Френч Никки. Убей меня нежно

   Атмосфера была по-настоящему веселой. Если Адам казался немного не в своей тарелке, то это могло быть плодом моей сверхчувствительности, и в скором времени он был вовлечен в общий разговор. Но по поводу Грега не было никаких сомнений: он выглядел ужасно. Он кочевал от группы к группе, однако говорил мало и все время наполнял свой стакан. Через какое-то время я оказалась одна рядом с ним.
   — Я не ощущаю себя по-настоящему частью клуба, — смущенно проговорила я.
   — Я тоже, — сказал Грег. — Слушай. Дождь закончился. Пойдем, я покажу тебе сад Фила и Марджори.
   Вечеринка проходила в доме их давнего общего приятеля по экспедициям в горы, который после колледжа забросил это дело и стал работать в Сити. Пока его друзья продолжали, словно бродяги, кочевать по миру, зарабатывая то тут, то там, ища спонсоров, Фил обзавелся этим большим красивым домом, расположенным сразу за Лэдброк-гроув. Мы вышли во двор. Трава была мокрой, и я почувствовала, что ноги у меня замерзли и промокли, хотя на улице было приятно. Мы прошли к низкой стене в дальней части сада и стали смотреть на дом на другой стороне. Я обернулась. В окне на первом этаже я увидела Адама, стоявшего в группе других людей. Раз или два он бросил взгляд на нас. Мы с Грегом отсалютовали ему своими стаканами. Он ответил тем же.
   — Мне это нравится, — сказала я. — Мне нравится знать, что сегодня вечером светлее, чем вчера, а завтрашний вечер будет светлее, чем сегодняшний.
   — Если бы Адам не стоял там и не смотрел на нас, то у меня было бы такое чувство, словно я целую тебя, Элис, — сказал Грег. — В том смысле, что я как будто тебя целую, но если бы Адам не подсматривал, то я обязательно поцеловал бы.
   — Тогда я рада, что он стоит там, Грег, — сказала я. — Посмотри-ка сюда. — Я поднесла руку к его лицу, демонстрируя обручальное кольцо. — Доверие, верность навсегда и так далее.
   — Прости, я понимаю. — Грег снова помрачнел. — Ты знаешь о «Титанике»?
   — Слышала, — с легкой улыбкой ответила я, понимая, что стою с совершенно пьяным Грегом.
   — Знаешь?.. — Он помолчал. — Ты знаешь, что ни один из офицеров, выживших на «Титанике», никогда не получил под командование судно?
   — Нет, этого я не знала.
   — Невезение, понимаешь ли. Ошибка в расчетах. Что касается капитана, то ему повезло — он ушел на дно с судном. Это капитанам и положено делать. Знаешь, зачем я еду в Штаты?
   — Лазить по горам?
   — Нет, Элис, — чересчур живо отозвался он. — Нет. Я еду ликвидировать компанию. Вот так. Финита. Линия, начертанная на песке. Буду искать другое направление деятельности. По крайней мере капитан Ахав утащил с собой на дно кита. Люди, о которых я должен был заботиться, погибли, это моя вина, и со мной все кончено.
   — Грег, — сказала я, — ты не конченый человек. Я имею в виду, что это была не твоя вина.
   — О чем ты говоришь? — спросил он.
   Я посмотрела по сторонам. Адам был по-прежнему наверху. Обезумевшему, теперь еще и пьяному, я должна была все рассказать Грегу, прежде чем он уедет. Я просто обязана была сделать это для него. Возможно, у меня больше никогда не будет такого шанса. «Быть может, — думала я, — я найду в Греге союзника и не буду чувствовать себя такой одинокой, если расскажу ему». Во мне жила сумасшедшая надежда, что он стряхнет с себя это пьяное слезливое настроение и придет ко мне на выручку.
   — Ты читал книгу Клауса? — спросила я.
   — Нет, — сказал он, поднося к губам стакан с водкой.
   — Не нужно, — остановила я его. — Не пей больше. Я хочу, чтобы ты сосредоточился на том, что я сейчас скажу. Тебе должно быть известно, что, когда пропавшую партию на Чунгават доставили в лагерь, один из ее членов был еще жив. Ты помнишь, кто именно?
   Лицо Грега закаменело и стало мрачнее тучи.
   — Я в тот момент был не совсем в сознании. Это был Питер Папуорт, разве нет? Он просил о помощи, бедняга. О помощи, которую я не сумел оказать.
   — Нет, — сказала я. — Это ошибка Клауса. То был не Папуорт. То был Томас Бенн.
   — Ну что ж, — сказал Грег. — Тогда мы все были не в лучшей форме. Отсиживались внизу.
   — Что было главной чертой Бенна?
   — Он был дерьмовый альпинист.
   — Нет, ты ведь сам говорил. Он ни слова не говорил по-английски.
   — Ну и что?
   — Help. Help. Помогите. Вот что все услышали от него, умирающего, впадавшего в кому. Хорошенькое время, чтобы вдруг начать говорить по-английски.
   Грег пожал плечами:
   — Возможно, он сказал это по-немецки.
   — По-немецки будет hilfe. Звучит совсем непохоже.
   — Может быть, это был кто-нибудь другой.
   — Это не был никто другой. В журнальной статье три человека цитируют его последние слова. Два американца и один австралиец.
   — Так почему они сообщили, что слышали это?
   — Они сообщили это, потому что ожидали от него услышать именно это слово. Но я сомневаюсь, что он произнес именно его.
   — Что же, по-твоему, он сказал?
   Я огляделась. Адам по-прежнему оставался в доме. Я махнула ему рукой.
   — Думаю, что он сказал gelb.
   — Gelb? Что, черт возьми, это значит?
   — Это «желтый» по-немецки.
   — Желтый? За каким дьяволом ему вспоминать о желтом цвете, находясь при смерти? Может, у него были галлюцинации?
   — Нет. Я полагаю, что он думал о том, что его убило.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Цвет маршрутного шнура, по которому двигалась его группа вниз по хребту Близнецы. Не по той стороне хребта Близнецы. По желтому тросу.
   Грег начал было говорить, потом замолк. Я наблюдала, как до него медленно доходит смысл сказанного мной.
   — Но ведь маршрутный шнур, который вел вниз по хребту Близнецы, был голубым! Это мой маршрут. Они пошли не по той стороне хребта из-за того, что веревку снесло с маршрута. Потому что я плохо закрепил ее.
   — Не думаю, — сказала я. — Мне кажется, два верхних крюка на твоей линии вырвало потому, что кто-то этому помог. И я думаю, что Франсуаза, Питер, Кэрри, Томас и еще один... как его звали?
   — Алексис, — пробормотал Грег.
   — Все они пошли по другому отрогу, потому что их туда вел маршрутный шнур. Желтый шнур.
   Грег выглядел сбитым с толку, больным.
   — Как туда мог попасть желтый шнур?
   — Его натянули, чтобы увести группу в другом направлении.
   — Но кто?
   Я обернулась и еще раз посмотрела на окно. Адам взглянул вниз на нас, потом снова повернулся к женщине, с которой беседовал.
   — Могла произойти ошибка, — сказал Грег.
   — Никакой ошибки быть не могло, — медленно проговорила я.
   Повисла долгая, долгая тишина. Несколько раз Грег поднимал на меня глаза, потом опять отводил взгляд в сторону. Он вдруг опустился на влажную землю под куст, который качнулся, и на нас посыпались капли воды. Он сотрясался в судорогах и беспомощно всхлипывал.
   — Грег, — прошипела я, — соберись же.
   Он рыдал и рыдал.
   — Я не могу. Не могу.
   Я наклонилась, схватила его и встряхнула.
   — Грег, Грег. — Я заставила его подняться на ноги. Его лицо было красным и все в слезах. — Ты должен мне помочь, Грег. У меня больше никого нет. Я одна.
   — Я не могу. Не могу. Проклятый ублюдок. Я не могу. Где моя выпивка?
   — Ты выплеснул ее.
   — Мне нужно выпить.
   — Нет.
   — Мне нужно выпить.
   Грег неверным шагом прошел через сад в дом. Я минуту подождала. От учащенного дыхания вздымалась грудь. Потребовалось несколько минут, чтобы немного успокоиться. Теперь я должна была вернуться в дом и выглядеть так, словно ничего не произошло. В ту минуту, как я вступила на порог кухни на цокольном этаже, раздался страшный грохот, потом наверху послышались крики, звон разбивающегося стекла. Я побежала по каменным ступеням наверх. В передней был полный разгром, по полу катались дерущиеся люди. Мебель была перевернута, шторы сорваны. Раздавались крики и стоны. Сначала я не могла даже разобрать, кто участвует в свалке, потом увидела Грега, которого оттаскивали от другого человека. Это был Адам, он зажимал руками лицо. Я подбежала к нему.
   — Ты проклятый ублюдок, — кричал Грег. — Ублюдок! — Он, как сумасшедший, выбежал из комнаты. Дверь на улицу громко хлопнула. Он ушел.
   На лицах у всех находившихся в комнате читалось недоверие. Я взглянула на Адама. У него на скуле была глубокая царапина. Глаз уже заплывал. Он смотрел на меня.
   — Ах, Адам! — вскрикнула я и бросилась к нему.
   — В чем дело? — послышался чей-то голос. Это была Дебора. — Элис, вы с ним разговаривали. Что на него нашло?
   Я оглядела лица друзей, коллег, товарищей Адама, все ждали, сбитые с толку, рассерженные внезапным нападением. Я пожала плечами.
   — Он был пьян, — сказала я. — Видно, у него произошел душевный надлом. До него наконец дошло все сразу. — И повернулась к Адаму. — Дай я промою тебе рану, любовь моя.

Глава 36

   Этот бассейн был таким же, как те, куда я ходила в детстве, — выложенный зеленой плиткой, со старыми заплатками и пучочками волос, плавающими возле дна; надписи, требующие не бегать, не нырять, не курить и не шалить, порванные флаги, свисающие под моргающими лампами дневного освещения, мрачные кабинки. В общей раздевалке можно было увидеть женщин всех форм и размеров. Это напоминало картинку из детской книжки, иллюстрирующую разнообразие человеческих типов: обвисшие зады; покрытые сеткой вен, обвисшие груди; ребра, которые легко пересчитать, и костлявые плечи. Прежде чем надевать купальник, я взглянула на себя в тусклое зеркало и опять с тревогой заметила, что выгляжу очень нездоровой. Почему раньше я не обращала на это внимания? Потом натянула шапочку я плавательные очки, которые оказались настолько тесными, что у меня выпучились глаза, и прошла к бассейну. Пятьдесят раз туда и обратно — столько я собиралась проплыть.
   Я не плавала уже несколько месяцев. В ногах, которыми я по-лягушачьи отталкивалась в брассе или била, когда плыла кролем, ощущалась тяжесть. Грудь болела. Вода забралась под очки и щипала глаза. Плывший на спине мужчина, который вращал руками, словно циркулярная пила, больно ударил меня по животу и на меня же накричал. Я плавала, считая про себя, и смотрела на зеленую воду сквозь очки. Это было скучно: туда — сюда, туда — сюда. Теперь я вспомнила, почему бросила занятия плаванием. Но примерно через двадцать раз я начала входить в ритм, который стал действовать почти успокаивающе. Вместо того чтобы отдуваться и считать, я стала думать. Уже не лихорадочно, а неспешно. Я понимала, что нахожусь в страшной опасности и что никто не придет мне на помощь. Грег был моим последним шансом. Теперь я могла рассчитывать только на себя. С каждым гребком я ощущала ломоту в мышцах рук.
   Это могло показаться абсурдом, но я все же была спокойна. Предоставленная самой себе, я в первый раз за многие месяцы чувствовала, что опять стала собой. После всех этих страстей, ярости, страха, головокружительной бесконтрольности я снова могла здраво мыслить, будто вышла из лихорадочного забытья. Я была Элис Лаудон. Я потерялась и вот теперь нашлась. Сорок два, сорок три, сорок четыре. Неторопливо двигаясь в бассейне и избегая плывущих кролем мужчин, я выработала план. Припухлости у меня на плечах стали спадать.
   В раздевалке я быстро растерлась полотенцем, аккуратно, чтобы не замочить одежду, оделась и подкрасилась перед зеркалом. Рядом со мной еще одна посетительница бассейна подводила глаза. Мы улыбнулись друг другу — две женщины, вооружавшиеся против внешнего мира. Я высушила феном волосы и гладко зачесала назад, чтобы на лицо не упала ни одна прядка. В скором времени я собиралась их остричь, стать новой Элис. Адаму нравились мои волосы: он иногда зарывался в них, словно тонул. Это было, казалось, так давно — вся эта восторженная изматывающая тьма. Я подстригу их у парикмахера, чтобы не таскать с собой эту вызывающую, возбуждающую желание тяжесть.
   Я не сразу пошла на работу, а отправилась в расположенный неподалеку от бассейна итальянский ресторан, где заказала бокал красного вина, бутылку газированной воды и салат из морепродуктов с чесночным хлебом. Потом вытащила лист писчей бумаги, которую купила утром, и ручку. В верхней части листа я написала крупными буквами: «ДЛЯ ТОГО, КОГО ЭТО МОЖЕТ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ» — и дважды подчеркнула. Принесли мое вино, и я стала пить его мелкими глотками. Сейчас мне нужна была ясная голова. «Если меня найдут мертвой, — написала я, — или я бесследно исчезну, это будет означать, что я убита моим мужем, Адамом Таллисом».
   Принесли салат из морепродуктов и чесночный хлеб, официант по своей инициативе намолол на огромной мельнице черного перца и обильно посыпал им мою еду. Я подцепила похожий на резинку кружок кальмара и отправила его в рот, прожевала и запила.
   Я изложила все, что мне было известно, убористым почерком и в самой убедительной форме, на какую была способна. Я объяснила смерть Адели, отметив, что ее последнее письмо к Адаму, написанное непосредственно перед исчезновением, находится у меня в ящике комода под нижним бельем. Потом я рассказала о сестре Адели, Таре, которая преследовала Адама и была выловлена в канале в восточном Лондоне. Я даже описала убийство Шерпы. Странно, но именно смерть кота, а не женщин заставила меня ясно осознать размеры опасности, грозящей лично мне. Я вспомнила его, лежавшего в ванне с распоротым животом. Внутри у меня все сжалось. Я откусила кусочек хрустящего хлеба и сделала глоток вина, чтобы успокоить нервы. Потом проанализировала то, что случилось в горах с Франсуазой. Я рассказала о том, как Франсуаза отвергла Адама, о совершенно безопасной системе Грега, о предсмертных словах немца. Максимально подробно восстановила схему из журнала со всеми указательными стрелками и пунктирными линиями. Написала адрес Грега и сообщила, что все, что я здесь пишу, он может подтвердить.
   На отдельном листе я в общих словах составила завещание. Я оставляла все деньги родителям, драгоценности — ребенку Полин, если это будет девочка, или самой Полин, если у нее родится мальчик. Я оставляла Джейку две свои картины и брату — мои немногочисленные книги. Вот так. Мне особо и нечего было завещать. Я подумала о тех, кто наследует мое имущество, правда, как-то отстраненно. Ког-да я вспомнила свою жизнь с Джейком, то не ощутила никакого сожаления. Просто все казалось очень далеким — другой мир, другая я. И мне не хотелось возвращаться в прежний мир даже сейчас. Я не знала, чего хочу. Я была не в состоянии смотреть вперед, в будущее — может, потому, что не смела этого делать. Я оказалась заперта в страшном настоящем, и теперь существовали только шаги наугад, на ощупь, когда пробираешься сквозь опасность. Мне не хотелось умирать.
   Я свернула документы, запечатала в конверт и положила в сумочку. Потом покончила с ленчем, неспешно пережевывая еду, и допила вино. Затем я заказала кусок лимонного пирога, который оказался довольно жирным и терпким, и двойной эспрессо. Расплатившись, я достала свой новый мобильник, позвонила Клаудии и сообщила, что задерживаюсь и буду в офисе только через час. Если позвонит Адам, пусть скажет ему, что у меня встреча. Выйдя из ресторана, поймала такси.
   У Сильвии была встреча с клиентом, и ее помощница сказала, что она будет очень занята весь остаток дня.
   — Передайте ей, пожалуйста, что это Элис по совершенно неотложному делу и что мне понадобится всего несколько минут.
   Я подождала в холле, просматривая прошлогодние дамские журналы с рецептами — как похудеть, как добиться множественных оргазмов и как испечь морковный торт. Минут через двадцать из кабинета Сильвии вышла женщина с красными глазами, а я вошла.
   — Элис. — Она обняла меня, потом немного отстранилась. — Ты стала ужасно костлявой. Прости, что заставила тебя ждать. Я вынуждена была с самого ленча сидеть с истеричной разведенкой.
   — Я тебя не задержу надолго, — сказала я. — Понимаю, что ты жутко занята. Хочу попросить об одолжении. Очень простом.
   — Конечно, говори. Как поживает твой великолепный муж?
   — Именно поэтому я здесь, — сказала я и села напротив нее, между нами был огромный, заваленный бумагами стол.
   — С ним что-нибудь случилось?
   — В некотором роде.
   — Ты же не собираешься подавать на развод, не правда ли?
   У нее в глазах загорелось какое-то хищное любопытство.
   — Прошу всего лишь об одном одолжении. Я хочу, чтобы ты кое-что сохранила для меня. — Я вытащила из сумочки запечатанный конверт и толкнула его по столу в ее сторону. — И еще. Понимаю, что это звучит слишком театрально, но если меня найдут мертвой или я исчезну, прошу — передай это в полицию.
   Я почувствовала растерянность. В комнате повисла абсолютная тишина. Сильвия сидела с открытым ртом, на ее лице застыло изумленное выражение.
   — Элис, дорогая, это шутка?
   — Нет. Тебя это не затруднит?
   У нее на столе зазвонил телефон, но она не стала снимать трубку, и мы обе ждали, когда звонки прекратятся.
   — Нет, — рассеянно проговорила она. — Думаю, что нет.
   — Хорошо. — Я встала и взяла сумочку. — Передавай привет всей компании. Скажи, что я скучаю по ним. Что мне всегда их не хватало, хотя я сама сначала этого не понимала.
   Сильвия осталась сидеть и не отрываясь смотрела на меня. Когда я подошла к двери, она вскочила и кинулась за мной. Положила руку мне на плечо.
   — Элис, что случилось?
   — Прости, Сильвия. — Я поцеловала ее в щеку. — Может, как-нибудь в другой раз. Береги себя. И спасибо, что была мне подругой. Это придает сил.
   — Элис, — беспомощно повторила она. Но я уже была за дверью.
   К четырем я вернулась на работу. Час провела, давая указания отделу маркетинга, еще полчаса проспорила с бухгалтерами по поводу моего будущего бюджета. Под конец они сдались, так как я не собиралась отступать. Я поковырялась в бумагах на столе и ушла с работы раньше обычного. Адам, как я и предполагала, ждал меня. Он не читал газету, не глазел по сторонам и не посматривал на часы; он стоял совершенно неподвижно, весь внимание, и не спускал глаз с вертящихся дверей. Возможно, он уже целый час так стоял.
   Увидев меня, он не улыбнулся, но взял мою сумку, потом обнял за талию и посмотрел в глаза.
   — От тебя пахнет хлоркой.
   — Я ходила в бассейн.
   — И духами.
   — Ты их мне подарил.
   — Ты сегодня прекрасно выглядишь, любовь моя. Такая свежая и красивая. Не могу поверить, что ты моя жена.
   Он крепко поцеловал меня, я ответила и прижалась к нему. Было ощущение, что мое тело сделано из какой-то инертной твердой субстанции, которую больше никогда не охватит трепет желания. Я закрыла глаза, не в силах вынести его пристального взгляда. Что он мог увидеть? Что ему известно?
   — Хочу вытащить тебя на обед сегодня вечером, — сказал он. — Но сначала мы поедем домой, где я смогу трахнуть тебя.
   — Ты все это придумал заранее, — сказала я, податливая и улыбающаяся в тесном кольце его рук.
   — Да. Все до последней детали, моя Элис.

Глава 37

   Я не стала протестовать, когда он взял мою упаковку с пилюлями и одну за другой вытряс в унитаз маленькие желтые таблетки. Если бы кто-нибудь шесть месяцев назад сказал, что я позволю своему любовнику — мужу — без моего согласия спустить в унитаз мои противозачаточные таблетки, я рассмеялась бы этому человеку в лицо. Адам вытряс из упаковки последнюю таблетку, потом взял меня за руку и молча повел в спальню. Когда мы занимались любовью, он был очень нежным и просил меня все время смотреть ему в глаза. Я не протестовала. Но мой мозг все время был занят яростными расчетами. Возможно, он не знает, что эффект от пилюль сохраняется в течение какого-то времени, и к тому моменту я миную это месячное окно возможностей. Я догадывалась, что по крайней мере ближайшие две недели не забеременею. У меня было время. И все же я чувствовала, что он высаживает в меня ребенка, а я просто лежу на спине и принимаю его без всякой попытки протестовать. Это заставило меня понять, насколько мало я задумывалась о судьбе старых жен или партнерш алкоголиков. Катастрофа надвигается, приливная волна вот-вот накатит на пляж, где отдыхают люди. К тому моменту, когда ее видишь, ты уже не в силах с ней бороться или сопротивляться ей, и она поднимает тебя и уносит на своем гребне. Полагаю, однако, что я слабо представляла себе многие вещи. Большую часть жизни трагедии обходили меня стороной, и я не задумывалась должным образом о том, как живут и страдают другие.
   Когда я всматривалась в события последних нескольких месяцев, каждый раз ощущала стыд за то, с какой легкостью отринула прежнюю, любимую жизнь: семью, друзей, свои интересы, свое мировосприятие. Джейк обвинил меня в том, что я сожгла мосты, и это придало моему поведению ореол безоглядности и возвышенности. Но ведь я отвергла еще и людей. Теперь мне нужно было привести в порядок свои дела или по крайней мере сделать жест примирения в адрес тех, кого мое поведение, быть может, заставило страдать. Я написала письмо родителям, говоря, что понимаю, что давно с ними не виделась, но они всегда должны помнить, что я их очень люблю. Отправила открытку брату, к которому последний раз ездила год назад, постаравшись быть жизнерадостной и любящей. Я позвонила Полин и оставила на автоответчике сообщение, где интересовалась ходом беременности, говорила, что хотела бы в ближайшее время повидаться с ней, и сообщала, что соскучилась. Я послала запоздалую карточку Клайву — поздравление с днем рождения. И, собравшись с духом, позвонила Майку. Он казался скорее подавленным, чем обиженным, но мой звонок вроде бы не был ему неприятен. Он собирался на следующий день ехать в отпуск с женой и младшим сыном в Бретань, это был его первый отпуск за многие годы. Я прощалась со всеми, но они об этом не знали.
   Я решительно разрушила свой прежний мир и теперь пыталась спланировать, как обрушить и свой новый мир, чтобы получить возможность из него сбежать. Бывали еще времена — с каждым проходящим днем все реже, — когда мне казалось невозможным поверить, что все это происходит со мной. Я замужем за убийцей, красивым голубоглазым убийцей. Если он когда-нибудь узнает о том, что мне все известно, то убьет и меня, в этом сомнений не было. Если я попытаюсь скрыться, то он тоже убьет меня. Найдет и убьет.
   В тот вечер я приготовилась пойти на лекцию, где докладчик рассматривал новые данные о зависимости между лечением бесплодия и раком яичника: отчасти потому, что тема была отдаленно связана с моей работой, отчасти потому, что с ней выступал мой знакомый, но главным образом для того, чтобы побыть вдали от Адама. Он будет ждать меня снаружи и, конечно, я не смогу противиться тому, чтобы муж пошел со мной, если он будет на этом настаивать. Но на сей раз мы вместе будем находиться в моем мире, в мире убедительных научных поисков, эмпиризма и временной безопасности.
   Адам не ждал меня на улице. Мое облегчение было так велико, что походило на возбуждение. У меня мгновенно стала легче походка, прояснилось в голове. Все выглядело по-иному, когда он не стоял, ожидая моего появления в дверях и глядя на меня напряженным, задумчивым взглядом, который для меня теперь стал загадкой. Что это, ненависть или любовь, страсть или намерение убить? Эти пары всегда были тесно связаны с Адамом, и снова мне вспомнилась — с дрожью настоящего отвращения, смешанного со жгучим стыдом, — жестокость нашей брачной ночи в Лэйк-дистрикт. Я почувствовала, что нахожусь в ловушке долгого серого утра следующего дня.
   Я прошлась пешком до лекционного зала, что заняло у меня четверть часа, и, когда завернула за угол, чтобы подойти к зданию, увидела его. Он стоял у входа с букетом желтых роз. Женщины, проходя мимо, с вожделением посматривали на него, но он, казалось, этого не замечал. Его глаза искали только меня. Он ждал меня, но с другой стороны. Я остановилась и юркнула в ближайшую дверь, так как к горлу подступила волна тошноты. Мне никогда от него не скрыться: он всегда на шаг опережал меня, всегда ждал, всегда прикасался и прижимал к себе, не отпускал ни на минуту. С меня его было достаточно. Я подождала, пока не уляжется паника, затем осторожно, чтобы он не увидел, повернулась, побежала вниз по улице и свернула за угол. Там я махнула такси.
   — Куда едем, дорогуша?
   Куда? Куда я могла ехать? Я не могла убежать от него — ведь тогда он поймет, что я все знаю. Я пожала плечами, ощутив опустошающее поражение, и попросила водителя отвезти меня домой. В тюрьму. Я понимала, что долго так не выдержу. Ужас, который меня охватил при виде Адама, был практически осязаемым. Сколько еще я могу притворяться, что люблю его, что блаженствую, когда он меня ласкает, что вовсе не испугана? Мое тело бунтовало. Но я не знала, что делать.
   Когда я вошла в дверь, зазвонил телефон.
   — Алло.
   — Элис? — Это была Сильвия, и ее голос звучал взволнованно. — Не думала, что застану тебя.
   — Так почему звонишь?
   — На самом деле я хотела поговорить с Адамом. Мне немного неловко.
   Я вдруг почувствовала, что мои ноги стали холодными и мягкими, словно я вот-вот упаду в обморок.
   — С Адамом? — спросила я. — С чего это тебе захотелось поговорить с Адамом, Сильвия?
   На другом конце провода замолчали.