Доктору, видимо, доставляло немало удовольствия окружать себя атмосферой профессиональной тайны, даже внешность его безошибочно свидетельствовала о выбранной им профессии. На лбу у него сверкало маленькое круглое зеркало с дырочкой посредине, пользуясь которым он видел все, что скрывалось в горле его пациента.
   Доктор Амстед был одет в чистейший белый халат, а воздух в кабинете, казалось, весь состоял из каких-то чисто медицинских запахов. Глаза его не были такими настороженными, как у доктора Купера. Он был скуластый, высокий и худощавый, с узким, будто щель, ртом.
   — Чем я могу быть вам полезен, мистер Грифф? — осведомился он.
   — Я бы хотел кое-что узнать от вас в связи с делом Кэттея, — ответил Грифф.
   — Ничем не могу вам помочь, — резко сказал доктор. — Здесь нечего обсуждать. Человек этот умер естественной смертью. Я подписал свидетельство о смерти. Можете посмотреть его. Больше ничего не могу вам сказать.
   — А не могли бы вы рассказать мне, — спросил Грифф, — какие симптомы были у Кэттея перед смертью?
   — Нет.
   — Была ли у него температура?
   — Ничего не могу вам сказать.
   — Можете вы назвать мне время, которое прошло с момента появления первых симптомов заболевания до момента наступления коматозного состояния, которое и продолжалось, насколько я знаю, до самой смерти?
   — Нет.
   — Могу я узнать, почему?
   — Это профессиональная тайна.
   — Понятно. А что-нибудь, что не является профессиональной тайной, вы можете мне рассказать?
   — Что вы имеете в виду?
   — Если я задам вам вопрос о чем-то, что не является профессиональной тайной, вы мне ответите?
   — Думаю, да.
   — Правда ли то, — произнес Грифф медленно и веско, — что в вашем присутствии и в присутствии газетного репортера доктор П.С. Купер, который был вместе с вами приглашен к больному, заявил, что симптомы болезни соответствуют симптомам отравления люминалом?
   Лицо доктора Амстеда вспыхнуло.
   — Я не несу ответственности за слова доктора Купера, — резко заявил он.
   — Я только спрашиваю, говорил ли это доктор Купер.
   — Мне кажется, — сказал доктор Амстед, — что он… По-моему, мне не следует отвечать на этот вопрос.
   — На каком основании, доктор? Доктор Амстед опять покраснел.
   — На том основании, что вас это совершенно не касается.
   — Но может статься, — Грифф улыбнулся вкрадчивой улыбкой, — что меня это как раз очень касается. Это часть той работы, которую я выполняю для города.
   Грифф не отводил испытующего взгляда от губ доктора, которые сжались в тонкую, бескровную полоску.
   — Я по-прежнему считаю, что это совершенно не ваше дело, — вызывающе проговорил доктор Амстед.
   Грифф все еще не сводил глаз с лица доктора.
   — Иногда, доктор, бывает так, — сказал он, — что суд требует проведения эксгумации тела. Если на эксгумации обнаружится присутствие яда в теле умершего, то, я думаю, это достаточно сильно повлияет на вашу репутацию врача, во всяком случае, дело не ограничится обычным «обсуждением» неправильно поставленного диагноза.
   Веки доктора Амстеда слегка дрогнули, но затем он удивленно раскрыл глаза.
   — Вы ошибаетесь, — сказал он. — Не будет ни вскрытия тела сейчас, ни эксгумации потом. — Твердо заявив это, он резко повернулся и бросил через плечо: — Прошу меня извинить, но я чрезвычайно занят.
   Дверь кабинета захлопнулась.
   Медсестра перевела на Сиднея Гриффа удивленный взгляд.
   — Боюсь, это все, мистер Грифф, — сказала она. — Доктор Амстед уже не выйдет.
   Сидней Грифф послал ей очаровательную улыбку.
   — Конечно, моя милая, — сказал он. — Я и не рассчитывал на это. Просто мне хотелось увидеть…
   На столе перед сестрой зазвонил внутренний телефон. Она подняла трубку и сказала «слушаю вас» с профессиональной любезностью. Затем щелкнула рукояткой переключателя, положила телефонную трубку и подняла глаза на Сиднея Гриффа.
   — Вы ждете, — повторила она, — потому что…
   — Потому что мне хотелось бы знать, — с сияющим видом пояснил Грифф, — понадобится ли доктору Амстеду срочно позвонить кому-то, как только он войдет в кабинет. Можете передать ему, что мое любопытство по этому поводу полностью удовлетворено. Всего доброго.
   Он вышел из приемной, пересек дорогу, направляясь к Первому национальному банку, и вошел в адвокатскую контору «Фишер, Бэрр и Мак-Редди». Передав свою визитную карточку молодой женщине, которая сидела у телефонного коммутатора, он сказал:
   — Пожалуйста, передайте мистеру Чарльзу Фишеру, что я хотел бы побеседовать с ним о деле чрезвычайной важности. Я займу у него не более десяти минут.
   Молодая женщина звонком вызвала мальчика, отдала ему карточку и попросила передать просьбу Гриффа. Мальчик убежал, и через пару минут раздался звонок по внутреннему телефону.
   Выслушав распоряжение, молодая женщина кивнула Сиднею Гриффу.
   — Мистер Фишер, — сказала она, — примет вас немедленно.
   Мальчик пошел вперед, указывая Гриффу дорогу.
   — Пожалуйста, сюда, сэр, — сказал он и приоткрыл дверь личного кабинета Чарльза Фишера. Грифф вошел.
   Чарльз Фишер был сама приветливость. Увидев в дверях Гриффа, он бросился к нему с протянутыми руками.
   — Как я рад, — воскликнул он, — что мне представилась возможность познакомиться с вами, мистер Грифф. Я много слышал о вас и следил за расследованием некоторых дел, в которых вы участвовали, с колоссальным интересом. Прошу вас, проходите, присаживайтесь.
   Грифф обменялся с ним рукопожатием и опустился в стоящее около письменного стола глубокое кресло.
   — Что же привело вас ко мне? — спросил Фишер. — Вы ведь, наверное, пришли по делу, и если это так, то чем мы можем быть вам полезны?
   Грифф кивнул, не сводя внимательного взгляда с губ адвоката.
   — Да, — подтвердил он, — я пришел к вам по делу. Дело в том, что я сейчас занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Фрэнка Б. Кэттея.
   Фишер удивленно приподнял брови.
   — Понятно, — пробормотал он.
   Грифф помолчал.
   Губы Фишера сжались в узкую полоску, он на мгновение, как бы задумавшись, прикрыл глаза, а затем медленно покачал головой.
   — Весьма странно, — проговорил он.
   — Вы имеете в виду его смерть? — поинтересовался Грифф.
   — Нет, — сухо сказал адвокат. — Мне странно, что вы пришли с этим вопросом ко мне. Да и вообще, мне не очень понятно, чем вас могла заинтересовать его смерть, пусть даже и неожиданная?
   — Что же в этом странного? — удивился Грифф. — Расследование обстоятельств чьей-либо неожиданной смерти — одна из моих обязанностей как практикующего криминолога.
   — Понятно, — протянул Фишер. — Но видите ли, я ведь до последних дней представлял интересы мистера Кэттея. Вполне вероятно, что в этом городе я был одним из его ближайших друзей. В сущности, я всем ему обязан. Поэтому вполне естественно, что я хорошо разбираюсь в его делах и поддерживаю дружеские отношения с его вдовой.
   — Да что вы? — пробормотал Грифф. Фишер кивнул.
   — При этих обстоятельствах, я повторяю, меня весьма удивляет, что у вас возник интерес к обстоятельствам смерти мистера Кэттея. Насколько мне известно, никто из представителей этой семьи к вам не обращался. Если бы кто-то из них связался с вами, мне, безусловно, это было бы известно. Поэтому мне и непонятно, по чьему заданию вы сейчас действуете.
   На лице Гриффа появилась загадочная улыбка.
   — Если мой вопрос не покажется вам нескромным, — замялся Фишер, — могу ли я узнать, кто направил вас ко мне: окружной прокурор или кто-то из полицейского управления?
   — Да нет, — сказал Грифф, — все в порядке. Наступило молчание.
   — И каков же будет ваш ответ? — вкрадчиво спросил Фишер.
   — Ответ? — протянул Грифф. — Это уже сложнее. Поскольку вы являетесь представителем своего клиента, для вас задать такой вопрос вполне естественно, но вы должны меня понять: у всех нас бывают свои профессиональные тайны.
   — Понятно, понятно, — пробормотал Фишер, нервно поигрывая карандашом. — Мне кажется, с этого доктора Купера можно было бы спросить, и очень строго, за должностное преступление. Он не только доказал свою некомпетентность, поставив неправильный диагноз, но еще и нарушил профессиональный долг врача, обнародовав его.
   — А какой диагноз он поставил? — осведомился Грифф.
   — Я бы предпочел не обсуждать этого, поскольку, вы понимаете, я все-таки близкий друг семьи, — сухо сказал Фишер.
   — Понимаю, — промолвил Грифф. — Так, значит, этот диагноз, вне всякого сомнения, неверный, я правильно вас понял?
   — Совершенно верно. Тут даже не о чем говорить! — возбужденно воскликнул Фишер. — Тот диагноз может служить ярким примером того, как много вреда может причинить некомпетентный врач, да еще забывший свой профессиональный долг. Это же просто оскорбление для миссис Кэттей.
   — Конечно, я понимаю, — согласился Грифф. — А как вообще это подействовало на миссис Кэттей?
   — Ну, — замялся Фишер, — я бы предпочел не обсуждать этот вопрос, но вы ведь сами можете себе это представить, мистер Грифф. Естественно, если человек умирает от отравления, то всякий сразу начинает подозревать молодую вдову, которая получает наследство после мужа, да еще если это наследство составляет несколько миллионов… Как вы понимаете, я сейчас объясняю вам обывательский взгляд на эти вещи, это ведь весьма богатая почва для возникновения сплетен, всех этих перешептываний соседей и едва знакомых людей.
   — А доктор Купер в настоящее время уже признал, что поставил неправильный диагноз?
   — Ну конечно. На самом деле он никогда серьезно так не считал. Он просто сказал, что симптомы были весьма сходны с…
   Чарльз Фишер внезапно осекся, стиснул зубы и покачал головой. Взяв себя в руки, он примирительно улыбнулся.
   — Боюсь, мистер Грифф, — сказал он, — что вы вытянули из меня больше, чем я намеревался вам сказать. Похоже, вы знаток перекрестных допросов.
   Грифф расхохотался.
   — Ну, — весело сказал он, — вы мне льстите. Я ведь уже пытался сегодня утром поговорить с доктором Купером, но из него мне ничего не удалось вытянуть.
   — Доктору Куперу, — мрачно заявил Фишер, — еще, по всей видимости, придется предстать перед медицинским советом и постараться дать объяснение своим весьма странным заявлениям, а также сообщить, почему ему потребовалось делать свои заявления в присутствии репортера из газеты.
   Казалось, Гриффу совершенно безразлична дальнейшая судьба доктора Купера.
   — Мне бы очень хотелось побеседовать с миссис Кэттей, — сказал он.
   — Это совершенно невозможно, — отрезал Фишер. — Она убита горем. И никого не желает видеть. Со мной она разговаривает только по телефону, и голос у нее, я вам даже передать не могу, такой слабый, дрожащий, что я даже иногда не совсем понимаю, что она говорит.
   — И только на основании этого, — поинтересовался Грифф, — вы считаете, что она вне себя от горя?
   Глаза Фишера потемнели от гнева.
   — Боюсь, что вы меня неправильно поняли, — медленно проговорил он. — Я ее адвокат. И не только. Я, кроме того, ее друг. И был другом ее покойного мужа. И своим нынешним преуспеянием я обязан прежде всего благородству ее мужа. Я работал под его руководством в Южной Америке. А затем он продал свой пай в фирме и вернулся в Америку. И предложил мне приехать к нему сюда. Я поступил на юридический факультет, и за мою учебу платил он. Он ссудил мне деньги, что позволило мне начать практиковать как юристу и некоторое время продержаться. Я был так благодарен ему, что с радостью отдал бы за него жизнь. И сейчас я готов сделать все для его вдовы. Я сказал вам уже, что она вне себя от горя, и готов поручиться за свои слова. Могу также уверить вас, что смерть Кэттея была совершенно естественной. И большая часть вины за эту внезапную смерть лежит на газете, которая опубликовала ту проклятую клеветническую статью, которая и подкосила его.
   — Но газета же напечатала опровержение, — возразил Грифф.
   — Да какое это опровержение, — возмутился Фишер. — И как она была написана! Никаких извинений — даже намека на это не было. Газета признала только, что в предыдущей статье была допущена ошибка, и только, а сама эта статья, я имею в виду последнюю, была написана как обычное продолжение предыдущей. Если тут и было что-то похожее на опровержение, то я его не заметил, и вообще мне показалось, что это еще не конец этого дела.
   — А вы готовы, — спросил криминолог, не отрывая глаз от губ адвоката, — положа руку на сердце заявить, что совершенно уверены в том, что статья эта даже отдаленно не напоминала опровержение?
   — Ну конечно, я бы не смог так сказать, — заявил Фишер. — Во-первых, я считаю, что после смерти Кэттея дело уж точно должно быть похоронено. Во-вторых, еще до смерти Кэттея дело между ним и редакцией газеты было полюбовно улажено, я лично занимался этим.
   Грифф вопросительно поднял брови.
   — А вы не могли бы рассказать об этом подробнее? — попросил он.
   — К сожалению, — сказал Фишер. — я не имею права передать вам в точности все детали нашей договоренности. Но уверяю вас, что соглашение полностью удовлетворяло мистера Кэттея. К сожалению, было уже слишком поздно.
   — Что вы имеете в виду?
   — Я имею в виду, что это потрясение подкосило Кэттея. Он был просто сражен ударом и с момента появления этой ужасной статьи уже был просто болен.
   — А когда было достигнуто соглашение? — спросил Грифф.
   — Во вторник вечером.
   — Почему это было сделано? — поинтересовался Грифф.
   — Потому, — с чувством ответил Фишер, — что я чувствовал, что мой клиент находится на грани нервного срыва. Я предложил миссис Кэттей сопровождать меня, мы вместе приехали в «Палас-отель» и договорились о встрече с редактором газеты. Нам удалось достичь с ним полюбовного соглашения на тех условиях, которые устраивали обе стороны. Вернувшись в Ривервью, я намеревался сообщить обо всем мистеру Кэттею. Но было, как оказалось, уже слишком поздно. Он к тому времени уже был без сознания. Он так и не пришел в сознание до самой смерти. Так и умер, не узнав, что его доброе имя восстановлено и газета напечатала опровержение.
   — То есть, — сказал Грифф, — я понимаю, он был уже болен, когда вы уехали в город?
   — Конечно. Об этом я вам и говорю.
   — И это была основная причина, почему вы так спешно уехали?
   — Да, — подтвердил Фишер. — Я не собираюсь отрицать, что именно поэтому мы поторопились добиться скорейшего соглашения с редакцией газеты, а не затевать долгое судебное разбирательство иска о клевете со всеми сопутствующими формальностями и последующим заключением какого-то договора.
   — А была у вас еще какая-то причина торопиться? — спросил Грифф.
   Фишер снова принялся нервно вертеть тонко отточенный карандаш. Он оторвал взгляд от лица посетителя и перевел его в окно, рассеянно разглядывая залитую ярким солнцем улицу.
   — Не знаю, — медленно проговорил он, — есть ли мне смысл объяснять вам. Мне кажется, если вас не удовлетворили мои объяснения, то вам лучше обратиться в редакцию газеты.
   — Мне, право, не хочется заставлять вас нарушать ваш профессиональный долг, — задумчиво проговорил Грифф.
   Фишер резко повернулся к нему.
   — Эта проклятая газета! — воскликнул он. — Как только ее заправилы поняли, что, опубликовав ту статью, они дали возможность моему клиенту подать на них в суд за клевету, тут же послали в город репортера, — репортера, который не делал тайны из того, что был послан в наш город только с одной целью: раскопать как можно больше фактов, порочащих репутацию моего клиента, — фактов, которые, будучи умело поданы, могли бы навсегда погубить и очернить мистера Кэттея, особенно если были бы умело преподнесены на суде и искусно обыграны адвокатом с хорошо подвешенным языком.
   — Это, по всей вероятности, тоже заставило вас поспешить и попытаться достичь соглашения до суда? — спросил Грифф.
   — Это, можно сказать, и убило моего клиента, — взорвался Фишер.
   — И как долго этот репортер был в вашем городе? — осведомился криминолог.
   — Думаю, всего один день а может быть, и нет, точно не знаю. Он всюду совал свой нос, делал при этом комментарии. Большую часть времени он проводил в редакции «Ривервью кроникл», газеты, которая, между прочим, из кожи вон лезла, поддерживая соперника Кэттея на выборах в члены городского совета.
   — А этот репортер, — спросил Грифф, — не делал попытки связаться с вами?
   — Со мной?
   — Да.
   — Ну конечно же нет. Он ведь искал сведения, которые могли бы помочь газете опорочить моего клиента. Естественно, что ему вряд ли бы пришло в голову обратиться с этим ко мне.
   — Вы ведь не были с ним знакомы, не так ли?
   — Нет.
   — Тогда, по всей вероятности, — предположил криминолог, — вы вряд ли могли обратить внимание на сегодняшнюю статью в «Блейд», в которой сообщается о смерти того самого репортера.
   Чарльз Фишер судорожно стиснул подлокотники кресла. Он резко наклонился вперед, и его горящий взгляд остановился на невозмутимом лице Гриффа. Дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы.
   — Боже мой! — воскликнул он. — Вы что имеете в виду… Этого не может быть… не может быть… Так это что, тот самый человек?
   Грифф кивнул.
   Чарльз Фишер медленно встал. Достав из нагрудного кармана платок, он вытер мокрое от пота лицо и снова взглянул на Гриффа широко раскрытыми, испуганными глазами.
   — Боже мой! — тихо повторил он. Грифф счел за благо промолчать.
   — Вот теперь, — медленно проговорил Фишер, — мне стал понятен ваш интерес к этому делу. И теперь я знаю, кто вас нанял.
   Грифф продолжал молчать.
   Адвокат бросил быстрый взгляд на часы, подошел к окну и, стоя спиной к Гриффу, долго смотрел на улицу. Наконец он резко повернулся на каблуках и взглянул на криминолога.
   — А у редакции газеты, — спросил он, — есть какие-нибудь предположения относительно мотива этого убийства?
   Грифф пожал плечами.
   — Ну вы же понимаете, — ответил он, — что я вряд ли смогу сказать вам, что известно в редакции газеты и что они подозревают.
   Чарльз Фишер прищелкнул языком и сокрушенно покачал головой, как человек, услышавший нечто страшно его разочаровавшее.
   — Ох, как же это усложняет ситуацию, — пробормотал он. — Так усложняет, просто и сказать нельзя.
   Грифф тоже поднялся на ноги.
   — Хорошо, закончим на этом, — сказал он. — Приятно было познакомиться с вами, адвокат. А теперь я прощаюсь с вами и надеюсь, что мне не удалось испортить вам уик-энд.
   — Если я только могу что-то сделать для вас, мистер Грифф, — произнес Фишер, судорожно пытаясь говорить так же приветливо, как и в начале разговора, — что не будет требовать от меня нарушения профессиональной этики, вам следует только сказать.
   Грифф улыбнулся.
   — Думаю, что нет, — сказал он. Мужчины обменялись рукопожатиями.
   Грифф прямиком направился к телефонной будке, позвонил в приемную доктора П.С. Купера и объяснил медсестре, что ему крайне необходимо поговорить с доктором о чрезвычайно важном личном деле.
   Минуту спустя он услышал по телефону голос П.С. Купера.
   — Это Грифф, доктор Купер, — сказал он. — Я был у вас сегодня утром.
   — Да, я помню, — осторожно ответил доктор. — Что вы хотите, мистер Грифф?
   — Я только хотел предупредить вас, — объяснил тот, — что я недавно разговаривал с юристом, который ведет дела миссис Фрэнк. Б. Кэттей, и он сообщил мне достаточно неприятную для вас вещь. Дело в том, что они собираются добиться вызова вас в медицинский совет в связи с вашим известным заявлением о якобы подозрительных обстоятельствах смерти мистера Фрэнка Б. Кэттея.
   — Да? — вежливо, но достаточно безразличным тоном произнес доктор Купер.
   — Да, — подтвердил Грифф. — И я подумал, доктор, что если вскрытие подтвердит вдруг правильность вашего диагноза и докажет, что доктор Амстед ошибался, то вряд ли вам придется беспокоиться по поводу защиты вашей репутации перед медицинским советом.
   Грифф замолчал и прислушался. Какое-то время не было слышно ничего, кроме неясного шороха и потрескивания в трубке, а потом все так же осторожно и медленно доктор Купер произнес:
   — Спасибо, очень вам признателен.
   На другом конце провода раздался щелчок, и разговор оборвался.
   Грифф положил трубку.

Глава 9

   Такси высадило Гриффа у роскошного подъезда резиденции Кэттеев. Грифф внимательно оглядел тщательно ухоженные газоны и лужайки и огромное здание, которое, несмотря на свою монументальность, прекрасно гармонировало с окружающим пейзажем. Дом выглядел так, как будто он стоял здесь с сотворения мира.
   — Мне подождать? — спросил таксист.
   — Да, пожалуйста, — ответил Грифф.
   Он захлопнул дверцу машины и прошел через украшенную затейливым металлическим орнаментом калитку к парадному входу. Он уже протянул руку, чтобы постучать, как дверь открылась и вышел высокий, широкоплечий человек, уже слегка полнеющий, что не скрывало даже свободного покроя пальто. Человек быстро сбежал по ступенькам и круто повернул направо к дорожке, которая вела к гаражу.
   — Привет, Ресайн, — тихо окликнул его Грифф. — Ты так и собираешься пройти мимо меня?
   При звуке его голоса человек вздрогнул. Он какое-то время всматривался в Сиднея Гриффа, потом в его глазах отразилось легкое удивление и быстро исчезло. Взгляд стал настороженным. Он повернулся и неторопливо направился к Гриффу, как будто бы сразу перестав спешить, даже походка его изменилась.
   Грифф следил за его приближением слегка удивленно, но, казалось, был настороже.
   — Ты по делам здесь, Ресайн? — спросил он.
   Покачиваясь на широко расставленных ногах, развернув плечи и не сводя внимательного взгляда с криминолога, Карл Ресайн насмешливо бросил:
   — А ты, Грифф? У тебя тоже здесь дела? Грифф кивнул.
   — Да, — сказал он, — мне бы хотелось повидать миссис Кэттей.
   — Едва ли подходящее время для светского визита, — заметил Ресайн.
   Грифф с рассеянным видом пожал плечами.
   — В конце концов, Ресайн, — промолвил он, — это уж самой миссис Кэттей решать. Если она нашла время для мистера Ресайна из Детективного агентства Ресайна, то уж, вне всякого сомнения, она в состоянии принять и меня.
   — Может быть, — небрежно заметил Ресайн. Наступило молчание.
   — Не можешь ли сказать, что именно тебя заинтересовало в этом деле? — спросил Ресайн.
   — А что, ты считаешь, могло меня заинтересовать? — поинтересовался Грифф.
   Ресайн недовольно нахмурился.
   — О! — воскликнул он. — Стоит ли играть словами? Ты, конечно, можешь не говорить мне, если не хочешь, но стоит ли так задирать нос? В конце концов, ты ведь не сверхчеловек, даже если твое имя и Сидней К. Грифф.
   Грифф промолчал, но в глазах его промелькнуло легкое удивление.
   — Я подумал, — сказал примирительно Ресайн, — что, может быть, тебя заинтересует предложение обменяться информацией по этому делу.
   — Конечно, — поддакнул Грифф, — предложение весьма заманчивое. Можешь начинать. Расскажи мне то, что тебе известно, а потом то же самое сделаю я.
   — Договорились, — согласился Ресайн. — А теперь скажи мне, на кого ты работаешь?
   Грифф саркастически хмыкнул.
   — Это ты называешь обменом информацией, так, что ли, Ресайн?
   Раздался шум подъезжающей машины, и у входа остановился небольшой автомобиль. Из него выскользнул водитель, открыл переднюю дверцу и нетерпеливо взглянул на разговаривающих мужчин.
   — Не находишь ли ты, — вкрадчиво спросил Грифф, — что в этом шофере есть что-то странное? Обернись и незаметно посмотри на него. Он одет в форменную куртку, но обрати внимание на выражение его лица. Похоже, что, застав нас здесь за разговором, он страшно разозлился.
   Ресайн не обернулся, но как-то весь внезапно подобрался и заговорил официальным тоном.
   — Просто он торопится, — предположил он. — Он получил приказ отвезти меня в одно место. Ну, мне пора. Всего доброго.
   Ресайн быстрыми шагами направился к машине. Стоя с неподвижным, как маска, лицом, шофер нетерпеливо поджидал его. Дождавшись, пока детектив сядет в машину, он быстро захлопнул за ним дверцу.
   — Миссис Кэттей не сможет принять вас, — сообщил он, придерживая переднюю дверцу машины. Он не ждал ответа от Гриффа, как не ждал и указаний от детектива, куда ехать.
   Сказав это, он скользнул на переднее сиденье. Заворчал мотор, и машина плавно скользнула по дорожке к выходу.
   Сидней Грифф не сводил с нее глаз, пока она не свернула за угол, затем позвонил в дверь и минуту спустя уже протягивал свою визитную карточку дворецкому с высокомерно-замкнутым лицом, от которого он имел удовольствие услышать, что миссис Кэттей не намерена кого-либо принимать.
   — Вы все-таки сообщите ей, — велел Грифф, — что хотя мне очень не хотелось бы тревожить ее в ее нынешнем состоянии, но у меня к ней дело чрезвычайной важности. Скажите ей, что моя профессия — криминолог и что, если она все же найдет в себе силы принять меня сейчас, это может значительно облегчить ей жизнь в будущем.
   Дворецкий неохотно взял визитку и проводил его в небольшую приемную, куда и вернулся через несколько минут с сообщением, что миссис Кэттей согласна уделить ему немного времени.
   Тишина, царившая в доме, поразила Гриффа, все, казалось, было пропитано атмосферой недавней смерти. В воздухе чувствовался слабый аромат увядающих цветов, как бы тоже напоминая о присутствии покойника в доме. По дому с унылыми, замкнутыми лицами сновали слуги. В этой торжественной и слегка гнетущей атмосфере энергичные шаги Гриффа звучали как поступь пришельца из другого, внешнего мира, так, как если бы в затхлую, спертую атмосферу покойницкой вдруг ворвался поток свежего морского воздуха.