Фрумкин Сергей. Предназначение

   — Думай о себе, идиот! — Ватор покачал головой, дивясь безумию юноши. — Если тебя накажут, я легко раскрою твою голову краем щита, который ты называешь доской! Боль заставит тебя упасть, а поединок не остановят — ты будешь мой, понял?!
   Горн нехотя выставил вперед меч.
   — Ты говоришь, что хочешь убить меня, но заботишься обо мне? — негромко, чтобы слышал только противник, спросил принц. — Тебе тоже свойственно благородство? Ты тоже не хочешь убивать того, кто не сопротивляется?
   — Дерись, дурак! — Ватор ухмыльнулся наивности новичка. — Я не хочу убивать тебя так, чтобы это списали на случай! Я не хочу, чтобы за твою голову мне заплатили меньше, чем обещали!
   Внезапно Ватор замахнулся щитом и кинулся на принца. Горн присел, нырнул под щит и ударил противника кулаком по неприкрытой почке. Дернувшийся от неожиданной резкой боли Ватор не смог мгновенно прикрыться. Горн оказался за спиною противника и быстро кольнул его острием меча между позвонками. Ватор вздрогнул всем телом, замер, а затем медленно рухнул, как срубленное дерево.
   — Единственный способ спасти тебе жизнь, — со вздохом облегчения тихо сказал Горн. — Хорошо, что у меня все получилось!
   Зрители с шумом вскочили на ноги — развязка получилась внезапная, а бой слишком коротким, чтобы доставить им удовольствие.
   — И что теперь?! — в недоумении воскликнул
   Хозяин в фиолетовом.
   — Он мертв или нет?! — непонимающе свел брови Хозяин в белом.
   — Нет, не мертв… — покачал головой Хозяин в черном.
   — Сам вижу! — огрызнулся Хозяин в белом. — Вон, на табло диагноз. Наш чемпион парализован, у него защемлен позвоночный нерв!
   — Не может пошевелиться? — дрожа за висящую на волоске собственность, пискнул Хозяин в желтом. — Его ведь можно как-то активизировать?
   — Только добить! — мрачно пошутил Хозяин в белом. — Правила требуют завершения встречи!
   Хозяин в желтом с надеждой пробежал глазами по лицам партнеров, но выражения большинства подтверждали приговор Хозяина в белом.
   Поймав на себе взгляды друзей, Вустер вытянул руку вперед, сжал пальцы в кулак, отогнул большой палец и опустил его вниз — подал своему рабу древний знак, требующий добить жертву. Но Горн не шелохнулся: он не знал, что может означать жест Хозяина. Приказ пришлось продублировать, гаркнув из всех динамиков:
   — Добей его!!!
   Горн с удивлением посмотрел на Хозяев, решив сперва, что ослышался. Но люди за силовым щитом не шутили. Чтобы не тратить силы на бесполезные объяснения, юноша ответил им действием — швырнул меч к краю арены и отошел от распростертого тела Ватора. Победитель сложил руки на груди и гордо поднял голову, чтобы взглянуть на богачей «Айсберга» с высокомерием и презрением.
   — Добивать он не собирается, — усмехнулся Хозяин в белом. — Где вы его нашли? Он прошел подготовку? Его дрессировали?
   — Если можно не ломать, лучше не ломать! — покачал головой Нортем. — Мы же это обсуждали, не так ли?
   — «Можно»? — переспросил Хозяин в белом. — А я думаю, что нельзя! Посмотри на арену! Сейчас — точно нельзя!
   Хозяин в белом потянулся к своему браслету, но его опередил Вустер, который явно хотел напомнить, кому принадлежит непокорный раб и кому положено первым наказать его за непослушание.
   Гордый собой, наслаждающийся своей правотой и смелостью, Горн вдруг ощутил, как его будто сбили тараном, переломав кости и порвав мышцы. От неожиданности юноша вскрикнул, а потом не смог устоять на судорожно затрясшихся ногах и рухнул, скручиваясь в клубок от приступов боли в животе и груди. В одно мгновение бедолага оказался на грани смерти — невидимая сила рвала его на части и выворачивала наизнанку. Горела кожа, раскалывалась голова, ныли зубы, разрывались внутренности! Мозг еще как-то цеплялся за спасительную правду: эти ощущения только внушаются ему, а тело остается здоровым и функциональным… Но разум не помогал — достигающая болевого порога пытка в одну секунду лишила сознание права распоряжаться вверенным ему организмом.
   — Добей его! — потребовал Вустер, убирая руку с браслета. — Ты слышал о правиле: в живых останется только один! Кто сегодня станет трупом решать тебе!
   Горн не слушал: он наслаждался передышкой, как задыхающийся, стремящийся к поверхности ныряльщик — глотком чистого воздуха. Принц тянул с ответом. Вустер посмотрел на партнеров — Хозяева, как один, кивнули. Боль ударила Горна вновь. Такая жуткая, что стальной стержень внутри юноши треснул — не выдержав пытки, Горн потерял сознание.
   Теперь на арене лежали два вытянувшихся и неподвижных тела.
   — Замечательно, — оценил зрелище Хозяин в белом. — Что дальше?
   — Вспомним правила, — посоветовал Хозяин в фиолетовом. — «Бой идет до тех пор, пока участники способны двигаться без посторонней помощи». Очевидно, что без посторонней помощи ни тот ни другой не поднимутся!
   — Тогда кто же победил? — спросил Вустер. — Лежат они одинаково.
   — Тот, кто пострадал меньше, — рассудил Хозяин в черном.
   — Они одинаково не пострадали! — нервно взвизгнул Хозяин в желтом. — Оба совсем не навредили друг другу!
   — Не забывай, что второго уложили мы сами! — ухмыльнулся Хозяин в белом. — Не хочешь же ты сказать, что болевой шок у мальчишки является заслугой твоего Ватора?
   — Согласен! — присоединился Хозяин в фиолетовом. — Молодой оказался проворнее. Победа за ним.
   — В следующий раз выставляем нашего?! — с надеждой сказал Нортем.
   — Но нужно что-то делать с его наглостью, — покачал головой Хозяин в белом.
   — А с Ватором что решим? — напомнил Вустер.
   — Неужели прикончите? — с сожалением поморщился Хозяин в желтом.
   — Опять правило: «если проигравший не может быть умерщвлен противником, он переходит в собственность владельца раба-победителя», — подсказал выход Хозяин в черном. — Таким образом, Ватор достается Нортему и Вустеру, а наша компания приобретет игрока запаса.
   — Звучит красиво, — согласился Вустер. — Но я вот думаю: что, если наш мальчишка так и планировал, чтобы Ватор остался жив?
   — Он едва не проиграл! — напомнил Хозяин в черном. — Ты полагаешь, что, не имея явного преимущества, можно выбирать оставить противника в живых или нет?
   — Я думаю, да! — кивнул Вустер. — Мальчишка странный. Замашки аристократа. Называет себя принцем. Упертый, несговорчивый, наглый.
   — Этого раба нужно наказать! — уверенно заявил Хозяин в белом. — На сутки в камеру во внешней стене — пусть помучается как следует. Станет шелковым, уж поверьте!
   — В другой раз! —воспротивился Нортем. — Психика — вопрос тонкий: станет послушным, а побеждать разучится. Пусть сперва вернет вложенные в него деньги! Один серьезный бой, а там будет видно.
   — Ваш раб, вам решать, — пожал плечами Хозяин в белом. — Распустите, потом хуже будет!.. Что ж, пожалуй, нам всем пора. Лично у меня много дел. Спасибо, мне все понравилось!
   Хозяева дружно поднялись и попрощались друг с другом, довольные зрелищем и полные надежд на богатую прибыль, которую должно было принести им новое приобретение Вустера и Нортема. Два неподвижных тела оставались лежать на арене.

ГЛАВА 10

   Горн пришел в свой барак только к вечеру — разбитый и мрачный. Ему оказали медицинскую помощь: привели в чувство и успокоили нервы, но не удосужились избавить от воспоминаний. Мысли о пережитом насилии окрашивали и без того не радужную действительность в темные, холодные тона, от которых юноше хотелось стонать и выть. Хонтеан сидел на скамье «на улице».
   — Ты плохо выглядишь, — заметил монах. Принц невесело усмехнулся:
   — Я не знаю, как не чувствовать боли, зато умею ее терпеть!
   Хонтеан задумчиво осмотрел ученика с головы до ног.
   — Научись гнуться, иначе сломаешься, — посоветовал отшельник.
   Принц сел рядом со Жрецом Времени.
   — Ты знаешь, что я едва не погиб… — сказал Горн. — Я опять дрался на арене. Дрался насмерть!
   — Ты победил?
   — Да, но без твоей помощи!
   — Чего же в этом странного? Ты ведь Мастер.
   — Значит, ты и в самом деле не помогал мне?
   — Этого я не сказал.
   — Но тебя ведь там не было!
   Хонтеан внимательно посмотрел в глаза юноше:
   — Мне вовсе не нужно видеть тебя, чтобы помогать тебе, принц.
   — Расстояние не имеет значения?
   — Если чувствуешь того, о ком думаешь, не имеет. Но, как правило, расстояние заставляет нас забывать о чувствах.
   Горн задумался.
   — Тебе тяжело здесь? — через какое-то время сочувственно спросил монах.
   Горн вздрогнул и посмотрел на старика удивленно. Сперва вопрос показался ему глупым, более того — оскорбительным, но принц не стал торопиться с выводами. Он уже привык к тому, что в каждом вопросе отшельника было больше глубинного, нежели поверхностного и очевидного.
   — Ты хочешь сказать, что все эти поединки мне только на пользу? — понял юноша. Хонтеан промолчал.
   — Мне тяжело от сознания, что я раб! — горько выдохнул Горн.
   — Ты не раб, — спокойно возразил Жрец Времени.
   — Но у меня в мозгу их прибор!
   — Но это не делает тебя их рабом. Пленником, да!
   — Но я подчиняюсь воле этих мерзавцев!
   — Разве? За что же тебя истязают болью? Ты подчиняешься своей воле, Горн! Ты сам делаешь выбор: когда терпеть боль, а когда избежать ее.
   — Хорошо. — Принц потер висок, размышляя. — Я не могу прекратить это. Я не могу уйти с «Айсберга». Это мне точно не нравится!
   — Терпение, юноша! Твоя война в тебе, а декорации не имеют значения: они сменятся, когда придет время.
   Принц покачал головой, он слишком устал, чтобы философствовать о разнице между реально существующим и внушаемым. Ему нужен был долгий, спокойный сон.
   — Хонтеан, — печально глядя на своего всегда спокойного учителя, позвал юноша. — О смене декораций: мы переезжаем. Меня «повысили». Я победил, мне начислили гонорар, отвели новую комнату во втором кольце, ближе к центру, и увеличили радиус, в котором «защитный режим» нейрофона не должен нас беспокоить. Я попросил, чтобы все эти награды распространились и на тебя.
   Они не возражали. Так что пойдем, нас ждет отдых в лучших условиях… Монах улыбнулся:
   — Мне все равно, где жить, Горн!
   — Зато мне — нет! — заявил юноша. — Мне нужно выспаться, чтобы забыть, как больно, когда тебя рвут на части. Надеюсь, в новых покоях кровать будет мягче…
 
 
   После этого поединка бои с участием принца последовали один за другим. Горну пришлось выходить на арену регулярно два-три раза в неделю. Он дрался в амфитеатрах во время проводимых там игр, дрался на концертах, разогревая публику, дрался на праздниках в домах местных аристократов, дрался в игровых залах и на стадионах — везде, где потоки крови гладиаторов казались уместным зрелищем и удачным способом разыграть крупную ставку. Легко или с трудом, без единой царапины или истекая кровью, Горн раз за разом выходил победителем. С каждой победой он становился увереннее в своих силах, с каждым поединком лучше слышал, четче видел, глубже чувствовал, какой именно шаг нужно сделать, чтобы повернуть Провидение лицом к себе, чтобы не только сохранить жизнь, но и не уронить при этом собственного достоинства…
   И он ни разу никого не убил! Небывалый прецедент в истории «Айсберга» — каждый, кого Хозяева ставили против юного принца, терял способность продолжать бой, но не получал ни единой опасной травмы, ни одного угрожающего жизни ранения. Оставлять проигравшего в живых стало визитной карточкой Горна, его фирменным знаком. Зрители приходили в ярость, называли победу нечестной, но, по сути, принц не нарушал правил — он только обходил их. Первое время элита «Айсберга» бесновалась, требуя запретить новому рабу «издеваться над своими противниками», но постепенно взгляды вельмож поменялись: зрители начали ставить не только на то, победит Горн или проиграет, но и на то, удастся ли ему в очередной раз сохранить жизнь поверженному противнику. Поединки с юношей выглядели неординарно, его кодекс чести привносил в старую игру новые интригующие нюансы. Горн раздражал аристократов «Айсберга», они жаждали его поражения, но именно по причине своей уникальности принц очень скоро стал самым востребованным гладиатором рабовладельческого города.
   Нортем и Вустер больше не наказывали своего раба — его «хамство» приносило им не только дурную славу как Хозяевам, не умеющим управляться со своей собственностью, но и лучших бойцов-конкурентов. Через несколько месяцев после покупки Горна Нортем и Вустер стали обладателями самого большого числа гладиаторов-чемпионов в городе. Они начали продавать их за бесценок, стали дарить друзьям, но Горн пополнял и пополнял коллекцию своих Хозяев новыми воинами. Все понимали, что Нортем и Вустер приобрели в лице юного мастера клинка козырь, постепенно превращающий их в монополистов гладиаторского бизнеса станции, но официально протестовать у высших слоев общества «Айсберга» причин не было — Нортем и Вустер не нарушали закона, а менять закон города из-за всего одного раба казалось безумием, честью, делающей этого раба равным свободным людям.
   Горн тоже разбогател, если гладиатора вообще можно было назвать богатым. Он жил с удобствами — в собственном доме с садом во втором от центра кольце города. Он хорошо питался и одевался, и он мог позволить себе все, что продавалось и покупалось, кроме, разумеется, свободы для себя и своего друга.
   При этом образ жизни юного чемпиона со стороны выглядел очень скромным. Горн не посещал клубов, не участвовал в бурных оргиях, устраиваемых удачливыми гладиаторами или ищущими приключений богатыми горожанами во вполне приличных барах этого кольца города, не приобретал катеров или яхт, не нанимал слуг. Он вообще не развлекался, не заводил знакомств, не искал радости в жизни, которую вынужден был вести под присмотром вмонтированного за ухом нейрофона. Он просто терпел и ждал, когда все изменится. Нортем и Вустер, которые ценили теперь свое приобретение как самую большую драгоценность в их общей коллекции, считали, что для возраста Горна такой аскетизм — ненормальность, свидетельствующая о прогрессирующем нервном заболевании. Они пытались расшевелить юношу, делали ему подарки, достойные аристократов своего круга, но Горн не реагировал на заботу. Он продолжал вести себя так, словно пребывание на «Айсберге» было для него кратковременным испытанием, которое со дня на день должно завершиться…
   За четыре месяца пребывания в рабстве Горн прославился не только в среде Хозяев. Его хорошо знали в лицо солдаты безопасности, у которых имелся постоянно обновляющийся список самых дорогих рабов города. О нем слышал каждый гладиатор, каждый раб и каждая рабыня. Его называли Принцем. Слухи, что очередной боец остался в живых, проиграв бой Принцу, распространялись по городу с быстротой общегородских новостей. Горн не только вызывал уважение своим знанием анатомии и мастерским владением холодным оружием, он был единственным за всю историю станции примером победы раба над Хозяином. Благодаря ему у гладиаторов менялись представления: о том, что внушаемую нейрофоном боль невозможно выдержать, о том, что нельзя настоять на своем в споре с Хозяином, о том, что невероятно проиграть бой и выжить. Не желая того, Горн становился среди угнетенных богатырей «Айсберга» символом борьбы с правилами, примером для подражания, образцом благородства и смелости, глотком надежды на то, что в один прекрасный день положение дел изменится. Те чемпионы, кто уже успел познакомиться с клинком юноши, не только не стыдились своего позорного поражения одним неуловимым уколом в тайную точку, но даже гордились, что имели честь испытать на себе мастерство юного профессионала. Те, кто все еще числился в списке лучших бойцов города и пока не встречался с Горном лицом к лицу, ждали этой встречи, как чего-то особенного — без страха за свою жизнь и без стремления обязательно оказаться сильнее…
 
 
   Благодаря Горну положение дел на «Айсберге» незаметно менялось. В стороне от центра города в воздухе все сильнее давали о себе знать чувства самоуважения, привкус надежды, дух непокорности. Наконец тем из Хозяев, кто смотрел и слушал, стало понятно, что ситуация требует вмешательства. На сто двадцать пятый день пребывания принца на «Айсберге» Нортем и Вустер получили приглашение в офис одной из не афиширующих своего существования фирм, расположенный на верхнем этаже самого высотного, упирающегося в свод купола здания города. Уже в фойе рабовладельцы столкнулись с постом вооруженной до зубов охраны и прошли через три детектора, просканировавших их с головы до ног на предмет наличия оружия. Охранники ждали в лифте. Верхний этаж и вовсе охранялся как королевский дворец. Наконец, пройдя через все досмотры, Нортем и Вустер оказались в большом темном кабинете. За тяжелым каменным столом сидел солидный пожилой мужчина в генеральском мундире.
   — Присаживайтесь, господа! — приветствовал хозяин офиса. — Не обижайтесь на меры предосторожности — вы в самом центре нашего «Айсберга», в прямом смысле слова «центр». Потолок этой комнаты — пол центра управления станцией. Сами понимаете, требуется особое отношение…
   Рабовладельцы сели в кресла перед столом и отметили про себя, что их головы оказались ниже головы хозяина офиса.
   — Чем обязаны? — первым спросил Вустер, которому грубоватое отношение к своей персоне показалось несколько оскорбительным.
   Хозяин офиса пристально посмотрел в глаза рабовладельца.
   — Вы слышали об Исполнительном Комитете города? — суровым голосом спросил он. Нортем и Вустер переглянулись.
   — Мы решаем, когда сняться с якоря, — продолжил мужчина, — куда направить полет станции, на каком новом месте лечь в дрейф, когда открыть и закрыть сезон и даже — когда обнулить списки и уйти в тень… Разрешите представиться: генерал Сурад!
   — Мы в чем-то провинились, генерал? — осторожно осведомился Нортем, который, как и товарищ, чувствовал себя неуютно.
   Сурад выдержал паузу.
   — И да и нет, — с глубокомысленным видом произнес он. — Вы законопослушные граждане, вы приносите в казну города процент прибыли, и, надо признаться, ваши вложения составили значительную долю дохода в последнем квартале. Но у Комитета возник вопрос касательно вашего раба Горна.
   — Что с ним не так? — заметно побледнев, пробормотал Вустер.
   — Обычно мы не мешаем гражданам зарабатывать так, как им нравится. Мы вмешиваемся только тогда, когда действия горожан по зависящим от них или не зависящим от них причинам могут повлиять на стабильность всего нашего общества, — начал разъяснения Сурад. — С вашим рабом как раз такой случай! Исполнительный Комитет поручил мне обратиться к вам с предложением: заставьте вашего гладиатора уважать традиции «Айсберга»! Героям, как вы знаете, здесь не место. Не следует воодушевлять рабов на подвиги — их дело отрабатывать капиталовложения и умирать, когда наступает их время.
   — Чего именно вы от нас ждете? — уточнил Нор-тем.
   — Почему вы не заставили своего раба доводить Поединок Крови до положенного правилами завершения?
   — Его пытали болью, но он не ломается! — признался Вустер.
   Генерал понимающе улыбнулся:
   — Точнее, вы бы не хотели его ломать, так?
   — И это тоже… — Нортем нервно поежился. — Мы ведь не знали, что причиняем неудобства кому-то кроме себя… Но поверьте, этот юноша и в самом деле умеет переносить боль!
   — Чью?! — вопросил Сурад, приподнимаясь над столом, чтобы еще более усилить воздействие на и без того испуганных посетителей.
   — Свою, конечно… — поспешил объяснить Нор-тем.
   — Неужели у вас не хватает фантазии? — Генерал изобразил на лице удивление. — Если раб столь щепетилен, что готов терпеть собственную боль, лишь бы не делать больно другим, воздействуйте на него через его друзей, через тех, кто ему дорог!
   Вустер замотал головой:
   — У него нет друзей. Чернь уважает его, но сам он держится особняком. У него нет даже знакомых, с которыми бы он общался.
   — А как же этот тренер? Я слышал, они даже живут вместе?
   — Мы присматривались к старику, — Нортем развел руками. — Судя по всему, у них чисто деловые отношения. Холодные, я бы сказал. Обмениваются иногда парой слов — ни объятий, ни рукопожатий, ни откровений. При всем уважении, сэр, не думаю, что тренер Горна может послужить рычагом воздействия на парня!
   Генерал отбарабанил пальцами дробь по столу, демонстрируя, что теряет терпение.
   — Господа, я не стану вас учить, вы уважаемые и весьма достойные граждане. Мы вас ценим весьма высоко, — спокойно, однако с угрожающими нотками в голосе подытожил Сурад. — Если вы самостоятельно не найдете возможность повлиять на своего раба, нам придется поискать ее вместе. Не знаю как, господа, но в течение десяти дней вы должны в корне придушить миф о непогрешимости этого парня! Найдите его болевую точку, подыщите ему друга, подарите домашнюю зверушку… сделайте все, что хотите, но в течение десяти дней заставьте этого сопляка стать нормальным, заставьте его наконец убить!
   — А почему именно десять? — все же осмелился спросить Вустер.
   — Через десять дней мы открываем большой турнир. На «Айсберге» будут гости. Смотрите не подведите!
 
 
   Когда Горн вернулся к себе после очередной победы, он застал монаха за планшетом, куда Мозг дома выводил некие формулы.
   — Победил?
   Хотнеан поднял голову, чтобы поприветствовать ученика.
   — Это было нетрудно! Монах улыбнулся:
   — Я вижу: у тебя трясутся колени.
   — Это от усталости, — отмахнулся принц, чтобы перейти к теме, которая занимала все его мысли и заставляла светиться от гордости. — Прекрасный боец! Хонтеан, он был просто великолепен — подвижен, пластичен, стремителен!
   — Ты же сказал «нетрудно»? — напомнил отшельник.
   — Я имел в виду: нетрудно было уловить нужный момент, чтобы сбить его с толку! Но я успел почувствовать страх! Это был настоящий мастер!
   — Твое чутье усиливается с каждым боем, — возвращаясь к своим цифрам, подметил отшельник. — Если так пойдет дальше, я стану не нужен тебе!
   — Ты будешь нужен мне в любом случае! — напомнил Горн. — Нам еще предстоит выбираться отсюда!
   — Считаешь, я это могу?
   — Ты сам говорил, что наступит день…
   — Ну да, конечно… День обязательно наступит. Он всегда наступает.
   — Спасибо, учитель! Я приму ванну!
   — Постой, Горн! — Монах поднял голову, словно вспомнил нечто важное. — Я едва не забыл: тебя уже два часа ждет сюрприз.
   Юноша замер, настораживаясь:
   — Надеюсь, хороший?
   — Решай сам… Ильрика!
   Горн прислушался. Ему показалось, что с лестницы, ведущей на второй и третий этажи дома, доносится некий шорох.
   — Кто такая Ильрика? — подозревая подвох, нахмурился принц.
   — Она просила позвать ее, когда ты будешь готов, — с невинным видом объяснил отшельник.
   — Готов к чему?!
   В это время показался сам источник шороха — хрупкая тоненькая темноволосая девушка с очаровательным детским личиком и в длинном шуршащем платье. Эта особа быстро сбежала по ступеням и сбавила ход только в самом низу, когда увидела лицо Горна. Принц стоял возмущенный и суровый, считая, что его превращают в посмешище.
   — Что она здесь делает? — грозно спросил юноша у монаха.
   — Спроси у нее сам!
   Хонтеан дал понять, что лично ему эта тема неинтересна.
   — Мне приказали стать вашей! — с обиженно-оскорбленным видом тоненьким голоском пискнула гостья.
   — Моей?! — по непонятной ему самому причине принц занервничал. — Зачем ты мне вдруг понадобилась?!
   — Чтобы доставлять удовольствие! Хонтеан ухмыльнулся, оторвавшись на время от своего чтива.
   — Тебе ведь не больше шестнадцати. — Точно определил возраст гостьи монах. — Ты вообще-то знаешь, о чем говоришь?
   Девушка немного смутилась, но только немного. Глаза ее сверкнули решимостью ни в коем случае не уронить собственного достоинства.
   — Теоретически да! — гордо заявила Ильрика.
   — Теоретически? — Монах с улыбкой покачал головой.
   — Ну… — хмурясь от слишком пристальных взглядов, объяснила девушка. — Я никогда не спала с мужчинами, но…
   — Но знаешь о мужчинах все, что нужно, чтобы им с тобой нравилось? — закончил Хонтеан, которого явно умиляла попытка ребенка выглядеть взрослым.
   Ильрика взорвалась.
   — Прекратите эти вопросы!! — на весь дом взвизгнула гостья, посмотрев на Хонтеана и Горна с такой обидой, словно ее только что обвинили в чудовищном преступлении. — Отстаньте от меня с вашими глупостями!!
   Хонтеан пожал плечами и уткнулся в планшет. Горн же устало вздохнул, принимая твердое решение и в самом деле прекратить глупые разговоры и отправиться в ванну.
   — Есть у тебя опыт в этой профессии или нет, — объяснил юноша, намереваясь пройти мимо гостьи так, чтобы та поняла, что на нее больше не обращают внимания, — мне в любом случае это не нужно!
   Ильрика прикусила губу, лихорадочно обдумывая, как правильно отреагировать.
   — Если вы откажитесь, — решила она напугать принца, — меня отдадут другому!
   — А я здесь при чем? — с безразличием спросил Горн.
   Ильрика распахнула свои и без того огромные карие глаза так сильно, что принц невольно остановился.
   — Но меня ведь подарили именно вам! — изумленно выпалила девушка.
   Возмущение гостьи было столь внезапным, ярким, непритворным и нелогичным, что ошарашило Горна.