Страница:
ф о т о
Борис Михайлович ГРИГОРЬЕВ
ф о т о
Александр Викторович СЫРОВОЙ
ф о т о
Николай Алексеевич ГРЕЧАНОВ
ф о т о
Николай Викторович КОРДЮКОВ
... Участие в проводившейся в Малайзии на аэродроме Лангкави авиационной выставке "ЛИМА-95" уникальным мероприятием для "Русских Витязей" назвать было никак нельзя: полёты именно на эти авиашоу для пилотажной группы стали традиционными, начиная с 1991 года. Да и состав группы недостаточно опытным считать не стоило бы. Правда, за прошедший год в нём сменилась ключевая фигура: прежнего опытного ведущего Владимира Баженова заменил Александр Личкун - но этот парень в профессиональном отношении никогда не вызывал сомнений. В Кубинке он к тому времени пролетал уже больше десяти лет, в группе он пилотировал с самого момента её создания. Да и в роли ведущего до этого рокового тура он с успехом уже себя опробовал в других показах. А из общего количества задействованных в этом мероприятии девяти лётчиков-пилотажников, пятеро летали в Лангкави и на предыдущую выставку "ЛИМА-93". Аэродром Камрань, выбранный командованием российских ВВС для одной из промежуточных посадок по пути в Малайзию и обратно - давняя база авиации нашего Военно-морского флота. Несмотря на очень плохое в тот момент наземное оборудование и необустроенность, для "Витязей" он также был не нов: на него промежуточную посадку группа уже делала по пути в Малайзию. Путь тот был не прост. В самом его начале из Кубинки вылетело аж семь СУ-двадцать седьмых: шестёрка планировалась для пилотажа и один самолёт - резервный. Этот резервный аэроплан и был оставлен на территории России, на крайнем перед пересечением китайской границы промежуточном аэродроме. В небе же над Китаем у машины, пилотируемой Игорем Ткаченко, произошёл отказ одной из двух гидросистем. Оценив обстановку, в воздухе было принято решение: дотянуть всей группой до запланированного аэродрома промежуточной посадки в Китае! Но там, в аэропорту Тянцзинь, быстро исправить дефект не удалось, и группа пошла дальше пятью самолётами. Двое пилотажников, Иван Кирсанов и Игорь Ткаченко, на дальнейший перелёт вынуждены были превратиться в пассажиров лидирующего группу ИЛ-76. Этот ИЛ-76 играл роль отнюдь не только транспортного корабля. Он, единственный из всех участвовавших в перелёте воздушных судов, будучи оснащённым навигационным оборудованием в соответствии со всеми стандартными требованиями для выполнения международных полётов, и имея на борту членов штатного экипажа, владевших знанием международных правил и фразеологией радиообмена, играл роль лидера группы. Роль, оказавшуюся, к несчастью, роковой... Но просто винить в произошедшем тот экипаж и его командира генерал-майора авиации Гребенникова, означало бы проявить непрофессиональный подход к оценке лётного происшествия! А, следовательно, в таком случае можно и легко "заблудиться" в выводах, неверно выявить пути предотвращения подобных инцидентов в будущем... Таким образом, все перелёты над иностранной территорией выполнялись группой СУ-двадцать седьмых только лишь в общем строю с ИЛ-76, следовавшем по стандартным международным трассам и заводившим ребят на запланированные аэродромы посадки. Лишь увидев взлётно-посадочную полосу, они распускались и дальше плотно друг за другом строили визуальный расчёт на посадку. Сами же по себе все "Сухие" в зарубежном небе были "слепы" и "глухи": боевые самолёты не были оборудованы международными навигационными средствами. А потому и знания соответствующих международных правил самолётовождения и ведения радиообмена на английском языке у сидевших в них пилотов были лишь "номинальными". Уже после всего случившегося, и оборудование самолётов, и подготовка самих пилотов-"Витязей" к выполнению международных полётов претерпели радикальные изменения - ныне они уже уверенно рассекают небеса любой из стран мира без всякого "тяжёлого" лидирования. И каждый из них, в случае необходимости, может сам, в одиночку "дотопать" и зайти на посадку на любой запланированный или же запасной аэродром. Но это - теперь! Тогда же, в девяносто пятом, на подобное рассчитывать не приходилось... И - увы! гораздо более логичный вариант выбора маршрута принимавшими решения высокими чинами (по рангу - гораздо выше, чем "Витязи" или экипаж ИЛ-76) в Главном штабе ВВС не рассматривался... Подобным вариантом мог бы подразумеваться выбор в качестве аэродрома промежуточной посадки в том районе не плохо оборудованного Камраня, а одного из вьетнамских международных аэропортов - скажем, Хошимина-Ханоя. Ну а зачем же нужен оснащённый наземным оборудованием, соответствующим всем международным нормам, интернациональный аэропорт для посадки группы, за которую ещё и придётся заплатить валютой? Всё равно: ни самолёты, ни сидящие в них пилоты поодиночке воспользоваться всей полнотой этих преимуществ не смогут. Уж лучше тогда всем вместе, да что попроще - и почти задаром... Скажем, - Камрань... Итак, совершив на нём благополучную посадку по пути в Малайзию, группа из пяти СУ-27 - двух "спарок" и трёх "боевых" - проследовала дальше, на Лангкави. Выставка прошла неплохо - хотя, конечно, одной машины для отработанной программы группового пилотажа шестёркой явно не хватало. Оставивший эту машину в Тянцзине, Игорь Ткаченко стоял в группе на другом боевом самолёте крайним слева, следом за "сосавшим крыло" Личкуна Владимиром Ковальским, а после роспуска строя Игорь ещё и "докручивал" демонстрационный комплекс одиночного пилотажа. Вторым ведомым справа в этом строю был Николай Гречанов, а крайним правым - Борис Григорьев. ... Вот и позади шум-гам и веселье большого авиационного праздника. Пора собираться в непростой обратный путь. На обратном маршруте вся пятёрка выстроилась за своим лидером ИЛ-76. Личкун на спарке СУ-27УБ - слева, в его задней кабине Сергей Климов, а за ним крайним с левой стороны на одноместном СУ-27 - Владимир Ковальский. Справа от Ила - спарка Григорьев-Сыровой, и далее на двух боевых друг за другом Гречанов и Кордюков. Монотонный маршрутный полёт в полурасслабленном - после всех динамичных пилотажных комплексов - строю... Но вот впереди и Камрань! Ребята подтянулись, встали поплотнее - начинается снижение для захода на посадку... ... Перед моими глазами сейчас - большой лист со старательно вычерченной схемой их захода, ставшего для четверых последним. На крупномасштабную карту со всеми деталями нанесены фактическая линия пути и по её точкам весь, до единой команды, текст радиообмена с выверенными до секунды значениями времени. Эта точная схема, вкупе с сухими записями радиообмена, наглядно отражает, как разворачивалась трагедия. Любому, даже непосвящённому человеку, вглядевшись в неё, отчётливо виден и накал эмоций, и драматизм происходившего. Профессионалу за этими скупыми строками и размазанной траекторией захода очевидны и те явно выходившие далеко за рамки кабин самолётов погрешности, на которые непосредственно повлияли упущения во всей организации. Первое же, что резко бросается в глаза - это громадная, противоречащая образу мышления в воздухе лётчика-истребителя, психологическая несбалансированность экипажа ИЛ-76 с ведомой им группой. Компетенция автора, определяемая более чем десятилетним опытом международных полётов по всему земному шару - причём, что важно, опытом, полученном как на различных истребителях, так и в качестве командира тяжёлых воздушных судов, главным образом того же ИЛ-76 - позволяет ему судить о данных факторах достаточно достоверно... Итак, снижаясь, группа выходит на уже знакомый аэродром. Удаление до него - ещё больше тридцати километров, и самолёты находятся почти что в створе посадочной прямой на высоте 1500 метров. Но примерно в этом же районе превышение рельефа местности над уровнем моря - до 950 метров. А потому дальнейшее снижение экипаж ИЛ-76 запрашивает лишь отвернув левее, сохраняя при этом свою высоту. Долго идёт диалог между Илом и руководителем полёта о том, как дальше снижаться-заходить... РП сначала даёт команду на разэшелонированное снижение Ила и истребителей. С борта его убеждают в том, что дальнейшее снижение-заход нужно делать всем вместе, не размыкаясь... Вот и пройден "гнилой угол" на приаэродромном кругу - опасное место с крутобокими сопками, высоко вздымающимися из вдающегося глубоко в залив мыса. До точки - удаление двадцать километров. Вся группа, снижаясь, идёт левее посадочного курса. Вот тут бы и довернуться в створ впереди лежащей полосы, ну хоть немного поэнергичнее! И, снизившись под облака, как раз вывести истребителей визуально на посадочную прямую. А уж там они бы сами быстро сориентировались: благо маневренные характеристики этих машин и лётные навыки пилотирующих их лётчиков позволяют, особо не напрягаясь, зайти визуально и сесть из любого мыслимого положения - да хоть с полупереворота! И видимость в том районе неплохая, и облачность в этом месте совсем не страшная: баллов шесть, тонкая, с верхним краем метров восемьсот и нижним - порядка шестисот: в разрывах впереди уже мелькала ВПП... Но нет, "тяжёлый" лидер, плавно продолжая снижаться, начинает "размазывать" заход правым отворотом от дальнего привода, на который он вышел под значительным углом к посадочному курсу. И этот заход по своей размазанности не влезает даже в его - "тяжеловиков" - мерки. На разворотах крены всего по пятнадцать градусов, в радиообмене - лишние, неуверенные фразы, длинные повторы, всё больше усугубляющие взаимонепонимание ведущего и ведомых... По траектории захода облачность становится всё гуще... Старший группы истребителей Александр Личкун ещё попытался сделать всё более приемлемым для истребителей. На втором развороте он начал уговаривать командира Ила, доложившего перед тем о занятии высоты 850 метров: - Снижайтесь..., - но генерал Личкуна явно не понял. Он даёт команду: - Приготовиться к горизонту. - Снижайтесь, здесь плохо видно, под облака снижайтесь! Логику Александра понять несложно. Именно здесь они - над чистой водой, совсем недалеко от только что пройденного аэродрома и в противоположном от "гнилого угла" месте круга. И теперь, выйдя вниз под облака, они обеспечили бы простой и безопасный визуальный заход... Но старший "Витязь" так и остаётся непонятым лидером всей группы! С Ила-семьдесят шестого, размазывающего круг на боковое удаление в двадцать километров (это примерно вдвое больше обычного), несутся в эфир длинные фразы: - Хорошо, продолжаем разворотом с креном 15(, устанавливаю 450 скорость, продолжаем разворот, высота 600, скорость 450, крен 15... До катастрофы остаётся четыре минуты лёта... Невероятно размазанный по ширине заход теперь начал растягиваться и по дальности, в самом опасном направлении - в сторону "гнилого угла". А облачность - всё плотнее. Начинаются осадки. Руководитель полётов, беспокоясь, обращается к ведущему Илу: - Земля под тобой просматривается, 623? - Практически нет, временами. - Вас понял, после прохода траверза третий не затягивать. - Понял. - Визуально сопки не наблюдаю... У ребят на истребителях, держащих в этом густеющем мареве своё место в сомкнутом шестисамолётном строю - всё меньше и меньше свободного внимания, чтобы хоть как-то по приборам отслеживать параметры полёта и траекторию захода. Все силы отданы на то, чтобы сохранять считанные метры интервала и дистанции, держась в строю за лидером. Сохранять - чего бы это ни стоило! Саша Личкун, обращаясь к крайнему правому ведомому, Коле Кордюкову, интересуется: - 6-й, у тебя работает хоть что-нибудь - А кто его знает... До катастрофы остаётся две с половиной минуты... Возможностей отслеживать по приборам хоть что-то у лётчиков на истребителях практически не остаётся. Всё внимание, до боли в глазах лишь за остекление фонаря, таящему во всё сгущающейся облачности лидеру. Ему теперь - выбора нет! - доверены судьбы всех "Витязей"... А он почему-то, не внимая ни предупреждению РП, ни всем ранее оговоренным схемам захода и мерам безопасности, продолжает растягивать круг на недозволенное удаление. Третий разворот, вместо строго оговоренной дальности - не более двадцати километров, начинает выполняться только на двадцати семи... На высоте шестьсот метров. И всё с тем же размазанным темпом... Но вот уже и выдерживание плотного строя для истребителей становится совсем затруднительным. Идущий первым справа Боря Григорьев обращается к стоящим дальше за ним ведомым: - 5-й, ближе становись, потеряем! До катастрофы - две минуты десять секунд... С радиальным удалением под тридцать километров, траектория летящей на шестистах метрах в густом "молоке" группы неуклонно вползает в "гнилой угол". Плотная облачность с осадками надёжно замаскировала затаившуюся впереди опасность: горушки Ныокни высотой 722 метра и Вунгганг высотой 950 метров! "Слепо" стоять в этом строю становится невыносимым, особенно для крайних ведомых. В эфире - возглас Коли Кордюкова: - Сейчас, я - 6-й, ещё чуть-чуть уже и потеряю!... Боря Григорьев "поджимает" свой край строя: - 4-й, под двигателями становись, а то потеряем. ... Да, уж лучше бы они тогда растерялись! И, как положено в таких случаях, не задумываясь ушли бы в набор, за облака. А там уж зашли бы как попало. Или, на худой конец, - да и чёрт с ним! - попрыгали бы... Но нет: не опозорив профессиональную честь пилотажников, ребята мучились с выдерживанием места в строю за лидером, доверившись ему полностью, до самого конца...
За правой консолью ИЛ-76 вдруг понёсся огненный вал! Из него, словно две искорки, брызнули в эфир обрывки фраз: - ПРЫГ... - КАТП... Экипажи Ила и обоих левых "Сухих", спарки и боевого, тут же "поддёрнули" машины в набор высоты! Выскочившая за облака оставшаяся пара СУ-двадцать седьмых, Личкун-Климов и Ковальский, промолив по радио несколько безответных запросов своим товарищам, осталась в воздухе совершенно потерянной: и без лидера, и без собственных средств навигации... Но кровожадная судьба-злодейка, очевидно, на сей раз уже насытилась принесёнными ей жертвами! Каким-то чудом в разрывах облаков ребята увидели взлётно-посадочную полосу совершенно другого аэродрома. "Нырнув" туда, они с ходу произвели посадку на неработающий аэродром вьетнамских ВВС. А ИЛ-76 ещё с полчаса ходил по кругу аэродрома Камрань, пытаясь увидеть или услышать хоть что-то от пропавших - ну хоть один сигнал аварийного радиомаячка, автоматически включающегося при катапультировании лётчика! Безрезультатно!... ... Поисковые работы по причине неважной погоды и исключительной труднодоступности места столкновения самолётов с сопкой длились больше трёх суток. Останки одного лишь Бориса Григорьева были найдены болтающимися на стропах зацепившегося за деревья на скалах парашюта. Остальные ребята влетели в склон горы, словно в стену, оставаясь в кабинах боевых машин...
СВОЙ ГОРЬКИЙ ОПЫТ: СБРОС ФОНАРЯ
С каждым годом всё сложнее и болезненнее проходит восстановление навыков в технике пилотирования, особенно при выполнении наиболее сложных видов лётной подготовки. Хроническое "недолётывание" вследствие кризиса всех летательных "жанров", невыполнение даже минимальных норм налёта - и в боевой авиации, и в испытательной - делает эти самые наши навыки и без того не очень-то устойчивыми. А экономический кризис, нехватка матчасти, ресурса, обслуги, керосина, желания начальников и ещё бог знает чего... превращает в мучение восстановление непрочных лётных навыков после образующихся длительных перерывов, особенно после малополётного зимнего сезона. Впрочем, объективно нужно отметить, что мне лично роптать на этот фактор некорректно, и тому есть две причины. Во-первых, как командир отряда лётчиков-испытателей я, в силу своих служебных обязанностей, несу ответственность за поддержание на нормируемом уровне профессиональных навыков подчинённых лётчиков и методически грамотное их восстановление. И если этот процесс, в силу каких бы то ни было причин, начинает "пробуксовывать", то всегда в этом следует усматривать ту или иную долю собственной вины. Во-вторых, субъективно я, как лётный начальник, имею, конечно же, больше других возможностей поддерживать собственные навыки в технике пилотирования различных типов самолётов. И поэтому применительно к себе и к своим ошибкам ссылаться на этот фактор или оправдываться им для меня вообще грешно. Но я и не хочу оправдываться. Просто для восстановления всей полноты картины происходившего констатирую факты... Итак, идёт восстановление навыков выполнения демонстрационного комплекса одиночного пилотажа на самолёте СУ-30. На этот вид подготовки на этом аэроплане я не летал почти год, со времени окончания авиасалона "МАКС-97". Вторник, 2 июня 1998 года. Вчера я слетал первый полёт. Как и положено в начале - методично, пилотируя по разделениям, поплавнее и повыше... И всё равно, для начала показалось тяжеловато! Сегодня с утра, в самом начале лётного дня, я слетал "за второго" у Володи Логиновского, в задней кабине на этой же машине. Мы оба восстанавливаемся одновременно, и "посидеть" друг у друга за второго, проследить за чистотой пилотирования или допускаемыми отклонениями, сказать товарищу, что и как, при том критически взглянув на себя, - занятие не бесполезное. После Вовиного вылета следует мой. Но прежде чем мы, поменявшись кабинами, сели в самолёт, в обстановке неопределённости протянулся почти весь день. В институте работала некая комиссия, и наш тренировочный вылет было необходимо выполнить лишь по окончании её официальных мероприятий. Пришлось долго ждать, а когда, наконец-то, мы запустили двигатели и вырулили на взлётную полосу, выяснилось, что, не дождавшись, бросил портативную радиостанцию и, никого не поставив в известность, ушёл "выносной руководитель полётов" - один из наших коллег. Отдельно от штатного, выносной РП формально требуется всегда при пилотировании над лётным полем на малой высоте. И напрасно, стоя на взлётной, мы на два голоса со штатным РП пытались по радио до него дозваться... А в ответ тишина! Потом ещё минут пять я потратил на уговоры по радио штатного РП дать-таки нам слетать. Ну не заруливать же назад из-за мелкой формальности после всех этих мучений!... Впрочем, описанная здесь дерготня никак на полёт не влияла. Точнее - не должна была влиять! Иначе - не летай! Просто, пара предыдущих абзацев как типовой пример отражает ту повседневную обстановку, в проблемах которой, словно в болоте, вязнут все конкретные ответственные дела в ныне разваливаемой авиастроительной отрасли. Наконец, разрешение получено. Включаю форсажи и - вверх! Со взлёта на полных форсажах тяну на петлю. Уборка и контроль шасси, закрылков, входов двигателей... Всё нормально. Вот только скорость в верхней точке маловата. Вова из задней кабины немного "поблажил". Жарко, двигатели не здорово тянут! Но ничего, высота вверху - близкая к расчётной. На выводе её хватает без напрягов, даже с учётом поворота под девяносто градусов - спиной к полосе - на нисходящей части. А скорости на последующем вводе в колокол опять не хватает. Ничего, скомпенсируем это более поздним выключением форсажа. Выхожу в верхнюю точку колокола на расчётной высоте, без боковых движений. Хорошо! Ровно выпадаем вниз, включаю форсажи, вывожу, отворачиваю влево и, скрутив виток связующей "кадушки на углах", захожу по полосе для следующего маневра... Ну и так далее... Открутил целиком весь комплекс, где-то - на четвёрочку с минусом. Всё вроде привычно становится на свои места, в том числе и промокший на спине комбинезон. Строю заход на посадку, как обычно в этих комплексах - со сложного маневра: двойного восходящего разворота с полубочкой (наше жаргонное название - "ухо") и последующего полупереворота. Но садиться пока не рассчитываю: топлива ещё достаточно, и, уйдя с выравнивания, можно будет покрутить дополнительно отдельные элементы. Как правило, в таких случаях - те, что хуже получаются. Тяну влево на "ухо". Задирая нос, поворачиваюсь опять под девяносто к взлётно-посадочной полосе, на которую должен зайти с маневра так, чтобы лишь на выравнивании, убрав крен, оказаться точно в её начале, точно по её оси. Теперь она у меня сзади-слева. Вращаюсь - на полубочке она через мой "верх" сзади переместится направо, но всё это я представляю лишь умозрительно. Глазами я увижу полосу только в конечной трети маневра - уже после того, как, перевернувшись через голову и выпустив шасси, потяну дальше машину на углах для захода вправо-со-снижением. Крутя полубочку, я должен выпускать шасси. Это так и задумано - в такой момент демонстрируется совершенство электродистанционной системы управления самолётом, которая, перестраиваясь в момент перехода на взлётно-посадочную конфигурацию, не вносит, тем не менее, перебалансировок, мешающих довольно интенсивному маневрированию самолёта. Левая нога и ручка даны по вращению влево. Соответственно, горизонт, проплывая над головой по часовой стрелке, переставляет плоскость земли под мой правый бок. Продолжая вращаться, убираю скольжение и ручкой в продольном канале сбрасываю перегрузку, чтобы не превысить её довольно жёсткого ограничения на момент выпуска шасси. Левой рукой, прибрав обороты, тянусь в левый дальний угол кабины за краном шасси. Он имеет характерную круглую головку, и, чтобы заблокировать его от случайных передвижений, прежде чем переставлять кран на уборку или на выпуск, эту головку нужно потянуть. ... То, что произошло затем, логично и детально объяснить невозможно даже мне - непосредственному участнику и живому, вроде как даже остающемуся в здравом уме, свидетелю события. На фоне всех пробегающих в памяти макрособытий всего дня и микроявлений при маневрировании на пилотаже, ярко отпечатался в моих ассоциациях именно этот стереотип механического движения: взяться за круглую головку крана в дальнем левом углу кабины и потянуть! Берусь за круглую головку и, выискивая глазами для захода выплывающий справа-сверху створ полосы, тяну. Мгновение ещё меня отдалённо гложет какое-то сомнение: вроде как я делаю что-то не то... А спустя какой-то миг, в кабину через обнажившийся козырёк над лобовым стеклом врывается ревущий поток воздуха! Откидная часть фонаря, едва приподнявшись, тут же улетает. И я, словно со стороны, вижу вроде и не мою левую руку, потянувшую за головку крана... открытия фонаря! Тоже круглую, тоже вытягивающуюся и расположенную в дальнем левом углу кабины на панели над краном шасси. Мощный поток "свежего ветерка" мгновенно выдувает из головы все посторонние мысли. Срочно на посадку! Мне-то сидеть в этой открытой кабине не столь уж и дискомфортно: это напоминает упрощенный вариант испытательных полётов без фонаря. На микояновской фирме в своё время такие полёты выполнялись на всех испытывавшихся самолётах, не раз их доводилось выполнять и мне. В некоторых из них в открытой кабине мы доходили до скоростей, почти в два раза превышающих скорость звука... Но как там сейчас Володя? Ведь на этом самолёте лётчик, сидя штатно в задней кабине, как ни на каком другом типе приподнят над передним пилотом. И никаким козырьком при этом не защищён... Сели сходу. Зарулили, выключились. Живы-здоровы... ... На мучительных разборах происшедшего я старался как можно дальше в обсуждениях обходить версию причины случившегося в подобии двух рядом расположенных, отдалённо схожих кранов - открытия-закрытия фонаря и уборки-выпуска шасси. Как гласит старая народная пословица, стоящая в эпиграфе "Ревизора" Гоголя: "На зеркало неча пенять, коли рожа крива!" Ошибся - значит ошибся, ищи причины в себе самом и держи ответ!... ... Из официальной докладной записки лётчика-испытателя А.Ю. Гарнаева: "... 1. Мне не представляется, что в качестве одной из основных причин происшедшего можно считать эргономический фактор. Основной причиной является субъективная ошибка лётчика. 2. Субъективный механизм данной ошибки исходил из того, что после окончания выполнения комплекса демонстрационного пилотажа, при выпуске шасси во время укороченного визуального захода на посадку сработал ошибочный стереотип: "нужно потянуть рукоятку..." Данное тянущее движение действительно применяется и на кране шасси, и на кране фонаря. Именно таким образом произошла данная субъективная ошибка, объективное обобщение которой навряд ли возможно, так как краны шасси и фонаря расположены в разных местах". Кроме вымученных строк о причинах происшедшего - простите! - я сказать здесь ничего не могу. Хотя и являюсь живым, вроде как даже остающимся в здравом уме, свидетелем происшедшего! И к тому же непосредственным его участником...
Борис Михайлович ГРИГОРЬЕВ
ф о т о
Александр Викторович СЫРОВОЙ
ф о т о
Николай Алексеевич ГРЕЧАНОВ
ф о т о
Николай Викторович КОРДЮКОВ
... Участие в проводившейся в Малайзии на аэродроме Лангкави авиационной выставке "ЛИМА-95" уникальным мероприятием для "Русских Витязей" назвать было никак нельзя: полёты именно на эти авиашоу для пилотажной группы стали традиционными, начиная с 1991 года. Да и состав группы недостаточно опытным считать не стоило бы. Правда, за прошедший год в нём сменилась ключевая фигура: прежнего опытного ведущего Владимира Баженова заменил Александр Личкун - но этот парень в профессиональном отношении никогда не вызывал сомнений. В Кубинке он к тому времени пролетал уже больше десяти лет, в группе он пилотировал с самого момента её создания. Да и в роли ведущего до этого рокового тура он с успехом уже себя опробовал в других показах. А из общего количества задействованных в этом мероприятии девяти лётчиков-пилотажников, пятеро летали в Лангкави и на предыдущую выставку "ЛИМА-93". Аэродром Камрань, выбранный командованием российских ВВС для одной из промежуточных посадок по пути в Малайзию и обратно - давняя база авиации нашего Военно-морского флота. Несмотря на очень плохое в тот момент наземное оборудование и необустроенность, для "Витязей" он также был не нов: на него промежуточную посадку группа уже делала по пути в Малайзию. Путь тот был не прост. В самом его начале из Кубинки вылетело аж семь СУ-двадцать седьмых: шестёрка планировалась для пилотажа и один самолёт - резервный. Этот резервный аэроплан и был оставлен на территории России, на крайнем перед пересечением китайской границы промежуточном аэродроме. В небе же над Китаем у машины, пилотируемой Игорем Ткаченко, произошёл отказ одной из двух гидросистем. Оценив обстановку, в воздухе было принято решение: дотянуть всей группой до запланированного аэродрома промежуточной посадки в Китае! Но там, в аэропорту Тянцзинь, быстро исправить дефект не удалось, и группа пошла дальше пятью самолётами. Двое пилотажников, Иван Кирсанов и Игорь Ткаченко, на дальнейший перелёт вынуждены были превратиться в пассажиров лидирующего группу ИЛ-76. Этот ИЛ-76 играл роль отнюдь не только транспортного корабля. Он, единственный из всех участвовавших в перелёте воздушных судов, будучи оснащённым навигационным оборудованием в соответствии со всеми стандартными требованиями для выполнения международных полётов, и имея на борту членов штатного экипажа, владевших знанием международных правил и фразеологией радиообмена, играл роль лидера группы. Роль, оказавшуюся, к несчастью, роковой... Но просто винить в произошедшем тот экипаж и его командира генерал-майора авиации Гребенникова, означало бы проявить непрофессиональный подход к оценке лётного происшествия! А, следовательно, в таком случае можно и легко "заблудиться" в выводах, неверно выявить пути предотвращения подобных инцидентов в будущем... Таким образом, все перелёты над иностранной территорией выполнялись группой СУ-двадцать седьмых только лишь в общем строю с ИЛ-76, следовавшем по стандартным международным трассам и заводившим ребят на запланированные аэродромы посадки. Лишь увидев взлётно-посадочную полосу, они распускались и дальше плотно друг за другом строили визуальный расчёт на посадку. Сами же по себе все "Сухие" в зарубежном небе были "слепы" и "глухи": боевые самолёты не были оборудованы международными навигационными средствами. А потому и знания соответствующих международных правил самолётовождения и ведения радиообмена на английском языке у сидевших в них пилотов были лишь "номинальными". Уже после всего случившегося, и оборудование самолётов, и подготовка самих пилотов-"Витязей" к выполнению международных полётов претерпели радикальные изменения - ныне они уже уверенно рассекают небеса любой из стран мира без всякого "тяжёлого" лидирования. И каждый из них, в случае необходимости, может сам, в одиночку "дотопать" и зайти на посадку на любой запланированный или же запасной аэродром. Но это - теперь! Тогда же, в девяносто пятом, на подобное рассчитывать не приходилось... И - увы! гораздо более логичный вариант выбора маршрута принимавшими решения высокими чинами (по рангу - гораздо выше, чем "Витязи" или экипаж ИЛ-76) в Главном штабе ВВС не рассматривался... Подобным вариантом мог бы подразумеваться выбор в качестве аэродрома промежуточной посадки в том районе не плохо оборудованного Камраня, а одного из вьетнамских международных аэропортов - скажем, Хошимина-Ханоя. Ну а зачем же нужен оснащённый наземным оборудованием, соответствующим всем международным нормам, интернациональный аэропорт для посадки группы, за которую ещё и придётся заплатить валютой? Всё равно: ни самолёты, ни сидящие в них пилоты поодиночке воспользоваться всей полнотой этих преимуществ не смогут. Уж лучше тогда всем вместе, да что попроще - и почти задаром... Скажем, - Камрань... Итак, совершив на нём благополучную посадку по пути в Малайзию, группа из пяти СУ-27 - двух "спарок" и трёх "боевых" - проследовала дальше, на Лангкави. Выставка прошла неплохо - хотя, конечно, одной машины для отработанной программы группового пилотажа шестёркой явно не хватало. Оставивший эту машину в Тянцзине, Игорь Ткаченко стоял в группе на другом боевом самолёте крайним слева, следом за "сосавшим крыло" Личкуна Владимиром Ковальским, а после роспуска строя Игорь ещё и "докручивал" демонстрационный комплекс одиночного пилотажа. Вторым ведомым справа в этом строю был Николай Гречанов, а крайним правым - Борис Григорьев. ... Вот и позади шум-гам и веселье большого авиационного праздника. Пора собираться в непростой обратный путь. На обратном маршруте вся пятёрка выстроилась за своим лидером ИЛ-76. Личкун на спарке СУ-27УБ - слева, в его задней кабине Сергей Климов, а за ним крайним с левой стороны на одноместном СУ-27 - Владимир Ковальский. Справа от Ила - спарка Григорьев-Сыровой, и далее на двух боевых друг за другом Гречанов и Кордюков. Монотонный маршрутный полёт в полурасслабленном - после всех динамичных пилотажных комплексов - строю... Но вот впереди и Камрань! Ребята подтянулись, встали поплотнее - начинается снижение для захода на посадку... ... Перед моими глазами сейчас - большой лист со старательно вычерченной схемой их захода, ставшего для четверых последним. На крупномасштабную карту со всеми деталями нанесены фактическая линия пути и по её точкам весь, до единой команды, текст радиообмена с выверенными до секунды значениями времени. Эта точная схема, вкупе с сухими записями радиообмена, наглядно отражает, как разворачивалась трагедия. Любому, даже непосвящённому человеку, вглядевшись в неё, отчётливо виден и накал эмоций, и драматизм происходившего. Профессионалу за этими скупыми строками и размазанной траекторией захода очевидны и те явно выходившие далеко за рамки кабин самолётов погрешности, на которые непосредственно повлияли упущения во всей организации. Первое же, что резко бросается в глаза - это громадная, противоречащая образу мышления в воздухе лётчика-истребителя, психологическая несбалансированность экипажа ИЛ-76 с ведомой им группой. Компетенция автора, определяемая более чем десятилетним опытом международных полётов по всему земному шару - причём, что важно, опытом, полученном как на различных истребителях, так и в качестве командира тяжёлых воздушных судов, главным образом того же ИЛ-76 - позволяет ему судить о данных факторах достаточно достоверно... Итак, снижаясь, группа выходит на уже знакомый аэродром. Удаление до него - ещё больше тридцати километров, и самолёты находятся почти что в створе посадочной прямой на высоте 1500 метров. Но примерно в этом же районе превышение рельефа местности над уровнем моря - до 950 метров. А потому дальнейшее снижение экипаж ИЛ-76 запрашивает лишь отвернув левее, сохраняя при этом свою высоту. Долго идёт диалог между Илом и руководителем полёта о том, как дальше снижаться-заходить... РП сначала даёт команду на разэшелонированное снижение Ила и истребителей. С борта его убеждают в том, что дальнейшее снижение-заход нужно делать всем вместе, не размыкаясь... Вот и пройден "гнилой угол" на приаэродромном кругу - опасное место с крутобокими сопками, высоко вздымающимися из вдающегося глубоко в залив мыса. До точки - удаление двадцать километров. Вся группа, снижаясь, идёт левее посадочного курса. Вот тут бы и довернуться в створ впереди лежащей полосы, ну хоть немного поэнергичнее! И, снизившись под облака, как раз вывести истребителей визуально на посадочную прямую. А уж там они бы сами быстро сориентировались: благо маневренные характеристики этих машин и лётные навыки пилотирующих их лётчиков позволяют, особо не напрягаясь, зайти визуально и сесть из любого мыслимого положения - да хоть с полупереворота! И видимость в том районе неплохая, и облачность в этом месте совсем не страшная: баллов шесть, тонкая, с верхним краем метров восемьсот и нижним - порядка шестисот: в разрывах впереди уже мелькала ВПП... Но нет, "тяжёлый" лидер, плавно продолжая снижаться, начинает "размазывать" заход правым отворотом от дальнего привода, на который он вышел под значительным углом к посадочному курсу. И этот заход по своей размазанности не влезает даже в его - "тяжеловиков" - мерки. На разворотах крены всего по пятнадцать градусов, в радиообмене - лишние, неуверенные фразы, длинные повторы, всё больше усугубляющие взаимонепонимание ведущего и ведомых... По траектории захода облачность становится всё гуще... Старший группы истребителей Александр Личкун ещё попытался сделать всё более приемлемым для истребителей. На втором развороте он начал уговаривать командира Ила, доложившего перед тем о занятии высоты 850 метров: - Снижайтесь..., - но генерал Личкуна явно не понял. Он даёт команду: - Приготовиться к горизонту. - Снижайтесь, здесь плохо видно, под облака снижайтесь! Логику Александра понять несложно. Именно здесь они - над чистой водой, совсем недалеко от только что пройденного аэродрома и в противоположном от "гнилого угла" месте круга. И теперь, выйдя вниз под облака, они обеспечили бы простой и безопасный визуальный заход... Но старший "Витязь" так и остаётся непонятым лидером всей группы! С Ила-семьдесят шестого, размазывающего круг на боковое удаление в двадцать километров (это примерно вдвое больше обычного), несутся в эфир длинные фразы: - Хорошо, продолжаем разворотом с креном 15(, устанавливаю 450 скорость, продолжаем разворот, высота 600, скорость 450, крен 15... До катастрофы остаётся четыре минуты лёта... Невероятно размазанный по ширине заход теперь начал растягиваться и по дальности, в самом опасном направлении - в сторону "гнилого угла". А облачность - всё плотнее. Начинаются осадки. Руководитель полётов, беспокоясь, обращается к ведущему Илу: - Земля под тобой просматривается, 623? - Практически нет, временами. - Вас понял, после прохода траверза третий не затягивать. - Понял. - Визуально сопки не наблюдаю... У ребят на истребителях, держащих в этом густеющем мареве своё место в сомкнутом шестисамолётном строю - всё меньше и меньше свободного внимания, чтобы хоть как-то по приборам отслеживать параметры полёта и траекторию захода. Все силы отданы на то, чтобы сохранять считанные метры интервала и дистанции, держась в строю за лидером. Сохранять - чего бы это ни стоило! Саша Личкун, обращаясь к крайнему правому ведомому, Коле Кордюкову, интересуется: - 6-й, у тебя работает хоть что-нибудь - А кто его знает... До катастрофы остаётся две с половиной минуты... Возможностей отслеживать по приборам хоть что-то у лётчиков на истребителях практически не остаётся. Всё внимание, до боли в глазах лишь за остекление фонаря, таящему во всё сгущающейся облачности лидеру. Ему теперь - выбора нет! - доверены судьбы всех "Витязей"... А он почему-то, не внимая ни предупреждению РП, ни всем ранее оговоренным схемам захода и мерам безопасности, продолжает растягивать круг на недозволенное удаление. Третий разворот, вместо строго оговоренной дальности - не более двадцати километров, начинает выполняться только на двадцати семи... На высоте шестьсот метров. И всё с тем же размазанным темпом... Но вот уже и выдерживание плотного строя для истребителей становится совсем затруднительным. Идущий первым справа Боря Григорьев обращается к стоящим дальше за ним ведомым: - 5-й, ближе становись, потеряем! До катастрофы - две минуты десять секунд... С радиальным удалением под тридцать километров, траектория летящей на шестистах метрах в густом "молоке" группы неуклонно вползает в "гнилой угол". Плотная облачность с осадками надёжно замаскировала затаившуюся впереди опасность: горушки Ныокни высотой 722 метра и Вунгганг высотой 950 метров! "Слепо" стоять в этом строю становится невыносимым, особенно для крайних ведомых. В эфире - возглас Коли Кордюкова: - Сейчас, я - 6-й, ещё чуть-чуть уже и потеряю!... Боря Григорьев "поджимает" свой край строя: - 4-й, под двигателями становись, а то потеряем. ... Да, уж лучше бы они тогда растерялись! И, как положено в таких случаях, не задумываясь ушли бы в набор, за облака. А там уж зашли бы как попало. Или, на худой конец, - да и чёрт с ним! - попрыгали бы... Но нет: не опозорив профессиональную честь пилотажников, ребята мучились с выдерживанием места в строю за лидером, доверившись ему полностью, до самого конца...
За правой консолью ИЛ-76 вдруг понёсся огненный вал! Из него, словно две искорки, брызнули в эфир обрывки фраз: - ПРЫГ... - КАТП... Экипажи Ила и обоих левых "Сухих", спарки и боевого, тут же "поддёрнули" машины в набор высоты! Выскочившая за облака оставшаяся пара СУ-двадцать седьмых, Личкун-Климов и Ковальский, промолив по радио несколько безответных запросов своим товарищам, осталась в воздухе совершенно потерянной: и без лидера, и без собственных средств навигации... Но кровожадная судьба-злодейка, очевидно, на сей раз уже насытилась принесёнными ей жертвами! Каким-то чудом в разрывах облаков ребята увидели взлётно-посадочную полосу совершенно другого аэродрома. "Нырнув" туда, они с ходу произвели посадку на неработающий аэродром вьетнамских ВВС. А ИЛ-76 ещё с полчаса ходил по кругу аэродрома Камрань, пытаясь увидеть или услышать хоть что-то от пропавших - ну хоть один сигнал аварийного радиомаячка, автоматически включающегося при катапультировании лётчика! Безрезультатно!... ... Поисковые работы по причине неважной погоды и исключительной труднодоступности места столкновения самолётов с сопкой длились больше трёх суток. Останки одного лишь Бориса Григорьева были найдены болтающимися на стропах зацепившегося за деревья на скалах парашюта. Остальные ребята влетели в склон горы, словно в стену, оставаясь в кабинах боевых машин...
СВОЙ ГОРЬКИЙ ОПЫТ: СБРОС ФОНАРЯ
С каждым годом всё сложнее и болезненнее проходит восстановление навыков в технике пилотирования, особенно при выполнении наиболее сложных видов лётной подготовки. Хроническое "недолётывание" вследствие кризиса всех летательных "жанров", невыполнение даже минимальных норм налёта - и в боевой авиации, и в испытательной - делает эти самые наши навыки и без того не очень-то устойчивыми. А экономический кризис, нехватка матчасти, ресурса, обслуги, керосина, желания начальников и ещё бог знает чего... превращает в мучение восстановление непрочных лётных навыков после образующихся длительных перерывов, особенно после малополётного зимнего сезона. Впрочем, объективно нужно отметить, что мне лично роптать на этот фактор некорректно, и тому есть две причины. Во-первых, как командир отряда лётчиков-испытателей я, в силу своих служебных обязанностей, несу ответственность за поддержание на нормируемом уровне профессиональных навыков подчинённых лётчиков и методически грамотное их восстановление. И если этот процесс, в силу каких бы то ни было причин, начинает "пробуксовывать", то всегда в этом следует усматривать ту или иную долю собственной вины. Во-вторых, субъективно я, как лётный начальник, имею, конечно же, больше других возможностей поддерживать собственные навыки в технике пилотирования различных типов самолётов. И поэтому применительно к себе и к своим ошибкам ссылаться на этот фактор или оправдываться им для меня вообще грешно. Но я и не хочу оправдываться. Просто для восстановления всей полноты картины происходившего констатирую факты... Итак, идёт восстановление навыков выполнения демонстрационного комплекса одиночного пилотажа на самолёте СУ-30. На этот вид подготовки на этом аэроплане я не летал почти год, со времени окончания авиасалона "МАКС-97". Вторник, 2 июня 1998 года. Вчера я слетал первый полёт. Как и положено в начале - методично, пилотируя по разделениям, поплавнее и повыше... И всё равно, для начала показалось тяжеловато! Сегодня с утра, в самом начале лётного дня, я слетал "за второго" у Володи Логиновского, в задней кабине на этой же машине. Мы оба восстанавливаемся одновременно, и "посидеть" друг у друга за второго, проследить за чистотой пилотирования или допускаемыми отклонениями, сказать товарищу, что и как, при том критически взглянув на себя, - занятие не бесполезное. После Вовиного вылета следует мой. Но прежде чем мы, поменявшись кабинами, сели в самолёт, в обстановке неопределённости протянулся почти весь день. В институте работала некая комиссия, и наш тренировочный вылет было необходимо выполнить лишь по окончании её официальных мероприятий. Пришлось долго ждать, а когда, наконец-то, мы запустили двигатели и вырулили на взлётную полосу, выяснилось, что, не дождавшись, бросил портативную радиостанцию и, никого не поставив в известность, ушёл "выносной руководитель полётов" - один из наших коллег. Отдельно от штатного, выносной РП формально требуется всегда при пилотировании над лётным полем на малой высоте. И напрасно, стоя на взлётной, мы на два голоса со штатным РП пытались по радио до него дозваться... А в ответ тишина! Потом ещё минут пять я потратил на уговоры по радио штатного РП дать-таки нам слетать. Ну не заруливать же назад из-за мелкой формальности после всех этих мучений!... Впрочем, описанная здесь дерготня никак на полёт не влияла. Точнее - не должна была влиять! Иначе - не летай! Просто, пара предыдущих абзацев как типовой пример отражает ту повседневную обстановку, в проблемах которой, словно в болоте, вязнут все конкретные ответственные дела в ныне разваливаемой авиастроительной отрасли. Наконец, разрешение получено. Включаю форсажи и - вверх! Со взлёта на полных форсажах тяну на петлю. Уборка и контроль шасси, закрылков, входов двигателей... Всё нормально. Вот только скорость в верхней точке маловата. Вова из задней кабины немного "поблажил". Жарко, двигатели не здорово тянут! Но ничего, высота вверху - близкая к расчётной. На выводе её хватает без напрягов, даже с учётом поворота под девяносто градусов - спиной к полосе - на нисходящей части. А скорости на последующем вводе в колокол опять не хватает. Ничего, скомпенсируем это более поздним выключением форсажа. Выхожу в верхнюю точку колокола на расчётной высоте, без боковых движений. Хорошо! Ровно выпадаем вниз, включаю форсажи, вывожу, отворачиваю влево и, скрутив виток связующей "кадушки на углах", захожу по полосе для следующего маневра... Ну и так далее... Открутил целиком весь комплекс, где-то - на четвёрочку с минусом. Всё вроде привычно становится на свои места, в том числе и промокший на спине комбинезон. Строю заход на посадку, как обычно в этих комплексах - со сложного маневра: двойного восходящего разворота с полубочкой (наше жаргонное название - "ухо") и последующего полупереворота. Но садиться пока не рассчитываю: топлива ещё достаточно, и, уйдя с выравнивания, можно будет покрутить дополнительно отдельные элементы. Как правило, в таких случаях - те, что хуже получаются. Тяну влево на "ухо". Задирая нос, поворачиваюсь опять под девяносто к взлётно-посадочной полосе, на которую должен зайти с маневра так, чтобы лишь на выравнивании, убрав крен, оказаться точно в её начале, точно по её оси. Теперь она у меня сзади-слева. Вращаюсь - на полубочке она через мой "верх" сзади переместится направо, но всё это я представляю лишь умозрительно. Глазами я увижу полосу только в конечной трети маневра - уже после того, как, перевернувшись через голову и выпустив шасси, потяну дальше машину на углах для захода вправо-со-снижением. Крутя полубочку, я должен выпускать шасси. Это так и задумано - в такой момент демонстрируется совершенство электродистанционной системы управления самолётом, которая, перестраиваясь в момент перехода на взлётно-посадочную конфигурацию, не вносит, тем не менее, перебалансировок, мешающих довольно интенсивному маневрированию самолёта. Левая нога и ручка даны по вращению влево. Соответственно, горизонт, проплывая над головой по часовой стрелке, переставляет плоскость земли под мой правый бок. Продолжая вращаться, убираю скольжение и ручкой в продольном канале сбрасываю перегрузку, чтобы не превысить её довольно жёсткого ограничения на момент выпуска шасси. Левой рукой, прибрав обороты, тянусь в левый дальний угол кабины за краном шасси. Он имеет характерную круглую головку, и, чтобы заблокировать его от случайных передвижений, прежде чем переставлять кран на уборку или на выпуск, эту головку нужно потянуть. ... То, что произошло затем, логично и детально объяснить невозможно даже мне - непосредственному участнику и живому, вроде как даже остающемуся в здравом уме, свидетелю события. На фоне всех пробегающих в памяти макрособытий всего дня и микроявлений при маневрировании на пилотаже, ярко отпечатался в моих ассоциациях именно этот стереотип механического движения: взяться за круглую головку крана в дальнем левом углу кабины и потянуть! Берусь за круглую головку и, выискивая глазами для захода выплывающий справа-сверху створ полосы, тяну. Мгновение ещё меня отдалённо гложет какое-то сомнение: вроде как я делаю что-то не то... А спустя какой-то миг, в кабину через обнажившийся козырёк над лобовым стеклом врывается ревущий поток воздуха! Откидная часть фонаря, едва приподнявшись, тут же улетает. И я, словно со стороны, вижу вроде и не мою левую руку, потянувшую за головку крана... открытия фонаря! Тоже круглую, тоже вытягивающуюся и расположенную в дальнем левом углу кабины на панели над краном шасси. Мощный поток "свежего ветерка" мгновенно выдувает из головы все посторонние мысли. Срочно на посадку! Мне-то сидеть в этой открытой кабине не столь уж и дискомфортно: это напоминает упрощенный вариант испытательных полётов без фонаря. На микояновской фирме в своё время такие полёты выполнялись на всех испытывавшихся самолётах, не раз их доводилось выполнять и мне. В некоторых из них в открытой кабине мы доходили до скоростей, почти в два раза превышающих скорость звука... Но как там сейчас Володя? Ведь на этом самолёте лётчик, сидя штатно в задней кабине, как ни на каком другом типе приподнят над передним пилотом. И никаким козырьком при этом не защищён... Сели сходу. Зарулили, выключились. Живы-здоровы... ... На мучительных разборах происшедшего я старался как можно дальше в обсуждениях обходить версию причины случившегося в подобии двух рядом расположенных, отдалённо схожих кранов - открытия-закрытия фонаря и уборки-выпуска шасси. Как гласит старая народная пословица, стоящая в эпиграфе "Ревизора" Гоголя: "На зеркало неча пенять, коли рожа крива!" Ошибся - значит ошибся, ищи причины в себе самом и держи ответ!... ... Из официальной докладной записки лётчика-испытателя А.Ю. Гарнаева: "... 1. Мне не представляется, что в качестве одной из основных причин происшедшего можно считать эргономический фактор. Основной причиной является субъективная ошибка лётчика. 2. Субъективный механизм данной ошибки исходил из того, что после окончания выполнения комплекса демонстрационного пилотажа, при выпуске шасси во время укороченного визуального захода на посадку сработал ошибочный стереотип: "нужно потянуть рукоятку..." Данное тянущее движение действительно применяется и на кране шасси, и на кране фонаря. Именно таким образом произошла данная субъективная ошибка, объективное обобщение которой навряд ли возможно, так как краны шасси и фонаря расположены в разных местах". Кроме вымученных строк о причинах происшедшего - простите! - я сказать здесь ничего не могу. Хотя и являюсь живым, вроде как даже остающимся в здравом уме, свидетелем происшедшего! И к тому же непосредственным его участником...