— Сколько здесь человек? — поинтересовался жрец.
   — Сто плюс я, — объяснил молодой человек. — Идемте в мой кабинет — там уютнее.
   По ярко освещенным, красивым, как галереи дворца, коридорам юноша, его гость и трое офицеров охраны прошествовали в «кабинет» — круглый изумрудный зал с тяжелым столом посередине и четырьмя вполне современными креслами, расставленными вокруг стола.
   — Домой? — с отеческой заботой в глазах спросил у юноши самый крепкий мужчина его охраны.
   — Запутаем следы, Латорон, и домой, — кивнул парень.
   Жрец поднял брови, удивляясь незнакомому определению.
   — Что значит «путать следы»? — спросил он. Латорон уже исчез за дверью, юноша указал гостю на кресло и сам опустился в другое.
   — Если нам повезет выбраться из системы, пока нет погони, — объяснил он, — мы разгонимся в произвольную сторону. Потом затормозим и поправим курс, чтобы лететь туда, куда нам надо на самом деле.
   — Возможно, я слишком давно никуда не летал. А как же «маршрутные карты», коридоры с распорядком движения?
   — Их сочли бесполезными: коридоры требовали постоянных капиталовложений на обслуживание узловых станций, на содержание военного флота, отвечающего за соблюдение надуманных правил движения и безопасность торговых кораблей с ценным грузом, координаты которых, по этим же правилам, злоумышленники могли рассчитать в любой момент, на бюрократический аппарат, который всем этим управлял… А вероятность того, что в космосе встретятся и столкнутся два —галактических лайнера (во избежание чего и делали коридоры), невероятно ничтожна. Корабли скапливаются, конечно, вблизи населенных планет… ну так там все сбрасывают скорость, а это позволяет маневрировать. Аварии происходят не слишком часто, и уж точно не чаще, чем раньше… Какой смысл заставлять всех следовать графику?
   Жрец вздохнул.
   — Еще одно изобретение человечества, канувшее в забвение, — скорее для самого себя, чем для собеседника, отметил он. — И на какой же научной теории основан метод «путать следы»?
   Юноша пожал плечами:
   — Если с самого начала, то для корабля, двигающегося со скоростью выше скорости света, материя нашего измерения перестает существовать — материальные объекты (планеты, звезды, метеориты, другие корабли) превращаются в тени, через которые можно пройти, как сквозь туман в атмосфере, — ничто, кроме собственных фантазий, не мешает людям двигаться напрямик. Коридоры придумали потому, что первое время не представляли, чего ждать от незнакомого измерения. Ну и для того, чтобы не столкнуться с каким-нибудь лайнером, идущим на столь же высокой скорости. Потом время показало, что люди здорово перестраховались, — коридоры убрали. Сейчас все просто: выбирай направление на конечную точку и разгоняйся, ориентироваться среди теней невозможно, поэтому лучшая траектория — прямая линия. Действует только одно правило: миры, где живут люди, нельзя пересекать на сверхскорости. Никто не знает, что может случиться, если сквозь тебя пройдет крейсер, который двигается так быстро, что нет смысла думать, был ли он вообще здесь или его здесь не было. Но никому не хочется, чтобы через его мир проносились лайнеры-невидимки. Принято соглашение, запрещающее двигаться на засветовой скорости через населенные мыслящими существами системы. Если между начальной и конечной точкой маршрута живут люди, каждый корабль возвращается в нормальное пространство прежде, чем войдет в систему светящего людям солнца. Что же касается объектов, которые двигаются на сравнимой с разогнавшимся кораблем скорости, они сохраняют для последнего все свои материальные характеристики: их можно видеть, с ними можно столкнуться. Вот и вся теория.
   Мы говорим: «путать следы», а имеем в виду: скрывать, куда направлялись. Задача — разминуться, повернуть в тот момент, когда нас не видит тот, кто идет следом. Пока и мы, и они в обычном пространстве, преследователи могут видеть, в какую сторону мы разогнались, могут «сесть на хвост». Мы притормозим, вернемся в обычное пространство, развернемся, пока они не вернулись в наше измерение и не видят нас, опять разгонимся — они не будут знать, какое направление выбрано нами на этот раз. В общих чертах так. А если говорить про меня и вас, теперь главное, чтобы Хамовники не настигли корабль внутри системы.
   Жрец покачал головой, вспоминая, какими доводами оперировали во времена его молодости.
   — А если корабль сбросит скорость внутри метеорита или планеты?
   — Опасность, конечно, есть… — Юноша улыбнулся. — Но жить-то вообще рискованно! Да и мы ведь не тормозим вслепую: компьютер изучает тени, которые в нашем измерении могут оказаться массивными объектами, определяет «чистую» зону для торможения. Ошибется — что ж, у кого что на роду написано…
   — И куда мы сейчас направляемся? Глаза юноши гордо сверкнули:
   — Королевство Веридор!
   — Жрец все еще смотрел вопросительно, он никогда не слышал такого названия.
   — Планета Фанкор, — уже с меньшим апломбом добавил молодой человек.
   Пол в зале чуть дрогнул. Гость прислушался к своим ощущениям.
   — Лайнер разгоняется?
   — Отрываемся от притяжения Атонга, — также прислушавшись, подтвердил юноша.
   — Никаких неприятных ощущений… — похвалил корабль жрец.
   — «Наследник» — галеон королевского флота! — высокомерно, но с какой-то грустью в глазах объявил парень.
   Жрец внимательно посмотрел на своего спасителя. Длинные темные волосы, худощавое телосложение, мускулистые, натренированные руки.
   Острые скулы — еще более острые от привычки сжимать зубы — говорили о постоянно тренируемой силе воли, о способности бороться и переносить трудности, серые быстрые глаза — о живости ума, о присущей молодому человеку нервозности и даже, возможно, нетерпеливости, самоуверенно задранный подбородок — о юношеском максимализме, избалованности, привычке требовать и получать желаемое.
   В ответ и юноша осмелился заглянуть в лицо гостю. Жрец Времени был немолод: морщины на лбу, медлительный взгляд. Черные, как смоль, волосы, черные брови и темные горящие глаза на бледном, с землистым оттенком лице производили демоническое впечатление. Он был высокого роста, жилистым и буквально излучал спокойствие, силу, уверенность. Простая, грубая, серого цвета одежда ничуть не принижала достоинства этого человека — едва ли шелк или парча добавили бы образу отшельника больше благородства или степенности. Юноша остался доволен осмотром: выкраденный из лап Хамовников Провидения Проклятый пугал его, зато и в самом деле внушал веру в могущество, приписываемое слухами членам гонимого властями Ордена.
   — Не пришло ли время нам познакомиться? — обратив внимание на то, как побелел после обмена взглядами его собеседник, предложил жрец.
   — Хорошо… Вы правы… — Юноша собрался с духом. Его глаза наконец сверкнули решимостью. — Меня зовут Горн. Я младший сын короля Веридора — Тонрона Первого.
   — Наследник одного из правящих домов космоса? — понял жрец.
   Юноша немного смутился:
   — Не совсем наследник…
   — Моя очередь: Хонтеан — монах разоренного монастыря, которого вы, ваше высочество, спасли от тюрьмы.
   Юноша поморщился:
   — Не называйте меня: «высочество». Только не здесь и не вы. Для вас я Горн.
   — Вам ведь тоже непривычно говорить «вы» безродному? Говорите «ты — Хонтеан», я тоже не обижусь… Но что может быть за нужда принцу в философе, учение которого запретил закон, как раз и призванный защищать королей от реформаторов?
   — Мне нужно везение, — повторил в очередной раз принц.
   В дополнение к словам Горн извлек из потайного кармана штанов короткий меч и положил его на стол перед гостем.
   Хонтеан посмотрел на замершего в напряжении юношу, затем взял в руки ножны и потянул за рукоять, обнажая лезвие.
   Горн видел, что острая полоска металла заставила глаза гостя затуманиться от воспоминаний, но не смог угадать, уловил ли жрец смысл деталей.
   — На чехле герб Избранного и лезвие зеленого цвета! — подсказал парень.
   Благородная сталь клинка и в самом деле немного отливала зеленым. Жрец медленно вздохнул, а затем посмотрел в глаза юноши, словно говоря: «Я все понимаю, но продолжи сам».
   — Этот меч — моя дорога к престолу! — с непонятной горечью повышая голос, воскликнул Горн.
   — К трону не Веридора? — догадался Хонтеан.
   — Конечно же нет! Я младший сын. Претендент. Один из Претендентов. У меня есть этот корабль и сотня верных людей. В старину таких называли «рыцарь, лишенный наследства». Как и тогда, у меня только один путь: поставить на карту жизнь или превратиться в ничтожество!
   — Зеленый цвет… Юноша сглотнул:
   — Мой уровень.
   — Уровень мастерства? Насколько понимаю, высокий?
   — Ты не знаком с Положением Школы Избранных?
   — Нет… Не думаю.
   — Я — Мастер Клинка, но… — Принц скромно улыбнулся. — В альтернативном курсе…
   — Это значит? — спросил жрец.
   — Я могу победить опытного мечника, чего еще не смог бы сделать, если бы учился по полной, тридцатилетней программе, но я не равен Мастеру. Мастер не допускает ошибок, Мастер берет выносливостью и опытом. Желтый меч, фиолетовый меч — Мастера стилей, которые проповедуют стабильность и безукоризненность. Зеленый, красный — быстрый, но не верный успех, основанный не на отполированном до блеска опыте, а на случайных факторах, на слабостях противника, на умении использовать чужие промахи, на способности замечать каждую мелочь и превращать ее в оружие, решающее исход поединка.
   — Ты задумал сразиться с настоящим Мастером, но сомневаешься, что «альтернативные» знания позволят надеяться на победу? Почему же тогда избрал этот путь?
   Лежащие на столе руки парня задрожали, ладони сжались в кулаки.
   — Потому что был маленьким! Потому что не знал, что мое время придет так скоро! Потому что думал: впереди десятилетия! Я хотел подняться на небольшой холм, чтобы с самого начала смотреть на врагов сверху, а только потом уже начать взбираться на истинную вершину…
   — Не спеша и радуя себя сознанием, что ты и без того лучше других? Что ж, возможно, ты рассуждал здраво.
   — Но зеленый меч — знак не мастерства, а умения ловить удачу!
   — Ты умеешь «ловить удачу» — другие не умеют.
   — Удача — это абстракция, фантом, случай, которого может не быть! Профессионалы не допускают ошибок!
   Хонтеан укоризненно покачал головой.
   — Ты не веришь в победу, но все равно собираешься драться? — понял он. — Можно я угадаю: надеешься, что моя помощь…
   — Вот именно! Жрец усмехнулся:
   — Насколько мне известно, «трон в поединке» — поиск того, кому «предначертано». Принц крови намерен сыграть не по правилам?
   Юноша вздрогнул и с затравленным видом отвел взгляд.
   — Кто-то же придумал быстрый курс Школы! — пробормотал Горн. — Считаешь, это по правилам?
   — Думаю, да. По теории Хамовников, чем «случайней» успех, тем очевиднее, что он ниспослан Судьбой. Разве вас учили не так?
   — Да, наверное… Но я ведь и хочу, чтобы мне помогла случайность!
   — Поправлю: закономерность! Ты хочешь получить от меня «закономерную случайность»! Юноша нервно передернул плечами:
   — Не «закономерную» — более вероятную!
   — Ладно, — Жрец примирительно махнул рукой. — Пусть остается такая формулировка, как тебе нравится. Я не был бы Жрецом Времени, как ты меня называл, если бы верил в Предназначение и одобрял средневековые ритуалы, возрожденные последователями правящей религии. Чего только ты хочешь: познать истину и самостоятельно изменить ситуацию на ристалище в свою пользу или воспользоваться мною как орудием Провидения?
   Глаза юноши загорелись надеждой:
   — Я не знаю… Но клянусь: если завоюю корону, вознагражу тебя по-королевски! Я построю новый монастырь для твоих последователей! Я сниму запрет на ваше учение! У Жрецов Времени будет первый коронованный покровитель! Королевство, в котором они смогут жить в спокойствии и достатке!
   — Не горячись так! — Хонтеан мягко улыбнулся возбудимости молодого человека. — Предположим, я тебе помогу. Не боишься, что судьи почувствуют вмешательство Изгнанного, разгадают обман и лишат тебя положенного приза?
   Горн тяжело вздохнул и помрачнел:
   — Все возможно… Но, боюсь, у меня нет другого выхода!
   — Тогда первый урок, юноша: выход всегда есть! Ты молод — зачем спешишь? Подожди десять лет. Наберись опыта. Возьми корону законно, без посторонней помощи.
   Горн быстро замотал головой, вновь загораясь в одно мгновение:
   — Король Веридора умер! На престол взойдет мой старший брат! Это случится всего через две декады!
   — Сочувствую твоему горю… И все же не думаю, что есть причины для паники. В твоем возрасте любое колебание почвы под ногами кажется признаком конца света. Что-то меняется, а ты думаешь: как можно спокойно ждать, если через год или два не будет ни меня, ни этого мира? Поверь опыту старика: мир стоял, стоит и будет стоять на том самом месте, а горячие и нетерпеливые покидают его раньше отпущенного им срока.
   Горн кивнул, давая понять, что готов совладать с собой и обдумать любые доводы. Он бросил на монаха взгляд, полный уважения и надежды:
   — Я не могу спорить: ты мудрец. Ты можешь видеть то, чего я не вижу. Поэтому ты здесь, поэтому я искал тебя. Сейчас мы летим на Фанкор. Там мой дом, моя прежняя жизнь… Точнее, там они были. Посмотришь сам, Хонтеан, нужно ли мне спешить!

ГЛАВА 2

   — Через сорок минут возвращаемся в наше пространство. Через двенадцать часов полета будем дома, — сообщил Латорон.
   Горн «смахнул» со стола голограмму доски и голографические фигуры и прервал шахматную партию с Мозгом каюты.
   — Нас и в самом деле никто не преследовал? — настороженно спросил он.
   — Нет, ваше высочество! Как это ни странно, нам повезло!
   Юноша слегка улыбнулся. Глаза его одновременно сверкнули и радостью, и опасением радоваться преждевременно.
   — «Везение» заключено в одной из кают этого корабля, Латорон, — многозначительно произнес принц.
   — Вы про монаха? — Богатырь шумно вздохнул и отыскал взглядом глаза юноши, чтобы показать, насколько серьезно сейчас настроен: — Мне все же кажется, ваше высочество, что вы сильно преувеличиваете возможности этого отшельника!
   — Нет, Латорон! — Принц импульсивно вскочил на ноги и заметался по каюте из угла в угол, размышляя вслух: — Ты не можешь знать… Ты не допущен к архивам… Я читал про них! Настоящий Жрец Времени способен направить удачу туда, куда ему вздумается! Если он пожелает, все события начнут развиваться должным образом! Все окружающее — живое и неживое — придет на помощь! Напомнят о себе самые редкие явления природы, совпадут тысячи незначащих и важных моментов, проснутся интересы людей, от которых что-то зависит… Ты даже не представляешь, Латорон, насколько велика сила Изгнанных!
   — Возможно, но мне не нравится ваш восторг, ваше высочество! Если принятый на борт вашего корабля монах на самом деле всесилен, то кто вам сказал, что он — оружие в нашем арсенале, а не бомба с часовым механизмом? Где гарантии, что этот отшельник, не признающий над собой высшей власти, отплатит вам верностью? Задумайтесь: разве так должен вести себя человек, который только что лишился сообщества, долгие годы служившего ему семьей, который в один момент потерял и дом и имущество? Чем можно объяснить проявленное этим типом хладнокровие, более того — равнодушие? Я думаю: отсутствием души, вот чем! И если этот монах ни во что не ставил тех, с кем десятилетиями делил кусок хлеба, с кем сообща боролся за жизнь и беседовал о смысле бытия, кого понимал сам и кто понимал его, — то почему вы думаете, что одним лишь красивым жестом сумеете заработать его искреннюю признательность? Какие у вас причины рассчитывать на его ответное благородство?
   Богатырь ораторствовал напрасно — юноша даже не прислушивался к его словам. Теперь, когда принц наконец приблизился вплотную к еще совсем недавно призрачной для него цели, сомнения телохранителя смягчались в его сознании, блекли и сглаживались, после чего уверенно отправлялись в отсек памяти «очередные проявления излишней заботы».
   — Но мне-то ты все-таки веришь? — отметая из монолога Латорона все, кроме положительных для себя моментов, спросил Горн.
   — Если честно, — пробурчал телохранитель, — не верю! Верить не мое дело. Моя работа — оберегать вас от опасности. Я обязан думать и действовать, а не надеяться на чудо, которое само сделает мою работу. Я знаю, что вы поступили необдуманно, пойдя против закона и очернив себя в глазах Хамовников Провидения. Но я не знаю, стоило ли так поступить. Думаю, что не стоило: вы еще так молоды, а заработали серьезных и очень могущественных врагов!
   Принц опять усмехнулся, на этот раз в связи с напоминанием о его храбрости. Восприняв последние слова как комплимент, он подошел к офицеру и дружески сжал его за плечи, показывая, что на самом деле забота богатыря никогда не оставалась им незамеченной.
   — Где он сейчас? — словно только теперь вспомнив о госте, спросил юноша.
   Латорон тяжело выдохнул, понимая, что никакие доводы не помогут образумить горячего повелителя. Он пожал широкими плечами:
   — Где же ему быть? У себя в каюте. Под охраной.
   — Что делает?
   — Я бы сказал, думает, если, конечно, можно думать, сидя сорок часов в одной позе…
   — Медитирует, — сообразил принц.
   — Мозг каюты утверждает, что зрительные нервы монаха все время активны. В медитации, которую знаем мы с вами, зрение отключается. Склонен доверять Мозгу — раз компьютер так говорит, значит, монах думает.
   — О чем же он может столько думать?
   Латорон едва не выдал в грубой форме, что он предполагает о мыслях этого исчадия ада, но вовремя остановился, повинуясь взмаху руки принца, — юноша спросил просто так, не интересуясь ни правдой, ни точкой зрения своего офицера.
   — За нами нет погони, Латорон, — подытожил Горн. — Жрец Времени здесь, на моем корабле… Пока все идет хорошо. Скоро Фанкор. Там примем окончательное решение… Пусть монах явится на капитанский мостик за четыре часа до прибытия. Я хочу, чтобы он не пропустил ни одного взгляда или слова, обращенных в мою сторону фанкорскими службами, пограничниками, придворными, министрами или родней. Я хочу, чтобы он сказал мне, как поступить и не ошибиться в решении только потому, что чего-то не увидел и не услышал…
 
 
   Достаточно скучный по своей сути дальний космический перелет при приближении корабля к населенным системам привнес в жизнь экипажа и пассажиров струю свежего воздуха. Казалось, остановившееся на время полета время вновь ускорилось, возвращаясь к своему прежнему неудержимому ритму.
   Приблизительно за четыре часа до посадки на планете-столице Королевства Веридор на капитанском мостике собрались три главных действующих лица: юный принц, отшельник-философ и офицер королевской гвардии.
   Мостик представлял собой полукруглый балкон из прозрачного пластика, зависший в центре обзорной комнаты-шара, на стены которой проецировалась панорама космического пространства с разных сторон галеона. Понять, что здесь было реальным, а что внушаемым, не представлялось возможным: балкон вполне мог оказаться частью огороженного перилами пола, а шар — качественной голографической проекцией. Однако иллюзия заброшенной в космос одинокой стеклянной площадки, как и планировали конструкторы, казалась безукоризненной.
   На некотором расстоянии от перил располагался длинный полукруглый прозрачный экран, перед которым в подвижных креслах-роботах восседали капитан галеона и два его помощника-штурмана. Вокруг каждого из них в воздухе возникали голографические таблицы, графики, карты, наборы кнопок. Пилоты внимательно следили за изменениями данных или делали вид, что следят (основную работу, как обычно, выполнял Мозг лайнера).
   Принц, монах и офицер подошли к самому краю площадки, к самой границе между твердью под ногами и зияющей воображаемой бездной, чтобы пощекотать нервы и как можно глубже погрузиться в иллюзию выхода в открытый космос. Открывающаяся их глазам панорама к этому времени изобиловала объектами: ослепительный шар звезды был уже размером с большой арбуз, семь видимых планет варьировались по величине — от вишневой косточки до грецкого ореха.
   По мере того, как планеты становились больше, а звезда перемещалась с переднего на задний план, галеон окунулся в поток радионовостей, наполняющих все еще с виду безжизненное пространство. Музыка, видеоролики художественного и научного содержания, информационные базы данных, сообщения и трансляции реально происходящих где-то на поверхности планет действ образовывали вокруг населенных систем своеобразный культурный слой, свидетельствовавший приближающимся кораблям о наличии разума задолго до того, как становились видны сами планеты и определялся качественный состав их биологической оболочки, указывающий на возможность существования белковых форм.
   Капитан вызвал на один из своих виртуальных экранов информационную ленту о наиболее важных событиях в государстве, чтобы отобрать для принца список тех происшествий, о которых безопаснее было узнать до приземления на Фанкоре. Пользуясь полученным в свое время разрешением, он открыл и личные почтовые ящики Горна, чтобы убедиться, что в архиве правителя нет писем, помеченных, как «срочные» или «особо важные».
   Принц заметил, как подался вперед капитан, и насторожился, покосившись на мелькающие перед последним картинки. Тревога оказалась напрасной— капитан не нашел ничего такого, ради чего стоило бы побеспокоить высокородного пассажира…
   Вслед за информационными волнами показались и другие свидетельства пребывания в системе людей. Сперва редко, затем все чаще и чаще радар обнаруживал космические корабли разных размеров и форм, двигающиеся каждый в своем направлении, несколько раз на глаза зрителям попались массивные в сравнении с кораблями станции-терминалы — космические города, позволяющие путешественникам, не пересекая для этого охраняемой пограничной зоны и не рискуя войти в конфликт с господствующим на планетах законом, пополнять запасы, производить ремонт и отдыхать в полном соответствии с традициями и обычаями обитающего в системе народа… Бытовали разные мнения: одни говорили, что станции засоряют собой космическое пространство, создают очаги напряженности, привлекают всякий сброд и служат рассадниками преступности, другие — что «космические гостиницы» приносят очевидную пользу: принимают на себя основной поток иноземного транспорта, значительно уменьшая количество кораблей, стремящихся совершить посадку непосредственно на населенном людьми шаре, чем избавляют от лишней работы и пограничников, и таможенников, и экологов, и полицию…
   — Как появимся, ваше высочество? — спросил Латорон. — По-королевски или неофициально?
   Принц посмотрел на монаха. Отшельник обозревал космическое пространство с видом взирающего из темноты бога — равнодушно и вместе с тем с гордостью.
   — Как ты считаешь? — спросил Горн. Хонтеан оторвался от глубокомысленного созерцания:
   — О чем ты спрашиваешь?
   — Мы можем приземлиться с шумом, а можем без, — объяснил Горн.
   — Что значит «с шумом»?
   — Капитан включит маяк, который предупредит пограничников и проходящие мимо суда о приближении королевской особы, на бортах засветятся гербы размером с дом, нас встретят и будут сопровождать с почетным эскортом.
   — «Без шума» — тихо и незаметно? — понял монах. — А тебе как бы хотелось? Горн пожал плечами:
   — Для меня достойнее первый вариант, но как скажешь ты?
   — Какая мне разница?
   — Ну… — Юноша наморщил лоб, не зная, как сформулировать. — Я хотел бы, чтобы было легче определить, как ложатся течения… здесь… вокруг меня.
   Монах улыбнулся:
   — Я пойму это в любом случае, молодой человек. Поступай, как считаешь нужным! — Заметив смущение на лице принца, он все же решил поощрить парня: — Не стану оспаривать разумности твоих мыслей. Согласен: чем больше людей узнает о возвращении наследного принца, тем большее число их вспомнит о тебе и проявит к тебе свое отношение. Но, поверь, чтобы посмотреть, куда дует ветер, не обязательно раздувать бурю!
   Так и не получив однозначного ответа, юноша кивнул Латорону:
   — По-королевски…
   Капитан отдал честь, дал команду Мозгу. Хонтеан не имел возможности видеть, что изменилось снаружи и без того достаточно ярко освещенного галеона, но он не мог не отметить, что гербы засверкали и там, где в них явно не было необходимости: под ногами изнутри прозрачного пола и «в космосе», то есть со всех сторон.
   Реакция на земле не заставила себя ждать — буквально через десять минут галеон двигался уже не один, а в сопровождении четырех небольших военных крейсеров, возникших как будто из ниоткуда— вероятно, прятались в тени маскировочных полей где-то поблизости от маршрута корабля принца.
   Выбранная капитаном, а затем стремительно увеличивающаяся в размерах голубая планета типа «3» «выплюнула» из густого покрова похожих на горы облаков навстречу гостям еще шесть военных кораблей — на этот раз более ярких, но менее мощных— уже явно планетарного, а не космического флота. Четверка космических «волков», наоборот, стала отставать, пока вовсе не пропала позади. В атмосферу входили всемером — галеон и шесть сопровождающих, расположившихся вокруг корабля сверху, снизу, справа и слева, впереди и сзади.