Она обвиняла меня, что другую
Любил я когда-то - бог знает когда!
И душу мне сжав, как пружину тугую,

Не раз повторила, что слишком горда,
Что те же слова говорил я кому-то,
И грустно по окнам стекала вода...

И рот ее жесткий, очерченный круто,
И палец, мне грозно упершийся в грудь,
Пугали, но вот наступила минута,

Когда поцелуем я мог оттолкнуть
Размолвку и рот запечатать упрямый,
Начни она нежно, скажи что-нибудь.

Для деспотов путь неприемлемый самый:
В любой ее паузе, в жесте любом
Читалась развязка наскучившей драмы
Под древним названьем "Царица с рабом".

Перевод Р. Дубровкина


    ЖЕНА ВНОВЬ ПРИЕХАВШЕГО



Он встал как вкопанный, сам не свой,
Около двери шумной пивной,
Услышав имя жены своей -
Неделю были обвенчаны с ней.

"Она была радость для нас для всех,
Но тайною свой прикрывала грех,
Потаскана, а все ж недурна;
А сплетням недолгая жизнь дана.

Он думал: чиста она, как стекло.
Я рад, что девочке повезло.
Нам, здешним, приелась ее любовь,
А вновь приехавшим это вновь.

Наверное, жизнью не умудрен,
Невинность и свежесть в ней видел он,
Чужак, не знает, что без числа
Любовные схватки она вела".

А ночью кто-то в воде плеснул -
Со скользкой пристани соскользнул;
Когда беднягу нашли потом,
Кишели крабы кишмя на нем.

Перевод В. Корнилова


    РАЗГОВОР НА ЗАРЕ



Он спать не мог, была она
Неприбрана, погружена
В печаль и мрак;
Зарей горел проем окна.

Глядело на залив окно,
Светло в отеле было, но
Он, сделав шаг,
Раздвинул шторы все равно.

И луч багровый в тот же миг
Нашел, окрасил их двоих
И докрасна
Ожег огнем подушки их.

"Родная, что произошло?
Всю ночь меня к тебе влекло,
А ты, жена,
Меня отталкивала зло".

"Мой муж, кого сравнить с тобой?
Ты так был терпелив со мной,
Ждал столько лет,
Что стану я твоей женой".

Ее луч солнца освещал.
"Скажи мне: в чем твоя печаль?
Открой секрет:
Чего тебе не обещал?"

"Ты делал все (каприз любой
Оплачен наперед тобой),
И не счета -
Меня гнетет иная боль".

"Все то, что нажил я трудом,
Тебе останется потом,
И нищета
За милю обойдет твой дом".

"О да, - ответила она, -
Я знаю, мне воздашь сполна,
Как знаю то,
Что вечны солнце и луна..."

"Тогда ответь мне, отчего ж
К стене, а не ко мне ты льнешь?
Скажи: на что
Медовый месяц наш похож?

А может, у тебя был друг,
Но что-то изменилось вдруг,
Вы разошлись -
И в том твоих причина мук?"

Стояла долго тишина,
Лишь билась о берег волна,
Взметаясь ввысь.
И начала рассказ она:

"Давно был брошен милый мой
Своей преступною женой;
Исчадье зла,
Она окончила тюрьмой...

Я дорога была ему,
Но, заключенная в тюрьму,
Жена была
Преградой счастью моему.

И потому в расцвете лет
Я твердо отвечала "нет"
Тебе и всем,
И мне сулили бездну бед.

Но вот, когда уехал друг,
Меня вдруг охватил испуг...
Зачем, зачем
Твоей женой я стала вдруг?!

Теперь припомни: ты вчера
Бродил по палубе с утра,
А на корме
Был гроб; на нем венков гора.

В то утро мы гуляли врозь
И ненароком удалось
Услышать мне,
Кто спит под насыпью из роз.

Вуаль я не сняла, и он
Меня не видел, веры полн,
Что для меня
Теперь уж он освобожден.

На этом острове она
Останется, где рождена.
Но страсть моя
Ему уже не суждена".

"Ты с ним бы счастлива была?"
Но что в ответ сказать могла
Она ему,
Не причинив при этом зла?

"Муж не сухарь, а весельчак?"
С ним спорить не могла никак,
Хоть потому,
Что и сама считала так.

"Меня назвал он "дорогой"
И клялся мне любимый мой,
Что все равно
Он обвенчается со мной.

Ждет свадьбы он, трепещет весь;
Могу его письмо прочесть,
Меня оно
Нашло, пересланное, здесь.

Решилась я на смелый шаг:
Бежать к нему, ведь только так
Ты, честен, строг,
Расторгнешь наш нелепый брак.

Хотя нотацию прочел
Ты мне, что брак наш заключен
На вечный срок
И страсть тут вовсе ни при чем,

Но мы не связаны судьбой!
Ты разведи меня с собой!
Бог не убьет
Им порожденную любовь!"

Муж, помолчав, сказал в ответ:
"Идиллии в помине нет,
И вот грядет
Уже трагедия на свет.

Однако снова поклянусь,
Что не расторгну наш союз;
Твоим страстям
Не разорвать семейных уз".

Она ответила: "Молю:
Не погуби судьбу мою,
Иначе срам
Падет на голову твою".

"Но почему он должен пасть?
Ты начала рассказ про страсть,
И я не прочь
Услышать и вторую часть".

"Поскольку наш законный брак
Не близился, а было так
Нам жить невмочь,
Мы сделали отважный шаг.

Хоть в церкви был погашен свет,
Друг другу принесли обет
Мы в эту ночь,
И Богу ведом наш секрет".

"Ты тайная его жена?"
"Да". И настала тишина.
Он встал как столб.
"И все ж ты быть моей должна".

"Но я ведь вышла за тебя
Лишь потому, что я слаба,
А также чтоб
От срама уберечь себя".

"Но кто же знал, кроме тебя,
О клятве возле алтаря?"
"Меня жег страх,
Что я ношу в себе дитя.

Ведь я не первая, увы,
Кто покрывает грех любви.
Сотрутся в прах
Все добродетели твои...

Он бледен был вчера, но вновь
Я поняла, что он любовь
Ко мне сберег,
Союз мой с ним сильней оков!.."

"Как твой рассказ я перенес,
Постыдных не проливши слез,
Мне невдомек,
Но слушай - говорю всерьез.

Да, я нотацию прочел,
Что договор наш заключен
На вечный срок,
А страсть тут вовсе ни при чем.

Хотя наш брачный договор
Тобой запятнан с давних пор,
Надеюсь, ты
Сумеешь спрятать свой позор.

О нем известно только нам;
Я буду бдителен, упрям;
Оставь мечты:
Свободы я тебе не дам.

А если плод твоих утех
Появится, прикрою грех,
Его дитя
Моим останется для всех.

Еще узнаешь норов мой:
Сбежишь - пренебрегу молвой
И не шутя
Бунт усмирю, верну домой..."

"Довольно... Я твоя раба...
Такая уж моя судьба,
И мне житья
Не будет больше без тебя".

"Клянись мне идола изгнать!"
И на пол на колени встать
Велел ей он.
"Так. А теперь ложись в кровать.

И помни, что любовь твою
Я изведу, в тебе убью
И выбью вон,
Потом вобью любовь свою.

А ты в неведенье своем
Меня считала дураком,
Что ж, плачь не плачь,
Урок получишь поделом".

Но не заплакала она,
Глядела, ужаса полна,
Как мчалась вскачь
На набережную волна.

    1910



Перевод В. Корнилова


    БЕГСТВО



"На это женщина не пойдет! - прервал он бесцеремонно, -
Что хочешь в награду ей посули, хоть копи царя Соломона!
На то, чтобы выглядеть старше, чем есть, согласья не даст
ни одна!"
"Вот здесь, - улыбнулся я про себя, - ошибся ты, старина!"

Такое случилось со мною самим - редчайший, конечно, случай!
Но и она редчайшей была - самой верной и самой лучшей.
Любви сумасшедшей, страстной любви простерлась над нами
власть:
Придумать то, что придумали мы, велит только сильная страсть.

Никто в целом свете не знает о том, но в памяти ярко и живо
Былое, что многие годы спустя становится тускло и лживо:
Как утлые барки в безвыходной тьме, метались наши умы,
И нежность ее пересилила стыд - в тот вечер решились мы.

"У нас не осталось другого пути!" - я уговаривать начал
И вдруг убедился, что для нее весь мир ничего не значил! -
Мы волосы красили под седину, чертили морщинки у глаз,
Самой верной и лучшей была она - неважно, какая сейчас.

Вот слышим: внизу подкатил экипаж, и вторит шагам мостовая.
"Один господин с пожилой женой", - привратник ответил,
зевая.
Колеса вдали отгремели, и мы с облегченьем вздохнули тогда,
И смыли уродливый грим, и она опять была молода!

Лет пятьдесят пролетело с тех пор, с тех пор как, не рассуждая,
Изображала старуху жену невеста моя молодая...
Да только о прошлом, о случае этом напоминать ей смешно:
Она респектабельна и богата и о многом забыла давно.

Перевод Р. Дубровкина


    ОБРАЗУМЬСЯ ТЫ, РАСПЛАЧЬСЯ



Образумься ты, расплачься, сделай полшага навстречу,
Посмотри щемящим взором, затуманенным от слез,
Ты заметила бы сразу, что я больше не перечу,
Что грозу нам ненадолго этот бурный день принес.

Ты всегда считала слабость недостойною опорой,
Вопреки природе женской так бесчувственно горда!
И хотя в душе не меньше ты терзалась нашей ссорой,
Как страдаешь ты, как плачешь, не видал я никогда.

Слабым женщинам под силу то, что сильным неподвластно,
Этим даром обладают в целом мире лишь они,
Но от лучшего оружья отказалась ты бесстрастно
В ослепленные страданьем нескончаемые дни.

И когда тебя простить я не хотел порою смутной,
Почему такое войско не смогла ты бросить в бой?
Сердца каменного сухость подточил бы дождь минутный
И ни тени отчужденья не оставил нам с тобой.

Перевод Р. Дубровкина


    ПОСЛЕ ПОЕЗДКИ



Тень, я пришел к тебе после всех потерь...
Куда повлечет меня призрак, на что отважит?
Подняться? Низвергнуться? Я одинок теперь.
Песня волны мне одну безысходность кажет.
Куда ты меня повлечешь, куда?
Волосы русы твои, глаза твои серы...
Пылко румяна или бледна без меры,
Ты перед взглядом сердца стоишь всегда.

Снова я в тех краях, где мы были вместе.
Опять и опять на твой нападаю след.
Из прошлого ты принесла мне какие вести,
Из черного далека, в котором тебя уж нет?
Лето нас усладило, осень предначертала
Разлуку. Все ново лишь в первый раз.
Ты знаешь, так было у нас.
Я многое Времени отдал, что жизнью стало.

Теперь я знаю, куда ты меня ведешь.
В этой долине мы вскачь проносились рядом.
Как был хорош тот час и тот день хорош -
И радуга пыльно светилась над водопадом.
Там, ниже, пещера, приют голосов глухих,
Словно зовущих из сорокалетней дали,
Когда от счастья щеки твои пылали.
И вот я за призраком блеклым ступаю, тих.

Птицы к нам прилетят из области заповедной
Перья почистить. Липы ветвями бьют.
Звезды закроют окна, заря улыбнется бледно -
И снова твои черты от меня уйдут.
Слушай меня, я буду сильным и непреклонным.
Но приведи меня к этому месту вновь.
Я стану таким, как был, радостью упоенным,
Как в дни, когда все пути лежали в полях цветов.

Пентарган Бэй

Перевод А. Шараповой


    МЫС БИНИ


(Март 1870 - март 1913)

    I



О сапфиры и опалы - краски западных морей,
Помнят женщину на скалах в светлом облаке кудрей.
Эту женщину любил я, и она была моей.

    II



И внизу кричали чайки, и с обрыва чуть видна,
Далека, как будто небо, вечный спор вела волна,
И смеялись мы, как дети, и вокруг была весна.

    III



И слетал прозрачный ливень рябью радужной играть,
И бесцветной становилась атлантическая гладь,
И опять спешило солнце море пурпуром убрать.

    IV



И поднесь стоит над морем Бини гордая гряда.
Скоро март - ужели с милой не вернемся мы сюда
И слова любви друг другу вновь не скажем, как тогда?

    V



Пусть по-прежнему над бездной дикий высится утес!
Та, которую на скалы легконогий пони вез,
Где - бог весть! - и уж о Бини не прольет и капли слез.

Перевод М. Фрейдкина


    У ЗАМКА БОТЕРЕЛ



Когда под дождиком моросящим
Фургон наш на тракт повернул лениво,
Я, обернувшись, за уходящим
Следил - и там, молодой, счастливый, -
Я помню живо -

Шел путник, некогда бывший мною,
И девушка. Странно - земля на склоне
Была сухая, как той весною,
А тракт был мокр. Без тяжести в фаэтоне
Бежал наш пони -

Мы вышли, чтоб он отдохнул немного,
И шли вдоль обочины, размышляя,
Что жизнь, когда пораскинешь строго,
Бесцельно длится, пыл убавляя
И ум сжигая.

Всего минута. Но не бывало
В истории этих холмов минуты
Прекрасней и ярче - хотя топтало
Сто тысяч ног, обутых и необутых,
Кремнистые футы.

Да, глыбы, застывшие у обрыва,
Немало видали-перевидали...
Но в памяти их остается живо
Лишь это время. Они едва ли
Запоминали

Других, другое... И в дождь шумливый
Мне видится там, на холме, все та же
Фигурка - в тот миг, колдовской, счастливый -
На склоне застывшая, как на страже,
Да тень экипажа.

Я вижу, как она исчезает,
И чаще, чаще дождя паденье.
Прощай же! Фургон наш пересекает
Заветную область - любви владенья -
К ним нет возвращенья.

Март 1913

Перевод А. Шараповой


    ПРИЗРАЧНАЯ ВСАДНИЦА



    I



Неладное с другом моим творится:
Придет порой,
Изможден, пуглив,
На берег морской,
На бурный прилив
Посмотрит с тоской,
Взор в бездну вперив,
И вновь удалится...
Но что ему там, за волною, мнится?

    II



Яснее и зримей, чем все живое,
Сладчайший сон
Ему предстает,
И чувствует он,
Что вымысел тот
Во плоть облечен
И дышит, живет -
Не время ль былое
В видение вылилось роковое?

    III



И дома, вдали от морского рева
Он зрит фантом
Такой же точь-в-точь,
Забыть о нем
Бедняге невмочь -
Пурпурным огнем
Просквозивший ночь,
Как на небе слово,
В сознании пишется образ былого.

    IV



Вскачь мчится красавица молодая.
Он стар, седина
Давно уж пришла,
Меж тем как она
Все та, что была,
И моря волна
На бугры наползла.
Дождь льет, нарастая,
И снизу рокочет волна глухая.

    1913



Перевод А. Шараповой


    КОЛДОВСТВО РОЗ



"Я гордый замок возведу
(Сказал он), но сначала
Хочу, чтоб зажурчала
Вода вдоль лестницы широкой!
Сейчас же замок возведу
И розы посажу в саду,
Чтоб ты не заскучала!"

И вскоре замок был готов -
Две башни для начала,
И весело журчала
Вода вдоль лестницы широкой.
Мой замок вскоре был готов,
Немало там росло цветов,
Но роз я не встречала.

Он роз не посадил нигде,
И, точно в пору вдовью,
Мой сад не жил любовью,
И мы сердцами разлучились.
Он роз не посадил нигде,
Что к тайной привело вражде
И злому пустословью.

"Исправлю все", - решила я,
И в разрыхленном дерне,
От слез еще упорней,
Я ночью розы посадила:
Вернуть любовь мечтала я,
Чтоб ревность тайная ничья
Ей не сушила корни.

Но жизнь мою прервал Господь,
Призвать меня желая,
Увидеть не смогла я
Цветущих роз и не узнала,
Любовь вернул ли нам Господь,
Или сумела побороть
Ее разлука злая.

Быть может, царственный мой куст
Впервые этим летом
Пылает алым цветом,
И друг заветный понимает,
Любуясь на цветущий куст,
Что замок без хозяйки пуст,
Но мне не знать об этом.

Перевод Р. Дубровкина


    ЕЕ ТАЙНА



Страдала я, и боль моя
Была очевидна ему,
Но то, что любила я мертвеца,
Не откроется никому!

Он ждал, что вот-вот на след нападет
Портрета или письма,
Любая записка, любой намек
Сводили его с ума.

Он шел за мной на причал ночной,
На берег, где билась вода,
И только на кладбище за углом
Не заходил никогда.

Перевод Р. Дубровкина


    В БРИТАНСКОМ МУЗЕЕ



"Чем так привлек тебя этот обломок
Серой шершавой плиты?
Грубый, изъеденный временем камень -
Что в нем увидел ты?

Нет, не увидел - скорее услышал:
Ходишь вокруг и молчишь.
Шепчешь о чем-то одними губами,
Кроткий, как птица, как мышь.

Это же просто подножье колонны,
Здесь тебе скажет любой,
Камень, отрытый на Ареопаге,
Что до него нам с тобой?" -

"Я не знаток, но тревожит мне душу
Стершийся этот гранит:
Может быть, голос апостола Павла
Он и поныне хранит?

Голос апостола Павла, гремящий
Над приутихшей толпой,
Голос, пронзавший до самого сердца,
На доброту нескупой.

Солнцем и ветром измотанный странник,
С виду невзрачен и сух,
Грозно слова разбивал он о камни,
Разум тревожил и дух.

И потому не могу я не думать,
Тихий, простой человек:
Голос святого апостола Павла
Здесь поселился навек".

Перевод Р. Дубровкина


    РОЖДЕСТВЕНСКИЕ МУЗЫКАНТЫ



Висела над крышей дома
Рождественская луна,
Усадьба была нам знакома,
И снежная роща темна.

Торжественно скрипка запела
И смолкла в безлюдье ночном:
Смотрели мы оторопело,
Как в зеркале за окном

Хозяйка танцует, не зная,
Что комнату видим мы,
Мелькает рубашка ночная,
Как призрак в объятьях тьмы...

Давно прогнала она мужа,
Но только что стала вдовой, -
Трещала декабрьская стужа,
Мы молча вернулись домой.

Перевод Р. Дубровкина


    ДВА СОЛДАТА



Мы повстречались за углом
С соперником моим.
С тех пор как я покинул дом,
Не виделись мы с ним.
И вновь я вспомнил обо всем,
Что больно нам двоим.

Я увидал ее тотчас -
Ту, что любил и он, -
Чей прах, наверно, и сейчас
Лежит непогребен.
Она опять воскресла в нас,
Как призрак тех времен!

Гляжу - в его застывшем взгляде,
В расширенных зрачках
Вновь память вспыхнула об аде,
О крови, о слезах...
Но тут и он, к моей досаде,
Мой заприметил страх.

Однако, дав уйти испугу,
Мы разошлись бесстрастно,
Ни слова не сказав друг другу
О драме той ужасной.
Но не уйти нам от недуга,
Что жжет нас ежечасно.

Перевод В. Лунина


    ПОЭТ



Он хочет жить темно и тихо,
Ему противны свет, шумиха,
Молва, визиты в знатный дом
И лесть, и клятвы за столом.

Он не нуждается в участье
Богатства, красоты и власти
И в чувствах тех, кто в дальний путь
Спешит, чтоб на него взглянуть.

Когда же весть до вас дойдет,
Что он окончил круг забот,
В час сумеречный, час унылый
Скажите над его могилой:

"Тебя любили две души".
И день в кладбищенской тиши
При свете звезд умрет спокойно.
Так будет честно и достойно.

Перевод А. Сергеева


    МИНУТЫ ОЗАРЕНИЙ



    НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ



Я - то, что не умрет,
Нить сходства и родства,
Я - тот подземный крот,
Что слышен вам едва;
Но смертное - прейдет,
А я всегда жива.

Я - очертанье лба,
Жест, голос или взгляд,
Я шире, чем судьба;
Пускай лета летят -
Ни время, ни гроба
Меня не поглотят.

Перевод Г. Кружкова


    ВОЗЛЕ ЛАНИВЕТА. 1872 ГОД



Указательный столб там стоял на пригорке крутом -
Неказист, невысок,
Где мы с ней задержались немного, осилив подъем,
На распутье вечерних дорог.

Прислонившись к столбу, она локти назад отвела,
Чтоб поглубже вздохнуть,
И на стрелки столба оперла их - и так замерла,
Уронив подбородок на грудь.

Силуэт ее белый казался с распятием схож
В сизых сумерках дня.
"О, не надо!" - вскричал я, почуя, как странная дрожь
До костей пробирает меня.

Через силу очнулась, как будто от страшного сна,
Огляделась кругом:
"Что за блажь на меня накатила, - сказала она. -
Ну, довольно, пойдем!"

И пошли мы безмолвно в закатной густеющей тьме -
Все вперед и вперед,
И, оглядываясь, различали тот столб на холме
Среди мрачных пустынных болот.

Но в ее учащенном дыханье таился испуг,
Искушавший судьбу:
"Я увидела тень на земле, и почудилось вдруг,
Что меня пригвоздили к столбу".

"Чепуха! - я воскликнул. - К чему озираться назад?
Не про нас - эта честь".
"Может быть, - она молвила, - телом никто не распят,
Но душою распятые - есть".

И опять побрели мы сквозь сумерки и времена,
Прозревая за тьмой
Муку крестную, что на себя примеряла она
Так давно. - Боже мой!

Перевод Г. Кружкова


    QUID HIC AGIS?


{* Что ты делаешь здесь? (лат.)}

    I



Посещая храм
По воскресным дням,
Там, на месте своем,
Повторяя псалом
Или тихо хвалу
Бормоча в углу,
В пору летних засух,