Остаток пути мы проехали быстро и молча. Фургон в последний раз повернул, и в свете фар появилась ферма. Я дотронулся до руки Сэма, и он затормозил совсем близко от двора.
   — Выключите фары. И свет в кабине тоже. — Я быстро выпрыгнул из кабины и подождал несколько драгоценных секунд, пока глаза не привыкли к темноте, а уши — к тишине фермы.
   В окнах дома темно. Нигде ни звука, кроме чуть слышного звона от вибрации бескрайнего пространства. Телята и куры спали. В сарае с лошадьми все спокойно. Я постучал в кабину, и Сэм, выключив свет, тоже спрыгнул на землю. Позади дома горела яркая лампа, но свет не будет бить в глаза лошадям, когда я выведу их из сарая. На темной стороне двора двери гаража, где Матт держал машину, зияли, как глубокий черный квадрат. Куча мусора перед ними отбрасывала сюрреалистические тени на пыльную землю, и запах гниения ударил нам в нос.
   Сэм взглядом практика окинул двор.
   — Не много места. — Голос у него был тихий, почти шепот.
   — Не много... Если вы откинете борт, я введу лошадей. По одной. Так, по-моему, лучше.
   — Хорошо. — Сэм быстро дышал, его большие руки сжались в кулаки. Он не привык к таким приключениям.
   Я заспешил к сараю. Недалеко. Не больше сорока ярдов. Сейчас, когда мы наконец приступили непосредственно к делу, все мои мысли сосредоточились на том, чтобы быстрее его завершить и благополучно выехать из Кингмена раньше, чем вернется Матт. Он мог быть на дороге позади нас и в этот момент мчаться через пустыню на ферму...
   То, что случилось потом, произошло очень быстро.
   За моей спиной раздался тревожный крик:
   — Джин!
   Я резко оглянулся. Позади меня были фары двух машин, хотя должны быть все-таки одной.
   Матт вернулся.
   — Джин! Осторожно! — Снова тот же голос. И темная фигура через двор бросилась ко мне.
   Позади раздался рев мотора, я обернулся, в глаза мне ударил свет включенных на полную силу фар. Они были совсем близко. Слишком близко.
   Они приближались.
   Ослепленный, сбитый с ног, я ничего не видел.
   Человек с распростертыми руками бросился, точно регбист, отбирающий мяч, и отшвырнул меня в сторону. Ревущая машина врезалась в него и откатилась назад, оставив у моих ног сплющенное и раздавленное тело.
   Машина сдала назад, со страшным ревом развернулась в конце двора и снова двинулась на меня. Передние фары вспыхнули, будто два солнца, и в глубине моего сознания проскользнула ироническая мысль: теперь, когда я решил не умирать, смерть сама нашла меня.
   Привстав на колено, я выхватил пистолет и выпустил все восемь пуль в лобовое стекло. Я не видел цели. Глаза сами собой закрывались от яркого света. От пуль не было никакого толка. Они шли под неправильным углом, не попадая в водителя. Но к тому времени, когда я выпустил последнюю, левая фара сияла в шести футах от меня. Напрасно, сжав зубы, я ждал неизбежного и мысленно представлял столкновение и собственное обезображенное тело... В последнее мгновение свет фар вдруг вильнул, полированное крыло толкнуло меня в плечо, переднее колесо вмяло в песок выбившийся из брюк край рубашки, а заднее прокатилось в нескольких дюймах от меня.
   И раньше, чем я понял, что машина практически не задела меня, она врезалась в строение за моей спиной; раздался треск дерева и металла. Кузов треснул и смялся в гармошку. Ослепительный свет фар потух. Мотор заглох. Раздался свист воздуха, выходившего из порванных шин.
   Задыхаясь, в ужасе от того, что сейчас увижу, я склонился над телом, лежавшим у моих ног. По двору кто-то бежал, я беспомощно смотрел на приближавшееся темное пятно. Больше я ничего сделать не мог. Все пули я выпустил... не осталось ни одной.
   — Вы живы? — прозвучал над ухом голос. Возле меня опустился на колени Сэм Хенгельмен. Не веря глазам, я смотрел на него.
   — Я думал... — Мне перехватило горло. — Это вы.
   — Нет... — покачал он головой.
   Сэм помог мне перевернуть человека, который спас меня. С болью и невыразимой горечью я смотрел на его лицо.
   Это был Уолт.
   Мы положили его на спину в пыль.
   — Посмотрите машину, — еле слышно проговорил я.
   Сэм молча поднялся с колен и ушел. Я слышал, как затихли его шаги, потом донеслись снова.
   Уолт открыл глаза. Я склонился над ним и взял его руку, с проснувшейся надеждой нащупывая пульс.
   — Джин? — невнятно пробормотал он.
   — Да?
   — Он не пришел.
   — Не пришел?..
   — Я приехал... помочь вам...
   — Да, — сказал я. — Спасибо, Уолт...
   Его взгляд потерял осмысленность.
   — Боже, — отчетливо произнес он, — это смерть. Это... в самом деле... смерть.
   — Уолт...
   Его рука была теплой, но неподвижной.
   — Проклятие, — проговорил он. — Я хотел... Я хотел...
   Голос замер. Пульса не было. Сердце не билось. Кончено. Все кончено.
   Я осторожно опустил на землю его теплую руку и закрыл ему глаза. Тут должен был лежать я. Не Уолт. В неожиданной бессильной ярости я затряс головой. Почему Уолт взял у меня то, чего я хотел, украл у меня смерть?.. Так мало значило бы, если бы на земле сейчас лежал я. Это вовсе ничего не значило бы.
   Уолт... Уолт...
   — Он умер? — спросил Сэм Хенгельмен, приблизившись.
   Не глядя на него, я кивнул.
   — Там в машине молодой парень, — сказал Сэм. — Тоже мертвый.
   Я медленно поднялся. Все тело саднило, но я тоже пошел взглянуть. Голубой «Форд» с откидным верхом, а парень в нем — Матт Клайв.
   Машинально я посмотрел, куда врезалась машина. Она разнесла правую дверь гаража и въехала в стену. Почти все лобовое стекло было выбито, осколки усыпали переднее сиденье. Но в одном углу, где кусок стекла еще торчал из рамы, в нем зияла дыра размером в палец.
   Матт лежал на руле, его руки свисали по сторонам, глаза были открыты. Над левой бровью череп оказался пробит, и осколки кости вошли внутрь. На волосах и на верхней стороне хромированной рамы, державшей лобовое стекло, виднелась кровь. Ничего не тронув, я вернулся к Уолту.
   — Что будем делать? — спросил Сэм.
   — Дайте мне минуту...
   Он молча ждал, пока я оглядывал двор. Две ярко горевшие фары еще освещали его.
   — Там машина Уолта?
   — Угу. Он мчался, будто за ним гнался дьявол. Сразу выпрыгнул и побежал к вам...
   Я обернулся и посмотрел в темный гараж.
   — Этот парень, должно быть, все время был там, поджидал нас, — продолжал Сэм. — Он выехал и направился прямо на вас. Я не мог его остановить... Слишком далеко. А Уолт бежал по двору...
   Я кивнул. Да, Матт все время был там. Не в Лас-Вегасе. Не на дороге. Сидел в засаде и ждал.
   Он не обогнал нас на дороге, а другого пути к ферме нет. Значит, он вернулся раньше, чем мы выехали. Развернулся на шоссе в Лас-Вегас и через Кингмен вернулся на ферму, пока я сидел на скамейке на автобусной станции, ожидая восьми часов, чтобы позвонить Уолту.
   Но почему? Почему он вернулся? Он не видел, что я слежу за ним, потому что мое убежище было слишком далеко. И во всяком случае он собирался в Лас-Вегас. Я оставил его на шоссе, когда он ехал туда.
   Не имеет значения, почему именно он вернулся.
   Сэм Хенгельмен смотрел на Уолта и размышлял, что мы натворили и в какую ловушку попали.
   — Ну... — проговорил он. — Что мы теперь делаем?
   Я набрал побольше воздуха и медленно выдохнул.
   — У вас фонарь с собой? — спросил я.
   Он кивнул и принес из фургона фонарь. Я подошел к «Форду» и дюйм за дюймом осмотрел его. Там не было ничего такого, чего бы я не видел раньше, кроме бутылки, тоже разбитой. Отколовшееся горлышко лежало на полу справа от Матта вместе с мелкими осколками и полоской пролившегося виски.
   Я вошел в гараж и осмотрел «Форд» спереди. Больше машина никуда не поедет.
   Большой фонарь ярко осветил скрытую в темноте глубину гаража. Сейчас он был пуст, возле левой стены возвышалась гора окурков. Матт, сидя в засаде, пил и курил. И ждал он очень долго.
   Пулевое отверстие зияло в лобовом стекле. Самый худший вопрос так и остался без ответа.
   Я должен знать.
   Встав возле Матта, я обследовал верхнюю часть его тела. Он снял кремовую куртку и надел клетчатую рубашку, в которой работал. В ней не было пулевых отверстий, и никаких ссадин не обнаружилось под ней. Я осторожно положил тяжелую голову на рулевое колесо и шагнул в сторону.
   Ни одна из пуль не задела его. Они только раскололи лобовое стекло и ослепили его, он на фут свернул в сторону и врезался не в меня, а в стену. Его швырнуло вперед, и он ударился головой о металлический столб.
   Я медленно шагал туда, где Сэм стоял возле Уолта. Он весь поник от отчаяния и безнадежно взглянул на меня.
   — Вы открыли борт? — резко спросил я.
   — Не было времени, — покачал он головой.
   — Пойдите откройте. Мы забираем лошадей.
   — Нельзя!.. — Он пришел в ужас.
   — Должны. Ради Уолта. Ради вас. Ради Дэйва Теллера. И ради меня тоже. Что вы предлагаете? Вызвать полицию и объяснить ей, зачем мы сюда приехали?
   — Мы должны вызвать полицию, — в отчаянии проговорил Сэм.
   — Нет. Идите и опустите борт.
   Он нерешительно потоптался на месте, не веря своим ушам, но потом сделал, как я просил. Лошади спокойно стояли в сарае, казалось, не встревоженные ревом мотора, выстрелами и ударом машины о стену. Я отвязал ближайшего, Шоумена, не спеша вывел его во двор и направился к фургону.
   Сэм молча наблюдал, как я привязываю жеребца в одном из боксов.
   — Нам никогда не уехать с этим грузом.
   — Нет, мы уедем, — возразил я, — если вы благополучно довезете их до Лексингтона и никогда никому не расскажете о случившемся здесь сегодня ночью. Сотрите происшедшее из памяти. Когда вы вернетесь домой, я сообщу вам, что нет причины для беспокойства. И до тех пор, пока вы будете молчать, вам не о чем будет тревожиться.
   На его широком толстом лице ясно читался страх.
   — Вы перевозите двух лошадей, — как само собой разумеющееся продолжал я. — Каждодневная работа — перевозить лошадей. Об остальном забудьте.
   Я вернулся в сарай, взял Оликса и погрузил его в фургон. Сэм все еще стоял, не шевелясь.
   — Послушайте, — снова начал я, — все продумано заранее. Там, откуда я приехал, есть правило: вы рискуете, попадаете в историю и выбираетесь из нее. На этом все кончается. — Он заморгал. — Матт не собирался убивать его. Вы не видели убийства. Матт направил машину в стену сам. Произошел несчастный случай. Автомобильная катастрофа. Вы, должно быть, видели их десятки. Забудьте об этой. — Он не ответил, и я быстро добавил: — Мы не можем ехать без воды. Наполните канистру.
   Сэм вздрогнул, взял канистру и медленно пошел к цистерне, которую я ему показал. Вздохнув, я проверил, хватит ли жеребцам на три дня корма, и, когда Сэм вернулся, с его помощью аккуратно закрыл бесценный груз в фургоне.
   — У вас нет случайно каких-нибудь перчаток? — спросил я.
   — Только старые хлопчатобумажные в ящике с инструментами.
   Он порылся среди отверток и ключей и нашел вымазанные в масле и бензине перчатки, которые будут оставлять следы, до чего бы я в них ни дотронулся. Такие же наглядные следы, как и отпечатки пальцев. Я вывернул их наизнанку: они были такими плотными, что с внутренней стороны оказались чистыми. Сэм молча наблюдал, как я надеваю их чистой стороной наружу.
   — Хорошо, — сказал я. — Вы развернете фургон, чтобы быть готовым к отъезду?
   Он очень осторожно развернулся, стараясь как можно дальше объехать Уолта. И когда он встал кабиной к Кингмену, я с такой же осторожностью подошел к машине, на которой приехал Уолт, и, касаясь ее так легко, как только возможно, подогнал поближе к двери дома, закрытой сеткой от насекомых. Там я выключил фары и мотор, поставил машину на тормоз и вернулся к фургону, чтобы поговорить с Сэмом, который сидел в кабине.
   — У меня осталось еще три дела, — объяснил я ему. — Я вернусь очень быстро. Почему бы вам не закрыть глаза и не вздремнуть пару минут?
   — Вы шутите.
   Вместо ответа я изобразил улыбку, и напряжение на его лице чуть-чуть спало.
   — Долго не задержусь, — пообещал я, и он кивнул, сглотнув.
   Я осматривал двор с фонарем Сэма. У меня автоматический пистолет, то есть отстрелянные гильзы автоматически выбрасываются после каждого выстрела. Никто не найдет вылетевшие из дула пули, но восемь блестящих металлических цилиндров, разбросанных возле тела Уолта, — это что-то значит. Когда я внимательно разглядывал землю, семь гильз сразу мелькнули в луче фонаря. Я спрятал их в карман. Но восьмая упрямо оставалась невидимой.
   Отстрелянные гильзы вылетали в сторону от дула пистолета и лежали сбоку от тела Уолта. Но бывают случаи, когда гильза отлетает не вбок, а вперед. Возможно, восьмая отлетела далеко и теперь лежит под ним. Мне не хотелось беспокоить тело, но я должен найти этот маленький металлический цилиндр.
   Я уже решил оставить все как есть, когда увидел гильзу. Согнутая и пыльная, наполовину расплющенная и больше не сверкающая, она лежала там, где я стоял на коленях на пути «Форда». Колесо машины вдавило ее в пыль.
   После этого я осмотрел землю. Шины не оставили следов на утоптанной пыльной почве, но отпечатки копыт были хорошо видны. Я взял в сарае метлу из прутьев и замел их.
   Теперь на очереди был гараж. Я вытащил из рамы осколок лобового стекла с многозначительным пулевым отверстием и собрал все до одного окурки, которые свидетельствовали, как долго Матт сидел в засаде. Их я высыпал в мусорное ведро возле дверей дома.
   Матт, уезжая, не запер дом, и я вошел посмотреть, не найду ли там официальный адрес фермы и фамилию ее владельца. Луч фонаря высветил вытертый ковер и старую мебель. В большой шкатулке на комоде я нашел все, что нужно. Пачка писем и счетов рассказала мне, что владельцем фермы в Дальней Долине возле Кингмена был Уилбур Беллмен. На обложке блокнота рядом с телефоном черным фломастером было крупно написано: «Девять вечера, страховой агент».
   Перед уходом для последней проверки я обвел фонарем запущенную бедную гостиную, и луч скользнул по фотографии в картонной рамке, стоявшей на полке. Лицо на снимке привлекло мое внимание, что-то в нем показалось мне знакомым. Я подошел ближе и осветил его на секунду фонарем.
   Терпеливое, равнодушное лицо Киддо улыбалось с фотографии, такое же невозмутимое, как и в тот день, когда он рассказывал мне и Уолту о кобылах Оффена. На обороте снимка бесформенным, вихляющим почерком сделана надпись: «Папе и маме от любящего сына».
   Если Оффен послал конюха отдохнуть в Майами вместе с родителями, то лояльность Киддо хозяину вне сомнений. Я почти восхищался мастерством Оффена, с каким он обставил дело. Нашел убежище для лошадей на уединенной ферме родителей и нашел в сыне преданного служащего.
   Теперь оставался только Уолт. С ним ничего невозможно было сделать, только попрощаться.
   Я встал на колени в пыль рядом с ним, но молчаливое, застывающее тело — это уже не Уолт. Смерть наложила на него свою печать. Я снял одну из перчаток и коснулся его руки. Все еще теплой в теплом ночном воздухе, но без упругости жизни.
   Не было смысла говорить ему, что я чувствую. Если его дух еще витает вокруг, Уолт узнает.
   Я оставил его лежать в темноте и вернулся к Сэму.
   Тот, не отрываясь, смотрел на меня и произнес потрясенным голосом:
   — Вы оставите его там?
   Я кивнул и забрался на сиденье рядом с ним.
   — Но вы не можете...
   Я снова кивнул и показал жестом, что пора включать мотор и ехать. Он рванул машину с места с таким негодованием, что жеребцов, должно быть, подбросило в боксах. Не разговаривая, мы направились в Кингмен. Я почти физически ощущал его возмущение моим поступком.
   Но меня это не трогало. По сравнению с всепоглощающей невыносимой болью за человека, которого я оставил на пыльном дворе фермы, уже ничто не имело значения.

Глава 18

   — Джин, что случилось? — Линни положила свою загорелую руку на мою.
   — Ничего, — ответил я.
   — Вы выглядите хуже, чем когда вернулись с Крисэйлисом. Гораздо хуже.
   — Местная пища мне не подходит.
   Она фыркнула и убрала руку. Мы сидели на террасе, обращенной к морю, и ждали, когда Юнис спустится к обеду. Солнце посылало нам последние перед закатом лучи, и цивилизованный дайкири поблескивал в бокалах цивилизованным льдом.
   — Уолт еще не приехал?
   — Нет.
   — Он очень симпатичный, правда? Такой серьезный, даже мрачный, вдруг улыбнется, и сразу понимаешь, какой он симпатяга. Он мне нравится.
   — Мне тоже, — после паузы сказал я.
   — Как было в Сан-Франциско? — спросила Линни.
   — Туманно.
   — Что-то случилось?
   — Ничего.
   Линни вздохнула и покачала головой.
   В облаке желтого шифона спустилась Юнис, такая веселая и сияющая, что почти невозможно было вынести. Золотой браслет звякнул, когда она протянула руку к бокалу с коктейлем.
   — Ну, сукин сын, когда вы явились? — спросила она.
   — Сегодня в полдень.
   — Что нового?
   — Я бросил попытки найти лошадей.
   — Слышу громкие рыдания! — Она резко выпрямилась на стуле.
   — И собираюсь домой. Наверное, завтра вечером.
   — Ой, нет! — воскликнула Линни.
   — Боюсь, что да. Отпуск кончился.
   — Не похоже, чтобы он пошел вам на пользу, — заметила Юнис. — И как вы справились?
   — С чем?
   — С тем, что не нашли лошадей. С поражением.
   — Посмотрел ему в глаза и посоветовал укусить вас, если сможет, — сухо ответил я.
   — Возможно, и укусит, — саркастически проговорила Юнис. — Изжует на мелкие кусочки. — Она отпила несколько глотков дайкири и задумчиво посмотрела на меня. — Такое впечатление, что вас тоже покусали.
   — Пожалуй, надо заняться гольфом.
   Она засмеялась с таким внутренним спокойствием, какого раньше я в ней не замечал.
   — Все игры очень скучны, — сказала Юнис.
   Когда они собрались обедать, мне стала невыносима сама мысль о еде, и, вместо обеда, я поехал забрать в скалах возле фермы Орфей приемник с пленкой. Короткое путешествие показалось мне изнурительно долгим. От Кингмена до Санта-Барбары примерно четыреста пятьдесят миль, и ни горячая ванна, ни бритье, ни два часа лежания в постели не дали никакого эффекта.
   Вернувшись в свой номер в «Отпускнике», я прослушал всю четырехчасовую запись. Первые разговоры — два-три деловых звонка — остались от прошлого утра, когда Уолт вставил новую пленку. Затем почти три с половиной часа шла беседа Оффена с представителем комитета по регистрации чистокровных лошадей. Они уже осмотрели животных, и теперь Оффен выкладывал одно за другим доказательства, что жеребцы в его конюшне действительно были Мувимейкером и Сентигрейдом. Конюх, который ухаживал за Сентигрейдом в те годы, когда тот участвовал в скачках, подписал заявление, что он узнал лошадь и, если понадобится, готов подтвердить свои показания под присягой перед любым следствием.
   Представитель комитета каждый вопрос начинал с извинения, что кто-то усомнился в честности Оффена, а дядя Бак наслаждался спектаклем, и в каждом его ответе таилась скрытая насмешка. Когда представитель комитета ушел, Оффен громко захохотал. Пусть повеселится... Боюсь, теперь ему недолго придется смеяться.
   Следующая часть пленки — распоряжения Оффена слуге о том, что надо пополнить винные запасы. Потом целый час телевизионная программа. И только после этого звонок Матта.
   Мне не было слышно голоса Матта, только реплики Оффена, но и они давали представление о том, что произошло.
   — Привет, Матт.
   — ...
   — Говори медленнее. Ничего не понимаю. Где ты сейчас?
   — ...
   — Что ты делаешь на шоссе в Лас-Вегас?
   — ...
   — Конечно, я понимаю, дом должен быть застрахован.
   — ...
   — Что ты нашел под полкой для перчаток?
   — ...
   — Откуда ты знаешь, что эта штуковина подслушивает разговоры?
   — ...
   — Все эти ваши передатчики для меня темный лес.
   — ...
   — Кто мог поставить тебе, как ты говоришь, «жучок»?
   — ...
   — Ничего не понимаю, при чем тут желтая полоса?
   — ...
   — Но ведь полиция сказала, что это были хулиганы.
   — ...
   — Хорошо, Матт, не кричи. Я сделаю все, что смогу. Теперь давай проясним, что случилось. Ты полез за сигаретами и обнаружил... эту штуковину. «Жучок», как ты ее называешь. И ты подозреваешь, что это Хоукинс и Пренсела засунули ее тебе в машину, а потом при помощи ее и желтой полосы проследили за тобой? Поэтому они знают, где ты находишься или где можешь быть. Правильно?
   — ...
   — Матт, думаю, ты делаешь из мухи слона.
   — ...
   — Ты в самом деле видел, что вертолет летел за тобой?
   — ...
   — Ладно, успокойся. Если ты считаешь, что надо вернуться, возвращайся. Лошади гораздо важнее, чем страховка дома. Но уверен, ты ошибаешься. Хоукинс и Пренсела все силы бросили на меня, на Мувимейкера и Сентигрейда в конюшне Орфея. Они подослали сюда людей из окружной прокуратуры Лос-Анджелеса и представителя комитета по регистрации чистокровных лошадей. У меня тут последние несколько дней был настоящий цирк. Они не собираются искать лошадей где-то еще, ведь они уверены, что эти лошади стоят у меня в конюшне.
   — ...
   — Успокойся! Откуда я могу знать, кто поставил тебе «жучок»?
   — ...
   — Хорошо, согласен, возвращайся и позвони мне утром. Спокойной ночи, Матт.
   Щелкнула трубка, и несколько секунд слышались неясные звуки, производимые Оффеном. Он, мысленно продолжая разговор, ворчал себе под нос бесконечные «м-м» и «ну-ну».
   Я выключил пленку и с горечью стал размышлять о том, как Матт ухитрился найти «жучок». Мне не удалось забрать его во время первого ночного визита на ферму, потому что «Форд» был в мастерской, с него счищали желтую полосу. Но я не считал эту задачу неотложной — ведь маленькая светлая капсула плотно прилегала к металлу машины. Невероятная случайность, что Матт в темноте полез за сигаретами и нащупал капсулу. Такой возможности я не учел.
   Очевидно, когда он возвращался на ферму после звонка Оффену, до него дошло, что встреча со страховым агентом может быть фальшивкой. Если однажды мы уже заставили его приехать в Лас-Вегас, то можем и еще раз выкинуть какой-нибудь номер. А зачем нам нужно выманить его с фермы? Только для того, чтобы забрать лошадей. Поэтому он и сидел в засаде, в темноте, готовый к броску.
   Когда Матт просидел там три часа, которые нам понадобились на замену прокладки, то, должно быть, подумал, что дядя Бак прав, а сам он ошибся. Но все равно продолжал ждать. И в конце концов мы приехали.
   Я снова включил магнитофон, чтобы прослушать остаток пленки. Вся ночь уложилась в несколько секунд тишины, и первый звонок Оффен сделал уже следующим утром.
   — Йола, это ты?
   «Жучок» принял слабое потрескивание. Высокий пронзительный голос Йолы вызывал более сильные колебания воздуха, чем голос ее брата.
   — Что слышно от Матта? — спросил Оффен. — Он обещал позвонить мне утром, но не позвонил. И на ферме никто не отвечает.
   — ...
   — Нет, нет, не беспокойся. Он позвонил мне вчера вечером, потому что ему пришла в голову безумная мысль, будто Хоукинс выследил лошадей...
   Громкий вскрик Йолы.
   — Матт говорил, что его подслушивали и еще что-то про желтую полосу на машине.
   Йола что-то долго объясняла, и, когда Оффен отвечал ей, в его голосе слышалась тревога:
   — Знаю, знаю, он нашел первую, хотя мы считали, что это невозможно... Ты всерьез считаешь, что Матт прав?
   — ...
   — Йола, этого делать нельзя. Почему бы тебе самой не поехать? Запри ранчо и отправь гостей по домам.
   — ...
   — Послушай, если ты права, если Матт прав, то, когда он вернулся на ферму, там сидели детективы из окружной прокуратуры и ждали его. Идем дальше — значит, они сидят там и сейчас, ждут, когда я появлюсь. Поэтому Матт не отвечает на телефонные звонки. Нет, Йола, я не поеду на ферму, мне вовсе не улыбается отвечать на вопросы, зачем я туда явился и почему у двух лошадей в сарае вытатуированы такие же регистрационные номера, как у Мувимейкера и Сентигрейда, которые стоят у меня в конюшне. Нет, Йола, я никуда не поеду. Может быть, Матт уехал по собственным делам. Подождем один день. Если до завтрашнего утра мы о нем ничего не услышим, тогда я... Тогда я что-нибудь придумаю.
   Последние слова Йола произнесла очень громко, и я четко расслышал их. Голос у нее был встревоженный и возмущенный:
   — Если с Маттом что-то случилось...
   Пленка кончилась, и я выключил магнитофон. Для Йолы и для жены Уолта прежняя жизнь тоже окончена.
   Я лег в постель, но лежал без сна, чувствуя себя больным от невозможности уснуть. Каждая клетка тела приготовилась ко сну, но сознание не отключалось. Оно было слишком переполнено. Уолт, лежащий на спине во дворе фермы, весь день стоял у меня перед глазами. Солнце поднялось и припекало его, потом снова зашло. У него не будет убежища до завтрашнего утра. И до тех пор, пока он лежит там, мне не уснуть. Я пытался, но не смог.
   Когда я возвращался в Санта-Барбару, то остановился выпить кофе и наменял целую пригоршню мелочи. Я позвонил Полу М. Зейссену в страховую компанию «Жизненная поддержка» на Тридцать третьей улице. По нью-йоркскому времени было около шести часов вечера. Зейссен собирался уходить, впереди его ждал уик-энд. Я сказал, что немного беспокоюсь насчет Уолта. Он поехал на ферму в Аризоне, чтобы застраховать жизнь ее владельца, и с тех пор ни разу не позвонил. В дипломатичном деловом тоне мы поговорили с Зейссеном несколько минут и решили, что если Уолт не позвонит мне до утра, то «Жизненная поддержка» позвонит в субботу в отделение полиции штата Аризона в Кингмене и попросит в качестве одолжения съездить на ферму и проверить, не случилось ли там чего.