Форсайт Фредерик. Переговоры

   — Просто будь здесь к моему возвращению, я подозреваю, что мне придется очень спешить.
   В два часа утра он был около каменной стены. Фургон с высокой крышей стоял на дороге близ нее, так что Куинн, стоя на крыше, мог хорошо видеть все, что происходило во дворе. Если бы кто-то поинтересовался, то на борту фургона было написано, что это установка телевизионных антенн.
   Это объясняло также наличие телескопической алюминиевой лестницы на крыше.
   При свете месяца он мог видеть из-за стены голые деревья парка, лужайку до самого дома и слабый свет в окне комнаты охраны.
   Место, которое он выбрал для отвлекающего маневра, находилось в восьми футах от единственного дерева, росшего около стены. Он встал на крышу фургона и стал размахивать небольшой пластмассовой коробкой, привязаной к рыболовной леске. Когда он счел, что размах достиг нужной амплитуды, он отпустил леску. Пластмассовая коробочка описала дугу и попала в ветви дерева, а затем стала падать на землю. Леска натянулась.
   Куинн отпустил ее настолько, чтобы коробочка висела над землей на высоте восемь футов. Затем он закрепил леску.
   Он завел мотор и тихо проехал сто ярдов вдоль стены и остановился напротив комнаты охраны. К борту фургона были привернуты стальные гнезда, что весьма удивит его хозяев на следующее утро. Куинн вставил в них лестницу так, что она теперь выступала над стеной. С ее верхней перекладины он мог спрыгнуть в парк, не задев ни колючей проволоки, ни сигнального провода. Он взобрался на лестницу и привязал веревку с узлами к верхней перекладине. Затем он стал ждать. Он увидел, как силуэт добермана пересек освещенное луной место лужайки. Звук был слишком тихий, и он не мог его услышать, но собаки слышали его хорошо. Он увидел как одна из них остановилась, прислушалась, а затем рванулась к тому месту, где черная коробочка висела на нейлоновой леске. Другая собака последовала за ней через несколько секунд. Две телевизионных камеры повернулись в эту сторону и остались в том же положении.
   Через пять минут открылась небольшая дверь, и на пороге застыл человек. Это был не утренний проводник собак, а ночной охранник.
   — Лотар, Вотан, что там такое? — тихо позвал он. Теперь и он и Куинн могли слышать яростное рычание доберманов там, где были деревья. Сторож вернулся в комнату, посмотрел на мониторы, но ничего не увидел. Он вышел на лужайку с фонариком, достал пистолет и пошел к собакам. Дверь он оставил открытой.
   Куинн соскочил с верхней прекладины лестницы как тень — вперед и вниз на двенадцать футов. Он приземлился как десантник — перекатом, вскочил на ноги и побежал через лужайку в комнату охраны. Там он запер дверь изнутри.
   На мониторах он увидел, что охранник все еще пытался отозвать доберманов за сто ярдов около стены. В конце концов он увидит магнитофон, висящий на высоте в восемь футов над землей, который пытались достать собаки, поскольку из него доносилось рычание и визг.
   Куинн потратил целый час, готовя эту пленку в номере отеля к изумлению других постояльцев. К тому времени, когда сторож поймет, что его провели, будет поздно.
   В комнате сторожа была другая дверь, ведущая в главный дом. Куинн поднялся по лестнице на этаж, где были спальни. Шесть дверей из резного дуба, и по всей видимости, за каждой была спальня. Судя по свету, который Куинн видел рано утром, спальня хозяина была в конце коридора.
   Так оно и оказалось.
   Хорст Ленцлингер проснулся от неприятного ощущения — что-то твердое и холодное влезало в его левое ухо. Затем зажглась лампочка на ночном столике. Он возмущенно взвизгнул, а затем молча уставился на лицо, склонившееся над ним. Его нижняя губа задрожала. Это был тот самый человек, который приходил к нему в контору. Тогда он ему не понравился, а сейчас он не нравился ему еще больше, но больше всего ему не нравилось дуло револьвера, сунутое ему в ухо на полдюйма.
   — Бернгардт, — сказал мужчина в маскировочном костюме.
   — Я хочу поговорить с Вернером Бернгардтом. Позвоните по телефону и вызовите его сюда. Немедленно.
   Ленцлингер нащупал внутренний телефон на ночном столике, набрал номер и получил неясный ответ.
   — Вернер, — проскрипел он, — давай сюда быстро. Да, в мою спальню.
   Живей.
   Пока они ждали Вернера, Ленцлингер рассматривал Ку-инна со страхом и ненавистью. На черной шелковой простыне рядом с ним спала купленная вьетнамская девочка, всхлипывая во сне. Она походила на иссохшую грязноватую куклу. Прибежал Бернгардт, одевший свитер поверх пижамы.
   Увидев такую сцену, он застыл в изумлении.
   Да, возраст совпадал — ему было ближе к пятидесяти. Неприятное желтоватое лицо, песочного цвета волосы с сединой на висках.
   — Что здесь происходит, герр Ленцлингер?
   — Вопросы задаю я, — сказал Куинн по-немецки. — Скажите ему, чтобы отвечал правду и быстро. Иначе вам понадобится ложка, чтобы собирать мозги с абажура. Никаких проблем, говнюк. Скажите ему.
   Ленцлингер сказал, и Бернгард кивнул в знак согласия.
   — Вы были в Пятой группе под командованием Джона Петерса?
   — Ja.
   — Знали ли вы здорового бельгийца по имени Поль Марше? Большого Пауля, как его тогда называли?
   — Да, я помню его. Он перешел к нам из Двенадцатой команды Шрама. А что?
   — Расскажите мне о Марше.
   — Что рассказать?
   — Все. Какой он был человек?
   — Большой, здоровый, шесть футов или выше, хороший вояка, в прошлом автомеханик.
   Да, подумал Куинн, кто-то должен был отремонтировать этот фургон «Форд», кто-то знающий двигатели и сварку. Значит, бельгиец был механиком.
   — А кто был его ближайший друг от начала и до конца?
   Куинн знал, что солдаты на войне, как и полицейские на дежурстве, обычно находят себе партнеров, человека, которому они доверяют больше, чем другим, когда положение становится тяжелым. Бернгардт нахмурил брови, пытаясь вспомнить.
   — Да, был один такой. Они всегда были вместе. Они закорешили, когда Марше служил в Пятой. Парень из Южной Африки. Они говорили на одном языке, фламандский или африкаанс.
   — Его имя?
   — Преториус — Йанни Преториус. У Куинна упало сердце. Южная Африка далеко, а Преториус — очень обычное имя.
   — А что с ним стало? Уехал обратно в Южную Африку? Погиб?
   — Нет. Последнее, что я слышал о нем, это что он обосновался в Голландии. Но это было чертовски давно. Слушайте, я не знаю, где он сейчас. Это правда, герр Ленцлингер. Это я слышал десять лет назад.
   — Он действительно не знает, — сказал Ленцлингер. — Теперь выньте эту штуку из моего уха.
   Куинн знал, что больше он ничего от Бернгарда не узнает. Он схватил шелковую ночную рубашку Ленцлингера и сдернул его с постели.
   — Мы пойдем к парадной двери, медленно и спокойно. Бернгардт, руки на затылок. Вы идете первым. Одно движение — и у вашего босса будет второй пупок.
   Так, в колонну по одному, они двинулись вниз по темной лестнице. У парадной двери они услышали громкий стук — это проводник собак требовал, чтобы ему открыли.
   — К черному ходу — скомандовал Куинн. Они были на полпути к комнате охраны, когда Куинн споткнулся о дубовое кресло и на секунду потерял контакт с Ленцлингером. Тот тут же рванулся в главный холл, зовя во всю глотку охрану. Куинн уложил Бернгардта ударом рукоятки пистолета, выбежал в комнату охраны и оттуда в парк.
   Когда он пробежал половину лужайки, из дверей выскочил Ленцлингер и стал звать собак, лающих у парадного входа. Куинн повернулся, прицелился и нажал спуск. Торговец оружием завопил от боли и скрылся в доме.
   Куинн сунул пистолет за пояс и добежал до спасительной веревки, опередив собак всего на десять ярдов. Он забрался на стену, наступил на сигнальный провод, вызвавший сигнал тревоги в доме, и спрыгнул на крышу фургона. Он выбросил лестницу, завел мотор и помчался по дороге, не ожидая, пока они организуют группу преследования.
   Как было оговорено, Сэм уже сидела в машине напротив отеля «Граф Фон Ольденбург», вещи были упакованы и за номер было заплачено. Куинн выскочил из фургона и сел рядом с ней.
   — Едем на Запад, — сказал он. — По шоссе Е 22 на Льеж и в Голландию.
   Охранники Ленцлингера ехали в двух машинах, держа радиосвязь между собой и поместьем. Кто-то оттуда позвонил в лучший отель «Городской клуб», но там сообщили, что Куинн у них не останавливался. Понадобилось еще десять минут на то, чтобы обзвонить все гостиницы по списку и узнать, что герр и фрау Куинн уехали. Но звонивший получил приблизительное описание их машины.
   Сэм уже проехала Офенерштрассе и доехала до кольцевой дороги 293, когда за ними появился серый «мерседес». Куинн соскользнул на пол и согнулся так, что его голова была ниже окна. Сэм свернула с кольцевой дороги на скоростное шоссе Е 22. «Мерседес» следовал за ними.
   — Они приближаются, пристраиваются сбоку, — сказала Сэм.
   — Езжай нормально, — пробормотал Куинн, — улыбнись им и помаши рукой.
   «Мерседес» приблизился и шел параллельным курсом. Было еще темно, снаружи в кабине «форда» ничего не было видно. Сэм повернула голову. Она не знала никого из них, ни человека-рефрижератора, ни проводника собак.
   Сэм ослепительно улыбнулась им и помахала рукой. Люди в машине сидели с каменными лицами. Испуганные люди, спасающиеся бегством не улыбаются и не машут рукой. Через несколько секунд «мерседес» рванулся вперед, развернулся на следующем перекрестке и направился назад в город. Минут через десять Куинн поднялся с пола и сел на сиденье.
   — Видимо, ты не очень нравишься герру Ленцлингеру, — сказала Сэм.
   — Явно не нравлюсь, — согласился Куинн печально. — Я только что отстрелил ему член.

Глава 14

   — Сейчас официально подтверждено, что Саудовские торжества по поводу бриллиантового юбилея Королевства состоятся 17-го апреля, — сообщил полковник Истерхауз группе «Аламо» в то утро.
   Они сидели в просторном кабинете Сайруса Миллера на верхнем этаже Пан-Глобал-Тауэр в центре Хьюстона.
   — Стадион стоимостью пятьсот миллионов долларов, полностью закрытый двухсотметровым куполом из акрила, построен досрочно. Вторая половина упражнения в самовосхвалении стоимостью в миллиард долларов будет истрачена на питание, ювелирные изделия, подарки, гостеприимство, дополнительные отели, особняки для государственных деятелей стран всего мира, а также на парад.
   За семь дней до настоящего парада, до приезда пятидесяти тысяч иностранных гостей, состоится генеральная репетиция. Венцом всей четырехчасовой программы будет штурм модели старой крепости Мусмак в натуральную величину в таком виде, как она была в 1902 году. Макет будет сделан самыми искусными мастерами декораций из Голливуда. «Защитниками» будут королевские гвардейцы, одетые в турецкие мундиры тех времен.
   Нападающая группа будет состоять из пятидесяти принцев крови, все на конях, а возглавлять их будет молодой родственник короля, похожий на шейха Абдалл Азиза в 1902 году.
   — Отлично, — протяжно произнес Скэнлон. — Люблю местный колорит. А как насчет переворота?
   — Вот тогда-то и состоится переворот, — ответил полковник. — На этом огромном стадионе в день генеральной репетиции будут присутствовать только 600 членов Королевского Дома во главе с самим королем. Все они отцы, матери, дяди и тети участников. Все они будут в секторе для Королевского Дома. Когда участники предыдущей презентации уйдут, я через компьютер перекрою все выходы. Входные двери будут открыты для того, чтобы впустить пятьдесят всадников. Непредвиденным моментом для всех, кроме меня, будет то, что за ними последуют десять грузовиков, замаскированных под армейские, и остановятся около входных ворот. Эти ворота будут открыты, пока последний грузовик не проедет внутрь стадиона, а затем их закроет компьютер. После этого ни один человек не выйдет оттуда.
   Убийцы выскочат из грузовиков, побегут к королевскому сектору и откроют огонь. На арене останется другая группа, чтобы покончить с пятьюдесятью принцами и «защитниками» крепости Мусмак. Патроны у тех будут холостые.
   Пятьсот королевских гвардейцев попытаются защитить своих подопечных, но их оружие будет неисправным. В большинстве случаев оно будет разрываться при выстреле и убивать стрелявшего. Или будет давать осечки.
   Полное уничтожение Королевского Дома займет около сорока минут. Все стадии будут сниматься видеокамерами и передаваться на саудовское телевидение, а оттуда весь спектакль смогут увидеть большинство стран Персидского залива.
   — А как вы убедите королевскую гвардию пойти на замену боеприпасов? — спросил Мойр.
   — В Саудовской Аравии безопасность является навязчивой идеей,ответил полковник, — и по этой самой причине произвольные перемены стали постоянным явлением. Если подпись на документе кажется подлинной, то распоряжение будет выполнено. Этот документ будет подготовлен мной, но подпись министра внутренних дел на нем будет подлинной. Эту подпись на чистом бланке достал я, и не спрашивайте меня как я это сделал.
   Египетский генерал-майор Аль-Шакри заведует складом боеприпасов. Он обеспечит поставку дефектных патронов, а позже Египет получит доступ к саудовской нефти по выгодным ему ценам.
   — А как насчет регулярной армии? — спросил Салкинд. — Ведь это пятьдесят тысяч человек.
   — Да, но не все они будут в Эр-Рияде. Местные армейские части будут находится на маневрах в ста милях от столицы. Они должны будут возвратиться в Эр-Рияд за день до генеральной репетиции. Армейским транспортом занимаются палестинцы, составляющие большую часть иностранных техников в стране, выполняющих работу, которую не могут делать сауды. Они выведут машины из строя, и девять тысяч солдат застрянут в пустыне далеко от столицы.
   — А что они с этого будут иметь? — спросил Кобб.
   — Они получат возможность натурализации, — ответил Истерхауз. — Хотя вся техническая инфраструктура страны зависит от двухсот пятидесяти тысяч палестинцев, занятых на всех уровнях, им не дают права на гражданство. Как бы преданно они ни служили, они не могут его получить.
   Но при послеимамовском режиме они смогут обрести его после шести месяцев проживания в стране. Только одно это обстоятельство привлечет миллион палестинцев с Западного Берега и Газы, из Иордании и Ливана. Они расселятся на новой родине к югу от Нафуда, чем принесут мир на север Ближнего Востока.
   — А что будет после бойни? — задал вопрос Сайрус Миллер. У него не было времени на евфемизмы.
   — На последней стадии перестрелки на стадионе вспыхнет пожар, — мягко сказал полковник Истерхауз. — Это уже подготовлено. Пламя быстро охватит все здание и уничтожит остатки Королевского Дома и их убийц. Телекамеры будут снимать, пока не расплавятся, а затем на экранах появится собственной персоной имам.
   — Что он будет говорить? — поинтересовался Мойр.
   — Он скажет то, что приведет в трепет весь Средний Восток и Запад. В отличие от Хомейни, который всегда говорил тихо и спокойно, этот человек огненного темперамента. Когда он выступает, он увлекается, ибо он передает послание Аллаха и Магомета и хочет быть услышанным.
   Миллер понимающе кивнул. У него тоже была убежденность представителя Бога, каковым он себя считал.
   — К тому времени, когда он закончит свои угрозы неминуемого полного уничтожения в адрес светских и ортодоксальных суннитских режимов вокруг королевства, обещая использовать для Священного террора весь доход в четыреста пятьдесят миллионов долларов в день и уничтожить нефтяные промыслы Газа, если с ним не согласятся, все арабские королевства, эмираты и республики, от Омана на Юге и до Турции, обратятся за помощью к Западу, то есть к Америке.
   — А что насчет прозападного саудовского принца, который придет ему на смену? — спросил Кобб. — А вдруг его постигнет неудача?..
   — Исключено, — твердо заявил полковник. — Так же как военные грузовики и самолеты-штурмовики были выведены из строя, когда они могли бы предотвратить бойню, они снова вступят в строй и сплотятся вокруг принца. Об этом позаботятся палестинцы.
   Принц Халиди-ибн-Судайри заедет ко мне по пути на генеральную репетицию. Она выпьет у меня, в этом нет сомнения, так как он алкоголик.
   В напитке будет снотворное. В течение трех дней двое моих слуг из Йемена будут держать его в подвале. Там он подготовит свое выступление на видеопленке и в магнитофонной записи, где он заявит, что он жив и является законным наследником своего дяди, и попросит у Америки помощи в восстановлении законности. Заметьте, джентльмены, Соединенные Штаты вмешаются не для того, чтобы совершить контрпереворот, а ради восстановления законности при полной поддержке арабского мира.
   Затем я переведу принца для его же безопасности в посольство США, что вовлечет Америку в это дело, хочет она этого или не хочет, поскольку ему придется защищаться от толпы шиитов, требующих выдачи принца. Но религиозной полиции, армии и народу все еще нужен будет какой-то толчок, чтобы обрушиться на шиитских узурпаторов и уничтожить их до последнего человека. И таким побудительным моментом явится прибытие первых американских десантных частей.
   — А что будет потом, полковник? — спросил Миллер. — Получим ли мы то, что нам нужно, — нефть для Америки?
   — Мы все получим то, что нам нужно, джентльмены. Палестинцы получат родину, египтяне — нефть, чтобы удовлетворить массы. Дядя Сэм станет контролировать резервы Саудовской Аравии и Кувейта, а следовательно, и мировые цены на нефть на благо всего человечества. Принц становится новым королем, вечно пьяный алкаш, но рядом с ним все время буду я.
   Только саудовские арабы будут лишены наследства и вернутся к своим козам.
   Суннитские арабские государства получат хороший урок. Перед гневом шиитов, вызванным их поражением, когда победа казалась столь близкой, у светских государств не будет иного выбора, как покончить с фундаментализмом, пока они все не стали его жертвой. В течение пяти лет над пространством от Каспийского моря до Бенгальского залива воссияет полумесяц мира.
   Пятерка «Аламо» сидела в молчании. Двое из них хотели лишь направить саудовскую нефть в Америку и ничего больше. Остальные три согласились идти дальше. Они только что услышали план перестройки одной трети мира.
   Потрясенные Мойр и Кобб, но не остальные три участника и, конечно, не полковник, подумали, что Истерхауз страдает классической манией величия.
   Слишком поздно они поняли, что их повозка мчится вниз и ни остановить ее, ни соскочить они не могут.
   Сайрус Миллер пригласил Истерхауза на приватный ленч в соседней комнате.
   — Какие-нибудь проблемы, полковник? — спросил он, когда подали свежие персики из его оранжереи. — Действительно, никаких проблем?
   — Может возникнуть одна, сэр, — сказал он осторожно. — До решающего часа осталось всего сто сорок дней. И достаточно одной утечки информации, чтобы все сорвалось. Есть один молодой человек, бывший банковский чиновник, он живет сейчас в Лондоне. Зовут его Лэинг. Я бы хотел, чтобы кто-нибудь поговорил с ним.
   — Расскажите мне об этом мистере Лэинге, — попросил Миллер.

***

   Через два часа после бегства из Ольденбурга Куинн и Сэм въехали в Гронинген, город на севере Голландии, столицу провинции, носящей то же название. Как и другие города по ту сторону границы, он уходит корнями в средние века и имеет свой внутренний город, Старый город, защищенный кольцом канала. В старые времена горожане могли укрыться в центре города, поднять четырнадцать мостов и отсиживаться за водяным прикрытием.
   Мудрый городской совет постановил, что Старый город не должен быть обезображен промышленными предприятиями и заливным бетоном, этой модной идеей конца двадцатого века. Вместо этого он был обновлен и восстановлен. Это был круг, в котором были аллеи, рынки, улицы, площади, церкви, рестораны, отели и торговые центры только для пешеходов. Почти все улицы были вымощены камнем. Под руководством Куинна Сэм подъехала к гостинице «Де Долен» на улице Гроте-Маркт, где они и остановились.
   В Старом городе было мало современных зданий, и одно из них — пятиэтажный дом из красного кирпича, находилось на Раде-Маркт. Это было полицейское управление.
   — Ты знаешь кого-нибудь здесь? — спросила Сэм.
   — Знал когда-то, — ответил Куинн. — Возможно, он уже ушел в отставку.
   Надеюсь, что нет.
   Он действительно еще не ушел в отставку. Молодой офицер в приемной подтвердил это. «Да, инспектор Де Гроот был теперь старшим инспектором и командовал коммунальной полицией. Как прикажете объявить о вас?»
   Куинн слышал крики по телефону, когда офицер позвонил наверх. Молодой человек улыбнулся.
   — Кажется, он знает вас, mijnheer.
   Их тут же провели в офис старшего инспектора Де Гроота. Он ожидал их и пошел навстречу, чтобы поздороваться. Это был большой цветущий мужчина, настоящий медведь с редеющими волосами, в полной форме, но в домашних тапочках в качестве уступки ногам, топтавшим тридцать лет булыжные мостовые.
   В полиции Голландии имеются три отдела: коммунальная полиция, криминальная полиция и дорожная. Де Гроот был похож на главу коммунальной полиции, его добродушная внешность и манера обращения снискали ему среди подчиненных и населения прозвище «Папа Де Гроот».
   — Куинн, Боже праведный! Куинн, много лет прошло со времени Ассена.
   — Четырнадцать лет, — признал Куинн, когда они пожали руки, и он представил Сэм. Он не упомянул о ее статусе в ФБР. У нее не было никаких прав в королевстве Нидерландов, к тому же они были здесь неофициально.
   Папа Де Гроот заказал кофе, это было вскоре после завтрака, и спросил, что привело их в этот город.
   — Я ищу одного человека, — сказал Куинн, — полагаю, что он может жить в Голландии.
   — Вероятно, старый друг? Кто-то знакомый со старых добрых времен?
   — Нет, я никогда не встречался с ним. Светлый лучик в глазах Де Гроота не дрогнул, но кофе он стал размешивать медленнее.
   — Я слышал, вы ушли из Ллойда, — сказал он.
   — Верно, — ответил Куинн, — мой друг и я делаем одолжение нашим друзьям.
   — Разыскивание пропавших людей? — спросил Де Гроот. — Это новая сфера деятельности. Хорошо, как его имя и где он живет?
   Де Гроот был обязан Куинну. В мае 1977 года группа южномолуккских фанатиков, пытаясь восстановить свою страну в бывшей голландской колонии Индонезии, решила привлечь внимание к своей борьбе, угнав поезд и захватив школу неподалеку от Ассена. В поезде было 54 пассажира, а в школе — около ста учеников. Голландия не знала подобных акций, и у нее в то время не было подготовленных бригад для освобождения заложников.
   Куинн тогда работал первый год в компании Ллойд, которая специализировалась на таких операциях. Его послали туда в качестве советника вместе с двумя исключительно вежливыми сержантами британских спецслужб, таков был официальный вклад Лондона. Поскольку Ассен находился в соседней провинции Дренте, местной полицией командовал Де Гроот, а сержанты служили для связи с армией Нидерландов.
   Де Гроот выслушал худого американца, который, казалось, понимал образ мыслей людей, захвативших поезд и школу. Он предположил, что может произойти, если начнет действовать армия, а террористы откроют огонь. Де Гроот приказал своим людям сделать так, как советовал американец, и в результате потери оказались минимальными. В конце концов поезд и школа были взяты штурмом, шесть террористов были убиты и два пассажира погибли в перестрелке. Ни один солдат или полицейский не пострадал.
   — Его зовут Преториус, Янни Преториус, — сказал Куинн.
   Де Гроот нахмурил брови.
   — Довольно распространенное имя — Преториус. А вы знаете город или деревню, где он живет?
   — Нет. Но он не голландец, а южноафриканец по рождению, и я подозреваю, что он не натурализовался.
   — Тогда это уже проблема, — сказал Де Гроот, — у нас нет сводного списка всех иностранцев, живущих в Голландии. Гражданские права и так далее...
   — Он бывший наемник в Конго, и я думаю, что с такой биографией, да к тому же из страны, которую Голландия не одобряет, его досье хранится в какой-нибудь организации.
   Де Гроот покачал головой.
   — Не обязательно. Если он находится здесь нелегально, тогда карточки на него нет, иначе его бы выслали за незаконный въезд в страну. Если он здесь на законных основаниях, то карточка на него была заведена, но если потом он не нарушал законов Голландии, он может свободно ездить по стране, нигде не регистрируясь. Это входит в наши гражданские права.
   Куинн кивнул в знак согласия. Он знал пристрастие Голландии к гражданским правам. Это было благо для законопослушных граждан, но и создавало идеальные условия для нарушителей закона. Именно поэтому прекрасный старый Амстердам стал европейской Меккой для торговцев наркотиками, террористов и производителей порнофильмов с участием детей.
   — Как такой человек может въехать в страну и получить вид на жительство?
   — Если он женится на голландской девушке, он его получит. Это даже дает ему право на натурализацию, а потом он может просто исчезнуть.
   — А как насчет социального страхования, подоходного налога и департамента иммиграции?
   — Они вам этого не скажут, — ответил Де Гроот. У человека есть право на приватность. Для того, чтобы даже я мог получить такую информацию, мне пришлось бы выдвинуть против этого человека обвинение в преступлении. Поверьте, я просто не могу этого сделать.