— О, я понимаю, но если речь идет исключительно о финансовой стороне проблемы, о конкретной сумме, то я, мистер Мейсон, готов подойти к рассмотрению этого вопроса с принципиально иных позиций.
— Ну что ж, давайте, подходите.
— Прекрасно, мистер Мейсон… С точки зрения денежных интересов, исходя из того, что сделка должна быть выгодна для вас в финансовом отношении… Позвольте, я следующим образом сформулирую свою мысль: вы приобрели некое имущество за пять долларов и желаете получить прибыль от его продажи в размере по меньшей мере пяти долларов. Верно?
— Верно.
— Я бы даже сказал — больше пяти долларов.
— Совершенно верно, и намного больше.
Лучезарная улыбка неожиданно сползла с лица Фэллона. Он запустил свою коротенькую руку во внутренний карман пиджака, извлек бумажник из свиной кожи, раскрыл его, отсчитал пять стодолларовых купюр и бросил их на стол перед Мейсоном.
— Отлично, мистер Мейсон, — сказал он. — Будем говорить начистоту. Вот ваша прибыль.
Мейсон отрицательно покачал головой.
Фэллон удивленно поднял брови.
— Прошу прощения, — сказал Мейсон, — но едва ли меня сможет удовлетворить подобная компенсация.
Короткие пальцы Фэллона вновь раскрыли бумажник из свиной кожи. На стол легли еще пять сотенных бумажек.
— Отлично, Мейсон, — холодно произнес он, — итого здесь тысяча. И прекратим, черт возьми, этот фарс.
От добродушия его не осталось и следа, Теперь он напоминал игрока в покер, сделавшего ставку и внимательно наблюдавшего за своим противником, пытаясь угадать, чем тот ему ответит и какие у него на руках карты.
— Эти дневники не продаются, — сказал Мейсон.
— Но, мистер Мейсон, ситуация становится просто абсурдной!
— Мне она таковой совершенно не кажется, — возразил Мейсон. — Я купил некий товар, потому что он был мне нужен. И он по-прежнему мне нужен.
— Мистер Мейсон, — сказал Фэллон, — давайте говорить начистоту. Мне не хочется больше темнить. Я не могу предложить вам больше тысячи долларов. То есть я получил инструкцию остановиться именно на этой сумме. Мне кажется, однако, что… Мистер Мейсон, не согласились бы вы переговорить лично с Бенджамином Эддиксом?
— О чем?
— О документах, имеющихся в вашем распоряжении.
Мейсон покачал головой:
— По-моему, нам не о чем с ним разговаривать.
— Я полагаю, есть о чем, мистер Мейсон. Мне кажется, что если вы встретитесь с мистером Эддиксом лично, то поймете… В конце концов, мистер Мейсон, давайте прекратим пустые препирательства и подойдем к делу трезво.
— Ну, тут все в ваших силах, — ответил Мейсон. — Вперед, пойдите, закажите себе что-нибудь безалкогольное. Я полагал, что вы интересуетесь пакетом сугубо по сентиментальным мотивам, как родственник Элен Кэдмас.
— Вы что, серьезно?
— Но вы же сами мне это сказали.
— Боже мой, мистер Мейсон, нужно же было хоть что-то вам сказать! Вы ведь юрист. И разумеется, осознаете, что обсуждаемая проблема требовала такого подхода, который позволил бы нам обоим сохранить лицо в данной ситуации.
— Я не уверен, что мое лицо нужно сохранять, — возразил Мейсон.
— Нет, нет, прошу вас, не нужно шутить, мистер Мейсон! Давайте говорить друг с другом серьезно и откровенно.
— Что касается меня, то я говорил с вами совершенно откровенно.
— Ну хорошо, в таком случае и я буду говорить с вами откровенно. Исчезновение Элен Кэдмас породило множество нелепых догадок. Газетные писаки, живущие за счет того, что выплескивают публике, жаждущей сенсаций, всякие помои, просто набросились на эту историю. Мистеру Эддиксу пришлось на какое-то время уединиться и принять тщательно продуманные меры предосторожности, чтобы не оказаться затравленным до смерти этими любителями сенсационной ерунды. А теперь вдруг выясняется, что Элен вела дневник. Не понимаю, как получилось, что следователи ничего об этом не знали.
— Ходят слухи, — сказал Мейсон, — что Эддикс использовал все свое политическое влияние. В результате следствие взяло огромную кисть и торопливо замазало дело толстым слоем побелки. Следствия, как такового, и не было.
— А по-моему, мистер Мейсон, ваше утверждение, не имеет под собой никаких оснований. Вы и сами едва ли в это верите. Мистер Эддикс всего лишь хотел оградить себя от некоторых неудобств личного плана, и не более того.
Мейсон усмехнулся.
— Прекрасно, — воскликнул Фэллон, — давайте говорить начистоту! Дневники эти всплыли совершенно случайно. Боже мой, мы ведь даже не имели представления, что они вообще существуют. Очевидно, их нашли в какой-нибудь коробке, о которой не было известно. Последний дневник, разумеется, был…
— Да? — переспросил Мейсон.
Фэллон кашлянул.
— Я не то хотел сказать. Это просто обмолвка.
— Что случилось с последним дневником? — спросил Мейсон.
Фэллон посмотрел Мейсону прямо в глаза. Взгляд его стал жестким и враждебным.
— Вы меня не так поняли, — медленно проговорил он. — Очевидно, она перестала вести дневник, и та тетрадь, что находится у вас, — последняя.
— Сколько Эддикс готов заплатить? — поинтересовался Мейсон.
— Я не знаю, — ответил Фэллон. — Он приказал мне торговаться с вами до тысячи долларов. Мы вообще были уверены, что получим их даром, просто возместив вам расходы или, в самом худшем случае, если бы вы решили сорвать на этом куш, уплатив две-три сотни долларов. Но встретившись с вами и уразумев, что вас не проведешь всей этой сентиментальной чепухой, я сразу предложил предельную сумму, на которую меня уполномочили.
— Отлично, — сказал Мейсон. — И что вы собираетесь предпринять теперь?
Фэллон упрятал сотенные купюры обратно в бумажник, аккуратно свернул пятидолларовую бумажку, положил ее в карман, улыбнулся Мейсону и ответил:
— Я пойду за дальнейшими инструкциями. Благодарю вас. Всего наилучшего!
Он резко повернулся и вышел из офиса.
Мейсон посмотрел на Деллу Стрит. Во взгляде его можно было прочесть невысказанный вопрос.
— Ну что ж, — сказала Делла, — похоже, сегодня вечером обычной работой заняться не придется.
— Похоже, что заняться обычной работой не придется и в ближайшие сутки. Я возьму одну из тетрадок, ты возьмешь другую, дай одну Джексону и одну Герти. Мы должны прочитать эти дневники самым внимательным образом. Нужно вчитаться в каждое слово. Отмечай все, что покажется важным, и делайте выписки со ссылками на страницы. Мы должны выяснить, чем так обеспокоен мистер Бенджамин Эддикс, и желательно, еще до того, как мы получим от него весточку. Каким числом помечена последняя запись, Делла?
— Я уже посмотрела, шеф, — ответила она, — записи кончаются примерно за две недели до ее исчезновения.
— Черт побери, дорого бы я заплатил, чтобы взглянуть на тетрадь номер пять, — сказал Мейсон, — но по обмолвке, сделанной нашим оловянным Фэллоном, я понял, что Эддикс, Фэллон и компания уже нашли этот дневник, засунули его в мешок и, привязав что-нибудь потяжелее, швырнули за борт в самом глубоком месте пролива. Ну хорошо, Делла, давай выясним, чем же мы располагаем. Отмени все назначенные на сегодня визиты, смети со стола почту, и давай приниматься за работу.
3
4
— Ну что ж, давайте, подходите.
— Прекрасно, мистер Мейсон… С точки зрения денежных интересов, исходя из того, что сделка должна быть выгодна для вас в финансовом отношении… Позвольте, я следующим образом сформулирую свою мысль: вы приобрели некое имущество за пять долларов и желаете получить прибыль от его продажи в размере по меньшей мере пяти долларов. Верно?
— Верно.
— Я бы даже сказал — больше пяти долларов.
— Совершенно верно, и намного больше.
Лучезарная улыбка неожиданно сползла с лица Фэллона. Он запустил свою коротенькую руку во внутренний карман пиджака, извлек бумажник из свиной кожи, раскрыл его, отсчитал пять стодолларовых купюр и бросил их на стол перед Мейсоном.
— Отлично, мистер Мейсон, — сказал он. — Будем говорить начистоту. Вот ваша прибыль.
Мейсон отрицательно покачал головой.
Фэллон удивленно поднял брови.
— Прошу прощения, — сказал Мейсон, — но едва ли меня сможет удовлетворить подобная компенсация.
Короткие пальцы Фэллона вновь раскрыли бумажник из свиной кожи. На стол легли еще пять сотенных бумажек.
— Отлично, Мейсон, — холодно произнес он, — итого здесь тысяча. И прекратим, черт возьми, этот фарс.
От добродушия его не осталось и следа, Теперь он напоминал игрока в покер, сделавшего ставку и внимательно наблюдавшего за своим противником, пытаясь угадать, чем тот ему ответит и какие у него на руках карты.
— Эти дневники не продаются, — сказал Мейсон.
— Но, мистер Мейсон, ситуация становится просто абсурдной!
— Мне она таковой совершенно не кажется, — возразил Мейсон. — Я купил некий товар, потому что он был мне нужен. И он по-прежнему мне нужен.
— Мистер Мейсон, — сказал Фэллон, — давайте говорить начистоту. Мне не хочется больше темнить. Я не могу предложить вам больше тысячи долларов. То есть я получил инструкцию остановиться именно на этой сумме. Мне кажется, однако, что… Мистер Мейсон, не согласились бы вы переговорить лично с Бенджамином Эддиксом?
— О чем?
— О документах, имеющихся в вашем распоряжении.
Мейсон покачал головой:
— По-моему, нам не о чем с ним разговаривать.
— Я полагаю, есть о чем, мистер Мейсон. Мне кажется, что если вы встретитесь с мистером Эддиксом лично, то поймете… В конце концов, мистер Мейсон, давайте прекратим пустые препирательства и подойдем к делу трезво.
— Ну, тут все в ваших силах, — ответил Мейсон. — Вперед, пойдите, закажите себе что-нибудь безалкогольное. Я полагал, что вы интересуетесь пакетом сугубо по сентиментальным мотивам, как родственник Элен Кэдмас.
— Вы что, серьезно?
— Но вы же сами мне это сказали.
— Боже мой, мистер Мейсон, нужно же было хоть что-то вам сказать! Вы ведь юрист. И разумеется, осознаете, что обсуждаемая проблема требовала такого подхода, который позволил бы нам обоим сохранить лицо в данной ситуации.
— Я не уверен, что мое лицо нужно сохранять, — возразил Мейсон.
— Нет, нет, прошу вас, не нужно шутить, мистер Мейсон! Давайте говорить друг с другом серьезно и откровенно.
— Что касается меня, то я говорил с вами совершенно откровенно.
— Ну хорошо, в таком случае и я буду говорить с вами откровенно. Исчезновение Элен Кэдмас породило множество нелепых догадок. Газетные писаки, живущие за счет того, что выплескивают публике, жаждущей сенсаций, всякие помои, просто набросились на эту историю. Мистеру Эддиксу пришлось на какое-то время уединиться и принять тщательно продуманные меры предосторожности, чтобы не оказаться затравленным до смерти этими любителями сенсационной ерунды. А теперь вдруг выясняется, что Элен вела дневник. Не понимаю, как получилось, что следователи ничего об этом не знали.
— Ходят слухи, — сказал Мейсон, — что Эддикс использовал все свое политическое влияние. В результате следствие взяло огромную кисть и торопливо замазало дело толстым слоем побелки. Следствия, как такового, и не было.
— А по-моему, мистер Мейсон, ваше утверждение, не имеет под собой никаких оснований. Вы и сами едва ли в это верите. Мистер Эддикс всего лишь хотел оградить себя от некоторых неудобств личного плана, и не более того.
Мейсон усмехнулся.
— Прекрасно, — воскликнул Фэллон, — давайте говорить начистоту! Дневники эти всплыли совершенно случайно. Боже мой, мы ведь даже не имели представления, что они вообще существуют. Очевидно, их нашли в какой-нибудь коробке, о которой не было известно. Последний дневник, разумеется, был…
— Да? — переспросил Мейсон.
Фэллон кашлянул.
— Я не то хотел сказать. Это просто обмолвка.
— Что случилось с последним дневником? — спросил Мейсон.
Фэллон посмотрел Мейсону прямо в глаза. Взгляд его стал жестким и враждебным.
— Вы меня не так поняли, — медленно проговорил он. — Очевидно, она перестала вести дневник, и та тетрадь, что находится у вас, — последняя.
— Сколько Эддикс готов заплатить? — поинтересовался Мейсон.
— Я не знаю, — ответил Фэллон. — Он приказал мне торговаться с вами до тысячи долларов. Мы вообще были уверены, что получим их даром, просто возместив вам расходы или, в самом худшем случае, если бы вы решили сорвать на этом куш, уплатив две-три сотни долларов. Но встретившись с вами и уразумев, что вас не проведешь всей этой сентиментальной чепухой, я сразу предложил предельную сумму, на которую меня уполномочили.
— Отлично, — сказал Мейсон. — И что вы собираетесь предпринять теперь?
Фэллон упрятал сотенные купюры обратно в бумажник, аккуратно свернул пятидолларовую бумажку, положил ее в карман, улыбнулся Мейсону и ответил:
— Я пойду за дальнейшими инструкциями. Благодарю вас. Всего наилучшего!
Он резко повернулся и вышел из офиса.
Мейсон посмотрел на Деллу Стрит. Во взгляде его можно было прочесть невысказанный вопрос.
— Ну что ж, — сказала Делла, — похоже, сегодня вечером обычной работой заняться не придется.
— Похоже, что заняться обычной работой не придется и в ближайшие сутки. Я возьму одну из тетрадок, ты возьмешь другую, дай одну Джексону и одну Герти. Мы должны прочитать эти дневники самым внимательным образом. Нужно вчитаться в каждое слово. Отмечай все, что покажется важным, и делайте выписки со ссылками на страницы. Мы должны выяснить, чем так обеспокоен мистер Бенджамин Эддикс, и желательно, еще до того, как мы получим от него весточку. Каким числом помечена последняя запись, Делла?
— Я уже посмотрела, шеф, — ответила она, — записи кончаются примерно за две недели до ее исчезновения.
— Черт побери, дорого бы я заплатил, чтобы взглянуть на тетрадь номер пять, — сказал Мейсон, — но по обмолвке, сделанной нашим оловянным Фэллоном, я понял, что Эддикс, Фэллон и компания уже нашли этот дневник, засунули его в мешок и, привязав что-нибудь потяжелее, швырнули за борт в самом глубоком месте пролива. Ну хорошо, Делла, давай выясним, чем же мы располагаем. Отмени все назначенные на сегодня визиты, смети со стола почту, и давай приниматься за работу.
3
Поздно вечером во вторник, когда все остальные уже разошлись по домам, Мейсон и Делла Стрит сидели в кабинете адвоката и сопоставляли информацию, выуженную из дневников Элен Кэдмас.
— Чтоб мне провалиться, — воскликнул Мейсон, — но лично я не исключаю возможность убийства!
— Ну, а я уже почти наверняка могу исключить возможность несчастного случая или самоубийства, — сказала Делла Стрит.
— У нас нет никаких улик, — возразил ей Мейсон, — то есть я имею в виду, ничего конкретного.
— Для меня они достаточно конкретны, — с чувством произнесла Делла Стрит. — Ты ведь внимательно прочитал дневник, шеф, и перед тобой, конечно, возник образ чертовски симпатичной, совершенно нормальной молодой девушки с прекрасной фигурой — девушки, мечтавшей сниматься в кино, о чем мечтают почти все симпатичные девушки. И ты получил представление о ее проницательном и глубоком уме. Она восхищалась силой характера Бенджамина Эддикса. Ее возмущало, как он обращается с обезьянами. Она чувствовала, что в его жизни есть какая-то тайна. По первой тетради хорошо видно, с каким жгучим любопытством она пыталась выяснить, что это за тайна, а затем, совершенно неожиданно, перестает упоминать об этом. И вот еще что — девушка была влюблена.
— Почему ты так решила, Делла?
— По ее настроению, по тому, что она писала в своем дневнике. У нее было предостаточно свободного времени, и она часто погружалась на досуге в романтические мечтания.
— Но она не доверяла свои романтические мечты дневнику, — заметил Мейсон.
— В открытую — нет, — согласилась Делла, — но это можно прочесть между строк. По каким-то причинам девушка избегала писать в дневнике совершенно откровенно, но она, вне всякого сомнения, выражала свои настроения. Влюбленные всегда пишут о красоте природы, о том, как прекрасна весна в природе и весна в человеческом сердце.
— Как ты поэтично рассказываешь, Делла!
— Я всего лишь рассуждаю логично.
— А ты сама случайно не ведешь дневник?
Лицо Деллы ярко вспыхнуло.
— И кроме того, — поспешно сказала она, — Элен ненавидела Натана Фэллона.
— А что, кто-нибудь испытывает к нему более дружеские чувства?
— Сам Натан Фэллон.
Мейсон откинулся назад и захохотал.
Делла улыбнулась и продолжила:
— Она любила животных и была очень сильно привязана к обезьяне по имени Пит. Ее возмущали эксперименты, которые Бенджамин Эддикс проводил с животными.
Мейсон задумчиво прищурился:
— Эксперименты у Эддикса велись на самом высоком научном уровне. Он пытался воздействовать на нервную систему животных. И у него были довольно своеобразные идеи, связанные с гипнозом. Очевидно, он осознал, что человека нельзя погрузить в гипнотический транс настолько глубоко, чтобы он смог сделать нечто противоречащее его высшим моральным установкам, но ему, похоже, казалось, что гориллы, как существа человекообразные, могут поддаваться воздействию гипноза и, к примеру, способны убить человека. Черт бы меня побрал, если я понимаю, что именно он пытался этим доказать. Я чувствую, что это каким-то образом связано с прошлым Эддикса. С ним, очевидно, стряслась большая беда, возможно, он совершил преступление и подозревал, что пошел на это под чьим-то гипнотическим влиянием.
— Кошмарная обстановка для секретарши, — сказала Делла Стрит. — Эддикс богат, но это отнюдь не оправдывает его жестокого обращения с животными.
Мейсон кивнул:
— Вероятно, вначале Элен Кэдмас испытывала то же самое. Затем, похоже, ее взгляды несколько изменились. Она, несомненно, относилась к Эддиксу с большим уважением и чувствовала, очевидно, что за его экспериментами скрывается нечто очень важное.
— А затем ее убили, — сказала Делла Стрит.
— Не нужно так говорить, Делла. Нет абсолютно никаких доказательств.
— Ну, я чувствую интуитивно, очень ясно чувствую, что она не могла пойти на самоубийство.
— В тетради, которую я читал, — сказал Мейсон, — есть еще одна очень любопытная вещь, Делла. Меня она очень заинтересовала.
— Что именно?
— У этой обезьяны, Пита, которую она так любила, появилась привычка таскать ее мелкие безделушки — все, чем она, по мнению обезьяны, любовалась. Пудреницу, губную помаду, сережки — она все подряд хватала и прятала. Скорее всего, ее любимым тайником была огромная греческая ваза в холле… Делла, у меня появилось одно подозрение… Кто из адвокатов представляет миссис Джозефину Кемптон в процессе против Эддикса?
— Сейчас посмотрю, — сказала Делла Стрит и вышла из кабинета.
Вернувшись минуты через три, она вручила Мейсону листок, на котором было напечатано на машинке:
«Джеймс Этна, адвокатская контора „Этна, Этна и Дуглас“.
— Боюсь, я совершила глупость, шеф, — сказала она, когда Мейсон ознакомился с запиской.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда я вышла в приемную, телефон зазвонил так настойчиво, что казалось, вот-вот развалится на части. В общем, я хотела объяснить, что рабочее время уже кончилось и на звонок ответить некому… Ну и выяснилось, что я разговариваю с Мортимером Херши, финансовым управляющим Бенджамина Эддикса. Он очень хотел договориться о твоей встрече с мистером Эддиксом.
— Что ты ему ответила? — спросил Мейсон.
— Я сказала, что должна связаться с тобой, уточнить, какие встречи уже намечены на завтра, и назначить подходящее для тебя время. Тогда он заявил, что мистер Эддикс не сможет прийти к тебе в офис, поскольку он ранен.
— Ранен?
— Он сказал именно так.
— Он сообщил какие-нибудь подробности?
— Больше ничего. По его словам, мистер Эддикс ранен и не сможет приехать к тебе в офис, но, как ему представляется, встреча с мистером Эддиксом была бы в твоих же интересах. Я ответила, что попытаюсь связаться с тобой и перезвоню ему.
— Вот что, — сказал Мейсон, — попробуйте-ка, Делла, для очистки совести дозвониться до конторы «Этна, Этна и Дуглас».
— В такое время там наверняка уже никого нет.
— Кто-нибудь из компаньонов мог задержаться на работе. В конце концов, Делла, мы-то ведь работаем допоздна.
— Вот это точно. — Она сняла телефонную трубку, набрала номер и через мгновение спросила: — Простите, кто у телефона?.. Вас беспокоят из офиса Перри Мейсона… Да, да, адвокат… О, это вы?.. Прошу извинить за столь поздний звонок, но мистеру Мейсону нужно срочно поговорить с мистером Джеймсом Этной. Минутку, не вешайте, пожалуйста, трубку. — Делла Стрит кивнула Мейсону и щелкнула рычажком коммутатора. — Еще одна сова, — сказала она. — Он и в самом деле задержался из-за срочного дела.
Мейсон снял трубку:
— Алло. Говорит Перри Мейсон, Это Джеймс Этна?
— Да, я вас слушаю.
— Вы представляете интересы миссис Джозефины Кемптон в процессе против Бенджамина Эддикса?
— Совершенно верно.
— Случилось так, что меня заинтересовало это дело, — сказал Мейсон.
— А чьи, собственно, интересы вы представляете? — осторожно и с некоторой прохладцей в голосе полюбопытствовал Этна.
— Ничьи. Просто оно меня интересует.
— Ну, положим, оно и меня интересует. Случай, по-моему, возмутительный до безобразия. Это именно из-за него у меня сегодня вечером сорвался деловой ужин. Рассмотрение должно состояться в суде послезавтра, и я пытаюсь откопать какой-нибудь подходящий закон.
— Не могли бы вы вкратце сообщить мне, в чем суть проблемы?
— Я полагаю, в исковом заявлении все изложено достаточно ясно, — осторожно ответил Этна.
— Мне хотелось бы получить более подробную информацию.
— С какой целью?
— Ну, скажем так, из чистого любопытства.
— Боюсь, мистер Мейсон, что не смогу вам ничем помочь — придется вам довольствоваться исковым заявлением. Разумеется, когда дело будет принято к рассмотрению в суде…
— Просто есть шанс, — сказал Мейсон, — что я смогу вам кое в чем помочь.
— Каким образом?
— В данный момент я не могу вам ничего объяснить, но если вы расскажете мне кое-что… Я, разумеется, не претендую на то, чтобы вы делились со мной конфиденциальной информацией, но…
— Ну ладно, — сказал Этна, — я могу изложить вам в общих чертах, в чем суть дела. Миссис Кемптон была уволена без предупреждения. Она работала у мистера Эддикса примерно два с половиной года, но Эддикс даже не пожелал объяснить ей причины увольнения. Миссис Кемптон покинула его вне себя от возмущения. Она не попросила рекомендательных писем и, таким образом, совершенно неожиданно осталась без работы.
— Неужели она не знает, почему так произошло?
— Насколько ей известно, никаких причин для этого не было.
— Продолжайте — что произошло дальше?
— Ну, в общем, она подыскала себе подходящее место. Естественно, хозяева хотели знать, у кого она раньше работала, и миссис Кемптон сказала. Работала она у них примерно две недели. Вне всяких сомнений, она вполне удовлетворительно справлялась со своими обязанностями, и вдруг как гром с ясного неба — ее опять увольняют без предупреждения. Она не могла понять, в чем дело. Как бы то ни было, миссис Кемптон — прекрасный повар и экономка — тут же устроилась в другое место. Разумеется, здесь тоже хотели знать ее прежнее место работы, она сообщила им, приступила к обязанностям, и все было отлично. Наниматели были абсолютно всем довольны, а затем неожиданно без лишних слов ее рассчитали.
— Продолжайте, — попросил Мейсон.
— Видите ли, это известно очень немногим. Но вам, я думаю, можно доверять.
— Если возникают какие-то проблемы, то можете не говорить, — сказал Мейсон. — Конфиденциальные сведения мне не нужны.
— О, на суде это все равно станет известно, — ответил Этна. — В общем, миссис Кемптон обращалась в нашу контору по поводу страховки и поделилась со мной возникшими подозрениями, подробно рассказав обо всем, что произошло. Я попросил одного моего приятеля написать Бенджамину Эддиксу и сообщить, что к нему устроилась на работу миссис Джозефина Кемптон, которая, насколько он понял, последние два года работала у мистера Эддикса. Он просил мистера Эддикса дать ей рекомендацию, охарактеризовав ее деловые качества.
— И что в результате? — спросил Мейсон.
— Не прошло и недели, как было получено письмо от Бенджамина Эддикса. В нем было короткое сообщение о том, что миссис Кемптон была уволена из-за ее нечестности, что бесследно исчезло весьма ценное бриллиантовое кольцо — оно было очень дорого мистеру Эддиксу и стоило около пяти тысяч долларов; что платиновые часы, стоимостью тысяча семьсот пятьдесят долларов, тоже пропали; что не было достаточно улик для привлечения миссис Кемптон к суду за кражу, но доказательств было достаточно для Эддикса, чтобы ее немедленно уволить.
— Черт побери, это же надо суметь состряпать такое письмецо! — воскликнул Мейсон.
— Вот именно, вы понимаете меня?
— И что же вы предприняли?
— Ну, только для того, чтобы подстраховаться, я устроил миссис Кемптон на работу к моим друзьям, людям, которым я могу доверять, — письмо должно быть безупречным с юридической точки зрения. Вы ведь понимаете — первое письмо было написано человеком, на самом деле не нанимавшим на работу миссис Кемптон, и это могло серьезно осложнить ситуацию в суде.
— Да, я понимаю.
— И вот, миссис Кемптон таким образом нашла место с жалованьем в двести пятьдесят долларов в месяц, с питанием и комнатой, очень даже неплохое место. Хозяева написали мистеру Эддиксу и получили точно такое же письмо, как и все остальные. Они, естественно, его сохранили и готовы предъявить на суде.
— Дело будет рассматриваться послезавтра?
— Совершенно верно. Я из кожи вон лезу, чтобы как можно скорее начать судебное разбирательство, — для моего клиента это имеет очень большое значение. Эддикс может позволить себе стричь купоны. Мой клиент вынужден работать.
— Вы не пытались склонить Эддикса к компромиссу?
— Я сделал все возможное, чтобы хоть как-то повлиять на Эддикса. Не знаю, знакомы ли вы с ним.
— Нет.
— Короче говоря, он чрезвычайно упрямый человек. Он заявил мне, что у него есть улики, которые убедят кого угодно: именно миссис Кемптон стащила бриллиантовое кольцо и часы; и что он просто проявил великодушие и не стал возбуждать уголовное дело, но, если я потащу его в суд, он опозорит миссис Кемптон навсегда. Он сказал, что если она захочет устроиться на работу, не обращаясь к нему за рекомендациями, то он не будет иметь ничего против. Для этого ей всего лишь нужно соврать о своем последнем месте работы. Но если кто-нибудь напишет ему и спросит его мнение о миссис Кемптон, он будет откровенен.
— Я полагаю, — сказал Мейсон, — что вы просмотрели все законоположения о добросовестном заблуждении?
— Вот как раз этим я сейчас и занимаюсь, — ответил Этна. — Тут множество проблем — добросовестного заблуждения, наличия злого умысла, разумных оснований для написания подобных писем и много чего еще. В законе достаточно определенно это не сформулировано.
— Я хотел бы задать вам еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Вспомните, не доводилось ли вам читать в газетах об исчезновении секретаря Эддикса, девушки по имени Элен Кэдмас?
— Я никогда не запоминаю, о чем там они пишут в газетах. Нет, не помню, — ответил Этна.
— Но вам что-нибудь известно о ее исчезновении?
— Только то немногое, что сообщила мне миссис Кемптон, — осторожно проговорил Этна.
— Вот теперь, — сказал Мейсон, — мы и подошли к тому, что мне нужно. Что именно рассказала вам миссис Кемптон?
— А что конкретно вас интересует?
— В данный момент я не могу поделиться с вами информацией по этому вопросу.
— В таком случае я в данный момент не могу поделиться с вами вообще никакой информацией.
— Ну хорошо, меня интересует, не связано ли увольнение миссис Кемптон с исчезновением Элен Кэдмас?
Этна надолго задумался.
— Элен Кэдмас совершила, как предполагают, самоубийство примерно за два дня до увольнения миссис Кемптон. У нас сложилось мнение, что если, поймите меня правильно, мистер Мейсон, я никого не обвиняю, что если нечто было похищено в особняке Эддикса, то гораздо больше оснований подозревать Элен Кздмас, а не миссис Кемптон. Я сейчас попытаюсь обосновать это предположение. Кольцо и часы были оставлены в спальне мистера Эддикса. Спальня была заперта. Ключ от нее был только у двоих — у миссис Кемптон и у Элен Кэдмас. Миссис Кемптон была экономкой, а Элен Кэдмас входила туда в связи с выполнением своих секретарских обязанностей. Собственно говоря, это были апартаменты из нескольких комнат: спальня, кабинет, ванная и небольшое помещение для животных. На данный момент, мистер Мейсон, это все, что я могу вам сообщить.
— По какому телефону я мог бы связаться с вами сегодня вечером?
— Я буду в конторе еще час или два. Мой домашний телефон Вест девятьсот семь двести одиннадцать.
— Огромное спасибо, — сказал Мейсон, — возможно, — я позвоню попозже.
Мейсон положил трубку. Делла Стрит вопросительно посмотрела на него.
— Я полагаю, — сказал Мейсон, — твой невысказанный вопрос связан с желанием знать содержание моей беседы с мистером Джеймсом Этной.
— Мой невысказанный вопрос, — ответила она, — связан с желанием знать, когда же мы наконец поужинаем.
— Прямо сейчас, Делла, — рассмеялся Мейсон. — И сразу же после ужина отправимся к мистеру Эддиксу и выясним, что именно он собирается нам сообщить, и если случайно — пойми, Делла, это все равно что найти в полном мраке дробинку, один шанс из тысячи, — и если мы случайно найдем в греческой вазе в холле кольцо стоимостью пять тысяч долларов и платиновые часы стоимостью тысяча долларов, то заставим надменного и имеющего, похоже, садистские наклонности миллионера прижать хвост.
— Прекрасно, — сказала Делла Стрит, — но я думаю, что не стоит заниматься этим на пустой желудок.
— Вот это точно. Где бы ты хотели перекусить?
— Там, где мне подадут огромный бифштекс с маслом и петрушкой, и, раз уж мы собираемся с визитом к миллионеру, я думаю, мы сможем позволить себе такую роскошь, как французская булочка, поджаренная до хрустящей коричневой корочки и посыпанная тертым чесноком.
— Несомненно, — серьезно заявил Мейсон, — мы должны сполна наслаждаться теми редкими удовольствиями, которые предоставляет нам наша профессия. Ведь если бы мы составляли завещание для мистера Эддикса и он вызвал бы нас для консультации по деловому вопросу, мы были бы вынуждены отказаться от чеснока, Делла.
— О, само собой, — согласилась она, и глаза ее блеснули, — но при сложившихся обстоятельствах, принимая во внимание и то, что я сегодня работала до позднего вечера, ты мог бы заказать мне еще и бутылочку красного кьянти — к бифштексу и булочке с чесноком.
— Что ж, договорились, — сказал Мейсон. — И позвони перед уходом мистеру Мортимеру Херши, сообщи ему, что мы сможем приехать к мистеру Эддиксу сегодня в девять тридцать вечера.
— Может быть, если он еще не ужинал, посоветовать ему съесть немного чеснока, чтобы, учитывая сложившиеся обстоятельства, он мог получить большее удовольствие от общения с нами?
— Нет, — сказал Мейсон, — мы не настолько хорошо его знаем.
— Но ведь узнаем? — спросила она.
— О, несомненно, — пообещал с улыбкой Мейсон, — но он никакого удовольствия от этого не получит.
— Чтоб мне провалиться, — воскликнул Мейсон, — но лично я не исключаю возможность убийства!
— Ну, а я уже почти наверняка могу исключить возможность несчастного случая или самоубийства, — сказала Делла Стрит.
— У нас нет никаких улик, — возразил ей Мейсон, — то есть я имею в виду, ничего конкретного.
— Для меня они достаточно конкретны, — с чувством произнесла Делла Стрит. — Ты ведь внимательно прочитал дневник, шеф, и перед тобой, конечно, возник образ чертовски симпатичной, совершенно нормальной молодой девушки с прекрасной фигурой — девушки, мечтавшей сниматься в кино, о чем мечтают почти все симпатичные девушки. И ты получил представление о ее проницательном и глубоком уме. Она восхищалась силой характера Бенджамина Эддикса. Ее возмущало, как он обращается с обезьянами. Она чувствовала, что в его жизни есть какая-то тайна. По первой тетради хорошо видно, с каким жгучим любопытством она пыталась выяснить, что это за тайна, а затем, совершенно неожиданно, перестает упоминать об этом. И вот еще что — девушка была влюблена.
— Почему ты так решила, Делла?
— По ее настроению, по тому, что она писала в своем дневнике. У нее было предостаточно свободного времени, и она часто погружалась на досуге в романтические мечтания.
— Но она не доверяла свои романтические мечты дневнику, — заметил Мейсон.
— В открытую — нет, — согласилась Делла, — но это можно прочесть между строк. По каким-то причинам девушка избегала писать в дневнике совершенно откровенно, но она, вне всякого сомнения, выражала свои настроения. Влюбленные всегда пишут о красоте природы, о том, как прекрасна весна в природе и весна в человеческом сердце.
— Как ты поэтично рассказываешь, Делла!
— Я всего лишь рассуждаю логично.
— А ты сама случайно не ведешь дневник?
Лицо Деллы ярко вспыхнуло.
— И кроме того, — поспешно сказала она, — Элен ненавидела Натана Фэллона.
— А что, кто-нибудь испытывает к нему более дружеские чувства?
— Сам Натан Фэллон.
Мейсон откинулся назад и захохотал.
Делла улыбнулась и продолжила:
— Она любила животных и была очень сильно привязана к обезьяне по имени Пит. Ее возмущали эксперименты, которые Бенджамин Эддикс проводил с животными.
Мейсон задумчиво прищурился:
— Эксперименты у Эддикса велись на самом высоком научном уровне. Он пытался воздействовать на нервную систему животных. И у него были довольно своеобразные идеи, связанные с гипнозом. Очевидно, он осознал, что человека нельзя погрузить в гипнотический транс настолько глубоко, чтобы он смог сделать нечто противоречащее его высшим моральным установкам, но ему, похоже, казалось, что гориллы, как существа человекообразные, могут поддаваться воздействию гипноза и, к примеру, способны убить человека. Черт бы меня побрал, если я понимаю, что именно он пытался этим доказать. Я чувствую, что это каким-то образом связано с прошлым Эддикса. С ним, очевидно, стряслась большая беда, возможно, он совершил преступление и подозревал, что пошел на это под чьим-то гипнотическим влиянием.
— Кошмарная обстановка для секретарши, — сказала Делла Стрит. — Эддикс богат, но это отнюдь не оправдывает его жестокого обращения с животными.
Мейсон кивнул:
— Вероятно, вначале Элен Кэдмас испытывала то же самое. Затем, похоже, ее взгляды несколько изменились. Она, несомненно, относилась к Эддиксу с большим уважением и чувствовала, очевидно, что за его экспериментами скрывается нечто очень важное.
— А затем ее убили, — сказала Делла Стрит.
— Не нужно так говорить, Делла. Нет абсолютно никаких доказательств.
— Ну, я чувствую интуитивно, очень ясно чувствую, что она не могла пойти на самоубийство.
— В тетради, которую я читал, — сказал Мейсон, — есть еще одна очень любопытная вещь, Делла. Меня она очень заинтересовала.
— Что именно?
— У этой обезьяны, Пита, которую она так любила, появилась привычка таскать ее мелкие безделушки — все, чем она, по мнению обезьяны, любовалась. Пудреницу, губную помаду, сережки — она все подряд хватала и прятала. Скорее всего, ее любимым тайником была огромная греческая ваза в холле… Делла, у меня появилось одно подозрение… Кто из адвокатов представляет миссис Джозефину Кемптон в процессе против Эддикса?
— Сейчас посмотрю, — сказала Делла Стрит и вышла из кабинета.
Вернувшись минуты через три, она вручила Мейсону листок, на котором было напечатано на машинке:
«Джеймс Этна, адвокатская контора „Этна, Этна и Дуглас“.
— Боюсь, я совершила глупость, шеф, — сказала она, когда Мейсон ознакомился с запиской.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда я вышла в приемную, телефон зазвонил так настойчиво, что казалось, вот-вот развалится на части. В общем, я хотела объяснить, что рабочее время уже кончилось и на звонок ответить некому… Ну и выяснилось, что я разговариваю с Мортимером Херши, финансовым управляющим Бенджамина Эддикса. Он очень хотел договориться о твоей встрече с мистером Эддиксом.
— Что ты ему ответила? — спросил Мейсон.
— Я сказала, что должна связаться с тобой, уточнить, какие встречи уже намечены на завтра, и назначить подходящее для тебя время. Тогда он заявил, что мистер Эддикс не сможет прийти к тебе в офис, поскольку он ранен.
— Ранен?
— Он сказал именно так.
— Он сообщил какие-нибудь подробности?
— Больше ничего. По его словам, мистер Эддикс ранен и не сможет приехать к тебе в офис, но, как ему представляется, встреча с мистером Эддиксом была бы в твоих же интересах. Я ответила, что попытаюсь связаться с тобой и перезвоню ему.
— Вот что, — сказал Мейсон, — попробуйте-ка, Делла, для очистки совести дозвониться до конторы «Этна, Этна и Дуглас».
— В такое время там наверняка уже никого нет.
— Кто-нибудь из компаньонов мог задержаться на работе. В конце концов, Делла, мы-то ведь работаем допоздна.
— Вот это точно. — Она сняла телефонную трубку, набрала номер и через мгновение спросила: — Простите, кто у телефона?.. Вас беспокоят из офиса Перри Мейсона… Да, да, адвокат… О, это вы?.. Прошу извинить за столь поздний звонок, но мистеру Мейсону нужно срочно поговорить с мистером Джеймсом Этной. Минутку, не вешайте, пожалуйста, трубку. — Делла Стрит кивнула Мейсону и щелкнула рычажком коммутатора. — Еще одна сова, — сказала она. — Он и в самом деле задержался из-за срочного дела.
Мейсон снял трубку:
— Алло. Говорит Перри Мейсон, Это Джеймс Этна?
— Да, я вас слушаю.
— Вы представляете интересы миссис Джозефины Кемптон в процессе против Бенджамина Эддикса?
— Совершенно верно.
— Случилось так, что меня заинтересовало это дело, — сказал Мейсон.
— А чьи, собственно, интересы вы представляете? — осторожно и с некоторой прохладцей в голосе полюбопытствовал Этна.
— Ничьи. Просто оно меня интересует.
— Ну, положим, оно и меня интересует. Случай, по-моему, возмутительный до безобразия. Это именно из-за него у меня сегодня вечером сорвался деловой ужин. Рассмотрение должно состояться в суде послезавтра, и я пытаюсь откопать какой-нибудь подходящий закон.
— Не могли бы вы вкратце сообщить мне, в чем суть проблемы?
— Я полагаю, в исковом заявлении все изложено достаточно ясно, — осторожно ответил Этна.
— Мне хотелось бы получить более подробную информацию.
— С какой целью?
— Ну, скажем так, из чистого любопытства.
— Боюсь, мистер Мейсон, что не смогу вам ничем помочь — придется вам довольствоваться исковым заявлением. Разумеется, когда дело будет принято к рассмотрению в суде…
— Просто есть шанс, — сказал Мейсон, — что я смогу вам кое в чем помочь.
— Каким образом?
— В данный момент я не могу вам ничего объяснить, но если вы расскажете мне кое-что… Я, разумеется, не претендую на то, чтобы вы делились со мной конфиденциальной информацией, но…
— Ну ладно, — сказал Этна, — я могу изложить вам в общих чертах, в чем суть дела. Миссис Кемптон была уволена без предупреждения. Она работала у мистера Эддикса примерно два с половиной года, но Эддикс даже не пожелал объяснить ей причины увольнения. Миссис Кемптон покинула его вне себя от возмущения. Она не попросила рекомендательных писем и, таким образом, совершенно неожиданно осталась без работы.
— Неужели она не знает, почему так произошло?
— Насколько ей известно, никаких причин для этого не было.
— Продолжайте — что произошло дальше?
— Ну, в общем, она подыскала себе подходящее место. Естественно, хозяева хотели знать, у кого она раньше работала, и миссис Кемптон сказала. Работала она у них примерно две недели. Вне всяких сомнений, она вполне удовлетворительно справлялась со своими обязанностями, и вдруг как гром с ясного неба — ее опять увольняют без предупреждения. Она не могла понять, в чем дело. Как бы то ни было, миссис Кемптон — прекрасный повар и экономка — тут же устроилась в другое место. Разумеется, здесь тоже хотели знать ее прежнее место работы, она сообщила им, приступила к обязанностям, и все было отлично. Наниматели были абсолютно всем довольны, а затем неожиданно без лишних слов ее рассчитали.
— Продолжайте, — попросил Мейсон.
— Видите ли, это известно очень немногим. Но вам, я думаю, можно доверять.
— Если возникают какие-то проблемы, то можете не говорить, — сказал Мейсон. — Конфиденциальные сведения мне не нужны.
— О, на суде это все равно станет известно, — ответил Этна. — В общем, миссис Кемптон обращалась в нашу контору по поводу страховки и поделилась со мной возникшими подозрениями, подробно рассказав обо всем, что произошло. Я попросил одного моего приятеля написать Бенджамину Эддиксу и сообщить, что к нему устроилась на работу миссис Джозефина Кемптон, которая, насколько он понял, последние два года работала у мистера Эддикса. Он просил мистера Эддикса дать ей рекомендацию, охарактеризовав ее деловые качества.
— И что в результате? — спросил Мейсон.
— Не прошло и недели, как было получено письмо от Бенджамина Эддикса. В нем было короткое сообщение о том, что миссис Кемптон была уволена из-за ее нечестности, что бесследно исчезло весьма ценное бриллиантовое кольцо — оно было очень дорого мистеру Эддиксу и стоило около пяти тысяч долларов; что платиновые часы, стоимостью тысяча семьсот пятьдесят долларов, тоже пропали; что не было достаточно улик для привлечения миссис Кемптон к суду за кражу, но доказательств было достаточно для Эддикса, чтобы ее немедленно уволить.
— Черт побери, это же надо суметь состряпать такое письмецо! — воскликнул Мейсон.
— Вот именно, вы понимаете меня?
— И что же вы предприняли?
— Ну, только для того, чтобы подстраховаться, я устроил миссис Кемптон на работу к моим друзьям, людям, которым я могу доверять, — письмо должно быть безупречным с юридической точки зрения. Вы ведь понимаете — первое письмо было написано человеком, на самом деле не нанимавшим на работу миссис Кемптон, и это могло серьезно осложнить ситуацию в суде.
— Да, я понимаю.
— И вот, миссис Кемптон таким образом нашла место с жалованьем в двести пятьдесят долларов в месяц, с питанием и комнатой, очень даже неплохое место. Хозяева написали мистеру Эддиксу и получили точно такое же письмо, как и все остальные. Они, естественно, его сохранили и готовы предъявить на суде.
— Дело будет рассматриваться послезавтра?
— Совершенно верно. Я из кожи вон лезу, чтобы как можно скорее начать судебное разбирательство, — для моего клиента это имеет очень большое значение. Эддикс может позволить себе стричь купоны. Мой клиент вынужден работать.
— Вы не пытались склонить Эддикса к компромиссу?
— Я сделал все возможное, чтобы хоть как-то повлиять на Эддикса. Не знаю, знакомы ли вы с ним.
— Нет.
— Короче говоря, он чрезвычайно упрямый человек. Он заявил мне, что у него есть улики, которые убедят кого угодно: именно миссис Кемптон стащила бриллиантовое кольцо и часы; и что он просто проявил великодушие и не стал возбуждать уголовное дело, но, если я потащу его в суд, он опозорит миссис Кемптон навсегда. Он сказал, что если она захочет устроиться на работу, не обращаясь к нему за рекомендациями, то он не будет иметь ничего против. Для этого ей всего лишь нужно соврать о своем последнем месте работы. Но если кто-нибудь напишет ему и спросит его мнение о миссис Кемптон, он будет откровенен.
— Я полагаю, — сказал Мейсон, — что вы просмотрели все законоположения о добросовестном заблуждении?
— Вот как раз этим я сейчас и занимаюсь, — ответил Этна. — Тут множество проблем — добросовестного заблуждения, наличия злого умысла, разумных оснований для написания подобных писем и много чего еще. В законе достаточно определенно это не сформулировано.
— Я хотел бы задать вам еще один вопрос, — сказал Мейсон. — Вспомните, не доводилось ли вам читать в газетах об исчезновении секретаря Эддикса, девушки по имени Элен Кэдмас?
— Я никогда не запоминаю, о чем там они пишут в газетах. Нет, не помню, — ответил Этна.
— Но вам что-нибудь известно о ее исчезновении?
— Только то немногое, что сообщила мне миссис Кемптон, — осторожно проговорил Этна.
— Вот теперь, — сказал Мейсон, — мы и подошли к тому, что мне нужно. Что именно рассказала вам миссис Кемптон?
— А что конкретно вас интересует?
— В данный момент я не могу поделиться с вами информацией по этому вопросу.
— В таком случае я в данный момент не могу поделиться с вами вообще никакой информацией.
— Ну хорошо, меня интересует, не связано ли увольнение миссис Кемптон с исчезновением Элен Кэдмас?
Этна надолго задумался.
— Элен Кэдмас совершила, как предполагают, самоубийство примерно за два дня до увольнения миссис Кемптон. У нас сложилось мнение, что если, поймите меня правильно, мистер Мейсон, я никого не обвиняю, что если нечто было похищено в особняке Эддикса, то гораздо больше оснований подозревать Элен Кздмас, а не миссис Кемптон. Я сейчас попытаюсь обосновать это предположение. Кольцо и часы были оставлены в спальне мистера Эддикса. Спальня была заперта. Ключ от нее был только у двоих — у миссис Кемптон и у Элен Кэдмас. Миссис Кемптон была экономкой, а Элен Кэдмас входила туда в связи с выполнением своих секретарских обязанностей. Собственно говоря, это были апартаменты из нескольких комнат: спальня, кабинет, ванная и небольшое помещение для животных. На данный момент, мистер Мейсон, это все, что я могу вам сообщить.
— По какому телефону я мог бы связаться с вами сегодня вечером?
— Я буду в конторе еще час или два. Мой домашний телефон Вест девятьсот семь двести одиннадцать.
— Огромное спасибо, — сказал Мейсон, — возможно, — я позвоню попозже.
Мейсон положил трубку. Делла Стрит вопросительно посмотрела на него.
— Я полагаю, — сказал Мейсон, — твой невысказанный вопрос связан с желанием знать содержание моей беседы с мистером Джеймсом Этной.
— Мой невысказанный вопрос, — ответила она, — связан с желанием знать, когда же мы наконец поужинаем.
— Прямо сейчас, Делла, — рассмеялся Мейсон. — И сразу же после ужина отправимся к мистеру Эддиксу и выясним, что именно он собирается нам сообщить, и если случайно — пойми, Делла, это все равно что найти в полном мраке дробинку, один шанс из тысячи, — и если мы случайно найдем в греческой вазе в холле кольцо стоимостью пять тысяч долларов и платиновые часы стоимостью тысяча долларов, то заставим надменного и имеющего, похоже, садистские наклонности миллионера прижать хвост.
— Прекрасно, — сказала Делла Стрит, — но я думаю, что не стоит заниматься этим на пустой желудок.
— Вот это точно. Где бы ты хотели перекусить?
— Там, где мне подадут огромный бифштекс с маслом и петрушкой, и, раз уж мы собираемся с визитом к миллионеру, я думаю, мы сможем позволить себе такую роскошь, как французская булочка, поджаренная до хрустящей коричневой корочки и посыпанная тертым чесноком.
— Несомненно, — серьезно заявил Мейсон, — мы должны сполна наслаждаться теми редкими удовольствиями, которые предоставляет нам наша профессия. Ведь если бы мы составляли завещание для мистера Эддикса и он вызвал бы нас для консультации по деловому вопросу, мы были бы вынуждены отказаться от чеснока, Делла.
— О, само собой, — согласилась она, и глаза ее блеснули, — но при сложившихся обстоятельствах, принимая во внимание и то, что я сегодня работала до позднего вечера, ты мог бы заказать мне еще и бутылочку красного кьянти — к бифштексу и булочке с чесноком.
— Что ж, договорились, — сказал Мейсон. — И позвони перед уходом мистеру Мортимеру Херши, сообщи ему, что мы сможем приехать к мистеру Эддиксу сегодня в девять тридцать вечера.
— Может быть, если он еще не ужинал, посоветовать ему съесть немного чеснока, чтобы, учитывая сложившиеся обстоятельства, он мог получить большее удовольствие от общения с нами?
— Нет, — сказал Мейсон, — мы не настолько хорошо его знаем.
— Но ведь узнаем? — спросила она.
— О, несомненно, — пообещал с улыбкой Мейсон, — но он никакого удовольствия от этого не получит.
4
Мейсон плавно затормозил перед коваными железными воротами, сквозь прутья которых виднелась широкая дорожка, усыпанная гравием.
Охранник, с большой шерифской звездой на груди, мощным электрическим фонарем в руке и револьвером в кобуре, прицепленной к набитому патронташу, стоял сразу за воротами.
Яркий луч фонаря осветил салон автомобиля.
Мейсон опустил стекло.
— Что вам здесь нужно? — спросил охранник.
— Во-первых, — ответил Мейсон, — мне нужно, чтобы вы не слепили мне глаза фонарем.
Луч скользнул в сторону, затем фонарь погас.
— А во-вторых, мне нужно видеть Бенджамина Эддикса, — продолжал Мейсон.
— А я хочу знать, — пробурчал охранник, — нужно ли Бенджамину Эддиксу видеть вас.
Охранник, с большой шерифской звездой на груди, мощным электрическим фонарем в руке и револьвером в кобуре, прицепленной к набитому патронташу, стоял сразу за воротами.
Яркий луч фонаря осветил салон автомобиля.
Мейсон опустил стекло.
— Что вам здесь нужно? — спросил охранник.
— Во-первых, — ответил Мейсон, — мне нужно, чтобы вы не слепили мне глаза фонарем.
Луч скользнул в сторону, затем фонарь погас.
— А во-вторых, мне нужно видеть Бенджамина Эддикса, — продолжал Мейсон.
— А я хочу знать, — пробурчал охранник, — нужно ли Бенджамину Эддиксу видеть вас.