— Да, как раз на том месте, куда они привезли нас прошлой ночью — где мы вышли из машины.
Мейсон повернулся к Этне:
— Но вы ведь не могли туда проехать?
— Нет, конечно, я оставил машину снаружи и подошел к двери. Я махнул рукой, и миссис Кемптон выбежала. А что! Это имеет какое-либо значение?
— Да, именно это я и рассчитывал услышать.
— Я не улавливаю, — сказал Этна.
— Миссис Кемптон, — сказал Мейсон, — вы кое-что скрыли от нас.
— Что вы имеете в виду?
— Вы скрыли от нас нечто очень важное, некий факт, который…
Она прервала его, отрицательно покачав головой:
— Я рассказала вам абсолютно все, мистер Мейсон.
— И мистер Этна повез вас прямо сюда? — спросил Мейсон.
— Он сначала завез меня домой. Я забежала буквально на пять или десять минут, и мы поехали сюда.
— Она хотела задать вам несколько вопросов, — сказал Этна.
Миссис Кемптон кивнула:
— Мистер Мейсон, если человек умирает — что происходит с его банковским счетом… я имею в виду его неоплаченные чеки?
Мейсон пожал плечами:
— От чеков нет никакого проку после того, как человек умер. Его банковский счет замораживается. Как только банк получает извещение о смерти клиента, он прекращает оплату всех чеков.
— А если на чеке гарантийная подпись кассира банка?
— Подписанные кассиром чеки, — сказал Мейсон, — оплачивает банк. Банки не умирают.
— А если он… ну, я просто интересуюсь…
— Почему вы этим интересуетесь? — спросил Мейсон.
— Ну… просто в связи с теми способами, которыми мистер Эддикс делал бизнес. Вы ведь знаете, мистер Мейсон, он очень многие дела проворачивал, используя наличные. Занимаясь разными махинациями, он имел обыкновение платить наличными или банковскими чеками. Он обычно покупал чеки в разных банках, а затем делал на них передаточную надпись.
— И вас интересует, не стал ли банковский чек с его передаточной надписью недействительным, если он умер раньше, чем чек был оплачен?
— Верно.
— А почему?
— Ну, просто для того, чтобы составить об этом для себя четкое представление.
Мейсон сказал:
— Банковский чек должен быть оплачен, а вот теперь давайте рассказывайте, что там произошло на самом деле.
— Хорошо, — согласилась она. — Я расскажу вам правду, я расскажу вам всю правду, и вы тогда сможете посоветовать мне, что делать. Едва ли я осмелюсь рассказать об этом еще кому-нибудь, поскольку все выглядит таким…
— Что вы сказали газетчикам? — перебил ее Мейсон.
— Ничего.
— Они с вами беседовали?
— Нет. В полиции мне сказали, что отпустят меня рано утром и газетчики ничего об этом не будут знать. Они дали мне возможность прийти в себя.
Мейсон повернулся к Этне:
— Дело с каждой минутой принимает все более дурацкий оборот.
— Да, но, в конце концов, могут же и полицейские проявить тактичность, — сказал Этна.
— Конечно, могут, — согласился Мейсон, — но они ни за что не станут ради этого настраивать против себя всех газетчиков.
— Но в этот раз они поступили именно так.
— Черт побери, вот это меня и беспокоит, — сказал, понизив голос, Мейсон. — Продолжайте, миссис Кемптон. Расскажите нам, что произошло. Прежде всего, каким образом вы очутились в Стоунхендже?
— Мистер Эддикс позвонил мне.
— Куда?
— Ко мне домой.
— Откуда ему известен ваш номер?
— Этого я не знаю.
— Что он вам сказал?
— Что хочет со мной встретиться.
— Он сказал вам, по какому поводу?
— Он хотел лично извиниться за величайшую несправедливость, допущенную им по отношению ко мне. Он хотел сообщить мне нечто очень важное.
— Мистер Этна знает об этом разговоре?
— Нет. Мистер Эддикс велел мне никому об этом не говорить и приехать к нему домой в шесть часов.
— В шесть?
— Да. Он сказал, что у него еще несколько важных встреч и до шести часов он будет занят, а после этого у него назначена встреча в шесть сорок пять. Так что я должна была приехать туда ровно в шесть.
— И вы приехали в шесть?
— Да.
— Как вы прошли в дом?
— Я прошла через дверь на Роуз-стрит, пятьсот сорок шесть.
— Она была открыта?
— Нет, заперта.
— Как же вы вошли?
— У меня был свой ключ.
— Вы хотите сказать, что все это время ключ оставался у вас?
— Ну, у меня ведь был свой собственный ключ, и никто не потребовал его вернуть.
— Эддикс знал об этом?
— Он спросил меня, есть ли у меня ключ, и я ответила, что есть. Он сказал, что это хорошо, и велел пройти прямо через заднюю дверь и подняться в его офис на втором… А собственно, что в этом такого, мистер Мейсон? Я делала так сотни раз, когда работала там.
— Тогда вы там работали, — сказал Мейсон, — это совсем другое дело.
— Ну боже мой, не могла же я рассчитывать на то, что такой занятой человек, как мистер Эддикс, спустится по лестнице и пройдет через весь коридор только для того, чтобы меня впустить, тем более что у меня есть ключ и я прекрасно знаю дорогу.
— А больше там не было никого, чтобы вас впустить?
— Нет. Он был один во всем доме.
— Он сказал вам это, когда звонил?
— Да.
Мейсон задумался:
— Это был именно он? Вы узнали его голос?
— Ну конечно. Он даже пошутил по поводу того, что так невнятно бормочет из-за этой повязки.
— Во сколько он вам позвонил?
— Примерно в половине третьего дня.
— И вы сразу туда поехали?
— Да. Я села на автобус, который останавливается на углу Олив-стрит ровно без десяти шесть. Видите ли, я хорошо знаю расписание автобусов, поскольку часто туда ездила.
— Черт с ним, это как раз меня не очень интересует, — досадливо поморщился Мейсон. — Давайте о главном. Когда вы туда пришли, он был жив?
— Да.
— Что он вам сказал?
— В том-то и дело, что он не успел ничего сказать. Он был убит как раз в тот момент, когда я вошла и…
— Кто его убил?
— Горилла.
Мейсон вздохнул:
— Ну, ну, миссис Кемптон. Давайте все-таки оставаться на почве реальности.
— Мистер Мейсон, я прошу вас, вы должны мне верить. Я говорю чистую правду. Я видела это своими собственными глазами. Мистер Эддикс лежал на кровати, а горилла несколько раз вонзила в него нож.
— Что это была за горилла?
— Мистер Мейсон, я не могу утверждать наверняка, какая именно горилла это была. Одна из тех самых больших, но точно я не знаю. Видите ли, это может показаться совершенно невероятным, но горилла убила его, находясь в гипнотическом трансе.
Мейсон внимательно смотрел на нее.
— Неужели вы не верите мне, мистер Мейсон?
— Даже если бы поверил я, — сказал Мейсон, — присяжные все равно не поверят.
— Собственно говоря, почему бы и нет, — вышла из себя миссис Кемптон, — в конце концов, это именно то, чего мистер Эддикс пытался добиться многие годы. Он хотел выдрессировать такую гориллу, которую он мог бы загипнотизировать и…
— Ладно, — сказал Мейсон, — продолжайте. Давайте не будем терять время в бесплодных спорах. Я хочу знать, что произошло.
— Короче говоря, я вошла в комнату. В первый момент я не заметила мистера Эддикса. Я позвала его, а затем увидела, что он лежит на кровати. Мне показалось, что он спит, но тут из-за угла, со стороны ванной, вышла горилла. Она была загипнотизирована, мистер Мейсон.
— Вы уже дважды это повторили. Откуда вы знаете?
— По выражению глаз. Горилла скалилась на меня, она подошла к кровати своей характерной неуклюжей походкой и… она все время скалилась, словно наслаждаясь тем, что поменялась ролями со своим мучителем.
— А что сделали вы?
— Я закричала и потеряла сознание.
— Вам известно было, что по дому бродят гориллы? — спросил Мейсон. — Они уже: сбежали, когда вы шли по проходу мимо клеток?
— Нет, все было в полном порядке. Две большие гориллы сидели в той клетке, которая потом оказалась открытой, и еще одна, самая добродушная горилла — в другой.
— Значит, — сказал Мейсон, — кто-то успел выпустить этих горилл за то время, пока вы…
— Это сделала горилла.
— Какая?
— Та горилла, которая убила мистера Эддикса.
— Откуда вы знаете?
— Я абсолютно уверена в этом, мистер Мейсон. Я достаточно долго крутилась рядом с ними, чтобы знать их привычки. Клетки запираются снаружи на задвижку, и едва горилла окажется на свободе, как она сразу откроет остальные клетки. Она это в первую очередь сделает.
— Продолжайте, — сказал Мейсон.
— Ну, короче говоря, — сказала миссис Кемптон, — я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, рядом сидела маленькая ручная горилла — она всегда ко мне хорошо относилась. Она тихонько повизгивала, выражая свою симпатию, и лизала мне лицо. Я думаю, именно это и привело меня в чувство.
— Вы испугались?
— Не слишком. Я сразу узнала эту гориллу, как только открыла глаза.
— И что потом?
— Потом, — сказала миссис Кемптон, — я заговорила с ней, и она страшно обрадовалась, увидев, что со мной все в порядке. Она трепала меня по щеке и гладила волосы и была просто счастлива.
— А затем что?
— Затем я встала, огляделась и увидела, что мистер Эддикс мертв. Я заметила, что у него из спины торчит нож. Тогда я подошла к телефону и попробовала дозвониться до мистера Этны, но безуспешно. Я пыталась дозвониться до вас, и никак не могла, и уже совершенно отчаялась, когда наконец мисс Стрит ответила мне.
— Почему вы не вызвали полицию?
— Потому что не знала, как поступить, мистер Мейсон. У меня не было уверенности. А вдруг вы прикажете мне уйти из этого дома и никому никогда не признаваться, что я там вообще была? Ну… ну, в общем я совершенно не представляла себе, что делать.
— И где все это время находилась огромная горилла?
— Первое, что я сделала, — сказала миссис Кемптон, — это закрыла все двери, через которые наверху можно попасть в апартаменты мистера Эддикса.
— А ваша ручная горилла?
— Я оставила ее с собой в комнате. Она совершенно не опасна. Она как ребенок. Она так рада была меня видеть, что я просто не смогла ее прогнать. Она хлопала в ладоши и…
— Продолжайте, — подбодрил ее Мейсон.
— Ну и вот, — сказала она, — я обещала встретить вас внизу, у двери, выходящей на Роуз-стрит, пятьсот сорок шесть. Я не отваживалась выйти в коридор, но потом, через некоторое время, решила, что ничего страшного не произойдет — это как раз в тот момент, когда я ожидала вашего появления. Я тихонечко открыла дверь в коридор и выглянула. Все было тихо, и я прокралась в холл, а потом… ну, похоже, что-то меня ударило. Последнее, что осталось у меня в памяти — это огромный сноп искр, посыпавшихся из глаз, а потом я ничего не помню до того самого момента, когда стала приходить в себя на полу в комнате, и тут я увидела, что вы стоите лицом к лицу с гориллой, и при виде этой гориллы я поняла, что с вами может случиться беда.
— Почему?
— Потому что это была одна из самых злобных горилл. Она была по-настоящему опасна. Никогда нельзя сказать наверняка, что ей взбредет в голову. По-моему, она выломала дверь или что-то в этом роде, потому что, помню, я видела сломанную дверь и полагаю, что именно ужасный треск помог мне прийти в сознание.
— Продолжайте, — сказал Мейсон.
— Все остальное вы знаете. Я поняла, что мы в страшной опасности, и я… ну, я объяснила вам, что нужно делать.
— Это самая странная, самая дурацкая история из всех, что мне доводилось когда-нибудь в жизни слышать! — воскликнул Мейсон.
— К моему сожалению, мистер Мейсон, это правда.
— Вся правда?
— Абсолютно вся, и я прошу вас о помощи.
Мейсон встал и принялся мерить шагами комнату. Через минуту он сказал:
— По-моему, один шанс из ста, что это может оказаться правдой. Но кто бы ни послал вас в нокаут, он должен был после этого притащить вас обратно в комнату. Когда я смотрю на вас, мне кажется, что вы рассказываете очень убедительно. Но когда я отвожу глаза, то не могу поверить своим ушам.
— Мистер Мейсон, вы мне не верите?
— Нет.
Миссис Кемптон рассердилась:
— Я рассказала вам в точности, что там произошло.
— Ну ладно, — сказал Мейсон, — если принять во внимание всю обстановку там, то я полагаю, вероятно, можно было бы сказать, что есть один шанс из восьми или десяти, что вся эта история может оказаться правдой, но кто всему этому поверит? Присяжные не поверят, судья не поверит, газетчики не поверят.
— Я не понимаю, почему кто-то должен сомневаться в моих словах. В конце концов, мистер Эддикс специально для этого тренировал своих горилл. Он пытался загипнотизировать их, дать им сигнал к убийству и…
— Это полное безумие, — сказал Мейсон.
— Никакое это не безумие! — вспыхнула она. — Если хотите знать мое мнение, то у мистера Эддикса в прошлом случилось нечто ужасное. Он всегда боялся, что его могут заставить совершить убийство где-то за границей, и, по-моему, мистер Эддикс собирался доказать, что был кем-то загипнотизирован и, хотя постепенно гипнотическое воздействие исчезло, он так и не смог восстановить свою память.
Мейсон прошелся по комнате и остановился у окна.
— Да, — медленно произнес он, — если взглянуть на этот случай с точки зрения неоспоримых фактов, то очевидно, что… Но только представьте себе, что мы попытаемся построить на этом защиту в суде, перед присяжными.
— Не беспокойтесь, вам не придется этим заниматься, — сказала она. — Полиция все выяснила с этой гориллой, потому что они отпустили меня и извинились за задержание. Я не понимаю, почему вас так беспокоит суд присяжных, мистер Мейсон. Я уверена, что никто меня ни в чем не обвинит.
— Это как раз самое неверное, просто бредовое, во всей этой истории, — сказал Мейсон. — Вы были одна в доме, где убит человек. Если бы вы поведали им о случившемся и дали письменные показания, то они могли бы вас отпустить, пока будет идти расследование. Но вы ведь не рассказывали им ничего, верно?
— Я ничего им не сказала.
— Ну ладно, довольно, — прервал ее Мейсон. — Я не хочу больше ничего слушать, пока не найду способ проверить ваши слова. Черт побери, когда начинаешь оценивать это в свете известных фактов, все более или менее сходится, но история настолько дикая — нечего даже надеяться, что кто-нибудь в нее поверит.
— Никаких других объяснений нет, мистер Мейсон. В доме не было никого, кроме мистера Эддикса, меня и горилл.
— Вот именно, — сказал Мейсон, — и никто не мог помешать расчетливому человеку, знавшему, как именно мистер Эддикс дрессировал своих животных, вонзить ему в спину нож, пока он спал, а потом уверять, что он убит гориллой.
— Но какой у меня может быть мотив для того, чтобы так поступить?
— Вот это, — сказал Мейсон, — и ставит меня в тупик. Я не могу понять, какие мотивы заставили вас пойти туда, не переговорив с Джеймсом Этной или не позвонив мне.
— Я думала, что должна это сделать, но мистер Эддикс просил меня ничего никому не говорить.
Мейсон хотел было что-то добавить, но тут раздался властный и громкий стук в дверь.
— Открывайте, Мейсон, — приказал голос сержанта Холкомба. — Это полиция.
Мейсон кивнул Делле Стрит. Она открыла дверь.
Сержант Холкомб, торжествующе улыбаясь, проговорил:
— Ну что ж, Мейсон, это как раз тот случай, которого мы ждали. Как раз из тех, что нам действительно нужны. Пойдемте, миссис Кемптон. Вы поедете с нами.
— Поеду с вами? — переспросила она. — Но почему — вы ведь только что отпустили меня?
— И в самом деле отпустили, — согласился Холкомб, — а теперь вы поедете с нами обратно, и на этот раз вам будет предъявлено обвинение в умышленном убийстве.
Холкомб и двое полицейских ворвались в офис, схватили миссис Кемптон под руки, и не успела она запротестовать, как на ней защелкнулись наручники.
— Увидимся в церкви, Мейсон, — сказал Холкомб.
— Одну минутку, — произнес Мейсон, встав между полицейскими и дверью, — у вас есть ордер на арест этой женщины?
— Вот он. — Холкомб достал из кармана сложенную бумагу.
Мейсон шагнул вперед.
Двое полицейских схватили его за плечи, отталкивая от двери. Сержант Холкомб вытолкнул миссис Кемптон в коридор.
Мейсон бросился к двери.
Полицейский отпихнул его обратно.
— Если вам хочется, идите напишите протест, — сказал он, — но не пытайтесь помешать полицейским исполнять свои обязанности.
Второй полицейский и сержант Холкомб поспешно уводили миссис Кемптон по коридору.
— Вот тут вы, черт побери, правы — я подам протест! — сердито воскликнул Мейсон.
— Вот и прекрасно! — ухмыльнулся полицейский. — Накатай сразу парочку.
Мейсон повернулся к Этне:
— Сходите проверьте все документы и, если у них что-нибудь не так, подайте протест, Джим.
Этна кивнул и направился к лифту.
— Идите по лестнице, — сказал Мейсон и вернулся обратно в офис. — Быстрее, Делла, помоги мне все тут обыскать — не спрятан ли здесь микрофон. Если они подслушивают конфиденциальные разговоры адвоката с клиентами, мы такое устроим, что им даже в страшном сне не могло привидеться.
Мейсон и Делла Стрит принялись тщательно обыскивать весь офис.
Не прошло и часа, как они признали свое поражение. Они осмотрели все углы и закоулки, заглянули за каждую картину. Они двигали мебель, подняли ковер, проверили каждый дюйм поверхности стен.
— Ну что? — спросила Делла Стрит.
— Я ничего не понимаю, — сказал Мейсон. — Они нашли что-то, о чем мы не знаем.
— Что это может быть?
— Провалиться мне на этом месте, если я знаю.
— Ты думаешь, она расскажет полиции то же самое, что и нам?
— Надеюсь, что нет, — сказал Мейсон.
Адвокат подошел к окну и стоял, угрюмо глядя на оживленную городскую улицу.
Неожиданно он обернулся.
— Делла, — сказал он, — бывает так, что иногда становишься чересчур скептичным.
— Что ты имеешь в виду?
— Миссис Кемптон поведала нам историю, которая кажется сверхъестественной и странной, и вследствие этого мы не приняли ее всерьез.
— Ты имеешь в виду, что она, возможно, рассказала нам правду?
— Есть еще один вариант.
— Какой?
— Давай взглянем на все с такой точки зрения, Делла, — сказал Мейсон. — Предположим, тебе надо убить Бенджамина Эддикса, и предположим, ты хочешь, чтобы все выглядело так, что это сделал кто-то другой, а на тебя не пало бы даже тени подозрения.
— Ну? — спросила она.
— Тогда, — сказал Мейсон, — ты пригласила бы в дом Джозефину Кемптон. Ты сделала бы так, чтобы ее рассказу ни за что не поверил бы ни один Суд Присяжных. Затем ты идешь и убиваешь Бенджамина Эддикса и можешь быть совершенно уверена, что Джозефину Кемптон признают виновной.
— Но, Боже мой, как же сделать так, чтобы она обо всем этом рассказывала? — спросила Делла Стрит.
— Оцени-ка еще раз всю историю, — сказал Мейсон, — оцени хладнокровно, с точки зрения аналитика. Как можно отнестись к тому, что рассказала миссис Кемптон?
— Это просто безумие! — воскликнула не задумываясь Делла Стрит. — Это похоже на… на какой-то кошмар.
— Так вот, — сказал Мейсон, — похоже, что это и есть именно кошмар.
— Что ты имеешь в виду, шеф?
— Давай проанализируем факты, имеющие отношение к делу. Эддикс нанимал людей, пытавшихся воздействовать гипнозом на животных, в частности на горилл.
— Ну и?
— У миссис Кемптон выпали из памяти два периода. В первый раз она решила, что потеряла сознание. Во второй раз ей показалось, что кто-то ударил ее по голове.
— Продолжай, — сказала Делла Стрит.
— Предположим, — сказал Мейсон, — что кто-то погрузил миссис Кемптон в гипнотический транс, и, пока она находилась в этом гипнотическом трансе, он внушил ей всю эту историю, в которую она должна была поверить, когда к ней вновь вернется сознание.
Делла Стрит широко раскрыла глаза.
— Шеф, — воскликнула она, — я готова поклясться, что так оно все и было! Это объясняет все происшедшее и… — Неожиданно ее горячий энтузиазм угас, голос пресекся, и она умолкла.
— Продолжай, — сказал Мейсон.
— Но ведь, — проговорила она с сомнением, — едва ли присяжные поверят в эту историю с гипнозом больше, чем в историю с гориллами.
— Располагая теми данными, что у нас уже есть, едва ли, — сказал Мейсон, — но это только начало расследования.
— Возможно ли загипнотизировать женщину и внушить ей такой сложный кошмар, да еще чтобы она, проснувшись, вспомнила его как в действительности происходившие события?
— Я думаю, да, — сказал Мейсон. — Я собираюсь это проверить. В конце концов, гипноз — это такая штука, о которой я очень мало знаю. Но все это по-прежнему не объясняет, как получилось, что полицейские были столь торжествующе уверены в себе, когда пришли арестовывать миссис Кемптон. Они наверняка что-то обнаружили. В ближайшие день или два мы будем знать намного больше. В этом деле много пока еще не известных нам поворотов.
— И даже, может быть, несколько тупиков, — преувеличенно серьезно заметила Делла Стрит.
12
Мейсон повернулся к Этне:
— Но вы ведь не могли туда проехать?
— Нет, конечно, я оставил машину снаружи и подошел к двери. Я махнул рукой, и миссис Кемптон выбежала. А что! Это имеет какое-либо значение?
— Да, именно это я и рассчитывал услышать.
— Я не улавливаю, — сказал Этна.
— Миссис Кемптон, — сказал Мейсон, — вы кое-что скрыли от нас.
— Что вы имеете в виду?
— Вы скрыли от нас нечто очень важное, некий факт, который…
Она прервала его, отрицательно покачав головой:
— Я рассказала вам абсолютно все, мистер Мейсон.
— И мистер Этна повез вас прямо сюда? — спросил Мейсон.
— Он сначала завез меня домой. Я забежала буквально на пять или десять минут, и мы поехали сюда.
— Она хотела задать вам несколько вопросов, — сказал Этна.
Миссис Кемптон кивнула:
— Мистер Мейсон, если человек умирает — что происходит с его банковским счетом… я имею в виду его неоплаченные чеки?
Мейсон пожал плечами:
— От чеков нет никакого проку после того, как человек умер. Его банковский счет замораживается. Как только банк получает извещение о смерти клиента, он прекращает оплату всех чеков.
— А если на чеке гарантийная подпись кассира банка?
— Подписанные кассиром чеки, — сказал Мейсон, — оплачивает банк. Банки не умирают.
— А если он… ну, я просто интересуюсь…
— Почему вы этим интересуетесь? — спросил Мейсон.
— Ну… просто в связи с теми способами, которыми мистер Эддикс делал бизнес. Вы ведь знаете, мистер Мейсон, он очень многие дела проворачивал, используя наличные. Занимаясь разными махинациями, он имел обыкновение платить наличными или банковскими чеками. Он обычно покупал чеки в разных банках, а затем делал на них передаточную надпись.
— И вас интересует, не стал ли банковский чек с его передаточной надписью недействительным, если он умер раньше, чем чек был оплачен?
— Верно.
— А почему?
— Ну, просто для того, чтобы составить об этом для себя четкое представление.
Мейсон сказал:
— Банковский чек должен быть оплачен, а вот теперь давайте рассказывайте, что там произошло на самом деле.
— Хорошо, — согласилась она. — Я расскажу вам правду, я расскажу вам всю правду, и вы тогда сможете посоветовать мне, что делать. Едва ли я осмелюсь рассказать об этом еще кому-нибудь, поскольку все выглядит таким…
— Что вы сказали газетчикам? — перебил ее Мейсон.
— Ничего.
— Они с вами беседовали?
— Нет. В полиции мне сказали, что отпустят меня рано утром и газетчики ничего об этом не будут знать. Они дали мне возможность прийти в себя.
Мейсон повернулся к Этне:
— Дело с каждой минутой принимает все более дурацкий оборот.
— Да, но, в конце концов, могут же и полицейские проявить тактичность, — сказал Этна.
— Конечно, могут, — согласился Мейсон, — но они ни за что не станут ради этого настраивать против себя всех газетчиков.
— Но в этот раз они поступили именно так.
— Черт побери, вот это меня и беспокоит, — сказал, понизив голос, Мейсон. — Продолжайте, миссис Кемптон. Расскажите нам, что произошло. Прежде всего, каким образом вы очутились в Стоунхендже?
— Мистер Эддикс позвонил мне.
— Куда?
— Ко мне домой.
— Откуда ему известен ваш номер?
— Этого я не знаю.
— Что он вам сказал?
— Что хочет со мной встретиться.
— Он сказал вам, по какому поводу?
— Он хотел лично извиниться за величайшую несправедливость, допущенную им по отношению ко мне. Он хотел сообщить мне нечто очень важное.
— Мистер Этна знает об этом разговоре?
— Нет. Мистер Эддикс велел мне никому об этом не говорить и приехать к нему домой в шесть часов.
— В шесть?
— Да. Он сказал, что у него еще несколько важных встреч и до шести часов он будет занят, а после этого у него назначена встреча в шесть сорок пять. Так что я должна была приехать туда ровно в шесть.
— И вы приехали в шесть?
— Да.
— Как вы прошли в дом?
— Я прошла через дверь на Роуз-стрит, пятьсот сорок шесть.
— Она была открыта?
— Нет, заперта.
— Как же вы вошли?
— У меня был свой ключ.
— Вы хотите сказать, что все это время ключ оставался у вас?
— Ну, у меня ведь был свой собственный ключ, и никто не потребовал его вернуть.
— Эддикс знал об этом?
— Он спросил меня, есть ли у меня ключ, и я ответила, что есть. Он сказал, что это хорошо, и велел пройти прямо через заднюю дверь и подняться в его офис на втором… А собственно, что в этом такого, мистер Мейсон? Я делала так сотни раз, когда работала там.
— Тогда вы там работали, — сказал Мейсон, — это совсем другое дело.
— Ну боже мой, не могла же я рассчитывать на то, что такой занятой человек, как мистер Эддикс, спустится по лестнице и пройдет через весь коридор только для того, чтобы меня впустить, тем более что у меня есть ключ и я прекрасно знаю дорогу.
— А больше там не было никого, чтобы вас впустить?
— Нет. Он был один во всем доме.
— Он сказал вам это, когда звонил?
— Да.
Мейсон задумался:
— Это был именно он? Вы узнали его голос?
— Ну конечно. Он даже пошутил по поводу того, что так невнятно бормочет из-за этой повязки.
— Во сколько он вам позвонил?
— Примерно в половине третьего дня.
— И вы сразу туда поехали?
— Да. Я села на автобус, который останавливается на углу Олив-стрит ровно без десяти шесть. Видите ли, я хорошо знаю расписание автобусов, поскольку часто туда ездила.
— Черт с ним, это как раз меня не очень интересует, — досадливо поморщился Мейсон. — Давайте о главном. Когда вы туда пришли, он был жив?
— Да.
— Что он вам сказал?
— В том-то и дело, что он не успел ничего сказать. Он был убит как раз в тот момент, когда я вошла и…
— Кто его убил?
— Горилла.
Мейсон вздохнул:
— Ну, ну, миссис Кемптон. Давайте все-таки оставаться на почве реальности.
— Мистер Мейсон, я прошу вас, вы должны мне верить. Я говорю чистую правду. Я видела это своими собственными глазами. Мистер Эддикс лежал на кровати, а горилла несколько раз вонзила в него нож.
— Что это была за горилла?
— Мистер Мейсон, я не могу утверждать наверняка, какая именно горилла это была. Одна из тех самых больших, но точно я не знаю. Видите ли, это может показаться совершенно невероятным, но горилла убила его, находясь в гипнотическом трансе.
Мейсон внимательно смотрел на нее.
— Неужели вы не верите мне, мистер Мейсон?
— Даже если бы поверил я, — сказал Мейсон, — присяжные все равно не поверят.
— Собственно говоря, почему бы и нет, — вышла из себя миссис Кемптон, — в конце концов, это именно то, чего мистер Эддикс пытался добиться многие годы. Он хотел выдрессировать такую гориллу, которую он мог бы загипнотизировать и…
— Ладно, — сказал Мейсон, — продолжайте. Давайте не будем терять время в бесплодных спорах. Я хочу знать, что произошло.
— Короче говоря, я вошла в комнату. В первый момент я не заметила мистера Эддикса. Я позвала его, а затем увидела, что он лежит на кровати. Мне показалось, что он спит, но тут из-за угла, со стороны ванной, вышла горилла. Она была загипнотизирована, мистер Мейсон.
— Вы уже дважды это повторили. Откуда вы знаете?
— По выражению глаз. Горилла скалилась на меня, она подошла к кровати своей характерной неуклюжей походкой и… она все время скалилась, словно наслаждаясь тем, что поменялась ролями со своим мучителем.
— А что сделали вы?
— Я закричала и потеряла сознание.
— Вам известно было, что по дому бродят гориллы? — спросил Мейсон. — Они уже: сбежали, когда вы шли по проходу мимо клеток?
— Нет, все было в полном порядке. Две большие гориллы сидели в той клетке, которая потом оказалась открытой, и еще одна, самая добродушная горилла — в другой.
— Значит, — сказал Мейсон, — кто-то успел выпустить этих горилл за то время, пока вы…
— Это сделала горилла.
— Какая?
— Та горилла, которая убила мистера Эддикса.
— Откуда вы знаете?
— Я абсолютно уверена в этом, мистер Мейсон. Я достаточно долго крутилась рядом с ними, чтобы знать их привычки. Клетки запираются снаружи на задвижку, и едва горилла окажется на свободе, как она сразу откроет остальные клетки. Она это в первую очередь сделает.
— Продолжайте, — сказал Мейсон.
— Ну, короче говоря, — сказала миссис Кемптон, — я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, рядом сидела маленькая ручная горилла — она всегда ко мне хорошо относилась. Она тихонько повизгивала, выражая свою симпатию, и лизала мне лицо. Я думаю, именно это и привело меня в чувство.
— Вы испугались?
— Не слишком. Я сразу узнала эту гориллу, как только открыла глаза.
— И что потом?
— Потом, — сказала миссис Кемптон, — я заговорила с ней, и она страшно обрадовалась, увидев, что со мной все в порядке. Она трепала меня по щеке и гладила волосы и была просто счастлива.
— А затем что?
— Затем я встала, огляделась и увидела, что мистер Эддикс мертв. Я заметила, что у него из спины торчит нож. Тогда я подошла к телефону и попробовала дозвониться до мистера Этны, но безуспешно. Я пыталась дозвониться до вас, и никак не могла, и уже совершенно отчаялась, когда наконец мисс Стрит ответила мне.
— Почему вы не вызвали полицию?
— Потому что не знала, как поступить, мистер Мейсон. У меня не было уверенности. А вдруг вы прикажете мне уйти из этого дома и никому никогда не признаваться, что я там вообще была? Ну… ну, в общем я совершенно не представляла себе, что делать.
— И где все это время находилась огромная горилла?
— Первое, что я сделала, — сказала миссис Кемптон, — это закрыла все двери, через которые наверху можно попасть в апартаменты мистера Эддикса.
— А ваша ручная горилла?
— Я оставила ее с собой в комнате. Она совершенно не опасна. Она как ребенок. Она так рада была меня видеть, что я просто не смогла ее прогнать. Она хлопала в ладоши и…
— Продолжайте, — подбодрил ее Мейсон.
— Ну и вот, — сказала она, — я обещала встретить вас внизу, у двери, выходящей на Роуз-стрит, пятьсот сорок шесть. Я не отваживалась выйти в коридор, но потом, через некоторое время, решила, что ничего страшного не произойдет — это как раз в тот момент, когда я ожидала вашего появления. Я тихонечко открыла дверь в коридор и выглянула. Все было тихо, и я прокралась в холл, а потом… ну, похоже, что-то меня ударило. Последнее, что осталось у меня в памяти — это огромный сноп искр, посыпавшихся из глаз, а потом я ничего не помню до того самого момента, когда стала приходить в себя на полу в комнате, и тут я увидела, что вы стоите лицом к лицу с гориллой, и при виде этой гориллы я поняла, что с вами может случиться беда.
— Почему?
— Потому что это была одна из самых злобных горилл. Она была по-настоящему опасна. Никогда нельзя сказать наверняка, что ей взбредет в голову. По-моему, она выломала дверь или что-то в этом роде, потому что, помню, я видела сломанную дверь и полагаю, что именно ужасный треск помог мне прийти в сознание.
— Продолжайте, — сказал Мейсон.
— Все остальное вы знаете. Я поняла, что мы в страшной опасности, и я… ну, я объяснила вам, что нужно делать.
— Это самая странная, самая дурацкая история из всех, что мне доводилось когда-нибудь в жизни слышать! — воскликнул Мейсон.
— К моему сожалению, мистер Мейсон, это правда.
— Вся правда?
— Абсолютно вся, и я прошу вас о помощи.
Мейсон встал и принялся мерить шагами комнату. Через минуту он сказал:
— По-моему, один шанс из ста, что это может оказаться правдой. Но кто бы ни послал вас в нокаут, он должен был после этого притащить вас обратно в комнату. Когда я смотрю на вас, мне кажется, что вы рассказываете очень убедительно. Но когда я отвожу глаза, то не могу поверить своим ушам.
— Мистер Мейсон, вы мне не верите?
— Нет.
Миссис Кемптон рассердилась:
— Я рассказала вам в точности, что там произошло.
— Ну ладно, — сказал Мейсон, — если принять во внимание всю обстановку там, то я полагаю, вероятно, можно было бы сказать, что есть один шанс из восьми или десяти, что вся эта история может оказаться правдой, но кто всему этому поверит? Присяжные не поверят, судья не поверит, газетчики не поверят.
— Я не понимаю, почему кто-то должен сомневаться в моих словах. В конце концов, мистер Эддикс специально для этого тренировал своих горилл. Он пытался загипнотизировать их, дать им сигнал к убийству и…
— Это полное безумие, — сказал Мейсон.
— Никакое это не безумие! — вспыхнула она. — Если хотите знать мое мнение, то у мистера Эддикса в прошлом случилось нечто ужасное. Он всегда боялся, что его могут заставить совершить убийство где-то за границей, и, по-моему, мистер Эддикс собирался доказать, что был кем-то загипнотизирован и, хотя постепенно гипнотическое воздействие исчезло, он так и не смог восстановить свою память.
Мейсон прошелся по комнате и остановился у окна.
— Да, — медленно произнес он, — если взглянуть на этот случай с точки зрения неоспоримых фактов, то очевидно, что… Но только представьте себе, что мы попытаемся построить на этом защиту в суде, перед присяжными.
— Не беспокойтесь, вам не придется этим заниматься, — сказала она. — Полиция все выяснила с этой гориллой, потому что они отпустили меня и извинились за задержание. Я не понимаю, почему вас так беспокоит суд присяжных, мистер Мейсон. Я уверена, что никто меня ни в чем не обвинит.
— Это как раз самое неверное, просто бредовое, во всей этой истории, — сказал Мейсон. — Вы были одна в доме, где убит человек. Если бы вы поведали им о случившемся и дали письменные показания, то они могли бы вас отпустить, пока будет идти расследование. Но вы ведь не рассказывали им ничего, верно?
— Я ничего им не сказала.
— Ну ладно, довольно, — прервал ее Мейсон. — Я не хочу больше ничего слушать, пока не найду способ проверить ваши слова. Черт побери, когда начинаешь оценивать это в свете известных фактов, все более или менее сходится, но история настолько дикая — нечего даже надеяться, что кто-нибудь в нее поверит.
— Никаких других объяснений нет, мистер Мейсон. В доме не было никого, кроме мистера Эддикса, меня и горилл.
— Вот именно, — сказал Мейсон, — и никто не мог помешать расчетливому человеку, знавшему, как именно мистер Эддикс дрессировал своих животных, вонзить ему в спину нож, пока он спал, а потом уверять, что он убит гориллой.
— Но какой у меня может быть мотив для того, чтобы так поступить?
— Вот это, — сказал Мейсон, — и ставит меня в тупик. Я не могу понять, какие мотивы заставили вас пойти туда, не переговорив с Джеймсом Этной или не позвонив мне.
— Я думала, что должна это сделать, но мистер Эддикс просил меня ничего никому не говорить.
Мейсон хотел было что-то добавить, но тут раздался властный и громкий стук в дверь.
— Открывайте, Мейсон, — приказал голос сержанта Холкомба. — Это полиция.
Мейсон кивнул Делле Стрит. Она открыла дверь.
Сержант Холкомб, торжествующе улыбаясь, проговорил:
— Ну что ж, Мейсон, это как раз тот случай, которого мы ждали. Как раз из тех, что нам действительно нужны. Пойдемте, миссис Кемптон. Вы поедете с нами.
— Поеду с вами? — переспросила она. — Но почему — вы ведь только что отпустили меня?
— И в самом деле отпустили, — согласился Холкомб, — а теперь вы поедете с нами обратно, и на этот раз вам будет предъявлено обвинение в умышленном убийстве.
Холкомб и двое полицейских ворвались в офис, схватили миссис Кемптон под руки, и не успела она запротестовать, как на ней защелкнулись наручники.
— Увидимся в церкви, Мейсон, — сказал Холкомб.
— Одну минутку, — произнес Мейсон, встав между полицейскими и дверью, — у вас есть ордер на арест этой женщины?
— Вот он. — Холкомб достал из кармана сложенную бумагу.
Мейсон шагнул вперед.
Двое полицейских схватили его за плечи, отталкивая от двери. Сержант Холкомб вытолкнул миссис Кемптон в коридор.
Мейсон бросился к двери.
Полицейский отпихнул его обратно.
— Если вам хочется, идите напишите протест, — сказал он, — но не пытайтесь помешать полицейским исполнять свои обязанности.
Второй полицейский и сержант Холкомб поспешно уводили миссис Кемптон по коридору.
— Вот тут вы, черт побери, правы — я подам протест! — сердито воскликнул Мейсон.
— Вот и прекрасно! — ухмыльнулся полицейский. — Накатай сразу парочку.
Мейсон повернулся к Этне:
— Сходите проверьте все документы и, если у них что-нибудь не так, подайте протест, Джим.
Этна кивнул и направился к лифту.
— Идите по лестнице, — сказал Мейсон и вернулся обратно в офис. — Быстрее, Делла, помоги мне все тут обыскать — не спрятан ли здесь микрофон. Если они подслушивают конфиденциальные разговоры адвоката с клиентами, мы такое устроим, что им даже в страшном сне не могло привидеться.
Мейсон и Делла Стрит принялись тщательно обыскивать весь офис.
Не прошло и часа, как они признали свое поражение. Они осмотрели все углы и закоулки, заглянули за каждую картину. Они двигали мебель, подняли ковер, проверили каждый дюйм поверхности стен.
— Ну что? — спросила Делла Стрит.
— Я ничего не понимаю, — сказал Мейсон. — Они нашли что-то, о чем мы не знаем.
— Что это может быть?
— Провалиться мне на этом месте, если я знаю.
— Ты думаешь, она расскажет полиции то же самое, что и нам?
— Надеюсь, что нет, — сказал Мейсон.
Адвокат подошел к окну и стоял, угрюмо глядя на оживленную городскую улицу.
Неожиданно он обернулся.
— Делла, — сказал он, — бывает так, что иногда становишься чересчур скептичным.
— Что ты имеешь в виду?
— Миссис Кемптон поведала нам историю, которая кажется сверхъестественной и странной, и вследствие этого мы не приняли ее всерьез.
— Ты имеешь в виду, что она, возможно, рассказала нам правду?
— Есть еще один вариант.
— Какой?
— Давай взглянем на все с такой точки зрения, Делла, — сказал Мейсон. — Предположим, тебе надо убить Бенджамина Эддикса, и предположим, ты хочешь, чтобы все выглядело так, что это сделал кто-то другой, а на тебя не пало бы даже тени подозрения.
— Ну? — спросила она.
— Тогда, — сказал Мейсон, — ты пригласила бы в дом Джозефину Кемптон. Ты сделала бы так, чтобы ее рассказу ни за что не поверил бы ни один Суд Присяжных. Затем ты идешь и убиваешь Бенджамина Эддикса и можешь быть совершенно уверена, что Джозефину Кемптон признают виновной.
— Но, Боже мой, как же сделать так, чтобы она обо всем этом рассказывала? — спросила Делла Стрит.
— Оцени-ка еще раз всю историю, — сказал Мейсон, — оцени хладнокровно, с точки зрения аналитика. Как можно отнестись к тому, что рассказала миссис Кемптон?
— Это просто безумие! — воскликнула не задумываясь Делла Стрит. — Это похоже на… на какой-то кошмар.
— Так вот, — сказал Мейсон, — похоже, что это и есть именно кошмар.
— Что ты имеешь в виду, шеф?
— Давай проанализируем факты, имеющие отношение к делу. Эддикс нанимал людей, пытавшихся воздействовать гипнозом на животных, в частности на горилл.
— Ну и?
— У миссис Кемптон выпали из памяти два периода. В первый раз она решила, что потеряла сознание. Во второй раз ей показалось, что кто-то ударил ее по голове.
— Продолжай, — сказала Делла Стрит.
— Предположим, — сказал Мейсон, — что кто-то погрузил миссис Кемптон в гипнотический транс, и, пока она находилась в этом гипнотическом трансе, он внушил ей всю эту историю, в которую она должна была поверить, когда к ней вновь вернется сознание.
Делла Стрит широко раскрыла глаза.
— Шеф, — воскликнула она, — я готова поклясться, что так оно все и было! Это объясняет все происшедшее и… — Неожиданно ее горячий энтузиазм угас, голос пресекся, и она умолкла.
— Продолжай, — сказал Мейсон.
— Но ведь, — проговорила она с сомнением, — едва ли присяжные поверят в эту историю с гипнозом больше, чем в историю с гориллами.
— Располагая теми данными, что у нас уже есть, едва ли, — сказал Мейсон, — но это только начало расследования.
— Возможно ли загипнотизировать женщину и внушить ей такой сложный кошмар, да еще чтобы она, проснувшись, вспомнила его как в действительности происходившие события?
— Я думаю, да, — сказал Мейсон. — Я собираюсь это проверить. В конце концов, гипноз — это такая штука, о которой я очень мало знаю. Но все это по-прежнему не объясняет, как получилось, что полицейские были столь торжествующе уверены в себе, когда пришли арестовывать миссис Кемптон. Они наверняка что-то обнаружили. В ближайшие день или два мы будем знать намного больше. В этом деле много пока еще не известных нам поворотов.
— И даже, может быть, несколько тупиков, — преувеличенно серьезно заметила Делла Стрит.
12
Незадолго до полудня зазвонил телефон, Делла Стрит сняла трубку:
— Да… О, да… минуточку. Я сейчас взгляну. — Она повернулась к Мейсону и сказала: — Это Сидней Хардвик из конторы «Хардвик, Карсон и Реддинг».
Мейсон утвердительно кивнул.
— Да, мистер Мейсон здесь, — сказала Делла в трубку. — Он побеседует с мистером Хардвиком. Соединяйте, пожалуйста.
Мейсон взял трубку и произнес:
— Алло, Мейсон у телефона… Здравствуйте, мистер Хардвик.
— Мистер Мейсон, — сказал Хардвик, — я оказался в довольно странной ситуации. Мне бы хотелось встретиться с вами и мистером Джеймсом Этной.
— Когда? — спросил Мейсон.
— В ближайшее время, как только вы сможете.
— Где?
— Где вам угодно. В вашем офисе, если хотите.
— До какому вопросу?
— Речь идет о неком факте, поставившем меня в затруднительное положение, и, если говорить совершенно откровенно, это может иметь как благоприятные, так и неблагоприятные последствия для вашей клиентки, Джозефины Кемптон. Я предполагаю, что вам крайне необходима информация, касающаяся миссис Кемптон, но я также крайне заинтересован, в определенной информации, которой располагаете вы.
— Как скоро вы сможете приехать? — спросил Мейсон.
— Сразу, как только мы договоримся об удобном для вас и для мистера Этны времени.
— Приезжайте сюда через пятнадцать минут, — решил Мейсон. — Этна будет у меня. — Он повесил трубку и сказал Делле Стрит: — Дозвонись до Джеймса Этны, Делла, и скажи ему, что у нас важная встреча с Хардвиком. Передай ему, чтобы он немедленно отправлялся сюда.
Делла Стрит кивнула.
— Я вернусь к тому времени, когда подойдет Этна, — сказал Мейсон и пошел по коридору в офис Пола Дрейка.
— Дрейк у себя? — спросил Мейсон сидевшую у коммутатора девушку.
— Проходите прямо к нему, мистер Мейсон, — кивнула она. — У него никого нет. Я его предупрежу, что вы идете.
— Спасибо, — сказал Мейсон, открыл дверцу в низенькой перегородке, отделявшей небольшую приемную, и по длинному коридору направился в кабинет Дрейка.
Дрейк как раз вешал телефонную трубку, когда Мейсон вошел.
— Привет, — сказал Мейсон. — Есть что-нибудь новое?
— Я копаю все глубже и глубже, — сказал Дрейк, — у меня собран огромный материал, но я его еще не проанализировал. Там большое количество самой разнообразной ерунды.
— Сидней Хардвик, бывший при жизни Бенджамина Эддикса его адвокатом, а сейчас, вероятно, осуществляющий контроль за его наследством, в данный момент направляется сюда для встречи со мной, — сообщил Мейсон. — Судя по его поведению, ему что-то известно и это что-то его чертовски беспокоит. Ты не знаешь, что бы это могло быть?
Дрейк покачал головой.
— Нет, пока не знаю. Дай мне еще два или три часа, и я, может быть, это выясню.
— Дай мне пятнадцать минут, и я наверняка это выясню, — усмехнулся Мейсон.
— Предварительная проба показывает, — сказал Дрейк, — что у Эддикса в крови было тридцать два промилле алкоголя в момент убийства. Этого было достаточно для того, чтобы он крепко заснул. Есть данные, свидетельствующие о том, что чуть раньше у него была еще большая концентрация алкоголя в крови. Я думаю, мне нет нужды разъяснять тебе, Перри, все математические выкладки, связанные с алкоголизмом, но в общих чертах могу сказать, что стадия помрачения сознания при интоксикации начинается примерно с пятнадцати промилле алкоголя в крови. При содержании алкоголя от тридцати до сорока промилле человек находится в состоянии тяжелого опьянения, то есть он пьян настолько, что не в состоянии ни передвигаться, ни соображать. Так вот у Бенджамина Эддикса было тридцать два промилле алкоголя в крови. Полиции точно известно, когда миссис Кемптон вошла в дом. Они проверили это при помощи водителя автобуса. Она действительно ехала тем самым автобусом, как и утверждала. Абсолютно точно установлено, что к этому моменту алкогольная интоксикация у Эддикса была настолько сильна, что он не мог ясно воспринимать происходящее. Вероятно, он пил как раз до того момента, когда свалился на кровать и отключился. Содержание алкоголя в крови уменьшается после всасывания в пределах от двух до четырех промилле в час.
— Что могло быть причиной такого пьяного кутежа, Пол?
— Черт возьми, откуда я знаю?
— Выяснил что-нибудь о телефонных счетах? — спросил Мейсон.
— Еще нет, но эта информация будет у меня в течение часа. Я договорился, что мне сделают копии всех телефонных счетов.
— Да… О, да… минуточку. Я сейчас взгляну. — Она повернулась к Мейсону и сказала: — Это Сидней Хардвик из конторы «Хардвик, Карсон и Реддинг».
Мейсон утвердительно кивнул.
— Да, мистер Мейсон здесь, — сказала Делла в трубку. — Он побеседует с мистером Хардвиком. Соединяйте, пожалуйста.
Мейсон взял трубку и произнес:
— Алло, Мейсон у телефона… Здравствуйте, мистер Хардвик.
— Мистер Мейсон, — сказал Хардвик, — я оказался в довольно странной ситуации. Мне бы хотелось встретиться с вами и мистером Джеймсом Этной.
— Когда? — спросил Мейсон.
— В ближайшее время, как только вы сможете.
— Где?
— Где вам угодно. В вашем офисе, если хотите.
— До какому вопросу?
— Речь идет о неком факте, поставившем меня в затруднительное положение, и, если говорить совершенно откровенно, это может иметь как благоприятные, так и неблагоприятные последствия для вашей клиентки, Джозефины Кемптон. Я предполагаю, что вам крайне необходима информация, касающаяся миссис Кемптон, но я также крайне заинтересован, в определенной информации, которой располагаете вы.
— Как скоро вы сможете приехать? — спросил Мейсон.
— Сразу, как только мы договоримся об удобном для вас и для мистера Этны времени.
— Приезжайте сюда через пятнадцать минут, — решил Мейсон. — Этна будет у меня. — Он повесил трубку и сказал Делле Стрит: — Дозвонись до Джеймса Этны, Делла, и скажи ему, что у нас важная встреча с Хардвиком. Передай ему, чтобы он немедленно отправлялся сюда.
Делла Стрит кивнула.
— Я вернусь к тому времени, когда подойдет Этна, — сказал Мейсон и пошел по коридору в офис Пола Дрейка.
— Дрейк у себя? — спросил Мейсон сидевшую у коммутатора девушку.
— Проходите прямо к нему, мистер Мейсон, — кивнула она. — У него никого нет. Я его предупрежу, что вы идете.
— Спасибо, — сказал Мейсон, открыл дверцу в низенькой перегородке, отделявшей небольшую приемную, и по длинному коридору направился в кабинет Дрейка.
Дрейк как раз вешал телефонную трубку, когда Мейсон вошел.
— Привет, — сказал Мейсон. — Есть что-нибудь новое?
— Я копаю все глубже и глубже, — сказал Дрейк, — у меня собран огромный материал, но я его еще не проанализировал. Там большое количество самой разнообразной ерунды.
— Сидней Хардвик, бывший при жизни Бенджамина Эддикса его адвокатом, а сейчас, вероятно, осуществляющий контроль за его наследством, в данный момент направляется сюда для встречи со мной, — сообщил Мейсон. — Судя по его поведению, ему что-то известно и это что-то его чертовски беспокоит. Ты не знаешь, что бы это могло быть?
Дрейк покачал головой.
— Нет, пока не знаю. Дай мне еще два или три часа, и я, может быть, это выясню.
— Дай мне пятнадцать минут, и я наверняка это выясню, — усмехнулся Мейсон.
— Предварительная проба показывает, — сказал Дрейк, — что у Эддикса в крови было тридцать два промилле алкоголя в момент убийства. Этого было достаточно для того, чтобы он крепко заснул. Есть данные, свидетельствующие о том, что чуть раньше у него была еще большая концентрация алкоголя в крови. Я думаю, мне нет нужды разъяснять тебе, Перри, все математические выкладки, связанные с алкоголизмом, но в общих чертах могу сказать, что стадия помрачения сознания при интоксикации начинается примерно с пятнадцати промилле алкоголя в крови. При содержании алкоголя от тридцати до сорока промилле человек находится в состоянии тяжелого опьянения, то есть он пьян настолько, что не в состоянии ни передвигаться, ни соображать. Так вот у Бенджамина Эддикса было тридцать два промилле алкоголя в крови. Полиции точно известно, когда миссис Кемптон вошла в дом. Они проверили это при помощи водителя автобуса. Она действительно ехала тем самым автобусом, как и утверждала. Абсолютно точно установлено, что к этому моменту алкогольная интоксикация у Эддикса была настолько сильна, что он не мог ясно воспринимать происходящее. Вероятно, он пил как раз до того момента, когда свалился на кровать и отключился. Содержание алкоголя в крови уменьшается после всасывания в пределах от двух до четырех промилле в час.
— Что могло быть причиной такого пьяного кутежа, Пол?
— Черт возьми, откуда я знаю?
— Выяснил что-нибудь о телефонных счетах? — спросил Мейсон.
— Еще нет, но эта информация будет у меня в течение часа. Я договорился, что мне сделают копии всех телефонных счетов.