Фрэнсис Дик. На полголовы впереди

   — Сначала вы расскажите, как случилось, что вы получили нокаут, сказал я.
   — Не помню. Я шел в голову поезда, чтобы поговорить с машинистом. Вид у него был недоумевающий. — А следующее, что я помню, — как я лежу там связанный. Пролежал так словно целую вечность. Никак не мог понять, что случилось. — У него не было сил даже усмехнуться. — Мне сказали, что я лежал в купе Джонсона. Должно быть, это Джонсон сделал. Застал меня врасплох.
   — Да.
   — Где он сейчас?
   — Бог знает. — Я рассказал Джорджу, как Джонсон напал на меня, как я оставил его там лежать и как нигде его не видел на обратном пути.
   — Есть две возможности, — сказал Джордж. — Нет, наверное, три. Либо он куда-то смылся, либо прямо сейчас садится в «Канадец».
   Я удивленно посмотрел на него. Об этом я не подумал.
   — А третья? — спросил я.
   Затуманенные глаза Джорджа устало блеснули.
   — Гора, где мы останавливались, — сказал он, — называется Скуилакс.
   Скуилакс — это по-индейски «черный медведь».
   У меня перехватило дыхание.
   — Я не видел никаких медведей.
   — И то хорошо.
   Я почему-то не думал, что Джонсона съел медведь. Как-то не верилось.
   У меня мелькнула мысль, что я, наверное, был не в себе, но все это время, пока я находился там, на горе Черный Медведь, я ни минуты не верил ни в каких медведей.
   — Знаете что? — сказал Джордж. — У нового подвижного состава буксы горят редко — там оси на шарикоподшипниках, а? Не просто ветошь с маслом.
   Такое может случиться только со старым вагоном вроде нашего. И знаете что?
   Спорить могу, что это Джонсон вытащил набивку из буксы, когда мы стояли в Ревелстоке.
   — А зачем там ветошь?
   — Тряпки. Тряпки, пропитанные маслом. Это лучше, чем просто смазка.
   Имейте в виду, мне уже довелось однажды видеть, как буксу вывели из строя.
   Только в тот раз не просто вытащили ветошь, а напихали туда железных опилок, а? И поезд сошел с рельсов. Еще у одного железнодорожника был зуб на компанию. Но бывает, что буксы горят и случайно. Из-за этого кое-где сбоку от рельсов ставят тепловые датчики с системами аварийной сигнализации. Как этот Джонсон мог думать, что такое сойдет ему с рук?
   — Он не знает, что у нас есть его фотография.
   Джордж собрался было засмеяться, но тут же передумал.
   — Томми, вы меня убиваете. Но о чем думал мой заместитель, когда послал вас с огнями? Это же его дело, а? Идти должен был он.
   — Он сказал, что я смогу идти быстрее.
   — Ну, пожалуй, он был прав. Но ведь вы не железнодорожник.
   — Он про это забыл, — сказал я. — Но я думал, что он мог бы предупредить Лорриморов... и всех остальных... чтобы они не пострадали.
   Джордж подумал:
   — Не скажу, что он должен был это сделать. И не скажу, что не должен был.
   — Железнодорожники своих не выдают?
   — Ему скоро на пенсию. И ведь никого даже с койки не сбросило, а?
   — Нам просто повезло.
   — Поезда всегда останавливаются, когда на пути фальшфейер, — сказал он спокойно.
   Я не стал настаивать. Наверное, действительно нельзя лишать человека пенсии за то, что он не сделал чего-то такого, чего, как выяснилось, делать было и не нужно.
   Вскоре мы прибыли в Камлупс, где нам проверили все буксы и заменили рацию. Все шло по плану. Как только мы тронулись дальше, Джордж наконец согласился лечь одетым на койку и попытаться заснуть, а через два купе от него я попробовал сделать то же самое.
   Чувствовать, что тебе больно, всегда начинаешь только тогда, когда есть время об этом подумать. Тупая ноющая боль в том месте, где дубинка Джонсона опустилась мне на спину, то усиливалась, то снова стихала: пока я стоял, все было в порядке, но стоило мне лечь, как становилось хуже. Это меня раздражало. Я подумал, что к утру спина совсем одеревенеет. Совсем некстати: ведь нужно будет подавать завтрак.
   В конце концов я улыбнулся про себя. Несмотря на все старания Джонсона и Филмера, Великий трансконтинентальный скаковой поезд с таинственными приключениями, возможно, еще доковыляет до Ванкувера невредимым.
   Мне следовало бы помнить, что самодовольство никогда не идет на пользу.

Глава 19

   В начале седьмого я уже был на ногах, и не почему-нибудь, а главным образом из-за боли в спине. Эмиль ничего не имел бы против, если бы я опоздал, потому что мало кто из пассажиров завтракает так рано, но я решил, что, пожалуй, мне станет лучше, если я пойду в вагон-ресторан. Я снял жилет и рубашку, чтобы умыться и побриться, и, насколько мог, постарался разглядеть в зеркало устрашающего вида кровоподтек, который занимал немалую часть моей спины. Все же лучше, чем по голове, подумал я смиренно. Во всем нужно видеть хорошую сторону.
   Я надел чистую рубашку и запасной чистый жилет и решил, что сегодня по крайней мере один служащий компании «Ви-Ай-Эй» не станет чистить туфли, хоть на них и остались следы ночной прогулки. Взамен этого я причесался.
   Для своего последнего выхода Томми выглядит вполне прилично, решил я.
   Еще не рассветало. Я прошел по спящему поезду на кухню, где Ангус не только бодрствовал, но и во всю глотку распевал шотландские баллады. В воздухе стоял чуть кисловатый аромат свежевыпеченного хлеба. По-видимому, тесто за ночь хорошо поднялось.
   Эмиль, Оливер, Кейти и я накрыли на столы и поставили в вазочки свежие цветы, а потом, когда небо за окнами уже заголубело, принялись разливать кофе и разносить сосиски и бекон. Поезд на четверть часа остановился на станции Норт-Бенд — это была наша последняя остановка перед Ванкувером.
   Дальше его путь лежал вдоль ущелья, которое всезнающие пассажиры называли каньоном Фрейзера, с удовольствием добавляя, что впереди еще будут Адские Врата.
   Рельсы как будто жались к отвесной скале. Если выглянуть из окна возле кухонной двери, можно было видеть прямо внизу под собой стремительный поток, несущийся между каменными стенами, — желто-коричневую стремнину, изборожденную пенными бурунами. Я с удовлетворением отметил, что поезд пробирается по этому замечательному произведению инженерного искусства с должной осторожностью, почти ползком. Стоит слишком быстро выехать на такой поворот — и вполне можно вылететь в пустоту.
   Я нес в дальний конец ресторана корзинку с хлебом, когда из салон-вагона появился Мерсер Лорримор. Хотя Кейти была рядом, он обратился ко мне и спросил, не могу ли я принести к ним в вагон горячего чая.
   — Конечно, сэр. А хлеба?
   Он рассеянно взглянул на корзинку:
   — Нет. Только чаю. На троих.
   Он кивнул, повернулся и ушел. Кейти удивленно подняла брови и беззлобно заметила:
   — А женщина для него не человек.
   Эмиль неодобрительно покачал головой, услышав про частный заказ, но проверил, правильно ли я, по его мнению, держу поднос, и я, покачиваясь от толчков поезда, отправился выполнять поручение.
   Запирающаяся дверь вагона Лорриморов была открыта. Тем не менее я постучался, и из дверей гостиной, занимавшей заднюю часть вагона, появился Мерсер.
   — Проходите, пожалуйста, сюда.
   Я прошел туда. Мерсер, в костюме и галстуке, жестом показал мне, чтобы я поставил поднос на кофейный столик. Бемби не было. Шеридан в джинсах, кроссовках и просторной белой майке с надписью на груди «Гони волну!», сидел, развалившись в кресле.
   Я обнаружил, что, глядя на Шеридана, с трудом заставляю себя сохранять любезное выражение лица. Я не мог думать ни о чем, кроме кошек. Вид у него был, как и вчера, какой-то отсутствующий, словно он решил ни о чем вообще не думать.
   — Мы сами нальем, — сказал Мерсер. — Приходите через полчаса за подносом.
   — Хорошо, сэр.
   Я оставил их и вернулся в вагон-ресторан. Мне пришло в голову, что причиной того ледяного холода, который сковывал Бемби, и были, наверное, эти кошки.
   За время моего отсутствия в ресторане появились Нелл и Занте.
   — Господи, какой у вас мрачный вид! — воскликнула Нелл, но потом, опомнившись, спросила уже более сдержанно:
   — Э-э... что сегодня на завтрак?
   Стараясь выглядеть не таким мрачным, я протянул ей меню. Занте заявила, что съест все, что ей дадут.
   — Джордж говорил вам, что мы опаздываем? — спросил я Нелл.
   — Нет. У него была закрыта дверь. Разве? Намного?
   — Часа на полтора. — Не дожидаясь ее вопроса, я пояснил:
   — Нам пришлось ночью остановиться в Камлупсе, чтобы починить рацию Джорджа, а потом ждать там, чтобы пропустить вперед «Канадец».
   — Пожалуй, надо всем сказать. Когда мы прибываем в Ванкувер?
   — Я думаю, около одиннадцати тридцати.
   — Хорошо. Спасибо.
   Я чуть не ответил «всегда пожалуйста», но вовремя удержался. Томми не мог бы так ответить. Но глаза Нелл все равно смеялись. Именно этот момент выбрала Кейти, чтобы пройти мимо меня с подносом — вернее, не пройти мимо, а толкнуть меня как раз в то место, где было особенно больно.
   — Ох, извините, — сокрушенно сказала она.
   — Ничего.
   По раскачивающемуся вагону нелегко пройти, не толкнув кого-нибудь. Тут уж ничего не поделаешь.
   В ресторан вошел Филмер и сел за столик, ближайший к кухне, — обычно пассажиры старались этого столика избегать. Вид у него был такой, как будто он плохо спал ночь.
   — Эй, вы! — резко сказал он, когда я оказался поблизости, — очевидно, решил отбросить притворную любезность.
   — Да, сэр?
   — Кофе мне, — сказал он.
   — Хорошо, сэр.
   — Сейчас же.
   — Хорошо, сэр.
   Я передал заказ Занте Симоне, которая сердито вынимала из духовки противень с сосисками, всем своим видом выражая протест против всего на свете, взял кофейник и на подносе понес его Филмеру.
   — Зачем мы останавливались ночью? — отрывисто спросил он.
   — По-моему, чтобы починить рацию, сэр.
   — Мы останавливались два раза, — сказал он тоном обвинителя. — Зачем?
   — Не знаю, сэр. Наверное, главный кондуктор сможет вам объяснить.
   Мне пришло в голову — интересно, что бы он сделал, если бы я сказал:
   «Ваш человек Джонсон чуть не пустил под откос поезд вместе с вами»? И тут я сообразил, что его расспросы, возможно, вызваны беспокойством: он хотел услышать, что не случилось ничего опасного. Похоже, мой ответ доставил ему некоторое облегчение, и я с трудом устоял перед искушением лишить его этого удовольствия, сказав, что рацию кто-то вывел из строя, — сидевшие за соседним столиком тоже прислушивались к нашему разговору, а нагонять на всех уныние и страх не входило в мою задачу. Вот нагнать уныние и страх на кое-кого одного — дело другое...
   Все остальные, по-видимому, заметили, что ночью мы подолгу стояли, но особых жалоб никто не высказывают. Никто ничего не имел против того, чтобы пропустить «Канадец» вперед. Царившие во всем поезде хорошее настроение и дружеская атмосфера помогали не обращать внимания на подобные мелочи. Пусть путешествие близится к концу, но пока еще за окном простирается необыкновенной красоты ущелье, вызывающее восторженные восклицания, а впереди Ванкувер и последние скачки, которые обещают стать эффектным финалом. Так они и говорили: замечательное путешествие, просто замечательное.
   Примерно через полчаса я пошел назад, в вагон Лорриморов, за подносом и чашками. Я постучал в дверь, но никто не ответил. Тем не менее я прошел в гостиную.
   Мерсер стоял посреди нее с растерянным видом. Он осунулся, и видно было, что он чем-то потрясен.
   — Сэр? — произнес я.
   Только теперь он заметил меня.
   — Мой сын, — сказал он.
   — Сэр?
   Шеридана в гостиной не было. Мерсер был один.
   — Остановите поезд, — сказал он. — Мы должны вернуться назад.
   «О господи», — подумал я.
   — Он вышел... на площадку... чтобы посмотреть на реку... — с трудом выговорил Мерсер. — А когда я выглянул... его там не было.
   Дверь на площадку была закрыта. Я прошел мимо Мерсера, открыл ее и вышел наружу. Как он и сказал, там никого не было.
   Там только свистел ветер. Начищенные медные поручни шли вокруг площадки на высоте пояса, а обе дверцы по сторонам были крепко заперты.
   По правой стороне пути время от времени попадались такие места, где человек мог беспрепятственно упасть с тридцатиметровой высоты прямо вниз, в жуткую пенящуюся на порогах реку. Там таилась смерть. Мгновенная смерть. Я вернулся в гостиную и закрыл за собой дверь. Мерсер стоял, пошатываясь, — и не только от толчков поезда.
   — Присядьте, сэр, — сказал я, взяв его под руку. — Я скажу кондуктору. Он знает, что делать.
   — Мы должны вернуться назад. — Ноги его подкосились, и он сел. — Он вышел туда... а когда я выглянул...
   — Вы сможете подождать, пока я схожу к кондуктору?
   Он тупо кивнул:
   — Да. Поскорее.
   Медлить я не стал — растерянность и потрясение, которые испытывал Мерсер, передались и мне, пусть и не отягощенные другими его горестными переживаниями. Полчаса назад по виду Шеридана никак не похоже было, что он намерен броситься вниз со скалы; правда, мне еще не приходилось видеть людей, которые собираются это сделать, так что откуда я мог знать? Может быть, это предвещал его отсутствующий взгляд, если бы только кто-нибудь сумел правильно его истолковать.
   Я быстрым шагом прошел через все вагоны, только через ресторан шел не спеша, чтобы никого не переполошить. Когда я добрался до купе Джорджа, его дверь была все еще закрыта. Я постучал. Ответа не было. Я постучал снова, посильнее, и тревожно позвал: «Джордж!»
   Из купе донеслось какое-то ворчание. Я без дальнейших церемоний открыл дверь и увидел, что он все еще лежит на койке одетый, еще не совсем проснувшись.
   Я закрыл за собой дверь, присел на край койки и сказал ему, что мы потеряли одного пассажира.
   — В каньоне Фрейзера? — переспросил он, с трудом сел и, скривившись, схватился за голову. — Когда?
   — Думаю, что минут десять назад.
   Протянув руку к рации, он выглянул в окно, чтобы сориентироваться.
   — Знаете, возвращаться бесполезно. Если он упал в воду с такой высоты. А вода в реке холодная как лед, и видите, какое быстрое течение... И водовороты.
   — Но его отец хочет вернуться.
   — Ну еще бы.
   Диспетчер, с которым на этот раз ему удалось связаться, находился в Ванкувере. Джордж объяснил, что сын Мерсера Лорримора... да-да, того самого Мерсера Лорримора... что его двадцатилетний сын упал из хвостового вагона Скакового поезда в каньон Фрейзера где-то между Адскими Вратами и точкой в двух-трех километрах от Йэля.
   Мерсер Лорримор хочет остановить поезд и вернуться назад, на поиски сына. Он, Джордж Берли, должен получить указания из Монреаля. Диспетчер, изрядно ошеломленный, судя по голосу, велел ему оставаться на связи.
   Я подумал, что теперь у нас уже не осталось никаких шансов доехать до Ванкувера без происшествий. Исчезновение Шеридана было настоящей катастрофой, и пресса, конечно, встретит нас в Ванкувере совсем не по тому поводу, как предполагалось.
   — Пожалуй, я лучше пойду к Мерсеру, — сказал я.
   Джордж осторожно кивнул:
   — Скажите ему, что я приду переговорить с ним, как только получу указания из Монреаля, а? — Он потер рукой подбородок. — Придется ему простить мою щетину.
   Вернувшись в вагон-ресторан, я увидел, что Нелл все еще сидит с Занте. Я шепнул Нелл:
   — Отведите Занте в их вагон.
   Она вопросительно взглянула на меня, но выражение моего лица ее нимало не успокоило. Тем не менее ей удалось увести Занте с собой, ничуть ее не встревожив. Я прошел впереди них через салон-вагон, через переходную площадку и снова постучал в незапертую дверь вагона Лорриморов.
   Мерсер вышел в коридор из спальни, которую занимал с Бемби, — весь серый, с запавшими глазами, и по лицу его можно было безошибочно сказать, что случилось какое-то несчастье.
   — Папа! — воскликнула Занте, протискиваясь мимо нас. — Что с тобой?
   Он крепко обнял ее и повел в гостиную. Ни мне, ни Нелл не было слышно, что он ей шептал, но мы оба слышали, как она резко сказала:
   — Нет! Не мог он этого сделать!
   — Чего он не мог сделать? — тихо спросила меня Нелл.
   — Шеридан выбросился с задней площадки в каньон.
   — Вы хотите сказать... — в ужасе спросила она, — что он... погиб?
   — Вероятно, да.
   — О, черт! — вырвалось у Нелл. Вот именно, подумал я.
   Мы вошли в гостиную. Мерсер каким-то механическим голосом спросил:
   — Почему мы не остановились? Нужно вернуться назад.
   Но по тону, каким это было сказано, я понял, что он уже не рассчитывает и даже не надеется найти Шеридана живым.
   — Сэр, главный кондуктор на связи, ждет указаний, — сказал я.
   Он кивнул. В общем-то он был разумный человек. Достаточно посмотреть в окно, чтобы понять — возвращаться бесполезно. Он понимал, что выпасть с площадки случайно практически немыслимо. Судя по тому, как он держался, он, безусловно, был уверен, что Шеридан бросился вниз сам.
   Мерсер сел на диван, по-прежнему обнимая Занте, которая присела рядом и положила голову ему на плечо. Занте не плакала. Вид у нее был серьезный, но спокойный. Эта трагедия для нее началась не полчаса назад — она длилась всю ее жизнь. Занте потеряла брата еще тогда, когда он был жив.
   — Нам идти, мистер Лорримор? — спросила Нелл, имея в виду себя и меня. — Могу я сделать что-нибудь для миссис Лорримор?
   — Нет, нет, — ответил он. — Останьтесь. — Он с трудом проглотил комок, стоявший у него в горле. — Вы должны знать, что мы решим... что сообщить всем остальным... — Он беспомощно потряс головой. — Мы должны принять какое-то решение.
   В этот момент пришел Джордж, сел в кресло возле Мерсера, опершись руками о колени, и сказал, что для него это очень-очень прискорбно.
   — Мы должны вернуться назад, — сказал Мерсер.
   — Да, сэр, но не весь поезд, сэр. Монреаль говорит, что поезд должен следовать в Ванкувер по графику.
   Мерсер начал было возражать, но Джордж перебил его:
   — Сэр, Монреаль говорит, что они уже подняли на ноги все местные власти в районе каньона, чтобы они искали вашего сына. Они говорят, что предоставят вам и вашей семье транспорт для возвращения туда, как только мы прибудем в Ванкувер. Вы же видите, — он взглянул в окно, — места здесь безлюдные, а? Но часто бывает, что кто-нибудь работает на реке. Вдоль каньона, совсем близко к нему, проходит дорога, а по другую его сторону — еще одна железнодорожная линия. Там есть городок, который называется... э-э... — Он кашлянул. — Хоуп^[12]. Он у южного конца каньона, а? Там, где река становится шире, а течение — медленнее. Мы сейчас совсем недалеко от него, вы увидите. Монреаль говорит, что если вы будете находиться в Хоупе, то сможете попасть на место, как только появятся какие-нибудь новости.
   — Как мне туда добраться? — спросил Мерсер. — Есть какой-нибудь встречный поезд?
   — Есть, — ответил Джордж, — но он ходит только раз в день. Это «Суперконтиненталь». Отправляется из Ванкувера в четыре часа дня и проходит через Хоуп в семь.
   — Не годится, — сказал Мерсер. — А какое до него расстояние?
   — Километров сто пятьдесят.
   Мерсер задумался:
   — Я найму вертолет.
   «Нет никакого смысла быть богатым, — подумал я, — если не уметь извлекать из этого пользу».
   Рассуждая о том, как лучше всего вернуться на место, Мерсер почувствовал себя лучше, это было заметно. Джордж сказал ему, что наш поезд пойдет намного быстрее, как только мы минуем каньон, и что мы прибудем в Ванкувер через два с половиной часа. Они стали обсуждать, как нанять вертолет; автомобиль уже должен был ждать Мерсера на вокзале. Нелл сказала, что «Мерри и компания» все организуют, как они уже организовали автомобиль. Никаких проблем, ей только нужно связаться по телефону со своим офисом. Джордж отрицательно мотнул головой, но сказал, что передаст, что нужно, по рации через Монреаль. Он достал блокнот и записал номер телефона компании и сообщение, которое нужно туда передать: «Организуйте вертолет, Нелл будет звонить из Ванкувера».
   — Я позвоню из поезда, — сказала Нелл.
   Джордж встал.
   — Тогда я пошел, мистер Лорримор. Мы сделаем все, что возможно. — Он выглядел грузным, неповоротливым и был небрит, но Мерсеру присутствие Джорджа придало сил, и он был ему благодарен. — Передайте мои соболезнования миссис Лорримор.
   Поднос с пустыми чашками все еще был на кофейном столике, куда я его поставил. Я забрал его и спросил, не нужно ли принести чего-нибудь еще, но Мерсер отрицательно покачал головой.
   — Я разыщу вас, — сказала Занте, — если им что-нибудь понадобится.
   Тон у нее был деловой, совсем взрослый — она казалась намного старше, чем за завтраком. Нелл бросила на нее быстрый сочувственный взгляд и вместе с Джорджем и мной вышла в салон-вагон. Джордж поспешно направился на свой пост возле рации, а Нелл с тяжелым вздохом принялась размышлять, что сообщить остальным пассажирам.
   — Это испортит им весь конец путешествия, — сказала она.
   — Не думаю.
   — Вы циник.
   — Это со мной бывает.
   Она покачала головой, словно сочтя меня неисправимым, отправилась в ресторан и сообщила пассажирам ужасную новость, которая, как и следовало ожидать, их поразила, но не слишком опечалила.
   «Бедная Занте!» — воскликнула Роза Янг, а миссис Ануин сказала: «Бедная Бемби».
   Выражения сочувствия заняли секунд десять, хотя потом все утро многие то и дело повторяли с тайным наслаждением: «Какой ужас».
   Джулиуса Аполлона Филмера в ресторане уже не было, а мне хотелось, чтобы он сидел здесь, — тогда я смог бы наблюдать за тем, как он будет на это реагировать. Смирится ли он с тем, что судьба лишила его возможности давить на Мерсера, или решит, что Мерсер все равно согласится пожертвовать лошадью, чтобы спасти репутацию покойного? Боюсь, что Филмер может ошибиться, подумал я.
   На этот вечер в ванкуверском отеле «Четыре времени года» был назначен прием с коктейлями: большие скаковые шишки Ванкувера должны были принимать владельцев. Несколько человек с тревогой спросили, состоится ли прием.
   — Безусловно, — мужественно ответила Нелл. — И прием, и скачки.
   Никто, даже я, не оказался настолько циником, чтобы сказать: «Так хотел бы Шеридан».
   Я помог убрать ресторан после завтрака, вымыть посуду и упаковать все в ящики, чтобы отправить обратно в Торонто той компании, которая нас обслуживала. Когда мы закончили, я узнал, что Нелл собрала с пассажиров чаевые, предназначенные для официантов, и Эмиль, Кейти и Оливер поделили их на четыре части. Эмиль, улыбаясь, сунул мне в руку пачку денег.
   — Я не могу их взять, — сказал я.
   — Мы знаем, что вы не официант, — возразил Эмиль, — и знаем, что вы не актер, но вы их заработали. Они ваши.
   — И мы знаем, что вы проработали все это утро, хотя видно было, что у вас что-то с рукой, — сказала Кейти. — Да еще я вас толкнула. Простите меня.
   — И нам всем досталось бы куда больше работы, если бы не вы, — сказал Оливер. — Поэтому мы решили, что хорошо бы сделать вам подарок.
   — Вот это он и есть, — сказала Кейти, указывая на деньги.
   Они молча ждали от меня слов благодарности.
   — Я... я не знаю... — Я вдруг обнял и расцеловал Кейти. — Ладно. Я куплю на них что-нибудь на память о вас. На память о нашем путешествии.
   Большое вам всем спасибо.
   Они радостно рассмеялись.
   — Все было здорово, — сказала Кейти, а Эмиль иронически добавил: Только бы не каждую неделю так.
   Я пожал руки Эмилю и Оливеру. Снова расцеловал Кейти. Обменялся рукопожатием с Ангусом. Чмокнул Симону в подставленную щеку. И еще раз окинул их взглядом, чтобы как следует запечатлеть в памяти.
   — Когда-нибудь еще увидимся, — сказал я, и они ответили «да», хотя все мы знали, что вряд ли это случится. Я пошел прочь по тряскому коридору, унося с собой Томми, обреченного на бесследное исчезновение, и ни разу не оглянувшись назад. Я всегда старался не оглядываться назад — слишком это печально.
   В спальных вагонах повсюду укладывались и ходили друг к другу прощаться — двери всех купе были открыты настежь. Только дверь Филмера была закрыта.
   Нелл у себя в купе, тоже с открытой дверью, собирала вещи.
   — Что у вас с рукой? — спросила она, складывая одну из своих прямых юбок.
   — А что, заметно?
   — Было очень заметно, когда Кейти налетела на вас со своим подносом.
   Вас всего перекосило.
   — Ну да, но ничего серьезного нет.
   — Я пришлю к вам врача.
   — Не говорите глупостей.
   — Я думаю, Мерсер теперь не выставит свою лошадь на скачки во вторник, — сказала она. — Какая жалость. Все этот Шеридан, будь он проклят.
   «Как уместно здесь это библейское выражение», — подумал я.
   — Занте говорит, — сказала Нелл, укладывая юбку в чемодан, — что вы были очень добрые ней в Лейк-Луиз. Вы действительно что-то ей сказали о вреде чрезмерного самомнения? Она говорит, что многое поняла.
   — Она повзрослела за сегодняшнее утро, — заметил я.
   — Верно.
   — Если мы полетим на Гавайи, — сказал я, — вы сможете ходить в саронге и с веткой гибискуса за ухом.
   Она перестала укладываться.
   — Пожалуй, это будет плохо гармонировать с папкой, — сказала она рассудительно.
   Из своего купе вышел Джордж и сказал ей, что если она хочет позвонить, то сетевой телефон сейчас работает. А я отправился к себе и переоделся в выходной костюм Томми, а форменную одежду уложил в сумку. Может быть, путешествие и кончается, подумал я, но моя настоящая работа — нет. Еще много чего нужно сделать. Может быть, Филмер и болен, но на пловцов нападают как раз больные акулы, и под поверхностью воды, может быть, все еще скрывается треугольный спинной плавник.
   Нелл вышла из купе Джорджа и подошла к моей двери.