— Откуда вы знаете, что она достала оттуда чек? Вы могли это видеть?
— Я мог разглядеть, что это был сложенный листок бумаги.
— Откуда же тогда вы знаете, что это был чек?
— Я проверил машину за десять минут до того, как обвиняемую выпустили. Тогда чек находился между сиденьем и спинкой. Как только обвиняемая покинула гараж, я в сопровождении других свидетелей вернулся туда и проверил машину. Чек исчез.
— Оставалась ли машина в это время вне поля зрения?
— Нет, сэр. Мы не сводили глаз с машины.
— Защита может задавать вопросы, — сказал Бергер.
Мейсон зевнул, взглянул на часы и произнес:
— Вопросов нет.
— То есть как?! — воскликнул в изумлении Бергер.
— Вопросов нет, — повторил Мейсон.
— Тогда с этим все, — сказал судья Манди, — у вас есть еще свидетели, мистер Бергер?
Бергер в явном замешательстве взглянул на Мейсона.
Этна наклонился, чтобы что-то прошептать, но Мейсон, тихонько толкнув его под столом, вынудил отказаться от своего намерения.
Все поведение Мейсона свидетельствовало о том, что он не придавал всем этим показаниям особого значения.
Судья Манди взглянул на невозмутимого защитника, затем на Гамильтона Бергера, о чем-то лихорадочно совещавшегося шепотом с Гинзбергом, и произнес:
— Ваш следующий свидетель, господин окружной прокурор.
— Вызовите Фрэнка Каммингза.
Каммингз показал под присягой, что он является шерифом, а также братом тюремной надзирательницы. В четверг утром он сопровождал надзирательницу в квартиру Джозефины Кемптон. Надзирательница вошла внутрь при помощи ключа, полученного от миссис Кемптон, а затем отобрала вещи, которые должна была отнести обвиняемой. Свидетель Каммингз тем временем просверлил небольшое отверстие в косяке над дверью, надел рабочий комбинезон и установил в коридоре стремянку. Когда обвиняемую выпустили из тюрьмы и она пришла к себе домой, свидетель работал, стоя на стремянке, и делал вид, что ремонтирует проводку в коридоре. Как только обвиняемая вошла в свою квартиру, закрыла дверь и заперла ее изнутри, свидетель подвинул стремянку к двери и встал на ступеньки таким образом, что мог заглянуть в просверленное отверстие. И тогда он увидел, что обвиняемая задрала юбку, достала спрятанный в чулок сложенный листок бумаги, подошла к книжной полке, взяла книгу и, открыв ее, положила на стол. Затем она прикрепила чек к странице книги при помощи клейкой ленты и поставила книгу обратно на полку.
Свидетель показал, что он тут же спустился со стремянки, перенес ее в другой конец коридора и подождал, пока обвиняемая покинет свою квартиру. После этого он вновь вошел в квартиру, открыл книгу на упомянутой странице и извлек документ.
— Что это был за документ? — спросил Гамильтон Бергер.
Свидетель усмехнулся.
— Это был чек на двадцать пять тысяч долларов, который был представлен в качестве вещественного доказательства.
— Защита может начинать перекрестный допрос, — сказал Бергер.
Мейсон взглянул на свидетеля с мягкой улыбкой.
— У вас ведь не было разрешения заходить в квартиру ни в первый, ни во второй раз, не так ли?
— Нет, сэр.
— Где вы взяли ключ, при помощи которого вошли в квартиру во второй раз?
— Я изготовил дубликат.
— Вы знали, что не имеете права обыскивать квартиру без ордера на обыск или разрешения владельца?
Свидетель взглянул на Гамильтона Бергера и сказал:
— Тогда я об этом не подумал.
— А теперь вы можете об этом подумать, не так ли?
— Да, сэр.
— Вы ведь несомненно изучали закон, в частности о порядке проведения обысков, перед тем как были назначены шерифом, верно?
— Да, сэр.
— И вы понимали, что совершаемое вами — незаконно?
— Ну, если вы так хотите сформулировать, то да.
— Я хочу сформулировать именно так, — сказал Мейсон. — У меня все. Больше вопросов к этому свидетелю я не имею.
Следующим свидетелем был служащий из зоопарка, показавший, что он был вызван в Стоунхендж; что он прибыл туда в ночь убийства и обнаружил разгуливающих на свободе трех горилл; что до этого ему доводилось несколько раз посещать Стоунхендж в связи с экспериментами Бенджамина Эддикса с гориллами; что ему были знакомы многие гориллы и их характерные особенности поведения; что под его руководством гориллы были возвращены в клетки; что затем он обследовал горилл на предмет обнаружения брызг крови и таковых не обнаружил.
— Защита может задавать вопросы, — сказал Бергер.
— Что вы подразумеваете под брызгами крови?
— Я имею в виду, что их шкуры были тщательно осмотрены с целью выяснить, нет ли на них капель крови.
— Зачем это было сделано?
— Это было сделано по требованию окружного прокурора.
— Чтобы сэкономить время, — сказал Гамильтон Бергер, — я хочу заявить Суду и защите, что мой следующий свидетель, патологоанатом, установил, что характер ран, нанесенных Бенджамину Эддиксу, был таков, что неизбежно должна была ударить струя крови из первой же нанесенной ему в шею раны, которая оказалась смертельной, и что кто бы ни нанес эту рану, он неизбежно должен был оказаться забрызган кровью.
— О, понятно, — кивнул Мейсон, — продолжайте.
— У меня все, — сказал Бергер, — можете продолжать перекрестный допрос.
— Ни на одной из этих горилл не было никаких следов крови?
— Нет. По крайней мере, на шкурах; подождите-ка, у одной из горилл были кровавые пятна — не брызги, а пятна, кровь сочилась из пореза у нее на ступне. Очевидно, она поранила ногу, наступив на острый осколок стекла.
— Откуда вам это известно?
— Потому что там был кусок стекла — осколок игольчатой формы, вонзившийся в ступню гориллы.
— И где этот кусочек стекла?
— О, это был обыкновенный осколок. Я не знаю, куда он потом делся.
— Кто извлек его?
— Я.
— Вы сами извлекли его из ступни гориллы?
— Да.
— Это болезненная процедура?
— Гориллу в тот момент усыпили. Чтобы облегчить поимку, животным дали фрукты с сильнодействующим снотворным. Я обнаружил горилл в крайне возбужденном состоянии. Дикие сторожевые псы устроили всю эту суматоху. Гориллы были очень возбуждены. Вой сирен, собачий лай и другие необычные звуки, полностью изменившие привычную для них обстановку, да еще сознание того, что они нарушают установленный порядок…
— Откуда им это было известно? — спросил Мейсон.
— Потому что они были выпущены из клеток. У горилл очень развитый интеллект. Они знают, когда им полагается сидеть в клетке, и понимают, что оказались на свободе при обстоятельствах, нарушающих установленный порядок.
— У меня все, — сказал Мейсон.
Бергер повернулся к судье:
— А теперь мы вызываем в качестве свидетеля Мортимера Херши.
Херши встал на свидетельское место и показал под присягой, что примерно за две недели до убийства Бенджамин Эддикс запланировал провести крупную деловую операцию; что подробности этой операции были известны только самому хозяину; что свидетелю были известны только некоторые детали, но он абсолютно ничего не знал о намерениях Эддикса; что Эддикс, по своему обыкновению, сохранил в тайне все, касавшееся цели и суммы сделки.
Поздно вечером во вторник, накануне убийства, Эддикс вызвал Натана Фэллона и Мортимера Херши на совещание. Он сообщил им, что хотел бы составить новое завещание, которое впоследствии собирается оформить по установленным законом правилам, или, как он выразился, «со всеми этими юридическими штучками», а в данный момент, поскольку он хочет, чтобы у него в доме все было в полном порядке, он составил вот это новое завещание.
— Он сообщил вам условия завещания?
— Нет, сэр. Не сообщил ничего, креме того, что он чувствует себя виноватым перед Джозефиной Кемптон за несправедливые обвинения в ее адрес и что в связи с находкой, столь драматичным образом доказавшей ее невиновность, он хотел бы завещать кое-что и ей.
— Упоминалось ли в вашем разговоре, что именно он решил ей завещать?
— Нет, только то, что он собирался это сделать.
— Кроме этого, сообщил ли он вам еще что-нибудь о содержании завещания?
— Нет, сэр. Не сообщил. Он просто сказал нам, что хочет обратить наше внимание на составленное им новое завещание; что оно написано им собственноручно; что он поручает мне положить его в надежное место с другими бумагами. Он положил завещание в конверт, заклеил его и попросил мистера Фэллона и меня расписаться на обратной стороне.
— И вы это сделали?
— Да, сэр.
— Вы оба?
— Да, сэр.
— Что было потом?
— В среду мы отправились по маршруту… ну, в этом не было ничего такого необычного — по маршруту собирать деньги.
— Что вы имеете в виду?
— Банковские чеки были оформлены на имя мистера Эддикса. Другие были выписаны на мое имя, и некоторые — на имя Натана Фэллона. Мы отправлялись с этими чеками на дальние окраины, в банки, с которыми поддерживали деловые отношения, и превращали чеки в наличные.
— Какая сумма была у вас, когда вы вернулись в среду вечером?
— Я не вернулся в тот вечер. Я остался у друзей в Санта-Барбаре. Мне сообщили о смерти мистера Эддикса примерно в семь утра в четверг. Я немедленно выехал в Стоунхендж и связался с властями, а затем с поверенным мистера Эддикса из конторы «Хардвик, Карсон и Реддинг».
— И вы получили какую-то сумму денег по некоторым из этих чеков?
— У меня было чуть больше восьмидесяти пяти тысяч долларов.
— Наличными?
— Да, сэр.
— И вы вернули эти деньги мистеру Хардвику?
— Да, сэр.
— Я полагаю, вы можете начинать перекрестный допрос, — сказал Гамильтон Бергер и пояснил судье: — Я вызвал этих свидетелей, Ваша Честь, только для того, чтобы Суд мог составить более полное представление об обстановке.
— Очень хорошо, — согласился судья Манди.
Мейсон улыбнулся Мортимеру Херши:
— Должен ли я так понять, мистер Херши, что ваша поездка для пополнения наличности отнюдь не была чем-то необычным?
— Совершенно верно.
— Мистер Эддикс, когда был жив, часто посылал вас в такие поездки?
— Часто. Да, сэр.
— Куда шли наличные?
— Я полагаю, что почти в каждой операции, которую проводил мистер Эддикс, то есть в каждой крупной операции, данные финансовой отчетности, вероятно, не соответствовали действительности.
— В чем именно заключалось несоответствие?
— Я полагаю, что данные занижались.
— И что происходило потом?
— Ну, полагаю, что какая-то часть наличности оставалась у мистера Эддикса, но я не уверен.
— Мы считаем необходимым указать на то, — сказал Гамильтон Бергер, — что мистер Эддикс занимался весьма сложными деловыми операциями, которые, как выясняется, осуществлялись с грубыми нарушениями правил.
— Не могли бы вы разъяснить более определенно, что вы имеете в виду? — спросил свидетеля Мейсон.
— Ну, например, если мистер Эддикс покупал нефтяное месторождение за сто тысяч долларов, он указывал в соглашении, что пятьдесят тысяч долларов будут выплачены позднее, а двести пятьдесят тысяч долларов должны быть выплачены наличными, то есть общая сумма составляет триста тысяч долларов.
— Но триста тысяч долларов он на самом деле не платил?
— Ну, в данном случае я, разумеется, рассуждаю о чисто гипотетическом случае.
— Я понимаю, продолжайте.
— Обычно при такой сделке он платил, к примеру, пятьдесят тысяч долларов наличными, и это с теми пятьюдесятью тысячами, которые он должен был выплатить позднее, и составляло как раз сто тысяч долларов.
— Но в документах указывалось, что сделка заключена на сумму в триста тысяч долларов? Я правильно понял?
— Да, сэр.
— С какой целью это делалось?
— Я не знаю, сэр, ничего, кроме того, что в таких сделках он подписывал документы, в которых указывалась значительно большая сумма, чем была уплачена на самом деле.
— А как насчет уплаты налогов его партнерами по заключенным контрактам?
— Я полагаю, сэр, что они в своей отчетности указывали именно сто тысяч долларов, хотя в письменном соглашении могла быть и другая цифра. Однако довольно часто происходили неприятности из-за расхождений.
— Другими словами, если сформулировать простым языком, Бенджамин Эддикс пытался надуть налоговое управление?
Херши помедлил, потом произнес:
— Мне кажется, нет, мистер Мейсон. Я тоже так сначала думал. Позднее я пришел к выводу, что здесь дело в другом.
— И в чем же?
— Я думаю, мистер Эддикс был в свое время женат. Я полагаю, что жена его жива и они не развелись. Я думаю, дело в том, что по законам нашего штата все громадное состояние, приобретенное мистером Эддиксом, могло быть объявлено совместным имуществом, если бы женщина, являвшаяся его законной женой, захотела этого. Таким образом, мистер Эддикс так вел свои дела, что в документах фигурировала сравнительно небольшая прибыль. То есть он в случае чего мог оспорить размер совместной собственности, в отличие от его личной собственности.
— У меня все, — сказал Мейсон.
— Мой следующий свидетель — Натан Фэллон, — сказал Бергер.
Натан Фэллон тоже присягнул, но явно было видно, что Фэллон в отличие от Херши не испытывая к своему покойному хозяину ничего, кроме чувства глубокой обиды.
— Где вы находились в ночь убийства?
— В Лас-Вегасе.
— И что вы там делали?
— Занимался манипуляциями с банковскими счетами, чтобы мистер Эддикс мог исказить отчетность и надуть налоговое управление.
— Вам доподлинно известно, что он делал это с целью обмануть налоговое управление?
Свидетель помедлил.
— Не так ли?
— Нет, сэр.
— Следовательно, то, что вы сказали, — это всего лишь предположение?
— Ну, когда человек начинает манипулировать с банковскими счетами, как это делал он, для этого наверняка есть какая-то причина.
— Совершенно справедливо, — сказал Гамильтон Бергер. — Таким образом, если бы вы занимались этим, то делали бы это с целью обмануть налоговое управление; следовательно, исходя из этого вы и предположили, что Бенджамин Эддикс действовал из аналогичных побуждений?
— Вы решили, — спросил Мейсон, — устроить перекрестный допрос своему собственному свидетелю?
— Видите ли, — сказал Гамильтон Бергер, — хотя замечание ваше, скорее всего, излишне, но в конце концов мистер Эддикс не может сам заступиться за себя.
— Ну что ж, — непринужденно обратился Натан Фэллон к Гамильтону Бергеру, — возможно, вы придумаете объяснение получше.
Публика в зале суда грохнула от смеха, и даже судья Манди улыбнулся.
— Мистер Эддикс не посвящал вас в свои секреты?
— Мистер Эддикс не любил меня. Я не любил мистера Эддикса. Полагаю, что в самое ближайшее время я был бы уволен, если бы не смерть мистера Эддикса.
— Вы уехали из Стоунхенджа в среду, в день убийства?
— Да, сэр.
— Во сколько примерно?
— Я вылетел в Лас-Вегас, днем, двухчасовым рейсом.
— Вы получили инструкции касательно того, что должны были делать в Лас-Вегасе?
— Да, сэр. Я должен был вернуться со ста пятьюдесятью тысячами долларов наличными.
— Вы выполнили эту инструкцию?
— Нет, сэр. Не выполнил.
— Почему?
— Потому что не решился носить с собой такую большую сумму наличными. Когда я услышал о смерти мистера Эддикса, я отнес всю наличность в банк и положил ее на счет мистера Эддикса. Я известил по телефону поверенного мистера Эддикса о том, что собираюсь предпринять.
— А мистер Херши покинул Стоунхендж до вас?
— Нет, сэр. Мы ушли с ним одновременно. Мистер Херши отвез меня в аэропорт, а затем поехал в Санта-Барбару.
— Кто находился в Стоунхендже в тот момент, когда вы уходили?
— Бенджамин Эддикс.
— Кто еще?
— Больше никого.
— Но ведь это было довольно необычно?
— Да, сэр. Это было в высшей степени необычно.
— Начинайте перекрестный допрос, — обратился Гамильтон Бергер к Мейсону.
— Почему вы считаете это необычным, мистер Фэллон?
— Потому что обычно кто-то ухаживал за животными, да и дом требовал присмотра со стороны экономки; кроме того, обычно приходили несколько слуг.
— Но когда вы уходили, в доме не было никого, кроме мистера Эддикса?
— Совершенно верно. Несколькими днями раньше мистер Эддикс выразил сильное неудовольствие тем, как содержалась часть дома, отведенная под зоопарк. Он уволил всех служащих, ухаживавших за животными.
— А кто кормил животных, чистил клетки, ну и все остальное, после того как дрессировщики были уволены?
— Мы, — проговорил Фэллон с явным отвращением. — Это как раз и было одной из главных причин возникших между моим хозяином и иной трений. На такого рода работу я не нанимался.
— Вам помогал мистер Херши?
— Мистер Херши и Бенджамин Эддикс. Мы делали это втроем.
— А слуги, кто занимался домашним хозяйством?
— Никаких слуг не было. Домашним хозяйством никто не занимался.
— Случались ли вследствие этого какие-нибудь происшествия?
— Да, сэр.
— Какие?
— На мистера Эддикса напала одна из горилл, она просунула лапу сквозь прутья решетки, схватила Эддикса за пиджак и притянула его к клетке. Я закричал и принялся стучать по решетке скребком, которым чистил клетки, а мистер Эддикс рванулся, и ему удалось высвободиться.
— Он получил какие-нибудь повреждения?
— Да, сэр. У него был серьезный вывих ноги, а также глубокие царапины на лице.
— Когда это произошло?
— В понедельник утром.
— У меня все, — сказал Мейсон, — больше вопросов нет.
Гамильтон Бергер вызвал в качестве свидетеля фотографа, который продемонстрировал фотографии лежащего на полу тела и расположение пятен крови, брызнувшей из раны на шее на стену и ковер. Он также представил снимки лица мистера Эддикса, на котором были видны царапины от когтей гориллы.
— Задавайте вопросы, — сказал Гамильтон Бергер.
— Я обратил внимание, что здесь две разные фотографии лица убитого, — сказал Мейсон, — на одной из них хорошо заметна щетина, а на другой лицо убитого чисто выбрито.
— Первая была сделана до того, как тело перевезли в морг, а вторая — вскоре после вскрытия. Служащий морга побрил лицо покойника, когда готовил того для погребальной церемонии.
— То есть вы сфотографировали тело, а после этого вас послали сделать еще несколько фотографий? Я правильно понял?
— Да, сэр.
— С какой целью это было сделано?
— Я не знаю.
— Но вы получили инструкцию пойти в морг и сделать еще несколько фотографий, на которых были бы хорошо видны черты лица?
— Да.
— Чисто выбритого?
— Да.
— С целью опознания?
— Мне неизвестно, с какой целью. Мне велели их сделать, и я сделал.
— Благодарю вас, — проговорил с улыбкой Мейсон. — У меня все.
— У нас по этому делу все, Ваша Честь, — сказал Гамильтон Бергер.
— Хотел бы обратить внимание Высокого Суда на тот факт, — сказал Мейсон, — что я просил разрешения задать на перекрестном допросе еще несколько вопросов после выяснения одной проблемы. Я прошу вас предоставить мне возможность уточнить один технический вопрос посоветоваться со своим компаньоном. Приближается время обеденного перерыва. Не мог бы суд продолжить слушание дела завтра утром в десять часов?
Судья Манди покачал толовой:
— У вас была возможность подготовиться к слушанию дела, мистер Мейсон. Окружной прокурор в самом начале слушания дела предложил вам попросить отсрочку. Суд не собирается проводить слушание по частям. Я объявляю перерыв на пятнадцать минут, так что у вас будет возможность посоветоваться. Суд объявляет перерыв на пятнадцать минут.
Судья Манди ушел в свою комнату.
Мейсон подошел к миссис Кемптон, сидевшей под охраной надзирательницы.
— Извините меня, — прошептала ему миссис Кемптон. — Я пыталась всех перехитрить и только сама себе навредила. Вызовите меня для дачи показаний, и я расскажу чистую правду и все объясню.
— Объясните прямо здесь и сейчас. Вы мне лгали?
— Только в том, что касалось чека, да и то я, собственно, не лгала. Я просто умолчала о нем.
— Отлично, так откуда же у вас этот чек?
— С маленького столика возле кровати мистера Эддикса. Он был сильно пьян и спал. Чек лежал там, выписанный на мое имя. Я сразу поняла, что он собирается дать его мне…
— Постойте-ка, вы хотите сказать, что он был выписан на ваше имя?
— Ну да, там было написано на обороте.
— То есть вы имеете в виду, что это не вы подделали передаточную надпись?
— Конечно нет. Все уже было подписано, когда я увидела его в первый раз, поэтому и взяла. Я знала, что для этого он меня и позвал туда.
— Вы что, думаете, кто-нибудь в это поверит?
— А почему нет? Ведь это же правда.
— В общем, так: нельзя, чтобы хоть кто-нибудь услышал это от вас до тех пор, пока мы не сможем кое-что проверить.
— Мистер Мейсон, я хочу, чтобы вы вызвали меня для дачи показаний. Я хочу рассказать им, что там произошло в действительности.
Мейсон покачал головой:
— Лучше, если пока будем говорить только мы.
— Вы думаете, я лгу?
— Необязательно.
— Нет, вы так думаете.
— Ну что ж, вы ведь уже рассказали нам одну историю, и в результате мы оказались совершенно не готовы к тому, что нас ткнут носом в этот чек.
— Я просто умолчала об этом. Я не лгала вам. Просто я не рассказала вам кое о чем, вот и все.
— Если я вызову вас для дачи показаний, они распнут вас, — сказал Мейсон. Он повернулся к Этне: — Время нас уже поджимает, Джим. Нужно что-то делать.
— Давайте еще раз попробуем получить отсрочку до завтрашнего утра.
— Судья не даст нам ее. Он собирается закончить слушание дела сегодня. Поскольку это всего лишь предварительное слушание, он считает, что у Суда уже вполне достаточно данных для предъявления обвинения нашей подзащитной.
— Ну и что же мы будем делать? Мы не можем вызвать ее для дачи показаний.
— Любой адвокат время от времени попадает в такие ситуации, Джим, — сказал Мейсон. — Нам нужно придумать что-нибудь и затянуть все это, пока судье не придется объявить вечером перерыв.
— Но мы ничего не можем сделать, — сказал Этна, — они запустили в нас мячом, а нам некуда бежать. История с чеком и неуклюже подделанной подписью — у нас нет никакого объяснения для нее. А если мы не сумеем все объяснить, нас побьют. Я уже вообще жалею, что взялся за ее дело, несмотря на полагающийся мне по нашему соглашению гонорар. Я…
Мейсон покачал головой:
— Нужно принимать все таким, как оно есть. Нельзя же все время только сливки снимать. Время от времени судьба неизбежно преподносит нам какой-нибудь сюрприз.
— Мы честно пытались помочь Джозефине Кемптон. Она не имела права делать из нас мартышек, — сказал Этна.
— Да, довольно неплохая шутка, — усмехнулся Мейсон.
Этна тоже улыбнулся, хотя и не вполне искренне:
— Ну, может быть, я не совсем удачно выразился, но эти россказни о горилле… А тут еще она преподносит нам совершенно идиотскую историю с чеком — ведь ее уличили в том, что она пыталась все это утаить!
— Ну ладно, — сказал Мейсон, — нам нужно тянуть время до тех пор, пока что-нибудь для нас не прояснится.
— Каким образом вы собираетесь тянуть время?
— Я оставил себе лазейку, — сказал Мейсон, — во время перекрестного допроса эксперта. Здесь есть один момент, о котором, я полагаю, им ничего не известно. Вы когда-нибудь слышали о докторе Градволе из Сент-Луиса?
Этна покачал головой.
— Ну как же, — сказал Мейсон, — я думаю, ему больше, чем кому бы то ни было, можно было поставить в заслугу основание Американской академии судебной медицины, и он в последнее время занимается кое-какими исследованиями, от которых у наших противников, похоже, начнется головная боль. Я не собирался поднимать этот вопрос до тех пор, пока не проверю некоторые технические подробности, однако… А вот и судья!
Мейсон показал на открывшуюся дверь совещательной комнаты, из которой в зал суда вышел судья Манди.
17
— Я мог разглядеть, что это был сложенный листок бумаги.
— Откуда же тогда вы знаете, что это был чек?
— Я проверил машину за десять минут до того, как обвиняемую выпустили. Тогда чек находился между сиденьем и спинкой. Как только обвиняемая покинула гараж, я в сопровождении других свидетелей вернулся туда и проверил машину. Чек исчез.
— Оставалась ли машина в это время вне поля зрения?
— Нет, сэр. Мы не сводили глаз с машины.
— Защита может задавать вопросы, — сказал Бергер.
Мейсон зевнул, взглянул на часы и произнес:
— Вопросов нет.
— То есть как?! — воскликнул в изумлении Бергер.
— Вопросов нет, — повторил Мейсон.
— Тогда с этим все, — сказал судья Манди, — у вас есть еще свидетели, мистер Бергер?
Бергер в явном замешательстве взглянул на Мейсона.
Этна наклонился, чтобы что-то прошептать, но Мейсон, тихонько толкнув его под столом, вынудил отказаться от своего намерения.
Все поведение Мейсона свидетельствовало о том, что он не придавал всем этим показаниям особого значения.
Судья Манди взглянул на невозмутимого защитника, затем на Гамильтона Бергера, о чем-то лихорадочно совещавшегося шепотом с Гинзбергом, и произнес:
— Ваш следующий свидетель, господин окружной прокурор.
— Вызовите Фрэнка Каммингза.
Каммингз показал под присягой, что он является шерифом, а также братом тюремной надзирательницы. В четверг утром он сопровождал надзирательницу в квартиру Джозефины Кемптон. Надзирательница вошла внутрь при помощи ключа, полученного от миссис Кемптон, а затем отобрала вещи, которые должна была отнести обвиняемой. Свидетель Каммингз тем временем просверлил небольшое отверстие в косяке над дверью, надел рабочий комбинезон и установил в коридоре стремянку. Когда обвиняемую выпустили из тюрьмы и она пришла к себе домой, свидетель работал, стоя на стремянке, и делал вид, что ремонтирует проводку в коридоре. Как только обвиняемая вошла в свою квартиру, закрыла дверь и заперла ее изнутри, свидетель подвинул стремянку к двери и встал на ступеньки таким образом, что мог заглянуть в просверленное отверстие. И тогда он увидел, что обвиняемая задрала юбку, достала спрятанный в чулок сложенный листок бумаги, подошла к книжной полке, взяла книгу и, открыв ее, положила на стол. Затем она прикрепила чек к странице книги при помощи клейкой ленты и поставила книгу обратно на полку.
Свидетель показал, что он тут же спустился со стремянки, перенес ее в другой конец коридора и подождал, пока обвиняемая покинет свою квартиру. После этого он вновь вошел в квартиру, открыл книгу на упомянутой странице и извлек документ.
— Что это был за документ? — спросил Гамильтон Бергер.
Свидетель усмехнулся.
— Это был чек на двадцать пять тысяч долларов, который был представлен в качестве вещественного доказательства.
— Защита может начинать перекрестный допрос, — сказал Бергер.
Мейсон взглянул на свидетеля с мягкой улыбкой.
— У вас ведь не было разрешения заходить в квартиру ни в первый, ни во второй раз, не так ли?
— Нет, сэр.
— Где вы взяли ключ, при помощи которого вошли в квартиру во второй раз?
— Я изготовил дубликат.
— Вы знали, что не имеете права обыскивать квартиру без ордера на обыск или разрешения владельца?
Свидетель взглянул на Гамильтона Бергера и сказал:
— Тогда я об этом не подумал.
— А теперь вы можете об этом подумать, не так ли?
— Да, сэр.
— Вы ведь несомненно изучали закон, в частности о порядке проведения обысков, перед тем как были назначены шерифом, верно?
— Да, сэр.
— И вы понимали, что совершаемое вами — незаконно?
— Ну, если вы так хотите сформулировать, то да.
— Я хочу сформулировать именно так, — сказал Мейсон. — У меня все. Больше вопросов к этому свидетелю я не имею.
Следующим свидетелем был служащий из зоопарка, показавший, что он был вызван в Стоунхендж; что он прибыл туда в ночь убийства и обнаружил разгуливающих на свободе трех горилл; что до этого ему доводилось несколько раз посещать Стоунхендж в связи с экспериментами Бенджамина Эддикса с гориллами; что ему были знакомы многие гориллы и их характерные особенности поведения; что под его руководством гориллы были возвращены в клетки; что затем он обследовал горилл на предмет обнаружения брызг крови и таковых не обнаружил.
— Защита может задавать вопросы, — сказал Бергер.
— Что вы подразумеваете под брызгами крови?
— Я имею в виду, что их шкуры были тщательно осмотрены с целью выяснить, нет ли на них капель крови.
— Зачем это было сделано?
— Это было сделано по требованию окружного прокурора.
— Чтобы сэкономить время, — сказал Гамильтон Бергер, — я хочу заявить Суду и защите, что мой следующий свидетель, патологоанатом, установил, что характер ран, нанесенных Бенджамину Эддиксу, был таков, что неизбежно должна была ударить струя крови из первой же нанесенной ему в шею раны, которая оказалась смертельной, и что кто бы ни нанес эту рану, он неизбежно должен был оказаться забрызган кровью.
— О, понятно, — кивнул Мейсон, — продолжайте.
— У меня все, — сказал Бергер, — можете продолжать перекрестный допрос.
— Ни на одной из этих горилл не было никаких следов крови?
— Нет. По крайней мере, на шкурах; подождите-ка, у одной из горилл были кровавые пятна — не брызги, а пятна, кровь сочилась из пореза у нее на ступне. Очевидно, она поранила ногу, наступив на острый осколок стекла.
— Откуда вам это известно?
— Потому что там был кусок стекла — осколок игольчатой формы, вонзившийся в ступню гориллы.
— И где этот кусочек стекла?
— О, это был обыкновенный осколок. Я не знаю, куда он потом делся.
— Кто извлек его?
— Я.
— Вы сами извлекли его из ступни гориллы?
— Да.
— Это болезненная процедура?
— Гориллу в тот момент усыпили. Чтобы облегчить поимку, животным дали фрукты с сильнодействующим снотворным. Я обнаружил горилл в крайне возбужденном состоянии. Дикие сторожевые псы устроили всю эту суматоху. Гориллы были очень возбуждены. Вой сирен, собачий лай и другие необычные звуки, полностью изменившие привычную для них обстановку, да еще сознание того, что они нарушают установленный порядок…
— Откуда им это было известно? — спросил Мейсон.
— Потому что они были выпущены из клеток. У горилл очень развитый интеллект. Они знают, когда им полагается сидеть в клетке, и понимают, что оказались на свободе при обстоятельствах, нарушающих установленный порядок.
— У меня все, — сказал Мейсон.
Бергер повернулся к судье:
— А теперь мы вызываем в качестве свидетеля Мортимера Херши.
Херши встал на свидетельское место и показал под присягой, что примерно за две недели до убийства Бенджамин Эддикс запланировал провести крупную деловую операцию; что подробности этой операции были известны только самому хозяину; что свидетелю были известны только некоторые детали, но он абсолютно ничего не знал о намерениях Эддикса; что Эддикс, по своему обыкновению, сохранил в тайне все, касавшееся цели и суммы сделки.
Поздно вечером во вторник, накануне убийства, Эддикс вызвал Натана Фэллона и Мортимера Херши на совещание. Он сообщил им, что хотел бы составить новое завещание, которое впоследствии собирается оформить по установленным законом правилам, или, как он выразился, «со всеми этими юридическими штучками», а в данный момент, поскольку он хочет, чтобы у него в доме все было в полном порядке, он составил вот это новое завещание.
— Он сообщил вам условия завещания?
— Нет, сэр. Не сообщил ничего, креме того, что он чувствует себя виноватым перед Джозефиной Кемптон за несправедливые обвинения в ее адрес и что в связи с находкой, столь драматичным образом доказавшей ее невиновность, он хотел бы завещать кое-что и ей.
— Упоминалось ли в вашем разговоре, что именно он решил ей завещать?
— Нет, только то, что он собирался это сделать.
— Кроме этого, сообщил ли он вам еще что-нибудь о содержании завещания?
— Нет, сэр. Не сообщил. Он просто сказал нам, что хочет обратить наше внимание на составленное им новое завещание; что оно написано им собственноручно; что он поручает мне положить его в надежное место с другими бумагами. Он положил завещание в конверт, заклеил его и попросил мистера Фэллона и меня расписаться на обратной стороне.
— И вы это сделали?
— Да, сэр.
— Вы оба?
— Да, сэр.
— Что было потом?
— В среду мы отправились по маршруту… ну, в этом не было ничего такого необычного — по маршруту собирать деньги.
— Что вы имеете в виду?
— Банковские чеки были оформлены на имя мистера Эддикса. Другие были выписаны на мое имя, и некоторые — на имя Натана Фэллона. Мы отправлялись с этими чеками на дальние окраины, в банки, с которыми поддерживали деловые отношения, и превращали чеки в наличные.
— Какая сумма была у вас, когда вы вернулись в среду вечером?
— Я не вернулся в тот вечер. Я остался у друзей в Санта-Барбаре. Мне сообщили о смерти мистера Эддикса примерно в семь утра в четверг. Я немедленно выехал в Стоунхендж и связался с властями, а затем с поверенным мистера Эддикса из конторы «Хардвик, Карсон и Реддинг».
— И вы получили какую-то сумму денег по некоторым из этих чеков?
— У меня было чуть больше восьмидесяти пяти тысяч долларов.
— Наличными?
— Да, сэр.
— И вы вернули эти деньги мистеру Хардвику?
— Да, сэр.
— Я полагаю, вы можете начинать перекрестный допрос, — сказал Гамильтон Бергер и пояснил судье: — Я вызвал этих свидетелей, Ваша Честь, только для того, чтобы Суд мог составить более полное представление об обстановке.
— Очень хорошо, — согласился судья Манди.
Мейсон улыбнулся Мортимеру Херши:
— Должен ли я так понять, мистер Херши, что ваша поездка для пополнения наличности отнюдь не была чем-то необычным?
— Совершенно верно.
— Мистер Эддикс, когда был жив, часто посылал вас в такие поездки?
— Часто. Да, сэр.
— Куда шли наличные?
— Я полагаю, что почти в каждой операции, которую проводил мистер Эддикс, то есть в каждой крупной операции, данные финансовой отчетности, вероятно, не соответствовали действительности.
— В чем именно заключалось несоответствие?
— Я полагаю, что данные занижались.
— И что происходило потом?
— Ну, полагаю, что какая-то часть наличности оставалась у мистера Эддикса, но я не уверен.
— Мы считаем необходимым указать на то, — сказал Гамильтон Бергер, — что мистер Эддикс занимался весьма сложными деловыми операциями, которые, как выясняется, осуществлялись с грубыми нарушениями правил.
— Не могли бы вы разъяснить более определенно, что вы имеете в виду? — спросил свидетеля Мейсон.
— Ну, например, если мистер Эддикс покупал нефтяное месторождение за сто тысяч долларов, он указывал в соглашении, что пятьдесят тысяч долларов будут выплачены позднее, а двести пятьдесят тысяч долларов должны быть выплачены наличными, то есть общая сумма составляет триста тысяч долларов.
— Но триста тысяч долларов он на самом деле не платил?
— Ну, в данном случае я, разумеется, рассуждаю о чисто гипотетическом случае.
— Я понимаю, продолжайте.
— Обычно при такой сделке он платил, к примеру, пятьдесят тысяч долларов наличными, и это с теми пятьюдесятью тысячами, которые он должен был выплатить позднее, и составляло как раз сто тысяч долларов.
— Но в документах указывалось, что сделка заключена на сумму в триста тысяч долларов? Я правильно понял?
— Да, сэр.
— С какой целью это делалось?
— Я не знаю, сэр, ничего, кроме того, что в таких сделках он подписывал документы, в которых указывалась значительно большая сумма, чем была уплачена на самом деле.
— А как насчет уплаты налогов его партнерами по заключенным контрактам?
— Я полагаю, сэр, что они в своей отчетности указывали именно сто тысяч долларов, хотя в письменном соглашении могла быть и другая цифра. Однако довольно часто происходили неприятности из-за расхождений.
— Другими словами, если сформулировать простым языком, Бенджамин Эддикс пытался надуть налоговое управление?
Херши помедлил, потом произнес:
— Мне кажется, нет, мистер Мейсон. Я тоже так сначала думал. Позднее я пришел к выводу, что здесь дело в другом.
— И в чем же?
— Я думаю, мистер Эддикс был в свое время женат. Я полагаю, что жена его жива и они не развелись. Я думаю, дело в том, что по законам нашего штата все громадное состояние, приобретенное мистером Эддиксом, могло быть объявлено совместным имуществом, если бы женщина, являвшаяся его законной женой, захотела этого. Таким образом, мистер Эддикс так вел свои дела, что в документах фигурировала сравнительно небольшая прибыль. То есть он в случае чего мог оспорить размер совместной собственности, в отличие от его личной собственности.
— У меня все, — сказал Мейсон.
— Мой следующий свидетель — Натан Фэллон, — сказал Бергер.
Натан Фэллон тоже присягнул, но явно было видно, что Фэллон в отличие от Херши не испытывая к своему покойному хозяину ничего, кроме чувства глубокой обиды.
— Где вы находились в ночь убийства?
— В Лас-Вегасе.
— И что вы там делали?
— Занимался манипуляциями с банковскими счетами, чтобы мистер Эддикс мог исказить отчетность и надуть налоговое управление.
— Вам доподлинно известно, что он делал это с целью обмануть налоговое управление?
Свидетель помедлил.
— Не так ли?
— Нет, сэр.
— Следовательно, то, что вы сказали, — это всего лишь предположение?
— Ну, когда человек начинает манипулировать с банковскими счетами, как это делал он, для этого наверняка есть какая-то причина.
— Совершенно справедливо, — сказал Гамильтон Бергер. — Таким образом, если бы вы занимались этим, то делали бы это с целью обмануть налоговое управление; следовательно, исходя из этого вы и предположили, что Бенджамин Эддикс действовал из аналогичных побуждений?
— Вы решили, — спросил Мейсон, — устроить перекрестный допрос своему собственному свидетелю?
— Видите ли, — сказал Гамильтон Бергер, — хотя замечание ваше, скорее всего, излишне, но в конце концов мистер Эддикс не может сам заступиться за себя.
— Ну что ж, — непринужденно обратился Натан Фэллон к Гамильтону Бергеру, — возможно, вы придумаете объяснение получше.
Публика в зале суда грохнула от смеха, и даже судья Манди улыбнулся.
— Мистер Эддикс не посвящал вас в свои секреты?
— Мистер Эддикс не любил меня. Я не любил мистера Эддикса. Полагаю, что в самое ближайшее время я был бы уволен, если бы не смерть мистера Эддикса.
— Вы уехали из Стоунхенджа в среду, в день убийства?
— Да, сэр.
— Во сколько примерно?
— Я вылетел в Лас-Вегас, днем, двухчасовым рейсом.
— Вы получили инструкции касательно того, что должны были делать в Лас-Вегасе?
— Да, сэр. Я должен был вернуться со ста пятьюдесятью тысячами долларов наличными.
— Вы выполнили эту инструкцию?
— Нет, сэр. Не выполнил.
— Почему?
— Потому что не решился носить с собой такую большую сумму наличными. Когда я услышал о смерти мистера Эддикса, я отнес всю наличность в банк и положил ее на счет мистера Эддикса. Я известил по телефону поверенного мистера Эддикса о том, что собираюсь предпринять.
— А мистер Херши покинул Стоунхендж до вас?
— Нет, сэр. Мы ушли с ним одновременно. Мистер Херши отвез меня в аэропорт, а затем поехал в Санта-Барбару.
— Кто находился в Стоунхендже в тот момент, когда вы уходили?
— Бенджамин Эддикс.
— Кто еще?
— Больше никого.
— Но ведь это было довольно необычно?
— Да, сэр. Это было в высшей степени необычно.
— Начинайте перекрестный допрос, — обратился Гамильтон Бергер к Мейсону.
— Почему вы считаете это необычным, мистер Фэллон?
— Потому что обычно кто-то ухаживал за животными, да и дом требовал присмотра со стороны экономки; кроме того, обычно приходили несколько слуг.
— Но когда вы уходили, в доме не было никого, кроме мистера Эддикса?
— Совершенно верно. Несколькими днями раньше мистер Эддикс выразил сильное неудовольствие тем, как содержалась часть дома, отведенная под зоопарк. Он уволил всех служащих, ухаживавших за животными.
— А кто кормил животных, чистил клетки, ну и все остальное, после того как дрессировщики были уволены?
— Мы, — проговорил Фэллон с явным отвращением. — Это как раз и было одной из главных причин возникших между моим хозяином и иной трений. На такого рода работу я не нанимался.
— Вам помогал мистер Херши?
— Мистер Херши и Бенджамин Эддикс. Мы делали это втроем.
— А слуги, кто занимался домашним хозяйством?
— Никаких слуг не было. Домашним хозяйством никто не занимался.
— Случались ли вследствие этого какие-нибудь происшествия?
— Да, сэр.
— Какие?
— На мистера Эддикса напала одна из горилл, она просунула лапу сквозь прутья решетки, схватила Эддикса за пиджак и притянула его к клетке. Я закричал и принялся стучать по решетке скребком, которым чистил клетки, а мистер Эддикс рванулся, и ему удалось высвободиться.
— Он получил какие-нибудь повреждения?
— Да, сэр. У него был серьезный вывих ноги, а также глубокие царапины на лице.
— Когда это произошло?
— В понедельник утром.
— У меня все, — сказал Мейсон, — больше вопросов нет.
Гамильтон Бергер вызвал в качестве свидетеля фотографа, который продемонстрировал фотографии лежащего на полу тела и расположение пятен крови, брызнувшей из раны на шее на стену и ковер. Он также представил снимки лица мистера Эддикса, на котором были видны царапины от когтей гориллы.
— Задавайте вопросы, — сказал Гамильтон Бергер.
— Я обратил внимание, что здесь две разные фотографии лица убитого, — сказал Мейсон, — на одной из них хорошо заметна щетина, а на другой лицо убитого чисто выбрито.
— Первая была сделана до того, как тело перевезли в морг, а вторая — вскоре после вскрытия. Служащий морга побрил лицо покойника, когда готовил того для погребальной церемонии.
— То есть вы сфотографировали тело, а после этого вас послали сделать еще несколько фотографий? Я правильно понял?
— Да, сэр.
— С какой целью это было сделано?
— Я не знаю.
— Но вы получили инструкцию пойти в морг и сделать еще несколько фотографий, на которых были бы хорошо видны черты лица?
— Да.
— Чисто выбритого?
— Да.
— С целью опознания?
— Мне неизвестно, с какой целью. Мне велели их сделать, и я сделал.
— Благодарю вас, — проговорил с улыбкой Мейсон. — У меня все.
— У нас по этому делу все, Ваша Честь, — сказал Гамильтон Бергер.
— Хотел бы обратить внимание Высокого Суда на тот факт, — сказал Мейсон, — что я просил разрешения задать на перекрестном допросе еще несколько вопросов после выяснения одной проблемы. Я прошу вас предоставить мне возможность уточнить один технический вопрос посоветоваться со своим компаньоном. Приближается время обеденного перерыва. Не мог бы суд продолжить слушание дела завтра утром в десять часов?
Судья Манди покачал толовой:
— У вас была возможность подготовиться к слушанию дела, мистер Мейсон. Окружной прокурор в самом начале слушания дела предложил вам попросить отсрочку. Суд не собирается проводить слушание по частям. Я объявляю перерыв на пятнадцать минут, так что у вас будет возможность посоветоваться. Суд объявляет перерыв на пятнадцать минут.
Судья Манди ушел в свою комнату.
Мейсон подошел к миссис Кемптон, сидевшей под охраной надзирательницы.
— Извините меня, — прошептала ему миссис Кемптон. — Я пыталась всех перехитрить и только сама себе навредила. Вызовите меня для дачи показаний, и я расскажу чистую правду и все объясню.
— Объясните прямо здесь и сейчас. Вы мне лгали?
— Только в том, что касалось чека, да и то я, собственно, не лгала. Я просто умолчала о нем.
— Отлично, так откуда же у вас этот чек?
— С маленького столика возле кровати мистера Эддикса. Он был сильно пьян и спал. Чек лежал там, выписанный на мое имя. Я сразу поняла, что он собирается дать его мне…
— Постойте-ка, вы хотите сказать, что он был выписан на ваше имя?
— Ну да, там было написано на обороте.
— То есть вы имеете в виду, что это не вы подделали передаточную надпись?
— Конечно нет. Все уже было подписано, когда я увидела его в первый раз, поэтому и взяла. Я знала, что для этого он меня и позвал туда.
— Вы что, думаете, кто-нибудь в это поверит?
— А почему нет? Ведь это же правда.
— В общем, так: нельзя, чтобы хоть кто-нибудь услышал это от вас до тех пор, пока мы не сможем кое-что проверить.
— Мистер Мейсон, я хочу, чтобы вы вызвали меня для дачи показаний. Я хочу рассказать им, что там произошло в действительности.
Мейсон покачал головой:
— Лучше, если пока будем говорить только мы.
— Вы думаете, я лгу?
— Необязательно.
— Нет, вы так думаете.
— Ну что ж, вы ведь уже рассказали нам одну историю, и в результате мы оказались совершенно не готовы к тому, что нас ткнут носом в этот чек.
— Я просто умолчала об этом. Я не лгала вам. Просто я не рассказала вам кое о чем, вот и все.
— Если я вызову вас для дачи показаний, они распнут вас, — сказал Мейсон. Он повернулся к Этне: — Время нас уже поджимает, Джим. Нужно что-то делать.
— Давайте еще раз попробуем получить отсрочку до завтрашнего утра.
— Судья не даст нам ее. Он собирается закончить слушание дела сегодня. Поскольку это всего лишь предварительное слушание, он считает, что у Суда уже вполне достаточно данных для предъявления обвинения нашей подзащитной.
— Ну и что же мы будем делать? Мы не можем вызвать ее для дачи показаний.
— Любой адвокат время от времени попадает в такие ситуации, Джим, — сказал Мейсон. — Нам нужно придумать что-нибудь и затянуть все это, пока судье не придется объявить вечером перерыв.
— Но мы ничего не можем сделать, — сказал Этна, — они запустили в нас мячом, а нам некуда бежать. История с чеком и неуклюже подделанной подписью — у нас нет никакого объяснения для нее. А если мы не сумеем все объяснить, нас побьют. Я уже вообще жалею, что взялся за ее дело, несмотря на полагающийся мне по нашему соглашению гонорар. Я…
Мейсон покачал головой:
— Нужно принимать все таким, как оно есть. Нельзя же все время только сливки снимать. Время от времени судьба неизбежно преподносит нам какой-нибудь сюрприз.
— Мы честно пытались помочь Джозефине Кемптон. Она не имела права делать из нас мартышек, — сказал Этна.
— Да, довольно неплохая шутка, — усмехнулся Мейсон.
Этна тоже улыбнулся, хотя и не вполне искренне:
— Ну, может быть, я не совсем удачно выразился, но эти россказни о горилле… А тут еще она преподносит нам совершенно идиотскую историю с чеком — ведь ее уличили в том, что она пыталась все это утаить!
— Ну ладно, — сказал Мейсон, — нам нужно тянуть время до тех пор, пока что-нибудь для нас не прояснится.
— Каким образом вы собираетесь тянуть время?
— Я оставил себе лазейку, — сказал Мейсон, — во время перекрестного допроса эксперта. Здесь есть один момент, о котором, я полагаю, им ничего не известно. Вы когда-нибудь слышали о докторе Градволе из Сент-Луиса?
Этна покачал головой.
— Ну как же, — сказал Мейсон, — я думаю, ему больше, чем кому бы то ни было, можно было поставить в заслугу основание Американской академии судебной медицины, и он в последнее время занимается кое-какими исследованиями, от которых у наших противников, похоже, начнется головная боль. Я не собирался поднимать этот вопрос до тех пор, пока не проверю некоторые технические подробности, однако… А вот и судья!
Мейсон показал на открывшуюся дверь совещательной комнаты, из которой в зал суда вышел судья Манди.
17
Судья Манди взглянул на свои часы.
— Прошу вас, господа, побыстрее закончить слушание по этому делу. Как мне представляется, ничто не должно нам помешать уже сегодня вынести решение.
— Если Высокий Суд не возражает, — сказал Мейсон, — мы договорились провести перекрестный допрос Филина Гротона.
— Но ведь речь шла, по-моему, о его профессиональной компетентности? — спросил судья Манди.
— Да, это имеет отношение к его профессиональной компетентности.
— Что, неужели есть какие-то основания сомневаться в компетентности мистера Гротона? Завтра в суде и так очень насыщенный день.
— Я полагаю, если Суд не будет возражать, что интересы моего клиента требуют…
— Ну хорошо, хорошо, но Суд предупреждает вас, мистер Мейсон, что он не собирается мириться с тактикой умышленного затягивания процесса. Это предварительное следствие. Это не судебный процесс с участием присяжных заседателей. Суду достаточно хорошо известна квалификация мистера Гротона. Мистер Гротон десятки раз проводил экспертизы для суда. Более того, я полагаю, что и защите прекрасно известна квалификация мистера Гротона. Займите место свидетеля, мистер Гротон.
Гротон вновь занял место свидетеля.
Мейсон сказал:
— Прошу вас, господа, побыстрее закончить слушание по этому делу. Как мне представляется, ничто не должно нам помешать уже сегодня вынести решение.
— Если Высокий Суд не возражает, — сказал Мейсон, — мы договорились провести перекрестный допрос Филина Гротона.
— Но ведь речь шла, по-моему, о его профессиональной компетентности? — спросил судья Манди.
— Да, это имеет отношение к его профессиональной компетентности.
— Что, неужели есть какие-то основания сомневаться в компетентности мистера Гротона? Завтра в суде и так очень насыщенный день.
— Я полагаю, если Суд не будет возражать, что интересы моего клиента требуют…
— Ну хорошо, хорошо, но Суд предупреждает вас, мистер Мейсон, что он не собирается мириться с тактикой умышленного затягивания процесса. Это предварительное следствие. Это не судебный процесс с участием присяжных заседателей. Суду достаточно хорошо известна квалификация мистера Гротона. Мистер Гротон десятки раз проводил экспертизы для суда. Более того, я полагаю, что и защите прекрасно известна квалификация мистера Гротона. Займите место свидетеля, мистер Гротон.
Гротон вновь занял место свидетеля.
Мейсон сказал: