Страница:
– А, ну хорошо. – Нед закинул таблетки в рот и сглотнул. – Добрый доктор очень заботлив.
– И вот тебе жевательная резинка.
Нед взял пластинку резинки и расплылся в улыбке:
– «Голливуд», какая роскошь! Пауль, ты герой!
– Спокойной ночи, Томас. Выспись как следует.
– О, погоди, скажи-ка, – Нед опять помешал Паулю закрыть дверь, – как там «Трондхайм»?
Ложку Нед держал в правой руке, небрежно опираясь ею о дверь. Он нажимал на дверь все сильнее, сильнее, пока не осталась щель шириною в дюйм, через которую он мог разговаривать с Паулем, – к этому времени ложка уже прижала язычок замка.
– Три один? Большая победа для вас, – сказал он. – Ладно, завтра, наверное, увидимся. Спокойной ночи.
Одним последним нажатием Нед закрыл дверь. Ложка осталась торчать между дверью и косяком. Едва шаги Пауля стихли в конце коридора, Нед потянул дверь на себя, и та подалась. Ложка удержала язычок. Почти зарыдав от облегчения, Нед вернулся к столу, выплюнул таблетки снотворного и напоследок снова развернул схему Бэйба.
Когда, по его представлениям, было где-то между половиной третьего и тремя, он подошел к двери и открыл ее. Ложка с металлическим лязгом упала на пол, звон прокатился по коридору, и Нед, кляня себя, нагнулся, чтобы поднять ее.
Ни звука не доносилось ни из одной части здания, пока Нед, жуя резинку, шел галереей. Только косточки его босых ступней постукивали о пол, нарушая огромную пустоту молчания, точно саван, окутавшую здание.
Достигнув двери кабинета доктора Малло, Нед, прежде чем войти, с минуту вслушивался. Оказавшись внутри, он включил настольную лампу и огляделся, моргая от неожиданно яркого света. Шторы были опущены, однако под дверью наверняка пробивалась полоска света. Нед понимал, что времени у него в обрез. Он подошел к висящему на стене деревянному ящику, открыл его, достал ключ. Внезапный порыв подтолкнул его к тому, чтобы взять и другой, поменьше, и попытаться открыть им серый картотечный шкафчик, прикрепленный к противоположной стене. Ключ подошел, и Нед, быстро обыскав кабинет, нашел пластиковый пакет для покупок, в который и затолкал пачку за пачкой бумаги и папки. Тугим узлом завязав пакет, он извлек изо рта резинку, проглотил маленький ключ, снова сунул резинку в рот, выключил свет и вышел в коридор.
Приближаясь к помещениям для персонала и размеренно жуя, Нед крепко прижимал пакет локтем, чтобы тот не так сильно шуршал при ходьбе. Он услышал звуки музыки, увидел впереди полосу света, падающую на пол. Из комнаты, где полагалось сидеть Паулю, в коридор выходило окно, которое Неду было не обойти. Он медленно крался вперед и почти уже опустился на колени, чтобы проползти под окном по полу, когда дверь комнаты отворилась и в коридор вышел Пауль. Сердце Неда екнуло, тело застыло. Пакет хрустнул, и звук этот отозвался в ушах Неда подобием треска, с каким грузовик проезжает по тысяче пластмассовых упаковок для яиц.
Пауль прошел прямо в комнату напротив, даже не глянув в сторону Неда. Громкий плеск мочи, бьющей в чашу писсуара, эхом понесся по коридору, и Нед, дрожа от облегчения, встал и пошел вперед.
Минуя дверь уборной, он бросил быстрый взгляд влево и увидел Пауля – раздвинув ноги, тот стоял спиной к нему, встряхиваясь и напевая «Оду к радости». Пауль был в футболке и джинсах – одежда самая обычная, но она страшно взволновала Неда. Футболка и джинсы были подтверждением реальности и достижимости внешнего мира.
Он завернул за угол и прислонился к стене. Ночь была не из теплых, однако Нед чувствовал, как с висков стекают на шею струйки холодного пота. Он перестал жевать и, приоткрыв рот, прислушался. Звук сливаемой воды, шаги, пересекающие коридор, хлопок закрывшейся двери. Отдающая мятой слюна капала из открытого рта. Нед втянул ее и зажевал снова.
На противоположной стене помигивал зеленый огонек – индикатор блока сигнализации. На цыпочках приблизившись к нему, Нед внимательно вгляделся, мысленно накладывая на блок схему Бэйба. Та часть блока, что относилась к больничному коридору, была обозначена как «Зона 4». Нед достал взятый в кабинете доктора Малло ключ и попробовал вставить его в замочную скважину. Ключ не вошел, и на миг сердце Неда упало, он решил, что проглотил не тот ключ. Он сделал еще попытку, на этот раз ключ вошел легко. Переведя дух, Нед повернул ключ на пол-оборота вправо. Зеленый огонек сменился красным. Задержав дыхание, Нед отщелкнул вверх четвертый из переключателей, рядком шедших вдоль блока, и довернул ключ еще на четверть оборота. Секунду подождал, потом дважды повернул ключ влево, возвратив его в начальное положение. Когда ключ проходил «трехчасовую» позицию, блок вдруг гуднул – коротко, но с такой силой, что Нед чуть не завопил от испуга. Отступив в дверной проем напротив, он ждал, не отрывая глаз от световых индикаторов. Зеленый помигивал ровно, но рядом с ним теперь появился красный – мигнул четыре раза подряд, выдержал паузу и снова мигнул четырежды, оповещая всякого, кто знаком с системой, что некто пытался отключить Зону 4. Дверь комнаты персонала осталась закрытой, да и громкость музыки, несшейся из радиоприемника Пауля, не изменилась. Гудение, изданное блоком, прозвучало, точно труба кавалерии в аду, только в ушах Неда. Снова шагнув к блоку, Нед мягко извлек ключ. Красный огонек моргал по-прежнему, но все было тихо. Нед вытащил изо рта жвачку и залепил мигающий индикатор, с силой умяв теплый комок, чтобы свет не просачивался по краям. Потом отступил на шаг – посмотреть, что получилось.
Его беспокоило, что люди, которые придут поутру, чтобы отключить сигнализацию, могут обнаружить маленькую пломбу из жевательной резинки. Если ее заметят после отключения, ничего страшного, а вот если резинку отдерут, пока система будет еще задействована, четыре вспышки света скажут этим людям все, что им следует знать, и тогда разверзнется ад. Нед разминал жвачку ключом, разглаживал ее, пока она не слилась с поверхностью блока. Света у него только и было что от зеленого индикатора, но Нед давил и мял резинку, пока та не стала практически незаметной.
Убедившись наконец, что все выглядит нормально, он сунул ключ в рот и беззвучно направился к дверям больничного крыла.
Бэйб был мертв, а он, Нед, вот уже больше двадцати лет не чувствовал себя настолько живым. Кровь пела в ушах, сердце ухало и бухало в груди, как механизм с ременным приводом, каждая жилочка тела содрогалась под напором энергии. Нед знал – что бы с ним теперь ни случилось, он никогда не пожалеет о том, что смог вернуть себя в состояние столь напряженного возбуждения. Если из следующей двери выскочит доктор Малло со всем своим штатом, если Рольф прижмет его, Неда, к стене и снова сломает ему плечо, если у него навсегда отнимут все привилегии, все книги, все бумаги, если его снова подсадят на рацион из хлорпромазина и электрошока, все равно этот короткий всплеск подлинной жизни был делом стоящим.
Доктор Малло со всем его штатом из следующей двери не выскочил. Следующая дверь вела в палату, смежную с той, в которой умер Бэйб, само же больничное крыло оставалось безмолвным, будто могилы, которые оно обслуживало. Нед взялся за дверную ручку, повернул. Если он промахнулся с блоком сигнализации, сейчас он об этом узнает. Дверь отворилась. Колокола не зазвонили, сирены не завыли. Все было тихо. Нед закрыл за собой дверь и нашарил выключатель.
Он оказался в кладовке, вдоль стен тянулись полки с медикаментами. В середине комнаты возвышался на козлах стол, на котором стоял упаковочный ящик футов в семь длиной и около трех шириной, к торцам его были приделаны ручки из толстой веревки. Нед подошел к столу, положил ладони на крышку ящика.
– Привет, Бэйб, – прошептал он. – Пока все идет хорошо.
Он опустил пакет на пол, огляделся. Чайная ложка так и оставалась зажатой в левой руке, но Нед надеялся найти что-нибудь попрочнее. Поискав на полках, он не обнаружил ничего, что могло бы ему помочь. И уже почти сдался, как вдруг заметил краешек стоявшего прямо под столом синего железного короба с инструментами.
Вооружась стамеской с массивной ручкой, Нед начал вскрывать ящик, стараясь не погнуть ни одного гвоздя. Вся работа заняла пятнадцать минут и к тому времени, когда Нед снял крышку и положил ее на пол, он обливался потом.
В ящике лежало укрытое белой простыней тело Бэйба. Нед сглотнул, содрал простыню и отбросил ее в сторону. И чуть не вскрикнул от потрясения.
Бэйб улыбался. То была улыбка, которую Нед за последние десять лет успел полюбить. Озорная улыбка причастности к тайне, воодушевления и удовольствия, всегда предшествовавшая новому уроку в новой области знания.
«Подожди, пока не познакомишься с Джойсом, старина!»
«А на следующей неделе Фарадей и магниты – готовься, тебя ждут сюрпризы!» «Завтра, Нед, мальчик мой, битва при Лепанто!»
«Вагнер. Рихард Вагнер! Уж если он влез тебе в душу, обратно не вылезет».
«Атака Маршалла. Дебют не для слабонервных».
«Давай скажем „хайль!“ герру Шопенгауэру, хорошо?»
«Русские глаголы, обозначающие движение. От них с ума можно сойти».
Нед наклонился, погладил Бэйба по бороде.
– Ну что, поехали, – прошептал он.
Нед предполагал, что тело окажется тяжелым, и весь этот вечер обдумывал, как ему вытащить Бэйба из ящика. Он представлял, как просунет руки под мышки и, напрягая все силы, будет тянуть тело, пока оно не повиснет у него лицом вниз на плече. Чего Нед не мог предвидеть, так это насколько велика будет нагрузка, которая ляжет на его поврежденные плечи. Подтягивая мертвое тело Бэйба, он чувствовал, как знакомо скрежещет левый плечевой сустав. Вот уже лет семь или восемь ему удавалось избегать вывихов плеч, и хоть он отлично знал теперь, как вправлять их обратно, сегодня обратиться в калеку позволить себе не мог. И потому решил нагрузить правое плечо вместо левого. Сделав девять-десять глубоких вдохов, Нед потянул на себя тело.
Пошатываясь, он взвалил Бэйба на плечи и опустился на пол; пот катил по его лицу, правое плечо обжигала боль. Тело Бэйба свалилось на пол, глухо стукнувшись об него головой, – хрустнув, точно сухой сучок, сломалась шея.
Нед нетвердо поднялся на ноги и осторожно вытянул руки в стороны. Правое плечо негромко щелкнуло, но в суставной сумке удержалось. Нед выровнял дыхание и теперь ждал, когда перестанут дрожать руки и ноги. Еще раз потянувшись и набрав в легкие воздух, он выключил свет, открыл дверь и прислушался. И, убедившись, что тишину ночи нарушают лишь удары его сердца, наклонился и подхватил тело Бэйба под мышки.
Нед медленно тянул тело по коридору больничного крыла, пока не добрался до блока сигнализации. Из радиоприемника за углом лилась музыка. Он узнал григовскую «Смерть Озе» и инстинктивно опустил глаза на Бэйба, словно намереваясь поделиться с ним шуткой. Он заволок тело за угол, уложил лицом вниз, потом, опустившись у ног Бэйба на корточки, стал подталкивать старика по полу, к комнате персонала. Если Пауль выйдет, чтобы помочиться еще раз, то волей-неволей споткнется о труп, и все будет кончено. Пригнувшись пониже, но так, чтобы оставалась возможность подталкивать Бэйба, упираясь в его ступни, Нед снова налег на них. Теперь он находился прямо под окном комнаты и толкал все торопливее, молясь, чтобы по радио зазвучала музыка погромче и побарабаннее. Если уж предстоят похороны, то почему не передать «Смерть Зигфрида», «Dies Irae» [60]
Верди или «Шествие к эшафоту»? Негромко звучавшие струнные Грига жалобно заплакали, когда Heд миновал окно, распрямился и снова поудобнее взял Бэйба под мышки, чтобы оттащить его по линолеуму к себе.
Добравшись наконец до своей комнаты, Нед последним, грозившим вывернуть плечо усилием взвалил Бэйба на кровать. Он забыл снять покрывало, так что пришлось еще несколько раз, кляня себя за дурость, перевалить тело туда-сюда, чтобы высвободить ткань и накрыть ею покойника. Он представил, как Бэйб неодобрительно покачивает головой при виде подобной непредусмотрительности и отсутствия здравого смысла.
– Прости, – прошептал Нед. – Меа culpa. Mea maxima culpa [61] .
Потом пристроил голову Бэйба на подушке, подтянул одеяло повыше и наклонился, чтобы в последний раз поцеловать лоб старика.
– Прощай, мой лучший, самый дорогой мой друг. Что бы ни случилось, ты спас меня от смерти.
Возвращаясь в складское помещение, Нед завернул в кабинет Малло и вернул на место ключ от сигнального блока, прилепив остаток жвачки снизу к роскошному кожаному креслу доктора. Когда-нибудь Малло обнаружит ее и будет гадать, откуда она взялась.
Нырнув под окно комнаты Пауля, из которого теперь неслась увертюра к «Севильскому цирюльнику», Нед миновал блок сигнализации, вошел в кладовку, закрыл за собой дверь и снова включил свет.
Теперь нельзя было позволить себе ни малейшей ошибки, так что все необходимое Нед подготовил с величайшей скрупулезностью. Он уложил в опустевший упаковочный ящик пластиковый пакет, огляделся вокруг. Пока Нед тащил тело Бэйба по коридору, у него возникла одна мысль, так что теперь он принялся тщательно обыскивать полки, пока наконец не наткнулся на коробку с надписью «Диацетилморфин СЧ». Вскрыв коробку, Нед высыпал ее содержимое, десятки и десятки полиэтиленовых пакетиков, в ящик, добавив к ним для ровного счета и пакет со шприцами. Заглянув вовнутрь, он увидел, что там еще хватит места для содержимого второй коробки. И третьей. Поразмыслив с минуту, Нед добавил к ним мешок для мусора, достаточно большой, чтобы в него поместились и все полиэтиленовые пакетики, и пакет с документами, взятыми из кабинета Малло.
Начальный план его состоял в том, чтобы вывернуть шурупы из дверных петель и ввинтить их изнутри в крышку ящика, используя вместо отвертки чайную ложку, однако он уже знал, что в синем коробе имеется банка с шурупами и даже ручная дрель с комплектом буравчиков. Единственное, чего он не нашел, это веревки, поэтому пришлось разодрать покрывавшую тело Бэйба простыню на полоски и туго переплести их. Уложив эту самодельную веревку на внутреннюю сторону крышки ящика, Нед принялся сверлить ее при помощи дрели, стараясь, чтобы бурав не пробил дерево насквозь. Ввинчивая шурупы, он загонял вместе с ними и перевитую ткань, образуя подобия веревочных ручек, каждую из которых проверял, дергая за нее что было сил, дабы убедиться, что ткань не рвется, а винты держат крепко.
Наконец Нед уложил крышку на ящик и вставил гвозди в их гнезда. Покачав крышку, он обнаружил, что три гвоздя, вместо того чтобы входить в отверстия, горделиво торчат наружу. Нед вынул каждый из них, вставил обратно и еще раз тряхнул крышку. Уверившись, что гвозди займут свое место, он снова снял крышку и положил ее поперек ящика.
Нед в последний раз оглядел комнату, затолкал синий короб под стол, придав ему прежнее положение, осмотрел полки и пол. Если не считать того, как лежит крышка, все здесь осталось в том же виде, как при первом его появлении.
Резко выдохнув, Нед выключил свет и в кромешной тьме осторожно двинулся вперед, пока не зацепил ногой стол. Взобрался на него и медленно выпрямился, почти коснувшись головой потолка.
Затем поднял крышку и начал шарить по ней пальцами, нащупывая тканевую петлю. Ухватившись за эту ручку, он поднял крышку и, держа ее перед собой, точно норманнский щит, вступил в ящик и улегся на свое полиэтиленовое ложе. Подвигав крышку, Нед убедился, что, пока он с силой тянет на себя перекрученные петли, крышка держится хорошо, и настолько сосредоточился на необходимости бодрствовать, что почти мгновенно заснул.
Стук открывшейся двери заставил его вздрогнуть и проснуться. Крохотные лучики света пробивались сквозь крышку, и поначалу Нед подумал, что проспал слишком долго. Возможно, они решили еще подержать тело здесь и отправить его вечерним катером. А между тем в его комнате уже обнаружили Бэйба, и охота началась. Нед выругал себя за то, что заснул. Если в он бодрствовал, то понял бы, что времени прошло слишком много, и попытался сбежать как-то еще. Бэйб говорил ему, что остров находится примерно в тридцати милях от материка, но даже попытка доплыть туда своими силами и обрести свободу была бы лучше, чем позорное обнаружение здесь, в ящике.
Ленивые утренние голоса, зевки и нытье успокоили его. Ухватившись за петли, Нед изо всех сил потянул крышку на себя и замер в ожидании, едва осмеливаясь дышать.
Двое мужчин говорили по-датски.
– Потащим на плечах.
– А вон веревки на что?
– На то самое, только они нам все руки изрежут. Можешь мне поверить, я этим уже занимался. Давай на плечи. Ты первый. Раз, два… взяли.
– Я думал, там старик. Господи, ну и тяжесть.
– Это все дерево. Пошли.
– А, черт!
– В чем дело?
– Ты, что ли, гвозди вколачивал? Я палец порезал!
Тело Неда болталось в ящике, всякое чувство направления он утратил. Ящик дважды плюхали на пол, отпирая и запирая двери, и каждый раз Нед пугался, что крышка подскочит и его обнаружат. Мысленно он приготовился к драке и бегству.
Но наконец в ящик просочился холодный утренний воздух, и Нед услышал крики чаек, а следом стонущий скрежет двери крытого грузовика. Ящик без особых нежностей пропихнули по металлическому полу – движение это отдалось во всех костях Неда; дверь с грохотом захлопнулась, заработал мотор. Нед вспомнил адскую пытку, в которую обратилась его последняя поездка в грузовике. Он снова увидел мертвые глаза двух мужчин, избивших его до полусмерти, услышал ритмичный шелест покрышек на неровной мостовой. Он хорошо помнил мистера Гейна, до мелочей помнил тех двух скотов. Но восстановить в памяти личность Неда, душу и тело которого подвергли бесчеловечным истязаниям, не мог. Тот Нед был наивен, испуган и ослеплен жестоким миром, как новорожденный щенок. Он был всего только атомом, лишенным воли, направления, цели. Тот Нед умер без малого двадцать лет назад – жизнь покинула его в день, когда Рольф выломал ему левое плечо, убив в юноше последние остатки надежды и веры. Нед, ехавший ныне в ящике, был совершенно другим существом, человеком железной воли, ангелом мщения – орудием Божиим.
Поднявшись на скалы, Нед обернулся, чтобы взглянуть на паром, стоявший на якоре в полумиле от берега. Когда он вернется в порт, команда отправит деревянный ящик, набитый теперь цепями и железными тросами, в док, а там, по прошествии времени, его вскроют и обман обнаружится. Не исключено, что с острова уже послали на материк телеграмму и Нед объявлен в розыск.
Вздрогнув, он снял с ноющего плеча большую желтую клеенчатую сумку, украденную на пароме из капитанского рундука. В рундуке нашлись также одежда и бумажник с двумя с половиной тысячами датских крон. Нед не имел ни малейшего представления о том, попало ли ему в руки целое состояние или этих денег едва хватит на скромный завтрак.
Спустя полчаса он вошел в переполненное кафе, стоявшее на шоссе по дороге в Орхус. То, что он попал в Данию, Неда не удивило. Бэйб говорил ему, что остров находится в Каттегате, где-то между побережьем Швеции и северной оконечностью Ютландии. Нед направился прямо к стойке и заказал чашку кофе и яичницу с беконом. Затем сел и огляделся. Он еще на подходе к кафе заметил пять припаркованных грузовиков и подумал, что главное сейчас – это решительность и быстрота.
– Привет! – крикнул он, стараясь быть услышанным за грохотом музыкального автомата. Все посетители кафе обернулись и уставились на него. – Кто-нибудь здесь едет на юг? Мне нужно к ночи попасть в Германию. Готов оплатить половину топлива.
Большинство мужчин, находившихся в поле зрения Неда, пожали плечами и вновь опустили глаза в тарелки. Двое покачали с сожалением головой, но ничего не сказали. Черт, подумал Нед, и что теперь делать?
Голос за его спиной произнес на ломаном датском:
– Я должен быть к вечеру в Гамбурге. Хотите, езжайте со мной.
– Фантастика! – по-немецки воскликнул Нед. – Вы спасаете мне жизнь!
– А, так ты немец. Слава богу. От этого датского ум за разум заходит.
– Знаю, – сочувственно улыбнулся Нед. – Как начну на нем говорить, тут же кровь носом идет. Позвольте, я возьму вам чашку кофе, не будете возражать? Да и сам по-быстрому перекушу.
– Без проблем, – отозвался его собеседник и, обойдя столик, протянул Неду руку. – Кстати, меня зовут Дитер.
– Карл, – сказал Нед. – Рад познакомиться. A, prachtvoll! [62] – Он улыбнулся поставившей перед ним тарелку официантке. – И чашку кофе моему другу, – прибавил он по-датски.
В оставленной кем-то на столике газете Нед отыскал таблицу с курсом валют. Из нее он с немалым облегчением узнал, что у него при себе две сотни фунтов. Если за последние двадцать лет инфляция не обезумела окончательно, денег, пожалуй, хватит, чтобы добраться до нужного ему места.
Нед ехал на переднем сиденье, рядом с Дитером, сказавшим, что везет бумагу из Скагене, что в пятидесяти милях на север от придорожного кафе на окраине Ольбека, где они познакомились. Стало быть, прикинул Нед, до немецкой границы еще миль сто пятьдесят. Паром, должно быть, уже входит в гавань Ольбека. Вопрос теперь в том, захочет ли доктор Маяло обращаться в полицию. Он, надо думать, уже обнаружил, что из его кабинета исчезли бумаги, и Нед не сомневался, что это открытие отвратит доктора от мысли связываться с какими-либо властями. Возможно, Малло позвонит Оливеру Дельфту, а возможно, и не решится на это. Нед, окажись он на месте Малло, сфабриковал бы свидетельство о смерти и постарался забыть о самом существовании англичанина, навлекшего на него столько неприятностей.
Дитер не принадлежал к числу навязчивых собеседников. Весь его мир, похоже, вращался вокруг жены Труди, детей, чьими фотографиями была оклеена кабина, и футбола, в котором Нед мало что смыслил. Его познания ограничивались полученными от Пауля сведениями о скандинавской лиге. Дитера же дела «Трондхайма» нисколько не интересовали.
– А движение не так чтобы густое, – в какой-то момент заметил Нед.
– Шестнадцатое апреля, – отозвался Дитрих. – Здешний национальный праздник. День рождения королевы, так мне сказали.
– А, ну конечно.
Они остановились позавтракать в окрестностях Орхуса, и здесь Нед совершил первую свою ошибку.
Они сидели за столиком, и Нед взял небольшую вещицу, которую Дитер принес с собой в кафе.
– Господи, а это что такое? – спросил он, вертя ее в руке и недоуменно разглядывая.
– Шутишь? – Дитер улыбнулся во весь рот. Но когда понял, что Нед более чем серьезен, глаза его сузились. – Так ты и вправду не знаешь, что это такое?
Нед сообразил, что допустил промах, и попробовал обратить все в шутку.
– Да нет, я хотел сказать, что прежде не видел похожих на этот…
– Не видел похожих? Ты оглядись по сторонам, друг!
Нед огляделся и увидел на соседних столиках по меньшей мере шесть таких же вещиц.
– Я, собственно, о цвете… – пояснил он, стараясь, чтобы голос звучал задушевно. – Твой красный, а те все больше черные и серые.
– Где ты провел последние десять лет? – спросил Дитер. – Где, интересно, еще существуют места, в которых нет мобильных телефонов?
Телефонов! Мобильных телефонов. Нед выругал себя за то, что сам не догадался. Он уже заметил двух мужчин, говоривших в эти штуковины.
– Я… я был нездоров, – сказал он. – Лежал в больнице.
– Скорее уж в тюрьме.
– Нет-нет, в больнице. Ты должен верить мне, Дитер. Теперь я поправился. Совершенно поправился, но… понимаешь, кое-какие вещи я пропустил.
Дитер позволил Неду забраться в грузовик, однако по пути к Оберно и немецкой границе все больше помалкивал. Нед сидел рядом, лихорадочно соображая. Он пришел к заключению, что самое лучшее для него – проявить своего рода ограниченную честность. Дитер мог остановить первую же попавшуюся полицейскую машину, а это Неду никак уж не улыбалось. Трудновато будет объяснить полицейским, откуда в его клеенчатой сумке столько наркотиков.
– Буду с тобой честен, Дитер, – наконец сказал он. – Я удрал из датской клиники. Семья поместила меня туда из-за наркотиков, но теперь я в порядке. Правда. В абсолютном порядке. Я еду в Ганновер, у меня там девушка. Я здорово изгадил свою жизнь однако сейчас все хорошо. Мне просто нужна помощь, чтобы попасть домой.
– Сколько ты там пробыл? – спросил Дитер, не отрывая взгляда от дороги.
– Около года.
– Около года, и ты не знаешь, что такое мобильный телефон?
– Меня лечили электрошоком. Память иногда отшибает. Что я могу сказать? Я не дурной человек, Дитер, клянусь тебе.
– Ладно, – сказал Дитер и снова умолк.
После долгого мучительного молчания, которое Нед не решался прервать мольбами или новыми уверениями, Дитер заговорил сам, на этот раз застенчиво и едва ли не смущенно.
– Знаешь, я тоже несколько лег назад связался с наркотой. Я ведь по образованию инженер. Работа была хорошая, денег куча. Ну я и пристрастился к героину, работу потерял. Только благодаря моей чудесной жене Труди да милосердию и любви моего спасителя Иисуса Христа я теперь чист и здоров. Я отвезу тебя в Гамбург и введу в мою церковь. Церковь лучше больницы. Один Господь способен помочь людям вроде нас с тобой.
– Будь благословен, – прошептал Нед. – Ты воистину – добрый самаритянин.
– Я так понимаю, – продолжал чуть покрасневший от комплимента Дитер, – что паспорта у тебя нет?
– И вот тебе жевательная резинка.
Нед взял пластинку резинки и расплылся в улыбке:
– «Голливуд», какая роскошь! Пауль, ты герой!
– Спокойной ночи, Томас. Выспись как следует.
– О, погоди, скажи-ка, – Нед опять помешал Паулю закрыть дверь, – как там «Трондхайм»?
Ложку Нед держал в правой руке, небрежно опираясь ею о дверь. Он нажимал на дверь все сильнее, сильнее, пока не осталась щель шириною в дюйм, через которую он мог разговаривать с Паулем, – к этому времени ложка уже прижала язычок замка.
– Три один? Большая победа для вас, – сказал он. – Ладно, завтра, наверное, увидимся. Спокойной ночи.
Одним последним нажатием Нед закрыл дверь. Ложка осталась торчать между дверью и косяком. Едва шаги Пауля стихли в конце коридора, Нед потянул дверь на себя, и та подалась. Ложка удержала язычок. Почти зарыдав от облегчения, Нед вернулся к столу, выплюнул таблетки снотворного и напоследок снова развернул схему Бэйба.
Когда, по его представлениям, было где-то между половиной третьего и тремя, он подошел к двери и открыл ее. Ложка с металлическим лязгом упала на пол, звон прокатился по коридору, и Нед, кляня себя, нагнулся, чтобы поднять ее.
Ни звука не доносилось ни из одной части здания, пока Нед, жуя резинку, шел галереей. Только косточки его босых ступней постукивали о пол, нарушая огромную пустоту молчания, точно саван, окутавшую здание.
Достигнув двери кабинета доктора Малло, Нед, прежде чем войти, с минуту вслушивался. Оказавшись внутри, он включил настольную лампу и огляделся, моргая от неожиданно яркого света. Шторы были опущены, однако под дверью наверняка пробивалась полоска света. Нед понимал, что времени у него в обрез. Он подошел к висящему на стене деревянному ящику, открыл его, достал ключ. Внезапный порыв подтолкнул его к тому, чтобы взять и другой, поменьше, и попытаться открыть им серый картотечный шкафчик, прикрепленный к противоположной стене. Ключ подошел, и Нед, быстро обыскав кабинет, нашел пластиковый пакет для покупок, в который и затолкал пачку за пачкой бумаги и папки. Тугим узлом завязав пакет, он извлек изо рта резинку, проглотил маленький ключ, снова сунул резинку в рот, выключил свет и вышел в коридор.
Приближаясь к помещениям для персонала и размеренно жуя, Нед крепко прижимал пакет локтем, чтобы тот не так сильно шуршал при ходьбе. Он услышал звуки музыки, увидел впереди полосу света, падающую на пол. Из комнаты, где полагалось сидеть Паулю, в коридор выходило окно, которое Неду было не обойти. Он медленно крался вперед и почти уже опустился на колени, чтобы проползти под окном по полу, когда дверь комнаты отворилась и в коридор вышел Пауль. Сердце Неда екнуло, тело застыло. Пакет хрустнул, и звук этот отозвался в ушах Неда подобием треска, с каким грузовик проезжает по тысяче пластмассовых упаковок для яиц.
Пауль прошел прямо в комнату напротив, даже не глянув в сторону Неда. Громкий плеск мочи, бьющей в чашу писсуара, эхом понесся по коридору, и Нед, дрожа от облегчения, встал и пошел вперед.
Минуя дверь уборной, он бросил быстрый взгляд влево и увидел Пауля – раздвинув ноги, тот стоял спиной к нему, встряхиваясь и напевая «Оду к радости». Пауль был в футболке и джинсах – одежда самая обычная, но она страшно взволновала Неда. Футболка и джинсы были подтверждением реальности и достижимости внешнего мира.
Он завернул за угол и прислонился к стене. Ночь была не из теплых, однако Нед чувствовал, как с висков стекают на шею струйки холодного пота. Он перестал жевать и, приоткрыв рот, прислушался. Звук сливаемой воды, шаги, пересекающие коридор, хлопок закрывшейся двери. Отдающая мятой слюна капала из открытого рта. Нед втянул ее и зажевал снова.
На противоположной стене помигивал зеленый огонек – индикатор блока сигнализации. На цыпочках приблизившись к нему, Нед внимательно вгляделся, мысленно накладывая на блок схему Бэйба. Та часть блока, что относилась к больничному коридору, была обозначена как «Зона 4». Нед достал взятый в кабинете доктора Малло ключ и попробовал вставить его в замочную скважину. Ключ не вошел, и на миг сердце Неда упало, он решил, что проглотил не тот ключ. Он сделал еще попытку, на этот раз ключ вошел легко. Переведя дух, Нед повернул ключ на пол-оборота вправо. Зеленый огонек сменился красным. Задержав дыхание, Нед отщелкнул вверх четвертый из переключателей, рядком шедших вдоль блока, и довернул ключ еще на четверть оборота. Секунду подождал, потом дважды повернул ключ влево, возвратив его в начальное положение. Когда ключ проходил «трехчасовую» позицию, блок вдруг гуднул – коротко, но с такой силой, что Нед чуть не завопил от испуга. Отступив в дверной проем напротив, он ждал, не отрывая глаз от световых индикаторов. Зеленый помигивал ровно, но рядом с ним теперь появился красный – мигнул четыре раза подряд, выдержал паузу и снова мигнул четырежды, оповещая всякого, кто знаком с системой, что некто пытался отключить Зону 4. Дверь комнаты персонала осталась закрытой, да и громкость музыки, несшейся из радиоприемника Пауля, не изменилась. Гудение, изданное блоком, прозвучало, точно труба кавалерии в аду, только в ушах Неда. Снова шагнув к блоку, Нед мягко извлек ключ. Красный огонек моргал по-прежнему, но все было тихо. Нед вытащил изо рта жвачку и залепил мигающий индикатор, с силой умяв теплый комок, чтобы свет не просачивался по краям. Потом отступил на шаг – посмотреть, что получилось.
Его беспокоило, что люди, которые придут поутру, чтобы отключить сигнализацию, могут обнаружить маленькую пломбу из жевательной резинки. Если ее заметят после отключения, ничего страшного, а вот если резинку отдерут, пока система будет еще задействована, четыре вспышки света скажут этим людям все, что им следует знать, и тогда разверзнется ад. Нед разминал жвачку ключом, разглаживал ее, пока она не слилась с поверхностью блока. Света у него только и было что от зеленого индикатора, но Нед давил и мял резинку, пока та не стала практически незаметной.
Убедившись наконец, что все выглядит нормально, он сунул ключ в рот и беззвучно направился к дверям больничного крыла.
Бэйб был мертв, а он, Нед, вот уже больше двадцати лет не чувствовал себя настолько живым. Кровь пела в ушах, сердце ухало и бухало в груди, как механизм с ременным приводом, каждая жилочка тела содрогалась под напором энергии. Нед знал – что бы с ним теперь ни случилось, он никогда не пожалеет о том, что смог вернуть себя в состояние столь напряженного возбуждения. Если из следующей двери выскочит доктор Малло со всем своим штатом, если Рольф прижмет его, Неда, к стене и снова сломает ему плечо, если у него навсегда отнимут все привилегии, все книги, все бумаги, если его снова подсадят на рацион из хлорпромазина и электрошока, все равно этот короткий всплеск подлинной жизни был делом стоящим.
Доктор Малло со всем его штатом из следующей двери не выскочил. Следующая дверь вела в палату, смежную с той, в которой умер Бэйб, само же больничное крыло оставалось безмолвным, будто могилы, которые оно обслуживало. Нед взялся за дверную ручку, повернул. Если он промахнулся с блоком сигнализации, сейчас он об этом узнает. Дверь отворилась. Колокола не зазвонили, сирены не завыли. Все было тихо. Нед закрыл за собой дверь и нашарил выключатель.
Он оказался в кладовке, вдоль стен тянулись полки с медикаментами. В середине комнаты возвышался на козлах стол, на котором стоял упаковочный ящик футов в семь длиной и около трех шириной, к торцам его были приделаны ручки из толстой веревки. Нед подошел к столу, положил ладони на крышку ящика.
– Привет, Бэйб, – прошептал он. – Пока все идет хорошо.
Он опустил пакет на пол, огляделся. Чайная ложка так и оставалась зажатой в левой руке, но Нед надеялся найти что-нибудь попрочнее. Поискав на полках, он не обнаружил ничего, что могло бы ему помочь. И уже почти сдался, как вдруг заметил краешек стоявшего прямо под столом синего железного короба с инструментами.
Вооружась стамеской с массивной ручкой, Нед начал вскрывать ящик, стараясь не погнуть ни одного гвоздя. Вся работа заняла пятнадцать минут и к тому времени, когда Нед снял крышку и положил ее на пол, он обливался потом.
В ящике лежало укрытое белой простыней тело Бэйба. Нед сглотнул, содрал простыню и отбросил ее в сторону. И чуть не вскрикнул от потрясения.
Бэйб улыбался. То была улыбка, которую Нед за последние десять лет успел полюбить. Озорная улыбка причастности к тайне, воодушевления и удовольствия, всегда предшествовавшая новому уроку в новой области знания.
«Подожди, пока не познакомишься с Джойсом, старина!»
«А на следующей неделе Фарадей и магниты – готовься, тебя ждут сюрпризы!» «Завтра, Нед, мальчик мой, битва при Лепанто!»
«Вагнер. Рихард Вагнер! Уж если он влез тебе в душу, обратно не вылезет».
«Атака Маршалла. Дебют не для слабонервных».
«Давай скажем „хайль!“ герру Шопенгауэру, хорошо?»
«Русские глаголы, обозначающие движение. От них с ума можно сойти».
Нед наклонился, погладил Бэйба по бороде.
– Ну что, поехали, – прошептал он.
Нед предполагал, что тело окажется тяжелым, и весь этот вечер обдумывал, как ему вытащить Бэйба из ящика. Он представлял, как просунет руки под мышки и, напрягая все силы, будет тянуть тело, пока оно не повиснет у него лицом вниз на плече. Чего Нед не мог предвидеть, так это насколько велика будет нагрузка, которая ляжет на его поврежденные плечи. Подтягивая мертвое тело Бэйба, он чувствовал, как знакомо скрежещет левый плечевой сустав. Вот уже лет семь или восемь ему удавалось избегать вывихов плеч, и хоть он отлично знал теперь, как вправлять их обратно, сегодня обратиться в калеку позволить себе не мог. И потому решил нагрузить правое плечо вместо левого. Сделав девять-десять глубоких вдохов, Нед потянул на себя тело.
Пошатываясь, он взвалил Бэйба на плечи и опустился на пол; пот катил по его лицу, правое плечо обжигала боль. Тело Бэйба свалилось на пол, глухо стукнувшись об него головой, – хрустнув, точно сухой сучок, сломалась шея.
Нед нетвердо поднялся на ноги и осторожно вытянул руки в стороны. Правое плечо негромко щелкнуло, но в суставной сумке удержалось. Нед выровнял дыхание и теперь ждал, когда перестанут дрожать руки и ноги. Еще раз потянувшись и набрав в легкие воздух, он выключил свет, открыл дверь и прислушался. И, убедившись, что тишину ночи нарушают лишь удары его сердца, наклонился и подхватил тело Бэйба под мышки.
Нед медленно тянул тело по коридору больничного крыла, пока не добрался до блока сигнализации. Из радиоприемника за углом лилась музыка. Он узнал григовскую «Смерть Озе» и инстинктивно опустил глаза на Бэйба, словно намереваясь поделиться с ним шуткой. Он заволок тело за угол, уложил лицом вниз, потом, опустившись у ног Бэйба на корточки, стал подталкивать старика по полу, к комнате персонала. Если Пауль выйдет, чтобы помочиться еще раз, то волей-неволей споткнется о труп, и все будет кончено. Пригнувшись пониже, но так, чтобы оставалась возможность подталкивать Бэйба, упираясь в его ступни, Нед снова налег на них. Теперь он находился прямо под окном комнаты и толкал все торопливее, молясь, чтобы по радио зазвучала музыка погромче и побарабаннее. Если уж предстоят похороны, то почему не передать «Смерть Зигфрида», «Dies Irae» [60]
Верди или «Шествие к эшафоту»? Негромко звучавшие струнные Грига жалобно заплакали, когда Heд миновал окно, распрямился и снова поудобнее взял Бэйба под мышки, чтобы оттащить его по линолеуму к себе.
Добравшись наконец до своей комнаты, Нед последним, грозившим вывернуть плечо усилием взвалил Бэйба на кровать. Он забыл снять покрывало, так что пришлось еще несколько раз, кляня себя за дурость, перевалить тело туда-сюда, чтобы высвободить ткань и накрыть ею покойника. Он представил, как Бэйб неодобрительно покачивает головой при виде подобной непредусмотрительности и отсутствия здравого смысла.
– Прости, – прошептал Нед. – Меа culpa. Mea maxima culpa [61] .
Потом пристроил голову Бэйба на подушке, подтянул одеяло повыше и наклонился, чтобы в последний раз поцеловать лоб старика.
– Прощай, мой лучший, самый дорогой мой друг. Что бы ни случилось, ты спас меня от смерти.
Возвращаясь в складское помещение, Нед завернул в кабинет Малло и вернул на место ключ от сигнального блока, прилепив остаток жвачки снизу к роскошному кожаному креслу доктора. Когда-нибудь Малло обнаружит ее и будет гадать, откуда она взялась.
Нырнув под окно комнаты Пауля, из которого теперь неслась увертюра к «Севильскому цирюльнику», Нед миновал блок сигнализации, вошел в кладовку, закрыл за собой дверь и снова включил свет.
Теперь нельзя было позволить себе ни малейшей ошибки, так что все необходимое Нед подготовил с величайшей скрупулезностью. Он уложил в опустевший упаковочный ящик пластиковый пакет, огляделся вокруг. Пока Нед тащил тело Бэйба по коридору, у него возникла одна мысль, так что теперь он принялся тщательно обыскивать полки, пока наконец не наткнулся на коробку с надписью «Диацетилморфин СЧ». Вскрыв коробку, Нед высыпал ее содержимое, десятки и десятки полиэтиленовых пакетиков, в ящик, добавив к ним для ровного счета и пакет со шприцами. Заглянув вовнутрь, он увидел, что там еще хватит места для содержимого второй коробки. И третьей. Поразмыслив с минуту, Нед добавил к ним мешок для мусора, достаточно большой, чтобы в него поместились и все полиэтиленовые пакетики, и пакет с документами, взятыми из кабинета Малло.
Начальный план его состоял в том, чтобы вывернуть шурупы из дверных петель и ввинтить их изнутри в крышку ящика, используя вместо отвертки чайную ложку, однако он уже знал, что в синем коробе имеется банка с шурупами и даже ручная дрель с комплектом буравчиков. Единственное, чего он не нашел, это веревки, поэтому пришлось разодрать покрывавшую тело Бэйба простыню на полоски и туго переплести их. Уложив эту самодельную веревку на внутреннюю сторону крышки ящика, Нед принялся сверлить ее при помощи дрели, стараясь, чтобы бурав не пробил дерево насквозь. Ввинчивая шурупы, он загонял вместе с ними и перевитую ткань, образуя подобия веревочных ручек, каждую из которых проверял, дергая за нее что было сил, дабы убедиться, что ткань не рвется, а винты держат крепко.
Наконец Нед уложил крышку на ящик и вставил гвозди в их гнезда. Покачав крышку, он обнаружил, что три гвоздя, вместо того чтобы входить в отверстия, горделиво торчат наружу. Нед вынул каждый из них, вставил обратно и еще раз тряхнул крышку. Уверившись, что гвозди займут свое место, он снова снял крышку и положил ее поперек ящика.
Нед в последний раз оглядел комнату, затолкал синий короб под стол, придав ему прежнее положение, осмотрел полки и пол. Если не считать того, как лежит крышка, все здесь осталось в том же виде, как при первом его появлении.
Резко выдохнув, Нед выключил свет и в кромешной тьме осторожно двинулся вперед, пока не зацепил ногой стол. Взобрался на него и медленно выпрямился, почти коснувшись головой потолка.
Затем поднял крышку и начал шарить по ней пальцами, нащупывая тканевую петлю. Ухватившись за эту ручку, он поднял крышку и, держа ее перед собой, точно норманнский щит, вступил в ящик и улегся на свое полиэтиленовое ложе. Подвигав крышку, Нед убедился, что, пока он с силой тянет на себя перекрученные петли, крышка держится хорошо, и настолько сосредоточился на необходимости бодрствовать, что почти мгновенно заснул.
Стук открывшейся двери заставил его вздрогнуть и проснуться. Крохотные лучики света пробивались сквозь крышку, и поначалу Нед подумал, что проспал слишком долго. Возможно, они решили еще подержать тело здесь и отправить его вечерним катером. А между тем в его комнате уже обнаружили Бэйба, и охота началась. Нед выругал себя за то, что заснул. Если в он бодрствовал, то понял бы, что времени прошло слишком много, и попытался сбежать как-то еще. Бэйб говорил ему, что остров находится примерно в тридцати милях от материка, но даже попытка доплыть туда своими силами и обрести свободу была бы лучше, чем позорное обнаружение здесь, в ящике.
Ленивые утренние голоса, зевки и нытье успокоили его. Ухватившись за петли, Нед изо всех сил потянул крышку на себя и замер в ожидании, едва осмеливаясь дышать.
Двое мужчин говорили по-датски.
– Потащим на плечах.
– А вон веревки на что?
– На то самое, только они нам все руки изрежут. Можешь мне поверить, я этим уже занимался. Давай на плечи. Ты первый. Раз, два… взяли.
– Я думал, там старик. Господи, ну и тяжесть.
– Это все дерево. Пошли.
– А, черт!
– В чем дело?
– Ты, что ли, гвозди вколачивал? Я палец порезал!
Тело Неда болталось в ящике, всякое чувство направления он утратил. Ящик дважды плюхали на пол, отпирая и запирая двери, и каждый раз Нед пугался, что крышка подскочит и его обнаружат. Мысленно он приготовился к драке и бегству.
Но наконец в ящик просочился холодный утренний воздух, и Нед услышал крики чаек, а следом стонущий скрежет двери крытого грузовика. Ящик без особых нежностей пропихнули по металлическому полу – движение это отдалось во всех костях Неда; дверь с грохотом захлопнулась, заработал мотор. Нед вспомнил адскую пытку, в которую обратилась его последняя поездка в грузовике. Он снова увидел мертвые глаза двух мужчин, избивших его до полусмерти, услышал ритмичный шелест покрышек на неровной мостовой. Он хорошо помнил мистера Гейна, до мелочей помнил тех двух скотов. Но восстановить в памяти личность Неда, душу и тело которого подвергли бесчеловечным истязаниям, не мог. Тот Нед был наивен, испуган и ослеплен жестоким миром, как новорожденный щенок. Он был всего только атомом, лишенным воли, направления, цели. Тот Нед умер без малого двадцать лет назад – жизнь покинула его в день, когда Рольф выломал ему левое плечо, убив в юноше последние остатки надежды и веры. Нед, ехавший ныне в ящике, был совершенно другим существом, человеком железной воли, ангелом мщения – орудием Божиим.
Поднявшись на скалы, Нед обернулся, чтобы взглянуть на паром, стоявший на якоре в полумиле от берега. Когда он вернется в порт, команда отправит деревянный ящик, набитый теперь цепями и железными тросами, в док, а там, по прошествии времени, его вскроют и обман обнаружится. Не исключено, что с острова уже послали на материк телеграмму и Нед объявлен в розыск.
Вздрогнув, он снял с ноющего плеча большую желтую клеенчатую сумку, украденную на пароме из капитанского рундука. В рундуке нашлись также одежда и бумажник с двумя с половиной тысячами датских крон. Нед не имел ни малейшего представления о том, попало ли ему в руки целое состояние или этих денег едва хватит на скромный завтрак.
Спустя полчаса он вошел в переполненное кафе, стоявшее на шоссе по дороге в Орхус. То, что он попал в Данию, Неда не удивило. Бэйб говорил ему, что остров находится в Каттегате, где-то между побережьем Швеции и северной оконечностью Ютландии. Нед направился прямо к стойке и заказал чашку кофе и яичницу с беконом. Затем сел и огляделся. Он еще на подходе к кафе заметил пять припаркованных грузовиков и подумал, что главное сейчас – это решительность и быстрота.
– Привет! – крикнул он, стараясь быть услышанным за грохотом музыкального автомата. Все посетители кафе обернулись и уставились на него. – Кто-нибудь здесь едет на юг? Мне нужно к ночи попасть в Германию. Готов оплатить половину топлива.
Большинство мужчин, находившихся в поле зрения Неда, пожали плечами и вновь опустили глаза в тарелки. Двое покачали с сожалением головой, но ничего не сказали. Черт, подумал Нед, и что теперь делать?
Голос за его спиной произнес на ломаном датском:
– Я должен быть к вечеру в Гамбурге. Хотите, езжайте со мной.
– Фантастика! – по-немецки воскликнул Нед. – Вы спасаете мне жизнь!
– А, так ты немец. Слава богу. От этого датского ум за разум заходит.
– Знаю, – сочувственно улыбнулся Нед. – Как начну на нем говорить, тут же кровь носом идет. Позвольте, я возьму вам чашку кофе, не будете возражать? Да и сам по-быстрому перекушу.
– Без проблем, – отозвался его собеседник и, обойдя столик, протянул Неду руку. – Кстати, меня зовут Дитер.
– Карл, – сказал Нед. – Рад познакомиться. A, prachtvoll! [62] – Он улыбнулся поставившей перед ним тарелку официантке. – И чашку кофе моему другу, – прибавил он по-датски.
В оставленной кем-то на столике газете Нед отыскал таблицу с курсом валют. Из нее он с немалым облегчением узнал, что у него при себе две сотни фунтов. Если за последние двадцать лет инфляция не обезумела окончательно, денег, пожалуй, хватит, чтобы добраться до нужного ему места.
Нед ехал на переднем сиденье, рядом с Дитером, сказавшим, что везет бумагу из Скагене, что в пятидесяти милях на север от придорожного кафе на окраине Ольбека, где они познакомились. Стало быть, прикинул Нед, до немецкой границы еще миль сто пятьдесят. Паром, должно быть, уже входит в гавань Ольбека. Вопрос теперь в том, захочет ли доктор Маяло обращаться в полицию. Он, надо думать, уже обнаружил, что из его кабинета исчезли бумаги, и Нед не сомневался, что это открытие отвратит доктора от мысли связываться с какими-либо властями. Возможно, Малло позвонит Оливеру Дельфту, а возможно, и не решится на это. Нед, окажись он на месте Малло, сфабриковал бы свидетельство о смерти и постарался забыть о самом существовании англичанина, навлекшего на него столько неприятностей.
Дитер не принадлежал к числу навязчивых собеседников. Весь его мир, похоже, вращался вокруг жены Труди, детей, чьими фотографиями была оклеена кабина, и футбола, в котором Нед мало что смыслил. Его познания ограничивались полученными от Пауля сведениями о скандинавской лиге. Дитера же дела «Трондхайма» нисколько не интересовали.
– А движение не так чтобы густое, – в какой-то момент заметил Нед.
– Шестнадцатое апреля, – отозвался Дитрих. – Здешний национальный праздник. День рождения королевы, так мне сказали.
– А, ну конечно.
Они остановились позавтракать в окрестностях Орхуса, и здесь Нед совершил первую свою ошибку.
Они сидели за столиком, и Нед взял небольшую вещицу, которую Дитер принес с собой в кафе.
– Господи, а это что такое? – спросил он, вертя ее в руке и недоуменно разглядывая.
– Шутишь? – Дитер улыбнулся во весь рот. Но когда понял, что Нед более чем серьезен, глаза его сузились. – Так ты и вправду не знаешь, что это такое?
Нед сообразил, что допустил промах, и попробовал обратить все в шутку.
– Да нет, я хотел сказать, что прежде не видел похожих на этот…
– Не видел похожих? Ты оглядись по сторонам, друг!
Нед огляделся и увидел на соседних столиках по меньшей мере шесть таких же вещиц.
– Я, собственно, о цвете… – пояснил он, стараясь, чтобы голос звучал задушевно. – Твой красный, а те все больше черные и серые.
– Где ты провел последние десять лет? – спросил Дитер. – Где, интересно, еще существуют места, в которых нет мобильных телефонов?
Телефонов! Мобильных телефонов. Нед выругал себя за то, что сам не догадался. Он уже заметил двух мужчин, говоривших в эти штуковины.
– Я… я был нездоров, – сказал он. – Лежал в больнице.
– Скорее уж в тюрьме.
– Нет-нет, в больнице. Ты должен верить мне, Дитер. Теперь я поправился. Совершенно поправился, но… понимаешь, кое-какие вещи я пропустил.
Дитер позволил Неду забраться в грузовик, однако по пути к Оберно и немецкой границе все больше помалкивал. Нед сидел рядом, лихорадочно соображая. Он пришел к заключению, что самое лучшее для него – проявить своего рода ограниченную честность. Дитер мог остановить первую же попавшуюся полицейскую машину, а это Неду никак уж не улыбалось. Трудновато будет объяснить полицейским, откуда в его клеенчатой сумке столько наркотиков.
– Буду с тобой честен, Дитер, – наконец сказал он. – Я удрал из датской клиники. Семья поместила меня туда из-за наркотиков, но теперь я в порядке. Правда. В абсолютном порядке. Я еду в Ганновер, у меня там девушка. Я здорово изгадил свою жизнь однако сейчас все хорошо. Мне просто нужна помощь, чтобы попасть домой.
– Сколько ты там пробыл? – спросил Дитер, не отрывая взгляда от дороги.
– Около года.
– Около года, и ты не знаешь, что такое мобильный телефон?
– Меня лечили электрошоком. Память иногда отшибает. Что я могу сказать? Я не дурной человек, Дитер, клянусь тебе.
– Ладно, – сказал Дитер и снова умолк.
После долгого мучительного молчания, которое Нед не решался прервать мольбами или новыми уверениями, Дитер заговорил сам, на этот раз застенчиво и едва ли не смущенно.
– Знаешь, я тоже несколько лег назад связался с наркотой. Я ведь по образованию инженер. Работа была хорошая, денег куча. Ну я и пристрастился к героину, работу потерял. Только благодаря моей чудесной жене Труди да милосердию и любви моего спасителя Иисуса Христа я теперь чист и здоров. Я отвезу тебя в Гамбург и введу в мою церковь. Церковь лучше больницы. Один Господь способен помочь людям вроде нас с тобой.
– Будь благословен, – прошептал Нед. – Ты воистину – добрый самаритянин.
– Я так понимаю, – продолжал чуть покрасневший от комплимента Дитер, – что паспорта у тебя нет?