Страница:
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. АЗБУКА КРАХА Жаждущему дам даром от источника воды живой. /Откровение/ Почти треть всей жизни, отпущенной нам всевышним, мы растрачиваем просто на сон. Зачем же нужен сон? Зачем нам надо добровольно транжирить самое дорогое свое достояние на какой-то там сон? С чем это связано? Что или кто нас к этому вынуждает? Представителями научного материализма наш сон трактуется как физиологическое состояние, вызываемое необходимостью погашения утомляемости живого организма, через определенный промежуток времени его интенсивной работы или же простого бодрствования. А сам процесс сновидений довольно упрощенно объясняется тем, что всякие задействованные внешние раздражители усиливают у спящего человека импульсацию в стволе головного мозга и тем самым вызывает у него галюцинаторские подвижки. При этом почему то умалчивается какие же сны предполагается таким образом вызвать у спящего. /Это ли не пример редукционизма в науке, когда явления более высокого уровня сводятся к явлениям стоящим на целый порядок их ниже/. Возможно, восприятие спящим звука от шума за окном или от болевого ощущения в теле и воспроизводит в головном мозгу эффект нечто подобное снам, но можно ли объяснить исчерпывающе таким образом происхождение сновидений вещих, обладающим значительным прогностическим потенциалом, подчас превосходящие во много крат научные открытия. И кто сегодня из материалистов, стоящих на этих утилитарных позициях, возьмется ответить на вопрос, зачем, вернее почему всякий истинный художник, которого любит бог, будь то композитор, живописец, поэт или прозаик, в процессе своей работы, в поисках истоков истинного, как бы проблесками вспоминая, постоянно поправляют, исправляют, казалось бы уже совсем готовые свои творения: то с радостным воодушевлением дополняя в них что-то недостающее, то с горьким разочарованием безжалостно отсекая все лишнее. Вспоминают - разумеющие вспоминать... Сам по себе человек не может создать что-либо значительное и на века ни в какой области творчества: науки или искусства, поскольку у него от природы заложено в голове бытовой разум,- разум необходимый лишь для жизнеобеспечения индивида, но крайне недостаточно для удовлетворения всех духовных запросов незаурядной личности. А чтобы вырваться за плесенную оболочку бытового плена и увидеть там в одно мгновение целую вечность- надо родиться влюбленным в бога и Его священные идеи. И до конца дней своих служить только Ему одному самоотверженно и беззаветно и не изменять этой мечте ни при каких условиях, и ни за какие земные блага. Вспоминают- достойные вспоминать... Думаю, марксисты обязательно сошлются здесь на общественные условия, способствующие возникновению такого проявления у творческой личности, считая, что для судьбы того или иного открытия главенствующее значение имеет лишь престиж и опыт мастера. Конечно, отрицать этого совсем нельзя - престиж и опыт очень влияют на качество и производительность труда простого поденщика-ремесленника. Однако не правомерно утверждать и другое, что эти обстоятельства могут играть решающую роль в создании творцом настоящего шедевра. Ведь движет каждого мастера к поиску данности не только престиж его, не только опыт его, а те искомые звуки и сочетания слов, те скрытые образы, которые представлялись ему в виртуальных формах уже ранее, когда-то давным-давно в полудремном сне и которые осуществлялись как бы по его желанию и его задумке, соотносящихся с его духовным и умственным развитием. Да и в определении сна как физиологического состояния, необходимого человеку просто для отдыха, не согласуются никак со здравым смыслом. Разве отдыхающему, недвижимому человеку менее обходим сон, чем, скажем, тому, кто находится в работе Разница - относительна! А это говорит в пользу того, что всякому индивиду для полной осознанной жизнедеятельности нужно как раз кроме физического отдыха еще и ежедневный кодовый подзаряд Божественного Абсолюта. Любое расстройство такой естественной связи приводит людей к сомнабулизму, к тому самому болезненному состоянию невменяемости, когда они не ведают, что творят. Из всего этого следует вполне объективный логический вывод: какими бы высокими нормами своей идеологии не руководствовались атеисты-безбожники, рано или поздно они превратятся в иванов непомнящих, в зомби, в ударенных... Выдвигаемая мною гипотеза - есть азбука краха всякой безбожной личности и всякого безбожного общества. Подтверждением истинности такого вывода не может быть ничего лучшего, чем, скажем, сам крах в ближайшем будущем одной из самых атеистичных стран мира, именуемой СССР.., где с самого его начала тотально сокрушились святыни и низвергался из каждого сердца Бог. Истории немало известно тиранических режимов, подобных Советскому Союзу, где управителями были люди, как и у нас, безбожно безнравственные реакционеры, где их подчиненные выступали в качестве винтиков государственной машины. Имея устрашающую армию, неисчислимую рать надзирателей, конвоиров, контролеров, они рассыпались тем не менее, как карточный домик, доказывая не раз, что власть без совести, даже высокоорганизованного общества, это саморазрушающаяся система управления, непрерывно создающая всепожирающий паразитический слой бюрократии. Раздуваясь день ото дня до огромных размеров бюрократический аппарат уничтожает со временем все творческие силы общества или же загоняет их в подполье... После демобилизации из армии я мог бы рассчитывать на более иль менее сносную жизнь на "гражданке", пожелай лишь я остаться жить в одном из городов центральной России. В самых престижных городах ее таких как Ленинград, Москва, Тула, Липецк, Тверь, Владимир, Горький я мог бы не плохо "пристроиться" если б не жил во мне всегда неистребимый ни чем дух бунтаря и подвижника... А чтобы путь мой тот был всегда богоугоден и благоуспешен, - отстраненным от благ и в неустанной борьбе со всяким злом и грехом я должен был жить и творить... - Такие возможности, маэстро? Открываются нам теперь на воле? возбужденно говорили мне сослуживцы. - Поедешь с нами в Питер, - уговаривали меня Рябухин с Карпуткиным, -морем шампанского встретит нас "^Невский" и юные девочки от радости встречи с великим магистром обнаженные плясать на столах ресторанов всю ночь до упаду будут. Вся российская мафиями валютчики, и контрабандисты за твои уникальные способности поклонятся в ноги тебе, как богу, станут... Ты же обонкротить и спотлото, и скачки на ипподроме можешь!!! - А божью кару, возмездие немезиды что ж в расчет не берете? - отвечал я им, снисходительно поясняя причину своего вежливого отказа. - Все мне дозволено, но ничто не должно обладать мною: ни богатство, ни власть, ни женщины, и даже всемирная слава. Когда-то давным-давно я дал себе страшную клятву в том, что всю свою жизнь я посвящу переустройству ныне существуемого жестокого и несправедливого мира, что все свои силы и знания я буду направлять только на разрушение и уничтожение самого страшного зла на земле - коммунистического монстра, поработившего самым коварным обманом и кровавой жестокостью многострадальный наш народ. Когда в стране столько страданий и боли, мы не смеем, не имеем права валяться на пуховиках с красотками и заграничными яствами объедаться. Не должны мы быть посторонними наблюдателями творимого повсюду беззакония. Кто долг пред жизнью не выполнит - не умерев, умрет... -А мы за что? И мы за тож, - подхватили они. - Сколь раздору людям нашим принес их жидовский большевизм, скажи? Сколь кровушки народной пролилось-то коммунистами за все это время на нашей земле, что в ней утопиться им всем бы хватило проклятым. До сих пор еще души невинно ими убиенные вопият к богу и требуют от нас, ныне живущих потомков своих, самого сурового суда над кровопийцами. Так что, все средства хороши для расчета с коммунистическими сифилитиками. Пускай будут и коррупция, и контрабанда, и финансовая афера, все, что им во вред, - пусть содрагают власть советскую. Ничего тут зазорного нет... - Их же салом, им же по мурсалу, - иронично заметил я, исподволь напоминая им о том, что ученикам не следует занимать, место учителя. - Вы хотите сказать: в каком указе есть закон на ненависть и месть!.. - Нет, нет, это нам не подходит, друзья! Не стоит уподобляться нелюдям большевикам. Грубая сила в таком святом- деле нам не помощник, мы будем апеллировать только к сознанию- и разуму людей. Наша ближайшая задача вывести народ из коммунистической дурости, в которой он пребывает многие уже десятилетия. Мы должны его пробудить самой сурковой и безжалостной правдой о том, что было, что есть и что будет. Что было, что есть вы хорошо усвоили, а что будет завтра, через пятьдесят, сто лет легко просчитать и без всяких пророчеств. Коммунисты-технократы своей бездумнной деятельностью, если их не остановить сегодня, отравят к тому времени все воды земли: и реки, и моря; разрушат ее атмосферу - исчезнут тогда растения, погибнет и все живое на ней вместе с людьми. Медленно в страшных конвульсиях будут умирать и взрослые, и дети, охваченные чутким технократическим мором... Наше поколение много сделало, чтоб остановить безумие этих параноиков. Деморализована фактически армия, главный оплот их власти. Империя зла сегодня, что колосс на глиняных ногах, дав глубокую трещину, успешно разрушается и дышит, как говорится, уже на ладан, но этого мало, наш гражданский долг ускорить его падение, и чем раньше, тем лучше... Призрак воли бродит уже по Европе и Азии. Вы, первые штурманы свободного будущего! подбодрил их я, напутствован на прощанье, - вы здесь вздыбите центр, я взбунтую периферию? Да запомните хорошенько! Что тьма не может породить света и что не бывает совершенствования личности без жертв, потерь, неудобств - подвижники и мученики рождают свободу. И разъехались мы кто куда, чтоб исполнить свой долг по мере возможного и как подсказывала нам наша совесть: чтоб разум людской божьей искрою осветлился бы, чтобы души людей от коросты греха не своробели, чтоб дела их земные не столкнули мир в пропасть... В апофеозном громе оглашенных звуков оркестра государственности уже слышались ошалелые крики агонизирующего коммунизма...
ПУЧКИ СНОВ Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья: В меня все ближние мои Бросали бешено каменья. Михаил Лермонтов
Уйдя в подполье, я вынужден был прибегать к всевозможным хитрым приемам самодостаточноой конспирации... принимая на себя время от времени личину чернорабочего, геолога, ревизора, то заезжего музыканта, поэта, артиста, чтобы избежать расставленные повсюду на меня агентами из КГБ различные силки и западни, я ухитрялся таким образом беспрепятственно разъезжать по всей огромной стране, из края в край ее, блуждая, как египетский бог возрождения Озирис, среди полузвериных человекоподобных существ и силой внушения слова изо дня в день научал их быть людьми. Освещая их разум, я указывал праведный путь из ужасов греховной ночи в благодатность яркого дня - всем любящим животворный хмель радостной жизни... К великому моему сожалению, не всем моим подопечным хотелось той новой, радикально измененной жизни, к чему я всех их неистово призывал. Были среди них и такие, кто увязнув по самую шейку в дерьме коммунистической идеологии, отчаянно сопротивлялся. Трудно такому смириться даже с мыслью о крахе "родимых" ему иллюзорных надежд, на которые он сдуру всю жизнь ни за что положил. Легче дикаря сделать цивилизованным, чем "энтакова совка" переубедить, очеловечить: сифилис большевизма - неизлечим! - Зачем ты нас поучаешь, скажи? Разве ты бог, спустившийся к нам с небес? - вопрошали бывшие коммунистические штурмовики, угрюмо подступая ко мне. "Нет я не бог! Я посланник бога! Ваши грехи и преступления сделали меня пророком... Явись сюда сам бог, вы б его, июды продажные, имей над ним власть, распяли бы на кресте как сделали это ваши предки", - сумрачно отвечал я. "Надоть донесть на него куда следует, тада и кочевряжиться никто не будет над простым народом", - открыто угрожали они мне, злорадно выстраивая в мой адрес еще и свои невесть какие догадки... "Небось шпион какой американский? Ишь как сволочь вырядился богато, не по нашенски, не по-советскому..." - Шпион! Точно шпиен! Веревка с петлей об ем на корявом суку плачет, вторили им другие. - Какие ж вы твари поганые все и мерзавцы! Если вы заставите меня замолчать, то вокруг вас даже камни возопият и земля зашатается и разверзнется огненным пламенем, чтобы пожрать Вас всех, - не стерпев, презрительно обрывал я их злое рычание. И в бой вступал с ними метафизический фактор: подавлялась их воля и внедрялся в их сознание панический страх адресным заклинанием: "Чемер вас всех закатай, паскуды!" Точно по команде чьей бросились они на поиски отхожего места, на ходу расстегивая и снимая свои портки "с подмоченной репутацией"... Эк их понесло!.. Эк их проняло! Ну прямо цирк, кино! Такая умора... Мои идеи по обновление жизни, молодежь из глубинки воспринимала несколько заинтересованней и лояльней, чем старшие поколения, но и тут из-за низкой культуры их сознания и духе, я часто вынужден был прерывать свои с ними дискуссии с досадой говоря: "Виноват, не учел интеллект аудитории", затем уничижительно их сокрушая: "Никчемной Вы жизнью живете, так черви слепые живут: ни сказок о Вас не расскажут, ни песен о Вас не споют"... И в ход пускался тоже метафизический форс-мажорный фактор, искривляющий их путь судьбы. А с ударенного судьбой что взять? Обиженный судьбой несчастный человек. Вот о том, как это проявлялось в жизненной реальности как раз и пойдет далее речь... Для читателей, я думаю, будет не безынтересно и небесполезно ознакомиться на фактическом материале как с отрицательными, так и с положительными полюсами моего хождения в народ более подробно и с самого начала...
МЕТАФИЗИКА ФАКТОВ Без Тебя я - звезда без света, Без Тебя я - творец без мира... Валерий Брюсов
В город N я прибыл из Москвы на пассажирском поезде с двумя попутчиками, сержантами из стройбата. Ребята, надо сказать, попались мне не ахти какие: самонадеянные партийцы, прижимистые, хотя и с кучей денег в загашниках. Довольно не плохую получали тогда зарплату военные строители на возведении секретных объектов - многие из них умудрялись и на "тачку" бабок сколотить". Город встретил нас празднично, сказочной роскошью света и снега. Разноцветный свет фонарей, развешанных по всей привокзальной площади, источал своим безмерным ликованием призрачную смуту в моем сердце - не то радостью света теплых надежд, не то стужей предчувствий мрачной печали... Да! Снегу было везде такое количество, что хотелось прямо криком кричать, чтобы остановить его заполонение. Снег господствовал не только на земле, но и на небе. Сплошным валом валили мохнатые хлопья его на стылый асфальт площадей и улиц города. И крыши строений с причудливыми малахаями и могучая крона деревьев, разлапистых сосен, девственных елей в белоснежном одеянии искрились переливно в лучах искусственного света то чистым золотом, то серебром, то многоцветьем бриллианта. Казалось, что кто-то нарочно хотел этой холодной омертвляющей роскошью белого савана запеленать живьем и сам город и всех живущих в нем за совершенные здесь когда-то постыдные свои дела Солоды и Гомеры... Намериваясь поскорее переоформить свои проездные документы, мы устремились к вокзалу напрямик, избегая обходных путей, по-молодецки преодолевая различные барьеры и препятствия. Утопая почти что по пояс в снег, мы вскоре выскочили на расчищенную площадку для такси, где к нам лихо подкатил какой-то бесшабашный таксист на черной "волжанке", едва не сшибив одного из нас... - Куда ты прешь, болван? - не удержался я. - Не видишь разве, что мы идем? - Не бранись, мастер, - извинился шофер, - помочь хотел вам! Вижу, спешите очень. Новый год наносу, а в такую погоду пешком ко времени не успеть. Дай думаю подвезу служивых. - Спасибо, братец, только мы в этом городе чужие. В кассу спешим, на поезд... - И это мы уладим, - не дал он мне договорить. - Взгляните-ка сюда, на заднее сиденье, - попросил он услужливо нас. - Целый гарем вожу с собой, как раз для вас троих... Мы приблизились к его таксомотору и заглянули в открывшуюся настежь дверцу. Откинувшись на спинку сиденья там сидели три видевши виды энские путаны, укутавшись в меховые шубки. С притворной невинной улыбкой на сладких устах, они маняще глядели на нас, услаждаясь романтической песней портативного магнитофона. Свежий приятный голос певца мягким нежным тенорочком выводил под гитару: " В лунном сиянии снег серебрится, вдоль по дороге троечка мчится: динь, динь, динь..." - Покажите товар лицом, красотки, - скомандовал нагловатый хозяин такси. Девицы послушно привстали и, распахнув полы своих шубок, обнажили тела. Спутники мои оба, завороженные их наготой, тот час шмыгнули в машину, никак не внимая моим отговорам. Я даже не успел предупредить их о возможной опасности, как "Волга" развернулась на месте в крутом вираже : прочь помчалась шальная, оставляя за собой лишь вьющийся белый дымок из выхлопной трубы, да обрывок песенного сладострастия, затухавшего вдалеке: "Этот звук, этот звон много мне говорил"... Презирать то, чем другие восхищаются, было всегда моим жизненным кредо, а потому легкомысленное поведение своих спутников нисколько не огорчило меня. Если и был у меня тогда на душе какой-то неприятный осадок, так это из-за тупости, ограниченности людской вообще, от того, что всякая их безалаберная беспечность и близорукость есть удел всех ленивых и невежественных, которые как скоты не смыслящие - только и ждут, когда им накинут на шею петлю и поведут - кого кормить дешевой колбасой, чтобы с голода не бузили; кого поить суррогатным вином, чтобы быстрее дурели, - а кого на бойню войны, кого в концлагеря на мыловарню, как в сталинскую бытность... Этот контингент не станет анализировать свои поступки ни на один шаг вперед, пока не получит хорошую взбучку. Тут уж ничего не попишешь привыкли жить на авось... Как не спешил я успеть на поезд свой - все-таки из-за них опоздал. И всю новогоднюю ночь по их милости должен был пропадать на вокзале. "Коль гореть, так уж сгорая", - решил я и отправился бродить по залам вокзала, подыскивая себе уже не случайных попутчиков, а интересную собеседницу, с кем не скучно и красиво было бы провести новогоднюю ночь. Красота дает отраду сердцу и защиту против пошлости и жестокости окружающего мира. Я Агасфер, я господин случайностей: мой бог - красота и любовь; мой щит вера и воля; мое оружие - укрощенная мысль, одухотворенное слово, оружие, от магической силы которого не проливается безвинного сердца кровь, но заставляет оживать и появляться на свет зачарованные духи, чтобы выполнить мной задуманные желания... То, что было загадано - все исполнилось в срок... Войдя в зал ожидания для пассажиров, я бегло окинул воинственным взглядом его вместительное пространство и заметил на одной из скамеек поодаль в окружении группы ребят черноглазую девчонку, мило улыбающуюся мне. И сердце мое екнуло в груди в сладком предчувствии... Сдерживая свой эмоциональный запал насколько было это возможно, я подошёл к ней, не отводя от нее своего страстного взгляда и вместо приветствия прочел газель из восточной поэзии, не замечая никого вокруг кроме нее, чуть-чуть подрагивающим голосом: - Налюбоваться такой не хватит и жизни одной! Она вся зарделась, устремленная ко мне и смущенно тихо вымолвила:
- Такого мне еще никто никогда не говорил... - Разве ты уже кого-нибудь любила, красавица? - Нет, никого! - был ответ. - И даже меня? Айя-яй! А говорила, что любишь! - в шутку разыграл я ее для того, чтобы не оборвалась нить едва начавшегося между нами разговора. - Когда же это я могла тебе только такое сказать, если вижу тебя впервые? - игриво удивилась она. - Во сне, - невозмутимо ответил я, продолжая ее разыгрывать. - А ты кто, пророк что ли? - Пророк, пророк любви и о тебе скажу я - сама богиня красоты пленительная ты! - выпалил я. - Коль ты пророк, то отгадай мое имя, откуда еду и куда? - с хитринкой в глазах попросила она, устроив мне логическую ловушку. - Оксаной тебя зовут, голубушка! Из Полтавы ты едешь в Троицк. - Ан вот и неправда твоя, не до Троицка, а чуток дальше!.. - Это не существенно... - А как тебя зовут, поэт любви? Я ведь не умею угадывать как некоторые, смущенно спросила она.
ПУЧКИ СНОВ Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья: В меня все ближние мои Бросали бешено каменья. Михаил Лермонтов
Уйдя в подполье, я вынужден был прибегать к всевозможным хитрым приемам самодостаточноой конспирации... принимая на себя время от времени личину чернорабочего, геолога, ревизора, то заезжего музыканта, поэта, артиста, чтобы избежать расставленные повсюду на меня агентами из КГБ различные силки и западни, я ухитрялся таким образом беспрепятственно разъезжать по всей огромной стране, из края в край ее, блуждая, как египетский бог возрождения Озирис, среди полузвериных человекоподобных существ и силой внушения слова изо дня в день научал их быть людьми. Освещая их разум, я указывал праведный путь из ужасов греховной ночи в благодатность яркого дня - всем любящим животворный хмель радостной жизни... К великому моему сожалению, не всем моим подопечным хотелось той новой, радикально измененной жизни, к чему я всех их неистово призывал. Были среди них и такие, кто увязнув по самую шейку в дерьме коммунистической идеологии, отчаянно сопротивлялся. Трудно такому смириться даже с мыслью о крахе "родимых" ему иллюзорных надежд, на которые он сдуру всю жизнь ни за что положил. Легче дикаря сделать цивилизованным, чем "энтакова совка" переубедить, очеловечить: сифилис большевизма - неизлечим! - Зачем ты нас поучаешь, скажи? Разве ты бог, спустившийся к нам с небес? - вопрошали бывшие коммунистические штурмовики, угрюмо подступая ко мне. "Нет я не бог! Я посланник бога! Ваши грехи и преступления сделали меня пророком... Явись сюда сам бог, вы б его, июды продажные, имей над ним власть, распяли бы на кресте как сделали это ваши предки", - сумрачно отвечал я. "Надоть донесть на него куда следует, тада и кочевряжиться никто не будет над простым народом", - открыто угрожали они мне, злорадно выстраивая в мой адрес еще и свои невесть какие догадки... "Небось шпион какой американский? Ишь как сволочь вырядился богато, не по нашенски, не по-советскому..." - Шпион! Точно шпиен! Веревка с петлей об ем на корявом суку плачет, вторили им другие. - Какие ж вы твари поганые все и мерзавцы! Если вы заставите меня замолчать, то вокруг вас даже камни возопият и земля зашатается и разверзнется огненным пламенем, чтобы пожрать Вас всех, - не стерпев, презрительно обрывал я их злое рычание. И в бой вступал с ними метафизический фактор: подавлялась их воля и внедрялся в их сознание панический страх адресным заклинанием: "Чемер вас всех закатай, паскуды!" Точно по команде чьей бросились они на поиски отхожего места, на ходу расстегивая и снимая свои портки "с подмоченной репутацией"... Эк их понесло!.. Эк их проняло! Ну прямо цирк, кино! Такая умора... Мои идеи по обновление жизни, молодежь из глубинки воспринимала несколько заинтересованней и лояльней, чем старшие поколения, но и тут из-за низкой культуры их сознания и духе, я часто вынужден был прерывать свои с ними дискуссии с досадой говоря: "Виноват, не учел интеллект аудитории", затем уничижительно их сокрушая: "Никчемной Вы жизнью живете, так черви слепые живут: ни сказок о Вас не расскажут, ни песен о Вас не споют"... И в ход пускался тоже метафизический форс-мажорный фактор, искривляющий их путь судьбы. А с ударенного судьбой что взять? Обиженный судьбой несчастный человек. Вот о том, как это проявлялось в жизненной реальности как раз и пойдет далее речь... Для читателей, я думаю, будет не безынтересно и небесполезно ознакомиться на фактическом материале как с отрицательными, так и с положительными полюсами моего хождения в народ более подробно и с самого начала...
МЕТАФИЗИКА ФАКТОВ Без Тебя я - звезда без света, Без Тебя я - творец без мира... Валерий Брюсов
В город N я прибыл из Москвы на пассажирском поезде с двумя попутчиками, сержантами из стройбата. Ребята, надо сказать, попались мне не ахти какие: самонадеянные партийцы, прижимистые, хотя и с кучей денег в загашниках. Довольно не плохую получали тогда зарплату военные строители на возведении секретных объектов - многие из них умудрялись и на "тачку" бабок сколотить". Город встретил нас празднично, сказочной роскошью света и снега. Разноцветный свет фонарей, развешанных по всей привокзальной площади, источал своим безмерным ликованием призрачную смуту в моем сердце - не то радостью света теплых надежд, не то стужей предчувствий мрачной печали... Да! Снегу было везде такое количество, что хотелось прямо криком кричать, чтобы остановить его заполонение. Снег господствовал не только на земле, но и на небе. Сплошным валом валили мохнатые хлопья его на стылый асфальт площадей и улиц города. И крыши строений с причудливыми малахаями и могучая крона деревьев, разлапистых сосен, девственных елей в белоснежном одеянии искрились переливно в лучах искусственного света то чистым золотом, то серебром, то многоцветьем бриллианта. Казалось, что кто-то нарочно хотел этой холодной омертвляющей роскошью белого савана запеленать живьем и сам город и всех живущих в нем за совершенные здесь когда-то постыдные свои дела Солоды и Гомеры... Намериваясь поскорее переоформить свои проездные документы, мы устремились к вокзалу напрямик, избегая обходных путей, по-молодецки преодолевая различные барьеры и препятствия. Утопая почти что по пояс в снег, мы вскоре выскочили на расчищенную площадку для такси, где к нам лихо подкатил какой-то бесшабашный таксист на черной "волжанке", едва не сшибив одного из нас... - Куда ты прешь, болван? - не удержался я. - Не видишь разве, что мы идем? - Не бранись, мастер, - извинился шофер, - помочь хотел вам! Вижу, спешите очень. Новый год наносу, а в такую погоду пешком ко времени не успеть. Дай думаю подвезу служивых. - Спасибо, братец, только мы в этом городе чужие. В кассу спешим, на поезд... - И это мы уладим, - не дал он мне договорить. - Взгляните-ка сюда, на заднее сиденье, - попросил он услужливо нас. - Целый гарем вожу с собой, как раз для вас троих... Мы приблизились к его таксомотору и заглянули в открывшуюся настежь дверцу. Откинувшись на спинку сиденья там сидели три видевши виды энские путаны, укутавшись в меховые шубки. С притворной невинной улыбкой на сладких устах, они маняще глядели на нас, услаждаясь романтической песней портативного магнитофона. Свежий приятный голос певца мягким нежным тенорочком выводил под гитару: " В лунном сиянии снег серебрится, вдоль по дороге троечка мчится: динь, динь, динь..." - Покажите товар лицом, красотки, - скомандовал нагловатый хозяин такси. Девицы послушно привстали и, распахнув полы своих шубок, обнажили тела. Спутники мои оба, завороженные их наготой, тот час шмыгнули в машину, никак не внимая моим отговорам. Я даже не успел предупредить их о возможной опасности, как "Волга" развернулась на месте в крутом вираже : прочь помчалась шальная, оставляя за собой лишь вьющийся белый дымок из выхлопной трубы, да обрывок песенного сладострастия, затухавшего вдалеке: "Этот звук, этот звон много мне говорил"... Презирать то, чем другие восхищаются, было всегда моим жизненным кредо, а потому легкомысленное поведение своих спутников нисколько не огорчило меня. Если и был у меня тогда на душе какой-то неприятный осадок, так это из-за тупости, ограниченности людской вообще, от того, что всякая их безалаберная беспечность и близорукость есть удел всех ленивых и невежественных, которые как скоты не смыслящие - только и ждут, когда им накинут на шею петлю и поведут - кого кормить дешевой колбасой, чтобы с голода не бузили; кого поить суррогатным вином, чтобы быстрее дурели, - а кого на бойню войны, кого в концлагеря на мыловарню, как в сталинскую бытность... Этот контингент не станет анализировать свои поступки ни на один шаг вперед, пока не получит хорошую взбучку. Тут уж ничего не попишешь привыкли жить на авось... Как не спешил я успеть на поезд свой - все-таки из-за них опоздал. И всю новогоднюю ночь по их милости должен был пропадать на вокзале. "Коль гореть, так уж сгорая", - решил я и отправился бродить по залам вокзала, подыскивая себе уже не случайных попутчиков, а интересную собеседницу, с кем не скучно и красиво было бы провести новогоднюю ночь. Красота дает отраду сердцу и защиту против пошлости и жестокости окружающего мира. Я Агасфер, я господин случайностей: мой бог - красота и любовь; мой щит вера и воля; мое оружие - укрощенная мысль, одухотворенное слово, оружие, от магической силы которого не проливается безвинного сердца кровь, но заставляет оживать и появляться на свет зачарованные духи, чтобы выполнить мной задуманные желания... То, что было загадано - все исполнилось в срок... Войдя в зал ожидания для пассажиров, я бегло окинул воинственным взглядом его вместительное пространство и заметил на одной из скамеек поодаль в окружении группы ребят черноглазую девчонку, мило улыбающуюся мне. И сердце мое екнуло в груди в сладком предчувствии... Сдерживая свой эмоциональный запал насколько было это возможно, я подошёл к ней, не отводя от нее своего страстного взгляда и вместо приветствия прочел газель из восточной поэзии, не замечая никого вокруг кроме нее, чуть-чуть подрагивающим голосом: - Налюбоваться такой не хватит и жизни одной! Она вся зарделась, устремленная ко мне и смущенно тихо вымолвила:
- Такого мне еще никто никогда не говорил... - Разве ты уже кого-нибудь любила, красавица? - Нет, никого! - был ответ. - И даже меня? Айя-яй! А говорила, что любишь! - в шутку разыграл я ее для того, чтобы не оборвалась нить едва начавшегося между нами разговора. - Когда же это я могла тебе только такое сказать, если вижу тебя впервые? - игриво удивилась она. - Во сне, - невозмутимо ответил я, продолжая ее разыгрывать. - А ты кто, пророк что ли? - Пророк, пророк любви и о тебе скажу я - сама богиня красоты пленительная ты! - выпалил я. - Коль ты пророк, то отгадай мое имя, откуда еду и куда? - с хитринкой в глазах попросила она, устроив мне логическую ловушку. - Оксаной тебя зовут, голубушка! Из Полтавы ты едешь в Троицк. - Ан вот и неправда твоя, не до Троицка, а чуток дальше!.. - Это не существенно... - А как тебя зовут, поэт любви? Я ведь не умею угадывать как некоторые, смущенно спросила она.