Именно эти горы, бедность и преследования породили железную солидарность, и корсиканский союз, который, как считают многие, еще более скрытный и опасный, чем мафия. И в этот самый мир, который двадцатый век со своим Общим Рынком и Европейским парламентом не смог изменить, въехал Куинн в последний месяц 1991 года.
   Около города Леви стоял указатель направления на Карбини по дороге Д 59. Дорога вела на юг и через четыре мили пересекала Фьюмичиколи, небольшой ручей, текущий с горного хребта Оспедале. В Карбини, деревне, состоящей из единственной улицы, где старики в синих блузах сидят около своих каменных домов и несколько кур роются в пыли, приложение к карте Куинна потеряло свое значение. Из деревни выходили две дороги. Д 148 шла назад, на запад, откуда он приехал, но шла вдоль южного края долины.
   Д 59 уходила вперед, в сторону Ороне, а затем, южнее, к Сотта. На юго-западе он мог видеть пик горы Канья, а слева — мрачную массу хребта Оспедаль с одной из высочайших гор Корсики — Пунта-ди-ла-Вакка-Морта, названной так, потому что, если смотреть на нее с определенной точки, то она напоминает мертвую корову. Он решил ехать прямо.
   После Ороньи горы оказались совсем рядом с левой стороны, а поворот на Кастельбланк — через две мили за этой деревней. Это была едва заметная дорога, и поскольку дороги в эту сторону через Оспедаль не проходило, это был явно тупик. С дороги он мог видеть большую светлосерую скалу на краю хребта, которая навела кого-то на мысль, что она похожа на белый замок, что и дало такое название этой деревне. Куинн медленно ехал по дороге. Через три мили, высоко над дорогой Д 59 он въехал в Кастельбланку.
   Дорога кончалась у деревенской площади, расположенной в конце деревни, ближе к горе. По обеим сторонам узкой улочки, ведущей к площади, стояли низкие каменные дома, все двери которых были заперты и ставни закрыты. Не было видно ни кур, рывшихся в пыли, ни стариков, сидящих на ступеньках. Вокруг царила тишина. Он выехал на площадь, остановил машину, вылез и потянулся. Где-то на дороге загрохотал трактор. Трактор выехал из пространства между двумя домами, доехал до центра площади и остановился. Тракторист вынул ключи зажигания, соскочил на землю и исчез между домами. Между трактором и стеной было достаточно места, чтобы там мог проехать мотоцикл, но не машина.
   Куинн посмотрел вокруг. Кроме дороги у площади было три стороны.
   Справа стояли четыре дома, впереди была небольшая церковь из серого камня. А слева было то, что считалось центром общественной жизни Кастельбланка — двухэтажная таверна с черепичной крышей и дорогой, ведущей к другим домам поселка, стоявшим не на дороге — группе коттеджей, сараев и дворов, доходившей до самой горы.
   Из церкви вышел небольшой и очень старый священник. Он не заметил Куинна и стал закрывать дверь церкви на ключ.
   — Добрый день, святой отец, — приветствовал его Куинн.
   Слуга Господен подскочил, как заяц при выстреле, взглянул на Куинна с ужасом, побежал через площадь и скрылся в переулке за таверной. На бегу он осенил себя крестным знамением.
   Внешность Куинна потрясла бы любого корсиканского священника.
   Продавец мужской одежды в Марселе мог гордиться своей работой. На Куинне были ковбойские сапожки ручной работы, светло-синие джинсы, ярко-красная рубашка в клеточку, кожаный пиджак и высокая стетсоно-вская шляпа. Если он хотел выглядеть как карикатура на ковбоя, то он этого добился. Он вытащил ключи зажигания, взял брезентовую сумку и пошел в бар.
   Внутри было темно. Хозяин был за стойкой и тщательно протирал стаканы, Куинн решил, что это был новый элемент, так сказать, дань времени. В зале было четыре простых дубовых стола с четырьмя стульями у каждого. Только один стол был занят, за ним сидели четверо мужчин и играли в карты.
   Куинн подошел к стойке и поставил сумку на пол, но шляпу не снял.
   Бармен, взглянул на него.
   — Мсье?
   Ни любопытства, ни удивления. Куинн сделал вид, что не заметил этого и широко улыбнулся.
   — Будьте любезны стаканчик красного вина, — сказал он с оттенком формальности. Вино было местное, грубое, но хорошее. Куинн потягивал его с видом знатока. Появилась полная жена хозяина, поставила несколько мисок с маслинами, сыром и хлебом, ни разу не взглянув на Куинна. Ее муж сказал ей что-то на местном диалекте, и она удалилась на кухню. Игравшие в карты даже не взглянули в его сторону.
   Куинн обратился к бармену.
   — Я ищу джентльмена, который, как я полагаю, живет здесь. Зовут его Орсини. Вы знаете его?
   Бармен посмотрел на игроков, как бы ища подсказки. Ее не было.
   — Видимо, это мсье Доминик Орсини? — спросил бармен.
   Куинн задумался. Они заблокировали дорогу и признали существование Орсини. Было видно, что они хотели, чтобы он остался. На сколько? Он оглянулся. Через окно было видно светлоголубое небо, освещенное зимним солнцем. По всей видимости, до наступления темноты. Куинн повернулся к стойке и провел пальцем по щеке.
   — Человек со шрамом на щеке? Доминик Орсини? Бармен кивнул.
   — Не скажете ли вы, как мне найти его дом?
   Опять бармен посмотрел на игроков, ища поддержки. На этот раз помощь была оказана. Один из игроков, единственный, одетый в вечерний костюм, оторвался от карт и сказал:
   — Сегодня мсье Орсини нет здесь. Если вы подождете, то завтра встретитесь с ним.
   — Большое спасибо, друг, это очень любезно с вашей стороны.
   Обратившись к бармену, он спросил: «Не найдется ли у вас комнаты мне переночевать?»
   Тот только кивнул в ответ. Через десять минут жена хозяина показала Куинну его комнату. Она ни разу не посмотрела ему в глаза за все время общения. Когда она ушла, Куинн осмотрел комнату. Она была в задней части здания, окно выходило во двор, вдоль всех сторон которого были навесы.
   Матрас на кровати был тонкий, набитый слежавшимся конским волосом, но он вполне соответствовал намерению Куинна. С помощью перочинного ножа он поднял две доски пола под кроватью и спрятал туда один из предметов, лежавших в сумке. Все остальное он оставил для возможной проверки. Он закрыл сумку, оставил ее на кровати, вырвал волос с головы и закрепил его слюной поперек «молнии».
   Вернувшись в бар, он хорошо поел козьего сыра с хрустящим хлебом, местного свиного паштета и сочных маслин, запив все это вином. Затем он пошел прогуляться по деревне. Он понял, что до захода солнца он в безопастности, его хозяева получили приказ и хорошо поняли его.
   В деревне было мало интересных мест. Никто не вышел на улицу поговорить с ним. Он видел, как натруженные женские руки быстро втащили в дом ребенка, игравшего на улице. Трактор, стоявший на главной дороге, продвинулся вперед из переулка, оставив проход шириной в два фута, радиатор его упирался в дровяной сарай.
   Около пяти часов стало прохладней. Куинн вернулся в бар, где в камине весело трещал огонь. Он поднялся в комнату за книгой, убедился, что сумку осматривали, но ничего не взяли, и тайник под кроватью не был обнаружен.
   Он провел два часа в баре за чтением, не снимая шляпы, а потом поужинал вкусным рагу с фасолью и горными травами, закончив яблочным пирогом и кофе. Вместо вина он пил воду. В девять часов он поднялся в свою комнату. Через час в деревне погас последний огонь. В баре никто не смотрел телевизор, хотя на всю деревню их было только три, и никто не играл в карты. К десяти вся деревня была в темноте, только в комнате Куинна горела единственная лампочка.
   Это была тусклая лампочка, свисавшая с потолка на грязном шнуре в середине комнаты. Она освещала только то место, которое было непосредственно под ней, и именно там фигура в стетсоновской шляпе сидела в высоком кресле и читала книгу.
   Луна взошла в половине второго. Она поднялась из-за хребта Оспедаль и через полчаса залила Кастельбланк неровным белым светом. Худощавая фигура беззвучно двигалась по дороге. Чувствовалось, что человек знает, куда он идет. Он прошел по двум узким переулкам и вышел к сараям и навесам позади таверны.
   Без единого звука человек вспрыгнул на воз с сеном, стоявший во дворе, а оттуда на каменную стену. Он легко пробежал по стене и спрыгнул на крышу навеса прямо напротив окна комнаты Куинна.
   Занавески закрывали окно только наполовину, даже если их растягивали во всю длину. В промежутке между ними шириной в двенадцать дюймов можно было хорошо видеть Куинна с книгой на коленях, голова слегка наклонена вперед, чтобы лучше читать шрифт при тусклом свете, над подоконником можно было видеть его плечи в красной рубашке и высокую стетсоновскую шляпу.
   Молодой человек на крыше усмехнулся, такая глупость со стороны чужака позволит ему сделать свое дело, не проникая в комнату через окно. Он снял с плеча лупару — короткую двухстволку, висевшую на кожаном ремне, отвел предохранители и прицелился. За сорок футов от него фигура в шляпе как раз заняла пространство над двумя стволами. Спусковые крючки были связаны проволокой, чтобы два ствола выстрелили одновременно.
   Когда он выстрелил, грохот должен был разбудить всю деревню, но ни в одном доме не зажгли огня. Крупная дробь из двух стволов буквально уничтожила стекло в окне и изорвала в клочья тонкие занавески. Казалось, что голова сидевшего взорвалась. Стрелявший видел, как выстрелом сдуло стетсоновскую шляпу, а череп разлетелся на куски, залив ярко-красной кровью все, что было вокруг. Лишившись головы, тело в красной рубашке качнулось в сторону и выпало из поля зрения.
   Удовлетворенный тем, что он видел, молодой член клана Орсини, который только что оказал услугу семейству, соскочил с крыши на стену, побежал по ней, спрыгнул на воз с сеном, а оттуда в переулок, откуда он появился. Чувствуя себя в полной безопасности после этого триумфа, юноша шел неторопливо по деревне к дому на окраине, где его ждал человек, которого он боготворил. Юноша не слышал и не видел более тихого и более высокого человека, отделившегося от двери и следовавшего за ним.
   Беспорядок в комнате над баром будет позже ликвидирован женой хозяина заведения. Ее матрас уже нельзя будет починить, так как он был распорот по всей длине, а конским волосом была набита красная рубашка в клеточку, как корпус, так и рукава, до такой степени, что она могла самостоятельно сидеть в кресле. Она найдет длинные полоски клейкой ленты, прикреплявшие куклу к креслу в сидячем положении, а также остатки стетсоновской шляпы и книги.
   Она соберет по кусочкам остатки пластмассовой головы манекена, которую Куинн уговорил продавца в Марселе украсть со склада и продать ему. Она не обнаружит следов двух презервативов, наполненных кетчупом, взятом в ресторане на пароме, которые помещались внутри пластмассовой головы, а лишь красные пятна на стенах, которые легко будет удалить мокрой тряпкой.
   Хозяин будет долго думать, почему он не обнаружил пластмассовую голову, когда он просматривал вещи Куинна, и в конце концов найдет две незакрепленные доски пола под кроватью, и поймет, что, как только Куинн пришел в комнату, он тут же спрятал голову туда.
   И, наконец, рассерженному человеку в темном костюме, который играл в карты в баре, покажут брошенные ковбойские сапожки ручной работы, джинсы и кожаную куртку с бахромой, а хозяин сообщит местному полицейскому, что американец сейчас, возможно, одет в темные брюки, черную ветровку на молнии, ботинки на мягкой подошве и свитер с высоким воротником. Все это произойдет за час до рассвета.
   Когда юноша подошел к дому, он тихо постучал в дверь. Куинн спрятался в дверном проеме соседнего дома. По всей видимости была дана команда войти, и молодой человек открыл щеколду и вошел внутрь. Как только дверь закрылась, Куинн подобрался ближе, обошел вокруг дома и нашел окно, закрытое ставней, в которой была щель, позволявшая заглянуть в комнату.
   Доминик Орсини сидел за грубым деревянным столом и отрезал куски колбасы «салями» острым как бритва ножом. Юноша с лупарой стоял перед ним. Они говорили на корсиканском диалекте, ничем не похожим на французский язык и абсолютно непонятном иностранцу. Молодой человек явно описывал события последних тридцати минут; Орсини несколько раз кивнул с одобрением.
   Когда юноша кончил свой рассказ, Орсини вышел из-за стола, подошел к нему и обнял его. Молодой человек зарделся от гордости. Когда Орсини повернулся, то стал ясно виден шрам, идущий по щеке до подбородка. Он достал из кармана пачку денег, юноша покачал головой, как бы отказываясь их взять. Орсини положил их ему в карман, похлопал его по спине и отпустил. Молодой человек ушел.
   Убить корсиканского боевика было нетрудно, но Куинну он был нужен живой, в его машине и в полицейской камере в Аяччо к рассвету. Он заметил мощный мотоцикл, стоявший около навеса с дровами.
   Через тридцать минут в тени сарая и трактора послышался шум заводимого мотоцикла. Орсини медленно выехал на главную площадь и направился по дороге, ведущей из города. Он легко проехал между трактором и стеной дома. Он выехал на освещенное луной место, Куинн вышел из тени, прицелился и выстрелил. Покрышка переднего колеса разлетелась в клочья, и машина потеряла управление. Она упала на бок, сбросила водителя и заглохла. Орсини оказался отброшенным к трактору, но тут же вскочил на ноги. В десяти ярдах стоял Куинн, его «Смит и Вессон» смотрел прямо в грудь корсиканца. Орсини глубоко дышал, стараясь уменьшить боль, он тер ушибленную ногу. Он стоял, прислонившись спиной к заднему колесу трактора. Куинн видел его сверкающие глаза и темную щетину на подбородке. Орсини медленно поднял руки вверх.
   — Орсини, — тихо сказал Куинн, — меня зовут Куинн. Я хочу поговорить с тобой.
   В ответ Орсини оперся на поврежденную ногу, вскрикнул от боли и опустил левую руку к колену. Он был мастер своего дела. Его левая рука медленно массировала колено, что на секунду отвлекло внимание Куинна, а правая действовала гораздо быстрее: одним движением он резко опустил ее вниз и метнул нож, спрятанный в рукаве. Куинн заметил лишь, как в лунном свете сверкнуло лезвие, и отпрянул в сторону. Нож прошел мимо горла и задел плечо кожаной куртки, крепко пригвоздив его к стенке сарая.
   Куинну понадобилась всего одна секунда, чтобы схватить костяную ручку ножа и освободить куртку. Но для Орсини этого было достаточно. Он был уже позади трактора и бежал как кот по переулку, но как раненый кот.
   Если бы не его нога, то он ушел бы от Куинна. В какой бы хорошей форме ни был американец, когда житель Корсики попадает в «маки», очень немногие могут сравниться с ним в умении исчезать. На протяжении двухсот метров кусты вереска высотой до пояса цепляются за одежду как тысячи пальцев, и борьба с ними отнимает все силы. Ощущение такое, как будто человек идет по пояс в воде. Через двести метров силы покидают его, и ноги наливаются свинцом. Человек может упасть на землю в этом море вереска и исчезнуть — на расстоянии трех метров его нельзя будет увидеть.
   Но Орсини не мог бежать так быстро, к тому же его вторым врагом был лунный свет. Куинн видел, как его тень достигла конца улочки, где стояли последние дома, а потом скрылась в зарослях вереска у подножия холма, Куинн бежал за ним по улочке, перешедшей в тропинку, и тоже углубился в заросли. Он слышал треск кустарника и шел на этот шум.
   Затем он снова увидел голову Орсини в двадцати ярдах впереди. Он двигался по подножию горы, но все время вверх. Через сто ярдов шум прекратился, Орсини залег в засаду. Куинн остановился и притаился.
   Двигаться вперед, когда сзади светит луна, было бы сумасшествием.
   Ему приходилось охотиться раньше, а также и самому быть дичью. В густых зарослях у реки Меконг, в джунглях к северу от Кхе Сань и в горах с местными проводниками. Все туземцы хорошо действуют на своей территории — вьетконговцы в своих джунглях, а бушмены Калахари в своей пустыне. Орсини был на своей территории, где он родился и вырос. С поврежденной ногой, без ножа, но наверняка с пистолетом. А Куинну он был нужен живой. Таким образом, два человека, пригнувшись, сидели в зарослях, прислушиваясь к звукам ночи, пытаясь уловить тот единственный, который не был бы треском цикады или шумом птицы, а мог бы исходить только от человека. Куинн взглянул на луну, до захода оставался час.
   После этого он ничего не сможет видеть до самого рассвета, когда к корсиканцу придет помощь из деревни у подножия горы.
   В течение сорока пяти минут этого часа оба они оставались неподвижными. Каждый ожидал, что другой начнет двигаться первым. Когда Куинн услышал звук, он знал, что это было от соприкосновения металла и камня. Пытаясь облегчить боль и потереть ногу, Орсини положил пистолет на камень. Единственный камень был в пятнадцати ярдах справа от Куинна, и Орсини прятался за ним. Куинн медленно пополз по земле через кустарник. Но не к камню, это значило бы получить пулю в лицо, а к группе кустов перед камнем в десяти ярдах от него.
   В заднем кармане у него сохранились остатки лески, которую он использовал в Ольденбурге, чтобы повесить магнитофон на сук дерева. Он обвязал леской большой куст вереска на высоте двух футов от земли, а затем вернулся на старое место, отпуская леску по мере продвижения.
   Убедившись, что он отполз достаточно далеко, он начал мягко потягивать леску.
   Куст задвигался и зашуршал. Он перестал дергать, чтобы звук достиг слушающего. Затем он дернул ее еще несколько раз. Наконец он услышал, что Орсини начал ползти.
   Корсиканец поднялся на колени в десяти футах от куста. Куинн увидел его затылок и резко дернул за леску. Куст вздрогнул. Орсини поднял пистолет, держа его обеими руками, и всадил несколько пуль в землю у основания куста. Когда он остановился, Куинн стоял позади него в полный рост с пистолетом, нацеленным в спину Орсини.
   Когда затих шум от выстрелов, корсиканец почувствовал, что ошибся. Он обернулся и увидел Куинна.
   — Орсини...
   Он собирался сказать «я просто хочу поговорить с тобой». Любой человек в положении Орсини был бы сумасшедшим, если бы попытался сделать то, что сделал он. Или был бы в отчаянии, или был бы убежден, что если не сделает, то будет покойником. Он повернулся и выстрелил последним патроном. Это было бесполезно, так как за полсекунды до этого Куинн сделал то же самое. У него не было выбора. Его пуля попала прямо в грудь Орсини и опрокинула его на спину.
   Пуля прошла мимо сердца, но рана все равно была смертельной. У Куинна не было времени ранить его в плечо, да и расстояние не позволяло идти на такой риск. Орсини лежал на спине, глядя на американца, склонившегося над ним. Его грудная полость наполнялась кровью из простреленного легкого и попадала в горло.
   — Они сказали тебе, что я приехал, чтобы убить тебя, не так ли? — спросил Куинн. Корсиканец медленно кивнул головой.
   — Они обманули тебя. Они соврали. Я приехал узнать насчет одежды для юноши. Я приехал узнать его имя. Толстый человек, который все это организовал. Теперь ты им ничего не должен. Обет молчания больше не существует. Кто он такой?
   Либо в последние минуты жизни он все еще соблюдал обет молчания, или же это была кровь, поступавшая ему в горло, Куинну не суждено было узнать. Человек, лежавший на спине, открыл рот либо пытаясь что-то сказать, или же это была издевательская усмешка. Вместо этого он закашлялся, и ярко-красная пенящаяся кровь пошла у него изо рта и полилась на грудь. Куинн услышал звук, который ему приходилось слышать раньше и который он знал слишком хорошо. Небольшой шум в легких, когда они выдыхают в последний раз. Голова Орсини упала набок, и Куинн увидел, как яркий свет погас в его черных глазах.
   В деревне все было тихо, когда он прошел вниз по улочке к главной площади. Жители наверняка слышали выстрел дробовика на главной улице и канонаду у подножия горы. Но поскольку им было приказано сидеть дома, то они выполнили приказ. И тем не менее кто-то, вероятно тот самый юноша, проявил любопытство. Возможно, он увидел мотоцикл, лежавший около трактора, и заподозрил наихудшее. Во всяком случае, он засел в засаде.
   Куинн сел в свой «опель», стоявший на главной площади. Видно было, что никто его не трогал. Он хорошо пристегнулся, повернулся, чтобы видеть улицу, и завел мотор. Когда он ударил сторону сарая перед колесами трактора, старые доски разлетелись в щепки. Затем он столкнулся с несколькими кипами сена, лежавшими в сарае, и снова треск ломающихся досок, когда «аскона» пробила противоположную стену.
   Заряд дроби попал в машину, когда она выезжала из сарая. Он наделал дырок в багажнике, но не задел бензобак. Куинн помчался по дороге в вихре щепок и клочков сена и выехал на дорогу, ведущую к Орони и Карбини. Было почти четыре утра, и ему предстояло ехать еще три часа до аэропорта Аяччо.
   За шесть часовых поясов к западу, в Вашингтоне было около десяти часов вечера предыдущего дня. Чиновники кабинета, которых Оделл вызвал, чтобы разобраться с профессиональными экспертами, были настроены весьма серьезно.
   — Что вы имеете в виду, говоря, что никакого продвижения до сих пор нет? — потребовал вице-президент. — Прошел уже целый месяц. У вас были неограниченные средства и все люди, которых вы запросили, к тому же сотрудничество европейцев. Так что же происходит?
   Вопрос этот был обращен к Дону Эдмондсу, Директору ФБР, сидевшему рядом со своим заместителем Филипом Келли. Рядом с Ли Александером был Дэвид Вайнтрауб. Эдмондс, кашлянув, взглянул на Келли и кивнул головой.
   — Джентльмены, мы продвинулись намного вперед по сравнению с тем, что мы знали месяц тому назад, — сказал он, как бы оправдываясь.Скотленд-Ярд до сих пор изучает дом, где, как мы теперь знаем, держали Саймона. Там уже обнаружили массу ценных следов, включая двое отпечатков пальцев, принадлежность которых они пытаются определить.
   — А как они нашли дом? — спросил Государственный секретарь.
   Филип Келли заглянул в свои записки.
   На вопрос Дональдсона ответил Дэвид Вайнтрауб:
   — Куинн позвонил им из Парижа и сообщил адрес.
   — Отлично, — сказал Оделл с сарказмом. — Что еще слышно о Куинне?
   — Он был довольно активен в разных частях Европы, — ответил Келли дипломатично. — Мы с минуты на минуту ожидаем полный доклад о его деятельности.
   — Что вы имеете в виду «активен»? — спросил Билл Уолтере, генеральный прокурор.
   — У нас может возникнуть проблема с Куинном, — сказал Келли.
   — У нас всегда проблемы с мистером Куинном, — заметил Мортон Стэннард, министр обороны, — А что за новая проблема?
   — Вы, вероятно, знаете, что мой коллега Кевин Браун давно подозревал, что мистер Куинн знал об этом больше с самого начала, чем он сообщил нам, и что на какой-то стадии он был даже замешан в этом деле. Сейчас кажется, что дополнительная информация может подкрепить эту теорию.
   — Какая дополнительная информация? — спросил Оделл.
   — С того времени, как его отпустили по решению этого комитета, чтобы он своими силами проводил расследование относительно личностей похитителей, его видели в ряде мест в Европе, а затем он вновь исчез. Он был задержан в Голландии на месте убийства, а затем отпущен голландской полицией за недостатком улик...
   — Он был отпущен, — тихо сказал Вайнтрауб, — потому что смог доказать, что во время совершения преступления он был за много миль от этого места.
   — Да, но убитый был бывшим наемником в Конго, отпечатки пальцев которого были обнаружены в доме, где держали Саймона Кормэка, — сказал Келли. — Мы считаем это подозрительным.
   — Есть ли еще какие-нибудь свидетельства о Куинне? — спросил Юберт Рид.
   — Да, сэр. Бельгийская полиция только что сообщила, что они нашли тело с пулевым отверстием в черепе на скамейке на самом верху чертова колеса. Время смерти — три недели назад. Пара, соответствующая описанию Куинна и агента Сомервиль, интересовалась местонахождением покойного у его работодателя приблизительно в то же время, когда тот исчез.
   Затем в Париже один из наемников был застрелен на улице. Водитель такси рассказал, что два американца, соответствующие описанию, уехали от этого места в это время на его машине.
   — Великолепно, — сказал Стэннард, — восхитительно. Мы отпускаем его вести расследование, а он оставляет за собой серию трупов по всей северной Европе, там, где у нас есть или были союзники.
   — Три трупа в трех странах, — заметил Дональдсон едко. — Что еще вы можете нам сообщить?
   — В главном госпитале Бремена немецкий бизнесмен, выздоравливающий после восстановительной операции, говорит, что пострадал из-за Куинна,сказал Келли, — Что же он с ним сделал? — спросил Уолтере. Келли рассказал ему.
   — Боже мой, это же маньяк! — воскликнул Стэннард.
   — Хорошо, мы знаем, что делает Куинн, — сказал Оделл. — Он уничтожает банду прежде чем они заговорят. А может быть он сначала заставляет их говорить. А что делает ФБР?
   — Джентльмены, — сказал Келли, — мистер Браун разрабатывает самую перспективную версию — алмазы. Все торговцы алмазами и ювелиры в Европе и Израиле, не говоря о Соединенных Штатах, предупреждены об этих камнях.