Страница:
Глава 28
Ложь давалась все легче. В определенной мере это дело практики. Я стала настоящей актрисой, прекрасно чувствующей себя в роли Сильвии Бушнелл, журналистки и заботливой подруги. Я также открыла для себя, что люди в основном принимают все, что им говоришь, за чистую монету, особенно если не стараешься продать им страховку или пылесос промышленных размеров.
Итак, через три дня после копания в мусорном контейнере убитой женщины, с которой я никогда не была знакома, я сидела в деревенском доме в самом сердце Англии и пила чай, приготовленный для меня ее матерью. Мне не составило никакого труда позвонить по телефону и сказать, что я знала Тару, что я нахожусь неподалеку от них и хотела бы засвидетельствовать им свое уважение. Мать Тары разволновалась, стала уговаривать приехать.
— Вы очень добры, миссис Бланшар, — сказала я.
— Джин, — сказала женщина.
Джин Бланшар оказалась женщиной лет шестидесяти, примерно ровесницей моей матери, на ней были узкие брючки и кардиган. Волосы с проседью, лицо изборождено глубокими морщинами, словно вырезанными на твердом дереве. Я подумала о том, какими могли быть ее ночи. Она подставила мне поднос с бисквитами. Я взяла маленькое, тонкое печенье и откусила от него, пытаясь загнать подальше мысль, что я у нее его ворую.
— Откуда вы знаете Тару?
Я набрала побольше воздуха. Но у меня все было продумано.
— Я не особенно хорошо знала ее, — сказала я. — Познакомилась с ней через нескольких общих друзей в Лондоне.
Джин Бланшар кивнула:
— Мы беспокоились, когда она отправилась в Лондон. Она была первой из семьи, кто уехал из этой местности. Я понимала, однако, что она взрослая и может позаботиться о себе. Как она вам показалась?
— Лондон — большой город.
— Вот и я так думала, — сказала миссис Бланшар. — Я никогда не могла его выносить. Мы с Кристофером ездили проведывать дочку, и, сказать по чести, нам там не понравилось, уж очень много шума, движения и людей. Мы не сильно беспокоились о квартире, которую она снимала. Планировали помочь ей подобрать где-нибудь... но потом это... — Она замолчала.
— А что думает Адель? — спросила я.
Лицо миссис Бланшар сделалось озадаченным.
— Простите? Не понимаю?
Я сделала ошибку. У меня что-то дрогнуло внутри, я ощутила головокружение, словно споткнулась на самом краю обрыва. Я отчаянно пыталась понять, что сделала неправильно. Может, я вышла не на ту семью? Может, Адель и Тара одно и то же лицо? Нет, я упомянула ее имя женщине в квартире. Скажи что-нибудь нейтральное. Ну же.
— Тара иногда говорила об Адели...
Миссис Бланшар кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Я ждала, не смея больше ничего сказать. Она достала из кармана платок, промокнула глаза и высморкалась.
— Конечно, она поэтому и переехала в Лондон. Она так и не увидела Адель... А потом еще смерть Тома.
Я подалась вперед и положила ладонь на руку миссис Бланшар.
— Мне очень жаль, — сказала я. — Должно быть, это для вас так ужасно. Одно за другим. — Мне необходима была дальнейшая информация. — Когда это случилось?
— Том?
— Адель.
Миссис Бланшар печально улыбнулась:
— Думаю, для других это уже давно. Январь 1990 года, Я привыкла считать дни.
— Я не была знакома с Аделью, — сказала я, и это была практически первая правдивая фраза, которую я произнесла в присутствии Миссис Бланшар. — Но думаю, что знаю, раньше знала, — поправилась я, — некоторых из ее друзей-альпинистов. Дебору, Дэниела, Адама... не помню, как его фамилия.
— Таллис?
— Кажется, да, — осторожно сказала я. — Столько времени прошло.
— Да, Том бывал с ним в горах. Но мы знали его, когда он был мальчиком. Мы дружили с его родителями много лет назад.
— Правда?
— Он стал довольно знаменитым. Он спас в горах несколько человек, и о нем писали в газетах.
— Правда? Я не видела этих газет.
— Он сможет вам сам все рассказать. Он сегодня днем собирался приехать сюда на чай.
Во мне появился почти научный интерес к тому, как я могла продолжать тянуться вперед с заботливым выражением на лице, даже когда казалось, что полированный деревянный пол вздыбился и вот-вот ударит меня по лицу. У меня было несколько секунд, чтобы хоть что-то придумать. Или мне просто расслабиться и пустить все на самотек, дать катастрофе разразиться? Какая-то активная часть моей души, глубоко внутри, еще живая, продолжала бороться.
— Это было бы прекрасно, — услышала я свой голос. — К сожалению, мне пора возвращаться. Спасибо вам за чай.
— Но вы ведь только что приехали, — взволнованно запротестовала миссис Бланшар. — Прежде чем вы уйдете, я должна вам кое-что показать. Я разбирала вещи Тары, и, думаю, вам будет интересно взглянуть на ее фотографии.
Я посмотрела в ее печальное лицо.
— Конечно, Джин, я бы с удовольствием, — сказала я. И мельком бросила взгляд на часы. Двадцать пять минут третьего. Поезда прибывали в Коррик по целым часам, дорога от станции заняла у меня десять минут, значит, Адам не мог приехать на прошлом поезде. А не может он быть на машине? Едва ли. — Не знаете, когда будет следующий поезд на Бирмингем? — спросила я миссис Бланшар, которая возвращалась с зажатым под мышкой альбомом.
— Да, он идет в четыре минуты... — Она посмотрела на свои часы. — Следующий поезд будет в четыре минуты четвертого.
— Значит, у меня уйма времени, — натянуто улыбнулась я.
— Еще чаю?
— Нет, спасибо, — сказала я. — Я бы с удовольствием посмотрела фотографии. Если позволите.
— Конечно, моя дорогая.
Она придвинулась ко мне вместе со стулом. Пока она говорила, я делала в голове расчеты. Если я выйду до без четверти три, то смогу добраться до станции до приезда Адама... Но конечно, он, может, и не приедет в три ноль четыре, но если приедет, то я буду в полной безопасности на другой платформе, где смогу найти место, чтобы спрятаться от его глаз. Миссис Бланшар обязательно скажет, что здесь была дама, которая знает его, но я не припомнила ничего, чем могла бы раскрыть себя. Что касается Адама, то он подумает, что это была одна из десятков, сотен девушек из его прошлого.
А если мои расчеты не верны? Если Адам появится, когда я буду еще здесь? Я попыталась предпринять жалкие усилия, чтобы придумать какие-то фразы, но отмела все как жуткую глупость. Мне было нужно все внимание, чтобы просто оставаться на плаву, сохранять способность говорить. Я ничего не знала о Таре Бланшар, кроме того, что ее тело обнаружили в канале в восточном Лондоне. Теперь же я видела ее толстощеким ребенком в песочнице в детском саду. С косичками. В форменном жакете. В купальниках и вечерних платьях. Адель тоже часто была на фотографиях. Она в детстве казалась плаксивой и угловатой, а потом стала длинноногой и красивой. Адам не изменял себе, должна была признать я. Но процесс продвигался слишком медленно. Я постоянно посматривала на часы. К без восемнадцати три мы просмотрели только половину альбома. Потом миссис Бланшар прервалась на рассказ, который я никак не могла себя заставить слушать. Я сделала вид, что так заинтересована, что перевернула лист, чтобы посмотреть, что там за снимки. Без четверти. Мы еще не дошли до конца. Без тринадцати.
— А вот он, Адам, — сказала миссис Бланшар.
Я заставила себя посмотреть. Он был очень похож на того Адама, которого я знала. Волосы немного длиннее. Небрит. С улыбающимися Аделью, Тарой, Томом и парой других людей, которых я не знала. Я постаралась найти намек на близость между ним и Аделью, но ничего не обнаружила.
— Нет, — сказала я. — Видно, я спутала его с кем-то другим.
Я могла бы даже попросить миссис Бланшар не упоминать обо мне при Адаме. Но я не должна была быть слишком настойчивой. Без десяти. С неожиданным отчаянным облегчением я увидела, что миссис Бланшар дошла до пустого листа альбома. Он был заполнен не до конца. Мне нужно было быть твердой. Я взяла ее за руку.
— Джин, это было... — Я замолчала, словно меня захлестнули эмоции. — А теперь мне нужно идти.
— Давайте я отвезу вас на машине, — предложила она.
— Нет, — ответила я, стараясь не сорваться на крик. — После этого, всего этого, мне хотелось бы пройтись пешком.
Она шагнула вперед и заключила меня в объятия.
— Приезжайте еще, Сильвия, — сказала она.
Я кивнула и через несколько секунд уже шла по дорожке. Но потребовалось больше времени, чем я думала. Было уже без шести минут три. Я подумала было о том, чтобы пойти в другом направлении, но это показалось еще хуже. Свернув с подъездной дорожки на дорогу, я тут же припустилась бежать. Мое тело к этому было не готово. Через сотню ярдов я уже задыхалась, в груди кололо. Я повернула за очередной угол и впереди увидела станцию. Слишком далеко. Я заставила себя продолжать бежать, но, добежав до парковки автомобилей, полной автобусов, увидела, как подходит поезд. Я не могла рисковать, чтобы на платформе не наткнуться на Адама. Я в отчаянии посмотрела по сторонам. Похоже, вокруг не было никакого укрытия. Все, что мне попалось на глаза, телефонная будка. Я заскочила в нее, сняла трубку. Из предосторожности повернулась к станции спиной, но как бы там ни было, я оказалась прямо против выхода. Я взглянула на часы. Одна минута четвертого. Я услышала звук отходящего поезда. Мой подойдет через минуту или две. Я ждала. Что, если Адам, выйдя со станции, захочет позвонить?
Возможно, я дурачила саму себя. Во мне поселилась уверенность, что его нет в этом поезде. Желание повернуться стало почти непреодолимым. Я слышала шаги нескольких людей, они вышли со станции и спустились на гравий парковой дорожки. Чьи-то шаги затихли позади меня. Я видела в стекле кабинки часть отражения человека, который стоял и ждал, когда я закончу говорить. Кто это, мне было не видно. В дверь постучали. Я вспомнила, что пытаюсь изобразить, и бросила в трубку несколько поспешных фраз. Потом чуть обернулась. А вот и он. Одет немного элегантнее, чем обычно, — в пиджаке. Мне не было видно, есть ли галстук.
Миновал телефонную будку и направился к стоянке автомобилей, где остановил пожилую женщину и что-то ей сказал. Она огляделась и указала вдоль улицы. Он пошел в указанном направлении.
Я услышала, как подходит поезд. Мой. Я с ужасом вспомнила, что он останавливается на другой стороне. Придется переходить мост. Не оборачивайся, Адам, не оборачивайся. Я повесила трубку, выбежала из будки и буквально столкнулась с женщиной. Та раздраженно вскрикнула и принялась что-то говорить, но от меня и след простыл. Не обернулся ли Адам? Когда я выбежала на платформу, автоматические двери вагона закрывались. Я сунула руку в их щелкающие челюсти. Я надеялась, что какой-нибудь электронный разум обратит на это внимание и приоткроет их. Или поезд все равно тронется? Я мгновенно представила себе, как меня тащит под колеса, а потом находят изуродованной до неузнаваемости на следующей станции. Адам был бы сильно озадачен.
Двери открылись. Мне показалось, что это было больше, чем я заслуживала. Я села в конце вагона, подальше от остальных людей, и заплакала. Потом взглянула на руку. Резиновое уплотнение двери оставило на ней узкий черный след, похожий на траурную повязку. Это меня рассмешило. Я не могла справиться со смехом.
Итак, через три дня после копания в мусорном контейнере убитой женщины, с которой я никогда не была знакома, я сидела в деревенском доме в самом сердце Англии и пила чай, приготовленный для меня ее матерью. Мне не составило никакого труда позвонить по телефону и сказать, что я знала Тару, что я нахожусь неподалеку от них и хотела бы засвидетельствовать им свое уважение. Мать Тары разволновалась, стала уговаривать приехать.
— Вы очень добры, миссис Бланшар, — сказала я.
— Джин, — сказала женщина.
Джин Бланшар оказалась женщиной лет шестидесяти, примерно ровесницей моей матери, на ней были узкие брючки и кардиган. Волосы с проседью, лицо изборождено глубокими морщинами, словно вырезанными на твердом дереве. Я подумала о том, какими могли быть ее ночи. Она подставила мне поднос с бисквитами. Я взяла маленькое, тонкое печенье и откусила от него, пытаясь загнать подальше мысль, что я у нее его ворую.
— Откуда вы знаете Тару?
Я набрала побольше воздуха. Но у меня все было продумано.
— Я не особенно хорошо знала ее, — сказала я. — Познакомилась с ней через нескольких общих друзей в Лондоне.
Джин Бланшар кивнула:
— Мы беспокоились, когда она отправилась в Лондон. Она была первой из семьи, кто уехал из этой местности. Я понимала, однако, что она взрослая и может позаботиться о себе. Как она вам показалась?
— Лондон — большой город.
— Вот и я так думала, — сказала миссис Бланшар. — Я никогда не могла его выносить. Мы с Кристофером ездили проведывать дочку, и, сказать по чести, нам там не понравилось, уж очень много шума, движения и людей. Мы не сильно беспокоились о квартире, которую она снимала. Планировали помочь ей подобрать где-нибудь... но потом это... — Она замолчала.
— А что думает Адель? — спросила я.
Лицо миссис Бланшар сделалось озадаченным.
— Простите? Не понимаю?
Я сделала ошибку. У меня что-то дрогнуло внутри, я ощутила головокружение, словно споткнулась на самом краю обрыва. Я отчаянно пыталась понять, что сделала неправильно. Может, я вышла не на ту семью? Может, Адель и Тара одно и то же лицо? Нет, я упомянула ее имя женщине в квартире. Скажи что-нибудь нейтральное. Ну же.
— Тара иногда говорила об Адели...
Миссис Бланшар кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Я ждала, не смея больше ничего сказать. Она достала из кармана платок, промокнула глаза и высморкалась.
— Конечно, она поэтому и переехала в Лондон. Она так и не увидела Адель... А потом еще смерть Тома.
Я подалась вперед и положила ладонь на руку миссис Бланшар.
— Мне очень жаль, — сказала я. — Должно быть, это для вас так ужасно. Одно за другим. — Мне необходима была дальнейшая информация. — Когда это случилось?
— Том?
— Адель.
Миссис Бланшар печально улыбнулась:
— Думаю, для других это уже давно. Январь 1990 года, Я привыкла считать дни.
— Я не была знакома с Аделью, — сказала я, и это была практически первая правдивая фраза, которую я произнесла в присутствии Миссис Бланшар. — Но думаю, что знаю, раньше знала, — поправилась я, — некоторых из ее друзей-альпинистов. Дебору, Дэниела, Адама... не помню, как его фамилия.
— Таллис?
— Кажется, да, — осторожно сказала я. — Столько времени прошло.
— Да, Том бывал с ним в горах. Но мы знали его, когда он был мальчиком. Мы дружили с его родителями много лет назад.
— Правда?
— Он стал довольно знаменитым. Он спас в горах несколько человек, и о нем писали в газетах.
— Правда? Я не видела этих газет.
— Он сможет вам сам все рассказать. Он сегодня днем собирался приехать сюда на чай.
Во мне появился почти научный интерес к тому, как я могла продолжать тянуться вперед с заботливым выражением на лице, даже когда казалось, что полированный деревянный пол вздыбился и вот-вот ударит меня по лицу. У меня было несколько секунд, чтобы хоть что-то придумать. Или мне просто расслабиться и пустить все на самотек, дать катастрофе разразиться? Какая-то активная часть моей души, глубоко внутри, еще живая, продолжала бороться.
— Это было бы прекрасно, — услышала я свой голос. — К сожалению, мне пора возвращаться. Спасибо вам за чай.
— Но вы ведь только что приехали, — взволнованно запротестовала миссис Бланшар. — Прежде чем вы уйдете, я должна вам кое-что показать. Я разбирала вещи Тары, и, думаю, вам будет интересно взглянуть на ее фотографии.
Я посмотрела в ее печальное лицо.
— Конечно, Джин, я бы с удовольствием, — сказала я. И мельком бросила взгляд на часы. Двадцать пять минут третьего. Поезда прибывали в Коррик по целым часам, дорога от станции заняла у меня десять минут, значит, Адам не мог приехать на прошлом поезде. А не может он быть на машине? Едва ли. — Не знаете, когда будет следующий поезд на Бирмингем? — спросила я миссис Бланшар, которая возвращалась с зажатым под мышкой альбомом.
— Да, он идет в четыре минуты... — Она посмотрела на свои часы. — Следующий поезд будет в четыре минуты четвертого.
— Значит, у меня уйма времени, — натянуто улыбнулась я.
— Еще чаю?
— Нет, спасибо, — сказала я. — Я бы с удовольствием посмотрела фотографии. Если позволите.
— Конечно, моя дорогая.
Она придвинулась ко мне вместе со стулом. Пока она говорила, я делала в голове расчеты. Если я выйду до без четверти три, то смогу добраться до станции до приезда Адама... Но конечно, он, может, и не приедет в три ноль четыре, но если приедет, то я буду в полной безопасности на другой платформе, где смогу найти место, чтобы спрятаться от его глаз. Миссис Бланшар обязательно скажет, что здесь была дама, которая знает его, но я не припомнила ничего, чем могла бы раскрыть себя. Что касается Адама, то он подумает, что это была одна из десятков, сотен девушек из его прошлого.
А если мои расчеты не верны? Если Адам появится, когда я буду еще здесь? Я попыталась предпринять жалкие усилия, чтобы придумать какие-то фразы, но отмела все как жуткую глупость. Мне было нужно все внимание, чтобы просто оставаться на плаву, сохранять способность говорить. Я ничего не знала о Таре Бланшар, кроме того, что ее тело обнаружили в канале в восточном Лондоне. Теперь же я видела ее толстощеким ребенком в песочнице в детском саду. С косичками. В форменном жакете. В купальниках и вечерних платьях. Адель тоже часто была на фотографиях. Она в детстве казалась плаксивой и угловатой, а потом стала длинноногой и красивой. Адам не изменял себе, должна была признать я. Но процесс продвигался слишком медленно. Я постоянно посматривала на часы. К без восемнадцати три мы просмотрели только половину альбома. Потом миссис Бланшар прервалась на рассказ, который я никак не могла себя заставить слушать. Я сделала вид, что так заинтересована, что перевернула лист, чтобы посмотреть, что там за снимки. Без четверти. Мы еще не дошли до конца. Без тринадцати.
— А вот он, Адам, — сказала миссис Бланшар.
Я заставила себя посмотреть. Он был очень похож на того Адама, которого я знала. Волосы немного длиннее. Небрит. С улыбающимися Аделью, Тарой, Томом и парой других людей, которых я не знала. Я постаралась найти намек на близость между ним и Аделью, но ничего не обнаружила.
— Нет, — сказала я. — Видно, я спутала его с кем-то другим.
Я могла бы даже попросить миссис Бланшар не упоминать обо мне при Адаме. Но я не должна была быть слишком настойчивой. Без десяти. С неожиданным отчаянным облегчением я увидела, что миссис Бланшар дошла до пустого листа альбома. Он был заполнен не до конца. Мне нужно было быть твердой. Я взяла ее за руку.
— Джин, это было... — Я замолчала, словно меня захлестнули эмоции. — А теперь мне нужно идти.
— Давайте я отвезу вас на машине, — предложила она.
— Нет, — ответила я, стараясь не сорваться на крик. — После этого, всего этого, мне хотелось бы пройтись пешком.
Она шагнула вперед и заключила меня в объятия.
— Приезжайте еще, Сильвия, — сказала она.
Я кивнула и через несколько секунд уже шла по дорожке. Но потребовалось больше времени, чем я думала. Было уже без шести минут три. Я подумала было о том, чтобы пойти в другом направлении, но это показалось еще хуже. Свернув с подъездной дорожки на дорогу, я тут же припустилась бежать. Мое тело к этому было не готово. Через сотню ярдов я уже задыхалась, в груди кололо. Я повернула за очередной угол и впереди увидела станцию. Слишком далеко. Я заставила себя продолжать бежать, но, добежав до парковки автомобилей, полной автобусов, увидела, как подходит поезд. Я не могла рисковать, чтобы на платформе не наткнуться на Адама. Я в отчаянии посмотрела по сторонам. Похоже, вокруг не было никакого укрытия. Все, что мне попалось на глаза, телефонная будка. Я заскочила в нее, сняла трубку. Из предосторожности повернулась к станции спиной, но как бы там ни было, я оказалась прямо против выхода. Я взглянула на часы. Одна минута четвертого. Я услышала звук отходящего поезда. Мой подойдет через минуту или две. Я ждала. Что, если Адам, выйдя со станции, захочет позвонить?
Возможно, я дурачила саму себя. Во мне поселилась уверенность, что его нет в этом поезде. Желание повернуться стало почти непреодолимым. Я слышала шаги нескольких людей, они вышли со станции и спустились на гравий парковой дорожки. Чьи-то шаги затихли позади меня. Я видела в стекле кабинки часть отражения человека, который стоял и ждал, когда я закончу говорить. Кто это, мне было не видно. В дверь постучали. Я вспомнила, что пытаюсь изобразить, и бросила в трубку несколько поспешных фраз. Потом чуть обернулась. А вот и он. Одет немного элегантнее, чем обычно, — в пиджаке. Мне не было видно, есть ли галстук.
Миновал телефонную будку и направился к стоянке автомобилей, где остановил пожилую женщину и что-то ей сказал. Она огляделась и указала вдоль улицы. Он пошел в указанном направлении.
Я услышала, как подходит поезд. Мой. Я с ужасом вспомнила, что он останавливается на другой стороне. Придется переходить мост. Не оборачивайся, Адам, не оборачивайся. Я повесила трубку, выбежала из будки и буквально столкнулась с женщиной. Та раздраженно вскрикнула и принялась что-то говорить, но от меня и след простыл. Не обернулся ли Адам? Когда я выбежала на платформу, автоматические двери вагона закрывались. Я сунула руку в их щелкающие челюсти. Я надеялась, что какой-нибудь электронный разум обратит на это внимание и приоткроет их. Или поезд все равно тронется? Я мгновенно представила себе, как меня тащит под колеса, а потом находят изуродованной до неузнаваемости на следующей станции. Адам был бы сильно озадачен.
Двери открылись. Мне показалось, что это было больше, чем я заслуживала. Я села в конце вагона, подальше от остальных людей, и заплакала. Потом взглянула на руку. Резиновое уплотнение двери оставило на ней узкий черный след, похожий на траурную повязку. Это меня рассмешило. Я не могла справиться со смехом.
Глава 29
Я была одинока. Я поняла наконец, насколько я теперь одинока, и вместе с этим пониманием пришел страх.
Конечно, Адама не было, когда я вернулась от Бланшаров, хотя я полагала, что он может скоро вернуться. Я поспешно натянула на себя старую футболку и нырнула под одеяло, как провинившаяся девочка. Я лежала в темноте. Весь день у меня не было ни крошки во рту, и в животе время от времени урчало, но мне не хотелось вставать и идти на кухню. Я не хотела, чтобы Адам, вернувшись, застал меня за обшариванием холодильника, за кухонным столом или в какой-нибудь другой обычной домашней ситуации. Что я могла сказать ему? У меня были одни вопросы, но эти вопросы нельзя было задать. С каждой новой ложью я загоняла себя в угол и не знала, как из него выбраться. Но и он обманывал меня. Я вздрогнула, вспомнив, как пряталась в будке, когда он проходил мимо. Что за отвратительный фарс! Весь наш брак был построен на страсти и обмане.
Когда он вошел, тихонько насвистывая, я затихла и притворилась спящей. Услышала, как он открыл дверцу холодильника, взял что-то и закрыл снова. Послышался звук откупориваемой банки пива. Потом он раздевался, сбрасывая одежду на пол у кровати. Когда он скользнул в кровать, одеяло откинулось, и меня обдало прохладным воздухом. Его теплые руки обняли меня сзади. Я вздохнула, словно во сне, и отодвинулась от него. Он последовал за мной, прижался ко мне всем телом. Я старалась дышать глубоко и ровно. В скором времени Адам уснул, я ощущала его горячее дыхание у себя на шее. Потом я попыталась обдумать положение.
Что мне известно? Я знала, что у Адама была тайная связь с женщиной, с которой, это теперь ясно, что-то случилось. Я знала, что у той женщины была сестра, которая собирала вырезки из газет об Адаме и которую несколько недель назад выловили в канале. Еще, конечно же, мне известно, что еще одна из его любовниц, Франсуаза, женщина с длинными черными волосами, погибла в горах и что Адам не смог ее спасти. Я думала об этих трех женщинах, а он спал рядом со мной. Нас было пятеро в одной кровати.
Адам был человеком, всю жизнь окруженным насилием и утратами. Но ведь он жил в мире, где мужчины и женщины понимали, что могут умереть раньше срока, где риск был частью условий игры. Я осторожно вывернулась из его объятий и легла к нему лицом. В свете фонарей с улицы я могла лишь едва различать его черты, безмятежные во сне, пухлые губы чуть подрагивали при каждом вздохе. Я ощутила острый приступ жалости. Не удивительно, что он такой угрюмый, странный, а его любовь проявляется в жестокости.
Я проснулась, когда забрезжил рассвет, и потихоньку соскользнула с кровати. Половицы скрипнули, но Адам не проснулся. Одна его рука была закинута за голову. Спящий и голый, он выглядел таким доверчивым, однако я поняла, что больше не могу лежать рядом с ним. Я схватила первую попавшуюся под руку одежду — черные брюки, ботинки, оранжевую водолазку, которая протерлась на локтях, — и оделась в ванной. Я не стала даже чистить зубы и умываться. Я могла все это сделать позже. Мне необходимо было выбраться отсюда, побыть один на один с мыслями, не быть здесь, когда он проснется и опять захочет подчинить меня себе. Я вышла из квартиры, поморщившись при щелчке, который раздался, когда закрылась дверь.
Я не знала, куда иду. Быстро шагала, ощущая холод, так как была без куртки, и глубоко вдыхая воздух. Когда стало светло, я почувствовала себя спокойнее: все как-то образуется. В кафе возле Шепардз-Буш остановилась, чтобы выпить кофе, черного, без сахара. От запаха топленого сала и ветчины меня затошнило. Было почти семь часов, и улицы уже заполнились машинами. Я снова тронулась в путь, вспоминая инструкции Адама, которые он давал в Лэйк-дистрикт. Войти в ритм, шаг за шагом, дышать правильно, не смотреть слишком далеко вперед. Я ни о чем не думала, просто шла. Газетные киоски были открыты, как и некоторые продовольственные магазины. Через какое-то время я поняла, куда меня принесли ноги, но не стала останавливаться, хотя двигалась все медленнее. Что ж, может, это, в конце концов, и не самая плохая идея. Мне нужно было с кем-то поговорить, а людей, к которым хотелось бы обратиться, осталось совсем мало.
Я добралась до места в десять минут девятого, уверенно постучала в дверь и внезапно почувствовала страшное волнение. Но убегать было слишком поздно. Послышался звук шагов, и мы оказались с ним друг перед другом.
— Элис?
Судя по тону, он не был поражен при виде меня, но не слышалось и особой радости. Он не пригласил меня зайти в квартиру.
— Привет, Джейк.
Мы смотрели друг на друга. Когда мы виделись в последний раз, я обвинила его в том, что он положил в мое молоко пауков. Он был еще в халате, но в халате, который был мне не знаком, халате, появившемся «в период после Элис».
— Просто проходила мимо? — спросил он с тусклой тенью прежней иронии.
— Можно войти? Всего на минуту.
Он открыл дверь шире и отступил на шаг.
— Здесь все изменилось, — сказала я, оглядевшись.
— А чего ты ожидала?
В комнате был новый диван и шторы, у камина лежали новые большие подушки. Пара новых картин, которых я прежде не видела, появилась на стенах, теперь зеленых. Старых фотографий, на которых изображены мы с ним, больше не было.
Я не очень задумывалась об этом или не думала вовсе. Но теперь-то поняла: мне почему-то казалось, что, когда я войду в свой старый, закрытый для меня дом, увижу, что там меня ждали. Хотя я грубо дала понять, что никогда не вернусь. Если бы я могла не кривить душой, то, возможно, предположила бы, что Джейк будет ждать меня, как бы я с ним ни поступила. Что он обнимет меня, усадит на диван, приготовит чай с тостами и станет выслушивать мои семейные печали.
— Не очень хорошо, — наконец выговорила я.
— Может, выпьешь чашку кофе, раз уж пришла?
— Нет. Да, с удовольствием.
Я прошла за ним на кухню: новый чайник, новый тостер, новые, в цвет, кружки, висящие на новых крючках, много цветов на подоконнике. Цветы на столе. Я села на стул.
— Ты пришла, чтобы забрать оставшиеся вещи? — спросил он.
Мне стало ясно, что приходить сюда было бессмысленно. Прошлой ночью меня вдруг посетила странная мысль: даже если я потеряю всех, то Джейка каким-то образом удастся сохранить. Я выдала еще несколько жутких фраз.
— Я немного не в себе, — сказала я.
Джейк удивленно взглянул на меня и передал мне кофе. Он был слишком горячим, чтобы пить, поэтому я поставила чашку перед собой и крутанула на столе, расплескав немного темной жидкости.
— Все стало немного странным.
— Странным? — повторил он.
— Можно, я зайду в туалет?
Я неуверенной походкой прошла в крошечную комнатку и посмотрела на себя в зеркало. Мои волосы засалились, кожа на осунувшихся щеках казалась нездоровой, под глазами залегли глубокие тени. Я не умывалась ни вечером, ни утром, поэтому на лице остались следы туши и грязи. Оранжевая водолазка была надета наизнанку, однако я не стала переодевать ее. Для чего?
Я умылась, а когда спускала воду в унитазе, услышала скребущий звук в комнате наверху. В спальне. Там был еще кто-то.
— Прости, — сказала я, выйдя из туалета, — это было ошибкой.
— Что случилось, Элис? — спросил он, в его голосе зазвучало настоящее беспокойство. Но не похожее на то, как если бы он все еще любил меня; скорее, как если бы я была уличной кошкой, оказавшейся у него под дверью.
— Просто я немного не в своей тарелке. — Вдруг мне в голову пришла мысль. — Нельзя ли воспользоваться твоим телефоном?
— Ты знаешь, где он, — сказал Джейк.
Я позвонила в справочную и выяснила телефонный номер полицейского участка в Коррике. Записала его на ладони фломастером, который валялся на полу. Стала набирать номер, потом вспомнила о звонках, которые докучали нам с Адамом. Мне нужно было быть осторожной. Поэтому я повесила трубку.
— Ну, я пошла, — сказала я.
— Когда ты последний раз ела? — спросил Джейк.
— Я не голодна.
— Вызвать тебе такси?
— Я могу идти пешком.
— Куда?
— Что? Не знаю.
Наверху кто-то принимал ванну. Я поднялась со стула.
— Прости, Джейк. Знаешь, прости.
Он улыбнулся.
— Теперь все в норме, — сказал он.
Конечно, Адама не было, когда я вернулась от Бланшаров, хотя я полагала, что он может скоро вернуться. Я поспешно натянула на себя старую футболку и нырнула под одеяло, как провинившаяся девочка. Я лежала в темноте. Весь день у меня не было ни крошки во рту, и в животе время от времени урчало, но мне не хотелось вставать и идти на кухню. Я не хотела, чтобы Адам, вернувшись, застал меня за обшариванием холодильника, за кухонным столом или в какой-нибудь другой обычной домашней ситуации. Что я могла сказать ему? У меня были одни вопросы, но эти вопросы нельзя было задать. С каждой новой ложью я загоняла себя в угол и не знала, как из него выбраться. Но и он обманывал меня. Я вздрогнула, вспомнив, как пряталась в будке, когда он проходил мимо. Что за отвратительный фарс! Весь наш брак был построен на страсти и обмане.
Когда он вошел, тихонько насвистывая, я затихла и притворилась спящей. Услышала, как он открыл дверцу холодильника, взял что-то и закрыл снова. Послышался звук откупориваемой банки пива. Потом он раздевался, сбрасывая одежду на пол у кровати. Когда он скользнул в кровать, одеяло откинулось, и меня обдало прохладным воздухом. Его теплые руки обняли меня сзади. Я вздохнула, словно во сне, и отодвинулась от него. Он последовал за мной, прижался ко мне всем телом. Я старалась дышать глубоко и ровно. В скором времени Адам уснул, я ощущала его горячее дыхание у себя на шее. Потом я попыталась обдумать положение.
Что мне известно? Я знала, что у Адама была тайная связь с женщиной, с которой, это теперь ясно, что-то случилось. Я знала, что у той женщины была сестра, которая собирала вырезки из газет об Адаме и которую несколько недель назад выловили в канале. Еще, конечно же, мне известно, что еще одна из его любовниц, Франсуаза, женщина с длинными черными волосами, погибла в горах и что Адам не смог ее спасти. Я думала об этих трех женщинах, а он спал рядом со мной. Нас было пятеро в одной кровати.
Адам был человеком, всю жизнь окруженным насилием и утратами. Но ведь он жил в мире, где мужчины и женщины понимали, что могут умереть раньше срока, где риск был частью условий игры. Я осторожно вывернулась из его объятий и легла к нему лицом. В свете фонарей с улицы я могла лишь едва различать его черты, безмятежные во сне, пухлые губы чуть подрагивали при каждом вздохе. Я ощутила острый приступ жалости. Не удивительно, что он такой угрюмый, странный, а его любовь проявляется в жестокости.
Я проснулась, когда забрезжил рассвет, и потихоньку соскользнула с кровати. Половицы скрипнули, но Адам не проснулся. Одна его рука была закинута за голову. Спящий и голый, он выглядел таким доверчивым, однако я поняла, что больше не могу лежать рядом с ним. Я схватила первую попавшуюся под руку одежду — черные брюки, ботинки, оранжевую водолазку, которая протерлась на локтях, — и оделась в ванной. Я не стала даже чистить зубы и умываться. Я могла все это сделать позже. Мне необходимо было выбраться отсюда, побыть один на один с мыслями, не быть здесь, когда он проснется и опять захочет подчинить меня себе. Я вышла из квартиры, поморщившись при щелчке, который раздался, когда закрылась дверь.
Я не знала, куда иду. Быстро шагала, ощущая холод, так как была без куртки, и глубоко вдыхая воздух. Когда стало светло, я почувствовала себя спокойнее: все как-то образуется. В кафе возле Шепардз-Буш остановилась, чтобы выпить кофе, черного, без сахара. От запаха топленого сала и ветчины меня затошнило. Было почти семь часов, и улицы уже заполнились машинами. Я снова тронулась в путь, вспоминая инструкции Адама, которые он давал в Лэйк-дистрикт. Войти в ритм, шаг за шагом, дышать правильно, не смотреть слишком далеко вперед. Я ни о чем не думала, просто шла. Газетные киоски были открыты, как и некоторые продовольственные магазины. Через какое-то время я поняла, куда меня принесли ноги, но не стала останавливаться, хотя двигалась все медленнее. Что ж, может, это, в конце концов, и не самая плохая идея. Мне нужно было с кем-то поговорить, а людей, к которым хотелось бы обратиться, осталось совсем мало.
Я добралась до места в десять минут девятого, уверенно постучала в дверь и внезапно почувствовала страшное волнение. Но убегать было слишком поздно. Послышался звук шагов, и мы оказались с ним друг перед другом.
— Элис?
Судя по тону, он не был поражен при виде меня, но не слышалось и особой радости. Он не пригласил меня зайти в квартиру.
— Привет, Джейк.
Мы смотрели друг на друга. Когда мы виделись в последний раз, я обвинила его в том, что он положил в мое молоко пауков. Он был еще в халате, но в халате, который был мне не знаком, халате, появившемся «в период после Элис».
— Просто проходила мимо? — спросил он с тусклой тенью прежней иронии.
— Можно войти? Всего на минуту.
Он открыл дверь шире и отступил на шаг.
— Здесь все изменилось, — сказала я, оглядевшись.
— А чего ты ожидала?
В комнате был новый диван и шторы, у камина лежали новые большие подушки. Пара новых картин, которых я прежде не видела, появилась на стенах, теперь зеленых. Старых фотографий, на которых изображены мы с ним, больше не было.
Я не очень задумывалась об этом или не думала вовсе. Но теперь-то поняла: мне почему-то казалось, что, когда я войду в свой старый, закрытый для меня дом, увижу, что там меня ждали. Хотя я грубо дала понять, что никогда не вернусь. Если бы я могла не кривить душой, то, возможно, предположила бы, что Джейк будет ждать меня, как бы я с ним ни поступила. Что он обнимет меня, усадит на диван, приготовит чай с тостами и станет выслушивать мои семейные печали.
— Не очень хорошо, — наконец выговорила я.
— Может, выпьешь чашку кофе, раз уж пришла?
— Нет. Да, с удовольствием.
Я прошла за ним на кухню: новый чайник, новый тостер, новые, в цвет, кружки, висящие на новых крючках, много цветов на подоконнике. Цветы на столе. Я села на стул.
— Ты пришла, чтобы забрать оставшиеся вещи? — спросил он.
Мне стало ясно, что приходить сюда было бессмысленно. Прошлой ночью меня вдруг посетила странная мысль: даже если я потеряю всех, то Джейка каким-то образом удастся сохранить. Я выдала еще несколько жутких фраз.
— Я немного не в себе, — сказала я.
Джейк удивленно взглянул на меня и передал мне кофе. Он был слишком горячим, чтобы пить, поэтому я поставила чашку перед собой и крутанула на столе, расплескав немного темной жидкости.
— Все стало немного странным.
— Странным? — повторил он.
— Можно, я зайду в туалет?
Я неуверенной походкой прошла в крошечную комнатку и посмотрела на себя в зеркало. Мои волосы засалились, кожа на осунувшихся щеках казалась нездоровой, под глазами залегли глубокие тени. Я не умывалась ни вечером, ни утром, поэтому на лице остались следы туши и грязи. Оранжевая водолазка была надета наизнанку, однако я не стала переодевать ее. Для чего?
Я умылась, а когда спускала воду в унитазе, услышала скребущий звук в комнате наверху. В спальне. Там был еще кто-то.
— Прости, — сказала я, выйдя из туалета, — это было ошибкой.
— Что случилось, Элис? — спросил он, в его голосе зазвучало настоящее беспокойство. Но не похожее на то, как если бы он все еще любил меня; скорее, как если бы я была уличной кошкой, оказавшейся у него под дверью.
— Просто я немного не в своей тарелке. — Вдруг мне в голову пришла мысль. — Нельзя ли воспользоваться твоим телефоном?
— Ты знаешь, где он, — сказал Джейк.
Я позвонила в справочную и выяснила телефонный номер полицейского участка в Коррике. Записала его на ладони фломастером, который валялся на полу. Стала набирать номер, потом вспомнила о звонках, которые докучали нам с Адамом. Мне нужно было быть осторожной. Поэтому я повесила трубку.
— Ну, я пошла, — сказала я.
— Когда ты последний раз ела? — спросил Джейк.
— Я не голодна.
— Вызвать тебе такси?
— Я могу идти пешком.
— Куда?
— Что? Не знаю.
Наверху кто-то принимал ванну. Я поднялась со стула.
— Прости, Джейк. Знаешь, прости.
Он улыбнулся.
— Теперь все в норме, — сказал он.
Глава 30
В газетном киоске я купила самую дорогую телефонную карточку, затем нашла будку.
— Полицейский участок, — ответил металлический женский голос.
Я заранее заготовила первую фразу.
— Могу я поговорить с кем-нибудь, кто ведет дело Адель Бланшар? — напористо проговорила я.
— Какой отдел?
— Господи, не знаю. — Я заколебалась. — Криминальный?
На другом конце провода наступила пауза. Раздражение?
Смущение? Потом я услышала приглушенные голоса. Она явно прикрывала трубку ладонью. Потом она снова заговорила.
— Дайте подумать, с кем вас соединить.
Послышался сигнал, она соединяла.
— Чем могу вам помочь? — другой голос, на этот раз мужской.
— Я подруга Адели Бланшар, — уверенно произнесла я. — Я несколько лет была в Африке и просто хотела бы узнать, как продвигается ее дело.
— Будьте любезны, представьтесь.
— Меня зовут Полин, — солгала я. — Полин Уилкс.
— Боюсь, что по телефону мы не сможем дать информацию.
— Вы слышали о ней?
— Простите, мадам, у вас есть что сообщить?
— Я... нет, простите, до свидания.
Я повесила трубку, набрала номер справочной и спросила номер публичной библиотеки Коррика.
Я не могла предположить, что копание в газетах займет столько времени. Что мне было делать? Возможно, Адель проживала где-нибудь еще, хотя ее мать говорила, что Тара была первой, кто уехал отсюда. Я просмотрела первый февральский номер. Опять ничего. Я глянула на часы. Почти половина двенадцатого. Пробегусь по февральской подшивке и уеду, даже если не найду того, что мне было нужно.
Как и следовало ожидать, это оказалось в номере за последнюю пятницу месяца, 23 февраля. Короткое сообщение было помещено в самом низу на четвертой странице:
ПРОПАЛА МЕСТНАЯ ЖИТЕЛЬНИЦА.
Растет тревога по поводу судьбы молодой женщины из Коррика. Адель Фанстон, двадцати трех лет, была объявлена пропавшей без вести. Ее муж, Томас Фанстон, работавший за границей, рассказал корреспонденту «Эдвертайзер», что Адель планировала отправиться на праздники в туристическую поездку, пока он находился в неустановленном месте: «Я начал беспокоиться, когда от нее перестали поступать известия». Он вместе со своим тестем Кристофером Бланшаром, также проживающим в Коррике, выражает надежду на то, что у миссис просто затянулся отпуск. Детектив Хорнер заявил, что «не склонен чрезмерно тревожиться. Если миссис Фанстон находится в безопасности, то я хотел бы призвать ее отозваться». Миссис Фанстон известна здесь как учительница уитэмской начальной школы Святого Эдмунда".
Пропала без вести. Я огляделась по сторонам. Поблизости никого не было. Стараясь не шуметь, я вырвала заметку из газеты. Злонамеренная порча имущества, мрачно подумала я.
— Полицейский участок, — ответил металлический женский голос.
Я заранее заготовила первую фразу.
— Могу я поговорить с кем-нибудь, кто ведет дело Адель Бланшар? — напористо проговорила я.
— Какой отдел?
— Господи, не знаю. — Я заколебалась. — Криминальный?
На другом конце провода наступила пауза. Раздражение?
Смущение? Потом я услышала приглушенные голоса. Она явно прикрывала трубку ладонью. Потом она снова заговорила.
— Дайте подумать, с кем вас соединить.
Послышался сигнал, она соединяла.
— Чем могу вам помочь? — другой голос, на этот раз мужской.
— Я подруга Адели Бланшар, — уверенно произнесла я. — Я несколько лет была в Африке и просто хотела бы узнать, как продвигается ее дело.
— Будьте любезны, представьтесь.
— Меня зовут Полин, — солгала я. — Полин Уилкс.
— Боюсь, что по телефону мы не сможем дать информацию.
— Вы слышали о ней?
— Простите, мадам, у вас есть что сообщить?
— Я... нет, простите, до свидания.
Я повесила трубку, набрала номер справочной и спросила номер публичной библиотеки Коррика.
* * *
Приехав в Коррик второй раз, я ощутила некоторое беспокойство. Что, если я встречу миссис Бланшар? Затем я прогнала эту мысль из головы. Какое это имело значение? Я бы солгала, как обычно. Мне с детства не приходилось бывать в публичной библиотеке. Они представлялись мне старомодными муниципальными зданиями вроде ратуши, темными, с массивными металлическими радиаторами и укрывшимися от дождя бродягами. Коррикская публичная библиотека была светлой и новой, она располагалась рядом с супермаркетом. Казалось, компактов и видеокассет там не меньше, чем книг, и я забеспокоилась, что придется возиться с мышью или микрофишами. Но когда я спросила у библиотекаря о местной газете, меня направили к полкам, где в массивных подшивках стояла «Коррик энд Уитэм эдвертайзер» за восемьдесят лет. Я взяла подшивку за 1990 год и тяжело бухнула ее на стол. Просмотрела первые четыре страницы всех газет за январь. Там шла дискуссия по поводу объездной дороги, описывалась авария грузовика, закрытие завода и была статья о работе городского совета и утилизации мусора, но ничего об Адели Бланшар. Поэтому я вернулась назад и пролистала все остальные новостные страницы за январь. По-прежнему ничего. Я не знала, что делать, к тому же у меня было мало времени. Я не решилась снова ехать на поезде и позаимствовала машину у своей помощницы Клаудии. Если бы выехала в девять и сразу же вернулась обратно, то могла бы успеть к двум часам на совещание у Майка и притвориться занятой обычной работой.Я не могла предположить, что копание в газетах займет столько времени. Что мне было делать? Возможно, Адель проживала где-нибудь еще, хотя ее мать говорила, что Тара была первой, кто уехал отсюда. Я просмотрела первый февральский номер. Опять ничего. Я глянула на часы. Почти половина двенадцатого. Пробегусь по февральской подшивке и уеду, даже если не найду того, что мне было нужно.
Как и следовало ожидать, это оказалось в номере за последнюю пятницу месяца, 23 февраля. Короткое сообщение было помещено в самом низу на четвертой странице:
ПРОПАЛА МЕСТНАЯ ЖИТЕЛЬНИЦА.
Растет тревога по поводу судьбы молодой женщины из Коррика. Адель Фанстон, двадцати трех лет, была объявлена пропавшей без вести. Ее муж, Томас Фанстон, работавший за границей, рассказал корреспонденту «Эдвертайзер», что Адель планировала отправиться на праздники в туристическую поездку, пока он находился в неустановленном месте: «Я начал беспокоиться, когда от нее перестали поступать известия». Он вместе со своим тестем Кристофером Бланшаром, также проживающим в Коррике, выражает надежду на то, что у миссис просто затянулся отпуск. Детектив Хорнер заявил, что «не склонен чрезмерно тревожиться. Если миссис Фанстон находится в безопасности, то я хотел бы призвать ее отозваться». Миссис Фанстон известна здесь как учительница уитэмской начальной школы Святого Эдмунда".
Пропала без вести. Я огляделась по сторонам. Поблизости никого не было. Стараясь не шуметь, я вырвала заметку из газеты. Злонамеренная порча имущества, мрачно подумала я.
Глава 31
Джоанна Нобл прикурила сигарету.
— Прежде чем мы начнем, ты не будешь против, если скажу несколько слов, которые могут показаться грубыми?
— Прежде чем мы начнем? Это звучит так, словно ты доктор или юрист.
— Ну а кто я? Именно это я и имела в виду. Подожди секунду. — Она наполнила наши бокалы белым вином, которое я купила в баре.
— За все хорошее, — иронически произнесла я.
Она сделала глоток вина и ткнула сигаретой в мою сторону.
— Смотри, Элис, я интервьюировала множество людей, иногда я ненавидела их, несколько раз я думала, что мы могли бы подружиться, но такого по тем или иным причинам никогда не случалось. Теперь же, похоже, становлюсь на дружескую ногу с женой человека, у которого я брала интервью, если не считать...
— Если не считать чего?
Она затянулась сигаретой.
— Я не знаю, чего ты хочешь. Если ты хочешь встречаться со мной, то не потому ли, что я такая удобная и надежная персона и ты не можешь найти никого лучше, чтобы поделиться своими проблемами? Или ты думаешь, что у меня имеется некоторый профессиональный опыт, который тебе может пригодиться? Что мы здесь делаем? Не лучше ли было рассказать все, что ты, как мне кажется, собираешься мне поведать, какому-нибудь другу, родственнику или...
— Или психиатру? — рассерженно перебила я, но тут же постаралась успокоиться. Было нечестно винить ее в том, что она отнеслась ко мне с некоторым подозрением. — Ты не подруга, я понимаю, но это не то, о чем я могла бы поговорить с подругой или родственником. И ты права, что не доверяешь мне. Я обратилась к тебе, потому что тебе известны вещи, о которых другие люди и не подозревают.
— Прежде чем мы начнем, ты не будешь против, если скажу несколько слов, которые могут показаться грубыми?
— Прежде чем мы начнем? Это звучит так, словно ты доктор или юрист.
— Ну а кто я? Именно это я и имела в виду. Подожди секунду. — Она наполнила наши бокалы белым вином, которое я купила в баре.
— За все хорошее, — иронически произнесла я.
Она сделала глоток вина и ткнула сигаретой в мою сторону.
— Смотри, Элис, я интервьюировала множество людей, иногда я ненавидела их, несколько раз я думала, что мы могли бы подружиться, но такого по тем или иным причинам никогда не случалось. Теперь же, похоже, становлюсь на дружескую ногу с женой человека, у которого я брала интервью, если не считать...
— Если не считать чего?
Она затянулась сигаретой.
— Я не знаю, чего ты хочешь. Если ты хочешь встречаться со мной, то не потому ли, что я такая удобная и надежная персона и ты не можешь найти никого лучше, чтобы поделиться своими проблемами? Или ты думаешь, что у меня имеется некоторый профессиональный опыт, который тебе может пригодиться? Что мы здесь делаем? Не лучше ли было рассказать все, что ты, как мне кажется, собираешься мне поведать, какому-нибудь другу, родственнику или...
— Или психиатру? — рассерженно перебила я, но тут же постаралась успокоиться. Было нечестно винить ее в том, что она отнеслась ко мне с некоторым подозрением. — Ты не подруга, я понимаю, но это не то, о чем я могла бы поговорить с подругой или родственником. И ты права, что не доверяешь мне. Я обратилась к тебе, потому что тебе известны вещи, о которых другие люди и не подозревают.