саймон Кормэк также умудрился переместить свои руки из-за спины вперед. Он уже пробежал пять миль, в то время как Куинн четыре с половиной. Но он никуда не звонил. Ослабленный за время заточения и ошалевший от свободы, он бежал медленно, покачиваясь из стороны в сторону. Первая машина поравнялась с Куинном.
Где мальчик? — проревел Браун с переднего сиденья.
Из красно-белой полицейской машины выскочил Найджел Крэмер и прокричал тот же вопрос. Куинн остановился, глотнул воздуха и кивнул вперед на дорогу.
— Там, — проговорил он, задыхаясь.
И тогда они увидели его. Группа американцев и британских полицейских, вылезших из машин, побежали навстречу фигурке, находящейся в двухстах ярдах от них. Машина МакКри и Сэм остановилась сзади Куинна.
Куинн остановился, больше он уже ничего не мог сделать. Он почувствовал, как Сэм подбежала сзади и схватила его за руку. Она сказала что-то, он никогда не смог вспомнить потом, что именно.
Видя, что спасители приближаются, Саймон Кормэк замедлил бег и почти уже не бежал. Меньше ста ярдов отделяло его от офицеров полиции, когда он погиб.
***
Позже свидетели будут говорить, что ослепительно яркая белая вспышка длилась, казалось, несколько секунд. Ученые скажут им, что в действительности она длилась три миллисекунды, но сетчатка человеческого глаза держит такую вспышку несколько секунд после этого. Огненный шар, появившийся вместе со вспышкой, просуществовал полсекунды и окутал всю спотыкающуюся фигуру.Четверо из видевших это, опытные люди, которых трудно шокировать, были вынуждены пройти курс лечения после этого. Они рассказывали, как фигуру юноши подняло и швырнуло на двадцать ярдов по направлению к ним как тряпичную куклу. Сначала она летела, а затем отскочила от земли и покатилась в виде искореженного набора разъединенных конечностей. Все почувствовали взрывную волну.
Вспоминая об этом, большинство людей соглашались с тем, что, казалось, все происходило как при замедленной съемке во время и после убийства. Воспоминания поступали отрывками и кусками, и терпеливые следователи выслушивали все, записывали эти отрывки и куски, пока у них не выстраивалась картина, отдельные части которой перекрывали друг друга.
Найджел Крэмер, застывший как камень и бледный как полотно, без конца повторял: «Боже мой! Боже мой!». Агент ФБР, мормон, упал на колени на обочине и начал молиться. Сэм Сомервиль вскрикнула, уткнулась лицом в спину Куинна и зарыдала. За ними Данкен МакКри стоял на коленях, наклонив голову над канавой. Руки его, поддерживающие вес тела, были глубоко в воде. Его ужасно рвало.
Как потом говорили, Куинн, которого обогнала основная группа, но видевший все, что произошло на дороге, стоял неподвижно, качая головой, как бы не веря случившемуся, и бормотал: «Нет... нет... нет».
Первым, нарушившим ужасный шок и неподвижность, был седой сержант британской полиции. Он пошел к изувеченному телу, лежавшему в шестидесяти ярдах. За ним двинулись несколько агентов ФБР вместе с бледным и трясущимся Кевином Брауном, за ними Найджел Крэмер и еще несколько человек из Скотланд-Ярда. Все молча смотрели на тело. Но затем сказали свое слово их профессия и подготовка.
— Очистите местность, пожалуйста, — сказал Найджел Крэмер таким тоном, что никто и не подумал возражать. — Двигайтесь очень осторожно.
Все пошли обратно к машинам.
— Сержант, свяжитесь с Ярдом, я хочу, чтобы специальная команда прибыла сюда вертолетом в течение часа. Лучшие фотографы, эксперты, самая лучшая команда, какая есть в Фулеме. А вы, — он обернулся к агентам во второй машине, — поезжайте вперед, а затем назад. Блокируйте дорогу.
Поднимите местную полицию. Я хочу, чтобы заграждения были поставлены за гаражом и до самого Бакингэма. Никто не имеет права выезжать на эту дорогу до особого уведомления или без моего разрешения.
Офицеры, которым нужно было закрыть часть дороги, находящуюся за телом, должны были идти пешком по полю, чтобы не наступить на осколки, а затем бежать по дороге, чтобы направить обратно приближающиеся машины.
Вторая полицейская машина помчалась на восток к гаражу, чтобы заблокировать дорогу на другом конце. Первую машину использовали для радиосвязи.
В течение шестидесяти минут полиция из Бакингэма на западе и Блетчли на востоке полностью перекроет дорогу стальными барьерами. Множество местных полицейских рассыплются веером по полям, чтобы не пропустить любопытных, намеревающихся пройти через поле. По крайней мере на некоторое время здесь не будет прессы. Они могли перекрыть дорогу под предлогом лопнувшей водопроводной трубы, этого будет достаточно, чтобы отвадить местных репортеров из городка.
Через пятьдесят минут первый вертолет полиции метрополии завис над полем и, направляемый по радио из полицейской машины, высадил на дорогу позади автомобилей небольшого человека, похожего на птицу, по имени доктор Барнард, старшего специалиста по взрывчатым веществам столичной полиции и человека, который из-за серии взрывов, устроенных Ирландской республиканской армией в Англии, исследовал больше таких сцен, чем ему хотелось бы. Кроме своего «мешка с фокусами», как он любил называть его, он привез устрашающую репутацию.
Про доктора Барнарда говорили, что по крохотным частицам, которые еле видно в увеличительное стекло, он способен восстановить бомбу с такой степенью точности, что мог назвать фабрику, где сделаны ее компоненты, и человека, который ее собрал. Он слушал Найджела Крэ-мера несколько минут, кивнул головой и отдал распоряжение дюжине людей, вылезших из второго и третьего вертолетов, — бригаде из лаборатории судебных экспертиз в Фу-леме.
Они деловито начали свою работу, и машина посткриминальной науки закрутилась.
Задолго до всего этого Кевин Браун, осмотрев тело Саймона Кормэка, вернулся к тому месту, где все еще стоял Куинн. Он был серый от шока и гнева.
— Ты ублюдок, — прорычал он. Оба они были высокими и смотрели друг другу в глаза. — Это твоя вина! Так или иначе ты это сделал, и я заставлю тебя заплатить за это!
Удар застал врасплох двух молодых агентов ФБР, стоявших рядом с Брауном. Они схватили его за руки и пытались успокоить. Возможно, Куинн видел готовящийся удар, но не сделал попытки увернуться. С руками все еще в наручниках он принял удар прямо в челюсть. Это заставило его покачнуться назад, а затем он стукнулся головой о крышу машины сзади него и упал без сознания.
— Положите его в машину, — прорычал Браун, когда самообладание вернулось к нему.
— У Крэмера не было возможности задержать американскую группу. Сеймур и Коллинз обладали дипломатической неприкосновенностью, и через пятнадцать минут он разрешил им вернуться в Лондон в двух машинах, предупредив, что ему будет нужен Куинн, не обладающий дипломатическим статусом, чтобы он сделал подробное заявление в Лондоне. Сеймур дал слово, что Куинн будет им предоставлен. Когда они уехали, Крэмер воспользовался телефоном в гараже, чтобы позвонить сэру Гарри Марриоту домой и сообщить последние новости. Этот телефон был более надежен, чем частоты полицейской радиостанции.
Министр был потрясен до глубины души, но он оставался политиком.
— Мистер Крэмер, были ли мы в лице британских властей каким-либо образом вовлечены в это дело?
— Нет, господин министр. С того момента, как Куинн выбежал из квартиры, это стало исключительно его делом. Он поступал как хотел, не вовлекая ни нас, ни его людей. Он хотел играть в одиночку, и проиграл.
— Понятно, — сказал министр внутренних дел. — Я должен немедленно сообщить об этом премьер-министру. О всех аспектах. — Он имел в виду, что британские власти не имели ничего общего с этим происшествием.
— Во что бы то ни стало, не сообщайте ничего средствам массовой информации в настоящий момент. В крайнем случае мы сможем сказать, что Саймон Кормэк был найден убитым. Но не сейчас. И, конечно, держите меня в курсе всех дел, сколь бы мелкими они ни были.
***
На этот раз информация поступила в Вашингтон из его собственного источника. Сеймур позвонил лично вице-президенту Оделлу по закрытой линии. Полагая, что человек ФБР для связи в Лондоне звонит, чтобы сообщить об освобождении Саймона Кормэка, Майкл Оделл не возражал против времени звонка — пять часов утра в Вашингтоне. Когда он услышал сообщение Сеймура, он побелел.— Но как? Почему? Бога ради, зачем?
— Мы не знаем, сэр, — сказал голос из Лондона.
— Мальчика отпустили живым и здоровым. Он бежал к нам и был уже в девяноста ярдах от нас, когда это произошло. Мы даже не знаем пока, что же это было. Но он мертв, господин вице-президент.
В течение часа был собран комитет. Каждый член комитета был в шоке, узнав о происшедшем. Встал вопрос: кто сообщит об этом президенту. Эта задача выпала на долю Майкла Оделла, председателя комитета и человека, которого президент Кормэк просил: «Верните мне моего сына» всего двадцать четыре дня назад. С тяжелым сердцем шел он из Западного крыла к резиденции президента.
Президента Кормэка не нужно было будить. За последние три с половиной недели он спал мало, часто просыпаясь в предрассветной темноте, и ходил по своему личному кабинету, пытаясь сконцентрироваться на государственных документах. Узнав, что вице-президент находится внизу и хочет видеть его, президент Кормэк прошел в Желтый Овальный Кабинет и сказал, что встретит Оделла здесь.
Желтый Овальный Кабинет на втором этаже — это просторная комната для приемов, расположенная между кабинетом и залом Договоров. За ее окнами, выходящими на Южный газон, находится Балкон Трумэна. Оба они расположены в геометрическом центре Белого дома, под куполом и прямо над Южным Портиком.
Вошел Оделл. Президент Кормэк находился в центре комнаты и смотрел на него. Оделл молчал. Выражение ожидания исчезло с лица президента.
— Ну, Майкл, — сказал он мрачно.
— Он... его... Саймона нашли. К сожалению, он мертв.
Президент Кормэк не пошевелился, ни один мускул не дрогнул на его лице. Голос его был ровный, ясный, но без эмоций.
— Оставьте меня одного, пожалуйста.
Оделл повернулся и вышел в Центральный Зал. Он закрыл за собой дверь и пошел к лестнице. Сзади он услышал крик, как кричит раненое животное от смертельной боли. Он вздрогнул и продолжал идти.
В конце зала был агент секретной службы Лепинский, сидевший за столом, стоящим у стены. В руках у него была телефонная трубка.
— Это премьер-министр Англии, господин вице-президент.
— Хорошо, я поговорю. Алло, это вице-президент Майкл Оделл. Да, госпожа премьер-министр, я только что сообщил ему. Нет, мадам, сейчас он не будет говорить по телефону. Никаких звонков.
Пауза.
— Я понимаю, — тихо сказала она. — У вас есть карандаш и бумага?
Оделл кивнул Ленинскому, который протянул ему журнал дежурств. Оделл записал то, что ему сказали.
Президент Кормэк получил эту записку в тот час, когда большинство вашингтонцев, не зная о том, что случилось, пили первую чашку кофе. Он был все еще в шелковом халате в своем кабинете и смотрел на серое утро, начинавшееся за окнами. Его жена спала, позже она проснется и узнает все. Он кивнул уходящему слуге и раскрыл записку, написанную на листе из журнала Лепинского.
Там было сказано: «Вторая книга Царств, Глава 18, стих 33».