Страница:
десять лет в небо поднялся первый летательный аппарат, в основе конструкции
которого лежал принцип гравитонного резонанса.
Такова история Берри Уинтерстайна, обнаружившего гениальные способности
еще в детстве. Как видите, завидовать ему не приходится. Путь, который он
для себя избрал, был нелегким, и потеряй он хоть ненадолго надежду
достигнуть цели, он никогда бы не смог этот путь пройти. Всю жизнь он был
одержим идеей полета, мечтал преодолеть силу земного тяготения -- и,
надеюсь, хоть несколько мгновений он был счастлив, что наконец ему это
удалось.
---------------------------------------------------------------
*Пер. изд.: Franke G. W. Calciumfresser: Der grune Komet. Wilhelm
Goldmann Veriag, Munchen, 1982.
---------------------------------------------------------------
Высокоорганизованные живые существа
на Земле питаются органическими
веществами. Низшие -- бактериеподобные
-- организмы используют энергию
от простейших химических реакций. На
одном космическом корабле затаился
незваный гость, жаждущий кальция...
Собственно говоря, я должен был бы заметить это раньше. Ибо, сколько
себя помню, я всегда был полон желания помогать другим. Но я вспомнил об
этом только на прошлой неделе. А мои коллеги до сегодняшнего дня еще ни о
чем не догадываются...
Да и сам я узнал об этом впервые в ситуации необычной. Тогда мы
возвращались с планеты Пси-16 и проделали уже примерно добрых две трети
пути. Никто не ждал ничего плохого. А что самое плохое может случиться на
корабле? Конечно, отказ системы кондиционирования воздуха. И как раз с
нами-то это случилось!
Отремонтировать агрегат не представлялось никакой возможности. Потому
что катализатор из порошка кальция исчезал. Исчезал на наших глазах, с
каждым часом его становилось все меньше и меньше, и никто не мог сказать,
куда он улетучивался. А без кальция восстановление углекислого газа
невозможно. Запасного агрегата на корабле не было -- кто мог предусмотреть
такой абсурдный случай! -- и кислорода на корабле в лучшем случае хватило бы
еще дня на три.
Вилли не отрывался от термопеленгатора, но рассчитывать найти систему
планет, а тем более такую, где был бы воздух, пригодный для дыхания, не
приходилось.
Все на корабле это знали, командир от нас ничего не скрыл, -- для этого
мы слишком доверяли ему, а он нам. И должен сказать, что все вели себя
отменно, каждый, не говоря ни слова, вернулся на свое рабочее место.
Неожиданно из штурманской кабины раздался крик Вилли. Все, кто был
свободен, бросились к нему.
-- Там впереди что-то есть! -- крикнул он. -- Совсем близко!
И в самом деле, на экране между неподвижными звездами перемещался
крошечный бледный кружок. Все облегченно вздохнули, но командир не разделял
нашего оптимизма.
-- Какой прок нам от этого небольшого небесного тела? -- спросил он. --
На вид не больше кубического километра. Наверняка, какая-нибудь пустынная
каменная глыба.
Мы быстро сближались, можно было даже различить поверхность тела.
-- Глядите-ка, -- удивленно сказал Джек, -- где же обычные зубцы?
Он был прав. Такие скитальцы космоса чаще всего испещрены трещинами, на
этом же трещин не было. С другой стороны, он не был похож на оплавленную
глыбу металла.
-- Там маркировка! -- крикнул толстяк Смоки. Его круглый живот
возбужденно заколыхался.
Этого нельзя было не заметить. Три белые стрелы показывали на центр.
Вилли направил наш корабль туда. Все напряженно вглядывались.
-- Это космический корабль! -- вскричал командир. -- Да огромный!
Теперь и мы без труда разглядели люки и перила подъемной площадки.
Причалив к кораблю, мы помогли Вилли надеть космический скафандр, и он
вышел. Какое-то время мы видели, как он возился с люком. Наконец люк
открылся, и Вилли скрылся внутри корабля. Ждать пришлось недолго, уже через
некоторое время он появился снова и в переговорное устройство крикнул только
одно слово: "Воздух!"
Мы перешли на незнакомый космический корабль. Увиденное превзошло все
наши ожидания. И не только то, что воздух в корабле оказался пригодным для
дыхания, -- мы столкнулись с роскошью, которая нам и не снилась. В корабле
было множество помещений, больших и малых, и каждое было обставлено, как
голливудская вилла: удобные шезлонги, цветные маты, встроенные шкафы,
аквариумы... Только рыбки в этих аквариумах были дохлые и растения странным
образом съежились, пожелтели и завяли. Если не считать этого, все остальное
было в полном порядке. Но корабль был пуст, мы не нашли ни одного члена
команды!
Я обратил внимание на то, что наш командир выглядит не таким уж
радостным, как можно было ожидать.
-- Ну вот что, расходиться не будем, -- приказал он. -- Разместимся в
нескольких отсеках неподалеку от входа. Никому не удаляться без разрешения.
Мы перетащили на корабль часть продовольствия и удобно устроились. На
следующий день командир приступил к обследованию корабля. Его сопровождали,
поочередно сменяясь, два других члена экипажа.
Поначалу все шло без особых приключений. Мы открывали для себя все
новые помещения, которые ничем не отличались от ранее виденных. И тут,
казалось, все было в полном порядке, если не считать странного запустения.
На первых порах мы не придали значения тому, что сосуды превратились в
порошок, и этот порошок лежал так, что позволял судить об их прежней форме.
Зеркала потускнели, более того, стекло превратилось в непрозрачную хрупкую
массу. Почти на всех картинах краски разложились.
На второй день обхода командир нашел навигационные отсеки. Понять
систему навигации, которой пользовались прежние обитатели корабля, оказалось
не так уж трудно. Судя по всему, корабль принадлежал человекоподобным
существам, находившимся на более высокой, нежели мы, ступени развития. Конни
установил, что топлива достаточно, а Вилли удалось рассчитать курс корабля.
Во время первого обхода корабля я вместе со Смоки и командиром побывал
в самых отдаленных закоулках помещений, находившихся против нашего входа.
Когда мы вступили на своего рода веранду с рядами высохших кактусов,
командир вдруг остановился и вытянул руку, словно предупреждая: будьте
внимательны...
-- Вы тоже почувствовали? -- спросил он.
-- Странную ноющую боль? -- отозвался Смоки.
-- Именно, -- сказал капитан.
Оба вопросительно посмотрели на меня.
-- Я ничего не почувствовал, -- признался я.
-- А у меня это прошло по всему телу, -- сказал командир, -- как будто
внутри меня появился гнет, что-то сосущее. Правда, ощущение даже не
противное.
Однако им все-таки было хуже, чем оба признались, так как командир
велел нам возвращаться.
До наших помещений оставалось совсем немного, когда произошло
непредвиденное: Смоки сломал ногу. Чистый перелом лодыжки. Пришлось
соорудить импровизированные носилки.
Он и сам не знал, как это случилось. Сказал, что, скорее всего,
попросту споткнулся. Но он не споткнулся. Я шел за ним следом и видел, как
под тяжестью его тела нога просто подломилась. Конечно, Смоки, весящий 180
фунтов, парень не из легких, но чтобы кости ломались просто так -- тут
что-то не то!
Этим, однако, дело не ограничилось. Кое-кто из нас начал жаловаться на
слабость, потерю аппетита и мышечные боли. Врач только качал головой. Он не
мог объяснить эти симптомы, нервы у всех были взвинчены, люди становились
все раздражительнее, набрасывались друг на друга, и только Джек, которого
ничто не могло вывести из себя, выступал в роли миротворца. Когда командир
отчитал повара, потому что ему не понравилась еда,
-- пожалуй, немного резче, чем следовало, -- Джек захотел разрядить
ситуацию. С деланной веселостью он крикнул: "Лучше плохая еда, чем
отсутствие воздуха!", -- и, боксируя, нанес командиру шутливый удар. Я
присутствовал при этом и могу заверить, что это был легкий удар. Но командир
согнулся пополам. Вначале мы подумали, что это розыгрыш, затем поняли, что
случилось нечто серьезное. Позвали врача, и тот установил, что сломаны три
ребра.
Командир более не мог возглавлять разведывательные рейды. Можно
представить себе его настроение, когда он поручил Вилли заняться этим.
Из второго похода Вилли вернулся с несколькими перфолентами. Командир,
которому было запрещено двигаться, занялся их расшифровкой. Это ему удалось
довольно быстро, и вскоре мы узнали, что произошло с этим кораблем.
-- Я еще не во всем разобрался, но одно ясно, -- сказал командир. --
Ящик, в котором мы застряли, -- это корабль большого флота, принимавшего
участие в какой-то акции переселения. В нем находилось около миллиона живых
существ. Во время полета они заболевали, одно за другим, и их переправляли
на другие корабли. Что являлось причиной, я пока не совсем понимаю, хотя тут
упоминается выражение, буквально которое можно перевести как "пожиратель
кальция".
Мы все были в некоторой растерянности, но тут доктор вскочил, достал
свои инструменты и бросился к Спайку, который больше других страдал от
неизвестной болезни. Он лежал в отдельном помещении, оборудованном нами под
лазарет. Врач взял у него кровь и все, что положено в подобных случаях, и
скрылся в своей скудно оснащенной лаборатории. Через некоторое время он
вернулся с пробиркой и стал трясти ее перед нашими глазами.
-- Вот вам и объяснение!
В пробирке метался белый хлопьевидный осадок. Мы, конечно, не имели ни
малейшего представления о том, что бы это могло значить.
-- В крови недостаток кальция! -- врач задыхался от волнения.
-- Уровень кальция упал намного ниже нормы. Теперь я понимаю, почему у
нас ломаются кости и качаются зубы.
-- Кальций? -- задумчиво произнес командир. -- А ведь наш катализатор
состоял из кальция...
-- Чепуха, -- сказал врач, -- это, наверное, случайность. Отныне я сам
займусь нашим меню и составлю блюда, богатые кальцием. Затем каждый будет
получать кальцинированные таблетки!
-- Но что имелось в виду под словами "пожиратель кальция"? -- спросил
я.
-- Возможно, бактерии, -- предположил врач. -- Сейчас возьму мазок и
сяду за микроскоп.
Итак, теперь у нас есть указание, которому мы должны следовать, но я не
стану утверждать, что от этого нам стало легче.
На следующий день один из патрулей вовремя не вернулся в свое
помещение. Поначалу нас это не беспокоило, так как в большом корабле
нетрудно запоздать. Но когда Фатти с двумя другими членами экипажа не
вернулся и на следующее утро, командир отправил Сирила и меня на поиски".
Мы примерно знали, какую часть корабля они намеревались осмотреть, и
пошли туда без промедления. Прежде каждая разведка была удовольствием,
словно это было путешествием по прекрасному ландшафту. Но на сей раз
чудесные помещения казались нам жутковатыми. Царившая в них тишина
действовала на нервы. Каждый раз, когда я открывал дверь, мне приходилось
вначале сделать над собой усилие: чудилось, будто за ней что-то затаилось.
Когда мы продвинулись уже довольно далеко, Сирил пожаловался на ноющую
боль в конечностях. Я ничего не чувствовал, но так как с каждой минутой
Сирилу все больше становилось не по себе, я хотел было предложить вернуться.
Но тут мы нашли их...
Прямо перед нами лежал Фатти, он едва мог двигаться, когда увидел нас.
Чуть поодаль лежали два его товарища. Все трое были в очень странных позах,
тела их на вид казались дряблыми, словно перемолотыми. Лицо Фатти обрюзгло и
потеряло форму, руки бессильно шевелились. Его глаза были наполовину
закрыты, а губы пытались что-то произнести. Мы с трудом разобрали слова:
"...существо... зверь, который..." Он съежился, будто из него вышел воздух.
Мы с Сирилом в ужасе посмотрели друг на друга. И тут же я услышал
негромкий шум. Я вынул пистолет и рывком отворил дверь... Передо мной
открылось продолговатое помещение, -- видимо, здесь был раньше зимний сад.
Теперь же он был заполнен увядшими листьями. Впереди меня что-то
шевельнулось -- нечто такое, что я увидел лишь частично, остальное исчезло
за поворотом: путаница серебристо-серых паучьих ног или щупальцев, которые
передвигались, непрерывно извиваясь и ощупывая все вокруг...
Крик Сирила заставил меня оглянуться. Я увидел, как он, побледнев,
прислонился к стене. Казалось, он вот-вот рухнет.
-- Мне совсем плохо, -- простонал он, -- отнеси меня назад!..
Он едва мог идти, большую часть пути мне пришлось тащить его на себе.
Когда мы вернулись к своим, нас ожидало новое испытание: врач
установил, что большая часть продуктов разложилась, причем именно те,
которые богаты кальцием.
Группа добровольцев доставила из нижних помещений пострадавших. Те хоть
и не наткнулись на странное существо, но страшно ослабли. Их с трудом
выводили из сонного состояния.
Командир созвал совещание, но результат был не очень обнадеживающим. Мы
пришли к выводу, что существо, которое мне удалось увидеть, питается
кальцием и обладает способностью вытягивать его из окружающего. Мы обсудили
несколько отчаянных планов защиты: одни предлагали взорвать ту часть
корабля, где находится чудовище, другие хотели расставить сложные ловушки...
Я слушал вполуха. Видел бледные лица товарищей, когда они,
обессиленные, полулежали в удобных шезлонгах, видел перебинтованного
командира, неподвижно лежащего Спайка. Какие только мысли не лезли мне в
голову! Я чувствовал себя очень хорошо, как всегда, ибо не ощущал той ломоты
в теле, которая появлялась у других, когда организм лишался кальция. Я был
единственным, кто видел ужасное существо, -- и со мной ничего не случилось.
И мне ничего не оставалось, как прийти к одному выводу... Но если это так,
то это очень печально для меня. И в то же время, возможно, именно в этом --
спасение.
Незаметно для остальных я исчез за покрытой листьями решетчатой стеной,
проскользнул в дверь...
Мне требовалось убедиться самому. В лаборатории у врача я нашел то, что
искал, -- шприц с длинной, как вязальная спица, иглой. Я расстегнул рубашку
и сделал себе укол ниже груди, -- медленно, слегка наклонно игла погружалась
в тело. Я точно знал, куда должен попасть. Это стоило мне больших усилий,
сердце громко стучало, на лбу выступил пот. Мои реакции ничем не отличались
от реакций нормального человека.
А затем я обрел уверенность: пройдя сантиметров пять, игла наткнулась
на что-то твердое, металлическое. Сомнений больше не оставалось. Моя жизнь
отошла на второй план. Я взял пистолет-автомат из кладовой и направился в
глубь корабля. Никогда прежде запах сухих растений не казался мне таким
неперено-симым, а безжизненность роскошных помещений столь удручающей. Но в
то же время никогда еще я не был так уверен в том, что намеревался
совершить.
Долго бродил я по кораблю в поисках пожирателя кальция. Снова и снова
видел прекрасные помещения, в которых царила смерть -- увядшие растения,
аквариумы с дохлой рыбой, пустые маты, столики для игр, недвижные качели...
Бассейны, скульптуры, светящиеся шары -- источники света и украшения
одновременно...
И тут в глаза мне бросился беспорядок: отодвинутые в сторону стулья,
перевернутые подставки для цветов... А сейчас что за шум?
Я замер, прислушался -- какое-то волочение, шарканье. Поднял автомат и
стал пробираться дальше. Вот оно -- серебристо-серый громадный клубок,
извивающиеся щупальца-антенны, сотни тонких, как паутина, конечностей. В
одном месте они сдвинулись в сторону, и на меня нацелилось что-то вроде
параболического зеркала, но я ничего не ощутил. Никто не мог лишить меня
кальция. Я нажал на спуск автомата, но выстрела не последовало. Снова нажал
и снова -- ничего!
Только теперь до меня дошло: автомат работал с германиево-
серно-кальциевым катодом и, конечно, был давно нейтрализован.
Мною овладело бешенство. Я отбросил автомат, схватил стул, подбежал к
чудовищу и со всей силой бросился на него, молотя стулом во всех
направлениях...
Я не почувствовал почти никакого сопротивления, -- можно сказать, что
прямо-таки влетел в страшное существо. На полу клубилась пористая масса.
Усики, щупальца вибрировали, я брал их рукой, и они рассыпались,
распадались. Обнажившееся туловище вздувалось, колыхалось, катилось. Но
нескольких ударов стулом было достаточно. Все это оказалось детской игрой. И
все же я был почти без сил: сказалось нервное возбуждение.
Обратный путь занял у меня несколько часов. Командир был зол, но когда
я рассказал ему, что с пожирателем кальция покончено, он утихомирился. Все
бросились вниз, туда, где лежало все, что осталось от некогда грозного
существа.
Лишь когда вернулись люди, я осознал всю радость от того, что спас их:
Спайка, скромного физика, готового каждому помочь, толстяка Смоки,
любознательного Вилли и всех других -- опытных космонавтов, которые считали
меня своим, Джека, нашедшего коконы, полные окиси кальция, -- ее хватит,
чтобы заново зарядить катализатор, -- врача, принесшего в пробирках остатки
существа, и командира, который подошел ко мне и сказал:
-- Мне чертовски неприятно, особенно в такой момент, кого-то
наказывать. Но ты должен понять: трое суток ареста. Ты удалился без
разрешения.
Наказание мне не страшно. Гораздо важнее, чтобы они ничего не узнали.
Потому что я люблю их всех и хотел бы, чтобы они платили мне тем же. А в
этом совсем не будет уверенности, если они узнают о позитронных батареях в
моем теле. Если узнают, что я робот.
---------------------------------------------------------------
*Пер. изд.: Franke G. W. Kieopatra III: Einsteins Erben.
Science-fiction-Geschichten, Insel Verlag, Frankfurt/Main,1972.
---------------------------------------------------------------
-- Не заглянешь ли ненадолго ко мне в лабораторию? -- спросил старик.
Клеопатра лежала, вытянувшись на камине. С укоризной заморгала: "Ты
меня разбудил!"
Старик устало опустился в плетеное бамбуковое кресло-качалку и
посмотрел на Клеопатру -- крупную желтоглазую кошку с шелковистой серой
шерсткой.
-- Мы не работали целую неделю, -- сказал он.
-- Мне не хочется, -- ответила Клеопатра. -- Ни вот столечко!
-- Она поднялась, зевнула, выгнула спину. -- Выпусти меня, я пойду
проверю, не завелись ли в сарае мыши.
-- В холодильнике осталась еще печенка, -- сказал старик.
-- Идиот! -- фыркнула кошка. -- Разве дело в еде? Я поохотиться хочу!..
Она прыгнула на подоконник и с высокомерным видом огляделась. Старик
вздохнул, встал и чуть приоткрыл окно. Кошка выскользнула во двор.
Старик, шаркая ногами, доплелся до своего кресла, сел и закрыл глаза.
Сегодня я наконец добился своего. Правда, когда я зашел в кабинет
профессора Шульмана, тот сразу сказал, что времени у него всего десять
минут, но проговорили мы почти целый час. Когда же я попросил разрешения
защищать диссертацию под его руководством, он поначалу как будто смутился,
но, видимо, потом эта мысль показалась ему чем-то любопытной. Он вспомнил о
моей курсовой работе по тканевой микроскопии, которую когда-то вел... А
возможно, он обратил внимание на мою заинтересованность молекулами памяти.
Тему диссертации я обозначил так: "Биохимические аспекты павловских
рефлексов". Напоследок профессор Шульман заметил, что не сможет уделить моей
работе слишком много времени -- тем лучше, проявлю самостоятельность!
В качестве подопытных животных я решил взять кошек. Правда, кое-кто из
коллег предупреждал: поведение кошек слишком сложно для основополагающих
опытов. Однако именно это обстоятельство меня и привлекало: чем умнее
животное, тем скорее оно откликнется на призыв человеческого разума. Меня
подкупало, что кошки -- существа, как мы выражаемся, с "визуальной
установкой". По восприятию мира они куда ближе к людям, нежели животные,
ориентирующиеся главным образом на слух или обоняние. Я предполагаю даже,
что их мышление и логика действий в значительной мере обусловлены тем, как
они вопринимают все многообразие мира -- в одном или нескольких измерениях.
Здесь у "зрящих" существ, несомненно, больше преимущества.
Вот уже больше года я занимаюсь кошками, но не могу утверждать, что
очень результативно. Правда, мне удалось выявить взаимосвязь между
рефлексами и материалом, предназначенным для запоминания. Как я полагаю,
запоминание условного рефлекса есть не что иное, как процесс обучения, и
потому оно должно как-то проявляться через изменение молекул РНК. Надо бы
заняться этой проблемой. Работа моя несколько затянется, зато сколь
увлекательна сама задача!
Есть первый осязаемый результат! Но решающий перелом произошел не
столько благодаря моим стараниям, сколько благодаря случайности и труду
других: из медицинского колледжа Бэйлора в Хьюстоне мне прислали пептиды,
синтезированные из мозга крыс. Пептиды эти прошли проверку в качестве
"запоминающего материала"; рассылались они в редчайших случаях, которые
буквально можно пересчитать по пальцам одной руки, с целью версификации
результатов. Я горжусь, что они достались мне. Впрочем, благодарить за это
нужно, конечно, профессора Шульмана.
Как мне кажется, я напал на след многообещающей идеи: вырисовывается
возможность повлиять на разум животных, сделать их умнее. Ну, а от животных
можно перейти к людям. Правда, профессор Шульман не разделяет моего
оптимизма, он даже посоветовал мне не витать в облаках. Однако он отнюдь не
против, чтобы я продолжал работу в этом направлении. Конечно, исследования
на время отодвинут работу над диссертацией, но я надеюсь получить целевую
стипендию. Думаю, это немного успокоит моих родителей, которые начинают
проявлять нетерпение: они хотели бы видеть меня твердо стоящим на ногах.
Так и есть! Койки гораздо умнее. Чем принято было считать. По-моему,
пренебрежительное к ним отношение объясняется скорее всего тем, что с ними
не удавалось установить словесного контакта. А как часто человека, например,
объявляют недалеким только потому, что он молчалив или несловоохотлив.
Конечно, установить, насколько разумно животное, другим путем и
затруднительно и времени требует немалого. Свои опыты я начал с "лабиринта",
но особого успеха они не принесли: результаты не удавалось определить
количественно. Тогда я прибегнул к комбинациям оптических, акустических и
механических сигналов, информационный характер которых однозначен. Но и тут
меня подстерегают немалые трудности -- и не потому, что кошки не способны
решить задачи, -- они просто-напросто не желают этого делать в силу своего
своенравия, а иногда и упрямства. Однако я начинаю все лучше разбираться в
их естестве, что вынужден признать даже мои коллега Тоузер, который никогда
особо не верил в опыты с кошками. Кстати, свои опыты он уже завершил и на
будущей неделе переходит работать на одно из предприятий.
Джонатан, мой любимец, начинает дряхлеть. Придется готовить новых
животных, так что опыты затянутся еще по крайней мере на полгода. Но они
будут масштабнее. Профессор Шульман обещал дать мне в помощь лаборанта. К
тому же мне выделяют два помещения в подвале его института. Правда, я буду
работать как бы на отшибе, зато никто меня не станет беспокоить.
Меня все больше занимает мысль: нельзя ли сделать так, чтобы знания,
приобретенные в процессе обучения, передавались по наследству? Вообще
говоря, это противоречит основным законам биологии, но я чувствую, что
должен найти обходной путь. Коль скоро мы узнаем, что. называется, "в лицо"
несколько молекул памяти, в принципе возможно повлиять на РНК генов, которые
к ним подходят" как ключ к замку. Я уже задумывался над тем, как подключить
аминобазу...
Работа становится все увлекательнее. Я предложил профессору Шульману
расширить тему моей диссертации, сделав основным ее аспектом
молекулярно-биологические основы мышления. К сожалению, он меня не
поддержал, предложил сперва закончить начатую тему. А там, мол, видно будет,
может, мне и удастся продолжать опыты в другом направлении.
Тем не менее договор на проведение исследований со мной заключили --
для начала сроком на пять лет. Разумеется, я мог бы уже сегодня опубликовать
результаты проведенных опытов, но показывать полдела не в моих правилах.
Самое огорчительное, что мы поссорились с Дженнифер. Она, видите ли, не
желает ждать столько времени! Так прямо и заявила, что моя работа с кошками
ее раздражает, она, мол, все равно хотела поставить точку. Я чуть было не
отказался от договора, но вовремя опомнился. Может, она еще передумает?
Однако даже это бледнеет по сравнению с открывшейся недавно
перспективой. Исследователи из Кембриджа сообщили, что обнаружили участки
гена, ответственные за нервную систему. Значит, может исполниться мечта,
которую я прежде считал неосуществимой, -- научить кошек говорить. По моему
глубокому убеждению, это зависит не столько от строения голосовых связок,
сколько от того, как ими управлять. Фантастика да и только: если я прав, то
смогу отказаться от дорогостоящих, сложных опытов и опрашивать моих кошек,
как учитель учеников на уроке!
За окном послышалось зовущее мяуканье. Старик встрепенулся, прогнал
сон. Подошел к окну, открыл его. В комнату прыгнула кошка, а когда старик
хотел затворить окно, мимо него в открытую щель черной молнией метнулся
огромный котище премерзейшего вида -- с грязной вздыбленной шерстью и
прокушенным ухом -- и тут же скрылся под диваном. На подоконнике и на ковре
остались грязные следы его лап.
-- Пусть кот убирается, -- сказал старик.
-- Кот останется, -- ответила Клеопатра и выгнула спину дугой.
которого лежал принцип гравитонного резонанса.
Такова история Берри Уинтерстайна, обнаружившего гениальные способности
еще в детстве. Как видите, завидовать ему не приходится. Путь, который он
для себя избрал, был нелегким, и потеряй он хоть ненадолго надежду
достигнуть цели, он никогда бы не смог этот путь пройти. Всю жизнь он был
одержим идеей полета, мечтал преодолеть силу земного тяготения -- и,
надеюсь, хоть несколько мгновений он был счастлив, что наконец ему это
удалось.
---------------------------------------------------------------
*Пер. изд.: Franke G. W. Calciumfresser: Der grune Komet. Wilhelm
Goldmann Veriag, Munchen, 1982.
---------------------------------------------------------------
Высокоорганизованные живые существа
на Земле питаются органическими
веществами. Низшие -- бактериеподобные
-- организмы используют энергию
от простейших химических реакций. На
одном космическом корабле затаился
незваный гость, жаждущий кальция...
Собственно говоря, я должен был бы заметить это раньше. Ибо, сколько
себя помню, я всегда был полон желания помогать другим. Но я вспомнил об
этом только на прошлой неделе. А мои коллеги до сегодняшнего дня еще ни о
чем не догадываются...
Да и сам я узнал об этом впервые в ситуации необычной. Тогда мы
возвращались с планеты Пси-16 и проделали уже примерно добрых две трети
пути. Никто не ждал ничего плохого. А что самое плохое может случиться на
корабле? Конечно, отказ системы кондиционирования воздуха. И как раз с
нами-то это случилось!
Отремонтировать агрегат не представлялось никакой возможности. Потому
что катализатор из порошка кальция исчезал. Исчезал на наших глазах, с
каждым часом его становилось все меньше и меньше, и никто не мог сказать,
куда он улетучивался. А без кальция восстановление углекислого газа
невозможно. Запасного агрегата на корабле не было -- кто мог предусмотреть
такой абсурдный случай! -- и кислорода на корабле в лучшем случае хватило бы
еще дня на три.
Вилли не отрывался от термопеленгатора, но рассчитывать найти систему
планет, а тем более такую, где был бы воздух, пригодный для дыхания, не
приходилось.
Все на корабле это знали, командир от нас ничего не скрыл, -- для этого
мы слишком доверяли ему, а он нам. И должен сказать, что все вели себя
отменно, каждый, не говоря ни слова, вернулся на свое рабочее место.
Неожиданно из штурманской кабины раздался крик Вилли. Все, кто был
свободен, бросились к нему.
-- Там впереди что-то есть! -- крикнул он. -- Совсем близко!
И в самом деле, на экране между неподвижными звездами перемещался
крошечный бледный кружок. Все облегченно вздохнули, но командир не разделял
нашего оптимизма.
-- Какой прок нам от этого небольшого небесного тела? -- спросил он. --
На вид не больше кубического километра. Наверняка, какая-нибудь пустынная
каменная глыба.
Мы быстро сближались, можно было даже различить поверхность тела.
-- Глядите-ка, -- удивленно сказал Джек, -- где же обычные зубцы?
Он был прав. Такие скитальцы космоса чаще всего испещрены трещинами, на
этом же трещин не было. С другой стороны, он не был похож на оплавленную
глыбу металла.
-- Там маркировка! -- крикнул толстяк Смоки. Его круглый живот
возбужденно заколыхался.
Этого нельзя было не заметить. Три белые стрелы показывали на центр.
Вилли направил наш корабль туда. Все напряженно вглядывались.
-- Это космический корабль! -- вскричал командир. -- Да огромный!
Теперь и мы без труда разглядели люки и перила подъемной площадки.
Причалив к кораблю, мы помогли Вилли надеть космический скафандр, и он
вышел. Какое-то время мы видели, как он возился с люком. Наконец люк
открылся, и Вилли скрылся внутри корабля. Ждать пришлось недолго, уже через
некоторое время он появился снова и в переговорное устройство крикнул только
одно слово: "Воздух!"
Мы перешли на незнакомый космический корабль. Увиденное превзошло все
наши ожидания. И не только то, что воздух в корабле оказался пригодным для
дыхания, -- мы столкнулись с роскошью, которая нам и не снилась. В корабле
было множество помещений, больших и малых, и каждое было обставлено, как
голливудская вилла: удобные шезлонги, цветные маты, встроенные шкафы,
аквариумы... Только рыбки в этих аквариумах были дохлые и растения странным
образом съежились, пожелтели и завяли. Если не считать этого, все остальное
было в полном порядке. Но корабль был пуст, мы не нашли ни одного члена
команды!
Я обратил внимание на то, что наш командир выглядит не таким уж
радостным, как можно было ожидать.
-- Ну вот что, расходиться не будем, -- приказал он. -- Разместимся в
нескольких отсеках неподалеку от входа. Никому не удаляться без разрешения.
Мы перетащили на корабль часть продовольствия и удобно устроились. На
следующий день командир приступил к обследованию корабля. Его сопровождали,
поочередно сменяясь, два других члена экипажа.
Поначалу все шло без особых приключений. Мы открывали для себя все
новые помещения, которые ничем не отличались от ранее виденных. И тут,
казалось, все было в полном порядке, если не считать странного запустения.
На первых порах мы не придали значения тому, что сосуды превратились в
порошок, и этот порошок лежал так, что позволял судить об их прежней форме.
Зеркала потускнели, более того, стекло превратилось в непрозрачную хрупкую
массу. Почти на всех картинах краски разложились.
На второй день обхода командир нашел навигационные отсеки. Понять
систему навигации, которой пользовались прежние обитатели корабля, оказалось
не так уж трудно. Судя по всему, корабль принадлежал человекоподобным
существам, находившимся на более высокой, нежели мы, ступени развития. Конни
установил, что топлива достаточно, а Вилли удалось рассчитать курс корабля.
Во время первого обхода корабля я вместе со Смоки и командиром побывал
в самых отдаленных закоулках помещений, находившихся против нашего входа.
Когда мы вступили на своего рода веранду с рядами высохших кактусов,
командир вдруг остановился и вытянул руку, словно предупреждая: будьте
внимательны...
-- Вы тоже почувствовали? -- спросил он.
-- Странную ноющую боль? -- отозвался Смоки.
-- Именно, -- сказал капитан.
Оба вопросительно посмотрели на меня.
-- Я ничего не почувствовал, -- признался я.
-- А у меня это прошло по всему телу, -- сказал командир, -- как будто
внутри меня появился гнет, что-то сосущее. Правда, ощущение даже не
противное.
Однако им все-таки было хуже, чем оба признались, так как командир
велел нам возвращаться.
До наших помещений оставалось совсем немного, когда произошло
непредвиденное: Смоки сломал ногу. Чистый перелом лодыжки. Пришлось
соорудить импровизированные носилки.
Он и сам не знал, как это случилось. Сказал, что, скорее всего,
попросту споткнулся. Но он не споткнулся. Я шел за ним следом и видел, как
под тяжестью его тела нога просто подломилась. Конечно, Смоки, весящий 180
фунтов, парень не из легких, но чтобы кости ломались просто так -- тут
что-то не то!
Этим, однако, дело не ограничилось. Кое-кто из нас начал жаловаться на
слабость, потерю аппетита и мышечные боли. Врач только качал головой. Он не
мог объяснить эти симптомы, нервы у всех были взвинчены, люди становились
все раздражительнее, набрасывались друг на друга, и только Джек, которого
ничто не могло вывести из себя, выступал в роли миротворца. Когда командир
отчитал повара, потому что ему не понравилась еда,
-- пожалуй, немного резче, чем следовало, -- Джек захотел разрядить
ситуацию. С деланной веселостью он крикнул: "Лучше плохая еда, чем
отсутствие воздуха!", -- и, боксируя, нанес командиру шутливый удар. Я
присутствовал при этом и могу заверить, что это был легкий удар. Но командир
согнулся пополам. Вначале мы подумали, что это розыгрыш, затем поняли, что
случилось нечто серьезное. Позвали врача, и тот установил, что сломаны три
ребра.
Командир более не мог возглавлять разведывательные рейды. Можно
представить себе его настроение, когда он поручил Вилли заняться этим.
Из второго похода Вилли вернулся с несколькими перфолентами. Командир,
которому было запрещено двигаться, занялся их расшифровкой. Это ему удалось
довольно быстро, и вскоре мы узнали, что произошло с этим кораблем.
-- Я еще не во всем разобрался, но одно ясно, -- сказал командир. --
Ящик, в котором мы застряли, -- это корабль большого флота, принимавшего
участие в какой-то акции переселения. В нем находилось около миллиона живых
существ. Во время полета они заболевали, одно за другим, и их переправляли
на другие корабли. Что являлось причиной, я пока не совсем понимаю, хотя тут
упоминается выражение, буквально которое можно перевести как "пожиратель
кальция".
Мы все были в некоторой растерянности, но тут доктор вскочил, достал
свои инструменты и бросился к Спайку, который больше других страдал от
неизвестной болезни. Он лежал в отдельном помещении, оборудованном нами под
лазарет. Врач взял у него кровь и все, что положено в подобных случаях, и
скрылся в своей скудно оснащенной лаборатории. Через некоторое время он
вернулся с пробиркой и стал трясти ее перед нашими глазами.
-- Вот вам и объяснение!
В пробирке метался белый хлопьевидный осадок. Мы, конечно, не имели ни
малейшего представления о том, что бы это могло значить.
-- В крови недостаток кальция! -- врач задыхался от волнения.
-- Уровень кальция упал намного ниже нормы. Теперь я понимаю, почему у
нас ломаются кости и качаются зубы.
-- Кальций? -- задумчиво произнес командир. -- А ведь наш катализатор
состоял из кальция...
-- Чепуха, -- сказал врач, -- это, наверное, случайность. Отныне я сам
займусь нашим меню и составлю блюда, богатые кальцием. Затем каждый будет
получать кальцинированные таблетки!
-- Но что имелось в виду под словами "пожиратель кальция"? -- спросил
я.
-- Возможно, бактерии, -- предположил врач. -- Сейчас возьму мазок и
сяду за микроскоп.
Итак, теперь у нас есть указание, которому мы должны следовать, но я не
стану утверждать, что от этого нам стало легче.
На следующий день один из патрулей вовремя не вернулся в свое
помещение. Поначалу нас это не беспокоило, так как в большом корабле
нетрудно запоздать. Но когда Фатти с двумя другими членами экипажа не
вернулся и на следующее утро, командир отправил Сирила и меня на поиски".
Мы примерно знали, какую часть корабля они намеревались осмотреть, и
пошли туда без промедления. Прежде каждая разведка была удовольствием,
словно это было путешествием по прекрасному ландшафту. Но на сей раз
чудесные помещения казались нам жутковатыми. Царившая в них тишина
действовала на нервы. Каждый раз, когда я открывал дверь, мне приходилось
вначале сделать над собой усилие: чудилось, будто за ней что-то затаилось.
Когда мы продвинулись уже довольно далеко, Сирил пожаловался на ноющую
боль в конечностях. Я ничего не чувствовал, но так как с каждой минутой
Сирилу все больше становилось не по себе, я хотел было предложить вернуться.
Но тут мы нашли их...
Прямо перед нами лежал Фатти, он едва мог двигаться, когда увидел нас.
Чуть поодаль лежали два его товарища. Все трое были в очень странных позах,
тела их на вид казались дряблыми, словно перемолотыми. Лицо Фатти обрюзгло и
потеряло форму, руки бессильно шевелились. Его глаза были наполовину
закрыты, а губы пытались что-то произнести. Мы с трудом разобрали слова:
"...существо... зверь, который..." Он съежился, будто из него вышел воздух.
Мы с Сирилом в ужасе посмотрели друг на друга. И тут же я услышал
негромкий шум. Я вынул пистолет и рывком отворил дверь... Передо мной
открылось продолговатое помещение, -- видимо, здесь был раньше зимний сад.
Теперь же он был заполнен увядшими листьями. Впереди меня что-то
шевельнулось -- нечто такое, что я увидел лишь частично, остальное исчезло
за поворотом: путаница серебристо-серых паучьих ног или щупальцев, которые
передвигались, непрерывно извиваясь и ощупывая все вокруг...
Крик Сирила заставил меня оглянуться. Я увидел, как он, побледнев,
прислонился к стене. Казалось, он вот-вот рухнет.
-- Мне совсем плохо, -- простонал он, -- отнеси меня назад!..
Он едва мог идти, большую часть пути мне пришлось тащить его на себе.
Когда мы вернулись к своим, нас ожидало новое испытание: врач
установил, что большая часть продуктов разложилась, причем именно те,
которые богаты кальцием.
Группа добровольцев доставила из нижних помещений пострадавших. Те хоть
и не наткнулись на странное существо, но страшно ослабли. Их с трудом
выводили из сонного состояния.
Командир созвал совещание, но результат был не очень обнадеживающим. Мы
пришли к выводу, что существо, которое мне удалось увидеть, питается
кальцием и обладает способностью вытягивать его из окружающего. Мы обсудили
несколько отчаянных планов защиты: одни предлагали взорвать ту часть
корабля, где находится чудовище, другие хотели расставить сложные ловушки...
Я слушал вполуха. Видел бледные лица товарищей, когда они,
обессиленные, полулежали в удобных шезлонгах, видел перебинтованного
командира, неподвижно лежащего Спайка. Какие только мысли не лезли мне в
голову! Я чувствовал себя очень хорошо, как всегда, ибо не ощущал той ломоты
в теле, которая появлялась у других, когда организм лишался кальция. Я был
единственным, кто видел ужасное существо, -- и со мной ничего не случилось.
И мне ничего не оставалось, как прийти к одному выводу... Но если это так,
то это очень печально для меня. И в то же время, возможно, именно в этом --
спасение.
Незаметно для остальных я исчез за покрытой листьями решетчатой стеной,
проскользнул в дверь...
Мне требовалось убедиться самому. В лаборатории у врача я нашел то, что
искал, -- шприц с длинной, как вязальная спица, иглой. Я расстегнул рубашку
и сделал себе укол ниже груди, -- медленно, слегка наклонно игла погружалась
в тело. Я точно знал, куда должен попасть. Это стоило мне больших усилий,
сердце громко стучало, на лбу выступил пот. Мои реакции ничем не отличались
от реакций нормального человека.
А затем я обрел уверенность: пройдя сантиметров пять, игла наткнулась
на что-то твердое, металлическое. Сомнений больше не оставалось. Моя жизнь
отошла на второй план. Я взял пистолет-автомат из кладовой и направился в
глубь корабля. Никогда прежде запах сухих растений не казался мне таким
неперено-симым, а безжизненность роскошных помещений столь удручающей. Но в
то же время никогда еще я не был так уверен в том, что намеревался
совершить.
Долго бродил я по кораблю в поисках пожирателя кальция. Снова и снова
видел прекрасные помещения, в которых царила смерть -- увядшие растения,
аквариумы с дохлой рыбой, пустые маты, столики для игр, недвижные качели...
Бассейны, скульптуры, светящиеся шары -- источники света и украшения
одновременно...
И тут в глаза мне бросился беспорядок: отодвинутые в сторону стулья,
перевернутые подставки для цветов... А сейчас что за шум?
Я замер, прислушался -- какое-то волочение, шарканье. Поднял автомат и
стал пробираться дальше. Вот оно -- серебристо-серый громадный клубок,
извивающиеся щупальца-антенны, сотни тонких, как паутина, конечностей. В
одном месте они сдвинулись в сторону, и на меня нацелилось что-то вроде
параболического зеркала, но я ничего не ощутил. Никто не мог лишить меня
кальция. Я нажал на спуск автомата, но выстрела не последовало. Снова нажал
и снова -- ничего!
Только теперь до меня дошло: автомат работал с германиево-
серно-кальциевым катодом и, конечно, был давно нейтрализован.
Мною овладело бешенство. Я отбросил автомат, схватил стул, подбежал к
чудовищу и со всей силой бросился на него, молотя стулом во всех
направлениях...
Я не почувствовал почти никакого сопротивления, -- можно сказать, что
прямо-таки влетел в страшное существо. На полу клубилась пористая масса.
Усики, щупальца вибрировали, я брал их рукой, и они рассыпались,
распадались. Обнажившееся туловище вздувалось, колыхалось, катилось. Но
нескольких ударов стулом было достаточно. Все это оказалось детской игрой. И
все же я был почти без сил: сказалось нервное возбуждение.
Обратный путь занял у меня несколько часов. Командир был зол, но когда
я рассказал ему, что с пожирателем кальция покончено, он утихомирился. Все
бросились вниз, туда, где лежало все, что осталось от некогда грозного
существа.
Лишь когда вернулись люди, я осознал всю радость от того, что спас их:
Спайка, скромного физика, готового каждому помочь, толстяка Смоки,
любознательного Вилли и всех других -- опытных космонавтов, которые считали
меня своим, Джека, нашедшего коконы, полные окиси кальция, -- ее хватит,
чтобы заново зарядить катализатор, -- врача, принесшего в пробирках остатки
существа, и командира, который подошел ко мне и сказал:
-- Мне чертовски неприятно, особенно в такой момент, кого-то
наказывать. Но ты должен понять: трое суток ареста. Ты удалился без
разрешения.
Наказание мне не страшно. Гораздо важнее, чтобы они ничего не узнали.
Потому что я люблю их всех и хотел бы, чтобы они платили мне тем же. А в
этом совсем не будет уверенности, если они узнают о позитронных батареях в
моем теле. Если узнают, что я робот.
---------------------------------------------------------------
*Пер. изд.: Franke G. W. Kieopatra III: Einsteins Erben.
Science-fiction-Geschichten, Insel Verlag, Frankfurt/Main,1972.
---------------------------------------------------------------
-- Не заглянешь ли ненадолго ко мне в лабораторию? -- спросил старик.
Клеопатра лежала, вытянувшись на камине. С укоризной заморгала: "Ты
меня разбудил!"
Старик устало опустился в плетеное бамбуковое кресло-качалку и
посмотрел на Клеопатру -- крупную желтоглазую кошку с шелковистой серой
шерсткой.
-- Мы не работали целую неделю, -- сказал он.
-- Мне не хочется, -- ответила Клеопатра. -- Ни вот столечко!
-- Она поднялась, зевнула, выгнула спину. -- Выпусти меня, я пойду
проверю, не завелись ли в сарае мыши.
-- В холодильнике осталась еще печенка, -- сказал старик.
-- Идиот! -- фыркнула кошка. -- Разве дело в еде? Я поохотиться хочу!..
Она прыгнула на подоконник и с высокомерным видом огляделась. Старик
вздохнул, встал и чуть приоткрыл окно. Кошка выскользнула во двор.
Старик, шаркая ногами, доплелся до своего кресла, сел и закрыл глаза.
Сегодня я наконец добился своего. Правда, когда я зашел в кабинет
профессора Шульмана, тот сразу сказал, что времени у него всего десять
минут, но проговорили мы почти целый час. Когда же я попросил разрешения
защищать диссертацию под его руководством, он поначалу как будто смутился,
но, видимо, потом эта мысль показалась ему чем-то любопытной. Он вспомнил о
моей курсовой работе по тканевой микроскопии, которую когда-то вел... А
возможно, он обратил внимание на мою заинтересованность молекулами памяти.
Тему диссертации я обозначил так: "Биохимические аспекты павловских
рефлексов". Напоследок профессор Шульман заметил, что не сможет уделить моей
работе слишком много времени -- тем лучше, проявлю самостоятельность!
В качестве подопытных животных я решил взять кошек. Правда, кое-кто из
коллег предупреждал: поведение кошек слишком сложно для основополагающих
опытов. Однако именно это обстоятельство меня и привлекало: чем умнее
животное, тем скорее оно откликнется на призыв человеческого разума. Меня
подкупало, что кошки -- существа, как мы выражаемся, с "визуальной
установкой". По восприятию мира они куда ближе к людям, нежели животные,
ориентирующиеся главным образом на слух или обоняние. Я предполагаю даже,
что их мышление и логика действий в значительной мере обусловлены тем, как
они вопринимают все многообразие мира -- в одном или нескольких измерениях.
Здесь у "зрящих" существ, несомненно, больше преимущества.
Вот уже больше года я занимаюсь кошками, но не могу утверждать, что
очень результативно. Правда, мне удалось выявить взаимосвязь между
рефлексами и материалом, предназначенным для запоминания. Как я полагаю,
запоминание условного рефлекса есть не что иное, как процесс обучения, и
потому оно должно как-то проявляться через изменение молекул РНК. Надо бы
заняться этой проблемой. Работа моя несколько затянется, зато сколь
увлекательна сама задача!
Есть первый осязаемый результат! Но решающий перелом произошел не
столько благодаря моим стараниям, сколько благодаря случайности и труду
других: из медицинского колледжа Бэйлора в Хьюстоне мне прислали пептиды,
синтезированные из мозга крыс. Пептиды эти прошли проверку в качестве
"запоминающего материала"; рассылались они в редчайших случаях, которые
буквально можно пересчитать по пальцам одной руки, с целью версификации
результатов. Я горжусь, что они достались мне. Впрочем, благодарить за это
нужно, конечно, профессора Шульмана.
Как мне кажется, я напал на след многообещающей идеи: вырисовывается
возможность повлиять на разум животных, сделать их умнее. Ну, а от животных
можно перейти к людям. Правда, профессор Шульман не разделяет моего
оптимизма, он даже посоветовал мне не витать в облаках. Однако он отнюдь не
против, чтобы я продолжал работу в этом направлении. Конечно, исследования
на время отодвинут работу над диссертацией, но я надеюсь получить целевую
стипендию. Думаю, это немного успокоит моих родителей, которые начинают
проявлять нетерпение: они хотели бы видеть меня твердо стоящим на ногах.
Так и есть! Койки гораздо умнее. Чем принято было считать. По-моему,
пренебрежительное к ним отношение объясняется скорее всего тем, что с ними
не удавалось установить словесного контакта. А как часто человека, например,
объявляют недалеким только потому, что он молчалив или несловоохотлив.
Конечно, установить, насколько разумно животное, другим путем и
затруднительно и времени требует немалого. Свои опыты я начал с "лабиринта",
но особого успеха они не принесли: результаты не удавалось определить
количественно. Тогда я прибегнул к комбинациям оптических, акустических и
механических сигналов, информационный характер которых однозначен. Но и тут
меня подстерегают немалые трудности -- и не потому, что кошки не способны
решить задачи, -- они просто-напросто не желают этого делать в силу своего
своенравия, а иногда и упрямства. Однако я начинаю все лучше разбираться в
их естестве, что вынужден признать даже мои коллега Тоузер, который никогда
особо не верил в опыты с кошками. Кстати, свои опыты он уже завершил и на
будущей неделе переходит работать на одно из предприятий.
Джонатан, мой любимец, начинает дряхлеть. Придется готовить новых
животных, так что опыты затянутся еще по крайней мере на полгода. Но они
будут масштабнее. Профессор Шульман обещал дать мне в помощь лаборанта. К
тому же мне выделяют два помещения в подвале его института. Правда, я буду
работать как бы на отшибе, зато никто меня не станет беспокоить.
Меня все больше занимает мысль: нельзя ли сделать так, чтобы знания,
приобретенные в процессе обучения, передавались по наследству? Вообще
говоря, это противоречит основным законам биологии, но я чувствую, что
должен найти обходной путь. Коль скоро мы узнаем, что. называется, "в лицо"
несколько молекул памяти, в принципе возможно повлиять на РНК генов, которые
к ним подходят" как ключ к замку. Я уже задумывался над тем, как подключить
аминобазу...
Работа становится все увлекательнее. Я предложил профессору Шульману
расширить тему моей диссертации, сделав основным ее аспектом
молекулярно-биологические основы мышления. К сожалению, он меня не
поддержал, предложил сперва закончить начатую тему. А там, мол, видно будет,
может, мне и удастся продолжать опыты в другом направлении.
Тем не менее договор на проведение исследований со мной заключили --
для начала сроком на пять лет. Разумеется, я мог бы уже сегодня опубликовать
результаты проведенных опытов, но показывать полдела не в моих правилах.
Самое огорчительное, что мы поссорились с Дженнифер. Она, видите ли, не
желает ждать столько времени! Так прямо и заявила, что моя работа с кошками
ее раздражает, она, мол, все равно хотела поставить точку. Я чуть было не
отказался от договора, но вовремя опомнился. Может, она еще передумает?
Однако даже это бледнеет по сравнению с открывшейся недавно
перспективой. Исследователи из Кембриджа сообщили, что обнаружили участки
гена, ответственные за нервную систему. Значит, может исполниться мечта,
которую я прежде считал неосуществимой, -- научить кошек говорить. По моему
глубокому убеждению, это зависит не столько от строения голосовых связок,
сколько от того, как ими управлять. Фантастика да и только: если я прав, то
смогу отказаться от дорогостоящих, сложных опытов и опрашивать моих кошек,
как учитель учеников на уроке!
За окном послышалось зовущее мяуканье. Старик встрепенулся, прогнал
сон. Подошел к окну, открыл его. В комнату прыгнула кошка, а когда старик
хотел затворить окно, мимо него в открытую щель черной молнией метнулся
огромный котище премерзейшего вида -- с грязной вздыбленной шерстью и
прокушенным ухом -- и тут же скрылся под диваном. На подоконнике и на ковре
остались грязные следы его лап.
-- Пусть кот убирается, -- сказал старик.
-- Кот останется, -- ответила Клеопатра и выгнула спину дугой.