Один раз, остановившись на дороге из Северного Дэнвилля, чтобы сориентироваться на местности, ему послышался шум мотора сзади, но он решил, что это либо шум из деревни, или его собственное эхо.
   Он затопил печку, и постепенно дом начал оттаивать. Печка грела хорошо, огонь ревел за стальной дверцей, и, когда он открывал ее, казалось, что перед ним целая домна. Бак с водой оттаял и нагрелся, а за ним нагрелись и радиаторы во всех четырех комнатах, а затем пришла очередь второго бака с водой для мытья и стирки. К полудню он остался в одной рубашке, и ему было жарко. После обеда он взял топор и наколол дров на неделю.
   Он купил транзисторный приемник, но ни телевизора, ни телефона в доме не было. Когда он заготовил запасы на неделю, он сел за свою новую пишущую машинку и стал печатать. На следующий день он поехал в Монтпилиер и полетел оттуда в Бостон, а затем в Вашингтон.
   Его целью был центральный вокзал Массачусетс-авеню — самый элегантный железнодорожный вокзал в Америке, все еще сияющий после недавней реставрации. Кое-что в нем изменилось по сравнению с тем, каким его видел Куинн много лет назад. Но рельсы оставались на месте, вырываясь наружу из-под главного зала. Он нашел то, что искал, напротив выхода на посадку у ворот «Н» и «J». Между дверью полицейского участка и дамским туалетом стояло восемь телефонов-автоматов, первые номера которых начинались с 789. Он записал все восемь номеров, отправил письмо и уехал.
   Когда такси везло его через реку Потомак в Вашингтонский национальный аэропорт, оно свернуло на 14-ю стрит, и он увидел на миг Белый дом. Он подумал о том, как живется там человеку, который когда-то сказал:
   «Верните его нам», и которого он так подвел.
   За месяц, прошедший со времени похорон их сына, семейство Кормэков изменилось, изменилось также и их отношение друг к другу, настолько, что понять и объяснить его мог бы только врач-психиатр.
   Во время похищения президент, хотя и сдал в результате стресса, беспокойства и бессонницы, все же мог контролировать себя. В конце похищения его сына, когда сообщения из Лондона предсказывали, что вскоре состоится обмен, казалось, что он вроде бы вошел в норму. Но его жена, будучи менее интеллектуальной и не обремененной административной ответственностью, предалась всецело своему горю и жила на транквилизаторах.
   Но с того ужасного дня в Нэнтакете, когда они предали холодной земле тело своего единственного сына, их роли слегка переменились. Майра Кормэк плакала на груди агента секретной службы у могилы и в самолете на пути в Вашингтон. Но с ходом времени казалось, что она пришла в себя.
   Возможно, она осознала» что, потеряв ребенка, зависевшего от нее, она унаследовала другого, своего мужа, который никогда раньше не зависел от нее.
   Казалось, что ее материнский инстинкт защиты ребенка дал ей внутреннюю силу, которой не было у человека, в чьем разуме и силе воли она никогда не сомневалась. Когда Куинн проезжал в такси мимо Белого дома тем зимним днем, Джон Кормэк сидел за своим столом в личном кабинете между Желтой Овальной комнатой и спальней. Рядом с ним стояла Майра Кормэк. Она прижала к себе голову несчастного мужа и тихо и нежно покачивала ее.
   Она знала, что мужу ее нанесен смертельный удар и что он не сможет долго продолжать работать на этом посту. Она знала также, что то, что подорвало его силы и волю даже более, чем смерть сына, было гнетущее незнание того, кто это сделал и зачем. Если бы мальчик погиб в автомобильной катастрофе, Джон Кормэк воспринял бы эту логику нелогичной смерти. Именно ужасный метод убийства уничтожил отца так же верно, как если бы дьявольская бомба разорвалась на его теле.
   Она полагала, что ответа на этот вопрос никогда не будет, и что муж ее может продолжать в том же духе. Она возненавидела Белый дом и тот пост ее мужа, которым она когда-то гордилась. Единственное, чего она хотела, это чтобы ее муж сложил с себя бремя высокой должности и удалился с ней в Нью Хэвен, где она могла бы ухаживать за ним.
***
   Письмо, которое Куинн послал Сэм на ее адрес в Александрии, было должным образом перехвачено до того, как она его получила, и торжественно доставлено в Комитет Белого дома, который собрался, чтобы прочесть его и обсудить возможные последствия. Филип Келли и Кевин Браун принесли его начальству как трофей.
   — Я должен признать, джентльмены, — сказал Келли, — что я с величайшими колебаниями попросил установить такое наблюдение за одним из моих наиболее доверенных агентов. Но, думаю, вы согласитесь, что это себя оправдало.
   — Это письмо, джентльмены, было отправлено вчера прямо из Вашингтона.
   Это не говорит о том, что Куинн находится здесь или вообще в Соединенных Штатах. Вполне возможно, что кто-то отправил письмо по его просьбе. Но я считаю, что Куинн — одинокий волк и работает без партнеров. Как он исчез из Лондона и оказался здесь — мы не знаем. И тем не менее мои коллеги и я полагаем, что письмо отправил он сам.
   — Прочтите его, — приказал Оделл.
   — Оно... довольно драматично, — сказал Келли. Он поправил очки и начал читать.
   — «Моя дорогая Сэм...» Эта форма обращения указывает, что мой коллега Кевин Браун был прав — отношения между ними зашли дальше сугубо профессиональных, между мисс Сомервиль и Куинном.
   — Так что ваша гончая собака влюбилась в волка, — сказал Оделл. — Очень неплохо, очень умно. Так что же он пишет?
   Келли продолжил чтение.
   — «Наконец-то я снова в Соединенных Штатах. Мне бы очень хотелось снова увидеть тебя, но боюсь, в данный момент это было бы небезопасно.
   Я пишу тебе, чтобы честно рассказать о том, что случилось на Корсике.
   На самом деле, когда я звонил тебе с аэропорта в Аяччо, я сказал не всю правду. Я решил, что если рассказать тебе все, что там произошло, то ты подумаешь, что тебе опасно возвращаться. Но чем больше я думаю об этом, тем сильнее убеждаюсь, что ты имеешь право знать все. Обещай мне одно — все, что ты прочтешь в этом письме, должно остаться при тебе. Никто не должен знать об этом, по крайней мере в настоящее время. До тех пор, пока я не закончу то, чем я занимаюсь сейчас.
   На самом деле у нас с Орсини была перестрелка. У меня не было выбора: кто-то сообщил ему, что я еду, чтобы убить его, хотя я хотел лишь побеседовать с ним. Он получил пулю из моего револьвера, фактически твоего, но не был убит. Когда он узнал, что его обманули, он понял, что его обет молчания уже недействителен. Он сообщил мне все, что ему было известно, а известно ему было много.
   Во-первых, это были не русские, что стояли за этим делом. По крайней мере не советское правительство. Заговор начался здесь, в Соединенных Штатах. Истинные заговорщики, оплатившие эту акцию, до сих пор не известны, но человек, которого они наняли, чтобы похитить и убить Саймона Кормэка, которого Зэк назвал «толстяком», известен мне. Орсини опознал его и сообщил его имя. Когда его поймают, а я не сомневаюсь, что это произойдет, он назовет имена людей, заплативших ему за это преступление.
   В настоящий момент, Сэм, я залег на дно и записываю в стихах и прозе все, что было: имена, даты, места, короче — все от начала до конца.
   Когда я закончу, я пошлю копии рукописи в дюжину различных адресов: вице-президенту, ФБР, ЦРУ и так далее. А затем, даже если со мной что-то случится, то будет слишком поздно остановить колеса судебного расследования.
   Я не буду выходить на связь с тобой, пока не закончу эту работу.
   Пожалуйста, пойми, я не сообщаю о своем местонахождении только ради твоей безопасности.
   С любовью, Куинн».
   Молчание длилось целую минуту. Кто-то из присутствовавших обильно потел.
   — Боже праведный, — сказал Оделл, — все, что говорит этот парень, правда?
   — Если это так, — подсказал Мортон Стэннард, — он точно не должен быть на свободе. Он должен сообщить то, что он намерен сообщить, нам здесь.
   — Согласен с вами, — сказал генеральный прокурор, — помимо всего прочего, он стал материальным свидетелем. У нас есть программа защиты свидетелей. Его надо посадить для его же безопасности.
   Все единодушно согласились с этим. К вечеру министерство юстиции выдало ордер на арест и задержание свидетеля Куинна. ФБР задействовало все ресурсы Национальной системы криминальной информации и приказало всем местным бюро ФБР в стране разыскивать Куинна. Кроме того, по Национальной телетайпной системе правоохранительных органов было передано подобное распоряжение всем другим официальным организациям: городским департаментам полиции, шерифам и дорожным патрулям. Фотографии Куинна были также разосланы по всем этим адресам. Был придуман и предлог для задержания — Куинн разыскивался в связи с крупным хищением драгоценных камней.
   Объявление о розыске, даже масштабном — это одно. Но Америка — страна большая, там масса мест, где можно укрыться. Известно, что, несмотря на такой розыск, многие преступники оставались на свободе годами. К тому же розыск был объявлен на Куинна, американского гражданина, чей номер паспорта и водительских прав был известен. Но это не касалось француза канадского происхождения по имени Лефевр с прекрасными документами, другой прической, очками в роговой оправе и небольшой бородкой. После бритья в советском посольстве в Лондоне Куинн стал отпускать бороду, и хотя она была короткой, но закрывала нижнюю часть лица.
   Вернувшись в свою хижину в горах, Куинн дал Комитету Белого дома три дня, чтобы переварить содержание его письма Сэм, написанного специально для Комитета. А затем он стал организовывать тайную встречу с Сэм.
   Ключом к этому послужили ее слова, сказанные ею в Антверпене. «Я дочь священника в Роккасле» — так она назвала себя.
   В книжном магазине в Сент-Джонсбери он отыскал атлас, в котором на территории Соединенных Штатов было три города с таким названием. Но один из них был далеко на юге, а другой на Дальнем Западе. У Сэм был акцент Восточного Побережья. Третий город находился в округе Гучлэнд штата Вирджиния.
   Запрос по телефону подтвердил, что священник Брайан Сомервиль проживает в Роккасле, штат Вирджиния. В справочнике был только один человек с такой фамилией, небольшая разница в написании выделяла его из множества Соммервилей и Саммервилей.
   И вновь Куинн покинул свое убежище, вылетел из Монпелье в Бостон, а оттуда в Ричмонд, приземлившись в аэропорту Берд Филд, переименованный в приступе оптимизма в Международный Аэропорт Ричмонд. В телефонном справочнике на аэродроме он отыскал среди желтых страниц в конце тома, дающих телефоны организаций и профессионалов, что священник работает в церкви Святой Марии на Три-сквер-роуд, а проживает в доме 290 на Роккасл-роуд. Куинн взял в аренду машину и проехал тридцать три мили на запад по дороге № 6. На его звонок дверь открыл ему сам священник Соммервиль.
   В гостиной тихий седовласый священник угостил Куинна чаем и подтвердил, что дочь его Саманта действительно работает в ФБР. Затем он внимательно выслушал то, что ему сказал Куинн. Слушая его рассказ, он заметно помрачнел.
   — Почему вы думаете, что моей дочери грозит опасность, мистер Куинн?
   — спросил он. Куинн объяснил ему.
   — Но почему под наблюдением? И со стороны самого Бюро? Она что-то сделала не так?
   — Нет, сэр, она ничего плохого не совершила, но есть люди, которые несправедливо подозревают ее. А она этого не знает. Я хочу, чтобы вы предупредили ее.
   Пожилой добродушный священник посмотрел на письмо в руке и вздохнул.
   Куинн всего лишь приподнял завесу и показал ему мир, совершенно неведомый ему до сих пор. Он подумал о том, как поступила бы его покойная жена на его месте, она всегда была наиболее динамичным членом семьи. Он решил, что она передала бы послание своей дочери, которой грозят неприятности.
   — Хорошо, я поеду и встречусь с ней, — согласился он.
   Он сдержал свое слово. Он взял свой старенький автомобиль, не торопясь доехал до Вашингтона и без предупреждения явился к ней на квартиру. Как проинструктировал его Куинн, он говорил о пустяках, но сначала передал дочери письмо. Там было написано: «Говори естественно.
   Открой конверт и прочти на досуге, затем сожги и поступай по инструкции.
   Куинн».
   Она почти задохнулась от переживания, читая эти слова, когда поняла, что Куинн пишет, что ее квартира прослушивается. Она не ожидала, что то, что она делала по работе с другими, обернется против нее самой. Она смотрела в обеспокоенные глаза отца, говорила естественным голосом и взяла протянутый конверт. Когда он ушел, чтобы уехать в Роккасл, она проводила его до машины и поцеловала на прощание.
   Письмо в конверте также было кратким. В полночь ей нужно стоять около телефонов-автоматов напротив платформ «Н» и «J», один из телефонов зазвонит, это будет Куинн.
   Он позвонил ровно в полночь с автомата в Сент-Джонсбери. Он рассказал о Корсике, Лондоне и придуманном письме ей, которое он послал, будучи уверенным, что оно обязательно попадет Комитету Белого дома.
   — Но, слушай, Куинн, если Орсини тебе ничего не сказал, как ты говоришь, то зачем делать вид, что он говорил перед смертью?
   Он рассказал ей про Петросяна, который, даже когда его положение на шахматной доске было отчаянно плохим, умудрялся убедить противников, что у него в запасе какой-то неотразимый ход, и этим заставлял их совершать ошибки.
   — Я думаю, что они, кто бы они не были, выйдут из укрытия в результате этого письма, — сказал он. — Несмотря на то, что я написал, что не буду выходить на связь с тобой, ты остаешься единственным звеном, если полиция не сможет меня найти. С ходом времени они станут беспокоиться все больше и больше. Хочу, чтобы ты держала уши и глаза открытыми. Я буду звонить тебе через день, в полночь по этим телефонам.
   На это ушло шесть дней.
   — Куинн, ты знаешь человека по имени Дэвид Вайнтрауб?
   — Да, знаю.
   — Он из ЦРУ? Да?
   — Да, он заместитель начальника одного из отделов. А что?
   — Он попросил встречи со мной, говорит, что происходит нечто неладное. Он не может понять этого, думает, что ты сможешь объяснить.
   — Вы встретились в Лэнгли?
   — Нет, он сказал, что это слишком открыто. Мы встретились в машине ЦРУ около Тайдал-Бэсин. Разговор шел во время езды.
   — Он рассказал тебе, в чем дело?
   — Нет. Он сказал, что больше не доверяет никому, только тебе. Он хочет встретиться с тобой на твоих условиях, в любое время и в любом месте. Ты доверяешь ему, Куинн?
   К у инн задумался. Уж если Дэвид Вайнтрауб скурвился, то человечество обречено на гибель.
   — Да, доверяю. И он дал ей время и место свидания.


Глава 18


   Сэм Сомервиль прилетела в Монтпилиер вечером на следующий день.
   Вместе с ней был МакКри, молодой агент ЦРУ, обратившийся к ней первым по указанию заместителя директора ЦРУ по оперативной работе с просьбой о встрече.
   Они прилетели на самолете «Бичкрафт» челночным рейсом из Бостона в семь вечера, тут же в аэропорту наняли «додж» с четырьмя ведущими колесами и остановились в мотеле на окраине столицы штата. По предложению Куинна оба привезли с собой самую теплую одежду, которую можно было найти в Вашингтоне.
   Начальник оперативного отдела приехать с ними не смог из-за совещания на высоком уровне в Лэнгли, на котором он должен был присутствовать, и обещал быть вовремя на месте свидания с Куинном.
   Он прилетел в семь утра на десятиместном реактивном самолете, надпись на борту которого Сэм не могла узнать. МакКри объяснил, что это был самолет связи ЦРУ, а название чартерной фирмы служило лишь прикрытием.
   Он кратко, но сердечно поприветствовал их, как только сошел с самолета. Он был одет в теплые зимние сапоги, толстые штаны и стеганую парку. В руках у него был небольшой черный чемоданчик. Он сразу влез на заднее сиденье доджа, и они поехали. Машину вел МакКри, а Сэм указывала дорогу по карте.
   Из Монтпилиера они поехали по дороге № 2, затем проехали через маленький городок Ист-Монтпилиер и выехали на дорогу в Плейнфилд. Сразу же после кладбища Плейнмонт, но перед воротами колледжа Годдард есть место, где река Уинуски отходит от дороги и поворачивает на юг. На этом участке земли в форме полумесяца, между рекой и дорогой, стоит группа высоких деревьев. В это время года они стоят беззвучно, покрытые снежным саваном. Среди деревьев стоит несколько столов для пикников для отдыхающих, а также находятся площадка для вагончиков и стоянка для машин. В этом месте Куинн сказал, что будет ожидать их в 8 часов утра.
   Сэм увидела его первая. Он вышел из-за дерева в двадцати ярдах от того места, где остановился «додж». Не ожидая своих спутников, она выскочила из машины, подбежала к нему и обняла его за шею.
   — У тебя все в порядке, девочка моя?
   — Все в порядке. О Куинн, слава Богу, ты в безопасности!
   Куинн смотрел куда-то позади нее. Она почувствовала, как он весь напрягся.
   — Кого ты привезла? — спросил он тихо.
   — Ох, как глупо с моей стороны... — Она обернулась.
   — Ты помнишь Данкена МакКри? Это он представил меня мистеру Вайнтраубу.
   МакКри стоял в десяти ярдах от них, подойдя со стороны машины. На лице его была старая смущенная улыбка. , — Здравствуйте, мистер Куинн.Приветствие было, как обычно, весьма уважительным. Но не было ничего уважительного в пистолете «Кольт» калибра 0.45 в его правой руке, нацеленном на Сэм и Куинна.
   Из боковой дверцы машины вылез второй мужчина. В руках у него была винтовка с откидным прикладом, которую он вынул из своего чемоданчика, как только передал «Кольт» МакКри.
   — Кто это? — спросил Куинн.
   — Дэвид Вайнтрауб, — ответила тихим голосом Сэм. — Боже мой, что я наделала!
   — Тебя провели, дорогая.
   Он понял, что это была его собственная ошибка. Он был готов убить себя. Когда он говорил с ней по телефону, ему и в голову не пришло спросить ее, видела ли она заместителя директора ЦРУ по оперативной работе. Ее дважды вызывали в Комитет для отчета, и он предположил, что Дэвид Вайнтрауб должен был обязательно присутствовать на обоих совещаниях или хотя бы на одном из них. На самом деле заместитель директора, выполняющий самые секретные задания в Америке, не любил приезжать в Вашингтон слишком часто и в обоих случаях в совещаниях не участвовал. «Военные действия», как Куинн хорошо знал это, могут представлять серьезную опасность для здоровья.
   Короткий коренастый человек с винтовкой, выглядевший еще более толстым из-за тяжелой одежды, подошел к ним и встал рядом с МакКри.
   — Итак, сержант Куинн, мы снова встретились. Помнишь меня?
   Куинн отрицательно покачал головой. Человек постучал себя по переносице сплющенного носа.
   — Это твоих рук дело, ублюдок. И сейчас ты за это заплатишь, Куинн.
   Куинн прищурил глаза, пытаясь вспомнить, и вновь перед ним встала лужайка в джунглях Вьетнама много лет назад и вьетнамский крестьянин, вернее то, что от него осталось, пригвожденный к земле, но все еще живой.
   — Я помню, — сказал он.
   — Хорошо, — сказал Мосс. — Теперь двинемся. Где твое жилище?
   — Деревянная хижина в горах.
   — Насколько я понимаю, ты пишешь небольшую рукопись. Думаю, мне следует взглянуть на нее. Никаких шуток, Куинн. МакКри может не попасть в тебя из пистоле та, но тогда он попадет в девушку. Ну, а тебе никогда не убежать от этого.
   И он покачал стволом винтовки, как бы давая понять, что у Куинна нет никаких шансов добежать до ближайших деревьев в десяти ярдах от них.
   — Поцелуй меня в жопу, — сказал Куинн. В ответ Мосс коротко рассмеялся.
   — У тебя мозги не работают от холода, Куинн. Вот что я намерен сделать. Мы приведем тебя и девицу на берег реки. Вокруг ни единой души на многие мили, так что нам никто не помешает. Тебя мы привяжем к дереву, и ты будешь смотреть, будешь смотреть. Клянусь, девица будет умирать два часа и каждую секунду молить о смерти. Хочешь сесть за руль?
   А Куинн в это время думал о лужайке в джунглях, о несчастном крестьянине, чьи кисти рук, сами руки и суставы ног были перебиты пулями и который кричал, что он простой крестьянин и ничего не знает. И только когда Куинн понял, что толстый допрашиватель знал это, и знал уже несколько часов, тогда он развернулся и одним ударом сделал из него ортопедического пациента с большим стажем.
   Если бы он был один, он постарался бы отбиться от них, несмотря ни на что, наверняка он получил бы пулю в сердце. Но с ним была Сэм... Он кивнул головой.
   МакКри надел наручники на Куинна за его спиной и сделал то же самое с Сэм. Он вел джип, рядом с ним сидел Куинн, а Мосс ехал за ними в «додже», где Сэм лежала на заднем сиденье.
   В Уэст-Дэнвилл люди начали просыпаться и выходить на улицу, но никто не обратил внимания на две вездеходные машины, направлявшиеся в Сент-Джонсбери. Один человек поднял руку, приветствуя путешественников в такую холодную погоду. МакКри ответил своей ослепительной улыбкой и повернул на север по направлению на Лост Ридж. У кладбища Куинн сказал повернуть еще раз налево и ехать в направлении горы Медведь. «Додж», ехавший за ними без снежных цепей, продвигался с большим трудом.
   Когда приличная дорога кончилась, Мосс оставил «додж» и пересел на заднее сиденье джипа, притащив туда Сэм. Лицо ее было белое, и ее трясло от страха.
   — Ты действительно хотел затеряться в этой глуши, — сказал Мосс, когда они подъехали к хижине.
   На улице было тридцать градусов мороза, но внутри дома было приятно и тепло, как и до ухода Куинна. Сэм и его усадили отдельно друг от друга на огромной кровати в большой комнате, занимавшей почти весь дом. МакКри держал их под прицелом, пока Мосс быстро осмотрел другие помещения и убедился, что никого больше в доме не было.
   — Отлично, — сказал он с удовлетворением. — Отлично и приватно. Ты не мог сделать лучше для меня, Куинн.
   Рукопись Куинна находилась в ящике стола. Мосс снял парку, уселся в кресло и начал читать. Несмотря на то, что Сэм и Куинн были в наручниках, МакКри сел напротив них в кресло и не сводил с них глаз. На его лице все еще оставалась улыбка мальчика из соседнего дома. Слишком поздно Куинн понял, что это была маска, которую он создал за многие годы, чтобы скрыть истинное лицо.
   — Хорошо, — сказал Куинн через некоторое время. — Ты победил, но я хотел бы знать, как тебе это удалось.
   — Нет проблемы, — ответил Мосс, продолжая читать, — в любом случае это ничего не меняет.
   Куинн начал с небольшого и маловажного вопроса — каким образом МакКри был выбран для этой работы в Лондоне?
   — Это мне просто повезло, — ответил Мосс. — Просто счастливая случайность. Никогда не думал, что мой мальчик придет мне на помощь здесь. Это просто подарок, любезность проклятого ЦРУ.
   — А как вы познакомились? Мосс взглянул на него.
   — В Центральной Америке, — сказал он. — Я ведь там провел много лет, а Данкен вырос в тех местах. Я встретил его, когда он был еще ребенком, понял, что у нас одинаковые вкусы. Черт возьми, ведь это я завербовал его в ЦРУ.
   — Одинаковые вкусы? — спросил Куинн. Он знал, каковы вкусы Мосса, но хотел, чтобы тот продолжал говорить. Психопаты любят говорить о себе, когда они чувствуют себя в безопасности.
   — Почти одинаковые, — сказал Мосс. — Разве что Данкен предпочитает женщин, а я нет. Конечно, он любит сначала повозиться с ними немного, не так ли, мой мальчик?
   Мосс продолжил чтение. МакКри счастливо улыбнулся.
   — Конечно, мистер Мосс. Вы знаете, эти двое трахались там в Лондоне?
   Думали, что я не слышал. Полагаю, мне надо наверстать упущенное.
   — И ни в чем себе не отказывай, мой мальчик, — сказал Мосс. — Но Куинн мой. Ты будешь умирать медленно, Куинн. Я хочу доставить себе удовольствие.
   Он продолжил чтение. Сэм внезапно наклонила голову и рыгнула. Но рвоты не было. Куинн видел, как с новобранцами во Вьетнаме бывало подобное. Из-за страха в желудке выделялось много кислоты, которая раздражала чувствительные мембраны и вызывала сухую рвоту.
   — А как вы связывались в Лондоне? — спросил Куинн.
   — Без проблем, — ответил Мосс. — Данкен выходил в магазин купить продукты и прочее. Помните? Мы обычно встречались в продовольственных магазинах. Если бы ты был поумней, Куинн, ты бы заметил, что он всегда ходил за покупками в один и тот же час.
   — А как насчет одежды Саймона и заминированного пояса?
   — Я отвез все это в дом в Суссексе, когда ты встречался с остальными тремя на складе. Я отдал все это Орсини на встрече. Хороший человек был Орсини. Я использовал его пару раз в Европе, когда я работал в ЦРУ, да и позже прибегал к его услугам.
   Мосс положил рукопись. Язык его развязался.
   — Ты напугал меня, когда убежал из квартиры без всякого объяснения. Я хотел покончить с тобой, но не мог заставить Орсини сделать это. Он сказал, что остальные не позволят ему убить тебя. Так что я оставил эту идею. Я подумал, что когда мальчик погибнет, подозрение все равно падет на тебя. Но я был искренне удивлен, когда эти придурки из ФБР отпустили тебя потом. Я думал, что тебя засадят в тюрьму хотя бы только по подозрению.
   — Именно тогда тебе понадобилось засунуть «жучка» в сумку Сэм?
   — Конечно. Данкен подсказал мне это. Я купил подобную сумочку, установил подслушивающее устройство и передал ее Данкену в то утро, когда ты ушел из квартиры в Кенгсингтоне в последний раз. Помнишь, когда он пошел за яйцами для завтрака? Он тогда принес новую сумку и заменил старую, когда вы завтракали на кухне.
   — А почему ты не разделался со всеми четырьмя на емниками на месте назначенного свидания? — спросил Ку-инн. — Это избавило бы от необходимости выслеживать нас потом?