Гамильтон Лорел. Голубая луна (перевод Б Левина)

   - Если ты возьмешь ее вот так, это будет очень похоже на изнасилование, - сказал Ашер.
   - Я постараюсь изо всех сил, чтобы так не было, - ответил Ричард.
   Ашер издал какой-то неопределенный звук, который можно было бы счесть смехом.
   - Bon heur, - сказал он и вышел.
   Это он сказал "в добрый час". Сказал по-французски, и я не могла не вспомнить Жан-Клода.
   Так близко от меня тепло тела Ричарда, и он уже твердый, готовый, а я думаю о Жан-Клоде. Я хотела завернуться в Ричарда, как в одеяло, но что скажет мой другой любовник? Эта мысль оттолкнула мунина лучше любого другого средства.
   Столько времени в постели Жан-Клода, а я все еще хочу Ричарда. Я хочу Ричарда, а не мунин, не Райна. Я. Я так его хочу, что не могу ни о чем думать, только о нем в моих объятиях. Но так будет нечестно. Нечестно, потому что Райна владеет мной.
   Она заливала меня, как теплая вода в ванне. Это была ее цена. Да, это. Чтобы она в этот первый раз была с нами. Чтобы это навсегда частично принадлежало ей.
   Кожа у меня горела в ожидании прикосновения, тело сводило от голода, которого я в жизни не знала.
   Когда за вышедшими закрылась дверь, Ричард отодвинул меня от своего тела. Взяв меня за руки ниже локтей, он отклонился назад, а я рвалась к нему ближе. Он мне нужен был, нужен. Я хотела его.
   С плачем я потянулась к нему:
   - Ричард, Ричард, пожалуйста!
   Он развернул меня так, что я упала на изножье кровати, и уперся мне рукой в спину, не давая повернуться. Сдвинув лямки ножен, он стащил их вниз, через руки, и ножны отбросил так, что они стукнули в стену. Потом он наклонился ко мне, положив руки на кровать по обе стороны от меня, нагнулся, и его волосы защекотали мне лицо. Он прижался ко мне, обнял меня, прижимая мои руки к груди, и держал так крепко, что я слышала кожей, как бьется его сердце за моей спиной.
   И он шепнул мне в щеку:
   - Если ты захочешь, чтобы я перестал, в любой момент, скажи, и я уйду.
   Я застонала, скорее даже тихонько заскулила, и попросила:
   - Ричард, сделай меня, прошу тебя, пожалуйста, сделай.
   Он задрожал с головы до ног, испустил долгий, глубокий вздох. Чуть отодвинулся, чтобы расстегнуть у меня застежку на лифчике, осторожно снял его с моих плеч. Бретельками снова опустил мои руки вдоль тела. Стянул их с рук, и лифчик упал на пол.
   Ладони Ричарда легли мне на талию. Горячие ладони. Он повел их вверх, медленно, так медленно, что мне кричать хотелось. Руки нашли мою грудь, обняли ее, сжали. Пальцы стали перебирать мне соски, и тут я действительно закричала.
   Он повернул меня к себе лицом, чуть ли не бросил на кровать. Руки Ричарда сошлись у меня под ягодицами, и он поднял меня, все еще стоя на коленях. Губы нашли мою грудь, язык забегал по соску, быстрый, резкий, влажный.
   Я припала к Ричарду, и его губы сомкнулись, присосались. Мне хотелось закричать, забиться, сказать, чтобы он перестал, чтобы никогда не переставал. Тихий всхлип вырвался у меня из горла, когда Ричард выпустил мой сосок долгим движением, пропустив его между зубами. Он повернулся к другой груди, на этот раз резче, сильнее сжимая зубы. Чуть покусывая нежную ткань, он стал вылизывать сосок, круговыми движениями языка, и вдруг укусил резко и быстро, так что было слегка больно, и я оказалась на спине.
   Он стоял надо мной на коленях. Сунув руки в разрезы футболки, он сдернул ее с себя, разорвав пополам, обнажив твердость мышц груди, рук. На коже было две раны от когтей - повыше и пониже. Та, что повыше, была над соском, и на нем засохла кровь.
   Я села и потянулась к нему. Он не мешал. Я пробежала языком по груди Ричарда, над ранами, и он ахнул. Я вылизала быстрыми движениями окровавленный сосок, и когда он не отогнал меня, я сомкнула губы на ране и стала пировать. Я вычистила ее, высосала так, что она открылась снова.
   Теперь была его очередь вскрикивать. Он меня толкнул обратно на пол, мягко. Снял с меня кроссовки и носки, и я не стала мешать. Сердце билось так, что больно было, пойманной птицей колотясь в горле.
   Руки Ричарда легли на пояс моих джинсов, Когда расстегнулась верхняя пуговица, у меня свело живот. Ричард расстегнул на мне штаны и начал медленно снимать их с бедер. Я помогала ему, подталкивая заскорузлую ткань вниз. Одним последним движением он снял их с меня, и я осталась только в черных трусиках - под цвет уже снятому лифчику.
   Ричард встал на колени, глядя на меня. Руки его двинулись к застежке его собственных джинсов - и остановились.
   - Я так давно этого хотел, Анита. Так тебя хотел, но только не...
   Словами не передать, насколько мы с Райной друг друга ненавидели, но в этот момент ее сущность и я полностью понимали друг друга. Я поднялась навстречу Ричарду:
   - Ну нет, только не это! Только не изображай сейчас бойскаута.
   И я потянулась к его застежке.
   Он поймал меня за руки, всмотрелся мне в лицо.
   - Это снова ты.
   - Да, - сказала я, - это снова я. - Я высвободила руки, и он не стал меня удерживать. - Разденься, Ричард, я так хочу видеть тебя обнаженным.
   - Ты ведь уже видела, - тихо сказал он.
   - Не так, как сейчас. Не останавливайся и ни о чем не спрашивай.
   Он встал.
   - Это для меня все изменит, Анита. И должно для тебя тоже кое-что изменить.
   Я закрыла глаза ладонями и тихо застонала.
   - Боже мой, Ричард, перестань трепаться! Я хочу, чтобы ты хватал меня руками, я хочу, чтобы ты вошел в меня, так хочу, что мысли мешаются! А ты стоишь и резонируешь!
   Что-то упало мне на лицо и руки - джинсы и трусы Ричарда. Я села и увидела его голым, и не могла оторвать глаз. Золотистая смуглость его кожи не прерывалась от закруглений икр до узости бедер, до выпуклости паха, до плоской твердости груди, до размаха плеч. Волосы золотой волной упали на плечи, и лицо было в тени.
   Я встала и подошла к нему. Мне было страшно - "нервозно" не то слово. Страшно - и очень хотелось. Положив руки Ричарду на грудь, я встала на цыпочки, подставляя ему губы. Мы поцеловались, и от этого движения тело мое притянулось к телу Ричарда. Твердость обнаженного тела, ничем не отделенного от меня, кроме кружевных трусиков, заставила меня задрожать и оторваться от поцелуя.
   Руки Ричарда обняли меня за талию и прижали к нему. Вдруг он упал на колени, срывая с меня трусики движением быстрым почти до грубости. Я оказалась голой, а он стоял передо мной на коленях, глядя вверх. И от этого взгляда у меня по всему телу пробежала мелкая дрожь.
   Большие руки Ричарда вдвинулись между моими бедрами, развели ноги. Скользнули вверх, ладони обхватили ягодицы, лобок оказался возле лица Ричарда. Он прижался ко мне щекой, длинно лизнул бедро. Сердце у меня забилось так, что невозможно стало вдохнуть, но я еще смогла сказать:
   - Ричард, Ричард, пожалуйста! Ричард...
   Он вдвинул ладонь мне между бедер, один палец вошел внутрь. Я затрепетала, закинув голову и закрыв глаза.
   - Ты влажная, - сказал он.
   Я открыла глаза и глянула на него.
   - Знаю. - Я говорила с придыханием.
   - Райна была такая.
   - Она и сейчас такая, - сказала я. - Заставь ее уйти.
   Он лизнул внутреннюю поверхность бедра, заставляя меня раздвинуть ноги, тыкаясь ртом мне в кожу. От первого прикосновения языка между ногами я стала ловить ртом воздух.
   Он целовал меня, будто целовал рот, язык шевелился, исследовал. Долгими, уверенными мазками лизал он меня, потом нашел нужное место и присосался. И его глаза смотрели на меня снизу, и в них был темный свет, что-то такое первобытное, что нельзя выразить словами. Здесь ни при чем было то, что он вервольф, и при всем - то, что он мужчина. Волны пульсировали по всему моему телу, ощущения ошеломляли. Так было хорошо, что почти слишком, такое было наслаждение, что почти переходило в боль. Он втягивал меня в рот, пока тепло от паха не разошлось по всему телу золотым приливом, от которого мир покрылся дымкой, будто я глядела сквозь туман. И с последней каплей наслаждения я ощутила, как уходит Райна. Мунин покинул меня, когда Ричард положил меня на пол.
   Рот его блестел, и Ричард вытерся остатками футболки.
   - Может, мне пойти почистить зубы?
   - И думать не смей.
   Я обхватила его руками, удерживая.
   - Она ушла? - спросил он.
   Я кивнула:
   - Осталась только я. Только мы с тобой.
   - И хорошо, - сказал Ричард.
   Он наклонился, и его обнаженное тело легло вдоль моего. Слишком он был высок для позы миссионера, я так и задохнуться могла бы под его грудью. Ричард уперся руками в пол, будто в позиции для отжимания.
   Он скользнул в меня, и было это туго, и влажно, и каждый дюйм я чувствовала, который входил в меня. И когда он вошел весь, Ричард поглядел на меня, и в глазах его был блестящий волчий янтарь. Почти оранжево-золотой на фоне загорелого лица.
   Он задвигался внутрь и наружу, раз, два, три, осторожно, будто расчищая себе место. Потом бедра Ричарда поймали ритм, я охватила ладонями его ягодицы, когда он вдвигался в меня, впилась ногтями в гладкость кожи. Он задвигался быстрее, сильнее, все так же опираясь всем весом на собственные руки.
   Я подняла бедра ему навстречу. Когда он не давил сверху, я могла двинуться. Ритм стал общим, волна движения, жара и мышц, движущихся единым целым.
   Что-то открылось во мне, в нем. Это связывающая нас метка открылась, как дверь, и пахнула из-за этой двери теплая, золотая волна силы. Она залила меня, полилась в меня. Каждый волосок у меня на теле встал дыбом, как от электричества.
   Ричард поднял меня на руки, не выходя из меня. Наполовину он меня отнес, наполовину бросил на кровать и свалился сверху, и я скрылась под теплом его кожи, весом его груди. Сила будто овладевала мной, и каждый толчок внутрь посылал сквозь тело импульс золотого тепла. Будто я купалась в радостном жаре его тела, окуналась и выходила, и сила эта росла золотыми импульсами при каждом толчке. Импульсы сменились волнами, от которых тело мое стянулось вокруг Ричарда тугим кольцом.
   Он вскрикнул, но не кончил. Он снова приподнялся на руках, только бедра и ноги его прижимали меня к кровати. Глаза у Ричарда были все еще янтарные, нечеловеческие, и это мне было все равно. Они смотрели на меня с лица Ричарда, и я видела, как мелькают за ними мысли, куда больше связанные с едой, чем с сексом, и никак не связанные с любовью.
   Пальцы Ричарда вцепились в кровать по обе стороны от меня. Послышался треск разрываемой ткани. Повернув голову, я увидела, как руки эти удлиняются, превращаются в лапы с когтями. И эти когти рвали матрац.
   Я смотрела на Ричарда и не могла скрыть страх.
   - Ричард, - сказала я.
   - Я никогда тебя не обижу, - шепнул он, и руки его судорожно дернулись на постели, рассыпая обрывки матраса.
   - Ричард! - сказала я, повысив голос. Не в панике, но близко к тому.
   Он полоснул когтями по кровати и оторвался от меня, перевалился набок. Перевалился и свернулся в тугой клубок. Руки его, лапы, стали длинными и тонкими, а ногти превратились во что-то чудовищное, опасное.
   Блин.
   Я погладила его по спине.
   - Ричард, прости меня. Прости.
   - Я не перекидываюсь при сексе, Анита. Но сейчас очень близко полнолуние, и это трудно.
   Он повернулся ко мне, и глаза были все еще янтарными. Руки начали менять форму, возвращаясь в человеческий вид. Я смотрела, как он превращается, и энергия бежала у меня по коже роем кусающих муравьев.
   Я знала, что если оставить его так, это не пройдет бесследно. Дело было не том, что он потеряет меня, на самом деле - нет. Это было бы подтверждением его глубинных страхов: он - монстр, и ему место с монстрами. А Ричард - не монстр, и в этом я была уверена. Я верила, что он никогда мне плохо не сделает. Верила так, как не всегда сама себе верила.
   - Перевернись, - сказала я.
   Он смотрел, будто не понял.
   Я взяла его за бедра и перевернула, и он мне позволил. Сейчас он уже не был совсем твердым - ничто так не портит удовольствия, как если твоя любовница вдруг начинает кричать "спасите".
   Я притронулась к нему, и Ричард вздрогнул, закрыв глаза. Я держала его в ладонях и гладила, пока он снова не стал теплым и твердым.
   И тогда я села на него, хотя под этим углом он был почти слишком большой для меня, чуть-чуть. Когда я оказалась наверху, это было острее, как-то резче. Ричард испустил тихий стон.
   - Я люблю тебя, Ричард, люблю.
   Он вошел в меня так глубоко, что я, кажется, могла бы попробовать его на вкус.
   Руки Ричарда взяли меня за талию, скользнули к грудям. Ощущение его рук на моем теле, когда я ехала на нем, было почти по ту сторону наслаждения. Я сначала двигалась плавно, потом ускорилась.
   Вдавливала его в себя, резко и глубоко, пока сама не перестала отличать, приятно это или больно.
   Оргазм назревал. Он заполнял меня, как теплая вода - чашку, снизу вверх. Он лился легкими спазмами.
   Дыхание Ричарда ускорилось, стало прерывистым, и я знала, что он тоже вот-вот.
   - Еще нет, - шепнула я, - еще нет.
   Он вцепился ладонями в кровать по обе стороны от меня. Руки стали меняться. Я чувствовала, как они ходят под кожей. Я ощутила это как отражение, как слабое эхо того, что делает во мне его тело. Когти рванули кровать, как гвозди. С треском разъехалась ткань матраса, но было поздно.
   Оргазм захватил меня взрывом, от которого выгнулась спина, и крик вырвался из груди. Он прокатился надо мной волной, от которой заплясала кожа. Ослепительную секунду у меня не было ни кожи, ни костей - ничего, только теплая волна наслаждения и ощущение тела Ричарда подо мной. Только оно держало меня, только ощущение этого тела во мне не давало забыть, кто я и где я.
   Я открыла глаза и увидела глаза Ричарда - карие и человеческие. Он поднял ко мне руки, и я рухнула на него. Положив голову ему на грудь, я стала слушать, как бьется его сердце. Все его тело пульсировало подо мной. И руки его держали меня.
   Он засмеялся, и смех был радостный. Подняв мое лицо к своему, Ричард поцеловал меня легко и нежно.
   - И я тебя люблю.
   Глава 28
   Теплый. Очень он был теплый.
   Он?
   Я широко открыла глаза, и сон слетел с меня как стеклянная крошка. Я лежала в кровати, и сердце у меня стучало, а поперек живота лежала загорелая рука. Проследив по ней взглядом снизу вверх, я увидела Ричарда, лежащего на животе, и волосы упали на его лицо как занавес. Я лежала на спине, простыни сбились вниз, зажатые под рукой Ричарда.
   Подняв голову, я увидала над кроватью "Подсолнухи" Ван Гога. Домик Ричарда. Наш мы слишком разнесли.
   У меня было сильное поползновение подтянуть простыню и накрыть груди. Да, конечно, ночью Ричард видел все целиком, но сейчас утро. Я хотела накрыться. Я стеснялась. Не так чтобы сильно, но слегка.
   Руки я, оказывается, прижала к груди, будто прикрывшись. Очень темной казалась рука Ричарда на моей белой коже. Жан-Клод заметил как-то, что у меня почти такая же бледная кожа, как у него. У меня хватало моральных проблем насчет внебрачного секса с нежитью, и утешало лишь то, что я моногамна. Теперь даже этого не осталось. Разврат овладел мною, как предсказывала когда-то бабушка Блейк, и в каком-то смысле оказалась права. Если ты переспишь с кем-то одним, очень вероятно, что ты начнешь спать и с другими.
   Шторы были задернуты не полностью, и утреннее солнце светило сквозь белые занавески, разливаясь на кровати. Я никогда еще не спала с мужчиной так, чтобы с ним и проснуться. Ах да, со Стивеном один раз, но в одежде и с пистолетами, и в ожидании, что в дверь войдут плохие парни. Это совсем не то.
   Я осторожно потянулась к руке Ричарда. После этой ночи, казалось бы, можно и посмелее, но я почти что боялась его тронуть. У меня были раньше сексуальные фантазии насчет Ричарда, но сейчас это было куда больше. Проснуться рядом с ним, теплым и живым. Прости меня, Господь, но я была счастлива.
   Я так осторожно до него дотронулась, что коснулась не самой руки, а лишь золотистых волосков. И провела так рукой до того места, где начиналась уже голая кожа бицепсов и плеча. Провела пальцами по теплоте его руки. Невероятно теплым он был. Теплее, чем обычно бывает кожа, почти как в горячке.
   Я почувствовала, что он проснулся, в плече появилось напряжение, которого только что не было. Я повернулась к нему, и карие глаза глянули на меня сквозь густую завесу волос.
   Он приподнялся на локте и отвел с лица волосы, и улыбнулся той самой улыбкой, от которой я всегда таяла.
   - Доброе утро.
   - Доброе утро, - ответила я и машинально натянула простыню на грудь.
   Он пододвинулся ближе, и простыня сползла с него, открыв гладкие полушария ягодиц. Он меня поцеловал, легко и нежно, потерся щекой о мое лицо, и тепло его дыхания обдало мне ухо, потом он выдохнул мне в волосы. Это было волчье приветствие. Он стал осторожно целовать меня в шею и остановился у плеча, которое только и осталось неприкрытым.
   - Ты какая-то напряженная, - сказал он.
   - Зато ты нет, - ответила я.
   Он рассмеялся, и от этого звука я затрепетала и улыбнулась одновременно. Такого смеха я от Ричарда никогда не слышала, очень он был мужской, очень... какой-то. Смех обладания, удовлетворения.
   У меня запылало лицо. Я еще больше смутилась.
   - А, черт!
   - Что такое? - спросил он, гладя меня по щеке.
   - Обними меня, Ричард. Секс - это прекрасно, но когда я мечтала об этой минуте, я видела, как ты обнимаешь меня, прижимаешь к себе.
   Он улыбнулся ласково, польщенно. Повернулся на бок и даже простыни натянул выше пояса. Приподнял руку, которая была сверху.
   Я перекатилась на бок спиной к нему и прильнула к его теплому телу. Он был слишком высок, чтобы удобно было прижаться, но мы повозились, хихикая и отпуская глупые замечания, и нашли подходящую позицию. Я обернула его руку вокруг себя, утопая в теплом закруглении его груди и прочего, и испустила довольный вздох. Ощущение его обнаженного паха, прижатого ко мне, возбуждало не так сильно, как надо бы. Я чувствовала, что обладаю его телом, им самим. И хотела, чтобы так было всегда.
   Кожа у него была почти горячей.
   - На ощупь ты будто в лихорадке, - сказала я.
   - Полнолуние, - ответил он. - Сегодня, когда луна станет совсем полной, у меня температура поднимется выше ста одного.*
   * По Фаренгейту. 38,3° по Цельсию.
   Он отодвинул мне волосы и сунулся лицом в шею. От этого у меня мурашки побежали по коже, и я поежилась.
   - Щекотно!
   - Щекотно, - согласился он. Я почувствовала телом, как он увеличивается.
   Засмеявшись, я перевернулась на спину.
   - Кажется, мистер Зееман, вы рады меня видеть.
   Он потянулся меня поцеловать:
   - Всегда рад.
   Поцелуй затягивался, переходя в нечто большее. Я придвинулась к нему, закинула на него ногу, но тут он освободился и поднялся на колени.
   - В чем дело? - спросила я. Сегодня ночью, когда уже было поздно, мы выяснили, что я на таблетках. Но приятно было видеть, как Ричард испугался, подумав об этом. Поскольку вервольфы не болеют и болезней не переносят, то после выяснения вопроса о беременности проблем не оставалось. Это, кстати, объясняет, почему я не беспокоилась, вылизывая кровь с ликантропов этой ночью. Грубо, но не опасно.
   - Не могу, - ответил Ричард.
   Я глянула вниз.
   - Ну да! Я же вижу, что ты готов.
   Он покраснел.
   - Ты же видела, что было ночью, Анита. Сейчас полнолуние ближе, и я владею собой хуже, а не лучше.
   - А!
   Разочарованная, я легла опять на кровать. Минуту назад меня мучили угрызения совести, что мы уступили вожделению, и вот я недовольна, что мы не можем сделать это снова. Такая у меня логика насчет мужчин.
   - Я рад, что ты тоже расстроилась, - сказал он. - Минуту назад мне казалось, что сейчас ты вылезешь из кровати, скажешь, что произошла страшная ошибка, и вернешься к Жан-Клоду.
   Я закрыла глаза руками, потом заставила себя взглянуть на Ричарда. Он такой сногсшибательно красивый, что заговорить с ним я затруднялась, но это было необходимо. Если он думает, что я брошу Жан-Клода, то оставить его слова без ответа я не могла. Хотя и хотела.
   - Как ты думаешь, что значила эта ночь, Ричард?
   Улыбка его чуть увяла, но не до конца.
   - Для меня она что-то значила, Анита. И для тебя, я думал, тоже.
   - Значила. И значит. Но...
   - "Но" - это насчет Жан-Клода, - тихо сказал Ричард.
   Я кивнула, прижимая к груди простыни.
   - Да.
   - Ты не можешь после этой ночи снова всего лишь встречаться с ним?
   Я села и протянула к нему руку. Он протянул мне свою.
   - Мне так тебя не хватало, Ричард. Секс - это приятно, но...
   Он приподнял брови:
   - Всего лишь приятно?
   Я улыбнулась:
   - Это чудесно, невероятно, и ты это знаешь. Но ты понял, что я хотела сказать.
   Он кивнул, волосы упали ему на глаза. Он убрал их рукой.
   - Я знаю. Мне тоже тебя не хватало. Так грустно было без тебя по выходным.
   Я прижала его руку к своей щеке:
   - И мне.
   Он вздохнул:
   - Значит, ты собираешься продолжать с нами обоими?
   Я опустила его руку к себе на колени.
   - А ты с этим примиришься?
   - Быть может. - Он наклонился и поцеловал меня в лоб, тихо-тихо. Отметь, я не просил тебя его бросить и встречаться только со мной.
   Я коснулась его лица.
   - Отметила, с облегчением и удивлением одновременно. И спасибо тебе, что не попросил.
   Он чуть отодвинулся, чтобы яснее меня видеть. Вид у него был очень серьезный.
   - Ты не любишь ультиматумов, Анита. Если бы я на тебя надавил, проиграл бы.
   - А зачем тебе выигрывать, Ричард? Почему ты просто меня не бросишь?
   Он улыбнулся:
   - Теперь она мне предлагает выбор.
   - Я тебе и раньше давала выбор, - сказала я. - В смысле, я знаю, зачем Жан-Клод за меня держится. Я усиливаю основы его власти. А тебе было бы лучше, если бы ты выбрал в лупы приличную вервольфицу. Я основы твоей власти подрываю.
   - Я тебя люблю, - просто ответил он.
   - И почему у меня такое чувство, что мне надо за это просить прощения?
   - Я много думал, почему у меня не получается тебя ненавидеть. Почему я не могу от тебя отстать.
   - И? - спросила я, заворачиваясь в простыню, как в гнездо, чтобы не быть голой. Если после этого разговора он меня бросит, голой мне быть не хотелось. Глупо, но правда.
   А Ричарда нагота вроде бы не смущала. Честно говоря, она отвлекала меня.
   - Мне нужна подруга - человек. То есть не чудовище. Не монстр.
   - Куча девчонок были бы рады быть твоей мягкой игрушкой.
   - Это я понял, - сказал он, - но ни с кем из них у меня секса не было.
   - А почему?
   - Подальше от полнолуния я лучше собой владею.
   Глаза не превращаются, тем более руки. Могу сойти за человека, но я не человек. Ты видела, кто я, и даже ты еле смогла с этим примириться.
   На это я не знала, что сказать, потому и промолчала. Он опустил глаза, перебирая пальцами край простыни. Голос его стал очень тих.
   - Когда я первый год был в стае, у одного из новых волков была человеческая подруга. Однажды он ей раздробил лобок, когда они соединялись.
   Я вытаращила глаза:
   - Несколько грубо.
   Ричард покачал головой.
   - Ты не понимаешь, Анита. Сила есть сила. Мы можем кидаться малолитражками. Если не осознаешь своей силы, то не можешь ее контролировать. - Он внезапно поднял на меня глаза, глядя из-под завесы волос. Таков был любимый жест Габриэля, будто волосы утешительно напоминали мех. - Ты - первая женщина не ликантроп, с которой я был близок с тех пор, как сам им стал.
   - Пожалуй, я польщена.
   - И я все еще боюсь тебя поранить, как мой друг поранил свою подругу, или еще каким-нибудь способом из тысяч других. Во время секса теряешь над собой контроль - это ведь тоже входит в удовольствие. Я никогда не имею права терять контроль - полностью терять. Разве что с женщиной-ликантропом.
   Я посмотрела на него.
   - Ричард, что ты пытаешься сказать?
   - То, что ты хочешь встречаться с нами обоими. И близкой быть с нами обоими. Мне это очень не нравится, но...
   Я смотрела на него в упор, и мне очень не нравилось, что он не закончил фразу. Нервировало.
   - Но что, Ричард?
   Он отвел волосы двумя руками, его напряженное лицо открылось полностью.
   - Но я буду встречаться с женщинами-ликантропами.
   Я так и уставилась на него, не отводя глаз.
   - Скажи что-нибудь, - попросил он.
   Я открыла рот. Закрыла. Открыла снова.
   - Ты хочешь сказать, что будешь и дальше спать с Люси.
   - Не с Люси, она... ты ее видела. Она никогда не сможет быть лупой стаи.
   - Так ты будешь продолжать испытания новых луп?
   - Не знаю, буду или нет, но если ты спишь с Жан-Клодом, у меня есть право спать с другими.
   С этим я не могла спорить, хотя и хотелось.
   - Ты все еще стараешься вынудить меня бросить Жан-Клода.
   - Нет, - возразил он. - Я только говорю, что если ты со мной не моногамна, то почему должен быть моногамен я?
   - Думаю, нипочему. Кроме... я думала, мы друг друга любим.
   - Любим. Я тебя люблю. - Он встал и подобрал с пола джинсы. - Но ты не настолько меня любишь, чтобы оставить Жан-Клода. Почему я должен любить тебя настолько, чтобы бросить всех остальных?
   Я смотрела на него, и глаза у меня заполнялись слезами.
   - Сволочь ты.
   Он кивнул, влез в штаны, не надевая трусов, аккуратно застегнул молнию.
   - Самая гадская штука в том, что я действительно люблю тебя настолько, что готов бросить всех остальных. Я просто не знаю, смогу ли я делить тебя с Жан-Клодом. Не знаю, вынесу ли мысль о том, что ты в его постели. Когда я думаю, как вы вместе, это меня доводит... - Он мотнул головой. - Я пошел в душ. Все-таки надо заниматься троллями.
   Я даже не знала, с какого конца начать обдумывать его слова. Слишком много всего сразу. Когда смущаешься, начинай думать о деле.
   - Мне надо пойти с тобой и поговорить с биологами. Надо узнать, действительно ли землю покупает Фрэнк Найли. Тот парень, что остался сегодня без руки, его дико боялся. Чтобы человек в окружении вервольфов задумался, выдавать или нет, этот тип должен быть действительно страшным. Обычно риэлтеры такими не бывают.