Страница:
По правде сказать: чтобы жить, этот заработок будет мал".
(Да, заработок был и впрямь... Но я не роптала. Орган
Мне дороже их денег, моей красоты и любви прихожан.)
Так он говорил поначалу, впоследствии тон изменился:
"Довольно возимся с ней, уж прославилась - дальше нельзя".
Тут кашлял с намеком. Его собеседник тогда отступал
Чуть в сторону, шею тянул, чтоб за ширмой меня разглядеть.
"Хорошенькая, - бормотал, - но на вид уж чувственна слишком.
Глаза хороши у нее. Веки только, смотрю, тяжелы.
Губы ярки, да тоже не в меру. Грудь для лет ее слишком
полна".
(Допустим, вы правы, мой сэр, но скажите, моя ль в том вина?)
Я продолжала играть под этот аккомпанемент.
Слезы текли и мешали, но я продолжала играть.
В общем не так уж и трудно - примерно как петь за органом...
У меня неплохое контральто. Сегодня я тоже пою.
А псалмы это чудо. Исполнишь - и как побывала в раю.
В тот день до пресвитера вновь долетели какие-то слухи,
Немало его озадачив, он ведь был добродетель сама.
(Он торгует в аптеке на Хай-стрит и вот на неделе зашел
К собрату - тот рядом работает, по переплетному делу.)
"Скверно, - сказал он тогда. - Речь идет о достоинстве храма.
Если и впрямь такова - что поделать, придется уволить".
"Органиста такого, однако, не достать нам и за три цены!"
Это решило вопрос (пусть на время). Орган ликовал.
Напрягался регистрами всеми, отсрочивая финал.
В приходе чем дальше, тем больше косились, шептались мне
вслед.
И вскоре вопрос был решен, я пока что не знала о том.
Но пришел день - и мне объявили. И это был страшный удар.
Я опомнилась (бледной такой не видали меня никогда):
"Оставить? О нет, не могу. Разрешите мне даром играть".
Потому что в тот миг я совсем обезумела. Разве могла я
Бросить это богатство - орган, для него ведь я только жила.
Они помолчали. И так я осталась при церкви опять.
С моими псалмами - за них можно тело и душу отдать.
Но покой был, конечно, недолог: до пастора слухи дошли,
Дескать, кто-то из паствы видал меня в Пуле вдвоем с
капитаном.
(Да! Теперь мне и впрямь оставалось лишь это, чтоб как-то
прожить.)
Но, знает бог (если знает), я любила "Святого Стефана",
"Сотый" и "Гору Сион", "Субботу", "Аравию", "Итон"
Больше греховных объятий тех смертных, что были со мной!..
Вскоре новая весть: досветла не одна возвращалась домой.
Старейшины подняли шум, но все было ясно и так,
Без слов. На последнюю просьбу я все же решилась в слезах.
Кто бы там ни владел моим телом, еще оставалась душа.
А душа умирает достойно. Решилась и вот говорю:
"Прощенья не жду, джентльмены, но позвольте еще раз играть.
Вам убытка не будет, а мне... Для меня это целая жизнь".
Я знала: они согласятся (играю ведь даром, так что ж!),
Дрожала же, как в лихорадке, и все пред глазами плыло.
И впрямь - после паузы мрачно кивнули: "Пожалуй, что
можно.
Один только раз - уяснила?" Поклоном ответила "да".
"Взгляд твой где-то блуждает теперь", - кто-то молвил из них
под конец.
В ответ улыбнулась едва: "Далеко. Далеко, мой отец".
Вечер воскресного дня - и последнего дня моей службы.
Восклицанья повсюду: "Она одержима!", "Какая игра!",
"Я и думать не мог, что на это способен наш старый орган!"
Солнце заходит, и тени густеют. Огни зажжены.
Начинают последнее пение: "Таллис" - Вечерний Гимн.
(Как диссентеры Кена поют! Они здесь свободнее духом,
Чем в этих новых церквах, где мне удалось побывать.)
Я пою под орган. Чей-то возглас: "Контральто красивее нет!"
"Здесь - пожалуй, - я мыслю. - И все ж не особенный будет
урон".
Завершаем. Пою вместе с хором: "Смерть возьмет меня тихо, как
сон".
И вот отпустила педали. В глазах еще слезы стоят
От этих гармоний блаженных. (Так, значит, блуждает мой
взгляд?)
Достаю из корсажа (грудь и вправду полна, но не столь)
Флакон голубой и рифленый - должно быть, подумают: соль.
И прежде чем кто-то успел бы проникнуть в безумный мой
план,
Весь залпом его выпиваю. Глаза уже застит туман.
Собираю тетради, склонилась как будто в молитве - точь-в-
точь.
Пока подойдут они, быстрая смерть унесет меня прочь.
"Никто и помыслить не мог, что покончит с собою вот так, -
Старейшины скажут, снося меня вниз в подступающий мрак. -
Но свидетели точно не лгали: и лавочник был, и моряк".
Словно что-нибудь я отрицала. О нет, видит бог, я грешна.
И грехи есть грехи. Но любовь была музыка, только она.
А последний псалом удался. Что еще? Как-нибудь похоронят.
Из Пула, конечно, никто не придет и слезы не уронит.
Перевод Т. Гутиной
Я взял смычок бесплотный,
Провел им по струне,
И ожили напевы,
Дремавшие во мне.
За полночь по старинке
С собой наедине
Играл я, и волынка
Мне вторила во сне.
И вслед венчальной песне
Под молвь и пересуд
На середину спальни
Стекался сельский люд,
И под мои напевы
Плясали там и тут
Искусники посева,
Прервав извечный труд.
Плясал жених с невестой,
Подружек череда,
Угодники веселья
И крестники труда,
Но сон к утру поблекнул,
Растаял без следа,
И воцарилось в стеклах
Сейчас, а не Тогда.
Перевод Ю. Латыниной
Где пели мы, где шли балы,
Джентльмены,
В упадке все: гниют полы,
Колдуют черви над трухой...
Увы! Ведь знали эти стены
И звуки арф, и лир настрой,
Джентльмены!
При веслах и при парусах,
Джентльмены,
Мы плыли. В девичьих руках
Был руль. Уж так заведено,
И знали власть свою сирены.
Но берег тот молчит давно,
Джентльмены.
Давно был начат счет потерь,
Джентльмены,
Нас половины нет теперь.
Мы обанкротились вконец
И, если будем откровенны,
Не мы властители сердец,
Джентльмены.
Нам полька нравилась тогда,
Джентльмены,
Кадриль, шотландки чехарда
И роджер! В опере toujours {*}
{* Всегда (фр.).}
Мими была царицей сцены.
(Царем, конечно, "Трубадур"),
Джентльмены.
Что нынче живопись? - Каприз,
Джентльмены,
Где Этти, Малреди, Маклиз?
Где драгоценный фолиант
Романа? - Нет богам замены:
Где Булвер, Скотт, Дюма и Санд,
Джентльмены.
Мы Теннисону малый храм,
Джентльмены,
Воздвигли. Ныне все по швам
Трещит. Ветшает свод. В углах
Висят паучьи гобелены.
И жрица превратилась в прах,
Джентльмены!
Мы выбываем из игры,
Джентльмены.
Мы сдали, сдали, мы стары.
Юнцы теснят нас. Мы у врат
Аида и глядим, смиренны,
Вечерних теней маскарад,
Джентльмены.
Нас убеляет седина,
Джентльмены,
Но нам известны имена
Таких же старцев, шедших в бой
И не покинувших арены
В борьбе с всесильною судьбой,
Джентльмены.
Платон, Софокл и Сократ,
Джентльмены,
И Пифагор, и Гиппократ,
Климент, Гомер и Геродот -
Неужто старостью согбенны?
Закатом можно ль звать восход,
Джентльмены?
А вы, безусые, ваш час,
Джентльмены?
Настал. Идите дальше нас.
Грызите дальше сей гранит,
Познайте чудеса вселенной.
Вперед! Без драки. Путь открыт,
Джентльмены.
Перевод Т. Гутиной
"Скиталец, - молвил Небосклон
Свинцовый надо мной. -
Я б рад быть ясен, но закон
Мне свыше дан иной".
"Тебя согреть я был бы рад, -
Мне Север прогудел, -
Но, как и ты, я только раб,
И холод - мой удел".
"К тебе я не питаю зла,
Но силы в вышине
Велят, чтоб я в тебя вошла", -
Болезнь призналась мне.
"Сегодня, - Смерть спешит шепнуть, -
Нам встретиться судьба.
Мне будет жаль прервать твой путь,
Но ведь и я - раба".
Я улыбнулся. Мой протест
Бессмыслен был бы здесь,
Где все влачат извечный крест
Невольников Небес.
Перевод А. Милосердовой
Окликнула меня,
Блеснувши с высоты,
Звезда: "Эй, неровня,
Как жить собрался ты,
Собрался ты?"
"Жить, как весь мир живет:
Ждать меры бытия
Отпущенной". - "Вот-вот, -
В ответ звезда. - Как я,
Совсем как я".
Перевод Ю. Латыниной
(К ...)
Не лучше ль, милая, покой
Найти в петле;
Там стану более собой,
Чем на земле.
Тебе не выкажу тогда
Ни раздраженья,
Ни злобы: канут в никуда
Страсть и боренья.
Всей жизни скоротечной гнусь
С меня слетит,
Тотчас как в Вечность я вернусь,
В мой древний скит.
Когда и ты пойдешь ко мне,
Как встарь любя,
Знай, неизменно в тишине
Я жду тебя.
Перевод Г. Симоновича
Открылась ярмарка осенняя,
А дождь - стеной.
Овец здесь - тысяч семь, не менее...
Все до одной.
Промокли, жмутся к стенкам вяло.
Но вот в загонах пусто стало,
И аукционист устало
Рукой стирает грязь с журнала,
С лица ладонью капли смахивает, и выжимает свою бороду,
А дождь - стеной...
Перевод В. Лунина
Кроны завьюжены,
Сучья нагружены;
Куст увенчался пышною шапкой,
Ветка торчит перепончатой лапкой,
Хлопья блуждают и сослепу вверх начинают взлетать,
Новые хлопья на них налетают и вниз увлекают опять.
Прутья ограды слепились сплошною стеной,
Воздух наполнен мерцанием и тишиной.
Сел на клен воробей,
И вдруг с пушистых ветвей
Втрое больший, чем он, срывается ком снеговой,
Опрокидывая и погребая его с головой, -
Вот так сюрприз! -
И дальше рушится вниз,
Разбивая все белые залежи в прах,
Сверху - до самой земли, как лавина в горах.
Стали ступеньки крутым косогором,
Вверх по которому робко ползет
Кот беспризорный с растерянным взором...
Ну, заходи, черный кот!
Перевод Г. Кружкова
(Песня)
"Спою, - сказал я, - славу ей,
Ей, горькой сладости моей.
Она - звезда!
Прекрасен свет ее очей!"
Пронзенный словно сотней стрел,
Взял арфу я, и так запел,
Как никогда,
И чудно голос мой звенел,
И песнь от боли ожила!
Я и не понял, как ушла
Моя беда,
А ведь давно мне душу жгла!
Но потеряла цену вдруг
Жизнь для меня. Ответь, мой друг,
Кто и когда
Вернет мне счастье сладких мук?
Перевод В. Лунина
(После реставрации)
I. Томас Трембл год назад
Переплавил мой наряд,
Но я этому не рад.
II. Я, созданный Брайаном Джоном,
Сто лет своим гордился звоном.
Теперь же звон мой схож со стоном.
III. Я триста лет сзывал народ,
Но реставрирован. И вот
Теперь мне, старцу, снова год.
IV. Я Генри Гопкинсом отлит.
Хоть у меня почтенный вид,
Но я не слишком басовит.
V. Я тоже. Ибо мой металл
Теперь слегка поплоше стал:
Отливщик часть меня украл.
VI. И я расстался с серебром,
И оловянным языком
Звоню печально о былом.
VII. Мне год назад спилили ухо,
И сразу же, лишенный слуха,
Я зазвучал мертвецки глухо.
VIII. Двоим я прежнею порой
По силам был. Теперь со мной
Дурак справляется любой.
Перевод В. Лунина
Я дожил до главы седой,
Не зная женщин, Боже.
Уж лучше бы родитель мой
Вовек не знал их тоже.
(С французского и греческого)
Перевод В. Лунина
Бледны как смерть жена его и мать,
А сам он, пересиливши терзанья,
Отчаянье пытается скрывать.
Они прощались в зале ожиданья,
Когда, прервав немолчные рыданья,
Взревел мотор, напомнив, что беда
Не к ним одним наведалась сюда.
Солдат прощался с молодой женой
И с матерью, изборожденной горем,
Как шрамами. Слыхал я стороной,
Что плыть ему к восточным дальним зорям
(Пять лет в разлуке быть ему за морем).
Шагнул к дверям. И вслед истошный стон
"Дождусь ли?!" за собой услышал он.
Перевод Г. Симоновича
Затопили, за нашим окном закурился первый дымок:
Лучи пронизали огонь, будто нити - ткацкий станок.
Воробьи из кустов выпархивают, трепеща от испуга,
Что вернется зима холодная и закружит вьюга.
Ивы, чьи ветви топорщатся от осенней ветреной дрожи,
На мальчишек, недавно подстриженных, очень сейчас похожи.
Кто там тяжелый идет и высокий,
Черный и красный, белым покрытый?
Такой черноглазый, такой краснощекий,
С полоской волос, как морозцем, подбитой?
К нам идет древотряс -
Делать сидр для нас,
А за ним, на колесах, в полном порядке -
Яблоки, мельница, пресс и кадки.
Перевод В. Лунина
Паркеты в залах черви съели,
Каблук не застучит.
Король виолончели
На кладбище зеленом спит.
О, буду ль вновь кружить, кружить, кружить
С тем упоеньем?
Не петь веселой каватины
Сопрано и басам.
Одни лишь паутины
Качаются по всем углам.
С кем я еще спою, спою, спою,
Как пел я с нею?
И очи ясные закрыты,
Навеки полны мглой,
И алые ланиты
Белеют смертной белизной.
Удастся ль мне вернуть, вернуть, вернуть
Тех дней веселье?
О, что мне душный полдень мая
И летнее тепло?
Виолы, душу мая,
Звенят, шалят, хохочут зло.
Плясать ли мне в кругу, в кругу, в кругу
Теней оживших?
Перевод А. Шараповой
Жилец вздохнул во сне - и птицы улетели,
Покинув подоконник, где свистели,
И пересели ниже, на порог,
Под сероватый утренний парок.
Хозяин встал - спешат переселиться
На гнутую соседнюю кислицу.
Он тронул дверь - они скорее в сад
И с яблонь извиняюще свистят:
Теперь-то, мол, усвоили урок -
Счастливые, мы о других забыли!
А между тем часы пять раз пробили.
Да, мне знаком зелено-красный дом,
Где вот уже сто весен день за днем
Все протекает тем же чередом.
Перевод Г. Русакова
Я наблюдал, как робкий луч луны
К соборным изваяньям крался:
Он замер - так порой со стороны
Казалось мне; узреть пытался
Я проблески меж статуй вековых -
С рожденьем Мира здесь воздвигли их,
Решив, что Мир - слуга святынь Земных.
Слегка перемещаясь, лунный лик
Высвечивал фигуры, лица;
К деталям строгой лепки свет приник,
И вот уж ярко серебрится
Весь ряд: пророк, король и кардинал,
Какими их художник изваял,
Стремясь обожествить оригинал.
Здесь, ветром приглушенные, слышны
Великомучеников стоны.
В них скорбь утрат блаженной старины,
Когда священные законы,
Ниспосланные волею небес,
Рассудочность подмяла, словно пресс,
Под свой неумолимый Интерес.
Солсбери
Перевод Г. Симановича
(Песня)
Ты дай мне знак любой:
Взмахни слегка платком
Иль помаши рукой.
И хоть сулят беду
Свидания тайком,
Но я приду,
Поверь,
Но я приду!
Ни темный лес, ни луг
Не разлучат теперь
Тебя со мной, мой друг.
Пусть мне гореть в аду,
Ты приоткрой лишь дверь,
И я приду,
Поверь,
И я приду!
Перевод В. Лунина
Больше не бывать мне на арене...
Так что, не тая,
Ты скажи: циркачку вдохновенней
Видел ли, чем я?
Свою душу мне открой,
Будь правдив со мной!
Никогда уж я скакать не буду
На коне гнедом.
Но тебе являться буду всюду
На пути твоем,
И не раз перед тобой
Вспыхнет образ мой!
Помоги, прошу, представить зримо
Вновь полет коня
Сквозь кольцо в твоих руках, любимый,
И заставь меня
Счастье прежнее опять,
Плача, вспоминать!
Хоть, увядшая, гляжусь я жалко,
Хоть немолода,
Поцелуй меня, как прежде, жарко,
Как порой, когда
По щекам еще не тек
Горьких слез поток!
Перевод В. Лунина
Деревья нынче словно сбросить рады
На крышу, подоконник, в пыль дорог
Оборки, ленты, пышные наряды:
Что ни секунда - лист слетел и лег
Туда, сюда, вокруг: листве закончен срок.
Один застрял в паучьей паутине,
На полпути прервав недолгий лет:
Как висельник, мотается и стынет,
Весь в золотом; другой, зеленый, ждет,
Дрожа, что и ему вот-вот придет черед.
Перевод Г. Русакова
(Песня)
В минуту здравую скажу:
Не приходи,
Растай, подобно миражу,
Не береди
Ран - пусть уймется колотье в груди.
Но мой безумный миг смелей:
Бежать от чести
Чудесной близости твоей?!
Пускай из мести
Твои глаза меня сожгут на месте!
И говорю: приди, свети,
Разлей свой свет.
Застань, как молния в пути.
Мне дела нет,
Что после в темноту уйдет мой след.
Перевод Т. Гутиной
(Песня)
Доверьтесь мне, милейшая -
Пусть это только блажь,
К тому ж еще пустейшая -
Но был ли голос Ваш
Иль взор исполнен томности
Такой, что упрекнуть
Могли бы Вас в нескромности
Хоть раз когда-нибудь?
И буду я утешную
Лелеять мысль одну,
Пока, как все мы, грешные,
В могиле не усну,
Что вспомните вы некогда
Того, о ком всегда
Вам было вспомнить некогда
В те давние года.
Перевод М. Фрейдкина
Тупик, идущий от Коммерческой дороги:
Окно и дверь, и рядом - дверь, окно.
Куда ни поглядишь, во всех домах одно.
Викарий Доул здесь нашел приют убогий.
Он бледен и очкаст, тощ, длиннолиц, усат.
Весь день через порог снует вперед-назад.
Рояль, усталый шелк кистей на покрывале,
Щербатых клавиш ряд - тут желты, там запали.
Но рядом стопка нот, Новелло - "Гимнов" том,
"Закон Небес - Земле" на стенке под стеклом.
Он, как к себе домой, в дома соседей входит,
Их нет - он во дворах их, не чинясь, находит.
Вон за стеною муж с женой схлестнулся в крик...
Викарий не моргнет: он ко всему привык.
Мальчишкам наплевать: знай, в след ему хохочут:
- Эй, мистер Доброхот! - Пусть слушает, коль хочет!
Но, бледен, тощ, сутул, он весь в плену забот.
А вот какой в них прок - кто ж это разберет!
Перевод Г. Русакова
Июньским днем с зарей встаю:
Сияньем полнится она;
Волшебная голубизна
Вокруг: и то ли я в Раю
В четыре поутру,
То ль в окружении Плеяд,
Изменчиво струящих свет
(Хоть днем и мнится, что предмет
Таит ухмылки злобной яд, -
В четыре поутру
Мне хорошо.)... Я здесь, в лугах,
Совсем один. Но что за свист
Я слышу? Ловок, сноровист,
Ужель косарь давно в трудах
В четыре поутру?..
И нега прочь... Я раздражен:
За что же плеткою нужды
Гоним, суровые труды
Вершит безропотнейше он
В четыре поутру!
Бокхэмптон
Перевод Г. Симановича
(Разгар лета, 10 часов вечера)
Огромная и ясная луна
Над ширью моря.
Внизу - дорожка лунная видна
В морском просторе,
По ней бегут, вдали теряясь вскоре,
Мерцанья света,
Как лепестки цветов. Дрожит волна...
Все просто и все тайною одето.
Укрылся горизонт за мрак ночной.
Из-за моей спины
Огни залива, выгнувшись дугой
В две стороны,
До самой дамбы аж устремлены
Жемчужной нитью.
Их отраженья тают под водой...
Все просто и все ждет еще открытья...
За створкой растворенного окна
В какой-то миг
Вдруг девушка запела, и струна...
И лунный блик
Скользнул по судну, вот к нему приник
Звук арфы сладкий.
И тут очнулся я: мне неслышна,
Моя Судьба вдруг подошла украдкой!
Перевод В. Лунина
(Фантазия)
В тот час был странен лик Земли.
Восстало алое свеченье,
И некий Голос рек из мглы:
"Грядет Великое Прозренье!
Я насылал кромешный мрак
И прятал вашу жизнь во тьму.
Но мне постыл ваш мертвый зрак,
И я дарую свет ему.
Не ведал бедный род людской
От сотворенья первых дней
Земли и неба смысл и строй,
Но днесь - завесу прочь с очей!
И воссияет огнь в ночи!
И вечный сумрак Заблужденья
Разгонят Истины лучи -
Грядет Великое Прозренье!"
(Да, заработок был и впрямь... Но я не роптала. Орган
Мне дороже их денег, моей красоты и любви прихожан.)
Так он говорил поначалу, впоследствии тон изменился:
"Довольно возимся с ней, уж прославилась - дальше нельзя".
Тут кашлял с намеком. Его собеседник тогда отступал
Чуть в сторону, шею тянул, чтоб за ширмой меня разглядеть.
"Хорошенькая, - бормотал, - но на вид уж чувственна слишком.
Глаза хороши у нее. Веки только, смотрю, тяжелы.
Губы ярки, да тоже не в меру. Грудь для лет ее слишком
полна".
(Допустим, вы правы, мой сэр, но скажите, моя ль в том вина?)
Я продолжала играть под этот аккомпанемент.
Слезы текли и мешали, но я продолжала играть.
В общем не так уж и трудно - примерно как петь за органом...
У меня неплохое контральто. Сегодня я тоже пою.
А псалмы это чудо. Исполнишь - и как побывала в раю.
В тот день до пресвитера вновь долетели какие-то слухи,
Немало его озадачив, он ведь был добродетель сама.
(Он торгует в аптеке на Хай-стрит и вот на неделе зашел
К собрату - тот рядом работает, по переплетному делу.)
"Скверно, - сказал он тогда. - Речь идет о достоинстве храма.
Если и впрямь такова - что поделать, придется уволить".
"Органиста такого, однако, не достать нам и за три цены!"
Это решило вопрос (пусть на время). Орган ликовал.
Напрягался регистрами всеми, отсрочивая финал.
В приходе чем дальше, тем больше косились, шептались мне
вслед.
И вскоре вопрос был решен, я пока что не знала о том.
Но пришел день - и мне объявили. И это был страшный удар.
Я опомнилась (бледной такой не видали меня никогда):
"Оставить? О нет, не могу. Разрешите мне даром играть".
Потому что в тот миг я совсем обезумела. Разве могла я
Бросить это богатство - орган, для него ведь я только жила.
Они помолчали. И так я осталась при церкви опять.
С моими псалмами - за них можно тело и душу отдать.
Но покой был, конечно, недолог: до пастора слухи дошли,
Дескать, кто-то из паствы видал меня в Пуле вдвоем с
капитаном.
(Да! Теперь мне и впрямь оставалось лишь это, чтоб как-то
прожить.)
Но, знает бог (если знает), я любила "Святого Стефана",
"Сотый" и "Гору Сион", "Субботу", "Аравию", "Итон"
Больше греховных объятий тех смертных, что были со мной!..
Вскоре новая весть: досветла не одна возвращалась домой.
Старейшины подняли шум, но все было ясно и так,
Без слов. На последнюю просьбу я все же решилась в слезах.
Кто бы там ни владел моим телом, еще оставалась душа.
А душа умирает достойно. Решилась и вот говорю:
"Прощенья не жду, джентльмены, но позвольте еще раз играть.
Вам убытка не будет, а мне... Для меня это целая жизнь".
Я знала: они согласятся (играю ведь даром, так что ж!),
Дрожала же, как в лихорадке, и все пред глазами плыло.
И впрямь - после паузы мрачно кивнули: "Пожалуй, что
можно.
Один только раз - уяснила?" Поклоном ответила "да".
"Взгляд твой где-то блуждает теперь", - кто-то молвил из них
под конец.
В ответ улыбнулась едва: "Далеко. Далеко, мой отец".
Вечер воскресного дня - и последнего дня моей службы.
Восклицанья повсюду: "Она одержима!", "Какая игра!",
"Я и думать не мог, что на это способен наш старый орган!"
Солнце заходит, и тени густеют. Огни зажжены.
Начинают последнее пение: "Таллис" - Вечерний Гимн.
(Как диссентеры Кена поют! Они здесь свободнее духом,
Чем в этих новых церквах, где мне удалось побывать.)
Я пою под орган. Чей-то возглас: "Контральто красивее нет!"
"Здесь - пожалуй, - я мыслю. - И все ж не особенный будет
урон".
Завершаем. Пою вместе с хором: "Смерть возьмет меня тихо, как
сон".
И вот отпустила педали. В глазах еще слезы стоят
От этих гармоний блаженных. (Так, значит, блуждает мой
взгляд?)
Достаю из корсажа (грудь и вправду полна, но не столь)
Флакон голубой и рифленый - должно быть, подумают: соль.
И прежде чем кто-то успел бы проникнуть в безумный мой
план,
Весь залпом его выпиваю. Глаза уже застит туман.
Собираю тетради, склонилась как будто в молитве - точь-в-
точь.
Пока подойдут они, быстрая смерть унесет меня прочь.
"Никто и помыслить не мог, что покончит с собою вот так, -
Старейшины скажут, снося меня вниз в подступающий мрак. -
Но свидетели точно не лгали: и лавочник был, и моряк".
Словно что-нибудь я отрицала. О нет, видит бог, я грешна.
И грехи есть грехи. Но любовь была музыка, только она.
А последний псалом удался. Что еще? Как-нибудь похоронят.
Из Пула, конечно, никто не придет и слезы не уронит.
Перевод Т. Гутиной
Я взял смычок бесплотный,
Провел им по струне,
И ожили напевы,
Дремавшие во мне.
За полночь по старинке
С собой наедине
Играл я, и волынка
Мне вторила во сне.
И вслед венчальной песне
Под молвь и пересуд
На середину спальни
Стекался сельский люд,
И под мои напевы
Плясали там и тут
Искусники посева,
Прервав извечный труд.
Плясал жених с невестой,
Подружек череда,
Угодники веселья
И крестники труда,
Но сон к утру поблекнул,
Растаял без следа,
И воцарилось в стеклах
Сейчас, а не Тогда.
Перевод Ю. Латыниной
Где пели мы, где шли балы,
Джентльмены,
В упадке все: гниют полы,
Колдуют черви над трухой...
Увы! Ведь знали эти стены
И звуки арф, и лир настрой,
Джентльмены!
При веслах и при парусах,
Джентльмены,
Мы плыли. В девичьих руках
Был руль. Уж так заведено,
И знали власть свою сирены.
Но берег тот молчит давно,
Джентльмены.
Давно был начат счет потерь,
Джентльмены,
Нас половины нет теперь.
Мы обанкротились вконец
И, если будем откровенны,
Не мы властители сердец,
Джентльмены.
Нам полька нравилась тогда,
Джентльмены,
Кадриль, шотландки чехарда
И роджер! В опере toujours {*}
{* Всегда (фр.).}
Мими была царицей сцены.
(Царем, конечно, "Трубадур"),
Джентльмены.
Что нынче живопись? - Каприз,
Джентльмены,
Где Этти, Малреди, Маклиз?
Где драгоценный фолиант
Романа? - Нет богам замены:
Где Булвер, Скотт, Дюма и Санд,
Джентльмены.
Мы Теннисону малый храм,
Джентльмены,
Воздвигли. Ныне все по швам
Трещит. Ветшает свод. В углах
Висят паучьи гобелены.
И жрица превратилась в прах,
Джентльмены!
Мы выбываем из игры,
Джентльмены.
Мы сдали, сдали, мы стары.
Юнцы теснят нас. Мы у врат
Аида и глядим, смиренны,
Вечерних теней маскарад,
Джентльмены.
Нас убеляет седина,
Джентльмены,
Но нам известны имена
Таких же старцев, шедших в бой
И не покинувших арены
В борьбе с всесильною судьбой,
Джентльмены.
Платон, Софокл и Сократ,
Джентльмены,
И Пифагор, и Гиппократ,
Климент, Гомер и Геродот -
Неужто старостью согбенны?
Закатом можно ль звать восход,
Джентльмены?
А вы, безусые, ваш час,
Джентльмены?
Настал. Идите дальше нас.
Грызите дальше сей гранит,
Познайте чудеса вселенной.
Вперед! Без драки. Путь открыт,
Джентльмены.
Перевод Т. Гутиной
"Скиталец, - молвил Небосклон
Свинцовый надо мной. -
Я б рад быть ясен, но закон
Мне свыше дан иной".
"Тебя согреть я был бы рад, -
Мне Север прогудел, -
Но, как и ты, я только раб,
И холод - мой удел".
"К тебе я не питаю зла,
Но силы в вышине
Велят, чтоб я в тебя вошла", -
Болезнь призналась мне.
"Сегодня, - Смерть спешит шепнуть, -
Нам встретиться судьба.
Мне будет жаль прервать твой путь,
Но ведь и я - раба".
Я улыбнулся. Мой протест
Бессмыслен был бы здесь,
Где все влачат извечный крест
Невольников Небес.
Перевод А. Милосердовой
Окликнула меня,
Блеснувши с высоты,
Звезда: "Эй, неровня,
Как жить собрался ты,
Собрался ты?"
"Жить, как весь мир живет:
Ждать меры бытия
Отпущенной". - "Вот-вот, -
В ответ звезда. - Как я,
Совсем как я".
Перевод Ю. Латыниной
(К ...)
Не лучше ль, милая, покой
Найти в петле;
Там стану более собой,
Чем на земле.
Тебе не выкажу тогда
Ни раздраженья,
Ни злобы: канут в никуда
Страсть и боренья.
Всей жизни скоротечной гнусь
С меня слетит,
Тотчас как в Вечность я вернусь,
В мой древний скит.
Когда и ты пойдешь ко мне,
Как встарь любя,
Знай, неизменно в тишине
Я жду тебя.
Перевод Г. Симоновича
Открылась ярмарка осенняя,
А дождь - стеной.
Овец здесь - тысяч семь, не менее...
Все до одной.
Промокли, жмутся к стенкам вяло.
Но вот в загонах пусто стало,
И аукционист устало
Рукой стирает грязь с журнала,
С лица ладонью капли смахивает, и выжимает свою бороду,
А дождь - стеной...
Перевод В. Лунина
Кроны завьюжены,
Сучья нагружены;
Куст увенчался пышною шапкой,
Ветка торчит перепончатой лапкой,
Хлопья блуждают и сослепу вверх начинают взлетать,
Новые хлопья на них налетают и вниз увлекают опять.
Прутья ограды слепились сплошною стеной,
Воздух наполнен мерцанием и тишиной.
Сел на клен воробей,
И вдруг с пушистых ветвей
Втрое больший, чем он, срывается ком снеговой,
Опрокидывая и погребая его с головой, -
Вот так сюрприз! -
И дальше рушится вниз,
Разбивая все белые залежи в прах,
Сверху - до самой земли, как лавина в горах.
Стали ступеньки крутым косогором,
Вверх по которому робко ползет
Кот беспризорный с растерянным взором...
Ну, заходи, черный кот!
Перевод Г. Кружкова
(Песня)
"Спою, - сказал я, - славу ей,
Ей, горькой сладости моей.
Она - звезда!
Прекрасен свет ее очей!"
Пронзенный словно сотней стрел,
Взял арфу я, и так запел,
Как никогда,
И чудно голос мой звенел,
И песнь от боли ожила!
Я и не понял, как ушла
Моя беда,
А ведь давно мне душу жгла!
Но потеряла цену вдруг
Жизнь для меня. Ответь, мой друг,
Кто и когда
Вернет мне счастье сладких мук?
Перевод В. Лунина
(После реставрации)
I. Томас Трембл год назад
Переплавил мой наряд,
Но я этому не рад.
II. Я, созданный Брайаном Джоном,
Сто лет своим гордился звоном.
Теперь же звон мой схож со стоном.
III. Я триста лет сзывал народ,
Но реставрирован. И вот
Теперь мне, старцу, снова год.
IV. Я Генри Гопкинсом отлит.
Хоть у меня почтенный вид,
Но я не слишком басовит.
V. Я тоже. Ибо мой металл
Теперь слегка поплоше стал:
Отливщик часть меня украл.
VI. И я расстался с серебром,
И оловянным языком
Звоню печально о былом.
VII. Мне год назад спилили ухо,
И сразу же, лишенный слуха,
Я зазвучал мертвецки глухо.
VIII. Двоим я прежнею порой
По силам был. Теперь со мной
Дурак справляется любой.
Перевод В. Лунина
Я дожил до главы седой,
Не зная женщин, Боже.
Уж лучше бы родитель мой
Вовек не знал их тоже.
(С французского и греческого)
Перевод В. Лунина
Бледны как смерть жена его и мать,
А сам он, пересиливши терзанья,
Отчаянье пытается скрывать.
Они прощались в зале ожиданья,
Когда, прервав немолчные рыданья,
Взревел мотор, напомнив, что беда
Не к ним одним наведалась сюда.
Солдат прощался с молодой женой
И с матерью, изборожденной горем,
Как шрамами. Слыхал я стороной,
Что плыть ему к восточным дальним зорям
(Пять лет в разлуке быть ему за морем).
Шагнул к дверям. И вслед истошный стон
"Дождусь ли?!" за собой услышал он.
Перевод Г. Симоновича
Затопили, за нашим окном закурился первый дымок:
Лучи пронизали огонь, будто нити - ткацкий станок.
Воробьи из кустов выпархивают, трепеща от испуга,
Что вернется зима холодная и закружит вьюга.
Ивы, чьи ветви топорщатся от осенней ветреной дрожи,
На мальчишек, недавно подстриженных, очень сейчас похожи.
Кто там тяжелый идет и высокий,
Черный и красный, белым покрытый?
Такой черноглазый, такой краснощекий,
С полоской волос, как морозцем, подбитой?
К нам идет древотряс -
Делать сидр для нас,
А за ним, на колесах, в полном порядке -
Яблоки, мельница, пресс и кадки.
Перевод В. Лунина
Паркеты в залах черви съели,
Каблук не застучит.
Король виолончели
На кладбище зеленом спит.
О, буду ль вновь кружить, кружить, кружить
С тем упоеньем?
Не петь веселой каватины
Сопрано и басам.
Одни лишь паутины
Качаются по всем углам.
С кем я еще спою, спою, спою,
Как пел я с нею?
И очи ясные закрыты,
Навеки полны мглой,
И алые ланиты
Белеют смертной белизной.
Удастся ль мне вернуть, вернуть, вернуть
Тех дней веселье?
О, что мне душный полдень мая
И летнее тепло?
Виолы, душу мая,
Звенят, шалят, хохочут зло.
Плясать ли мне в кругу, в кругу, в кругу
Теней оживших?
Перевод А. Шараповой
Жилец вздохнул во сне - и птицы улетели,
Покинув подоконник, где свистели,
И пересели ниже, на порог,
Под сероватый утренний парок.
Хозяин встал - спешат переселиться
На гнутую соседнюю кислицу.
Он тронул дверь - они скорее в сад
И с яблонь извиняюще свистят:
Теперь-то, мол, усвоили урок -
Счастливые, мы о других забыли!
А между тем часы пять раз пробили.
Да, мне знаком зелено-красный дом,
Где вот уже сто весен день за днем
Все протекает тем же чередом.
Перевод Г. Русакова
Я наблюдал, как робкий луч луны
К соборным изваяньям крался:
Он замер - так порой со стороны
Казалось мне; узреть пытался
Я проблески меж статуй вековых -
С рожденьем Мира здесь воздвигли их,
Решив, что Мир - слуга святынь Земных.
Слегка перемещаясь, лунный лик
Высвечивал фигуры, лица;
К деталям строгой лепки свет приник,
И вот уж ярко серебрится
Весь ряд: пророк, король и кардинал,
Какими их художник изваял,
Стремясь обожествить оригинал.
Здесь, ветром приглушенные, слышны
Великомучеников стоны.
В них скорбь утрат блаженной старины,
Когда священные законы,
Ниспосланные волею небес,
Рассудочность подмяла, словно пресс,
Под свой неумолимый Интерес.
Солсбери
Перевод Г. Симановича
(Песня)
Ты дай мне знак любой:
Взмахни слегка платком
Иль помаши рукой.
И хоть сулят беду
Свидания тайком,
Но я приду,
Поверь,
Но я приду!
Ни темный лес, ни луг
Не разлучат теперь
Тебя со мной, мой друг.
Пусть мне гореть в аду,
Ты приоткрой лишь дверь,
И я приду,
Поверь,
И я приду!
Перевод В. Лунина
Больше не бывать мне на арене...
Так что, не тая,
Ты скажи: циркачку вдохновенней
Видел ли, чем я?
Свою душу мне открой,
Будь правдив со мной!
Никогда уж я скакать не буду
На коне гнедом.
Но тебе являться буду всюду
На пути твоем,
И не раз перед тобой
Вспыхнет образ мой!
Помоги, прошу, представить зримо
Вновь полет коня
Сквозь кольцо в твоих руках, любимый,
И заставь меня
Счастье прежнее опять,
Плача, вспоминать!
Хоть, увядшая, гляжусь я жалко,
Хоть немолода,
Поцелуй меня, как прежде, жарко,
Как порой, когда
По щекам еще не тек
Горьких слез поток!
Перевод В. Лунина
Деревья нынче словно сбросить рады
На крышу, подоконник, в пыль дорог
Оборки, ленты, пышные наряды:
Что ни секунда - лист слетел и лег
Туда, сюда, вокруг: листве закончен срок.
Один застрял в паучьей паутине,
На полпути прервав недолгий лет:
Как висельник, мотается и стынет,
Весь в золотом; другой, зеленый, ждет,
Дрожа, что и ему вот-вот придет черед.
Перевод Г. Русакова
(Песня)
В минуту здравую скажу:
Не приходи,
Растай, подобно миражу,
Не береди
Ран - пусть уймется колотье в груди.
Но мой безумный миг смелей:
Бежать от чести
Чудесной близости твоей?!
Пускай из мести
Твои глаза меня сожгут на месте!
И говорю: приди, свети,
Разлей свой свет.
Застань, как молния в пути.
Мне дела нет,
Что после в темноту уйдет мой след.
Перевод Т. Гутиной
(Песня)
Доверьтесь мне, милейшая -
Пусть это только блажь,
К тому ж еще пустейшая -
Но был ли голос Ваш
Иль взор исполнен томности
Такой, что упрекнуть
Могли бы Вас в нескромности
Хоть раз когда-нибудь?
И буду я утешную
Лелеять мысль одну,
Пока, как все мы, грешные,
В могиле не усну,
Что вспомните вы некогда
Того, о ком всегда
Вам было вспомнить некогда
В те давние года.
Перевод М. Фрейдкина
Тупик, идущий от Коммерческой дороги:
Окно и дверь, и рядом - дверь, окно.
Куда ни поглядишь, во всех домах одно.
Викарий Доул здесь нашел приют убогий.
Он бледен и очкаст, тощ, длиннолиц, усат.
Весь день через порог снует вперед-назад.
Рояль, усталый шелк кистей на покрывале,
Щербатых клавиш ряд - тут желты, там запали.
Но рядом стопка нот, Новелло - "Гимнов" том,
"Закон Небес - Земле" на стенке под стеклом.
Он, как к себе домой, в дома соседей входит,
Их нет - он во дворах их, не чинясь, находит.
Вон за стеною муж с женой схлестнулся в крик...
Викарий не моргнет: он ко всему привык.
Мальчишкам наплевать: знай, в след ему хохочут:
- Эй, мистер Доброхот! - Пусть слушает, коль хочет!
Но, бледен, тощ, сутул, он весь в плену забот.
А вот какой в них прок - кто ж это разберет!
Перевод Г. Русакова
Июньским днем с зарей встаю:
Сияньем полнится она;
Волшебная голубизна
Вокруг: и то ли я в Раю
В четыре поутру,
То ль в окружении Плеяд,
Изменчиво струящих свет
(Хоть днем и мнится, что предмет
Таит ухмылки злобной яд, -
В четыре поутру
Мне хорошо.)... Я здесь, в лугах,
Совсем один. Но что за свист
Я слышу? Ловок, сноровист,
Ужель косарь давно в трудах
В четыре поутру?..
И нега прочь... Я раздражен:
За что же плеткою нужды
Гоним, суровые труды
Вершит безропотнейше он
В четыре поутру!
Бокхэмптон
Перевод Г. Симановича
(Разгар лета, 10 часов вечера)
Огромная и ясная луна
Над ширью моря.
Внизу - дорожка лунная видна
В морском просторе,
По ней бегут, вдали теряясь вскоре,
Мерцанья света,
Как лепестки цветов. Дрожит волна...
Все просто и все тайною одето.
Укрылся горизонт за мрак ночной.
Из-за моей спины
Огни залива, выгнувшись дугой
В две стороны,
До самой дамбы аж устремлены
Жемчужной нитью.
Их отраженья тают под водой...
Все просто и все ждет еще открытья...
За створкой растворенного окна
В какой-то миг
Вдруг девушка запела, и струна...
И лунный блик
Скользнул по судну, вот к нему приник
Звук арфы сладкий.
И тут очнулся я: мне неслышна,
Моя Судьба вдруг подошла украдкой!
Перевод В. Лунина
(Фантазия)
В тот час был странен лик Земли.
Восстало алое свеченье,
И некий Голос рек из мглы:
"Грядет Великое Прозренье!
Я насылал кромешный мрак
И прятал вашу жизнь во тьму.
Но мне постыл ваш мертвый зрак,
И я дарую свет ему.
Не ведал бедный род людской
От сотворенья первых дней
Земли и неба смысл и строй,
Но днесь - завесу прочь с очей!
И воссияет огнь в ночи!
И вечный сумрак Заблужденья
Разгонят Истины лучи -
Грядет Великое Прозренье!"