Страница:
— Я оставляю на ваше усмотрение способ, которым вы заманите сюда моего свояка, — напутствовал Киньонеса Кортес, — могу только посоветовать вам пригласить его на торжественные похороны его сестры. Скажите ему, что месса пройдет в главном храме — бывшем капище, что уже почти перестроено и вскоре станет самым большим собором в Новой Испании.
Капитан Киньонес немедля поскакал в Веракрус, чтобы как можно скорее отплыть на Кубу. Меж тем Сандоваль не мог обнаружить в Койоакане никаких следов каталонца. Только на следующий день ему удалось узнать, что Тристан переехал в Тескоко. Когда он добрался туда, ему посоветовали поискать Тристана в Сочимилько. Три дня Сандоваль безуспешно разыскивал его и наконец повстречал одного из своих сослуживцев, который принялся уверять, что Тристан в Койоакане и собирается приобрести себе дом в Мехико, поскольку мексиканская столица благодаря усилиям Кортеса начала вновь отстраиваться и потихоньку поднималась из руин.
Вооружившись терпением, Сандоваль возвратился в город, откуда он начал розыски, но его усилия и на этот раз не увенчались успехом. Тогда он направился к Кортесу, чтобы доложить ему о своей неудаче, и, войдя в его резиденцию, столкнулся с доньей Франсиской, которая, несмотря на смерть своей сестры, продолжала оставаться в дворцовых покоях, отведенных ей доном Эрнаном.
Заметив его огорченный вид, девушка заботливо осведомилась, в чем причина его грусти. Вначале Сандоваль отвечал уклончиво, но под конец уступил настойчивым расспросам дамы, к которой он питал сердечную склонность, и признался ей, что искал и не смог найти Тристана, умолчав, впрочем, о том, что заставило его заняться поисками.
Узнав о том, что заботило храброго капитана, девушка очень обрадовалась: она могла помочь ему.
— Поистине, дон Гонсало, мне кажется, что сам Господь послал меня вам навстречу в этот час, — произнесла она.
— Поверьте, дорогая сеньора, что я благословляю небо всякий раз, когда мне выпадает счастье увидеть вас, — галантно ответствовал ей Сандоваль, полагая, что девушка просто пытается приободрить его этими ласковыми словами.
— Благодарю вас за вашу любезность, — зардевшись, отвечала она. — И, отвечая вам тем же, я могу сообщить, как отыскать дона Тристана, потому что не далее как сегодня утром я кое-что услышала о нем от человека весьма к нему близкого.
— Что вы говорите, донья Франсиска? — воскликнул, воспрянув духом, дон Гонсало.
— Да-да, вы не ослышались. Дон Тристан в эту минуту должен быть на пути в Веракрус — это мне поведала некая дама, чье имя я не могу вам открыть, так как это касается чужих тайн.
— Это точные сведения? — осторожно поинтересовался капитан, еше не веря своему счастью.
— Я не думаю, что эта сеньора, моя близкая подруга, могла солгать, когда разговор касался такой важной и деликатной темы. Признаюсь вам, я была очень опечалена до того, как встретила вас, потому что, похоже, этот кабальеро отбыл с намерением вовсе не возвращаться, несмотря на кое-какие обещания, данные им своей… — донья Франсиска запнулась и, поколебавшись, поправилась, — то есть, я хотела сказать, моей подруге.
Появление губернатора положило конец их беседе. Дон Эрнан сердечно обнял возвратившегося Сандоваля, от которого не имел известий с тех пор, как тот отбыл на поиски Тристана. Они учтиво простились с молодой дамой, и Сандоваль подождал, пока она удалится в свои покои, которые находились этажом выше, прежде чем сообщить новости своему господину. Донесение Сандоваля еще более укрепило дона Эрнана в его подозрениях, и он поспешил отдать капитану следующее распоряжение:
— Поезжайте за ним, дорогой друг, отправляйтесь завтра же и постарайтесь вернуть его в Койоакан по-хорошему. Но при малейшем подозрении, что он собирается бежать, не колеблясь хватайте его и везите прямо сюда, надев на него кандалы.
Глава X,
Глава XI,
Глава XII,
Капитан Киньонес немедля поскакал в Веракрус, чтобы как можно скорее отплыть на Кубу. Меж тем Сандоваль не мог обнаружить в Койоакане никаких следов каталонца. Только на следующий день ему удалось узнать, что Тристан переехал в Тескоко. Когда он добрался туда, ему посоветовали поискать Тристана в Сочимилько. Три дня Сандоваль безуспешно разыскивал его и наконец повстречал одного из своих сослуживцев, который принялся уверять, что Тристан в Койоакане и собирается приобрести себе дом в Мехико, поскольку мексиканская столица благодаря усилиям Кортеса начала вновь отстраиваться и потихоньку поднималась из руин.
Вооружившись терпением, Сандоваль возвратился в город, откуда он начал розыски, но его усилия и на этот раз не увенчались успехом. Тогда он направился к Кортесу, чтобы доложить ему о своей неудаче, и, войдя в его резиденцию, столкнулся с доньей Франсиской, которая, несмотря на смерть своей сестры, продолжала оставаться в дворцовых покоях, отведенных ей доном Эрнаном.
Заметив его огорченный вид, девушка заботливо осведомилась, в чем причина его грусти. Вначале Сандоваль отвечал уклончиво, но под конец уступил настойчивым расспросам дамы, к которой он питал сердечную склонность, и признался ей, что искал и не смог найти Тристана, умолчав, впрочем, о том, что заставило его заняться поисками.
Узнав о том, что заботило храброго капитана, девушка очень обрадовалась: она могла помочь ему.
— Поистине, дон Гонсало, мне кажется, что сам Господь послал меня вам навстречу в этот час, — произнесла она.
— Поверьте, дорогая сеньора, что я благословляю небо всякий раз, когда мне выпадает счастье увидеть вас, — галантно ответствовал ей Сандоваль, полагая, что девушка просто пытается приободрить его этими ласковыми словами.
— Благодарю вас за вашу любезность, — зардевшись, отвечала она. — И, отвечая вам тем же, я могу сообщить, как отыскать дона Тристана, потому что не далее как сегодня утром я кое-что услышала о нем от человека весьма к нему близкого.
— Что вы говорите, донья Франсиска? — воскликнул, воспрянув духом, дон Гонсало.
— Да-да, вы не ослышались. Дон Тристан в эту минуту должен быть на пути в Веракрус — это мне поведала некая дама, чье имя я не могу вам открыть, так как это касается чужих тайн.
— Это точные сведения? — осторожно поинтересовался капитан, еше не веря своему счастью.
— Я не думаю, что эта сеньора, моя близкая подруга, могла солгать, когда разговор касался такой важной и деликатной темы. Признаюсь вам, я была очень опечалена до того, как встретила вас, потому что, похоже, этот кабальеро отбыл с намерением вовсе не возвращаться, несмотря на кое-какие обещания, данные им своей… — донья Франсиска запнулась и, поколебавшись, поправилась, — то есть, я хотела сказать, моей подруге.
Появление губернатора положило конец их беседе. Дон Эрнан сердечно обнял возвратившегося Сандоваля, от которого не имел известий с тех пор, как тот отбыл на поиски Тристана. Они учтиво простились с молодой дамой, и Сандоваль подождал, пока она удалится в свои покои, которые находились этажом выше, прежде чем сообщить новости своему господину. Донесение Сандоваля еще более укрепило дона Эрнана в его подозрениях, и он поспешил отдать капитану следующее распоряжение:
— Поезжайте за ним, дорогой друг, отправляйтесь завтра же и постарайтесь вернуть его в Койоакан по-хорошему. Но при малейшем подозрении, что он собирается бежать, не колеблясь хватайте его и везите прямо сюда, надев на него кандалы.
Глава X,
в которой рассказывается о том, как Киньонес отправился на Кубу в поисках Хуана Суареса, как искусно он сумел убедить его вернуться в Мексику, о том, как поражен был капитан встречей с Сандовалем, и о некоторых других событиях
Итак, Киньонес по приказу губернатора отправился на Кубу, чтобы сделать все возможное для возвращения Хуана Суареса в Мексику. Капитан не знал, по какой причине Кортес желает всеми правдами и неправдами добиться приезда своего свояка в столицу Новой Испании, и даже предполагал, что устроить это несложно, поскольку, несмотря на испорченные отношения, они все же были родственниками и оставались таковыми и после смерти доньи Каталины; кроме того, насколько было известно Киньонесу, поводов для соперничества и зависти у них не было никаких. Эти размышления не покидали капитана, пока он скакал в Веракрус, чтобы там сесть на корабль, отплывающий на Кубу. При этом, будучи образцовым солдатом, Киньонес и не думал подвергать сомнению правомерность решений Кортеса.
В пути Киньонес трижды менял лошадей на почтовых станциях, выстроенных у больших дорог по распоряжению Кортеса неким Родриго Ранхелем, который поистине прекрасно справился со своей задачей. Благодаря этому Киньонес смог в три дня добраться до гавани, что расположена почти в семидесяти лигах от Мехико, и не загнать насмерть коня. Первая почта находилась в Чолуле, вторая — в Тлаксале, третья — в Халапе.
Удача улыбалась Киньонесу — он прибыл в гавань незадолго до отплытия бригантины, которая держала курс на остров Эспаньола. Не совсем по пути, но посланник Кортеса предъявил капитану корабля письмо генерала, предписывающее оказывать ему всяческое содействие, — и убедил того пристать в ближайшем кубинском порту.
После восьми или десяти дней плавания, хранимый провидением, которое, казалось, во всем благоприятствовало делам Кортеса, Киньонес благополучно сошел на землю и оказался в селении Гуанигванико, расположенном у мыса Сан-Антонио — самой западной точки Кубы, прямо напротив Юкатана. Купив в селении лошадь, Киньонес отправился в Сантьяго, где рассчитывал повстречать Хуана Суареса, владевшего в тех местах богатой энкомьендой, которая приносила ему немалый доход. Суарес безмятежно проживал здесь под покровительством Диего Веласкеса, ни в чем не нуждаясь и затевая всяческие козни против дона Эрнана Кортеса, о которых этот последний тогда толком еще не знал, хотя, конечно, догадывался, что ничего хорошего от свояка ему ждать не приходится.
Хуан Суарес не ожидал появления Киньонеса в своем доме в Сантьяго, поскольку посланец Кортеса, помня наставления генерала, явился без предварительного уведомления и вообще старался действовать без лишнего шума, чтобы его приезд в Сантьяго по возможности остался незамеченным. Именно такой совет дал ему губернатор, зная, что партия его сторонников на Кубе не пользовалась большой поддержкой, хотя, разумеется, и там были у него друзья, которые сообщали ему обо всех новостях и в случае необходимости могли оказать кое-какое содействие. Удивление Суареса скоро сменилось опасениями и страхом, когда он узнал, с какой вестью прибыл к нему посланец — ведь совсем недавно он получил письмо от мажордома Кортеса Диего де Сото с сообщением о смерти сестры и с запрещением появляться в Койоакане. Кроме того, письмо содержало и обвинения в том, что Суарес разжигал вражду между доном Эрнаном и его супругой, и хотя послание было написано де Сото, за этими строками ясно видна была рука Кортеса. Все это показалось дону Хуану в высшей степени оскорбительным, и теперь он воспользовался случаем выразить Киньонесу свое негодование.
— Отчего же такая перемена? Почему вдруг вы лично являетесь ко мне с просьбой совершить путешествие в Новую Испанию, после того как меня жестоко обидели, выдворили вон и самым унизительным образом запретили мне являться туда? — спросил Хуан Суарес.
На это Киньонес ответствовал ему в обычной своей учтивой и рассудительной манере:
— Поверьте, мой господин горько раскаивался, что сгоряча вам отправили то злосчастное письмо; теперь он желает примирения с вами, памятуя о том, что вы все же остаетесь ему родственником. Эта перемена — плод усилий брата Ольмедо, который, как вам отлично известно, всячески старается смягчить нрав Кортеса. Можно ли представить себе лучшую возможность для примирения, чем похороны вашей сестры? Тем более что церемония состоится в главном храме Мехико, который недавно был восстановлен и превращен в христианскую церковь.
Суарес колебался: казалось, он вот-вот решится принять приглашение Кортеса отправиться в Мексику — так разумны и убедительны были доводы капитана, но едва он открыл рот, чтобы сказать «да», как подозрительность вновь взяла верх и он в страхе отшатнулся от капитана, раскаиваясь в своей минутной слабости. Киньонес сумел скрыть свое разочарование и, видя нерешительность дона Хуана, решился атаковать с другого фланга, напомнив ему о существовании его второй сестры, доньи Франсиски. Как бы между прочим, он заметил, что девушка была бы рада повидаться с братом накануне своей свадьбы с Сандовалем. Эта новость несказанно поразила Суареса, ничего не знавшего об отношениях сестры с храбрым капитаном.
— Как, вам ничего не известно? — Киньонес искусно разыграл удивление в ответ на заявление дона Хуана о том, что он впервые слышит о скором браке своей сестры. — Разве она не писала вам об этом?
— Я знаю только то, что знают все, а именно что этот Сандоваль волочился за ней с тех самых пор, как мы приехали в Новую Испанию, — выказал раздражение дон Хуан, попадаясь в ловушку, расставленную Киньонесом. — Она не слишком-то большая охотница писать письма, и это, кстати, очень огорчает нашу матушку.
— Так отбросьте все ваши сомнения и отправляйтесь в Койоакан вместе с вашей матушкой, и вы все втроем прекрасно проведете там время… а заодно облегчите совесть моего господина, — добавил с нарочитым смирением посланец Кортеса.
— А когда же состоится свадьба? — недоверчиво поинтересовался Суарес.
— День пока еще не назначен, хотя Сандоваль очень настойчив и всячески торопит. Тем не менее ваша сестра и брат Ольмедо полагают, что прежде необходимо отслужить заупокойную службу по донье Каталине. К тому же Кортес, для которого жених вашей сестры все равно что родной брат, — продолжал свою дерзкую ложь Киньонес, — хотел бы, чтобы их свадьба была первым венчанием в главном храме, который в самом ближайшем времени несомненно сделают центральным собором.
Эти доводы наконец убедили Суареса, однако же он не объявил своего окончательного решения и распростился с Киньонесом, пообещав дать ответ через несколько дней. Он хотел прежде сообщить новости своей матери и посоветоваться с ней. Его мать, Мария Маркаида, жила в Тринидаде, где у нее была собственная энкомьенда.
Оставим ненадолго Антонио де Киньонеса, с успехом выполняющего поручение своего господина, и обратимся к тому, что происходило с Гонсало де Сандовалем, который, хотя и по другим причинам, также прибыл в порт Гуанигванико спустя семь дней после приезда туда Киньонеса.
Получив от доньи Франсиски сведения о том, что Тристан отбыл на Кубу с намерением не возвращаться в Новую Испанию, Сандоваль поспешил за ним вдогонку, но, в отличие от Киньонеса, не стал прибегать к услугам почтовой службы Родриго Ранхеля. Храбрый капитан ни за что не хотел расставаться со своим Мотилъей.
В Веракрусе он узнал, что Тристан накануне отплыл на каравелле, которая возвращалась на Кубу после того, как освободилась от своего груза — скотины, доставленной по распоряжению Кортеса в Новую Испанию: губернатор принимал меры по налаживанию хозяйства и обработки земель.
Эта новость обеспокоила Сандоваля: встреча Тристана с Киньонесом представлялась ему крайне нежелательной. Хотя они не были осведомлены о делах друг друга, храбрый капитан полагал, что Тристан, которому не дает покоя его нечистая совесть (а в том, что каталонец замешан в преступном заговоре, Сандоваль не сомневался), может столкнуться с Киньонесом и заподозрить, что Кортес отрядил своего верного слугу для поимки его как изменника. Тогда Тристан в лучшем случае попытается скрыться, а в худшем предпримет попытку покушения на ничего не подозревающего посланника Кортеса.
Сандовалю удалось сесть на корабль только на следующий день. Он отплыл из гавани Сан-Хуан-де-Улуа на каравелле, которая направлялась в Испанию, но должна была зайти сначала в Гуанигванико, чтобы забрать пассажиров, а затем в Гавану для пополнения запасов воды перед выходом в открытый океан.
Киньонес уже седьмой день находился в Сантьяго, ожидая, когда Хуан Суарес и его мать объявят о своей готовности отправиться в Мексику, когда Гонсало де Сандоваль, тайно прибывший в город, постучался в дверь его комнаты на постоялом дворе «Вента дель Морро». Киньонес был поражен, увидев ближайшего сподвижника Кортеса. Первой его мыслью было, что Сандоваль приехал по тому же делу, поскольку времени прошло много, а Кортес так и не получил никаких известий о своем родственнике. Хотя ему казалось странным, что губернатор проявляет такое нетерпение и столь рьяно домогается скорейшего свидания с ненавистным свояком, все-таки, после первого обмена приветствиями, Киньонес счел нужным объяснить причины своего почти недельного промедления:
— Я застрял в этой дыре, и день за днем уходит на пустые разговоры, на долгие приготовления, без которых эти люди никак не могут двинуться в путь. Сначала сынок направляет письмо матери, которая живет в Тринидаде, чтобы сообщить новости, которые он узнал от меня; та отвечает, что ей очень хочется поехать в Мехико на похороны, но она не может отправиться прямо сейчас из-за каких-то неотложных дел; тогда он просит, чтобы я подождал еще три дня, а по истечении этого срока присылает гонца из Тринидада с сообщением, что он сам поехал туда, чтобы поторопить мать и помочь ей собраться — она-де в преклонных летах и неважно себя чувствует. Коротко говоря, теперь мне назначена встреча с ними завтра в два часа. Мне, право, очень жаль, что вам пришлось проделать этот долгий путь, но дон Эрнан просил меня по-хорошему уговорить его родственника приехать и ни в коем случае не прибегать к силе. Если бы я решился ослушаться его, может быть, мы бы давно уже были в Мексике.
— Вы ошибаетесь, дорогой друг, — успокоил его Сандоваль. — Я приехал вовсе не для того, чтобы вмешиваться в ваши дела и торопить вас. У меня есть свое поручение от дона Эрнана, и столь же трудновыполнимое, как ваше.
— Что же это за задание? — полюбопытствовал Киньонес, пригласив своего гостя присесть.
— Я разыскиваю дона Тристана, и в поисках его я объехал почти всю Новую Испанию, когда мне сообщили, что он отбыл сюда, на Кубу.
— Так вот, я скажу вам, что видел его не далее как прошлым вечером.
— Что вы говорите?
— Именно так. Мы повстречались в трактире, сыграли партию в кости и выпили по чарке. Я кое-что у него выиграл, — сказал Киньонес, похлопывая себя по кошельку, который носил на поясе, — но это человек, которого никак не упрекнешь в постыдной скупости, так что он достойно встретил свое поражение. А зачем он вам понадобился?
— Дон Эрнан просил меня доставить его в Койоакан. Больше я ничего не могу рассказать вам, поскольку мне велено сохранять дело в тайне. Не знаете ли вы, где его можно найти?
— Не знаю, — ответил Киньонес, но, увидев, как огорчился Сандоваль, добавил: — Впрочем, завтра я наверняка увижу его, потому что, когда он узнал, что я еду в Испанию, мы договорились, что он передаст мне письма для своих родственников.
— Вы рассказали ему, что едете в Испанию? — с тревогой переспросил Сандоваль.
— Да, — отвечал Киньонес и с удивлением переспросил: — А почему это так вас взволновало? Что у вас за дела с Тристаном?
— Неужели вы позабыли, что я просил вас держать в тайне все, касающееся отправки золота для императорского двора? Это было неразумно…
— Я ни слова не сказал о золоте! — возразил обиженный Киньонес. — И кроме того, он человек благородный, человек чести, и не только по рождению, но и по воспитанию. Это сразу заметно по его поведению и манерам.
— Дон Эрнан да и я тоже полагаем, что ему нельзя доверять, потому-то я и послан сюда, чтобы кое-что о нем разведать. Больше я ничего не могу рассказать вам без разрешения на то губернатора, но если наши подозрения подтвердятся, то может оказаться, что Тристан замешан в тяжких преступлениях, и любые сведения, сообщенные ему, могут серьезно повредить губернатору, который старается честно служить на благо императора и Новой Испании. Что еще вы рассказали ему о вашей будущей поездке за океан? — спросил Сандоваль у Киньонеса, который был поражен услышанным.
— Немногое, — задумчиво отвечал тот, пытаясь восстановить в памяти свою встречу с Тристаном и беспокоясь, не позабыл ли он каких-нибудь важных подробностей, касающихся вопросов управления новой провинцией, — только то, что мы собираемся оправляться после Рождества.
— Более чем достаточно, чтобы повредить нам, если он все же окажется не тем, за кого себя выдает, — тяжело вздохнул Сандоваль.
Итак, Киньонес по приказу губернатора отправился на Кубу, чтобы сделать все возможное для возвращения Хуана Суареса в Мексику. Капитан не знал, по какой причине Кортес желает всеми правдами и неправдами добиться приезда своего свояка в столицу Новой Испании, и даже предполагал, что устроить это несложно, поскольку, несмотря на испорченные отношения, они все же были родственниками и оставались таковыми и после смерти доньи Каталины; кроме того, насколько было известно Киньонесу, поводов для соперничества и зависти у них не было никаких. Эти размышления не покидали капитана, пока он скакал в Веракрус, чтобы там сесть на корабль, отплывающий на Кубу. При этом, будучи образцовым солдатом, Киньонес и не думал подвергать сомнению правомерность решений Кортеса.
В пути Киньонес трижды менял лошадей на почтовых станциях, выстроенных у больших дорог по распоряжению Кортеса неким Родриго Ранхелем, который поистине прекрасно справился со своей задачей. Благодаря этому Киньонес смог в три дня добраться до гавани, что расположена почти в семидесяти лигах от Мехико, и не загнать насмерть коня. Первая почта находилась в Чолуле, вторая — в Тлаксале, третья — в Халапе.
Удача улыбалась Киньонесу — он прибыл в гавань незадолго до отплытия бригантины, которая держала курс на остров Эспаньола. Не совсем по пути, но посланник Кортеса предъявил капитану корабля письмо генерала, предписывающее оказывать ему всяческое содействие, — и убедил того пристать в ближайшем кубинском порту.
После восьми или десяти дней плавания, хранимый провидением, которое, казалось, во всем благоприятствовало делам Кортеса, Киньонес благополучно сошел на землю и оказался в селении Гуанигванико, расположенном у мыса Сан-Антонио — самой западной точки Кубы, прямо напротив Юкатана. Купив в селении лошадь, Киньонес отправился в Сантьяго, где рассчитывал повстречать Хуана Суареса, владевшего в тех местах богатой энкомьендой, которая приносила ему немалый доход. Суарес безмятежно проживал здесь под покровительством Диего Веласкеса, ни в чем не нуждаясь и затевая всяческие козни против дона Эрнана Кортеса, о которых этот последний тогда толком еще не знал, хотя, конечно, догадывался, что ничего хорошего от свояка ему ждать не приходится.
Хуан Суарес не ожидал появления Киньонеса в своем доме в Сантьяго, поскольку посланец Кортеса, помня наставления генерала, явился без предварительного уведомления и вообще старался действовать без лишнего шума, чтобы его приезд в Сантьяго по возможности остался незамеченным. Именно такой совет дал ему губернатор, зная, что партия его сторонников на Кубе не пользовалась большой поддержкой, хотя, разумеется, и там были у него друзья, которые сообщали ему обо всех новостях и в случае необходимости могли оказать кое-какое содействие. Удивление Суареса скоро сменилось опасениями и страхом, когда он узнал, с какой вестью прибыл к нему посланец — ведь совсем недавно он получил письмо от мажордома Кортеса Диего де Сото с сообщением о смерти сестры и с запрещением появляться в Койоакане. Кроме того, письмо содержало и обвинения в том, что Суарес разжигал вражду между доном Эрнаном и его супругой, и хотя послание было написано де Сото, за этими строками ясно видна была рука Кортеса. Все это показалось дону Хуану в высшей степени оскорбительным, и теперь он воспользовался случаем выразить Киньонесу свое негодование.
— Отчего же такая перемена? Почему вдруг вы лично являетесь ко мне с просьбой совершить путешествие в Новую Испанию, после того как меня жестоко обидели, выдворили вон и самым унизительным образом запретили мне являться туда? — спросил Хуан Суарес.
На это Киньонес ответствовал ему в обычной своей учтивой и рассудительной манере:
— Поверьте, мой господин горько раскаивался, что сгоряча вам отправили то злосчастное письмо; теперь он желает примирения с вами, памятуя о том, что вы все же остаетесь ему родственником. Эта перемена — плод усилий брата Ольмедо, который, как вам отлично известно, всячески старается смягчить нрав Кортеса. Можно ли представить себе лучшую возможность для примирения, чем похороны вашей сестры? Тем более что церемония состоится в главном храме Мехико, который недавно был восстановлен и превращен в христианскую церковь.
Суарес колебался: казалось, он вот-вот решится принять приглашение Кортеса отправиться в Мексику — так разумны и убедительны были доводы капитана, но едва он открыл рот, чтобы сказать «да», как подозрительность вновь взяла верх и он в страхе отшатнулся от капитана, раскаиваясь в своей минутной слабости. Киньонес сумел скрыть свое разочарование и, видя нерешительность дона Хуана, решился атаковать с другого фланга, напомнив ему о существовании его второй сестры, доньи Франсиски. Как бы между прочим, он заметил, что девушка была бы рада повидаться с братом накануне своей свадьбы с Сандовалем. Эта новость несказанно поразила Суареса, ничего не знавшего об отношениях сестры с храбрым капитаном.
— Как, вам ничего не известно? — Киньонес искусно разыграл удивление в ответ на заявление дона Хуана о том, что он впервые слышит о скором браке своей сестры. — Разве она не писала вам об этом?
— Я знаю только то, что знают все, а именно что этот Сандоваль волочился за ней с тех самых пор, как мы приехали в Новую Испанию, — выказал раздражение дон Хуан, попадаясь в ловушку, расставленную Киньонесом. — Она не слишком-то большая охотница писать письма, и это, кстати, очень огорчает нашу матушку.
— Так отбросьте все ваши сомнения и отправляйтесь в Койоакан вместе с вашей матушкой, и вы все втроем прекрасно проведете там время… а заодно облегчите совесть моего господина, — добавил с нарочитым смирением посланец Кортеса.
— А когда же состоится свадьба? — недоверчиво поинтересовался Суарес.
— День пока еще не назначен, хотя Сандоваль очень настойчив и всячески торопит. Тем не менее ваша сестра и брат Ольмедо полагают, что прежде необходимо отслужить заупокойную службу по донье Каталине. К тому же Кортес, для которого жених вашей сестры все равно что родной брат, — продолжал свою дерзкую ложь Киньонес, — хотел бы, чтобы их свадьба была первым венчанием в главном храме, который в самом ближайшем времени несомненно сделают центральным собором.
Эти доводы наконец убедили Суареса, однако же он не объявил своего окончательного решения и распростился с Киньонесом, пообещав дать ответ через несколько дней. Он хотел прежде сообщить новости своей матери и посоветоваться с ней. Его мать, Мария Маркаида, жила в Тринидаде, где у нее была собственная энкомьенда.
Оставим ненадолго Антонио де Киньонеса, с успехом выполняющего поручение своего господина, и обратимся к тому, что происходило с Гонсало де Сандовалем, который, хотя и по другим причинам, также прибыл в порт Гуанигванико спустя семь дней после приезда туда Киньонеса.
Получив от доньи Франсиски сведения о том, что Тристан отбыл на Кубу с намерением не возвращаться в Новую Испанию, Сандоваль поспешил за ним вдогонку, но, в отличие от Киньонеса, не стал прибегать к услугам почтовой службы Родриго Ранхеля. Храбрый капитан ни за что не хотел расставаться со своим Мотилъей.
В Веракрусе он узнал, что Тристан накануне отплыл на каравелле, которая возвращалась на Кубу после того, как освободилась от своего груза — скотины, доставленной по распоряжению Кортеса в Новую Испанию: губернатор принимал меры по налаживанию хозяйства и обработки земель.
Эта новость обеспокоила Сандоваля: встреча Тристана с Киньонесом представлялась ему крайне нежелательной. Хотя они не были осведомлены о делах друг друга, храбрый капитан полагал, что Тристан, которому не дает покоя его нечистая совесть (а в том, что каталонец замешан в преступном заговоре, Сандоваль не сомневался), может столкнуться с Киньонесом и заподозрить, что Кортес отрядил своего верного слугу для поимки его как изменника. Тогда Тристан в лучшем случае попытается скрыться, а в худшем предпримет попытку покушения на ничего не подозревающего посланника Кортеса.
Сандовалю удалось сесть на корабль только на следующий день. Он отплыл из гавани Сан-Хуан-де-Улуа на каравелле, которая направлялась в Испанию, но должна была зайти сначала в Гуанигванико, чтобы забрать пассажиров, а затем в Гавану для пополнения запасов воды перед выходом в открытый океан.
Киньонес уже седьмой день находился в Сантьяго, ожидая, когда Хуан Суарес и его мать объявят о своей готовности отправиться в Мексику, когда Гонсало де Сандоваль, тайно прибывший в город, постучался в дверь его комнаты на постоялом дворе «Вента дель Морро». Киньонес был поражен, увидев ближайшего сподвижника Кортеса. Первой его мыслью было, что Сандоваль приехал по тому же делу, поскольку времени прошло много, а Кортес так и не получил никаких известий о своем родственнике. Хотя ему казалось странным, что губернатор проявляет такое нетерпение и столь рьяно домогается скорейшего свидания с ненавистным свояком, все-таки, после первого обмена приветствиями, Киньонес счел нужным объяснить причины своего почти недельного промедления:
— Я застрял в этой дыре, и день за днем уходит на пустые разговоры, на долгие приготовления, без которых эти люди никак не могут двинуться в путь. Сначала сынок направляет письмо матери, которая живет в Тринидаде, чтобы сообщить новости, которые он узнал от меня; та отвечает, что ей очень хочется поехать в Мехико на похороны, но она не может отправиться прямо сейчас из-за каких-то неотложных дел; тогда он просит, чтобы я подождал еще три дня, а по истечении этого срока присылает гонца из Тринидада с сообщением, что он сам поехал туда, чтобы поторопить мать и помочь ей собраться — она-де в преклонных летах и неважно себя чувствует. Коротко говоря, теперь мне назначена встреча с ними завтра в два часа. Мне, право, очень жаль, что вам пришлось проделать этот долгий путь, но дон Эрнан просил меня по-хорошему уговорить его родственника приехать и ни в коем случае не прибегать к силе. Если бы я решился ослушаться его, может быть, мы бы давно уже были в Мексике.
— Вы ошибаетесь, дорогой друг, — успокоил его Сандоваль. — Я приехал вовсе не для того, чтобы вмешиваться в ваши дела и торопить вас. У меня есть свое поручение от дона Эрнана, и столь же трудновыполнимое, как ваше.
— Что же это за задание? — полюбопытствовал Киньонес, пригласив своего гостя присесть.
— Я разыскиваю дона Тристана, и в поисках его я объехал почти всю Новую Испанию, когда мне сообщили, что он отбыл сюда, на Кубу.
— Так вот, я скажу вам, что видел его не далее как прошлым вечером.
— Что вы говорите?
— Именно так. Мы повстречались в трактире, сыграли партию в кости и выпили по чарке. Я кое-что у него выиграл, — сказал Киньонес, похлопывая себя по кошельку, который носил на поясе, — но это человек, которого никак не упрекнешь в постыдной скупости, так что он достойно встретил свое поражение. А зачем он вам понадобился?
— Дон Эрнан просил меня доставить его в Койоакан. Больше я ничего не могу рассказать вам, поскольку мне велено сохранять дело в тайне. Не знаете ли вы, где его можно найти?
— Не знаю, — ответил Киньонес, но, увидев, как огорчился Сандоваль, добавил: — Впрочем, завтра я наверняка увижу его, потому что, когда он узнал, что я еду в Испанию, мы договорились, что он передаст мне письма для своих родственников.
— Вы рассказали ему, что едете в Испанию? — с тревогой переспросил Сандоваль.
— Да, — отвечал Киньонес и с удивлением переспросил: — А почему это так вас взволновало? Что у вас за дела с Тристаном?
— Неужели вы позабыли, что я просил вас держать в тайне все, касающееся отправки золота для императорского двора? Это было неразумно…
— Я ни слова не сказал о золоте! — возразил обиженный Киньонес. — И кроме того, он человек благородный, человек чести, и не только по рождению, но и по воспитанию. Это сразу заметно по его поведению и манерам.
— Дон Эрнан да и я тоже полагаем, что ему нельзя доверять, потому-то я и послан сюда, чтобы кое-что о нем разведать. Больше я ничего не могу рассказать вам без разрешения на то губернатора, но если наши подозрения подтвердятся, то может оказаться, что Тристан замешан в тяжких преступлениях, и любые сведения, сообщенные ему, могут серьезно повредить губернатору, который старается честно служить на благо императора и Новой Испании. Что еще вы рассказали ему о вашей будущей поездке за океан? — спросил Сандоваль у Киньонеса, который был поражен услышанным.
— Немногое, — задумчиво отвечал тот, пытаясь восстановить в памяти свою встречу с Тристаном и беспокоясь, не позабыл ли он каких-нибудь важных подробностей, касающихся вопросов управления новой провинцией, — только то, что мы собираемся оправляться после Рождества.
— Более чем достаточно, чтобы повредить нам, если он все же окажется не тем, за кого себя выдает, — тяжело вздохнул Сандоваль.
Глава XI,
в которой рассказывается о том, как Тристан узнал о прибытии Антонио де Киньонеса на Кубу и решил навестить его на постоялом дворе, чтобы выведать у него какие-нибудь секреты
Как известно, Тристан и Хуан Суарес сговорились всеми способами вредить дону Эрнану и постараться добиться его осуждения и казни. Смерть доньи Каталины еще более возбудила ненависть свояка Кортеса, который обвинял в этом прискорбном событии губернатора Новой Испании. Для дона Хуана это означало не только потерю сестры, но и провал их тайного пакта с Тристаном: рухнули все надежды разузнать от жены Кортеса что-либо о злоупотреблениях ее мужа, наносящих урон интересам испанской короны, чем так хотели очернить его заговорщики и из чего надеялись извлечь для себя выгоду.
Сразу же по прибытии из Веракруса на Кубу Тристан отправился к Хуану Суаресу, чтобы принести ему свои соболезнования в связи с кончиной доньи Каталины и высказать сожаления, что рухнул их план поживиться самим и повредить Кортесу.
— Безусловно, я нанес бы вам тяжкое оскорбление, дон Хуан, если бы осмелился сравнить ваше горе с моим, но поверьте, и мое сердце разбито этой тяжкой утратой: красота вашей сестры, ее изящество и изысканные манеры навсегда сделали меня ее верным рабом, который тщетно пытался заслужить расположение своей госпожи.
Суарес поблагодарил Тристана за сочувствие, которое тот выказал в это тяжелое для него время, и рассказал, что дон Эрнан направил сюда одного из своих капитанов, чтобы тот сопроводил их с матерью в Койоакан, где состоятся похороны доньи Каталины и свадьба доньи Франсиски с Сандовалем. Тристана очень заинтересовали эти новости, и он расспросил Суареса о сроках отплытия, о том, кого именно послал Кортес с этим поручением, и о прочих подробностях предстоящего путешествия.
Суарес рассказал, что на Кубу прислан Киньонес, командир личной гвардии Кортеса, и что отъезд состоится, как только в Сантьяго из Тринидада прибудет огромный багаж его матери, которая, находясь в преклонных летах, желает непременно взять с собой всю свою утварь, украшения, драгоценности и к тому же роскошную спальную мебель, и что все это должно быть уже завтра доставлено в Сантьяго.
Тристан, несмотря на то что их союз уже утратил силу, все же попросил Хуана Суареса подождать с отъездом:
— Под любым предлогом отложите еще на пару дней свое путешествие, а я воспользуюсь случаем и постараюсь выведать у Киньонеса какие-нибудь сведения, компрометирующие Кортеса. Поверьте, это для меня куда более легкая задача, нежели та, которую вы поручили мне, когда еще была жива ваша сестра.
Хуан с радостью принял его предложение, потому что он и впрямь отдал бы все, что угодно, лишь бы как следует насолить своему родичу.
Итак, встреча Тристана с капитаном гвардии Кортеса на постоялом дворе отнюдь не была случайной. Суарес отправил Киньонесу очередную просьбу еще немного отложить отъезд, поскольку у его матери в Тринидаде возникла непредвиденная задержка, а Тристан вечером отправился на постоялый двор, где квартировал Киньонес. Они познакомились еще в Новой Испании, и теперь Тристану без труда удалось разговорить капитана за стаканчиком вина, а чтобы поднять ему настроение, он оставил Киньонесу под видом проигрыша изрядную сумму золотом.
— Ах, друг мой Киньонес, если бы вы знали, как тоскую я здесь по родине и по моим близким! — притворно вздыхал хитрец. — Клянусь, если бы меня не держали здесь неотложные дела, я бы немедленно возвратился в Испанию. Вот уже несколько месяцев я не получаю никаких известий о моей милой матушке и о сестре, и это очень меня беспокоит.
— В таком случае, — отвечал Киньонес, проникшийся сочувствием к Тристану, — судьба не зря вас свела со мной. Я ведь в самом скором времени отправляюсь в Испанию. У меня там будут кое-какие дела, и к тому же я должен доставить туда несколько писем. Если хотите, я с радостью поработаю почтальоном и для вас.
Тристан рассыпался в благодарностях, назвал Киньонеса своим благодетелем и счел необходимым проиграть ему еще несколько золотых, а капитан меж тем сообщил ему, что если все пойдет по плану, то его отъезд в Испанию состоится в первых числах следующего, 1523 года.
Киньонес вступил в откровенную беседу с каталонцем, не зная, что Сандоваль разыскивает его по подозрению в серьезных преступлениях. Не знал ничего об этом и Хуан Суарес, меж тем как подозрение это касалось и возможного участия Тристана в убийстве его сестры, хотя, разумеется, в тот момент никто не мог с уверенностью сказать, был ли каталонец действительно повинен в каком-либо злодеянии.
На следующее утро, в то самое время, когда Киньонес неожиданно встретил прибывшего на Кубу Сандоваля, Тристан, придя к Суаресу, сетовал на фиаско, которое он потерпел, пытаясь разговорить Киньонеса:
— Этот капитан держался очень настороженно, и мне не удалось вытянуть из него никаких сведений, которые бы бросали тень на его господина, хотя я старался как мог: подливал вина, всячески льстил ему. Теперь, дорогой друг, вы можете ехать, когда сочтете нужным, а что касается нашего договора, то давайте и впредь действовать вместе.
— Я также сожалею об этой неудаче, — отозвался Хуан Суарес, — но, несмотря на то что ваши разыскания не увенчались успехом, примите это вознаграждение за труды от губернатора Кубы Диего Веласкеса, который желает отблагодарить вас за вашу любезную помощь.
Тристан принял дар — весьма щедрый, судя по размерам врученного ему кошелька, и двое заговорщиков обнялись и пожали друг другу руки, так что со стороны можно было принять их за добрых старых друзей.
Как известно, Тристан и Хуан Суарес сговорились всеми способами вредить дону Эрнану и постараться добиться его осуждения и казни. Смерть доньи Каталины еще более возбудила ненависть свояка Кортеса, который обвинял в этом прискорбном событии губернатора Новой Испании. Для дона Хуана это означало не только потерю сестры, но и провал их тайного пакта с Тристаном: рухнули все надежды разузнать от жены Кортеса что-либо о злоупотреблениях ее мужа, наносящих урон интересам испанской короны, чем так хотели очернить его заговорщики и из чего надеялись извлечь для себя выгоду.
Сразу же по прибытии из Веракруса на Кубу Тристан отправился к Хуану Суаресу, чтобы принести ему свои соболезнования в связи с кончиной доньи Каталины и высказать сожаления, что рухнул их план поживиться самим и повредить Кортесу.
— Безусловно, я нанес бы вам тяжкое оскорбление, дон Хуан, если бы осмелился сравнить ваше горе с моим, но поверьте, и мое сердце разбито этой тяжкой утратой: красота вашей сестры, ее изящество и изысканные манеры навсегда сделали меня ее верным рабом, который тщетно пытался заслужить расположение своей госпожи.
Суарес поблагодарил Тристана за сочувствие, которое тот выказал в это тяжелое для него время, и рассказал, что дон Эрнан направил сюда одного из своих капитанов, чтобы тот сопроводил их с матерью в Койоакан, где состоятся похороны доньи Каталины и свадьба доньи Франсиски с Сандовалем. Тристана очень заинтересовали эти новости, и он расспросил Суареса о сроках отплытия, о том, кого именно послал Кортес с этим поручением, и о прочих подробностях предстоящего путешествия.
Суарес рассказал, что на Кубу прислан Киньонес, командир личной гвардии Кортеса, и что отъезд состоится, как только в Сантьяго из Тринидада прибудет огромный багаж его матери, которая, находясь в преклонных летах, желает непременно взять с собой всю свою утварь, украшения, драгоценности и к тому же роскошную спальную мебель, и что все это должно быть уже завтра доставлено в Сантьяго.
Тристан, несмотря на то что их союз уже утратил силу, все же попросил Хуана Суареса подождать с отъездом:
— Под любым предлогом отложите еще на пару дней свое путешествие, а я воспользуюсь случаем и постараюсь выведать у Киньонеса какие-нибудь сведения, компрометирующие Кортеса. Поверьте, это для меня куда более легкая задача, нежели та, которую вы поручили мне, когда еще была жива ваша сестра.
Хуан с радостью принял его предложение, потому что он и впрямь отдал бы все, что угодно, лишь бы как следует насолить своему родичу.
Итак, встреча Тристана с капитаном гвардии Кортеса на постоялом дворе отнюдь не была случайной. Суарес отправил Киньонесу очередную просьбу еще немного отложить отъезд, поскольку у его матери в Тринидаде возникла непредвиденная задержка, а Тристан вечером отправился на постоялый двор, где квартировал Киньонес. Они познакомились еще в Новой Испании, и теперь Тристану без труда удалось разговорить капитана за стаканчиком вина, а чтобы поднять ему настроение, он оставил Киньонесу под видом проигрыша изрядную сумму золотом.
— Ах, друг мой Киньонес, если бы вы знали, как тоскую я здесь по родине и по моим близким! — притворно вздыхал хитрец. — Клянусь, если бы меня не держали здесь неотложные дела, я бы немедленно возвратился в Испанию. Вот уже несколько месяцев я не получаю никаких известий о моей милой матушке и о сестре, и это очень меня беспокоит.
— В таком случае, — отвечал Киньонес, проникшийся сочувствием к Тристану, — судьба не зря вас свела со мной. Я ведь в самом скором времени отправляюсь в Испанию. У меня там будут кое-какие дела, и к тому же я должен доставить туда несколько писем. Если хотите, я с радостью поработаю почтальоном и для вас.
Тристан рассыпался в благодарностях, назвал Киньонеса своим благодетелем и счел необходимым проиграть ему еще несколько золотых, а капитан меж тем сообщил ему, что если все пойдет по плану, то его отъезд в Испанию состоится в первых числах следующего, 1523 года.
Киньонес вступил в откровенную беседу с каталонцем, не зная, что Сандоваль разыскивает его по подозрению в серьезных преступлениях. Не знал ничего об этом и Хуан Суарес, меж тем как подозрение это касалось и возможного участия Тристана в убийстве его сестры, хотя, разумеется, в тот момент никто не мог с уверенностью сказать, был ли каталонец действительно повинен в каком-либо злодеянии.
На следующее утро, в то самое время, когда Киньонес неожиданно встретил прибывшего на Кубу Сандоваля, Тристан, придя к Суаресу, сетовал на фиаско, которое он потерпел, пытаясь разговорить Киньонеса:
— Этот капитан держался очень настороженно, и мне не удалось вытянуть из него никаких сведений, которые бы бросали тень на его господина, хотя я старался как мог: подливал вина, всячески льстил ему. Теперь, дорогой друг, вы можете ехать, когда сочтете нужным, а что касается нашего договора, то давайте и впредь действовать вместе.
— Я также сожалею об этой неудаче, — отозвался Хуан Суарес, — но, несмотря на то что ваши разыскания не увенчались успехом, примите это вознаграждение за труды от губернатора Кубы Диего Веласкеса, который желает отблагодарить вас за вашу любезную помощь.
Тристан принял дар — весьма щедрый, судя по размерам врученного ему кошелька, и двое заговорщиков обнялись и пожали друг другу руки, так что со стороны можно было принять их за добрых старых друзей.
Глава XII,
в которой рассказывается об отъезде Антонио де Киньонеса в Новую Испанию в сопровождении Хуана Суареса и его матери, Марии Маркаиды, о встрече Гонсало де Сандоваля с Тристаном и о том, что из этого вышло
Киньонес получил известие от Хуана Суареса и его матери о том, что они готовы немедленно отправиться в путь. Нужно было торопиться, поскольку бригантина уходила этим вечером, а следующее судно ожидалось только через три дня. Хотя еще накануне Киньонес томился долгим ожиданием, именно теперь поспешность была для него крайне некстати: появление Сандоваля и его рассказ о Тристане воспламенили мужественный дух капитана, и он уже готов был в свой черед задержать отъезд. Однако Сандоваль велел ему немедленно отправляться в путь, поскольку доставить Хуана Суареса в Новую Испанию было задачей столь же важной, как и изловить Тристана. Киньонес и так подозревал, что, поручая ему задание, Кортес что-то утаивал, однако расспрашивать самого губернатора капитан не решился. Теперь, раздраженный тем, что от него скрывают какую-то тайну, он приступил с вопросами к Сандовалю, но тот лишь пожал плечами.
— Мое задание связано с вашим, ведь Суарес, кажется, водит дружбу с Тристаном, и потому Кортес хочет учинить допрос обоим и постараться выяснить, не замышляют ли они против него предательства, в чем он их подозревает. Больше я ничего не могу вам сказать.
И, видя, что Киньонесу очень хотелось бы знать, что скрывается за этим неопределенным пожатием плечами, прибавил:
— Полагаю, что губернатор не сообщил никаких подробностей, чтобы вам легче было выполнять задание и чтобы вы, не зная всей правды, вели себя решительней и не опасались злобы Суареса.
Объяснение, призванное успокоить Киньонеса, окончательно вывело его из себя: он никак не мог понять причин недоверия к нему Кортеса, чью гвардию он возглавлял, и уклончивости Сандоваля, от которого он тоже никак не мог добиться откровенности и узнать, что за каша заваривалась за его спиной.
— Выходит, для губернатора я просто мальчик на побегушках? Простой посыльный, которого отряжают передать приглашение на похороны… и на свадьбу!
Киньонес получил известие от Хуана Суареса и его матери о том, что они готовы немедленно отправиться в путь. Нужно было торопиться, поскольку бригантина уходила этим вечером, а следующее судно ожидалось только через три дня. Хотя еще накануне Киньонес томился долгим ожиданием, именно теперь поспешность была для него крайне некстати: появление Сандоваля и его рассказ о Тристане воспламенили мужественный дух капитана, и он уже готов был в свой черед задержать отъезд. Однако Сандоваль велел ему немедленно отправляться в путь, поскольку доставить Хуана Суареса в Новую Испанию было задачей столь же важной, как и изловить Тристана. Киньонес и так подозревал, что, поручая ему задание, Кортес что-то утаивал, однако расспрашивать самого губернатора капитан не решился. Теперь, раздраженный тем, что от него скрывают какую-то тайну, он приступил с вопросами к Сандовалю, но тот лишь пожал плечами.
— Мое задание связано с вашим, ведь Суарес, кажется, водит дружбу с Тристаном, и потому Кортес хочет учинить допрос обоим и постараться выяснить, не замышляют ли они против него предательства, в чем он их подозревает. Больше я ничего не могу вам сказать.
И, видя, что Киньонесу очень хотелось бы знать, что скрывается за этим неопределенным пожатием плечами, прибавил:
— Полагаю, что губернатор не сообщил никаких подробностей, чтобы вам легче было выполнять задание и чтобы вы, не зная всей правды, вели себя решительней и не опасались злобы Суареса.
Объяснение, призванное успокоить Киньонеса, окончательно вывело его из себя: он никак не мог понять причин недоверия к нему Кортеса, чью гвардию он возглавлял, и уклончивости Сандоваля, от которого он тоже никак не мог добиться откровенности и узнать, что за каша заваривалась за его спиной.
— Выходит, для губернатора я просто мальчик на побегушках? Простой посыльный, которого отряжают передать приглашение на похороны… и на свадьбу!