Страница:
— Спросите его, — продолжал я, — известно ли ему что-нибудь о неприятностях, которые могли быть у Шеридана Лорримора, помимо нанесения побоев одному из актеров в Торонто, — о таких неприятностях, которые могли бы кончиться тем, что Шеридан попал бы в тюрьму.
— Господи Иисусе! Лорриморы не попадают в тюрьму.
— Так я и понял, — сухо ответил я. — И еще, пожалуйста, спросите его, какие лошади будут участвовать в скачках в Виннипеге и какие — в Ванкувере, и какая из них, по мнению Билла, в действительности самая лучшая из всех в поезде, пусть даже она сейчас и не в лучшей форме, и у какой больше всего шансов победить в том и другом заездах.
— Первый вопрос мне не нужно задавать Биллу, я могу ответить и сама это есть в моем списке. В Ванкувере выступят почти все лошади, точнее — девять из одиннадцати. В Виннипеге скачут только Высокий Эвкалипт и Флокати.
Что до второго вопроса, то, по моему мнению, ни Высокий Эвкалипт, ни Флокати в Виннипеге не победят, потому что Мерсер Лорримор доставит туда на автомашине своего замечательного Премьера.
— Хм... Вы внимательно следите за скачками?
— Мой милый молодой человек, разве Билл вам не говорил? Мы с его отцом много лет издавали журнал «Мир скачек Онтарио», пока не продали его.
— Понимаю, — пристыженно сказал я.
— А что касается скачек в Ванкувере, — бодро продолжала она, — то Лорентайдский Ледник вполне может начать таять уже сейчас, а вот у Спаржи и Права Голоса шансы хорошие. Спаржа, вероятно, будет фаворитом, потому что она всегда в хорошей форме, но раз уж вы спросили, то самая лучшая лошадь, самая перспективная — скорее всего Право Голоса Мерсера Лорримора, он придет хоть на полголовы, а впереди.
— Миссис Бодлер, — сказал я, — вы просто сокровище.
— Да, и неоценимое, — согласилась она. — Что-нибудь еще?
— Больше ничего, разве что... Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
— Нет, не очень. Это весьма любезно с вашей стороны. До свидания, молодой человек. Я всегда здесь.
Она тут же положила трубку, словно желая избежать дальнейших расспросов о ее здоровье, и это живо напомнило мне мою тетю Вив, которая до самого конца сохраняла бодрость, хорошее настроение и страсть к лошадям.
Вернувшись в вагон-ресторан, я увидел, что Оливер и Кейти накрывают столики к ужину. Я машинально стал им помогать, хотя они сказали, что в этом нет необходимости. Когда с этим было покончено, мы удалились на кухню посмотреть, что там для нас готовит Ангус, и взять у него печатные меню, которые нужно разложить по столикам. В них было написано, что сначала будут поданы блины с икрой, потом баранья грудинка или холодная лососина, а потом шоколадный мусс со сливками.
— Ничего не останется, — вздохнула Кейти, и насчет блинов она оказалась права, хотя баранины нам всем в конце концов хватило.
Все духовки и горелки работали на полную мощность, и даже в том конце кухни, который был ближе всего к обеденному залу, стояла палящая жара. А там, где работал повар, термометр на стене показывал почти сорок градусов, однако высокий и худой Ангус, чей белый колпак почти доставал до потолка, выглядел хладнокровным и невозмутимым.
— Разве у вас нет кондиционера? — спросил я.
— Он работает только летом, — ответил Ангус. — А октябрь — официально уже зима, даже если в этом году он теплый. Для кондиционера нужен фреон, который весь улетучился, а снова заполнять систему будут только весной. Так мне сказала Симона.
Симона, сантиметров на тридцать ниже его, молча кивнула. По щекам ее стекали струйки пота. Понемногу начали появляться пассажиры — снимая плащи, они переговаривались о том, как холодно на улице. Вскоре ресторан был снова полон. На этот раз все Лорриморы сели вместе. Супруги Янг оказались за одним столиком с Ануинами из Австралии, а Филмер и Даффодил — с супружеской парой, которой, как мне потом сообщила Нелл, принадлежала лошадь по кличке Флокати.
Филмер, выглядевший весьма шикарно в своем темном костюме и сером галстуке, заботливо снял с Даффодил шиншилловую накидку и повесил на спинку стула. На ней было переливающееся черное платье, облегавшее фигуру, а ее бриллианты искрились при каждом движении. Нарочитой роскошью своих нарядов она оставляла далеко позади все остальное общество, даже Мейвис Брикнелл.
Поезд плавно, почти незаметно тронулся, и я занялся водой и хлебом.
Когда я проходил мимо Бемби Лорримор, она остановила меня, дотронувшись до моей руки. На ней был норковый жакет, который она никак не могла снять.
— Будьте добры, отнесите его в наш вагон, — сказала она. — Здесь слишком жарко. Положите его в гостиной, не в спальне.
— Конечно, мэм, — сказал я, поспешив ей на помощь. — С радостью.
Мерсер достал ключ и протянул его мне, пояснив, что дверь заперта.
— Заприте опять, когда будете возвращаться.
— Да, сэр.
Он кивнул. Неся жакет через руку, я прошел через салон-вагон и с большим интересом вступил в собственные апартаменты Лорриморов.
Там везде горел свет. Сначала я оказался в небольшой, никем не занятой спальне, потом в кухне, холодной и безжизненной. Здесь было налицо все необходимое, чтобы собственная прислуга готовила собственную пищу, но не было ни пищи, ни прислуги. Дальше шла запертая дверь, а за ней — маленькая и уютная столовая на восемь мест. Еще дальше — коридор и три спальни, двери двух из них были открыты. Я заглянул туда: кровать, комод, маленькая ванная с душем. Одна спальня явно принадлежала Занте, следовательно, другая — Шеридану. В спальню родителей я заходить не стал, а миновав ее, оказался в заднем конце вагона, в самом хвосте поезда.
Здесь находилась комфортабельная гостиная с телевизором и множеством мягких кресел зелено-голубых пастельных тонов. Я подошел к задней двери, выглянул наружу и увидел маленькую открытую площадку с начищенными до блеска медными перилами, а за ними — рельсы единственного пути Канадско-Тихоокеанской железной дороги, убегающие вдаль, в темноту. Я уже знал, что эта железная дорога, которая пересекает всю Канаду, большей частью однопутная.
Встречные поезда здесь могут разойтись только в городах и на немногочисленных разъездах.
Я положил норковый жакет на стул и отправился в обратный путь, заперев за собой дверь. Ключ я вернул Мерсеру, который молча кивнул и сунул его в карман.
Эмиль разливал вино. Пассажиры уплетали блины. Я снова влился в общую картину и стал, насколько возможно, незаметным. Как я обнаружил, лишь немногие смотрят прямо в лицо официанту, даже когда с ним разговаривают.
Примерно через час после отправления из Садбери мы меньше чем на пять минут остановились на станции Картье, а потом двинулись дальше. Пассажиры, насытившись бараниной и шоколадным муссом, не спеша выпили кофе, а потом по одному потянулись в бар салон-вагона. Занте Лорримор через некоторое время тоже встала из-за стола и направилась туда, но тут же с пронзительным воплем прибежала назад.
На этот раз все было взаправду. Спотыкаясь, она вбежала в ресторан, за ней с возбужденными восклицаниями следовало еще несколько человек. Она кинулась к родителям, которые были озадачены и встревожены.
— Я чуть не убилась! — задыхаясь, выкрикнула она. — Я чуть не шагнула в пустоту. Еще немного, и я бы убилась!
— А что случилось, дорогая? — спросил Мерсер, успокаивая ее.
— Ты не понял! — Она вся дрожала и была на грани истерики. — Я чуть не шагнула в пустоту, потому что нашего вагона там нет!
Это заставило обоих Лорриморов недоверчиво вскочить на ноги, но им достаточно было только взглянуть на лица людей, стоявших позади нее, чтобы понять, что это правда.
— И они говорят, все эти люди говорят... — с трудом выдавила она из себя, задыхаясь в смертельном испуге. — Они говорят, что тот, другой поезд, ежедневный «Канадец», идет за нами с разницей только в полчаса, и он врежется... он врежется... ну, понимаете?
Лорриморы, сопровождаемые всеми, кто еще оставался в ресторане, бросились назад, в салон-вагон, а мы с Эмилем переглянулись, и я спросил:
— Как предупредить тот поезд?
— Сообщите главному кондуктору. У него есть рация.
— Я пойду, — сказал я. — Я знаю, где его купе. Я его найду.
— Тогда спешите.
— Ладно.
Я поспешил. Побежал бегом. Добежал до купе Джорджа. Там никого не было.
Я направился дальше, то быстрым шагом, то бегом, где можно было, и, добравшись до сидячего вагона, увидел, что он идет мне навстречу. Он мгновенно понял, что я принес какие-то скверные новости, и тут же вытолкал меня на грохочущую переходную площадку между сидячим вагоном и центральным рестораном.
— Что там такое? — прокричал он.
— Вагон Лорриморов отцепился... Он где-то сзади, а за нами идет «Канадец».
Он помчался с такой скоростью, развить которую на ходу поезда не мог бы, по-моему, никто другой, и когда я дошел до его купе, он уже сидел в наушниках и говорил в микрофон.
— В Картье этот вагон был на месте, — сказал он. — Я сходил там с поезда и видел его. Вы уверены, что его от вас не видно? — Некоторое время он молча слушал. — Хорошо, тогда свяжитесь по радио с «Канадцем» и предупредите их кондуктора, чтобы они задержались в Картье, а? Я остановлю наш поезд, и мы вернемся за этим вагоном. Посмотрим, в чем там дело. А вы сообщите обо всем в Торонто и Монреаль. Вряд ли это будет для них приятный сюрприз в воскресный вечер, а? — Он усмехнулся, обернулся к двери купе, где стоял я, и окинул меня оценивающим взглядом. — Я оставлю тут одного человека дежурить на рации, — добавил он. — Сообщите ему, когда растолкуете все «Канадцу», а?
Выслушав ответ, он кивнул, снял наушники и протянул их мне.
— Вы на связи с диспетчером в Шрайбере, — сказал он. — Это впереди нас, немного не доходя Тандер-Бея. А он может связаться по радио непосредственно с «Канадцем», который идет за нами. Вы можете его слышать, ничего делать для этого не надо. А чтобы говорить с ним, нажмите кнопку.
Он показал, какую, и исчез. Я надел наушники и уселся в его кресло.
Через некоторое время послышался бесплотный голос:
— Вы слушаете?
Я нажал кнопку.
— Да.
— Скажите Джорджу, что я связался с «Канадцем», он задержится в Картье. За ним должен идти товарный поезд, но я вовремя связался с Садбери, и его оттуда не выпустят. Все очень недовольны. Передайте Джорджу, чтобы прицепил этот вагон и проваливал.
Я нажал кнопку.
— Хорошо.
— Кто вы? — спросил голос.
— Один из официантов.
— Хм, — произнес он и умолк. Великий трансконтинентальный скаковой поезд начал замедлять ход и вскоре плавно остановился. Почти в то же мгновение в дверях показался Джордж.
— Сообщите диспетчеру, что мы остановились и возвращаемся, — сказал он, когда я передал ему все, что было ведено. — Мы в восемнадцати километрах от Картье, между Бенни и Стралаком, то есть в необитаемых дебрях. Оставайтесь здесь, а?
И он снова исчез, на этот раз направляясь к месту происшествия — в хвост поезда. Я передал его слова диспетчеру и добавил:
— Сейчас мы медленно движемся задним ходом.
— Сообщите, когда обнаружите вагон.
— Хорошо.
За окнами все было погружено в темноту — местность безлюдная, ни единого огонька. Позже, прислушиваясь к возбужденным разговорам в ресторане, я узнал, что Джордж один стоял по ту сторону задней двери салон-вагона, на краю пустоты, и освещал путь ярким ручным фонарем. У него была портативная рация, с помощью которой он мог приказать машинисту еще замедлить ход и остановиться.
Вагон Лорриморов он обнаружил не доезжая километров двух до Картье.
Поезд остановился, он спрыгнул на землю и пошел осматривать блудный вагон.
Мне показалось, что мы очень долго стояли на месте. Потом свет в купе замигал, поезд медленно-медленно пополз назад, снова остановился, а потом его вдруг тряхнуло. После этого мы двинулись вперед — сначала понемногу, а потом все быстрее, свет перестал мигать, и вскоре появился Джордж. Он был мрачен, от его обычной усмешки ничего не осталось.
— В чем было дело? — спросил я.
— Ни в чем! — сердито ответил он. — Вот в чем все дело.
Он протянул руку за наушниками, и я отдал их. Он заговорил в микрофон:
— Это Джордж. Мы подобрали вагон Лорриморов в двух километрах к западу от Картье. Сцепное устройство в порядке. — Он некоторое время слушал. Да, я сказал то же самое. Какого дьявола, кто там у них работает в Картье, а? Кто-то отцепил этот вагон в Картье и сделал так, чтобы поезд вывел его со станции, в темноту, а потом он отцепился. Тормоза были отключены. Передайте в Картье, чтобы сейчас же послали кого-нибудь на путь, пусть поищут веревку или что-нибудь в этом роде, а? Труба отопления не разорвана, ее разъединили. Да, я сказал то же самое. Вентиль был закрыт. Какая там, к дьяволу, случайность, какая поломка — кто-то нарочно отцепил этот вагон.
Если бы дочка Лорриморов этого не обнаружила, «Канадец» врезался бы в него.
Нет, может быть, и не на большой скорости — но и сорока-пятидесяти километров в час хватило бы, чтобы «Канадец» наломал дров. Разнес бы этот вагон в щепки. Могли бы погибнуть машинисты «Канадца», а то и сам он слетел бы под откос. Скажите им, пусть поищут, а?
Он снял наушники и в ярости уставился на меня.
— Вы сумели бы расцепить вагоны? — спросил он.
— Конечно, нет.
— Для этого нужен железнодорожник. — Он просто кипел гневом. — Железнодорожник! Это все равно что автомеханик позволил бы кому-то уехать от него на машине, у которой болтаются рулевые тяги. Это преступление, а?
— Да.
— Еще сто лет назад, — сердито продолжал он, — изобрели специальную систему, чтобы вагон, который отцепился от поезда, не мог набрать скорость и во что-нибудь врезаться. У него автоматически срабатывают тормоза. — Он свирепо посмотрел на меня. — Так вот, эта система была отключена. Тормоза вагона не сработали. Этот вагон нарочно отцепили на ровном участке пути, а?
Ничего не понимаю. Зачем это сделали?
— Может быть, кто-нибудь недолюбливает Лорриморов? — предположил я.
— Мы разыщем этого сукина сына, — сказал он, не слушая меня. — Вряд ли в Картье так уж много людей, которые разбираются в поездах.
— У вас бывает много случаев саботажа? — спросил я.
— Только не такого. И не так уж много. Были когда-то один-два случая.
Но большей частью это хулиганы. Мальчишки, которые швыряются камнями с мостов. Ну, воруют по мелочам, а?
Я видел, что он воспринял такое предательство со стороны кого-то из своих как оскорбление. Как личное оскорбление. Ему было стыдно, как бывает, когда узнаешь, что твои соотечественники что-то натворили за границей.
Я спросил его, как он связывается с машинистом. Почему он сам отправился в голову поезда, чтобы его остановить, если есть портативная рация?
— Там слышен один только треск, когда мы едем сколько-нибудь быстро.
Лучше уж пойти самому.
На рации, по которой он связывался с твердой землей, загорелась лампочка, и он снова надел наушники.
— Джордж слушает, — сказал он, после чего долго молчал. Потом взглянул на часы и нахмурился. — Да. Хорошо. Понял. — Он снял наушники и покачал головой. — Они не собираются отправляться на путь искать веревку, пока не пройдут и «Канадец», и товарный поезд. Если у нашего саботажника есть хоть капля мозгов, к тому времени там уже никто не сможет найти никаких улик.
— Возможно, их там уже нет, — сказал я. — Уже почти час как мы отправились из Картье.
— Ну да. — Несмотря на охвативший было его гнев, к нему понемногу возвращалось хорошее настроение: в глазах у него уже снова появился иронический блеск. — Это почище того детектива, который разыгрывают тут ребята, а?
— Да, — согласился я, размышляя. — А труба отопления — это единственное, что соединяет вагоны друг с другом? Помимо сцепки, конечно.
— Правильно.
— А как насчет электричества? И воды?
Он отрицательно мотнул головой:
— Каждый вагон вырабатывает собственное электричество. Ни от кого не зависит. У них под полом генераторы... как динамки на велосипеде... они крутятся от колес и вырабатывают электричество. Проблема в том, что, когда мы едем медленно, свет мигает. Еще есть аккумуляторы для стоянок, но их хватает только на сорок пять минут, а? Это если мы не подключены к наземной сети на станции. А после этого остается аварийное освещение — только в коридорах и еще кое-где, часа на четыре, и после этого мы остаемся в темноте.
— А вода? — спросил я.
— Она под крышей.
— Правда? — удивился я.
Он терпеливо объяснил:
— На станциях, которые в городах, есть гидранты через каждые двадцать шесть метров — это длина вагона. По одному на каждый вагон. И электрические разъемы тоже, а? В общем, воду под напором накачивают в баки, которые под крышей, и она поступает в туалеты самотеком.
«Замечательно, — подумал я. — И благодаря всему этому можно было сравнительно легко и быстро отцепить вагон Лорриморов».
— Новые вагоны, — сказал Джордж, — будут отапливаться электричеством, а не паром, так что мы сможем обойтись без трубы отопления, а? И еще в них будут канализационные баки, а пока весь мусор и отходы сыплются прямо на рельсы.
— Канадскими железными дорогами будет восхищаться весь мир, — вежливо сказал я. Он усмехнулся:
— Три четверти поездов на линии Монреаль — Торонто опаздывают, а новые тепловозы регулярно ломаются. Старый подвижной состав, вроде этого поезда, лучше всего.
Он снова взял наушники. Я помахал ему рукой на прощание и пошел назад, в ресторан, где подлинное таинственное приключение легко оттеснило на задний план представление Зака, хотя некоторые были убеждены, что так и должно быть по сценарию.
Занте, окруженная всеобщим вниманием и сочувствием, заметно повеселела, а Филмер втолковывал Мерсеру Лорримору, что тому следовало бы предъявить железнодорожной компании иск на миллионы долларов за халатность. Едва не случившееся несчастье взволновало всех, возможно, еще и потому, что Занте осталась с ними, а не была унесена на носилках, как Анжелика.
Нелл сидела за столиком с супружеской парой лет сорока, которой, как она потом мне сказала, принадлежала одна из лошадей — темно-гнедой жеребец по кличке Красный Жар. Я стоял поблизости без особого дела, и муж, подозвав меня, попросил принести ему коньяку, жене водки со льдом, а для Нелл...
— Что для вас, Нелл?
— Только кока-колы, пожалуйста.
Я отправился на кухню, где, как я знал, хранилась кока-кола, но относительно всего остального находился в полном неведении, и делал Нелл отчаянные вопросительные жесты. Эмиль, повара, Оливер и Кейти, закончив уборку, ушли отдыхать, а магического ивового прутика, настроенного на алкоголь, который поворачивался бы в ту сторону, где находится коньяк или «Смирнофф», у меня не было.
Нелл что-то сказала владельцам, с которыми сидела, и подошла ко мне, сдерживая смех.
— Ну да, ужасно смешно, — сказал я. — Но какого дьявола мне сейчас делать?
— Возьмите подносик и принесите выпивку из бара. Я объясню им, что за это надо будет заплатить.
— Сегодня я и пяти минут не провел с вами наедине, — пожаловался я.
— Вы в самом низу социальной лестницы, а я наверху.
— Я мог бы вас за это возненавидеть.
— Ну и как, возненавидели?
— Пока нет, — сказал я.
— Если вы хорошо нас обслужите, я вам дам на чай.
Довольная своей шуткой, она отправилась на место, а я, беззлобно выругавшись про себя, поставил им на столик кока-колу и стакан для нее и пошел в салон-вагон за остальным. Как только я вернулся и доставил заказ, кто-то еще заказал то же самое, я проделал все сначала, а потом еще и еще раз.
Каждый раз я по дороге слышал обрывки разговоров, которые велись в баре, и какой-то еще более громкий непрерывный гомон дальше, в гостиной, и подумал, что после того как я обслужу всех в ресторане, надо будет, пожалуй, невзначай дойти до дальнего конца салон-вагона со своим подносом, снимающим всякие подозрения. Единственным, у кого этот план не вызвал одобрения, оказался бармен, который с недовольным видом сказал, что мне сейчас положено отдыхать, а пассажирам — приходить в бар за выпивкой самим и что я перехватываю его чаевые. Я счел эту претензию справедливой и предложил поделить чаевые пополам. Он прекрасно понимал, что, если бы я не бегал туда-сюда, большинство пассажиров поленились бы пойти за выпивкой, и тут же согласился, несомненно решив, что я не просто актер, а актер на амплуа простака.
Шеридан Лорримор, сидевший за столиком отдельно от родителей, потребовал, чтобы я немедленно принес ему двойное шотландское. У него был пронзительный голос, и его сестра, сидевшая через два столика, с недовольным видом обернулась.
— Нет, нет, тебе нельзя, — сказала она.
— Не твое дело. — Он чуть повернул голову в мою сторону и произнес, обращаясь к моему галстуку:
— Двойное шотландское, и бегом.
— Не давайте ему, — сказала Занте. Я стоял в нерешительности. Шеридан в ярости вскочил, схватил меня за плечо и подтолкнул в сторону двери.
— Ну-ка, быстро! — сказал он. — Делайте, черт возьми, что вам ведено.
Пойдите и принесите мне выпить.
Он еще раз подтолкнул меня, и довольно сильно. Уходя, я слышал, как он презрительно хмыкнул и сказал:
— С ними иначе нельзя.
Я отправился в салон-вагон, где некоторое время постоял с барменом, злясь на Шеридана, но не из-за его возмутительного поведения, а из-за того, что он привлек ко мне внимание. Филмер, правда, в этот момент сидел ко мне спиной, но совсем близко и вполне мог все слышать.
В дверях появился Мерсер Лорримор, немного помялся в нерешительности, а потом, увидев меня, подошел.
— Приношу вам извинения за моего сына, — сказал он устало, и у меня создалось впечатление, что ему и раньше приходилось без конца извиняться.
Он достал бумажник, вытащил двадцатидолларовую бумажку и протянул мне.
— Прошу вас, не надо, — сказал я. — В этом нет необходимости.
— Надо, надо. Возьмите.
Я понял, что ему станет легче, если я возьму деньги, словно это окажется в какой-то степени возмещением за проступок его сына. Я подумал, что ему пора бы перестать покупать для сына индульгенции и вместо этого потратиться на психиатра. Впрочем, он, возможно, испробовал и это. У Шеридана не просто скверный характер, и его отцу это давно стало ясно.
Мне не нравилось то, что он делал, но если бы я отказался от денег, я привлек бы к себе еще большее внимание, поэтому я взял их, а когда он с облегчением удалился в сторону ресторана, отдал их бармену.
— Что за история? — с любопытством спросил он, без колебаний сунув деньги в карман.
Когда я объяснил, он сказал:
— Вы должны были оставить деньги себе. И надо было потребовать втрое больше.
— Он почувствовал бы себя втрое благороднее, — сказал я, и бармен бросил на меня недоуменный взгляд.
Я не стал возвращаться в ресторан, а пошел вперед, в гостиную, где при виде моего желтого жилета кое у кого тут же появилась жажда, которую я постарался утолить. Теперь бармен уже был со мной приветлив, готов всячески помогать и сообщил, что у нас скоро кончится лед, который мы взяли в Садбери.
Наверху, на «смотровой площадке», уже перестали обсуждать потерю вагона и вместо этого говорили о том, соблаговолит ли появиться северное сияние: погода этому, по-видимому, вполне благоприятствовала. Я принес туда кое-кому выпить (в том числе Заку и Донне, которых это немало позабавило), а когда спускался вниз, увидел спины Мерсера с Бемби, Филмера и Даффодил они шли через гостиную, направляясь к двери, ведущей в вагон Лорриморов.
Мерсер посторонился, пропуская Бемби и остальных впереди себя через короткую грохочущую переходную площадку, а потом, прежде чем идти за ними, оттянулся, увидел меня и жестом подозвал к себе.
— Принесите, пожалуйста, льда, — сказал он, когда я подошел. — В гостиную.
— Да, сэр, — сказал я.
Он кивнул и скрылся. Я передал его просьбу бармену, который покачал головой и сказал, что у него осталось всего шесть кубиков. Я знал, что несколько упаковок льда еще есть в кухонном холодильнике, и, чувствуя себя так, словно всю жизнь проработал официантом в поезде, прошел через вагон-ресторан, чтобы его взять.
В ресторане оставалось совсем мало пассажиров, хотя миссис Янг все еще выслушивала излияния Занте и утешала ее. Нелл сидела напротив Шеридана Лорримора, который рассказывал ей, кажется, о том, как совсем недавно вдребезги разбил о столб свой «Ламборджини» и заказал новый.
— Новый столб? — с улыбкой спросила Нелл. Шеридан с недоумением взглянул на нее — он не слишком хорошо понимал шутки. Я взял на кухне упаковку льда и миску, покачиваясь от толчков, вернулся в бар, а потом отнес миску со льдом (на подносе) в гостиную Лорриморов.
Все четверо сидели в креслах. Бемби разговаривала с Даффодил, Мерсер — с Филмером. Мерсер сказал мне:
— Бокалы и коньяк вы найдете в столовой, в шкафу. И «Бенедиктин».
Принесите все сюда, пожалуйста.
— Да, сэр.
Филмер не обратил на меня никакого внимания. В уютной столовой стояли шкафы со стеклянными дверцами, затянутыми бледно-зеленой тканью. В одном из них я нашел бутылки, о которых шла речь, и принес их в гостиную. Филмер спросил:
— Будет Право Голоса выступать на Кубке конных заводов, если он победит в Виннипеге?
— Он не заявлен в Виннипеге, — сказал Мерсер. — Он будет выступать в Ванкувере.
— Ну да, я имел в виду Ванкувер.
— Господи Иисусе! Лорриморы не попадают в тюрьму.
— Так я и понял, — сухо ответил я. — И еще, пожалуйста, спросите его, какие лошади будут участвовать в скачках в Виннипеге и какие — в Ванкувере, и какая из них, по мнению Билла, в действительности самая лучшая из всех в поезде, пусть даже она сейчас и не в лучшей форме, и у какой больше всего шансов победить в том и другом заездах.
— Первый вопрос мне не нужно задавать Биллу, я могу ответить и сама это есть в моем списке. В Ванкувере выступят почти все лошади, точнее — девять из одиннадцати. В Виннипеге скачут только Высокий Эвкалипт и Флокати.
Что до второго вопроса, то, по моему мнению, ни Высокий Эвкалипт, ни Флокати в Виннипеге не победят, потому что Мерсер Лорримор доставит туда на автомашине своего замечательного Премьера.
— Хм... Вы внимательно следите за скачками?
— Мой милый молодой человек, разве Билл вам не говорил? Мы с его отцом много лет издавали журнал «Мир скачек Онтарио», пока не продали его.
— Понимаю, — пристыженно сказал я.
— А что касается скачек в Ванкувере, — бодро продолжала она, — то Лорентайдский Ледник вполне может начать таять уже сейчас, а вот у Спаржи и Права Голоса шансы хорошие. Спаржа, вероятно, будет фаворитом, потому что она всегда в хорошей форме, но раз уж вы спросили, то самая лучшая лошадь, самая перспективная — скорее всего Право Голоса Мерсера Лорримора, он придет хоть на полголовы, а впереди.
— Миссис Бодлер, — сказал я, — вы просто сокровище.
— Да, и неоценимое, — согласилась она. — Что-нибудь еще?
— Больше ничего, разве что... Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
— Нет, не очень. Это весьма любезно с вашей стороны. До свидания, молодой человек. Я всегда здесь.
Она тут же положила трубку, словно желая избежать дальнейших расспросов о ее здоровье, и это живо напомнило мне мою тетю Вив, которая до самого конца сохраняла бодрость, хорошее настроение и страсть к лошадям.
Вернувшись в вагон-ресторан, я увидел, что Оливер и Кейти накрывают столики к ужину. Я машинально стал им помогать, хотя они сказали, что в этом нет необходимости. Когда с этим было покончено, мы удалились на кухню посмотреть, что там для нас готовит Ангус, и взять у него печатные меню, которые нужно разложить по столикам. В них было написано, что сначала будут поданы блины с икрой, потом баранья грудинка или холодная лососина, а потом шоколадный мусс со сливками.
— Ничего не останется, — вздохнула Кейти, и насчет блинов она оказалась права, хотя баранины нам всем в конце концов хватило.
Все духовки и горелки работали на полную мощность, и даже в том конце кухни, который был ближе всего к обеденному залу, стояла палящая жара. А там, где работал повар, термометр на стене показывал почти сорок градусов, однако высокий и худой Ангус, чей белый колпак почти доставал до потолка, выглядел хладнокровным и невозмутимым.
— Разве у вас нет кондиционера? — спросил я.
— Он работает только летом, — ответил Ангус. — А октябрь — официально уже зима, даже если в этом году он теплый. Для кондиционера нужен фреон, который весь улетучился, а снова заполнять систему будут только весной. Так мне сказала Симона.
Симона, сантиметров на тридцать ниже его, молча кивнула. По щекам ее стекали струйки пота. Понемногу начали появляться пассажиры — снимая плащи, они переговаривались о том, как холодно на улице. Вскоре ресторан был снова полон. На этот раз все Лорриморы сели вместе. Супруги Янг оказались за одним столиком с Ануинами из Австралии, а Филмер и Даффодил — с супружеской парой, которой, как мне потом сообщила Нелл, принадлежала лошадь по кличке Флокати.
Филмер, выглядевший весьма шикарно в своем темном костюме и сером галстуке, заботливо снял с Даффодил шиншилловую накидку и повесил на спинку стула. На ней было переливающееся черное платье, облегавшее фигуру, а ее бриллианты искрились при каждом движении. Нарочитой роскошью своих нарядов она оставляла далеко позади все остальное общество, даже Мейвис Брикнелл.
Поезд плавно, почти незаметно тронулся, и я занялся водой и хлебом.
Когда я проходил мимо Бемби Лорримор, она остановила меня, дотронувшись до моей руки. На ней был норковый жакет, который она никак не могла снять.
— Будьте добры, отнесите его в наш вагон, — сказала она. — Здесь слишком жарко. Положите его в гостиной, не в спальне.
— Конечно, мэм, — сказал я, поспешив ей на помощь. — С радостью.
Мерсер достал ключ и протянул его мне, пояснив, что дверь заперта.
— Заприте опять, когда будете возвращаться.
— Да, сэр.
Он кивнул. Неся жакет через руку, я прошел через салон-вагон и с большим интересом вступил в собственные апартаменты Лорриморов.
Там везде горел свет. Сначала я оказался в небольшой, никем не занятой спальне, потом в кухне, холодной и безжизненной. Здесь было налицо все необходимое, чтобы собственная прислуга готовила собственную пищу, но не было ни пищи, ни прислуги. Дальше шла запертая дверь, а за ней — маленькая и уютная столовая на восемь мест. Еще дальше — коридор и три спальни, двери двух из них были открыты. Я заглянул туда: кровать, комод, маленькая ванная с душем. Одна спальня явно принадлежала Занте, следовательно, другая — Шеридану. В спальню родителей я заходить не стал, а миновав ее, оказался в заднем конце вагона, в самом хвосте поезда.
Здесь находилась комфортабельная гостиная с телевизором и множеством мягких кресел зелено-голубых пастельных тонов. Я подошел к задней двери, выглянул наружу и увидел маленькую открытую площадку с начищенными до блеска медными перилами, а за ними — рельсы единственного пути Канадско-Тихоокеанской железной дороги, убегающие вдаль, в темноту. Я уже знал, что эта железная дорога, которая пересекает всю Канаду, большей частью однопутная.
Встречные поезда здесь могут разойтись только в городах и на немногочисленных разъездах.
Я положил норковый жакет на стул и отправился в обратный путь, заперев за собой дверь. Ключ я вернул Мерсеру, который молча кивнул и сунул его в карман.
Эмиль разливал вино. Пассажиры уплетали блины. Я снова влился в общую картину и стал, насколько возможно, незаметным. Как я обнаружил, лишь немногие смотрят прямо в лицо официанту, даже когда с ним разговаривают.
Примерно через час после отправления из Садбери мы меньше чем на пять минут остановились на станции Картье, а потом двинулись дальше. Пассажиры, насытившись бараниной и шоколадным муссом, не спеша выпили кофе, а потом по одному потянулись в бар салон-вагона. Занте Лорримор через некоторое время тоже встала из-за стола и направилась туда, но тут же с пронзительным воплем прибежала назад.
На этот раз все было взаправду. Спотыкаясь, она вбежала в ресторан, за ней с возбужденными восклицаниями следовало еще несколько человек. Она кинулась к родителям, которые были озадачены и встревожены.
— Я чуть не убилась! — задыхаясь, выкрикнула она. — Я чуть не шагнула в пустоту. Еще немного, и я бы убилась!
— А что случилось, дорогая? — спросил Мерсер, успокаивая ее.
— Ты не понял! — Она вся дрожала и была на грани истерики. — Я чуть не шагнула в пустоту, потому что нашего вагона там нет!
Это заставило обоих Лорриморов недоверчиво вскочить на ноги, но им достаточно было только взглянуть на лица людей, стоявших позади нее, чтобы понять, что это правда.
— И они говорят, все эти люди говорят... — с трудом выдавила она из себя, задыхаясь в смертельном испуге. — Они говорят, что тот, другой поезд, ежедневный «Канадец», идет за нами с разницей только в полчаса, и он врежется... он врежется... ну, понимаете?
Лорриморы, сопровождаемые всеми, кто еще оставался в ресторане, бросились назад, в салон-вагон, а мы с Эмилем переглянулись, и я спросил:
— Как предупредить тот поезд?
— Сообщите главному кондуктору. У него есть рация.
— Я пойду, — сказал я. — Я знаю, где его купе. Я его найду.
— Тогда спешите.
— Ладно.
Я поспешил. Побежал бегом. Добежал до купе Джорджа. Там никого не было.
Я направился дальше, то быстрым шагом, то бегом, где можно было, и, добравшись до сидячего вагона, увидел, что он идет мне навстречу. Он мгновенно понял, что я принес какие-то скверные новости, и тут же вытолкал меня на грохочущую переходную площадку между сидячим вагоном и центральным рестораном.
— Что там такое? — прокричал он.
— Вагон Лорриморов отцепился... Он где-то сзади, а за нами идет «Канадец».
Он помчался с такой скоростью, развить которую на ходу поезда не мог бы, по-моему, никто другой, и когда я дошел до его купе, он уже сидел в наушниках и говорил в микрофон.
— В Картье этот вагон был на месте, — сказал он. — Я сходил там с поезда и видел его. Вы уверены, что его от вас не видно? — Некоторое время он молча слушал. — Хорошо, тогда свяжитесь по радио с «Канадцем» и предупредите их кондуктора, чтобы они задержались в Картье, а? Я остановлю наш поезд, и мы вернемся за этим вагоном. Посмотрим, в чем там дело. А вы сообщите обо всем в Торонто и Монреаль. Вряд ли это будет для них приятный сюрприз в воскресный вечер, а? — Он усмехнулся, обернулся к двери купе, где стоял я, и окинул меня оценивающим взглядом. — Я оставлю тут одного человека дежурить на рации, — добавил он. — Сообщите ему, когда растолкуете все «Канадцу», а?
Выслушав ответ, он кивнул, снял наушники и протянул их мне.
— Вы на связи с диспетчером в Шрайбере, — сказал он. — Это впереди нас, немного не доходя Тандер-Бея. А он может связаться по радио непосредственно с «Канадцем», который идет за нами. Вы можете его слышать, ничего делать для этого не надо. А чтобы говорить с ним, нажмите кнопку.
Он показал, какую, и исчез. Я надел наушники и уселся в его кресло.
Через некоторое время послышался бесплотный голос:
— Вы слушаете?
Я нажал кнопку.
— Да.
— Скажите Джорджу, что я связался с «Канадцем», он задержится в Картье. За ним должен идти товарный поезд, но я вовремя связался с Садбери, и его оттуда не выпустят. Все очень недовольны. Передайте Джорджу, чтобы прицепил этот вагон и проваливал.
Я нажал кнопку.
— Хорошо.
— Кто вы? — спросил голос.
— Один из официантов.
— Хм, — произнес он и умолк. Великий трансконтинентальный скаковой поезд начал замедлять ход и вскоре плавно остановился. Почти в то же мгновение в дверях показался Джордж.
— Сообщите диспетчеру, что мы остановились и возвращаемся, — сказал он, когда я передал ему все, что было ведено. — Мы в восемнадцати километрах от Картье, между Бенни и Стралаком, то есть в необитаемых дебрях. Оставайтесь здесь, а?
И он снова исчез, на этот раз направляясь к месту происшествия — в хвост поезда. Я передал его слова диспетчеру и добавил:
— Сейчас мы медленно движемся задним ходом.
— Сообщите, когда обнаружите вагон.
— Хорошо.
За окнами все было погружено в темноту — местность безлюдная, ни единого огонька. Позже, прислушиваясь к возбужденным разговорам в ресторане, я узнал, что Джордж один стоял по ту сторону задней двери салон-вагона, на краю пустоты, и освещал путь ярким ручным фонарем. У него была портативная рация, с помощью которой он мог приказать машинисту еще замедлить ход и остановиться.
Вагон Лорриморов он обнаружил не доезжая километров двух до Картье.
Поезд остановился, он спрыгнул на землю и пошел осматривать блудный вагон.
Мне показалось, что мы очень долго стояли на месте. Потом свет в купе замигал, поезд медленно-медленно пополз назад, снова остановился, а потом его вдруг тряхнуло. После этого мы двинулись вперед — сначала понемногу, а потом все быстрее, свет перестал мигать, и вскоре появился Джордж. Он был мрачен, от его обычной усмешки ничего не осталось.
— В чем было дело? — спросил я.
— Ни в чем! — сердито ответил он. — Вот в чем все дело.
Он протянул руку за наушниками, и я отдал их. Он заговорил в микрофон:
— Это Джордж. Мы подобрали вагон Лорриморов в двух километрах к западу от Картье. Сцепное устройство в порядке. — Он некоторое время слушал. Да, я сказал то же самое. Какого дьявола, кто там у них работает в Картье, а? Кто-то отцепил этот вагон в Картье и сделал так, чтобы поезд вывел его со станции, в темноту, а потом он отцепился. Тормоза были отключены. Передайте в Картье, чтобы сейчас же послали кого-нибудь на путь, пусть поищут веревку или что-нибудь в этом роде, а? Труба отопления не разорвана, ее разъединили. Да, я сказал то же самое. Вентиль был закрыт. Какая там, к дьяволу, случайность, какая поломка — кто-то нарочно отцепил этот вагон.
Если бы дочка Лорриморов этого не обнаружила, «Канадец» врезался бы в него.
Нет, может быть, и не на большой скорости — но и сорока-пятидесяти километров в час хватило бы, чтобы «Канадец» наломал дров. Разнес бы этот вагон в щепки. Могли бы погибнуть машинисты «Канадца», а то и сам он слетел бы под откос. Скажите им, пусть поищут, а?
Он снял наушники и в ярости уставился на меня.
— Вы сумели бы расцепить вагоны? — спросил он.
— Конечно, нет.
— Для этого нужен железнодорожник. — Он просто кипел гневом. — Железнодорожник! Это все равно что автомеханик позволил бы кому-то уехать от него на машине, у которой болтаются рулевые тяги. Это преступление, а?
— Да.
— Еще сто лет назад, — сердито продолжал он, — изобрели специальную систему, чтобы вагон, который отцепился от поезда, не мог набрать скорость и во что-нибудь врезаться. У него автоматически срабатывают тормоза. — Он свирепо посмотрел на меня. — Так вот, эта система была отключена. Тормоза вагона не сработали. Этот вагон нарочно отцепили на ровном участке пути, а?
Ничего не понимаю. Зачем это сделали?
— Может быть, кто-нибудь недолюбливает Лорриморов? — предположил я.
— Мы разыщем этого сукина сына, — сказал он, не слушая меня. — Вряд ли в Картье так уж много людей, которые разбираются в поездах.
— У вас бывает много случаев саботажа? — спросил я.
— Только не такого. И не так уж много. Были когда-то один-два случая.
Но большей частью это хулиганы. Мальчишки, которые швыряются камнями с мостов. Ну, воруют по мелочам, а?
Я видел, что он воспринял такое предательство со стороны кого-то из своих как оскорбление. Как личное оскорбление. Ему было стыдно, как бывает, когда узнаешь, что твои соотечественники что-то натворили за границей.
Я спросил его, как он связывается с машинистом. Почему он сам отправился в голову поезда, чтобы его остановить, если есть портативная рация?
— Там слышен один только треск, когда мы едем сколько-нибудь быстро.
Лучше уж пойти самому.
На рации, по которой он связывался с твердой землей, загорелась лампочка, и он снова надел наушники.
— Джордж слушает, — сказал он, после чего долго молчал. Потом взглянул на часы и нахмурился. — Да. Хорошо. Понял. — Он снял наушники и покачал головой. — Они не собираются отправляться на путь искать веревку, пока не пройдут и «Канадец», и товарный поезд. Если у нашего саботажника есть хоть капля мозгов, к тому времени там уже никто не сможет найти никаких улик.
— Возможно, их там уже нет, — сказал я. — Уже почти час как мы отправились из Картье.
— Ну да. — Несмотря на охвативший было его гнев, к нему понемногу возвращалось хорошее настроение: в глазах у него уже снова появился иронический блеск. — Это почище того детектива, который разыгрывают тут ребята, а?
— Да, — согласился я, размышляя. — А труба отопления — это единственное, что соединяет вагоны друг с другом? Помимо сцепки, конечно.
— Правильно.
— А как насчет электричества? И воды?
Он отрицательно мотнул головой:
— Каждый вагон вырабатывает собственное электричество. Ни от кого не зависит. У них под полом генераторы... как динамки на велосипеде... они крутятся от колес и вырабатывают электричество. Проблема в том, что, когда мы едем медленно, свет мигает. Еще есть аккумуляторы для стоянок, но их хватает только на сорок пять минут, а? Это если мы не подключены к наземной сети на станции. А после этого остается аварийное освещение — только в коридорах и еще кое-где, часа на четыре, и после этого мы остаемся в темноте.
— А вода? — спросил я.
— Она под крышей.
— Правда? — удивился я.
Он терпеливо объяснил:
— На станциях, которые в городах, есть гидранты через каждые двадцать шесть метров — это длина вагона. По одному на каждый вагон. И электрические разъемы тоже, а? В общем, воду под напором накачивают в баки, которые под крышей, и она поступает в туалеты самотеком.
«Замечательно, — подумал я. — И благодаря всему этому можно было сравнительно легко и быстро отцепить вагон Лорриморов».
— Новые вагоны, — сказал Джордж, — будут отапливаться электричеством, а не паром, так что мы сможем обойтись без трубы отопления, а? И еще в них будут канализационные баки, а пока весь мусор и отходы сыплются прямо на рельсы.
— Канадскими железными дорогами будет восхищаться весь мир, — вежливо сказал я. Он усмехнулся:
— Три четверти поездов на линии Монреаль — Торонто опаздывают, а новые тепловозы регулярно ломаются. Старый подвижной состав, вроде этого поезда, лучше всего.
Он снова взял наушники. Я помахал ему рукой на прощание и пошел назад, в ресторан, где подлинное таинственное приключение легко оттеснило на задний план представление Зака, хотя некоторые были убеждены, что так и должно быть по сценарию.
Занте, окруженная всеобщим вниманием и сочувствием, заметно повеселела, а Филмер втолковывал Мерсеру Лорримору, что тому следовало бы предъявить железнодорожной компании иск на миллионы долларов за халатность. Едва не случившееся несчастье взволновало всех, возможно, еще и потому, что Занте осталась с ними, а не была унесена на носилках, как Анжелика.
Нелл сидела за столиком с супружеской парой лет сорока, которой, как она потом мне сказала, принадлежала одна из лошадей — темно-гнедой жеребец по кличке Красный Жар. Я стоял поблизости без особого дела, и муж, подозвав меня, попросил принести ему коньяку, жене водки со льдом, а для Нелл...
— Что для вас, Нелл?
— Только кока-колы, пожалуйста.
Я отправился на кухню, где, как я знал, хранилась кока-кола, но относительно всего остального находился в полном неведении, и делал Нелл отчаянные вопросительные жесты. Эмиль, повара, Оливер и Кейти, закончив уборку, ушли отдыхать, а магического ивового прутика, настроенного на алкоголь, который поворачивался бы в ту сторону, где находится коньяк или «Смирнофф», у меня не было.
Нелл что-то сказала владельцам, с которыми сидела, и подошла ко мне, сдерживая смех.
— Ну да, ужасно смешно, — сказал я. — Но какого дьявола мне сейчас делать?
— Возьмите подносик и принесите выпивку из бара. Я объясню им, что за это надо будет заплатить.
— Сегодня я и пяти минут не провел с вами наедине, — пожаловался я.
— Вы в самом низу социальной лестницы, а я наверху.
— Я мог бы вас за это возненавидеть.
— Ну и как, возненавидели?
— Пока нет, — сказал я.
— Если вы хорошо нас обслужите, я вам дам на чай.
Довольная своей шуткой, она отправилась на место, а я, беззлобно выругавшись про себя, поставил им на столик кока-колу и стакан для нее и пошел в салон-вагон за остальным. Как только я вернулся и доставил заказ, кто-то еще заказал то же самое, я проделал все сначала, а потом еще и еще раз.
Каждый раз я по дороге слышал обрывки разговоров, которые велись в баре, и какой-то еще более громкий непрерывный гомон дальше, в гостиной, и подумал, что после того как я обслужу всех в ресторане, надо будет, пожалуй, невзначай дойти до дальнего конца салон-вагона со своим подносом, снимающим всякие подозрения. Единственным, у кого этот план не вызвал одобрения, оказался бармен, который с недовольным видом сказал, что мне сейчас положено отдыхать, а пассажирам — приходить в бар за выпивкой самим и что я перехватываю его чаевые. Я счел эту претензию справедливой и предложил поделить чаевые пополам. Он прекрасно понимал, что, если бы я не бегал туда-сюда, большинство пассажиров поленились бы пойти за выпивкой, и тут же согласился, несомненно решив, что я не просто актер, а актер на амплуа простака.
Шеридан Лорримор, сидевший за столиком отдельно от родителей, потребовал, чтобы я немедленно принес ему двойное шотландское. У него был пронзительный голос, и его сестра, сидевшая через два столика, с недовольным видом обернулась.
— Нет, нет, тебе нельзя, — сказала она.
— Не твое дело. — Он чуть повернул голову в мою сторону и произнес, обращаясь к моему галстуку:
— Двойное шотландское, и бегом.
— Не давайте ему, — сказала Занте. Я стоял в нерешительности. Шеридан в ярости вскочил, схватил меня за плечо и подтолкнул в сторону двери.
— Ну-ка, быстро! — сказал он. — Делайте, черт возьми, что вам ведено.
Пойдите и принесите мне выпить.
Он еще раз подтолкнул меня, и довольно сильно. Уходя, я слышал, как он презрительно хмыкнул и сказал:
— С ними иначе нельзя.
Я отправился в салон-вагон, где некоторое время постоял с барменом, злясь на Шеридана, но не из-за его возмутительного поведения, а из-за того, что он привлек ко мне внимание. Филмер, правда, в этот момент сидел ко мне спиной, но совсем близко и вполне мог все слышать.
В дверях появился Мерсер Лорримор, немного помялся в нерешительности, а потом, увидев меня, подошел.
— Приношу вам извинения за моего сына, — сказал он устало, и у меня создалось впечатление, что ему и раньше приходилось без конца извиняться.
Он достал бумажник, вытащил двадцатидолларовую бумажку и протянул мне.
— Прошу вас, не надо, — сказал я. — В этом нет необходимости.
— Надо, надо. Возьмите.
Я понял, что ему станет легче, если я возьму деньги, словно это окажется в какой-то степени возмещением за проступок его сына. Я подумал, что ему пора бы перестать покупать для сына индульгенции и вместо этого потратиться на психиатра. Впрочем, он, возможно, испробовал и это. У Шеридана не просто скверный характер, и его отцу это давно стало ясно.
Мне не нравилось то, что он делал, но если бы я отказался от денег, я привлек бы к себе еще большее внимание, поэтому я взял их, а когда он с облегчением удалился в сторону ресторана, отдал их бармену.
— Что за история? — с любопытством спросил он, без колебаний сунув деньги в карман.
Когда я объяснил, он сказал:
— Вы должны были оставить деньги себе. И надо было потребовать втрое больше.
— Он почувствовал бы себя втрое благороднее, — сказал я, и бармен бросил на меня недоуменный взгляд.
Я не стал возвращаться в ресторан, а пошел вперед, в гостиную, где при виде моего желтого жилета кое у кого тут же появилась жажда, которую я постарался утолить. Теперь бармен уже был со мной приветлив, готов всячески помогать и сообщил, что у нас скоро кончится лед, который мы взяли в Садбери.
Наверху, на «смотровой площадке», уже перестали обсуждать потерю вагона и вместо этого говорили о том, соблаговолит ли появиться северное сияние: погода этому, по-видимому, вполне благоприятствовала. Я принес туда кое-кому выпить (в том числе Заку и Донне, которых это немало позабавило), а когда спускался вниз, увидел спины Мерсера с Бемби, Филмера и Даффодил они шли через гостиную, направляясь к двери, ведущей в вагон Лорриморов.
Мерсер посторонился, пропуская Бемби и остальных впереди себя через короткую грохочущую переходную площадку, а потом, прежде чем идти за ними, оттянулся, увидел меня и жестом подозвал к себе.
— Принесите, пожалуйста, льда, — сказал он, когда я подошел. — В гостиную.
— Да, сэр, — сказал я.
Он кивнул и скрылся. Я передал его просьбу бармену, который покачал головой и сказал, что у него осталось всего шесть кубиков. Я знал, что несколько упаковок льда еще есть в кухонном холодильнике, и, чувствуя себя так, словно всю жизнь проработал официантом в поезде, прошел через вагон-ресторан, чтобы его взять.
В ресторане оставалось совсем мало пассажиров, хотя миссис Янг все еще выслушивала излияния Занте и утешала ее. Нелл сидела напротив Шеридана Лорримора, который рассказывал ей, кажется, о том, как совсем недавно вдребезги разбил о столб свой «Ламборджини» и заказал новый.
— Новый столб? — с улыбкой спросила Нелл. Шеридан с недоумением взглянул на нее — он не слишком хорошо понимал шутки. Я взял на кухне упаковку льда и миску, покачиваясь от толчков, вернулся в бар, а потом отнес миску со льдом (на подносе) в гостиную Лорриморов.
Все четверо сидели в креслах. Бемби разговаривала с Даффодил, Мерсер — с Филмером. Мерсер сказал мне:
— Бокалы и коньяк вы найдете в столовой, в шкафу. И «Бенедиктин».
Принесите все сюда, пожалуйста.
— Да, сэр.
Филмер не обратил на меня никакого внимания. В уютной столовой стояли шкафы со стеклянными дверцами, затянутыми бледно-зеленой тканью. В одном из них я нашел бутылки, о которых шла речь, и принес их в гостиную. Филмер спросил:
— Будет Право Голоса выступать на Кубке конных заводов, если он победит в Виннипеге?
— Он не заявлен в Виннипеге, — сказал Мерсер. — Он будет выступать в Ванкувере.
— Ну да, я имел в виду Ванкувер.