Страница:
— Он когда-нибудь угрожал вам каким-нибудь оружием? Например, ножом?
— Вроде бы.
— Что значит «вроде бы»?
— Я хотела сказать «да».
— Стискивал вам шею — руками или при помощи какого-либо орудия?
И тут я неожиданно для себя беспомощно расплакалась. Мяла в руках салфетку, но не могла с ней справиться. Я даже не понимала толком, почему разревелась. Потому что сломалась моя жизнь с Терри? Или потому что я боялась за себя? И еще эта Салли, чьей фамилии я не знала. Я пыталась представить ее лицо, но у меня ничего не получалось. Женщина, которой я, наверное, желала бы только зла, если бы думала о ней. И вот теперь с ней случилось самое худшее. Неужели я тоже несу за это хоть малейшую ответственность?
Когда мой приступ рева закончился, я заметила, что надо мной стоит Кросс и держит в каждой руке по бумажному стаканчику. Один он подал мне. В стаканчике оказалась вода, и я выпила ее одним махом. В другом был кофе — горячий и крепкий. Я пригубила и его.
— Я хотел бы, чтобы вы сделали заявление, — предложил Кросс. — Если вы, конечно, способны. — Я кивнула. — Отлично, — продолжал он. — В таком случае я приглашу секретаря, и мы покончим с этим делом.
Следующие два с половиной часа я пила стаканчик за стаканчиком кофе и рассказывала все о своих отношениях с Терри, о которых предпочла бы забыть. Говорят, разговор о печальном опыте лечит. Со мной все обстояло иначе. У меня много хороших друзей, но я никому не исповедовалась о своей жизни с Терри, о ее самых неприятных моментах. И когда в кабинете Барроуза я вспоминала об этом, события оживали и пугали меня.
Много месяцев я считала, что просто живу с проблемами, которые могут в любой момент выйти из-под контроля и препятствуют нормальному общению. Но облеченный во фразы рассказ звучал совершенно иначе. Молодая женщина в форме, которая печатала за мной, работала в полиции. Но и она, когда я стала рассказывать о том вечере, когда Терри напился и принялся размахивать ножом у меня перед носом, замерла и с ужасом обернулась ко мне. «Нет, — объяснила я, — Терри ни за что бы не причинил мне зла». Секретарь Хокинс, Кросс и Барроуз посмотрели на меня с одинаковым выражением: «Ведь он и так был жестоким по отношению к тебе». Неужели что-то не так со мной? Неужели я всем кажусь естественной жертвой?
Я попыталась вообразить Салли Адамсон, которая заявила, что мы с ней не похожи, а теперь была мертва. А потом представила, что в ней семя Терри, и так устыдилась, что вспыхнула и испугалась. Мне казалось, что Кросс догадается, какая ужасная мысль промелькнула у меня в мозгу. Я спросила, кто ее нашел. Оказалось, что почтальон. Как странно, подумала я: ее обнаружил незнакомый человек, а друзья и близкие еще не знают, что она умерла. А потом стала размышлять: неужели Терри в самом деле способен на такой поступок? А если все-таки да, то что это означает в отношении меня и моей истории? До сих пор мне никто не верил, кроме меня самой. И это было единственным, что спасало меня от сумасшествия.
Глава 17
Глава 18
— Вроде бы.
— Что значит «вроде бы»?
— Я хотела сказать «да».
— Стискивал вам шею — руками или при помощи какого-либо орудия?
И тут я неожиданно для себя беспомощно расплакалась. Мяла в руках салфетку, но не могла с ней справиться. Я даже не понимала толком, почему разревелась. Потому что сломалась моя жизнь с Терри? Или потому что я боялась за себя? И еще эта Салли, чьей фамилии я не знала. Я пыталась представить ее лицо, но у меня ничего не получалось. Женщина, которой я, наверное, желала бы только зла, если бы думала о ней. И вот теперь с ней случилось самое худшее. Неужели я тоже несу за это хоть малейшую ответственность?
Когда мой приступ рева закончился, я заметила, что надо мной стоит Кросс и держит в каждой руке по бумажному стаканчику. Один он подал мне. В стаканчике оказалась вода, и я выпила ее одним махом. В другом был кофе — горячий и крепкий. Я пригубила и его.
— Я хотел бы, чтобы вы сделали заявление, — предложил Кросс. — Если вы, конечно, способны. — Я кивнула. — Отлично, — продолжал он. — В таком случае я приглашу секретаря, и мы покончим с этим делом.
Следующие два с половиной часа я пила стаканчик за стаканчиком кофе и рассказывала все о своих отношениях с Терри, о которых предпочла бы забыть. Говорят, разговор о печальном опыте лечит. Со мной все обстояло иначе. У меня много хороших друзей, но я никому не исповедовалась о своей жизни с Терри, о ее самых неприятных моментах. И когда в кабинете Барроуза я вспоминала об этом, события оживали и пугали меня.
Много месяцев я считала, что просто живу с проблемами, которые могут в любой момент выйти из-под контроля и препятствуют нормальному общению. Но облеченный во фразы рассказ звучал совершенно иначе. Молодая женщина в форме, которая печатала за мной, работала в полиции. Но и она, когда я стала рассказывать о том вечере, когда Терри напился и принялся размахивать ножом у меня перед носом, замерла и с ужасом обернулась ко мне. «Нет, — объяснила я, — Терри ни за что бы не причинил мне зла». Секретарь Хокинс, Кросс и Барроуз посмотрели на меня с одинаковым выражением: «Ведь он и так был жестоким по отношению к тебе». Неужели что-то не так со мной? Неужели я всем кажусь естественной жертвой?
Я попыталась вообразить Салли Адамсон, которая заявила, что мы с ней не похожи, а теперь была мертва. А потом представила, что в ней семя Терри, и так устыдилась, что вспыхнула и испугалась. Мне казалось, что Кросс догадается, какая ужасная мысль промелькнула у меня в мозгу. Я спросила, кто ее нашел. Оказалось, что почтальон. Как странно, подумала я: ее обнаружил незнакомый человек, а друзья и близкие еще не знают, что она умерла. А потом стала размышлять: неужели Терри в самом деле способен на такой поступок? А если все-таки да, то что это означает в отношении меня и моей истории? До сих пор мне никто не верил, кроме меня самой. И это было единственным, что спасало меня от сумасшествия.
Глава 17
Закончив свой рассказ, я почувствовала себя так, словно с меня содрали кожу. Я старалась быть правдивой в каждой детали, но каким-то неизвестным образом понимала, что все это совершенно не то, о чем я собиралась поведать. Надо было добавить что-то важное, но я слишком устала. Кросс читал и время от времени кивал, словно учитель, который проверял домашнее задание и находил работу не вполне удачной. Я трижды поставила свою подпись, секретарь-стенографистка собрала листы в тонкую стопку и унесла. А я стала думать, как мне поступить, когда Кросс предложит подвезти меня домой. Скажу, что не стоит себя утруждать. Но он заявил, что едет в ту же сторону, и у меня не нашлось достаточно сил отказаться.
Первую половину пути я не узнавала улиц — просто смотрела вперед и старалась ни о чем не думать. И напрасно. В голову полезли воспоминания, и вскоре прошлое неотрывно встало перед глазами.
— Остановитесь, — попросила я.
— Что случилось? — забеспокоился инспектор.
— Кажется, меня сейчас стошнит.
— Ради Бога. — Кросс беспомощно оглянулся. — Держитесь, мы в красной зоне. Подождите, сейчас что-нибудь найду.
— Вы же полицейский.
— Терпите, терпите, а если будет невмоготу, высуньтесь в окно.
Кросс свернул с главной улицы в переулок и подъехал к тротуару. Я открыла дверцу, выскочила из машины и оказалась перед длинной кирпичной стеной. За ней находилась то ли фабрика, то ли склад. Ладони коснулись шероховатой поверхности, которая оказалась восхитительно прохладной. Я уперлась лбом в кирпич и почувствовала на плече руку полицейского.
— Ну как вы?
К горлу из глубины подступало что-то кислое. Но я пересилила себя и несколько раз глубоко вздохнула.
— У вас выдался трудный день, — сказал Кросс.
— Дело не в этом, — отозвалась я.
— Что вы хотите сказать?
Я шагнула по тротуару, потирая замерзшие руки. Стемнело. Пар изо рта вился перед моим лицом. Мы были у границы промышленной территории. За колючей проволокой располагались производственные строения. «Фрейзер гласе энд глейзер компани», «Лезер индастриз сентер», «Типпин мемориал мейсонс».
— Все не так, как кажется на первый взгляд.
— Возвращайтесь в машину.
— Подождите, — попросила я. — Уверяю вас, что сейчас я не испытываю к Терри теплых чувств.
— Могу себе представить.
— Он человек проблемный, со множеством сдвигов, но он не мог.
— Мисс Девероу, Эбби, садитесь в машину. Я совершенно закоченел.
— Обещаете ответить на мои вопросы?
— На любые. Только бы убраться отсюда.
Мы сели в машину и некоторое время молчали.
— Я вас ни от чего не отрываю? — спросила я.
— Нет, — ответил полицейский.
— Эти вопросы лезут мне в голову, и я никак не могу от них избавиться. Согласна, вы профессионал, а я всего лишь консультант компании, который дает советы, где поставить ксерокс, а где кофеварку. Но не в этом дело. Для начала, Терри — не убийца. А если даже и предположить такое, то он не выбрал бы в качестве жертвы женщину, с которой начал встречаться, и не сделал бы этого в собственной квартире. Он бы позаботился, чтобы спрятать труп, и не задушил бы ее в двух шагах от своей двери.
Единственной реакцией Кросса на мои эмоциональные слова было то, что он запустил двигатель и отъехал от тротуара.
— Буду рассуждать и одновременно вести машину, — предложил он. — Никто не обвиняет Теренса Уилмотта в убийстве Салли Адамсон. Но он очевидный подозреваемый, а мой опыт подсказывает, что такой человек зачастую оказывается преступником. Принимаю ваши возражения по поводу Терри...
— Другими словами, вы их не принимаете.
— Кроме одного пункта — факт остается фактом: людей редко убивают незнакомые типы, которые нападают на них в темных переулках. Чаще всего убийцами являются приятели. В этом смысле главная опасность для женщин исходит от их сексуальных партнеров. И пример Терри, который жестоко относился к своей партнерше, то есть к вам, — еще одно подтверждение этого тезиса. Я бы сказал, неопровержимое доказательство. Что же до того, где он убил, почему и куда подевал тело — если все это дело его рук, — могу сказать одно: на этот счет не существует правил. Одни убийство планируют, другие совершают под влиянием минутного порыва. Бывает, что труп не прячут, а иногда скрывают настолько хорошо, что тело вообще никогда не находят. Терри мог ее прикончить, а затем бросить на улице, чтобы все выглядело так, будто ее убили после того, как она от него ушла.
— Но если он так поступил, то с какой стати оставил кошелек? К тому же было бы до смешного рискованно волочить убитую по улице.
— Вы когда-нибудь совершали убийство, Эбби?
— Нет. А вы?
— Тоже не совершал. — Кросс попытался улыбнуться. — Но знаю, что такое убийца. Представьте самый сильный стресс, который вам выдалось пережить, и помножьте на сто. Невозможно дышать и думать. В такие моменты люди совершают странные поступки и допускают фантастические ошибки.
— Есть еще одна возможность совершить убийство, о которой вы не знаете.
— Эбби, существует множество других вариантов.
— Но это именно то, что реально случилось.
— И что же это такое? — спросил полицейский с подчеркнутым терпением.
Мне даже не хотелось произносить это вслух. Пришлось принуждать себя.
— Вы заметили, что с тех пор, как все случилось, я изменила внешность?
— Заметил.
— Вы бросили меня на произвол судьбы, оставили без всякой защиты. Пришлось побеспокоиться самой, чтобы замести следы. Почти никто не знает, где я остановилась. А тот человек... который меня похитил, видимо, в курсе лишь того, где я работала и жила раньше. Я разговаривала с ним об этом. И насколько помню, называла имя Терри.
— Да?
— Вам не приходилось замечать такую закономерность: если распадаются пары и один из партнеров тут же заводит любовника, то он, как правило, словно клон, похож на прежнего?
— Нет, не приходилось.
— Но это в самом деле так. Я была поражена, когда столкнулась с этой Салли. Спросите у Терри, я даже им об этом сказала.
— Весьма тактично.
— Она не согласилась. Разумеется, ей это было неприятно. Да и судить она не могла. К тому времени я настолько изменила внешность, что мы выглядели совершенно по-разному. Я хочу сказать, что тот, кто меня похитил, думает, что я живу там. Он до сих пор не арестован, и я представляю для него человека, от которого исходит опасность. Убив меня, он почувствует себя свободным. Но единственный способ меня обнаружить — караулить у дома Терри. И вот, заметив, как Салли выходит поздно вечером на улицу, он решил, что это я.
— Продолжайте.
— Он душит эту женщину, принимая ее за меня. Это единственное объяснение, в котором есть какой-то смысл.
Я подняла глаза на Кросса. Он не ответил — казалось, все свое внимание сосредоточил на управлении машиной. И тут мне пришло в голову:
— Он думает, что убил меня.
— Что?
— Тот человек полагает, что я умерла. Чувствует себя в безопасности. Наверное, не сознает, что совершил ошибку. Если бы вы могли не объявлять какое-то время об убийстве или по крайней мере не называть имя жертвы, я получила бы несколько дней для того, чтобы что-то предпринять.
— Неплохая идея, — буркнул полицейский. — Но к сожалению, в ней есть один недостаток.
— Какой?
— Я живу в реальном мире, и мы связаны всякими обязательствами. В частности, если кого-то убивают, мы не можем хранить это в секрете. Обязаны назвать имя жертвы и искать того, кто это сделал.
Несколько минут мы молчали, пока машина не подъехала к дому Джо.
— Знаете, что смешнее всего? — спросила я.
— Что?
— То, что вы мне не верите. Считаете фантазеркой или хронической лгуньей. Вы приятный человек и переживали больше остальных, что пришлось бросить меня на произвол судьбы, но факт остается фактом. И если бы вместо Салли там лежала я, вы бы решили, что убийца — Терри, и тот человек, который похитил меня, вышел бы сухим из воды.
Кросс наклонился ко мне и накрыл мою руку ладонью.
— Эбби, я вам еще раньше сказал, как только обнаружатся новые улики, мы немедленно вновь откроем ваше дело. И если ваша подруга...
— Джо.
— Если Джо не объявится в течение нескольких дней, сообщите мне об этом. И будьте уверены, никто не оставлял вас на произвол судьбы, как вы это утверждаете. Просто у нас нет ни единой улики, кроме одной — ваш приятель Терри избивал вас в прошлом и незадолго до того, как вы потеряли сознание. Это все, чем мы располагаем. И если бы, прости Господи, вчера вечером нашли бы вас, а не Салли, не исключено, что убийцей в самом деле оказался бы Терри. Вам не приходило такое в голову? По моему убеждению, вам крупно повезло, что вы от него ушли.
— Но как быть с моим исчезновением? Вы и это собираетесь на него повесить? Не забывайте, у него есть алиби.
Кросс помрачнел:
— Его рассказ, и не более. У нас имеется масса всяческих мнений и никаких улик. А теперь еще труп женщины, который нашли неподалеку от дома человека, который вас бил.
Я открыла дверцу и вылезла из машины. Затем нагнулась и в свете уличного фонаря посмотрела ему в лицо.
— Завтра фамилия Салли появится в газетах, и он будет знать, что ему надо снова выходить на охоту. В конце концов вы поймете, что я говорила правду. Я найду способ это доказать.
— Каким образом?
— Узнаете, когда найдете меня мертвой. Меня задушат в какой-нибудь канаве. А вы будете сочувствовать и винить во всем Терри.
— Вы правы, — ответил Кросс.
— В каком смысле?
— Я буду сочувствовать.
Я так сильно хлопнула дверцей, что машина задрожала.
Первую половину пути я не узнавала улиц — просто смотрела вперед и старалась ни о чем не думать. И напрасно. В голову полезли воспоминания, и вскоре прошлое неотрывно встало перед глазами.
— Остановитесь, — попросила я.
— Что случилось? — забеспокоился инспектор.
— Кажется, меня сейчас стошнит.
— Ради Бога. — Кросс беспомощно оглянулся. — Держитесь, мы в красной зоне. Подождите, сейчас что-нибудь найду.
— Вы же полицейский.
— Терпите, терпите, а если будет невмоготу, высуньтесь в окно.
Кросс свернул с главной улицы в переулок и подъехал к тротуару. Я открыла дверцу, выскочила из машины и оказалась перед длинной кирпичной стеной. За ней находилась то ли фабрика, то ли склад. Ладони коснулись шероховатой поверхности, которая оказалась восхитительно прохладной. Я уперлась лбом в кирпич и почувствовала на плече руку полицейского.
— Ну как вы?
К горлу из глубины подступало что-то кислое. Но я пересилила себя и несколько раз глубоко вздохнула.
— У вас выдался трудный день, — сказал Кросс.
— Дело не в этом, — отозвалась я.
— Что вы хотите сказать?
Я шагнула по тротуару, потирая замерзшие руки. Стемнело. Пар изо рта вился перед моим лицом. Мы были у границы промышленной территории. За колючей проволокой располагались производственные строения. «Фрейзер гласе энд глейзер компани», «Лезер индастриз сентер», «Типпин мемориал мейсонс».
— Все не так, как кажется на первый взгляд.
— Возвращайтесь в машину.
— Подождите, — попросила я. — Уверяю вас, что сейчас я не испытываю к Терри теплых чувств.
— Могу себе представить.
— Он человек проблемный, со множеством сдвигов, но он не мог.
— Мисс Девероу, Эбби, садитесь в машину. Я совершенно закоченел.
— Обещаете ответить на мои вопросы?
— На любые. Только бы убраться отсюда.
Мы сели в машину и некоторое время молчали.
— Я вас ни от чего не отрываю? — спросила я.
— Нет, — ответил полицейский.
— Эти вопросы лезут мне в голову, и я никак не могу от них избавиться. Согласна, вы профессионал, а я всего лишь консультант компании, который дает советы, где поставить ксерокс, а где кофеварку. Но не в этом дело. Для начала, Терри — не убийца. А если даже и предположить такое, то он не выбрал бы в качестве жертвы женщину, с которой начал встречаться, и не сделал бы этого в собственной квартире. Он бы позаботился, чтобы спрятать труп, и не задушил бы ее в двух шагах от своей двери.
Единственной реакцией Кросса на мои эмоциональные слова было то, что он запустил двигатель и отъехал от тротуара.
— Буду рассуждать и одновременно вести машину, — предложил он. — Никто не обвиняет Теренса Уилмотта в убийстве Салли Адамсон. Но он очевидный подозреваемый, а мой опыт подсказывает, что такой человек зачастую оказывается преступником. Принимаю ваши возражения по поводу Терри...
— Другими словами, вы их не принимаете.
— Кроме одного пункта — факт остается фактом: людей редко убивают незнакомые типы, которые нападают на них в темных переулках. Чаще всего убийцами являются приятели. В этом смысле главная опасность для женщин исходит от их сексуальных партнеров. И пример Терри, который жестоко относился к своей партнерше, то есть к вам, — еще одно подтверждение этого тезиса. Я бы сказал, неопровержимое доказательство. Что же до того, где он убил, почему и куда подевал тело — если все это дело его рук, — могу сказать одно: на этот счет не существует правил. Одни убийство планируют, другие совершают под влиянием минутного порыва. Бывает, что труп не прячут, а иногда скрывают настолько хорошо, что тело вообще никогда не находят. Терри мог ее прикончить, а затем бросить на улице, чтобы все выглядело так, будто ее убили после того, как она от него ушла.
— Но если он так поступил, то с какой стати оставил кошелек? К тому же было бы до смешного рискованно волочить убитую по улице.
— Вы когда-нибудь совершали убийство, Эбби?
— Нет. А вы?
— Тоже не совершал. — Кросс попытался улыбнуться. — Но знаю, что такое убийца. Представьте самый сильный стресс, который вам выдалось пережить, и помножьте на сто. Невозможно дышать и думать. В такие моменты люди совершают странные поступки и допускают фантастические ошибки.
— Есть еще одна возможность совершить убийство, о которой вы не знаете.
— Эбби, существует множество других вариантов.
— Но это именно то, что реально случилось.
— И что же это такое? — спросил полицейский с подчеркнутым терпением.
Мне даже не хотелось произносить это вслух. Пришлось принуждать себя.
— Вы заметили, что с тех пор, как все случилось, я изменила внешность?
— Заметил.
— Вы бросили меня на произвол судьбы, оставили без всякой защиты. Пришлось побеспокоиться самой, чтобы замести следы. Почти никто не знает, где я остановилась. А тот человек... который меня похитил, видимо, в курсе лишь того, где я работала и жила раньше. Я разговаривала с ним об этом. И насколько помню, называла имя Терри.
— Да?
— Вам не приходилось замечать такую закономерность: если распадаются пары и один из партнеров тут же заводит любовника, то он, как правило, словно клон, похож на прежнего?
— Нет, не приходилось.
— Но это в самом деле так. Я была поражена, когда столкнулась с этой Салли. Спросите у Терри, я даже им об этом сказала.
— Весьма тактично.
— Она не согласилась. Разумеется, ей это было неприятно. Да и судить она не могла. К тому времени я настолько изменила внешность, что мы выглядели совершенно по-разному. Я хочу сказать, что тот, кто меня похитил, думает, что я живу там. Он до сих пор не арестован, и я представляю для него человека, от которого исходит опасность. Убив меня, он почувствует себя свободным. Но единственный способ меня обнаружить — караулить у дома Терри. И вот, заметив, как Салли выходит поздно вечером на улицу, он решил, что это я.
— Продолжайте.
— Он душит эту женщину, принимая ее за меня. Это единственное объяснение, в котором есть какой-то смысл.
Я подняла глаза на Кросса. Он не ответил — казалось, все свое внимание сосредоточил на управлении машиной. И тут мне пришло в голову:
— Он думает, что убил меня.
— Что?
— Тот человек полагает, что я умерла. Чувствует себя в безопасности. Наверное, не сознает, что совершил ошибку. Если бы вы могли не объявлять какое-то время об убийстве или по крайней мере не называть имя жертвы, я получила бы несколько дней для того, чтобы что-то предпринять.
— Неплохая идея, — буркнул полицейский. — Но к сожалению, в ней есть один недостаток.
— Какой?
— Я живу в реальном мире, и мы связаны всякими обязательствами. В частности, если кого-то убивают, мы не можем хранить это в секрете. Обязаны назвать имя жертвы и искать того, кто это сделал.
Несколько минут мы молчали, пока машина не подъехала к дому Джо.
— Знаете, что смешнее всего? — спросила я.
— Что?
— То, что вы мне не верите. Считаете фантазеркой или хронической лгуньей. Вы приятный человек и переживали больше остальных, что пришлось бросить меня на произвол судьбы, но факт остается фактом. И если бы вместо Салли там лежала я, вы бы решили, что убийца — Терри, и тот человек, который похитил меня, вышел бы сухим из воды.
Кросс наклонился ко мне и накрыл мою руку ладонью.
— Эбби, я вам еще раньше сказал, как только обнаружатся новые улики, мы немедленно вновь откроем ваше дело. И если ваша подруга...
— Джо.
— Если Джо не объявится в течение нескольких дней, сообщите мне об этом. И будьте уверены, никто не оставлял вас на произвол судьбы, как вы это утверждаете. Просто у нас нет ни единой улики, кроме одной — ваш приятель Терри избивал вас в прошлом и незадолго до того, как вы потеряли сознание. Это все, чем мы располагаем. И если бы, прости Господи, вчера вечером нашли бы вас, а не Салли, не исключено, что убийцей в самом деле оказался бы Терри. Вам не приходило такое в голову? По моему убеждению, вам крупно повезло, что вы от него ушли.
— Но как быть с моим исчезновением? Вы и это собираетесь на него повесить? Не забывайте, у него есть алиби.
Кросс помрачнел:
— Его рассказ, и не более. У нас имеется масса всяческих мнений и никаких улик. А теперь еще труп женщины, который нашли неподалеку от дома человека, который вас бил.
Я открыла дверцу и вылезла из машины. Затем нагнулась и в свете уличного фонаря посмотрела ему в лицо.
— Завтра фамилия Салли появится в газетах, и он будет знать, что ему надо снова выходить на охоту. В конце концов вы поймете, что я говорила правду. Я найду способ это доказать.
— Каким образом?
— Узнаете, когда найдете меня мертвой. Меня задушат в какой-нибудь канаве. А вы будете сочувствовать и винить во всем Терри.
— Вы правы, — ответил Кросс.
— В каком смысле?
— Я буду сочувствовать.
Я так сильно хлопнула дверцей, что машина задрожала.
Глава 18
Я подняла голову и взглянула на окна. Квартира Джо казалась пустой и темной. Я сунула ключ в замок и представила, что придется провести одной вечер и ночь, думать о мертвой Салли и ждать, когда настанет утро. Не лучше ли вернуться к Сэди, или Сэму, или Шейле? Но эта мысль наполнила меня отчаянием. Придется рассказать им все, что случилось с момента нашей прошлой встречи. И хотя я видела их всего несколько дней назад, за это время произошло столько событий, что теперь мои друзья были от меня очень далеки. Я выпала из их мира, превратилась в незнакомку.
Однако глупо было стоять на улице в качестве неподвижной мишени. Я повернула ключ, толкнула дверь, взглянула на пустую лестницу, и мне стало страшно. Я снова закрыла дверь и, привалившись к створке, старалась спокойно дышать. Какая-то моя часть хотела сползти вниз и распластаться на дорожке. Я бы свернулась калачиком, обхватила голову руками и лежала здесь умирающим зверьком. А делами пусть занимается кто-нибудь другой. Меня поднимут и отнесут в теплое безопасное место, и мне не придется день за днем продолжать жить, как сейчас.
Но я вышла обратно на большую улицу и, поймав такси, велела ехать в Белсайз-парк. Номера дома я не помнила, но решила, что, увидев его, узнаю. Правда, хозяина могло не оказаться на месте. И я не представляла, что я скажу, если он откроет.
Дом я нашла легко: запомнила дерево на тротуаре перед подъездом и каким-то образом знала, что здесь есть кованый забор. Свет горел и на первом, и на втором этажах. Я дала таксисту десятифунтовую бумажку и сказала, чтобы сдачу он оставил себе. И на ватных ногах, чувствуя, как перехватывает в горле, подошла к двери. Не исключено, что у него застолье. Или он с кем-нибудь лежит в постели. Я нащупала молоток и тихонько постучала. А когда услышала шаги, у меня невольно вырвался вздох облегчения.
— Эбби?
— У вас кто-то есть? Я вас отрываю от дел?
Бен покачал головой.
— Извините, — продолжала я, — что вот так беспокою. Но я просто не представляла, как еще поступить. Вы единственный человек, которого я знаю и который верит мне.
— Что случилось?
— Я боюсь.
— Заходите. Вы, должно быть, замерзли. — Бен распахнул дверь, и я шагнула в широкий коридор.
— Простите.
— Ради Бога, перестаньте извиняться. Проходите на кухню, грейтесь. Дайте мне ваше пальто.
— Спасибо.
Он провел меня в маленькую кухню. На всех подоконниках росли в горшках цветы, а на столе стояли желтые нарциссы. Нос щекотал запах клея, опилок и лака.
— Сдвиньте этот хлам и садитесь сюда. Сейчас что-нибудь соображу. Чай? Или как вы относитесь к горячему шоколаду?
— Замечательно.
Он налил на сковороду молока и поставил ее на конфорку.
— Перекусите? Когда вы в последний раз ели?
— Утром. Помните, жареный картофель?
— Господи, неужели это было сегодня утром.
— Ваша встреча прошла удачно?
— Прошла, и ладно. Так что вам сделать?
— Только шоколад. Очень успокаивает.
— Успокаивает, — с улыбкой повторил Бен. Он размешал кусочки шоколада в кипящем молоке и энергично взболтал. Затем вылил в большую зеленую кружку. — Пейте, Эбби, и рассказывайте, что произошло.
— Салли умерла, — сообщила я.
— Салли... Кто такая Салли?
— Новая подружка Терри. — Я ждала, что он спросит, кто такой Терри, но Броуди промолчал, кивнул и нахмурился.
— Жаль, конечно. Вы ее хорошо знали? Она ваша подруга?
— Почти не знала. Но ее убили.
— Убили?
— Да. Рядом с домом Терри. Полиция убеждена, что убийца — он.
— Понимаю, — медленно проговорил Броуди.
— Я знаю, что это не так. Однако полицейские не сомневаются, что я в плену параноидальной фантазии. И для них это очередное доказательство: мол, Терри меня избивал, а я превратила заурядную историю домашних ссор и скандалов в героическую сагу о похищении. А он продолжал в своем духе и укокошил следующую подружку.
— Но он не убивал?
— Терри никого бы не смог убить.
— Многие из тех, кто, кажется, не может обидеть и мухи, способны убить человека.
— Полицейские говорят то же самое. Но я его знаю. Если бы он ее убил, то умер бы от сознания вины и набрал бы 999. И уж точно не волочил бы труп подальше от своего подъезда. А если бы захотел его спрятать, чего он, конечно, не делал, потому что прежде всего не убивал, то тогда бы...
— Не забывайте, я не полицейский.
— Извините. Просто все так навалилось. Постоянно думаю о бедном дурачке Терри. И конечно, о Салли. Но во всем этом есть кое-что еще. Салли была похожа на меня. То есть на меня до того, как я постриглась. — Я видела, как переменилось лицо Бена. — Меня не покидает чувство, что на ее месте должна была оказаться я.
— О! — только и произнес он.
— Тот человек на свободе и ищет меня. И будьте уверены, когда-нибудь найдет.
— Но полиция не принимает ваших опасений всерьез?
— Нет. Однако я их не виню. Не уверена, что мне самой в подобной ситуации удалось бы принимать себя всерьез.
— Понимаю.
— Вы мне верите?
— Да.
— По большому счету? То есть всему, что я говорю?
— Абсолютно.
— И это не просто слова?
— Нет.
Я подняла на него глаза. Бен не дрогнул и не отвернулся.
— Спасибо, — поблагодарила я, взяла кружку и допила горячий шоколад. Внезапно я почувствовала себя гораздо лучше. — Можно, я воспользуюсь ванной, а потом поеду домой? Мне не следовало к вам врываться. Это глупо с моей стороны.
— На втором этаже. Первая дверь, — сказал Бен.
Поднимаясь по лестнице, я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги. Я воспользовалась туалетом и плеснула воды на свое запаршивевшее лицо. У меня был вид прыщавой школьницы. Потом вышла из ванной, закрыла за собой дверь и стала спускаться по лестнице. Красивый дом. Интересно, жила ли здесь когда-нибудь женщина? На стенах картины, много книг. На повороте лестницы в алькове растение в горшке. Я замерла и уставилась на старый шишковатый ствол и темно-зеленые листья. Наклонилась, ткнула пальцем в покрытую мхом землю, села и уронила голову на руки. Я не знала, что мне делать: хохотать, кричать или плакать. Но вместо этого встала, очень медленно преодолела остаток лестницы и вошла на кухню. Бен все еще сидел за столом, ничего не делал — просто смотрел в пространство. Он тоже выглядел усталым. Усталым и немного подавленным.
Словно в моем собственном сне о жизни, в которой я некогда обитала, но теперь не помнила, я обошла стол и приложила ладонь к его лицу. Его выражение смягчилось.
— Вот так все и было? — спросила я и поцеловала его в уголок губ. Бен закрыл глаза. Я дотронулась губами до век, потом рта. По телу пробежало тепло. — Так?
— Нет.
— А как?
— Ты сказала, что у тебя отвратительно на душе. Говорила о Терри. Тогда я взял тебя за руку. — Бен взял меня за руку и через всю кухню подвел к висевшему на стене большому, в полный рост, зеркалу. И поставил перед ним, чтобы я смотрела на себя — растерзанную, запаршивевшую Эбигейл. А сам встал за плечом, и мы ловили взгляды друг друга в амальгаме. — Я подвел тебя сюда, заставил посмотреть на себя и сказал, что ты красива.
— Словно подобрали на помойке.
— Замолчи, Эбби. Говорю я. Ты и теперь красива. Я сказал тебе это и не сумел остановиться. Поцеловал тебя вот так — в шелковистую шею. Ты наклонила голову.
— А потом? — спросила я, чувствуя, что млею.
— Поцеловал вот так и стал ласкать. — Говоря это, Бен начал расстегивать пуговицы на моей рубашке.
— Так? — невнятно пробормотала я.
Бен расстегнул бюстгальтер, вытянул его вперед и положил ладони мне на груди. Его мягкие губы касались моей шеи, но не столько целовали, сколько поглаживали.
— Так, — подтвердил он.
Я хотела что-то сказать, но не могла. Его правая рука поглаживала мой живот и медленно спускалась все ниже. Бен ловко расстегнул пуговицу на моих брюках и молнию. Медленно опустился на колени, попутно целуя спину. Положил мне руку на талию и до лодыжек стянул брюки вместе с трусами. Затем снова поднялся и, обняв меня, встал позади.
— Взгляни, — предложил он. И я посмотрела на свое тело, отраженное в зеркале. Затем на него и снова на себя, но уже его глазами.
Когда я заговорила, мой голос был тягучим от возбуждения:
— Я выгляжу непристойно.
— Ты восхитительна.
— И я не могу убежать?
— Нет, не можешь.
— А что я сделала потом?
И он мне показал. Пришлось смешно ковылять в его спальню. Там я упала на кровать, сбросила туфли и оставшуюся одежду. Бен тоже разделся, он не спешил, выдвинул ящик, достал презерватив и разорвал зубами упаковку. Я помогла ему надеть резинку.
— Знаю-знаю, — сказала я. — Нашла среди своего барахла упаковку утреннего контрацептива.
— О Господи, прости, — извинился Бен. — Мы так спешили.
— Уверена, в этом была и моя вина.
— Была. — Теперь и его голос прозвучал хрипло.
Мы взглянули друг на друга. Бен протянул руку и коснулся моего лица, шеи, груди.
— Я думал, больше до тебя никогда не дотронусь.
— Все так и было?
— Да.
— Так?
— Именно. Не останавливайся.
Мы все время смотрели друг на друга. Иногда улыбались. Когда настало время, он вскрикнул, словно от боли. Я притянула его к себе, крепче прижалась, поцеловала влажные волосы и призналась:
— Лучше не бывает.
Бен коснулся губами жилки у меня на шее и что-то промычал.
— Что это было?
— Я сказал, что не проходило ни единого часа, чтобы я не скучал по тебе.
— Наверное, и я по тебе скучала, только не знала об этом.
— А как ты догадалась?
— По деревцу бонсай. Какого черта ты мне не сказал?
— Прости, я не знал, как поступить. Хотел, чтобы ты сама что-то почувствовала. Понимаешь?
— Не знаю. Какая-то моя часть только и ждет, чтобы вспылить по-настоящему. Я не шучу. Я собирала себя по кусочкам — все, что до этого растеряла, тыкалась, словно слепая, а ты что-то знал и мог мне помочь, но решил не делать этого. Ты знал обо мне такие вещи, о которых я не догадывалась. Можешь вспомнить, как переспал со мной, а я совершенно лишилась памяти. Ты знаешь меня другую — ту, что скрыта покровом, а я тебя другого не знаю. И как мне выяснить, что ты рассказал все? Никак. Ты скрываешь кусочки моей жизни. Разве это правильно?
— Нет.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Извини. Я не представлял, как лучше поступить, — беспомощно пробормотал Бен. — Я хотел признаться, но что бы я сказал?
— Правду. Для начала было бы неплохо.
— Извини, — повторил он.
Я тихонько погладила его грудь. Значит, до того, как меня схватили и бросили в подвал, я была счастлива, потому что ушла от мужчины, который меня бил, уволилась с нелюбимой работы и встретила Бена. С тех пор как я вышла из больницы, меня постоянно преследовали открытия: потерянные дни скрывали чудесные воспоминания. Пропало именно то, что я хотела бы сохранить. Зато осталось то, с чем я с удовольствием бы рассталась. В голове роились мысли или обрывки мыслей. Что-то насчет того, чтобы сказать жизни «да» и не проводить ее остаток в страхе.
— Ты всегда готовишь мне еду, — заметила я.
— Раньше мы ели устрицы.
— Неужели? Я люблю устрицы.
— Поэтому мы их и ели. И будем есть снова.
Я схватила его руку и поцеловала, а затем откусила от сандвича.
— Значит, это случилось в среду вечером? Так?
— В понедельник.
— Ты уверен? Сразу после того, как мы познакомились?
— На все сто.
Я нахмурилась.
— И ты не надел презерватив?
— Надел.
— Ничего не понимаю. Раньше ты сказал...
— Ты приходила еще раз.
— В среду?
— Да.
— Черт побери, ты должен был мне сказать!
— Согласен.
— И тогда ты не...
— Нет.
— Почему?
— Ты пришла внезапно. С деревцем. Мы договорились встретиться следующим вечером — в четверг. Потому что в тот день я пригласил гостей на мою обычную «среду». Клиентов. Они уже явились, когда ты постучала в дверь. Отдала мне деревце, и я тебя поцеловал.
— А затем?
— Поцеловал еще.
— Продолжай.
— Ты расстегнула пуговицы на моей рубашке. Мы слышали, как в соседней комнате разговаривают гости.
— И что дальше?
— Мы отправились в ванную, закрылись и занялись любовью.
— Стоя?
— Да. Все дело заняло секунд тридцать.
— Ну-ка покажи, — попросила я.
Однако глупо было стоять на улице в качестве неподвижной мишени. Я повернула ключ, толкнула дверь, взглянула на пустую лестницу, и мне стало страшно. Я снова закрыла дверь и, привалившись к створке, старалась спокойно дышать. Какая-то моя часть хотела сползти вниз и распластаться на дорожке. Я бы свернулась калачиком, обхватила голову руками и лежала здесь умирающим зверьком. А делами пусть занимается кто-нибудь другой. Меня поднимут и отнесут в теплое безопасное место, и мне не придется день за днем продолжать жить, как сейчас.
Но я вышла обратно на большую улицу и, поймав такси, велела ехать в Белсайз-парк. Номера дома я не помнила, но решила, что, увидев его, узнаю. Правда, хозяина могло не оказаться на месте. И я не представляла, что я скажу, если он откроет.
Дом я нашла легко: запомнила дерево на тротуаре перед подъездом и каким-то образом знала, что здесь есть кованый забор. Свет горел и на первом, и на втором этажах. Я дала таксисту десятифунтовую бумажку и сказала, чтобы сдачу он оставил себе. И на ватных ногах, чувствуя, как перехватывает в горле, подошла к двери. Не исключено, что у него застолье. Или он с кем-нибудь лежит в постели. Я нащупала молоток и тихонько постучала. А когда услышала шаги, у меня невольно вырвался вздох облегчения.
— Эбби?
— У вас кто-то есть? Я вас отрываю от дел?
Бен покачал головой.
— Извините, — продолжала я, — что вот так беспокою. Но я просто не представляла, как еще поступить. Вы единственный человек, которого я знаю и который верит мне.
— Что случилось?
— Я боюсь.
— Заходите. Вы, должно быть, замерзли. — Бен распахнул дверь, и я шагнула в широкий коридор.
— Простите.
— Ради Бога, перестаньте извиняться. Проходите на кухню, грейтесь. Дайте мне ваше пальто.
— Спасибо.
Он провел меня в маленькую кухню. На всех подоконниках росли в горшках цветы, а на столе стояли желтые нарциссы. Нос щекотал запах клея, опилок и лака.
— Сдвиньте этот хлам и садитесь сюда. Сейчас что-нибудь соображу. Чай? Или как вы относитесь к горячему шоколаду?
— Замечательно.
Он налил на сковороду молока и поставил ее на конфорку.
— Перекусите? Когда вы в последний раз ели?
— Утром. Помните, жареный картофель?
— Господи, неужели это было сегодня утром.
— Ваша встреча прошла удачно?
— Прошла, и ладно. Так что вам сделать?
— Только шоколад. Очень успокаивает.
— Успокаивает, — с улыбкой повторил Бен. Он размешал кусочки шоколада в кипящем молоке и энергично взболтал. Затем вылил в большую зеленую кружку. — Пейте, Эбби, и рассказывайте, что произошло.
— Салли умерла, — сообщила я.
— Салли... Кто такая Салли?
— Новая подружка Терри. — Я ждала, что он спросит, кто такой Терри, но Броуди промолчал, кивнул и нахмурился.
— Жаль, конечно. Вы ее хорошо знали? Она ваша подруга?
— Почти не знала. Но ее убили.
— Убили?
— Да. Рядом с домом Терри. Полиция убеждена, что убийца — он.
— Понимаю, — медленно проговорил Броуди.
— Я знаю, что это не так. Однако полицейские не сомневаются, что я в плену параноидальной фантазии. И для них это очередное доказательство: мол, Терри меня избивал, а я превратила заурядную историю домашних ссор и скандалов в героическую сагу о похищении. А он продолжал в своем духе и укокошил следующую подружку.
— Но он не убивал?
— Терри никого бы не смог убить.
— Многие из тех, кто, кажется, не может обидеть и мухи, способны убить человека.
— Полицейские говорят то же самое. Но я его знаю. Если бы он ее убил, то умер бы от сознания вины и набрал бы 999. И уж точно не волочил бы труп подальше от своего подъезда. А если бы захотел его спрятать, чего он, конечно, не делал, потому что прежде всего не убивал, то тогда бы...
— Не забывайте, я не полицейский.
— Извините. Просто все так навалилось. Постоянно думаю о бедном дурачке Терри. И конечно, о Салли. Но во всем этом есть кое-что еще. Салли была похожа на меня. То есть на меня до того, как я постриглась. — Я видела, как переменилось лицо Бена. — Меня не покидает чувство, что на ее месте должна была оказаться я.
— О! — только и произнес он.
— Тот человек на свободе и ищет меня. И будьте уверены, когда-нибудь найдет.
— Но полиция не принимает ваших опасений всерьез?
— Нет. Однако я их не виню. Не уверена, что мне самой в подобной ситуации удалось бы принимать себя всерьез.
— Понимаю.
— Вы мне верите?
— Да.
— По большому счету? То есть всему, что я говорю?
— Абсолютно.
— И это не просто слова?
— Нет.
Я подняла на него глаза. Бен не дрогнул и не отвернулся.
— Спасибо, — поблагодарила я, взяла кружку и допила горячий шоколад. Внезапно я почувствовала себя гораздо лучше. — Можно, я воспользуюсь ванной, а потом поеду домой? Мне не следовало к вам врываться. Это глупо с моей стороны.
— На втором этаже. Первая дверь, — сказал Бен.
Поднимаясь по лестнице, я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги. Я воспользовалась туалетом и плеснула воды на свое запаршивевшее лицо. У меня был вид прыщавой школьницы. Потом вышла из ванной, закрыла за собой дверь и стала спускаться по лестнице. Красивый дом. Интересно, жила ли здесь когда-нибудь женщина? На стенах картины, много книг. На повороте лестницы в алькове растение в горшке. Я замерла и уставилась на старый шишковатый ствол и темно-зеленые листья. Наклонилась, ткнула пальцем в покрытую мхом землю, села и уронила голову на руки. Я не знала, что мне делать: хохотать, кричать или плакать. Но вместо этого встала, очень медленно преодолела остаток лестницы и вошла на кухню. Бен все еще сидел за столом, ничего не делал — просто смотрел в пространство. Он тоже выглядел усталым. Усталым и немного подавленным.
Словно в моем собственном сне о жизни, в которой я некогда обитала, но теперь не помнила, я обошла стол и приложила ладонь к его лицу. Его выражение смягчилось.
— Вот так все и было? — спросила я и поцеловала его в уголок губ. Бен закрыл глаза. Я дотронулась губами до век, потом рта. По телу пробежало тепло. — Так?
— Нет.
— А как?
— Ты сказала, что у тебя отвратительно на душе. Говорила о Терри. Тогда я взял тебя за руку. — Бен взял меня за руку и через всю кухню подвел к висевшему на стене большому, в полный рост, зеркалу. И поставил перед ним, чтобы я смотрела на себя — растерзанную, запаршивевшую Эбигейл. А сам встал за плечом, и мы ловили взгляды друг друга в амальгаме. — Я подвел тебя сюда, заставил посмотреть на себя и сказал, что ты красива.
— Словно подобрали на помойке.
— Замолчи, Эбби. Говорю я. Ты и теперь красива. Я сказал тебе это и не сумел остановиться. Поцеловал тебя вот так — в шелковистую шею. Ты наклонила голову.
— А потом? — спросила я, чувствуя, что млею.
— Поцеловал вот так и стал ласкать. — Говоря это, Бен начал расстегивать пуговицы на моей рубашке.
— Так? — невнятно пробормотала я.
Бен расстегнул бюстгальтер, вытянул его вперед и положил ладони мне на груди. Его мягкие губы касались моей шеи, но не столько целовали, сколько поглаживали.
— Так, — подтвердил он.
Я хотела что-то сказать, но не могла. Его правая рука поглаживала мой живот и медленно спускалась все ниже. Бен ловко расстегнул пуговицу на моих брюках и молнию. Медленно опустился на колени, попутно целуя спину. Положил мне руку на талию и до лодыжек стянул брюки вместе с трусами. Затем снова поднялся и, обняв меня, встал позади.
— Взгляни, — предложил он. И я посмотрела на свое тело, отраженное в зеркале. Затем на него и снова на себя, но уже его глазами.
Когда я заговорила, мой голос был тягучим от возбуждения:
— Я выгляжу непристойно.
— Ты восхитительна.
— И я не могу убежать?
— Нет, не можешь.
— А что я сделала потом?
И он мне показал. Пришлось смешно ковылять в его спальню. Там я упала на кровать, сбросила туфли и оставшуюся одежду. Бен тоже разделся, он не спешил, выдвинул ящик, достал презерватив и разорвал зубами упаковку. Я помогла ему надеть резинку.
— Знаю-знаю, — сказала я. — Нашла среди своего барахла упаковку утреннего контрацептива.
— О Господи, прости, — извинился Бен. — Мы так спешили.
— Уверена, в этом была и моя вина.
— Была. — Теперь и его голос прозвучал хрипло.
Мы взглянули друг на друга. Бен протянул руку и коснулся моего лица, шеи, груди.
— Я думал, больше до тебя никогда не дотронусь.
— Все так и было?
— Да.
— Так?
— Именно. Не останавливайся.
Мы все время смотрели друг на друга. Иногда улыбались. Когда настало время, он вскрикнул, словно от боли. Я притянула его к себе, крепче прижалась, поцеловала влажные волосы и призналась:
— Лучше не бывает.
Бен коснулся губами жилки у меня на шее и что-то промычал.
— Что это было?
— Я сказал, что не проходило ни единого часа, чтобы я не скучал по тебе.
— Наверное, и я по тебе скучала, только не знала об этом.
— А как ты догадалась?
— По деревцу бонсай. Какого черта ты мне не сказал?
— Прости, я не знал, как поступить. Хотел, чтобы ты сама что-то почувствовала. Понимаешь?
— Не знаю. Какая-то моя часть только и ждет, чтобы вспылить по-настоящему. Я не шучу. Я собирала себя по кусочкам — все, что до этого растеряла, тыкалась, словно слепая, а ты что-то знал и мог мне помочь, но решил не делать этого. Ты знал обо мне такие вещи, о которых я не догадывалась. Можешь вспомнить, как переспал со мной, а я совершенно лишилась памяти. Ты знаешь меня другую — ту, что скрыта покровом, а я тебя другого не знаю. И как мне выяснить, что ты рассказал все? Никак. Ты скрываешь кусочки моей жизни. Разве это правильно?
— Нет.
— И это все, что ты можешь сказать?
— Извини. Я не представлял, как лучше поступить, — беспомощно пробормотал Бен. — Я хотел признаться, но что бы я сказал?
— Правду. Для начала было бы неплохо.
— Извини, — повторил он.
Я тихонько погладила его грудь. Значит, до того, как меня схватили и бросили в подвал, я была счастлива, потому что ушла от мужчины, который меня бил, уволилась с нелюбимой работы и встретила Бена. С тех пор как я вышла из больницы, меня постоянно преследовали открытия: потерянные дни скрывали чудесные воспоминания. Пропало именно то, что я хотела бы сохранить. Зато осталось то, с чем я с удовольствием бы рассталась. В голове роились мысли или обрывки мыслей. Что-то насчет того, чтобы сказать жизни «да» и не проводить ее остаток в страхе.
* * *
Позже мы вместе приняли ванну. Потом Бен спустился вниз и сделал сандвичи, которые принес на подносе вместе с бутылкой красного вина. Я села, привалившись к подушке.— Ты всегда готовишь мне еду, — заметила я.
— Раньше мы ели устрицы.
— Неужели? Я люблю устрицы.
— Поэтому мы их и ели. И будем есть снова.
Я схватила его руку и поцеловала, а затем откусила от сандвича.
— Значит, это случилось в среду вечером? Так?
— В понедельник.
— Ты уверен? Сразу после того, как мы познакомились?
— На все сто.
Я нахмурилась.
— И ты не надел презерватив?
— Надел.
— Ничего не понимаю. Раньше ты сказал...
— Ты приходила еще раз.
— В среду?
— Да.
— Черт побери, ты должен был мне сказать!
— Согласен.
— И тогда ты не...
— Нет.
— Почему?
— Ты пришла внезапно. С деревцем. Мы договорились встретиться следующим вечером — в четверг. Потому что в тот день я пригласил гостей на мою обычную «среду». Клиентов. Они уже явились, когда ты постучала в дверь. Отдала мне деревце, и я тебя поцеловал.
— А затем?
— Поцеловал еще.
— Продолжай.
— Ты расстегнула пуговицы на моей рубашке. Мы слышали, как в соседней комнате разговаривают гости.
— И что дальше?
— Мы отправились в ванную, закрылись и занялись любовью.
— Стоя?
— Да. Все дело заняло секунд тридцать.
— Ну-ка покажи, — попросила я.