Страница:
— Этот старый сукин сын! — с чувством произнес Митчелл.
— Под угрозой оказались основы его веры, — заметил Макдональд, — вот он и противодействует нам, одновременно защищая собственный мир. Солитариане не способны смириться с фактом существования разумной жизни на других планетах. Такое несовместимо с самим их бытием.
— Тогда зачем ты пригласил его в Программу? — спросил Митчелл.
— Затем, что он столь же честен, сколь и фанатичен, — объяснил Макдональд. — По-моему, если он увидит, чем мы здесь занимаемся и ознакомится с переводом послания, появятся шансы на изменение его мнения.
— Не меньше шансов, что таких изменений не произойдет. Тогда Программе конец, — подытожил Томас.
— Верно, — признался Макдональд. — Такая возможность не исключается.
— А насколько вообще серьезна угроза Программе с его стороны? — осведомился Митчелл.
— Самая, пожалуй, серьезная за все время существования Программы, — ответил Макдональд. — Во всем этом прослеживается некая ирония судьбы, к тому же все это до странности соответствует самой истории Программы: наиболее критический момент наступает, когда ее назначение, казалось, уже выполнено, и достигнуты цели, во имя которых она создавалась. Пятьдесят лет кряду мы жили, как у бога за пазухой, а в момент получения сообщения сама Программа оказалась под угрозой.
Томас расхохотался.
— Ученые — опасные люди. Соблазняют нас всякими игрушками, но, стоит лишь этим цацкам оказаться чем-то серьезным, как они сразу же расстраиваются.
— На что способны солитариане, помимо болтовни? — спросил Митчелл.
— Они весьма влиятельны и могущественны, — сообщил Макдональд. — И сила эта растет. Их цель — заблокировать Программу. На конгрессменов и сенаторов, оказывается, уже осуществлялся нажим. И это несмотря на профессионально проделанную вами работу по формированию общественного мнения в пользу Программы. Им все еще удается играть на чувстве первобытного страха перед встречей с кем-то, кто выше тебя. А капеллане, несомненно, превосходят нас.
— В чем? — спросил Митчелл тоном, более жестким, чем того хотелось бы.
Пол снова задрожал. Витрины с сувенирами были уже рядом, и Макдональд принялся с интересов разглядывать их.
— Они, несомненно, старше нас и располагают несравненно большими возможностями, — проговорил Макдональд. — Их светила — красные гиганты — старше Солнца на миллионы, а может, и миллиарды лет. Все зависит, по мнению астрономов, от влияния массы звезды на ее эволюцию. Во всяком случае, пока мы не в состоянии даже принимать радиоизлучения с других звезд, не говоря уже о ретрансляции для приема на планете-трансляторе.
«Где ты, щебетушечка моя? — вполголоса пропел-продекламировал Томас. — Пепси-кола — на столе и ждет тебя…»
Его била нервная дрожь.
Макдональд купил жене новую книгу — романтичный сюжет о беззаветной любви, преодолевающей на орбите все опасности, а сыну — объемную модель Солнечной системы с окружающими ее в радиусе пятидесяти световых лет звездами. Была здесь, разумеется, и Капелла. Впрочем, пришлось признать, восьмимесячному младенцу модель ни к черту, — по крайней мере, ближайшие пару лет. И тогда Макдональд приобрел еще огромного страуса из пластика. Такого большого, что его пришлось сдать в багаж.
Стоя в небольшом зале ожидания аэропорта Аресибо, Мария пыталась сохранять серьезную мину и не расхохотаться при виде огромной птицы, расставившей на полу длинные ноги.
— Ну тихо, тихо, Бобби, — успокаивала она расплакавшегося на руках малыша. — Он тебе не сделает ничего плохого. Показывать такое страшилище ребенку! — упрекнула она Макдональда.
Митчелл подумал: прекрасней этой женщины видеть ему не приходилось. Он попытался представить, как выглядела она, скажем, лет в двадцать или даже тридцать. Кроме работы, у Макдональда, по крайней мере, есть еще один повод не высовывать носа из Аресибо — Мария.
— Ну и дурак же я, — сообщил Макдональд с таким видом, будто его осенило. — Выходит, я попросту не понимаю запросов собственной семьи…
— Зато, прекрасно понимаешь остальных и со всеми находишь общий язык, — заметил Томас.
— Да где там! — возразил Макдональд. — А Иеремия?
— Ну, по крайней мере, ты заставил его себя выслушать, — проговорил Томас. — К тому же он обещал приехать.
Мария расцвела улыбкой, предназначавшейся одному Макдональду.
— Это правда, Робби? Тебе удалось его уговорить? — Увидим, — ответил Макдональд. — Ну-ка, иди ко мне.
Он протянул руки к расплакавшемуся малышу. Ребенок охотно и доверчиво пошел к нему, остерегаясь все же смотреть на пластмассовую птицу. Спустя минуту он уже перестал плакать и, немного похныкав, успокоился.
— Ну-ну, Бобби, — проговорил Макдональд, — ты же знаешь, папа не привез бы ничего такого, что сделало бы тебе плохо. Вначале немного страшновато, правда? Ну ничего, пойдем-ка с нами, — обратился он к страусу, загадочно смотревшему на них пластмассовыми глазами. — Мы еще вырастем с тебя ростом.
Подхватив свободной рукой птицу подмышку, он направился к выходу, но внезапно остановился.
— Где моя голова? — осведомился он у Марии. — Здесь же наши гости. Непостоянного Джорджа Томаса ты уже знаешь. А второй солидный джентльмен — это Билл Митчелл — герой-любовник, но звезды к нему, увы, ныне не расположены.
— Привет, Джордж. — Мария подставила щеку для поцелуя. — Привет, Билл, — сказала она, протягивая руку. — Надеюсь, звезды станут к тебе столь же благосклонны, как и ко мне.
— Ну, не так уж все плохо, — произнес Митчелл, стараясь сохранять безмятежный тон. — Вам, наверное, известно, когда отец упрям, девушке приходится выбирать: или он, или я; впрочем, как-нибудь все образуется.
— Конечно, образуется, — успокоила Мария, и на какое-то мгновение ее уверенность передалась Митчеллу. — Пошли, — пригласила она, — я приготовлю всем чудесный мексиканский ужин.
Ее ладонь выскользнула из руки Митчелла, и перед глазами мелькнул белый шрам у запястья.
— Querida, — с кротким смирением в голосе отозвался Макдональд. — Мы поели в самолете.
— Ты называешь это едой?
— Кроме того, мы приехали по делам Программы. Необходимо кое-что сделать. А вот завтра, перед тем как джентльменам отправиться обратно в Нью-Йорк, устроишь им показательный званый обед. Согласна?
Она дала себя уговорить и одарила его комичным жестом и протяжным мелодичным «ла-а-дно».
Сумки и страуса уложили в багажник. Ребенок с удовольствием наблюдал, как исчезает птица, после чего затих у отца на руках. Мария села за руль. Как оказалось, водила она весьма умело. «Как прекрасно они подходят друг другу, — размышлял Митчелл. — Мария и Макдональд… оба красивые, совершенные…»
Старенькая паровая турбина умиротворенно мурлыкала под капотом, мимо неспешно проплывали тихие зеленые холмы, залитые вечерним светом.
День выдался долгим. Начался он еще в Нью-Йорке, продолжился в Техасе и Флориде, а сейчас завершается в Пуэрто-Рико. Митчеллу полагалось бы клевать носом от усталости, однако вечер этот оказался для него поистине волшебным. Правда, он и сам не знал, почему. Быть может, подействовали пуэрториканские тишина и спокойствие, выгодно контрастировавшие с суетой многолюдных техасских городов, а может, — этот уносящий их все дальше от цивилизации старенький автомобиль. Но, возможно, все заключалось в колдовском очаровании жены Макдональда, в милой болтовне супружеской пары, устроившейся на передних сиденьях… Обычно, становясь невольным свидетелем таких вот бесед, он чувствовал себя неловко: будто подслушивал все эти разговоры о семье и кухне. Однако сейчас он ощущал себя иначе. «А может, люди не так уж и невыносимы»? — подумалось ему. Он взглянул на Томаса. Даже тот, видать, ощущал нечто похожее. Этот человек с истрепанными нервами, в прошлом поэт и романист, позже — журналист, специализирующийся на скандальной хронике, а ныне — горячий сторонник Программы, — этот человек безмятежно глядел в окно с видом, будто все его заботы летят с багажом обратно в Манхэттен.
Конец путешествия проходил в лунном свете. Митчелл вдруг обнаружил в себе желание, продлить это странствие вне времени и пространства, пусть оно никогда не кончается. Но вот, минуту спустя, их взгляду открылся котлован, отсвечивающий внизу в ночной темноте металлическим блеском. Словно некий гигантский паук поработал здесь и с точнейшим математическим расчетом соткал из кабелей ловушку-сеть для звезд. Чуть поодаль виднелось необъятных размеров Обращенное к небу ухо, чутко вслушивающееся в ночной шепот…
Спустя минуту машина выехала на просторную площадку, сияющую в фосфорическом свете Луны, и остановилась у длинного одноэтажного здания из бетона.
Митчелл очнулся. Чары отступали. Однако развеивались они медленно и постепенно. Позднее, когда он мысленно возвращался к тому вечеру, ему казалось, словно все время пребывания на этом островке было расцвечено очарованием.
Они вышли из машины. Макдональд осторожно уложил спящего ребенка на сиденье и пристегнул ремнем. Поцеловал Марию и негромко что-то сказал ей. Томас и Митчелл извлекли свои сумки из багажника, а Макдональд вытащил страуса.
— Придется временно подержать его в кабинете, — пояснил он, — пока Бобби не привыкнет.
Рокот автомобильного мотора стих вдали.
Макдональд открыл дверь в здание.
— Ну вот мы и на месте, — объявил он так, словно они всего-навсего перешли улицу где-нибудь в техасском аэропорту.
Томас задержался на пороге и показал на видневшийся вдалеке управляемый радиотелескоп, медленно разворачивающийся на несущей станине.
— Продолжаете поиски?
Макдональд пожал плечами.
— В конце концов, факт приема этого послания еще не исключает последующих, и наши поиски, конечно же, им не закончатся. Ну и, кроме того, у нас неплохие инженеры-специалисты по прослушиванию. Правда, в понимании услышанного они оказались не столь квалифицированны, но кто из нас вправе назваться специалистом в подобной области? Впрочем, все это само собой разумеется. Нам не хотелось бы терять инженеров, поскольку нельзя допустить, чтобы команда распалась до окончания игры.
Они вошли внутрь. Митчелл с любопытством разглядывал крашеные бетонные стены и терракотовый пол коридора, освещенного потолочными лампами. Хотя он и предполагая обнаружить здесь достаточно оживленную обстановку, успев прикинуть количество автомобилей на стоянке, но на подобное столпотворение все же не рассчитывал. Мужчины с бумагами в руках энергично сновали по коридору. Одни из них на ходу приветствовали Макдональда, будто он не уезжал вовсе, другие вообще не замечали ни Макдональда, ни прибывших с ним. Женщины встречались им значительно реже и казались более приветливыми: они заговаривали с Макдональдом, расспрашивали о поездке, о Марии и Бобби, здоровались с гостями. Макдональд, улыбающийся при виде такой сосредоточенной активности, процитировал Горация:
— Это и есть штаб прослушивания, — пояснил он Митчеллу, взяв его за руку и вводя в помещение.
Странно, но Митчелла отнюдь не смущала роль школьника на экскурсии. В комнате, забитой электронным оборудованием, пахло озоном. Сейчас здесь работали два человека: один — копался в проводах у пульта, другой — в наушниках сидел в кресле. Он поднял взгляд и жестом предложил вторую пару наушников Макдональду. Тот помахал в ответ и отрицательно мотнул головой.
— Зачем здесь эта птица? — громко осведомился дежурный.
Макдональд снова помотал головой.
— Длинная история. Потом расскажу.
И обратился к Митчеллу:
— В другое время я стал бы показывать все имеющиеся здесь, дал бы послушать музыку небесных сфер — песнь бесконечности, голоса страждущих, кои не в силах докричаться до нас… Однако сегодня времени на это нет.
— Не дай себя провести, — полушутя-полусерьезно предостерег Томас. — После этого ты уже перестанешь оставаться самим собой. Как раз эти голоса и превратили тут всех в эдаких чудаков.
— Тебе хочется услышать, наконец, настоящее послание, — с улыбкой проговорил Макдональд. — Или хотя бы узнать, почему мы бьемся уже полгода, а так ничего и не расшифровали? Все просто, в эти полгода солитариане мобилизовали все свои силы, а конгресс, потеряв всякое терпение, вернулся к обсуждению кредитов. Вот и растрачиваются попусту усилия ловких и преданных нам, как, например, вы с Джорджем, журналистов.
Митчелл покачал головой.
— Наверное, ты прав, — согласился Макдональд. — Послание так и не расшифровано, а ведь это наш долг. Мы просто обязаны это сделать, со всеми нашими идеями и компьютерами. Сейчас я кое-что покажу вам.
Они прошли вдоль ряда закрытых дверей и помещений с распахнутыми дверями, где работали мужчины и женщины, — кто за столами, кто у станков, кто у пульта управления. Компьютерный зал находился в самом конце коридора. Зал этот назвали компьютерным и ничего удивительного, ведь стены здесь заменяли компьютеры, а пол так тесно был уставлен устройствами для ввода данных и принтерами, что в образовавшиеся между ними узкие проходы вошедший протискивался с трудом. В этих компьютерных дебрях, как колдун в окружении любимых верных зверей, сидел за клавиатурой мужчина средних лет с коротко остриженной, припорошенной сединой шевелюрой.
— Привет, Олли, — сказал Макдональд.
— Что, притащил мне подарок? — осведомился вместо ответа колдун.
Макдональд со вздохом извлек из-под мышки страуса и поставил в дальний угол.
— Нет, Олли, я привел тебе гостей.
Он представил Митчелла Олсену — главному своему специалисту по информатике. Томас познакомился с Олсеном еще в первый свой приезд. Митчелл огляделся, силясь понять, к чему здесь такое количество машин и какие функции они могут выполнять.
— Сыграй нашим гостям лучшую из своих мелодий, — попросил Макдональд.
Олсен нажал две клавиши на клавиатуре. На мониторе появилось изображение, состоящее из одинаковой длины строк белых цифр на сером фоне. Митчелл не обратил на них особого внимания. Спустя минуту, он принялся вслушиваться в исходящие из скрытых динамиков звуки — сперва шипение, затем тишина, какой-то шум, опять тишина и снова шум. Временами шум становился громче, иногда стихал, обрывался, становился протяжным, и снова раздавалось какое-то тарахтенье и стуки.
Митчелл взглянул на Томаса, затем они оба уставились на Макдональда.
— В качестве послания я бы выбрал что-нибудь получше, вроде записи грома и молний, — проговорил Митчелл.
— В этом и состоит главная проблема, — сказал Макдональд. — Часть принимаемого нами, помимо ретрансляции наших старых радиопрограмм, — атмосферные помехи. Сказывается расстояние — обрывы в передаче и исчезновение сигналов. Однако, мы полагаем, часть принятого составляет собственно послание. Проблема именно в том, как отличить помехи от сигналов сообщения. Расскажи-ка им, Олли, о наших потугах…
— Прежде всего, мы пытаемся очистить сигнал, — продолжил Олсен. — Отфильтровать естественные шумы с помощью электронных устройств. Стараемся исключить не вызывающее сомнений случайное, а затем путем стабилизации сигналов все «подозрительное» размещаем на некоей шкале ценностей. В случае необходимости сигналы усиливаются…
— Давай послушаем, как выглядит чистый сигнал, — попросил Макдональд.
Олсен нажал еще две клавиши. Из динамиков раздались отчетливые серии сигналов, чередующихся с паузами и похожие на писк морзянки — старинного международного кода, только что без «тире»: «точка», снова точка, долгая пауза тишины, а затем — еще шесть точек, тишина, еще семь точек, тишина, точка, тишина, точка…
Митчелл и Томас напряженно вслушивались, пытаясь осмыслить закономерность и последовательность сигналов, но наконец беспомощно переглянулись в полнейшем недоумении: послание никак не воспринималось на слух.
— В общем, что бы там ни было, — в этом ощущается нечто гипнотическое, — изрек Митчелл.
— Однако оно ничем не лучше всего предшествующего, — проговорил Томас. — Что-то здесь не то. Да и звучит неубедительно.
Олсен пожал плечами.
— Не более, чем оригинал. Это лишь простая звуковая интерпретация энергетических квантов, принятых нашими радиотелескопами вместе с ретрансляцией наших же собственных радиопрограмм девяностолетней давности. С помощью компьютеров мы воспроизвели послание в виде звуков, воспринимаемых наиболее привычно и осмысленно.
— И все же по-прежнему ничего нельзя прочесть, — констатировал Томас.
Олсен кивнул.
— Наши проблемы на этом не кончаются. Мы пытаемся найти повторы, дубляж, регулярно повторяющиеся фрагменты. Неизвестно, где у послания начало, а где конец; одно ли целое сообщение, передаваемое непрерывно — «рондо», — или же серия таковых. Иногда кажется, вот-вот решение придет, что-то вроде начинает получаться, однако в конечном счете все разваливается, как карточный домик.
— А чем, к примеру, это может оказаться? — спросил Макдональд. — Чем-то вроде фразы, предложения?
— И на каком же языке? — вопросом на вопрос ответил Олсен.
— Ну, может, на каком-нибудь из математических. Например, один плюс один равняется двум; или теорема Пифагора, или что-либо подобное.
Макдональд улыбнулся.
— Это годится лишь для привлечения внимания, демонстрации того, что сообщение исходит от разумных существ. Однако, помнится, они это уже сделали, не так ли? С помощью ретрансляции наших радиопрограмм.
— А каким должно быть содержательное сообщение? — спросил Митчелл.
— Звук и пауза, звук и пауза, — задумчиво проговорил Томас. — Это должно нечто означать.
— Точка и тишина, — пробормотал Митчелл. — Так это Мак и объяснял Иеремии. Точки и тишина. Как слышится. Точки безо всяких «тире». Точки и пустоты, незаполненные места.
Макдональд пристально смотрел на Митчелла.
— Ну-ка, повтори еще раз.
— Точки и тишина. Ты же сам говорил это Иеремии.
— Нет, — остановил его Макдональд. — Что ты сказал после этого?
— Точки без всяких «тире», — уточнил Митчелл. — Точки и незаполненные места — пустоты.
— Точки и пустоты, — задумчиво повторил Макдональд. — Тебе это что-нибудь напоминает, Олсен? Может, кроссворд? Как думаешь, что это такое… Старая игрушка Дрэйка? Попробуй-ка ее, — попросил он Олсена. — Для всех комбинаций простых чисел. Билл, — обратился он к Митчеллу, — отправь Иеремии телеграмму за моей подписью. Всего три слова: «Приезжайте. Послание прочтено».
— Ты уверен, что нашел решение? — спросил Томас. — Может, подождем, пока все подтвердится?
— Испытывал ли ты когда-либо ощущение уверенности, будто знаешь результат заранее, еще до действительного его подтверждения, я имею в виду, некое подобие телепатического контакта?
— Случалось, — сказал Томас. — Иеремии такое ощущение наверняка тоже знакомо.
— Хотелось бы, чтобы Иеремия присутствовал здесь, когда мы запустим компьютер, — объяснил Макдональд. — Чувствую, это может сыграть решающее значение.
Митчелл задержался в дверях.
— Я не понимаю, до его прибытия ты так ничего и не предпримешь? — спросил он, не веря собственным ушам.
Макдональд медленно покачал головой.
«Может, Томасу удалось-таки понять Макдональда? — подумал Митчелл. — Впрочем, к нему-то как раз и не обращались».
Митчелл немало удивился, когда ознакомился с ответной телеграммой Иеремии, своим лаконизмом превзошедшей приглашение, сочиненное Макдональдом. Она содержала только одно слово: «ПРИЕДУ». Но еще больше он изумился, когда пришла телеграмма от Джуди, где она сообщала время прилета. Митчелл, и слыхом не слыхивавший, чтобы Иеремия когда-нибудь хоть раз воспользовался услугами аэрокомпаний, в глубине сердца вообще не верил его приезду.
Мак отправился в аэропорт встречать Иеремию, и для ожидавшего его возвращения Митчелла время, казалось, тянулось бесконечно. «Каково же остальным, — думал он, — тем, кто так долго сотрудничал с ним?» Впрочем, они все оказались исключительно терпеливыми. Никому из них не приходило в голову покинуть зал или же просить Олсена провести пробную демонстрацию.
«Наверное, это следствие естественного отбора за долгие годы Программы наиболее терпеливых, — размышлял Митчелл, когда получали лишь отрицательные результаты. А может, именно благодаря усилиям Макдональда и сформировалось это особое сообщество людей, мужчин и женщин, столь преданных своему делу?» Митчелл про себя отметил, их окружение ему приятно, отнюдь не тяготит его, и он успел полюбить каждого из находящихся здесь почти незнакомых ему людей.
Иеремия переступил порог помещения, облаченный, как и подобает верховному жрецу, в строгие ритуальные одежды, полный холодной сдержанности, невозмутимый и недоступный. Макдональд попытался представить ему своих сотрудников, однако Иеремия царственным жестом остановил его. Окинул пристальным взглядом расставленные вдоль стен и на полу машины, не обращая внимания на присутствующих. Джуди следовала за ним, раскланиваясь на ходу со всеми, как бы компенсируя таким образом прохладную отчужденность отца. При виде ее Митчелла охватила нервная дрожь. В растерянном изумлении он размышлял, почему эта девушка — единственная из многих — способна привести его в такое состояние.
Иеремия остановился перед Макдональдом с видом, словно они находились здесь одни.
— И все это — здесь, — он жестом обвел компьютерный зал, — лишь в надежде прочесть одно единственное короткое послание? Истинному последователю Господа для этого достаточно веры, заключенной в сердце его.
Макдональд улыбнулся.
— Наличие здесь всей этой аппаратуры обусловлено единственной необходимостью: неадекватностью способов наших приемов и действий. Наша вера объективно требует предоставления возможности воспроизведения всех результатов и данных всеми, кто использует ту же аппаратуру и аналогичные методы. И, хотя на свете немало истинно верующих сердец, думаю, все же, идентично воспринять послание им не под силу.
— Неубедительно, — изрек Иеремия.
— Я понимаю, ваши контакты с Богом носят исключительно доверительный характер, — сказал Макдональд. — Но не лучше ли для всех нас, чтобы важнейшие послания предназначались всем верующим одновременно?..
Иеремия смерил Макдональда взглядом.
У Митчелла складывалось впечатление: меж этими двумя людьми разворачивается битва за собственные души. Он протянул руку и сжал ладонь Джуди. Девушка глянула на него, потом на их руки и отвела взгляд в сторону. Впрочем, руки не отняла, и Митчеллу показалось, будто он ощутил ее слабое пожатие.
— Не пригласил ли ты меня сюда, дабы поглумиться над моей верой?! — пророкотал Иеремия.
— Нет, — ответил Макдональд. — Я предпринял этот шаг, желая лишь продемонстрировать свою веру. Мне тоже явилось знамение — несравнимое с твоим, ибо у него нет определенного источника. Есть лишь крепнущая уверенность, из робкой догадки обратившаяся в твердое убеждение: во Вселенной существует иная жизнь, и доказательство этого факта явится прекраснейшим деянием человека. Взаимопонимание с иными существами обратит непостижимую бесконечность, где обитает человек, весь этот темный дремучий лес, в прекраснейшую обитель, нечто привлекательное, чудесное, захватывающе интересное и гуманное.
Митчелл незаметно оглядел присутствующих, зачарованно внимающих каждому слову, произнесенному Макдональдом. Казалось, они впервые слышат эти речи. Теперь же он открывался этому недоверчивому пришельцу с таким красноречием, будто добиться доверия Иеремии означало для него все. Митчелл еще сильнее сжал ладошку Джуди.
Иеремия взглянул исподлобья.
— Не для того я проделал столь неблизкий путь, дабы вести здесь теологический диспут, — сухо проговорил он.
— А я отнюдь не спорю, — искренне признался Макдональд. — И не пытаюсь вторгнуться в теологию, как я понимаю ее. Впрочем, возможно, я и вступил невольно в обсуждение религиозных постулатов вашей веры. Тогда прошу понять: я лишь силюсь выразить себя.
— Зачем? — осведомился Иеремия.
— Затем, что для меня очень важно ваше понимание, — пояснил Макдональд. — И я хочу убедить вас в моей искренности.
— Люди искренние — наиболее опасные, — изрек Иеремия, в своей старомодной черной сутане похожий на пророка. — Ибо они легко заблуждаются и поддаются обману.
— Меня обмануть сложно, — возразил Макдональд.
— Уверенность твоя мнимая. На самом деле обмануться легко. И тогда ты способен найти лишь то, что стремишься обрести.
— Нет, — не сдавался Макдональд. — Это совершенно не так. Я обрету то, что вслед за мной сможет обрести каждый, независимо от веры его и стремлений. Да и ты можешь обрести то же, стоит лишь внимательно выслушать и внять. Все это время я пытаюсь объяснить, чем, помимо всех моих стремлений, надежд и опасений, наше послание отличается от твоего. В нем можно удостовериться. Оно либо прозвучит одинаково для всех в любой момент, либо будет признано ложным и отброшено за ненадобностью.
— Под угрозой оказались основы его веры, — заметил Макдональд, — вот он и противодействует нам, одновременно защищая собственный мир. Солитариане не способны смириться с фактом существования разумной жизни на других планетах. Такое несовместимо с самим их бытием.
— Тогда зачем ты пригласил его в Программу? — спросил Митчелл.
— Затем, что он столь же честен, сколь и фанатичен, — объяснил Макдональд. — По-моему, если он увидит, чем мы здесь занимаемся и ознакомится с переводом послания, появятся шансы на изменение его мнения.
— Не меньше шансов, что таких изменений не произойдет. Тогда Программе конец, — подытожил Томас.
— Верно, — признался Макдональд. — Такая возможность не исключается.
— А насколько вообще серьезна угроза Программе с его стороны? — осведомился Митчелл.
— Самая, пожалуй, серьезная за все время существования Программы, — ответил Макдональд. — Во всем этом прослеживается некая ирония судьбы, к тому же все это до странности соответствует самой истории Программы: наиболее критический момент наступает, когда ее назначение, казалось, уже выполнено, и достигнуты цели, во имя которых она создавалась. Пятьдесят лет кряду мы жили, как у бога за пазухой, а в момент получения сообщения сама Программа оказалась под угрозой.
Томас расхохотался.
— Ученые — опасные люди. Соблазняют нас всякими игрушками, но, стоит лишь этим цацкам оказаться чем-то серьезным, как они сразу же расстраиваются.
— На что способны солитариане, помимо болтовни? — спросил Митчелл.
— Они весьма влиятельны и могущественны, — сообщил Макдональд. — И сила эта растет. Их цель — заблокировать Программу. На конгрессменов и сенаторов, оказывается, уже осуществлялся нажим. И это несмотря на профессионально проделанную вами работу по формированию общественного мнения в пользу Программы. Им все еще удается играть на чувстве первобытного страха перед встречей с кем-то, кто выше тебя. А капеллане, несомненно, превосходят нас.
— В чем? — спросил Митчелл тоном, более жестким, чем того хотелось бы.
Пол снова задрожал. Витрины с сувенирами были уже рядом, и Макдональд принялся с интересов разглядывать их.
— Они, несомненно, старше нас и располагают несравненно большими возможностями, — проговорил Макдональд. — Их светила — красные гиганты — старше Солнца на миллионы, а может, и миллиарды лет. Все зависит, по мнению астрономов, от влияния массы звезды на ее эволюцию. Во всяком случае, пока мы не в состоянии даже принимать радиоизлучения с других звезд, не говоря уже о ретрансляции для приема на планете-трансляторе.
«Где ты, щебетушечка моя? — вполголоса пропел-продекламировал Томас. — Пепси-кола — на столе и ждет тебя…»
Его била нервная дрожь.
Макдональд купил жене новую книгу — романтичный сюжет о беззаветной любви, преодолевающей на орбите все опасности, а сыну — объемную модель Солнечной системы с окружающими ее в радиусе пятидесяти световых лет звездами. Была здесь, разумеется, и Капелла. Впрочем, пришлось признать, восьмимесячному младенцу модель ни к черту, — по крайней мере, ближайшие пару лет. И тогда Макдональд приобрел еще огромного страуса из пластика. Такого большого, что его пришлось сдать в багаж.
* * *
— Робби!Стоя в небольшом зале ожидания аэропорта Аресибо, Мария пыталась сохранять серьезную мину и не расхохотаться при виде огромной птицы, расставившей на полу длинные ноги.
— Ну тихо, тихо, Бобби, — успокаивала она расплакавшегося на руках малыша. — Он тебе не сделает ничего плохого. Показывать такое страшилище ребенку! — упрекнула она Макдональда.
Митчелл подумал: прекрасней этой женщины видеть ему не приходилось. Он попытался представить, как выглядела она, скажем, лет в двадцать или даже тридцать. Кроме работы, у Макдональда, по крайней мере, есть еще один повод не высовывать носа из Аресибо — Мария.
— Ну и дурак же я, — сообщил Макдональд с таким видом, будто его осенило. — Выходит, я попросту не понимаю запросов собственной семьи…
— Зато, прекрасно понимаешь остальных и со всеми находишь общий язык, — заметил Томас.
— Да где там! — возразил Макдональд. — А Иеремия?
— Ну, по крайней мере, ты заставил его себя выслушать, — проговорил Томас. — К тому же он обещал приехать.
Мария расцвела улыбкой, предназначавшейся одному Макдональду.
— Это правда, Робби? Тебе удалось его уговорить? — Увидим, — ответил Макдональд. — Ну-ка, иди ко мне.
Он протянул руки к расплакавшемуся малышу. Ребенок охотно и доверчиво пошел к нему, остерегаясь все же смотреть на пластмассовую птицу. Спустя минуту он уже перестал плакать и, немного похныкав, успокоился.
— Ну-ну, Бобби, — проговорил Макдональд, — ты же знаешь, папа не привез бы ничего такого, что сделало бы тебе плохо. Вначале немного страшновато, правда? Ну ничего, пойдем-ка с нами, — обратился он к страусу, загадочно смотревшему на них пластмассовыми глазами. — Мы еще вырастем с тебя ростом.
Подхватив свободной рукой птицу подмышку, он направился к выходу, но внезапно остановился.
— Где моя голова? — осведомился он у Марии. — Здесь же наши гости. Непостоянного Джорджа Томаса ты уже знаешь. А второй солидный джентльмен — это Билл Митчелл — герой-любовник, но звезды к нему, увы, ныне не расположены.
— Привет, Джордж. — Мария подставила щеку для поцелуя. — Привет, Билл, — сказала она, протягивая руку. — Надеюсь, звезды станут к тебе столь же благосклонны, как и ко мне.
— Ну, не так уж все плохо, — произнес Митчелл, стараясь сохранять безмятежный тон. — Вам, наверное, известно, когда отец упрям, девушке приходится выбирать: или он, или я; впрочем, как-нибудь все образуется.
— Конечно, образуется, — успокоила Мария, и на какое-то мгновение ее уверенность передалась Митчеллу. — Пошли, — пригласила она, — я приготовлю всем чудесный мексиканский ужин.
Ее ладонь выскользнула из руки Митчелла, и перед глазами мелькнул белый шрам у запястья.
— Querida, — с кротким смирением в голосе отозвался Макдональд. — Мы поели в самолете.
— Ты называешь это едой?
— Кроме того, мы приехали по делам Программы. Необходимо кое-что сделать. А вот завтра, перед тем как джентльменам отправиться обратно в Нью-Йорк, устроишь им показательный званый обед. Согласна?
Она дала себя уговорить и одарила его комичным жестом и протяжным мелодичным «ла-а-дно».
Сумки и страуса уложили в багажник. Ребенок с удовольствием наблюдал, как исчезает птица, после чего затих у отца на руках. Мария села за руль. Как оказалось, водила она весьма умело. «Как прекрасно они подходят друг другу, — размышлял Митчелл. — Мария и Макдональд… оба красивые, совершенные…»
Старенькая паровая турбина умиротворенно мурлыкала под капотом, мимо неспешно проплывали тихие зеленые холмы, залитые вечерним светом.
День выдался долгим. Начался он еще в Нью-Йорке, продолжился в Техасе и Флориде, а сейчас завершается в Пуэрто-Рико. Митчеллу полагалось бы клевать носом от усталости, однако вечер этот оказался для него поистине волшебным. Правда, он и сам не знал, почему. Быть может, подействовали пуэрториканские тишина и спокойствие, выгодно контрастировавшие с суетой многолюдных техасских городов, а может, — этот уносящий их все дальше от цивилизации старенький автомобиль. Но, возможно, все заключалось в колдовском очаровании жены Макдональда, в милой болтовне супружеской пары, устроившейся на передних сиденьях… Обычно, становясь невольным свидетелем таких вот бесед, он чувствовал себя неловко: будто подслушивал все эти разговоры о семье и кухне. Однако сейчас он ощущал себя иначе. «А может, люди не так уж и невыносимы»? — подумалось ему. Он взглянул на Томаса. Даже тот, видать, ощущал нечто похожее. Этот человек с истрепанными нервами, в прошлом поэт и романист, позже — журналист, специализирующийся на скандальной хронике, а ныне — горячий сторонник Программы, — этот человек безмятежно глядел в окно с видом, будто все его заботы летят с багажом обратно в Манхэттен.
Конец путешествия проходил в лунном свете. Митчелл вдруг обнаружил в себе желание, продлить это странствие вне времени и пространства, пусть оно никогда не кончается. Но вот, минуту спустя, их взгляду открылся котлован, отсвечивающий внизу в ночной темноте металлическим блеском. Словно некий гигантский паук поработал здесь и с точнейшим математическим расчетом соткал из кабелей ловушку-сеть для звезд. Чуть поодаль виднелось необъятных размеров Обращенное к небу ухо, чутко вслушивающееся в ночной шепот…
Спустя минуту машина выехала на просторную площадку, сияющую в фосфорическом свете Луны, и остановилась у длинного одноэтажного здания из бетона.
Митчелл очнулся. Чары отступали. Однако развеивались они медленно и постепенно. Позднее, когда он мысленно возвращался к тому вечеру, ему казалось, словно все время пребывания на этом островке было расцвечено очарованием.
Они вышли из машины. Макдональд осторожно уложил спящего ребенка на сиденье и пристегнул ремнем. Поцеловал Марию и негромко что-то сказал ей. Томас и Митчелл извлекли свои сумки из багажника, а Макдональд вытащил страуса.
— Придется временно подержать его в кабинете, — пояснил он, — пока Бобби не привыкнет.
Рокот автомобильного мотора стих вдали.
Макдональд открыл дверь в здание.
— Ну вот мы и на месте, — объявил он так, словно они всего-навсего перешли улицу где-нибудь в техасском аэропорту.
Томас задержался на пороге и показал на видневшийся вдалеке управляемый радиотелескоп, медленно разворачивающийся на несущей станине.
— Продолжаете поиски?
Макдональд пожал плечами.
— В конце концов, факт приема этого послания еще не исключает последующих, и наши поиски, конечно же, им не закончатся. Ну и, кроме того, у нас неплохие инженеры-специалисты по прослушиванию. Правда, в понимании услышанного они оказались не столь квалифицированны, но кто из нас вправе назваться специалистом в подобной области? Впрочем, все это само собой разумеется. Нам не хотелось бы терять инженеров, поскольку нельзя допустить, чтобы команда распалась до окончания игры.
Они вошли внутрь. Митчелл с любопытством разглядывал крашеные бетонные стены и терракотовый пол коридора, освещенного потолочными лампами. Хотя он и предполагая обнаружить здесь достаточно оживленную обстановку, успев прикинуть количество автомобилей на стоянке, но на подобное столпотворение все же не рассчитывал. Мужчины с бумагами в руках энергично сновали по коридору. Одни из них на ходу приветствовали Макдональда, будто он не уезжал вовсе, другие вообще не замечали ни Макдональда, ни прибывших с ним. Женщины встречались им значительно реже и казались более приветливыми: они заговаривали с Макдональдом, расспрашивали о поездке, о Марии и Бобби, здоровались с гостями. Макдональд, улыбающийся при виде такой сосредоточенной активности, процитировал Горация:
Затем он повел их по коридору к открытым дверям.
«Fungar vice cotis, acutum
Reddere quae ferrum valet exors ipsa secandi». [26]
— Это и есть штаб прослушивания, — пояснил он Митчеллу, взяв его за руку и вводя в помещение.
Странно, но Митчелла отнюдь не смущала роль школьника на экскурсии. В комнате, забитой электронным оборудованием, пахло озоном. Сейчас здесь работали два человека: один — копался в проводах у пульта, другой — в наушниках сидел в кресле. Он поднял взгляд и жестом предложил вторую пару наушников Макдональду. Тот помахал в ответ и отрицательно мотнул головой.
— Зачем здесь эта птица? — громко осведомился дежурный.
Макдональд снова помотал головой.
— Длинная история. Потом расскажу.
И обратился к Митчеллу:
— В другое время я стал бы показывать все имеющиеся здесь, дал бы послушать музыку небесных сфер — песнь бесконечности, голоса страждущих, кои не в силах докричаться до нас… Однако сегодня времени на это нет.
— Не дай себя провести, — полушутя-полусерьезно предостерег Томас. — После этого ты уже перестанешь оставаться самим собой. Как раз эти голоса и превратили тут всех в эдаких чудаков.
— Тебе хочется услышать, наконец, настоящее послание, — с улыбкой проговорил Макдональд. — Или хотя бы узнать, почему мы бьемся уже полгода, а так ничего и не расшифровали? Все просто, в эти полгода солитариане мобилизовали все свои силы, а конгресс, потеряв всякое терпение, вернулся к обсуждению кредитов. Вот и растрачиваются попусту усилия ловких и преданных нам, как, например, вы с Джорджем, журналистов.
Митчелл покачал головой.
— Наверное, ты прав, — согласился Макдональд. — Послание так и не расшифровано, а ведь это наш долг. Мы просто обязаны это сделать, со всеми нашими идеями и компьютерами. Сейчас я кое-что покажу вам.
Они прошли вдоль ряда закрытых дверей и помещений с распахнутыми дверями, где работали мужчины и женщины, — кто за столами, кто у станков, кто у пульта управления. Компьютерный зал находился в самом конце коридора. Зал этот назвали компьютерным и ничего удивительного, ведь стены здесь заменяли компьютеры, а пол так тесно был уставлен устройствами для ввода данных и принтерами, что в образовавшиеся между ними узкие проходы вошедший протискивался с трудом. В этих компьютерных дебрях, как колдун в окружении любимых верных зверей, сидел за клавиатурой мужчина средних лет с коротко остриженной, припорошенной сединой шевелюрой.
— Привет, Олли, — сказал Макдональд.
— Что, притащил мне подарок? — осведомился вместо ответа колдун.
Макдональд со вздохом извлек из-под мышки страуса и поставил в дальний угол.
— Нет, Олли, я привел тебе гостей.
Он представил Митчелла Олсену — главному своему специалисту по информатике. Томас познакомился с Олсеном еще в первый свой приезд. Митчелл огляделся, силясь понять, к чему здесь такое количество машин и какие функции они могут выполнять.
— Сыграй нашим гостям лучшую из своих мелодий, — попросил Макдональд.
Олсен нажал две клавиши на клавиатуре. На мониторе появилось изображение, состоящее из одинаковой длины строк белых цифр на сером фоне. Митчелл не обратил на них особого внимания. Спустя минуту, он принялся вслушиваться в исходящие из скрытых динамиков звуки — сперва шипение, затем тишина, какой-то шум, опять тишина и снова шум. Временами шум становился громче, иногда стихал, обрывался, становился протяжным, и снова раздавалось какое-то тарахтенье и стуки.
Митчелл взглянул на Томаса, затем они оба уставились на Макдональда.
— В качестве послания я бы выбрал что-нибудь получше, вроде записи грома и молний, — проговорил Митчелл.
— В этом и состоит главная проблема, — сказал Макдональд. — Часть принимаемого нами, помимо ретрансляции наших старых радиопрограмм, — атмосферные помехи. Сказывается расстояние — обрывы в передаче и исчезновение сигналов. Однако, мы полагаем, часть принятого составляет собственно послание. Проблема именно в том, как отличить помехи от сигналов сообщения. Расскажи-ка им, Олли, о наших потугах…
— Прежде всего, мы пытаемся очистить сигнал, — продолжил Олсен. — Отфильтровать естественные шумы с помощью электронных устройств. Стараемся исключить не вызывающее сомнений случайное, а затем путем стабилизации сигналов все «подозрительное» размещаем на некоей шкале ценностей. В случае необходимости сигналы усиливаются…
— Давай послушаем, как выглядит чистый сигнал, — попросил Макдональд.
Олсен нажал еще две клавиши. Из динамиков раздались отчетливые серии сигналов, чередующихся с паузами и похожие на писк морзянки — старинного международного кода, только что без «тире»: «точка», снова точка, долгая пауза тишины, а затем — еще шесть точек, тишина, еще семь точек, тишина, точка, тишина, точка…
Митчелл и Томас напряженно вслушивались, пытаясь осмыслить закономерность и последовательность сигналов, но наконец беспомощно переглянулись в полнейшем недоумении: послание никак не воспринималось на слух.
— В общем, что бы там ни было, — в этом ощущается нечто гипнотическое, — изрек Митчелл.
— Однако оно ничем не лучше всего предшествующего, — проговорил Томас. — Что-то здесь не то. Да и звучит неубедительно.
Олсен пожал плечами.
— Не более, чем оригинал. Это лишь простая звуковая интерпретация энергетических квантов, принятых нашими радиотелескопами вместе с ретрансляцией наших же собственных радиопрограмм девяностолетней давности. С помощью компьютеров мы воспроизвели послание в виде звуков, воспринимаемых наиболее привычно и осмысленно.
— И все же по-прежнему ничего нельзя прочесть, — констатировал Томас.
Олсен кивнул.
— Наши проблемы на этом не кончаются. Мы пытаемся найти повторы, дубляж, регулярно повторяющиеся фрагменты. Неизвестно, где у послания начало, а где конец; одно ли целое сообщение, передаваемое непрерывно — «рондо», — или же серия таковых. Иногда кажется, вот-вот решение придет, что-то вроде начинает получаться, однако в конечном счете все разваливается, как карточный домик.
— А чем, к примеру, это может оказаться? — спросил Макдональд. — Чем-то вроде фразы, предложения?
— И на каком же языке? — вопросом на вопрос ответил Олсен.
— Ну, может, на каком-нибудь из математических. Например, один плюс один равняется двум; или теорема Пифагора, или что-либо подобное.
Макдональд улыбнулся.
— Это годится лишь для привлечения внимания, демонстрации того, что сообщение исходит от разумных существ. Однако, помнится, они это уже сделали, не так ли? С помощью ретрансляции наших радиопрограмм.
— А каким должно быть содержательное сообщение? — спросил Митчелл.
— Звук и пауза, звук и пауза, — задумчиво проговорил Томас. — Это должно нечто означать.
— Точка и тишина, — пробормотал Митчелл. — Так это Мак и объяснял Иеремии. Точки и тишина. Как слышится. Точки безо всяких «тире». Точки и пустоты, незаполненные места.
Макдональд пристально смотрел на Митчелла.
— Ну-ка, повтори еще раз.
— Точки и тишина. Ты же сам говорил это Иеремии.
— Нет, — остановил его Макдональд. — Что ты сказал после этого?
— Точки без всяких «тире», — уточнил Митчелл. — Точки и незаполненные места — пустоты.
— Точки и пустоты, — задумчиво повторил Макдональд. — Тебе это что-нибудь напоминает, Олсен? Может, кроссворд? Как думаешь, что это такое… Старая игрушка Дрэйка? Попробуй-ка ее, — попросил он Олсена. — Для всех комбинаций простых чисел. Билл, — обратился он к Митчеллу, — отправь Иеремии телеграмму за моей подписью. Всего три слова: «Приезжайте. Послание прочтено».
— Ты уверен, что нашел решение? — спросил Томас. — Может, подождем, пока все подтвердится?
— Испытывал ли ты когда-либо ощущение уверенности, будто знаешь результат заранее, еще до действительного его подтверждения, я имею в виду, некое подобие телепатического контакта?
— Случалось, — сказал Томас. — Иеремии такое ощущение наверняка тоже знакомо.
— Хотелось бы, чтобы Иеремия присутствовал здесь, когда мы запустим компьютер, — объяснил Макдональд. — Чувствую, это может сыграть решающее значение.
Митчелл задержался в дверях.
— Я не понимаю, до его прибытия ты так ничего и не предпримешь? — спросил он, не веря собственным ушам.
Макдональд медленно покачал головой.
«Может, Томасу удалось-таки понять Макдональда? — подумал Митчелл. — Впрочем, к нему-то как раз и не обращались».
* * *
В помещение, куда вместе с Макдональдом вошли Иеремия и Джуди, царило оживление. Здесь уже находились Томас и Олсен и еще несколько десятков сотрудников Макдональда.Митчелл немало удивился, когда ознакомился с ответной телеграммой Иеремии, своим лаконизмом превзошедшей приглашение, сочиненное Макдональдом. Она содержала только одно слово: «ПРИЕДУ». Но еще больше он изумился, когда пришла телеграмма от Джуди, где она сообщала время прилета. Митчелл, и слыхом не слыхивавший, чтобы Иеремия когда-нибудь хоть раз воспользовался услугами аэрокомпаний, в глубине сердца вообще не верил его приезду.
Мак отправился в аэропорт встречать Иеремию, и для ожидавшего его возвращения Митчелла время, казалось, тянулось бесконечно. «Каково же остальным, — думал он, — тем, кто так долго сотрудничал с ним?» Впрочем, они все оказались исключительно терпеливыми. Никому из них не приходило в голову покинуть зал или же просить Олсена провести пробную демонстрацию.
«Наверное, это следствие естественного отбора за долгие годы Программы наиболее терпеливых, — размышлял Митчелл, когда получали лишь отрицательные результаты. А может, именно благодаря усилиям Макдональда и сформировалось это особое сообщество людей, мужчин и женщин, столь преданных своему делу?» Митчелл про себя отметил, их окружение ему приятно, отнюдь не тяготит его, и он успел полюбить каждого из находящихся здесь почти незнакомых ему людей.
Иеремия переступил порог помещения, облаченный, как и подобает верховному жрецу, в строгие ритуальные одежды, полный холодной сдержанности, невозмутимый и недоступный. Макдональд попытался представить ему своих сотрудников, однако Иеремия царственным жестом остановил его. Окинул пристальным взглядом расставленные вдоль стен и на полу машины, не обращая внимания на присутствующих. Джуди следовала за ним, раскланиваясь на ходу со всеми, как бы компенсируя таким образом прохладную отчужденность отца. При виде ее Митчелла охватила нервная дрожь. В растерянном изумлении он размышлял, почему эта девушка — единственная из многих — способна привести его в такое состояние.
Иеремия остановился перед Макдональдом с видом, словно они находились здесь одни.
— И все это — здесь, — он жестом обвел компьютерный зал, — лишь в надежде прочесть одно единственное короткое послание? Истинному последователю Господа для этого достаточно веры, заключенной в сердце его.
Макдональд улыбнулся.
— Наличие здесь всей этой аппаратуры обусловлено единственной необходимостью: неадекватностью способов наших приемов и действий. Наша вера объективно требует предоставления возможности воспроизведения всех результатов и данных всеми, кто использует ту же аппаратуру и аналогичные методы. И, хотя на свете немало истинно верующих сердец, думаю, все же, идентично воспринять послание им не под силу.
— Неубедительно, — изрек Иеремия.
— Я понимаю, ваши контакты с Богом носят исключительно доверительный характер, — сказал Макдональд. — Но не лучше ли для всех нас, чтобы важнейшие послания предназначались всем верующим одновременно?..
Иеремия смерил Макдональда взглядом.
У Митчелла складывалось впечатление: меж этими двумя людьми разворачивается битва за собственные души. Он протянул руку и сжал ладонь Джуди. Девушка глянула на него, потом на их руки и отвела взгляд в сторону. Впрочем, руки не отняла, и Митчеллу показалось, будто он ощутил ее слабое пожатие.
— Не пригласил ли ты меня сюда, дабы поглумиться над моей верой?! — пророкотал Иеремия.
— Нет, — ответил Макдональд. — Я предпринял этот шаг, желая лишь продемонстрировать свою веру. Мне тоже явилось знамение — несравнимое с твоим, ибо у него нет определенного источника. Есть лишь крепнущая уверенность, из робкой догадки обратившаяся в твердое убеждение: во Вселенной существует иная жизнь, и доказательство этого факта явится прекраснейшим деянием человека. Взаимопонимание с иными существами обратит непостижимую бесконечность, где обитает человек, весь этот темный дремучий лес, в прекраснейшую обитель, нечто привлекательное, чудесное, захватывающе интересное и гуманное.
Митчелл незаметно оглядел присутствующих, зачарованно внимающих каждому слову, произнесенному Макдональдом. Казалось, они впервые слышат эти речи. Теперь же он открывался этому недоверчивому пришельцу с таким красноречием, будто добиться доверия Иеремии означало для него все. Митчелл еще сильнее сжал ладошку Джуди.
Иеремия взглянул исподлобья.
— Не для того я проделал столь неблизкий путь, дабы вести здесь теологический диспут, — сухо проговорил он.
— А я отнюдь не спорю, — искренне признался Макдональд. — И не пытаюсь вторгнуться в теологию, как я понимаю ее. Впрочем, возможно, я и вступил невольно в обсуждение религиозных постулатов вашей веры. Тогда прошу понять: я лишь силюсь выразить себя.
— Зачем? — осведомился Иеремия.
— Затем, что для меня очень важно ваше понимание, — пояснил Макдональд. — И я хочу убедить вас в моей искренности.
— Люди искренние — наиболее опасные, — изрек Иеремия, в своей старомодной черной сутане похожий на пророка. — Ибо они легко заблуждаются и поддаются обману.
— Меня обмануть сложно, — возразил Макдональд.
— Уверенность твоя мнимая. На самом деле обмануться легко. И тогда ты способен найти лишь то, что стремишься обрести.
— Нет, — не сдавался Макдональд. — Это совершенно не так. Я обрету то, что вслед за мной сможет обрести каждый, независимо от веры его и стремлений. Да и ты можешь обрести то же, стоит лишь внимательно выслушать и внять. Все это время я пытаюсь объяснить, чем, помимо всех моих стремлений, надежд и опасений, наше послание отличается от твоего. В нем можно удостовериться. Оно либо прозвучит одинаково для всех в любой момент, либо будет признано ложным и отброшено за ненадобностью.