Очень храбрые ребята — эти полицейские. Вдвоем они вылезли из окна кладовки и зажгли фонари. Я быстро пересек последние ярды сада, перешагнул через окрашенные белым камни и направился в пустыню.
   Через пять шагов я убедился, что придется снять ботинки, а через десять обнаружил, что единственное растение, сплошь покрывавшее песок, — какие-то колючки, которые впивались в ноги при каждом шаге.
   Позади, в доме Клайвов, полицейские перестали охать и ахать над погромом в доме и отправились искать следы. Свет фонарей переместился к соседним домам. Если они пройдут на пять домов дальше и найдут оставленную там машину, дело станет по-настоящему пахнуть керосином.
   Я планировал все несколько по-другому: благополучно вернуться в мотель и утром позвонить в полицию — дескать, я сосед с развитым чувством гражданского долга и только что видел, как из дома Клайвов вышел бродяга.
   Когда они решили осветить колючки, по которым я брел, мне пришлось лечь и прижаться к земле, слушая стук собственного сердца. Луч прожектора скользнул по низким кустам и передвинулся на тянувшиеся по песку колючие стебли, отбрасывавшие неровные тени. Я надеялся, что похож на куст колючек. До меня доносились крики полицейских, обсуждавших, следует ли углубляться в пустыню, но, к счастью, дальше пограничных белых камней они не продвинулись. Постепенно крики, бесполезная суматоха и свет стали отдаляться, и наконец все стихло.
   Свет в доме Клайвов погас. Полицейская машина отъехала. Соседи легли спать. Я встал и стряхнул сухой песок, налипший на рубашку и джинсы. С такими уликами, как песок и мука на одежде, даже самый слепой полицейский без труда пришьет мне преступление.
   Еще более осторожно, чем пробирался к Клайвам, я наискосок возвращался к домам, надеясь выйти к машине. Чем скорее я выберусь из этого района, тем лучше...
   Я замер на месте.
   Как схватить бродягу? Притвориться, что вы бросили поиски и уехали, а потом ждать где-то на дороге. Когда же он подумает, что опасность миновала, и беззаботно выйдет из убежища, то, будто спелая слива, упадет прямо в ваши расставленные руки.
   Из этого спокойного тупика, пожалуй, не стоит ехать прямо в Лас-Вегас. Просто на всякий случай.
   В пятом от Клайвов доме на вид все было спокойно. По-кошачьи беззвучно я обошел дом, издали взглянув на машину. Все еще стоит. Рядом никаких полицейских. Я прождал, прячась в тени, наверно, дольше, чем нужно, затем набрал побольше воздуха и рискнул. Сделал несколько шагов к машине и заглянул в окно. Пустая. Быстро отскочил к ряду невысоких пальм, прятавших машину со стороны дороги.
   Ничего. Никаких раздраженных криков. Все тихо. Машину полиция не обнаружила. Я с облегчением вздохнул, и воображаемая картина злорадства Клайвов на моем судебном процессе немножко поблекла. Пошире распахнув открытую дверь машины, я плюхнулся на сиденье, как резиновая кукла, из которой выпустили воздух. Пять минут я просто сидел, свободно дышал и радовался — ни на что другое не было сил.
   Оставалась еще проблема — позвонить Уолту. Я задумчиво искал решение, рассеянно вытаскивая шипы колючек из ног.
   Обычно в таких случаях я посылаю телеграмму, но телеграф остался в Путни. Несомненно, в пустом доме, перед окнами которого я поставил машину, есть телефон. Но я не был убежден, что мне хочется еще раз рисковать — в доме могла быть сигнализация, оповещающая полицию о вторжении, как это случилось у Клайвов. Но, с другой стороны, я пробыл у Клайвов не меньше двадцати минут до того, как появилась полиция. Вряд ли они приедут быстрее по второму сигналу.
   Через полчаса я надел резиновые перчатки, вышел из машины и занялся замком парадной двери. Он быстро открылся, но, к несчастью, предусмотрительные хозяева тоже использовали засов. Люди уверены, что они надежно защитили дом, если задвинули засов. Я вошел через черный ход. В холле на столе стоял телефон. Я осторожно вернулся к двери по своим следам, оставил ее открытой, сел в машину, огляделся и отъехал туда, где кончалось шоссе и начиналась дорога, посыпанная гравием. Там выключил фары и закурил.
   Прошло еще полчаса. Ни света в окнах, ни полицейских сирен, никакой суеты. Я спокойно вернулся, поставил машину на прежнее место, вошел в дом и позвонил Уолту.
   Его вовсе не обрадовал мой звонок в пять утра.
   — Небольшое изменение во времени операции, — извиняющимся тоном проговорил я. — Полиция уже обнаружила погром в доме.
   — Вас не поймали? — Он шумно вздохнул.
   — Нет. — Какой смысл рассказывать ему, что мне чудом удалось остаться незамеченным? Он ведь вообще не одобрял мой план.
   — Полагаю, вы хотите, чтобы я сейчас же приехал? — покорно спросил он.
   — Да, пожалуйста. Так быстро, как сумеете. Оставьте ключи от машины в справочном бюро аэропорта в Лос-Анджелесе, а я их там возьму. Имя пилота вертолета, с которым я договорился в Лас-Вегасе, Майкл Кинг. Он ждет вас. Только спросите в аэропорту, где он. Приемник вертолета будет принимать сигналы «жучка», который я взял с собой, так что мой транзистор можете оставить на старом месте. Было сегодня что-нибудь интересное?
   — Вчера, — поправил Уолт. — Немного. Я прошлым вечером после обеда прослушал запись и снова спрятал его. Оффен принимал приятеля. Два часа обычной трепотни. Я лег спать в час ночи, все слушал пленку.
   — Когда дело кончится, вы сможете спать две недели подряд.
   — Угу, — саркастически промычал он. — Расскажите это кому-нибудь другому.
   Он положил трубку, но не так резко, как обычно. Улыбаясь, я достал пять долларов и положил под телефон. Потом вышел, запер за собой дверь и вернулся в машину.
   Прошли три небогатых событиями часа. Ночь перешла в утро. Температура воздуха начала подниматься к дневным отметкам. Запели какие-то бодрые птицы, а я закурил вторую сигарету.
   Чуть позже восьми на дороге появилась полицейская машина с сиреной, включенной на полную громкость. Питтсвилл-бульвар проснулся. Я вышел из машины, осторожно приблизился к дороге и, чтобы оставаться невидимым, присел на корточки. Меня укрывали низкие пальмы и кусты, но я видел каждую машину, подъезжавшую к дому Клайвов.
   С дороги доносились взволнованные голоса, главным образом детские. Маленькие мальчик и девочка на трехколесных велосипедах со скоростью гонщиков промчались мимо меня.
   Из некоторых домов выехали машины с мужчинами за рулем, они направлялись в Лас-Вегас. Потом за ними последовали три энергичные дамы, которые отбыли в противоположном направлении. В девять тридцать со стороны Лас-Вегаса прибыли двое мужчин, у одного из них на плече висел большой фотоаппарат. Местная пресса.
   А часом позже в небе проплыл вертолет и, приземлившись за грядой песчаных холмов, скрылся из вида.
   В десять пятьдесят ястреб явился к приманке.
   Охваченный яростью, Матт мчался по дороге в небесно-голубом «Форде» с опущенным верхом. Весь его вид излучал силу и свирепость. Даже из машины, идущей на полной скорости, это впечатление обдало меня волной. Он остановился возле дома, поздно нажав на тормоза, и «Форд» со страшным скрипом перешел с шестидесяти миль на ноль, спугнув детей, словно голубей.
   Удовлетворенный, я поднялся и на затекших ногах доковылял до машины. Там я достал из багажника белый комбинезон, белые хлопчатобумажные перчатки, белую кепку, переоделся и добавил к своему наряду большие темные очки. Отверткой из ящика с инструментами открыл банку с краской и размешал маслянисто-желтое содержимое. Потом вытер отвертку, положил на место и тщательно закрыл крышку банки. Затем, держа в правой руке банку, а в левой — лестницу и кисть, я вышел на дорогу и направился к Клайвам.
   «Форд» Матта стоял у дверей под острым углом к патрульной машине. Возле него собралась толпа любопытных. Щурясь от солнца, они тихо обменивались догадками о случившемся ночью. Я проскользнул между ними, чтобы ближе взглянуть на голубую машину, и потом скромно встал с краю.
   Вынув из кармана «жучок», я обратился к Уолту, надеясь, что он меня услышит. Он не мог ответить, потому что «жучок» вел только одностороннюю передачу.
   — Уолт, слышите меня? Это Джин. Наш молодой друг приехал на собственной машине, а не на такси или на взятой напрокат. Его имя на регистрационной табличке. Бледно-голубой новый «Форд» с откидным верхом, в настоящее время верх опушен. Обивка сидений серая. Номер 3711-42, штат Невада. Если удастся, постараюсь покрасить крышу, хотя он может заметить. И поставлю в машину «жучок». Когда он поедет, вы услышите. Желаю удачи. И ради бога, не потеряйте его.
   Не сразу и будто случайно я снова приблизился к «Форду». Никто не обращал на меня внимания. Я был просто одним из любопытных прохожих, привлеченных толпой. Рабочий человек, в данную минуту не работающий. Некоторые дети и их мамы видели состояние щедро осыпанных мукой комнат и считали ночное происшествие ужасным. Я прислонил лестницу к заднему крылу «Форда», поставил банку с краской на плоскую поверхность багажника и вытер рукавом со лба отнюдь не воображаемый пот.
   Теперь жалюзи на окнах были подняты, и желающие могли заглянуть, что происходит в доме. Но никто не смотрел из дома на улицу. Я протянул руку вдоль машины и почувствовал сквозь перчатку, как щелкнул магнит.
   В окнах по-прежнему не было ни одного лица.
   — Мне кто-то сказал, что грабитель влез через окно кладовки с задней стороны дома, — нагнулся я к маленькому мальчику.
   — Шутите? — Глаза у него засверкали.
   — Точно говорю.
   Он сказал матери, и они направились к черному ходу посмотреть. Почти все собравшиеся последовали за ними, особенно после того, как кто-то услышал, что фотограф собирается снимать окно кладовки.
   Я бросил еще один изучающий взгляд на окна, повернулся и пошел к дороге, в последний момент быстрым взмахом руки перевернув банку с краской. Крышка отскочила, банка покатилась по плоской поверхности багажника и со звоном упала на землю. В результате на голубой поверхности багажника образовалась широкая ярко-желтая полоса, а на гравии дорожки — желтая лужица.
   Я был уже на дороге, когда мальчик лет шести первым заметил разлившуюся краску и догнал меня.
   — Мистер, краска вся вылилась.
   — Ох, знаю. Не трогай. Никому не позволяй трогать, ладно? Сейчас принесу совок и соберу ее.
   Он с важным видом кивнул и побежал сторожить желтую лужицу, а я без происшествий вернулся к машине и спокойно поехал в Лас-Вегас, на ходу снимая кепку и перчатки. Вернувшись в мотель, я принял душ, переоделся, оплатил счет и поехал в аэропорт, где вернул машину в бюро проката. Я внимательно оглядел зал ожиданий на случай, если Матт вздумает путешествовать по воздуху, потом съел сандвич и успел на первый же рейс в Лос-Анджелес.
   В Лос-Анджелесе, в справочном бюро, где я забирал ключи от машины, меня ждала еще и записка от Уолта.
   "Вы самый бешеный парень, какого я знаю, И не думайте, будто я не понимаю, как Вы рисковали. Если Вы прочтете эти слова, значит, Вы выполнили свой план и не попали за решетку. Мой приятель из ЦРУ рассказывал, что Вам поручают самые безумные акции, и он был прав. Чем Вы пользуетесь, чтобы держать нервы в порядке? Расскажите мне в следующий раз.
   Уолт".
   Удивленно и не без благодарности — ведь он волновался за меня — я положил записку в карман и поехал в город, чтобы найти бюро проката магнитофонов. Мне удалось взять на неделю усовершенствованный магнитофон со сверхмедленной скоростью записи — меньше дюйма в секунду, то есть с такой же скоростью, как и на записывающем устройстве у меня в приемнике. После этого я поехал в Лос-Кайлос на ферму Орфей. Там я вынул из транзистора пленку и зарядил его новой. Похоже, никто не обнаружил это укромное место в кустах среди скал и никто не заметил, как я пришел и ушел.
   Когда я вернулся в мотель, Линни и Юнис только что пришли с прогулки по пляжу и встретили меня весьма прохладно. Они, не останавливаясь, прошли мимо, пробормотав, что увидят меня за обедом.
   Слегка изумленный, я пожал плечами и понес багаж и магнитофон к себе в номер. Быстро зарядив вынутую из приемника пленку и включив магнитофон и кондиционер, я начал переодеваться.
   Страшно взволнованная, позвонила Йола. К счастью, слуга, переключив разговор на спальню, где был Оффен, не положил трубку в кабинете, где я поставил «жучок», так что записался весь разговор.
   — Мне позвонили из полиции Вегаса...
   — Не кричи, Йола, я не глухой.
   Она ничего не слышала и продолжала кричать:
   — Какие-то вандалы разгромили дом в Питтсе! — Она права: дом был в таком же ужасающем состоянии, как и ее голос.
   — Что ты имеешь в виду — «разгромили»?
   — Полиция говорит, все перевернуто, выброшено на пол и перемешано с мукой, сахаром и всем, что нашли в кладовке. Полиция хочет знать, что украдено, поэтому надо, чтобы я или лучше Матт приехали и посмотрели... Но я же не могу, дядя Бак, я просто не могу. У нас тридцать два человека, у меня нет возможности уехать и бросить ранчо. Пусть едет Матт.
   — Но Матт...
   — Конечно, — перебила она его. — Думаете, я не знаю? Но он должен поехать. Эти лошади не умрут, если он оставит их на несколько часов. А для меня это слишком далеко, мне понадобится два дня. Это безнадежно. Все пошло наперекосяк с тех пор, как мы взяли этого проклятого Крисэйлиса.
   — И если ты помнишь, — уколол ее Кэлхем Джеймс, — это была ваша с Маттом идея. Я сразу говорил, что еще слишком рано. Еще не улеглись страсти с пропажей последнего. Ты и Матт стали слишком жадными, с тех пор как вошли в дело.
   — Родственники должны делиться удачей, а не присваивать ее себе.
   — Ты всегда так говоришь.
   «Ничто так не цементирует семейные связи, как маленький шантаж», — весело подумал я. Похоже, Оффен был вполне доволен своими полмиллиона в год. А Йола и Матт, наткнувшись на золотую жилу, спешили получить побольше. Импульсивные, примитивные, жадные Клайвы: если бы они удовлетворились своей долей от Шоумена и Оликса, Оффена никогда бы не раскрыли.
   Йола прекратила бесполезную перебранку о давних событиях и вернулась к сегодняшним бедам:
   — У меня нет номера телефона Матта. Как ему позвонить?
   — У меня здесь его нет, он внизу в записной книжке.
   — Послушайте, дядя Бак, может, вы сами позвоните ему? Скажите, чтобы он немедленно ехал в Вегас, полицейские ждут его. Пусть он позвонит мне оттуда и скажет, что взяли. Я не вынесу, если эти подонки украли мою норковую накидку... И там в сейфе все деньги...
   — Привыкни к мысли, что пропало все. — В голосе Оффена прозвучали нотки злорадства.
   — Наверно, у них не хватило времени, — возразила Йола. — Сигнализация включается, когда кто-то входит в кабинет. И уже не остается времени открыть сейф до приезда полицейских. Мы много платим за это...
   Им не повезло: по чистой случайности я оставил кабинет напоследок.
   Йола повесила трубку, и после двадцатисекундного перерыва дядя Бак позвонил Матту по телефону у себя в кабинете. Реакцию Матта я не услышал, хотя трубка клокотала от ярости. Он согласился немедленно выехать в Вегас, но по тому, что говорил Оффен, нельзя было определить, где в данный момент находится Матт. Очевидно, где-то неподалеку от Лас-Вегаса, потому что он собирался осмотреть дом и вернуться к вечернему кормлению лошадей. Это сужало зону поисков до площади в сто — сто пятьдесят квадратных миль. Почти до носового платка.
   Последовавший потом телефонный разговор не представлял интереса. Затем, примерно в полдень, Оффен включил телевизор и смотрел передачу о скачках. Вся остальная пленка содержала только текст комментатора скачек.
   Вздохнув, я выключил магнитофон и спустился вниз. Линни и Юнис в нарядах ослепительных цветов пили дайкири и любовались, как солнце опускается в Тихий океан. Они опять крайне холодно приветствовали меня и односложно отвечали на вопросы, как они отдыхали сегодня. Наконец Юнис прямо спросила:
   — Хорошо провели время в Сан-Франциско?
   — Да, благодарю вас. — Я удивленно вытаращил глаза.
   Они погрузились в долгое молчание, которое прервал официант, сообщивший, что меня просят к телефону.
   Это был Уолт.
   — Где вы? — спросил я.
   — В аэропорту Лас-Вегаса.
   — Как идут дела?
   — Успокойтесь, — миролюбиво произнес он. — Лошади на маленькой ферме в долине Аризоны, недалеко от Кингмена. Мы там приземлились, и я расспросил соседей. Вроде бы обычно сидевшая на мели пара, которой принадлежит ферма, на прошлой неделе объявила, что друг устроил им путешествие в Майами, а молодой парень присмотрит за фермой, пока их не будет.
   — Великолепно! — оживился я.
   — Краска облегчила нам задачу. Увидев желтую полосу, он грозился убить подонка, испортившего машину, но отчистить не смог — по-моему, краска уже высохла. Затем до середины дня звуки пропали. Я уже начал беспокоиться, что он никуда не поедет или что они схватили вас, когда вы ставили «жучок». Короче, мы опять услышали его, когда заработал мотор, а желтую полосу хорошо видно с высоты — все как вы сказали. Он поехал через Лас-Вегас к дороге через Гувердам и потом в Аризону. Я следил за ним в бинокль, и мы ни разу не приближались к машине, так что, скорее всего, он нас не заметил. Я уверен, что не заметил. Потом он свернул на посыпанную гравием дорогу среди холмов и прибыл на место, к юго-западу от Кинг-мена.
   — Вы все сделали по высшему классу.
   — Это так. Дело оказалось проще, чем мы предполагали. Сигналы «жучка» прекрасно доходили даже сквозь шум моторов вертолета, и можно было лететь на высоте две тысячи футов. Мы могли бы следовать за ним и в темноте, если бы пришлось, потому что у него все время работало радио. Мы без конца слушали музыку и передачи новостей.
   — Вы вернетесь сегодня ночью?
   — Есть самолет через полчаса. Но лучше рассказать все сейчас, чем в середине ночи, когда я прилечу.
   — Я проснусь. И кстати, Уолт, что вы сказали Юнис и Линни, зачем я ездил в Сан-Франциско?
   — Я сказал, — он откашлялся, — что у вас там незаконченные дела.
   — Какие дела?
   — Ну... ну... вроде как с дамой.
   — Спасибо, — саркастически поблагодарил я. — Вы настоящий друг.
   Что-то похожее на смех донеслось до меня, когда я вешал трубку.

Глава 15

   За обедом Линни и Юнис оживленно болтали между собой, я не слушал, мысленно планируя завтрашний день. После кофе мы вежливо распрощались и разошлись. В одиннадцать я поехал к ферме Орфей забрать пленку с записью дневных разговоров и вставить в магнитофон новую.
   Уолт пришел ко мне в номер, когда я перематывал пленку, и мы вместе прослушали разговор Оффена с Маттом, а потом с Йолой.
   С нашей точки зрения, Йола звучала лучше, ее сердитый женский голос хорошо пробивался из трубки, и легко было представить, как дядя Бак отставляет трубку на несколько дюймов от уха, чтобы защитить барабанные перепонки.
   Он всячески пытался успокоить ее:
   — Матт говорит, что могло быть хуже. Иногда эти вандалы разливают в домах патоку, варенье и даже нечистоты.
   — Мне он сказал, что весь дом обсыпан мукой... Понадобятся недели, чтобы все отчистить.
   — Но ведь пылесосом можно быстро все убрать, правда? Мука не воняет и не прилипает.
   Но она не хотела, чтобы ее утешали, и он напомнил, что деньги в сейфе не тронуты и норковая накидка не украдена.
   — Но Матт говорит, что она стала белой, — возразила Йола.
   — Муку легко стряхнуть... Мукой даже чистят мех.
   — Вы не понимаете.
   — Я все прекрасно понимаю, Йола, — терпеливо успокаивал ее Оффен. — У тебя такое чувство, будто запачкали тебя, а не твой дом. Тебе кажется, что ты стала грязной, ты возмущена и хочешь растоптать этих подонков. Я прекрасно понимаю тебя. Когда твоя тетя Эллен была жива, у нас здесь тоже побывали воры. Они украли ее кольца, и она говорила, что у нее такое чувство, будто ее изнасиловали.
   Они еще долго говорили в таком же духе о подонках, разгромивших дом. Уолт вскинул брови и заметил, что, на его взгляд, я взял разумный реванш за удар по голове.
   Мы оба, зевая, дослушивали пленку. Последние полчаса Оффен диктовал слуге свои планы и распоряжения на завтра. И в его голосе я не услышал ни тревоги, ни озабоченности, что меня порадовало. Напуганные люди удваивают меры предосторожности.
   Уолт пошел спать, а я, хотя всю прошлую ночь не сомкнул глаз, проснулся через три часа. На потолке пестрыми призмами отражались цветные фонари перед входом в мотель. Я смотрел на потолок, пытаясь составить из них забавные силуэты, пытаясь любыми уловками отвлечь сознание от погружения в преисподнюю. Шевелилась в голове вялая мысль: какое имеет значение, если я не закончу охоту на лошадей? Если Шоумен и Оликс произведут еще пару жеребят, какое это имеет значение? Ведь это абсолютно неважно. Мошенничество, воровство, попытка убийства... кого это волнует?
   Пояс с пистолетом лежал на стуле в другом конце комнаты. Не похоже, чтобы Клайвы или Оффен ночью подкрались ко мне, а мои обычные враги остались на востоке, за шесть тысяч миль отсюда. Единственная опасность таилась во мне самом, я сам себе смертельный враг. Рассуждения о том, что, ложась в постель без оружия, я избавляюсь от магнетического искушения воспользоваться им, сегодня ночью терпели очевидный крах.
   Еще один день, в конце концов решил я. Можно потерпеть всего лишь один день. Если каждую ночь говорить это себе, можно ухитриться пройти весь маршрут.
   Рассвет постепенно приглушал сияние цветных фонарей, потом их выключили. Я принял душ, побрился и подумал, что мне приходилось видеть мужчин, выглядевших здоровее, чем тот, что отражался в зеркале.
   В восемь тридцать, когда я допивал апельсиновый сок, пришел Уолт.
   — Вам нужно хорошенько поесть, — заявил он, изучая мое лицо.
   — Я не чувствую голода.
   — Пойдемте со мной вниз, вместе поедим. — Он перевел взгляд на окно.
   — Подожду вас здесь, — покачал я головой.
   Но Уолт не пошел один, а заказал в номер горячие булочки, яйца и кофе. Пока он завтракал, мы обсуждали предстоящие дела.
   — Сэму Хенгельмену понадобится два с половиной дня, чтобы добраться до Кингмена, — сказал я.
   Уолт кивнул с полным ртом.
   — Он отправится сегодня утром. Я позвонил ему вчера после вашего звонка из Лас-Вегаса, — продолжал я. — Он поведет фургон сам и приедет один. Это, конечно, займет больше времени, но с точки зрения секретности операции так будет гораздо лучше.
   — Вы сказали ему, что это еще одно похищение? — с сомнением спросил Уолт.
   — Я договорился с ним, — улыбнулся я, — что он должен приехать и забрать лошадь, принадлежащую Дэйву Теллеру. Сэм спросил, собираемся ли мы забирать эту лошадь тоже ночью и в пустынном месте. На это я ответил, что, вероятно, именно так и получится.
   — И он не отказался?
   — Он просто заметил, что не возражает заработать легкие деньги, если я гарантирую ему, что он не попадет за это в тюрьму.
   Уолт вытер салфеткой желток с подбородка.
   — А он может попасть в тюрьму?
   — Я не стал его уверять, что это невозможно, а сказал, что ставка тысяча к одному. И он возразил, что тысяча долларов против одного шанса попасть в тюрьму его не устраивает.
   — А за сколько он готов попасть в тюрьму? — засмеялся Уолт.
   — За полторы тысячи, плюс обычная плата за услуги, плюс дорожные расходы.
   — Неплохо за неделю работы. — Уолт задумчиво размешивал сахар в кофе. Потом испытующе спросил: — А сколько получите вы?
   — Я? — удивленно переспросил я. — Понятия не имею. Три недели теплой погоды вместо английского лета.
   — Вы не договаривались о гонораре?
   — Нет.
   — Но приблизительно знаете?
   — Меня это не интересует.
   На его лице отразилось удивление, смешанное с жалостью, но потом жалость победила.
   — А как у вас с этим? — спросил я.
   — Я не в отпуске, — напомнил он. — У меня хорошая зарплата и проценты от тех денег, которые я спас для компании.
   — Так что Крисэйлис оправдал лишнюю работу?
   — Полтора миллиона — это не шуточки. — Уолт деловито взглянул на меня. — Послушайте, Джин, я собираюсь отдать вам половину своей доли за Крисэйлиса...
   — Нет, — перебил я его. — Мне ничего не надо.
   — Вы же прекрасно знаете, что я бы не нашел эту лошадь и за миллион лет. Мне бы не получить его живым и так быстро. И теперь еще две другие...
   — Приберегите деньги для ваших детей. Но в любом случае спасибо.
   Уолт продолжал настаивать, но я уже не слушал, и, попытавшись еще два раза, он оставил эту тему. В то время как я намечал, что мы будем делать сегодня, в глубине сознания у меня мелькнуло горькое подозрение, что я отказался принять его подарок, потому что это было бы неоправданным эгоизмом — ведь я не успею их потратить. Я обрывал любую струну в сознании, которая связывала меня с жизнью. Сила, толкавшая меня на поиски смерти, не смирилась бы с таким подарком.
   — По-моему, надо взять Клайвов и Оффена в клещи, — сказал я. — Или скорее провести одновременную атаку на два фронта.
   — То есть?
   — Пусть Кэлхем Джеймс сосредоточит внимание на Мувимейкере и Сентигрейде, которые находятся на его ферме, а мы в это время займемся другими.
   — Правильно, — согласился Уолт.
   — Вы можете взять на себя Оффена, — предложил я.
   — А вы возьмете лошадей?
   Я кивнул. Уолт представил, что случится, если мы поменяемся ролями, и не стал спорить.
   — Есть ли возможность установить, в какой компании застрахован дом Матта в Лас-Вегасе?